Чужие дети

 Рассказ
От Кости Лопатина уходила жена. Для него эта страшная новость, как гром среди ясного неба. Ничего не замечал. Никаких признаков не было. И – на тебе. К их дому утром неожиданно подъехала грузовая машина. И жена вдруг дрожащим от напряжения голосом изрекла:

– Костя! Я от тебя ухожу. У меня теперь другой мужчина.

И его, как он до сегодняшнего дня считал, вполне надежная Настя, начала спешно укладывать свои вещи. Костя от неожиданности плюхнулся на стул и обратился в нечто окаменелое и почти не живое. В голове возник такой шум, что мозги его начисто отключились. Никаких мыслей. Никаких решений. Только адский шум в голове.

Зато у его Насти голова, видать, работала хорошо. Она была сосредоточенна и целеустремленна. Все делала четко и быстро. В доме появился незнакомый Косте мужчина. Он забирал упакованные Настей узлы и уносил их в машину. Вся одежда жены и постельные принадлежности очень быстро оказались в стоявшей у дома грузовой машине. Настя вышла на улицу, посмотрела на все уложенное в кузове и, похоже, решила, что забрала все необходимое. Она вернулась в дом и сказала, окаменело сидящему Косте:

– Прощай, Костя. Сухой ты человек. И мужем оказался никудышным. Слава богу, я нашла, наконец, то, что мне нужно.

И вышла из дома. Мотор машины мощно взревел. Слышалось, как она стремительно набирает скорость. И очень быстро во дворе все затихло. В Костиной голове, наконец, начало проясняться. «Да от меня же Настя сбежала!» – прожгло его сознание. – «Да она мне вовсе не жена. Она обычная потаскуха». После такого выхода из окаменения в его голове больно застучало. Мучительно захотелось куда-нибудь спрятаться. И отключиться в крепчайшем сне, чтобы не содрогаться от появившегося в голове отчаянного открытия.
Его вернул к реальной жизни голос сына Витьки. Он стоял у двери своей комнаты со школьным ранцем за спиной. И, как мгновенно сообразил Костя, был свидетелем всего произошедшего в их доме.

– Папа! Что у нас происходит? Мама, что, нас бросила?

– Выходит, сынок, что бросила.

– Куда же она ушла?

– Что ты ко мне пристал? Я откуда знаю. Я знаю столько, сколько и ты. Иди-ка ты, Витя, в школу.

–Да нет. Мне теперь не до школы.

Сын возвратился в свою комнату и плотно закрыл за собой дверь. Как понял Костя, сын закрылся на защелку. На душе у него было беспредельно муторно и гадко. Но спрятаться от позорного события в его доме было некуда. Костя с горечью вспомнил, что он совсем недавно открыл ради любопытства небольшую книжицу на столе у сына Витьки. Открыл ее наугад. Оказалось, стихи. Прочел наугад. И поразился. И запомнил не все стихотворение, а отдельные строки. Начиналось оно словами: «Люди уезжают торопливо, словно их ошпарили крапивой». Остальное в памяти тут же выветрилось. Запомнились последние строки: «Люди, уезжая от себя, люди никуда не уезжают».

Костя тогда хмыкнул и подивился простой житейской мудрости. От себя самого действительно никуда не убежишь. Костя запомнил и автора этих неожиданных стихов – Римма Казакова. Теперь он вспомнил о ее стихах. И о том, что от себя бегать не имеет смысла. Никуда ты от себя не денешься. В голове шум и треск не прекращались. Как от этого избавиться? И тут Костя, наконец, сообразил. Надо напиться. Он послушал, что делает в своей комнате сын. Но оттуда не доносилось ни звука. Ну и бог с ним. Приставать «Папа, не надо напиваться», по крайней мере, не будет.

Он надел свой пиджак. Похлопал по карманам. Кошелек оказался на месте. Достал его и посчитал, сколько там наличности. Денег было достаточно. Костя прямым путем направился к соседке. Та в открытую торговала самогоном. И никакой управы на нее не было. Хотя селяне жаловались куда следует. Но Костя не раз наблюдал. Как участковый Курдюков выходил от соседки, пряча деньги в боковой карман рубашки. Какая тут управа при таком раскладе.

