Невезде

Игорь Тутов был не обычный мальчик к своим задвадцати. Мальчик он был обычненький, немного сочный, но на этом, пожалуй, и все. Сочный или губастый, как те, с рыбьими глазами, что возвращаются из армии и пробухав месяцок идут работать в автомастерскую. Игорь тоже был в армии, где хоть с ним и происходили некоторые приключения, однако ни одно из них за рамки банальностей вываливаться не думало. Была там, пожалуй, парочка событий имевших некое воздействие на Тутова, но о них он говорить не любил, хотя конечно пробухивая месяцок, рассказ о них имел место, правда только одному товарищу – Женьке. Женька был хорошим приятелем Тутова, до армии, но время взяло свое. Пока Игорь плавал в океане пост-подросткового отупения, Женя наслаждался получением университетского знания в области великой науки любви к мудрости, от чего конечно тупел не менее, но в другом направлении. Первая история, о которой Игорь поведал Женьке, была скандального характера и почти сразу после рассказа вытеснилась из сознания обоих, а суть ее была в том, что в результате удачно произведенной в рамках Игоревой роты браги, и следующей за этим чудом, не менее чудесной массовой попойки, Игорь обнаружил свой *** во рту сослуживца Пашеньки. Вспомнить, кто был инициатором данного предприятия Игорь не мог, но Жене рассказал, что сам он отключился от выпитого, а когда открыл глаза, Пашенька уже вовсю сосал. Сам Игорь, иногда, когда допускал это воспоминание в свою голову, видел не очень отчетливую сцену того, как сам, насильно прижимал невменяемого Пашеньку к себе, легонько угрожая, но вряд ли даже Пашенька помнил, как все было на самом деле.
Вторая история, о которой Игорь поведал Женьке, тоже имела скандальный характер, однако иного рода. Дело в том, что еще до присяги как-то так получилось, что в братание с Игорем ввязался некий Джафар. Возможно, так получилось от того, что в отличие от многих других новобранцев, Игорь происходил не из около-футбольной правой культуры, испытывающей неприкрытую ненависть к «черным», а скорее из культуры легко криминальной, где дела с «черными» велись скорее сотруднические. Женька криминальные склонности Игоря не одобрял, однако еще в девятом классе с радостью принял от Игоря в дар, отжатый им у пятиклассника новомодный на то время сотовый телефон, но сам Женька в «дела» не ввязывался, все больше склоняясь к прочтению маргинальной литературы во время уроков, прикрывая книгу учебником или тетрадкой. Так или иначе, у самого Игоря могли возникнуть серьезные проблемы с «правыми» сослуживцами, если бы его братание с Джафаром затянулось на подольше, но так не произошло. Вот тут и кроется суть второй истории. Дело в том, что Джафар отказался принимать присягу, и сразу после этого быстренько был отправлен в некие другие места, откуда его связь с Игорем уже не могла продолжаться. Но даже не этот отказ, хотя и он в сумме, был основной причиной того, что Игорь выделял это событие из своей армейской жизни, а скорее разговор, состоявшийся между ним и Джафаром, за пару ночей до принятия присяги.    
- Вот ваш Бог,- говорил Джафар,- он где?
- Как где? – тупил Игорь.
- Ну вот так, где он? Везде?
- Наверное, везде.
- Вот именно, что везде. А Бог, он знаешь где?
- Где?
- Где угодно, только не везде.
- То есть? – еще сильнее тупил Игорь.
- Вот это, то что везде,- страстно махая руками, убеждал Джафар, - это все не Бог, это тварное, и не просто тварное, а еще и владение Иблиса.
- Кого?- невменяемо спросил Игорь.
- Дьявола! – закричал Джафар – Дьявола. И вот когда ты говоришь, что ваш Бог везде, ты говоришь, что ваш Бог это на самом деле Дьявол. Понял?
- Не понял.
Джафар потом еще объяснял Игорю про то, что творец не творит сам себя, а то что он творит не есть он, и про то, что находятся они, творец и творение не в одном и том же месте, и конечно еще пояснял, почему тварное это владение Иблиса, но Игорь ничего не понимал, и не запоминал, однако та страсть, с которой говорил Джафар запала в его сознании, и иногда, лежа после отбоя, Игорь пытался представить себе это «Невезде», где находится Бог, но этими соображениями он конечно ни с кем не делился. За такое пацаны его сами могли опустить.
Вторая история конечно больше задержалась в разговоре между Игорем и Женькой, чем первая, хотя Женька, как человек, претендующий на то, чтобы стать интеллектуалом, не мог не видеть той щекотливой связи, что собирала эти две истории воедино. Однако об этом он говорить Игорю не стал. Но про вторую в отдельности они поговорили. Конечно, как Спинозист, а им Женька себя считал, он не мог принять идею про это «Невезде», как что-то актуальное и в свою очередь, не усложняя, попробовал пояснить Игорю, что размышление в эту сторону тупиковое и ни к чему хорошему не приведет, хотя конечно, он не мог так радикально отсечь заинтересованность товарища, отчего они немного пофантазировали, но все сказанное, было сказано и помыслено уже тысячи раз, и разговор их для внешнего наблюдателя, особенно искушенного в вопросах метафизики вряд ли мог бы вызвать живой интерес.
После первого месяца на гражданке Игорь все реже встречался с Женькой, все более далекую друг от друга форму принимали их субстанции, и к тому моменту, когда Игорь, наконец, перешел от мытья автомобилей к тому, что его допустили ковыряться в моторах, Женька все глубже погружался в актуальные проблемы современной философии и даже гендерные исследования были ему не чужды.