Соседка возилась во дворе:

– Сергевна! Срочно поллитровку. И самого крепчайшего. За крепость приплачиваюсь.
Соседка была всегда в курсе всех событий в селе. И тут она оказалась осведомленной:
– Что, побег Насти решил заглушить. Ох, Костя, не поможет.
Костя заерзал от нетерпения:

– Хватит, Сергевна, молоть языком. А то пойду по другому адресу!
– Щас принесу. Не егози. Успеешь залить свое горе.

И Сергеевна мигом принесла бутылку. Взяла у Кости деньги и положила их себе в карман, не считая. Знает, что Костя не тот человек, который обманет.

Костя пришел домой. Сын по-прежнему из своей комнаты не выходил. Понятное дело, переживает произошедшее в семье. Костя прошел на кухню, взял кружку, налил самогон до краев и, не отрываясь, выпил все до дна. И понял, что закуска ему не требуется. Зафиксировал лишь одно: Сергеевна его не обманула. Самогон принесла наикрепчайший. Переплатил он за него не зря. И сразу почувствовал, что дышать ему теперь легче. И на душе стало посвободнее. Тут же налил в кружку остатки и допил все, ничем не закусывая. Лишь достал из кармана пиджака сигареты. Закурил. Но буквально через несколько минут понял, что, пока еще что-то соображает, надо в постель. Иначе окажется на полу. Иначе сын будет его стыдить. Будет говорить: «Ты, папа, стал как последний алкоголик». Больше он ничего уже не помнил.

Проснулся Костя на следующее утро с большой головной болью. Голову от подушки оторвал с большим трудом. На кухне, по всей вероятности, хозяйствовал Витька. Он зашел туда, и сын встретил его с укоризнами:

– Ну, пап, разве это выход? Так ты просто сопьешься. А в селе у нас и без тебя алкашей – пруд пруди. Ты делай что-нибудь поконкретнее. Я вот пробую сготовить нам что-то поесть. Только у меня ничего не получается.

Костя недовольно подумал: « Еще сопляк сопляком, а отцом уже пытается командовать. Поди, определи, что теперь конкретное, а что мыльный пузырь. Сейчас он понимал одно: из него сегодня плохой работник. Надо отлежаться. Крепко подумать. Хотя больные мозги плохо соображают. А на завтра уже начинать как-то действовать. Он нехотя встал с постели. Отстранил сына плечом от кастрюль. Посмотрел, что тот успел наварнакать. И начал готовить обед. Что-то пошло в него из продуктов, приготовленных сыном. Кое-что пришлось выкинуть в помойное ведро. А в голове никаких мыслей на завтрашний день. Одна только тупая боль. И звон в ушах.

К приходу Витьки из школы отец успел сварить борщ и куриную тушку. На большее у него фантазии не хватило. Но сын не роптал. Наоборот, он похвалил отца, сказав, «А у тебя вкусно получилось». По мнению, самого отца, сбежавшая жена все это приготовила бы гораздо вкуснее.

К вечеру у него созрел какой-никакой план. Он не был уверен, что из него что-то получится. Но надо попробовать. И утром Костя встал уже бодрым. Он открыл гараж, выгнал оттуда свои старенькие «Жигули» и поехал в райцентр. Там он зашел в швейную мастерскую. Раньше это было государственное предприятие. И входило оно в комбинат бытового обслуживания.

Теперь тут всем владел его директор. У него оказался контрольный пакет акций.

Костя прошел в кабинет директора и попросил уделить ему немного времени. Директор отложил в сторону свои бумаги и изобразил на своем лице предельное внимание.

– У вас работает моя жена. Она от меня день назад ушла, – начал говорить Костя.

– Очень вам сочувствую. Но к нашей швейной мастерской это никакого отношения не имеет. Ныне не советская власть. Вопросы личной жизни не в компетенции руководства.

– Да я это хорошо понимаю,– промямлил Костя,– но, может, вы что-то знаете о ее любовных отношениях? А она тут постоянно на ваших глазах. Хотелось бы от кого-то узнать, к кому она от меня ушла. С кем-то она перед уходом любовь крутила?

Предельная внимательность на лице директора сменилась казенной суровостью:
– У меня производственных забот каждый день через край. Мне некогда следить, кто и с кем завязывает любовные отношения.

Костя понял, что заходил к Настиному начальнику напрасно. Только рисковал встретиться со сбежавшей женой. К счастью, этого не случилось. Он вышел на улицу и бесцельно поплелся по тротуару. Еще не хватало попасться на глаза Насте и не затеять с ней свару на улице райцентра. Он зашел в небольшой скверик и уселся там на облупленную за зиму скамейку. Покраска тут на весну и лето еще не проводилась.

Была середина мая. Дни стояли теплые, но не знойные. Деревья покрылись буйной сочной зеленью листвы. В клумбах распускались цветы. Воробьи и синички зазывно чирикали в кронах. То ли искали себе пару для создания потомства, а, следовательно, и для совместного обустройства гнезда. То ли просто у них было подходящее для пения настроение. Костя грустно подумал: «Все в природе тянется к жизни и любви. Только вот у него в самую зрелую пору с этой самой любовью случился полный конфуз. Бросила его жена. Сказала, что из него муж получился никчемный. А у этих птиц, что так зазывно чирикают в листве, видать, все получается вполне благополучно. У них нет ни ревности, ни измены. А впрочем…

И Косте вдруг вспомнилась довольно давняя история. Он не все время работал в частной транспортной конторе подменным водителем. Не работа, а горе. Ждешь-ждешь, когда кто-то из постоянных шоферов заболеет, или запросится на выходной, или просто захочет получить отгулы. Но так бывает далеко не всегда. По большей части Костя сидит дома и бездельничает. Если, конечно, нет никаких дел по своему хозяйству.

Так вот, было время, когда Костя работал в автохозяйстве. И была у них заведующая отделом кадров Юлия Сергеевна. Работала она в автохозяйстве недолго, всего два или три года. Костя теперь уже и не помнит. Но ее рассказ в обеденный перерыв запечатлелся в памяти основательно.

Юлия Сергеевна приехала в районный центр из украинского города Львова. Там она работала заведующей конторой по рекламированию, производимых в городе товаров. В советское время в нашей стране о рекламе товаров не особенно заботились. Люди получали зарплаты, которые не соответствовали покупательскому спросу наших граждан. Граждане многое хотели бы купить. Да в магазинах многого желаемого на полках не было.
Город Львов граничит с Западом. И там поглядывали на Европу. И кое-что оттуда перенимали. Поэтому и создали при горсовете контору по рекламированию товаров. Возглавляла эту контору Юлия Сергеевна. Под ее началом работали только женщины. Контора размещалась на пятом этаже. Здание было построено укороченной буквой «П». Стена одного заворота из рекламного учреждения хорошо просматривалась. Пятый этаж завершался крышей. Под шифером крыши птицы жили. Следовательно, вили свои гнезда. Женщины рекламщицы любили наблюдать за птицами в свободные минуты. И однажды они стали свидетелями забавнейшей истории из птичьей жизни.

Юлия Сергеевна не знала, что за птицы жили под их крышей. Птицы – и птицы. Но одно Юлия Сергеевна знала точно, те птицы на зиму улетали в теплые края. Весной возвращались обратно. Так вот, была весна. Птицы прилетели из теплых краев. И тут же стали вить, или ремонтировать свои гнезда. На одну такую семью женщины обратили свое внимание. Обратили потому, что к этой паре вдруг стала прилетать еще одна птица. Была это самка. Она вытанцовывала и чирикала. Она распевала так, что женщины рекламной конторы поняли: эта самочка изо всех сил стремилась увести самца от своей соперницы.

Сначала самец на эти зазывные ухаживания не обращал никакого внимания. Потом не устоял. И стал все чаще и чаще отлетать с претенденткой на его лапку и сердце в сторону. Его «супруга» в такие моменты просто бесновалась. Она металась из стороны в сторону. Пыталась вступить с соперницей в драку. Но та ловко отлетала в сторону. И с ней вместе отлетал и самец.
В конечном итоге претендентка на самца улетела с ним куда-то. Возможно, претендентка имела гнездо под этой же крышей. Несколько дней оставленная птичка сама носила все, что требовалось для гнезда. Инстинкт откладывания яиц для продолжения своего рода у нее не прошел после ухода ее неверного «супруга». Женщины рекламщицы дружно пришли к выводу, что все мужики – козлы. Они сходили в тот кабинет, над которым обустраивала гнездо брошенная самцом птица, поговорили с работающими там чиновниками. Те разрешили, да и сами поучаствовали в изготовлении подвесной из окна кормушки для бедной «вдовушки».