 В какой-то момент Игорь стал прилично зарабатывать и обзавелся собственным автомобилем, ковыряние в котором доставляло ему не малое удовольствие. Прошло еще время, и в результате некоторых махинаций Тутов сам стал владельцем автомастерской. Он приобрел приличное жилье, завел несколько наливных любовниц падких на скользкие деньги, стал культурно выпивать и носить золото. Правда мысль о «Невезде» не отпускала его. Не отпускало его и предчувствие что может быть действительно все это «здесь» все это тварное, есть не что иное, как владения Дьявола, но практически это предчувствие выражалось лишь в том, что ведя дела, он позволял себе крайне морально неоднозначные решения и все больше терял уважение и сочувствие к окружающему миру. Раз все это Дьявол, думал Тутов, значит, и отношение ко всему может быть только такое, какого достойно зло.
Из всех своих женщин, Игорь больше всего любил ходить к Илоне, так как она казалась ему самой живой и ее любовь ко всему «человеческому» распаляла его. У нее была до жути уютная квартирка. Кругом валялись плюшевые игрушки, какие-то домашние животные, аромосвечи.  Иногда Игорь думал, что Илона есть одно из мест сосредоточения дьявольской энергии, и держать ее рядом было для него важно. Издеваясь над ней, он чувствовал, что так выражает все свое презрение к тварному и тому, что цепляется за «здесь», как за единственное, что есть. Илона, не смотря на всю свою доброту и «человечность» была в таком положении, что отказать Игорю в его утехах она не могла. Деньги нужны были ей сильнее. Тем более, что выходки Тутова, казались ей не более чем простыми прихотями очередного богатого извращенца. Тутов никогда не посвящал ее в то, что за «серьёзная» метафизика лежит за его действиями.
Однажды, после какой-то крупной сделки, прошедшей не без мощных вливаний еле державшийся на ногах Игорь без звонка вломился к Илоне. Как и положено, она приняла его со всей своей купленной любовью и нежностью. Игорь бормотал что-то с трудом понимаемое, но общий посыл был в том, что его достало все это «здесь», все это «везде». И как-то в его разжиженном мозгу появилось соображение, что если и есть где-то «невезде», где-то, где он не был, что он не мог увидеть, так это его жопа. Игорь достал из делового портфеля свежий купленный страпон и кинул им в Илону.
- Надевай! – орал Тутов.
Илона немного испугалась, но перечить не смела, даже несмотря на то, что было очевидно, что Игорь с трудом соображает, что происходит. Дождавшись пока Илона наденет приспособление, осоловелый Игорь снял штаны и повернулся к ней жопой.
- Давай! Действуй!- орал он.
Илона подошла, для нее это было впервые, и неловко трахнула Игоря в зад.
«Невезде» теперь тоже стало «везде». Предугадать это бухой Игорь не мог. Когда он проснулся, им овладело опустошение, но не то, что подобно стыду или разочарованию, а опустошение буквальное. То, что было в Игоре Игорем, хотя и это корявое представление не передает сути произошедшего, отлетело куда-то. Куда – неизвестно, но, кажется что «везде» его не было. Но и «Невезде» о нем тоже не слышали. Оставшееся, тот Игорь, в котором был отлетевший Игорь, конечно, тоже было Игорем, но без Игоря внутри оно было растерянно и мало понимало что происходить.
Как-то испуганно-вяло этот Игорь вышел из дома Илоны, та молча проводила его. Она не поняла, что произошло, разве что почувствовала, что почему-то больше совсем его не боится. Игорь брел по улице и никак не мог вспомнить, куда ему надо и надо ли что-то. И кто он. И что значит надо. И что значит он. И что значит что. И что значит «значит». Игорь шел до тех пор, пока случайно не провалился в приоткрытый канализационный люк.   
К тому времени Женька уже защитил диссертацию на тему феминитивов, и стал уважаемым членом современного леволиберального дискурса. Его идея о том, что женский субъект не может собираться из частей тела имеющих мужскую окраску, была тепло воспринята прогрессивными молодыми людьми и введенные им термины «ротка», вместо «рот», «глазка», вместо «глаз», «животка», вместо «живот», уже внедрялись в развевающийся язык современности.
Женька часто выступал на публике и можно сказать был видным активистом. На организованный им анти-репрессивный митинг в центре города собралось немало юных интеллектуалов и интеллектуалок. Женька что-то уверенно, но извиняясь, вещал в толпе, когда вдруг совсем рядом с ним возникло огромное тело Игоря.   
Тело Игоря оказалось здесь неспроста. Дело в том, что провалившись в люк, Игорь попал в убежище неких радикалов, возглавляемых Джафаром. Тем самым, с которым Игорь пересекался в Армии. Джафар вспомнил Игоря и был рад их неожиданной встрече. Игорь, хоть и был уже отлетевшим, все же почувствовал что-то очень теплое и жуткое, когда смутно улавливал Джафаровский взгляд. Джафар много говорил, а Игорь много кивал, и мимо него прошло то, как его нашпиговали взрывчаткой и то, как на маленьком автомобиле отвезли к площади, где происходил митинг. Игорь шатался мимо интеллектуалов, косо посматривающих на него, пока не подошел вплотную к Женьке. Женька осекся в своей речи. Он как-то замер вглядываясь в глаза старого приятеля, медленно узнавая, но одновременно, совершенно не узнавая его. Наконец что-то щелкнуло. Приятели крепко обнялись.
И после этого еще долго, городские службы собирали с площади части тел, с осторожностью относясь к тому, принадлежали они мужским субъектам или женским или еще каким, какими они считали себя сами.