Но случилась неожиданное и маловероятное. Неверный «супруг» вернулся. Но брошенная им «жена» долго его не принимала. Она бросалась на неверного в таком бешенстве, что с него летели перья. Только самец проявил и терпение, и настойчивость. В конечном итоге, птички помирись. И как теперь сделал вывод Константин, и среди птиц есть неверность и ревность, как и у людей. Если верить рассказу Юлии Сергеевны.

Вспомнив эту историю, Костя пожалел лишь об одном. Зря он рассчитался с работы в автохозяйстве. Там многие его бывшие товарищи чувствуют себя вполне неплохо и по нынешний день. Не то, что у него – сплошная неопределенность. Ушел из автохозяйства в колхоз. Тогда никто и подумать не мог, что они в самое ближайшее время полностью будут развалены. А его колхозный «ЗИЛ» начнет на глазах рассыпаться. Что и говорить, дал тогда Костя маху. То не везло с работой. Теперь, оказалось, не повезло и с женой.

А птички в листве все благостно щебетали. И отводили от Кости все его невзгоды на второй план. Хотелось ни о чем плохом не думать. И только слушать и слушать этих маленьких птичек. Но мысли снова возвращались к себе, у которого, как вышло, налаженная жизнь, рушилась. И Костя горько подумал, что у него осталось постоянным только его имя. С того момента, как он стал на него откликаться, оно никак не меняется. А ему скоро стукнет пятьдесят. И неизменно его все от мала до велика зовут только Костей. И никак иначе. Ни Константином Ивановичем. Ни просто Иванычем, а только Костей. Сам он совершено другой человек. А к нему с пеленочного возраста и до глубокой зрелости только так – Костя. Что-то в нем есть такое, что людей побуждает именно так его называть.

И все-таки птички нащебетали ему желание не сидеть пень-пнем, а начать действовать. В нем созрела уверенность, что не следует терять надежды после беседы с бывшим директором комбината бытового обслуживания того, кто словоохотливее на язык. Он пошел к своим «Жигулям», которые ставил за полкилометра от комбината бытового обслуживания, и взял из машины хозяйственную сумку. Не нести же ему бутылку водки в руках. Как-никак райцентр. Люди будут оглядываться. Могут посчитать его большим нахалом.

Проблема с покупкой бутылки легко разрешилась. Никаких особых сложностей не было. Пришлось лишь немного в очереди постоять. Но где искать собеседника? Костя немного постоял у магазина. Подумал, и решил. Надо снова идти к швейной мастерской. Там, по всей вероятности, есть хозяйственные помещения. В них может быть и нужный ему человек. И не ошибся. Все складские помещения были в этот момент на замках. Лишь в одном складе дверь была открыта настежь и сквозняком оттуда выдувало наружу марлевую занавеску.

Костя подошел к открытой двери и в ее доски громко постучался.
– Кого там черти принесли, – раздался из помещения недружелюбный голос.
Но Костя все-таки решил зайти внутрь, несмотря на столь недружелюбную встречу:
– Меня, принесли черти.

И он вошел в помещение:

– Вы уж меня извините. Но мне нужна помощь. Надеюсь ее от вас получить. Если вы не откажетесь уделить мне минутку внимания.

Костя окинул взглядом помещение и понял, что это, в некотором роде, мастерская. И стоящие под столом в картонном ящике пустые бутылки из-под спиртного свидетельствовали о том, что обитатель этого помещения далеко не трезвенник.

Костя обратился к мужчине примерно его лет, среднего роста, полноватого телосложения и с припухшим лицом. Мешки под глазами еще раз подтверждали его догадку о чрезмерном пристрастии к выпивке сидящего в мастерской незнакомца.

– Как вы смотрите не то, чтобы нам опрокинуть по малой для знакомства? – обратился он к мужчине.

Тот просветлел лицом и ответил:

– У меня ни капли. Если есть у тебя – наливай. Не откажусь от угощения. В моих правилах нет привычки от этого отказываться.

Костя мигом распаковал свою хозяйственную сумку. Достал оттуда буханку хлеба, отрезанный большим топорообразным куском сыр и колбасу. И лишь потом поставил бутылку водки. Открутил пробку и попросил у хозяина стаканы. Тот выдвинул ящик стола и достал требуемое. Костя тут же наполнил стаканы. Один подал мужчине:
– Ну что. Вздрогнем?

Оба смачно выпили, ущипнули от буханки по кусочку хлеба и отломили по дольке сыра. После выпитого мужчина совсем перестал быть букой. На его лице отразилось полная благожелательность. Он предложил поближе познакомиться. Назвал себя Жоркой. Костя в ответ назвал свое имя. И порезал колбасу дольками. Потом наполнил стаканы еще. Снова выпили и закусили. Все это в благожелательном молчании. Окончив жевать, Жорка закурил и обратился к Косте:

– Ты хотел меня о чем-то расспросить. Давай, валяй. Теперь самое время.

И Костя рассказал Жорке о своей беде. И о своем желании узнать, к кому убежала его неверная Настя. Ну, и все остальное, что со всем этим связано.

Жорка задумался:

– Ну и задачу ты мне задал. У нас на эту тему, если что и судачат, то только шепотом. В голос не рекомендуется. Слишком важная персона умыкнула твою неверную супругу.

Жорка жадно затянулся сигаретой. Помолчал, и лишь потом заговорил по делу. Костя с большим удивлением узнал, что его Настя убежала от него не к равному с ним по статусу мужику, а к обстоятельному бизнесмену. У него в райцентре три крупных магазина: продуктовый, хозяйственный и промышленных товаров. И это, не считая магазинов в селах района. Как Жорка полагает, половина торговых точек бывшего райпотребсоюза оказались его собственностью. Сказали: при приватизации у председателя райпотребсоюза был контрольный пакет акции.

Вот так-то. А увел он от Кости его Настю потому, что между ними давным-давно закрутилась большая любовь. Ее нынешнего мужа, или сожителя (Они не расписаны. Так что можно называть, как угодно) зовут Семеном Андреевичем Корнеевым. Раньше он был женат на дочери главы администрации района. Непутевая баба. Любила шумные компании. Пристрастилась к алкоголю. На этой почве и в распущенность ударилась. Семену Андреевичу это очень не нравилось. Да куда денешься? Глава района держал его в ежовых рукавицах. Говорил: «Бросишь дочь – в тюрьме сгною». А в торговле, как известно, все на полузаконном положении. Все по блату, да по махинациям. Вот Семен и никуда не дергался. Хотя его начальственная жена ко всему прочему оказалась бесплодной. А Семен Андреевич очень хотел детей иметь.

От такой жизни он и закрутил любовь с бывшей супругой Кости. Потом первая жена его заболела раком. Да и быстро прибралась. Вот почему по прошествии трех лет Семен Андреевич и умыкнул от Кости его Настю.

От этого рассказа Жорки у Кости весь хмель из головы выветрился. Его стали мучить подозрения. И он, как только его собеседник сделал паузу в своем рассказе, не замедлил поинтересоваться:

– Жора, можно тебя спросить?

– Спрашивай. Для того ты и пришел.

– Этот Семен Андреевич давно с моей женой любовь крутит?

– Очень давно. Лет двадцать. Не менее.

– Так долго? Почему же до меня ничего не доходило об этих шашнях?

Жорка хмыкнул и пояснил:

¬– Я тебе, – Костя, я уже, кажется, говорил, что Семен Андреевич пуще смерти боялся своего тестя. Сейчас тесть пенсионер. А в те годы он был действительно крутым человеком. Не одному, ему не угодному. жизнь поломал. Так что их любовь с твоей супругой была под большим секретом. Наш бывший директор комбината (Теперь я его должность и не выговорю. Как-то длинно и непонятно называется¬) еще со школьной скамьи был близким другом Семена. Семен ходил в нашу шарашку довольно часто. Вот и приметил твою Настасью. Она и очень привлекательной тогда была. Особенно в пору цветущей молодости. Но и прекрасной швеей слыла. К ней из соседних районов с заказами приезжали многие модницы того времени. Твоя Настя была известной мастерицей. Вот на ней Семен Андреевич и остановил свой выбор.
Жорка раскурил очередную сигарету и продолжил:

– Связь у них действительно очень давняя. Только Семен организовал все аккуратно. Страх перед всесильным тестем заставлял его быть таким. Чтобы Семену с твоей Настюхой уединиться, надо было ехать в Воронеж. Там бронировался номер в гостинице. Наш директор выписывал твоей Насте командировку, якобы на семинар по обмену опытом. Вот она туда и уезжала. Семен Андреевич забирал ее в свою машину где-нибудь по пути.

Наш директор Егор Степанович Мязин всем нашим работникам пригрозил: «Если кто  где-нибудь вякнет об этой связи – сам на себя потом будет обижаться». Так что наши работнички крепко держали язык за зубами.

Жорка выкинул окурок в урну и высказал свое сожаление по поводу нынешней жизни. Он помнил времена, когда в швейном цеху полный рабочий день стучали до двадцати швейных машин. И все неплохо получали в конце месяца. Но самая высокая зарплата было у Костиной Насти. Поэтому ее поездки в Воронеж для обмена опытом выглядели вполне убедительно.

Теперь совсем не то. Осталось всего четыре швей. И те чаще сидят без дела. Изредка приезжают женщины с нестандартными фигурами. Им продаваемая в магазинах одежда совсем уж не в пору. Вот они только и выручают наших швей с зарплатой.

Жорка снова примолк. Да и Костя от него основное уже узнал. Пора собираться домой. Но его теперешний собутыльник вдруг встрепенулся и предложил Косте продолжить еще по маленькой. Костя от такого предложения отказался. Сказал, что если выпьет еще, домой не доедет. На прощание он спросил:

– Жора, а кем ты в этой шараге работаешь.

Жорка отвел:

– По обстоятельствам. Когда поступал сюда, был только наладчиком швейных машин. Потом появились компьютеры. Пришлось освоить и эту премудрость. Теперь я вынужден быть мастером на все руки. И компьютеры на мне, и швейные машинки, что еще остались. И газовые котлы отопления, и электричество. Короче, на все руки. Жаль, что тебе нельзя больше выпить. Хороший ты собеседник.

Костя пожал ему крепко руку, поблагодарил за конфидециальную информацию. Жора спросил, что он теперь собирается делать.

–А что я могу в этой ситуации сделать? Мне остается сопеть в тряпочку и не чирикать.

 И Костя расстался со своим собутыльником. Ехал он домой предельно осторожно. Вдруг встретятся «гаишники». От них тогда никак не открутишься. Обдерут, как липку. Да еще права на вождение машины изымут. Оформят как в состоянии опьянения. Но в голове беспрестанно стучал вопрос: «Как же так?». Стучал очень часто и назойливо, как стук дятла в дерево. Сколько лет прожил со своей Настенькой, а почти ничего не знал о ней самой и ее сокровенных мыслях. Самоуверенно считал, что жену он знает вдоль и поперек. Выходит на деле, ничего о ней не знал.

В первые годы совместной жизни Настя пыталась показывать ему сшитые ею самой вещи. Теперь Костя вдруг прозрел: хотела, чтобы он ее похвалил. А он в этом разбирался, как баран в библии. Мычал несуразное. А нередко изрыгал из себя такое, что жена смотрела на него с плохо скрываемым терпением.

Костя считал, что в их семье ведущей фигурой был он. Ну, и вел себя с женой соответственно. Когда у них с Настей возникали разногласия по каким-либо вопросам, точку в принятии решения ставил только он. Жена замолкала, замыкалась в себе. Теперь у него открылись глаза. Настя внешне принимала его решение. Но в душе думала  совершенно иначе. И, вероятнее всего, находила способ втайне от него поступить по своему.

Ему казалось, что они одна семья. Теперь стало очевидно, что, живя вместе, они жили раздельно. Каждый в своей скорлупе. Если бы не его упертый эгоизм, не его упрямый ослиный апломб, Настя оставалась бы и ныне его верной женой. Но она теперь ушла к другому. И он уверен, что назад к нему возвращаться вовсе не собирается.

Вошел Костя в дом темнее тучи. Сын сидел у компьютера. Но, взглянул на отца и немедленно встал от стола:

– Что, папа, произошло. На тебе лица нет.

В Косте вскипела злость:

– А то и произошло, что у меня теперь не только жены, но и детей нет.

– Как нет? А мы с Петькой кто?


– Вы материны дети. А еще Семена Андреевича Корнеева. Выходит, что я растил и воспитывал чужих отпрысков. Во, в лапти-то обули, дурака. Сколько лет на свете прожил. Да так дураком и остался.

У Вити глаза полезли из орбит. На лице его застыл испуг. Нижняя челюсть отвисла. Минут пять он оторопело стоял и пялился на отца. И не знал, что с ним происходит. То ли отец слишком перепил. То ли у него с головой неладно.


Наконец Витя взял себя в руки и тихо сказал:


– Может, тебе «Скорую» вызвать?


Костя вскипел еще больше:

– Я здоровее тебя. И мне теперь вы с Петькой, как дети, совершенно не нужны. Перебирайтесь к своему отцу Семену.

И Костя вышел из дома. Витя смотрел ему вслед в окно. Он догадался, что отец снова потопал к Сергеевне за бутылкой самогона. Сын понял, что у отца в райцентре произошел с кем-то разговор, который вывернул его мозги наизнанку. Он тут же набрал номер брата Петра и попросил его немедленно приехать домой. Объяснил, что мать с отцом разошлись. Отец съездил в райцентр и приехал оттуда совсем другим человеком. Он теперь их не считает своими детьми.

Петька бросил в своем институте все и к обеду следующего дня был уже дома. Он уединился с Витькой во дворе. Тот изложил старшему брату все что знал, и о чем только догадывался. Оба посидели, молча, подумали. Потом решили идти на разговор с отцом. Тот после вчерашней выпивки имел помятый вид. Но с сыновьями заговорил спокойно. Он сказал им напрямик: вчера ему раскрыли глаза на происходящее в семье. И он теперь совершенно уверен, что ни Петька, ни Виктор его детьми не являются. Их отец нынешний предприниматель Семен Андреевич Корнеев. Человек обстоятельный. У него много магазинов. Их мать ушла под его крыло. И им пора к отцу переселяться.

Высказав это, Костя закрылся у себя в спальне. Тем самым дал ребятам понять, что он с ними общаться больше не желает. Он сказал им все, что требуется. Парни были в полной растерянности. Они не знали, как им держаться в этой непредсказуемой и невообразимой ситуации. Наконец, Петька предложил младшему брату пойти к деду. Может, он что-нибудь подскажет. Хотя оба хорошо понимали: дед для них очень ненадежный помощник.

Дед Иван был уже пять лет как парализован. Правая сторона его тела полностью обездвижена. Только вот больше парням обращаться было не к кому. Дед жил напротив нового дома своего сына Константина. Он, как обычно, сидел на скамейке у своего забора и наблюдал за всем, что происходило на улице. Фиксировал все проезжающие мимо машины. Определял, знает ли он проходящих мимо людей. И с горечью для себя отмечал, что в последнее время все больше тех, кого он не угадывает.

Дед Иван тяжело вздохнул. Сужается круг знакомых ему людей. Вместо них приходят другие, молодые, с другими потребностями и запросами, другими привычками и взглядами на жизнь. Они для него не понятные и словно бы чужие. В этих своих невеселых раздумьях дед Иван заметил своих внуков лишь тогда, когда они с ним поздоровались. Он обрадовался. Оказывается, есть еще ему и близкие, и понятные:
– Рад вас видеть, внучки! Решили деда проведать?

Петя заговорил первым:

– Мы, дедушка, к сожалению, пришли не только тебя навестить. Но и пожаловаться на отца нашего.

– Он вас, что, обидел?

– Хуже, дедушка, намного хуже. Хуже и не бывает.

– Да что произошло такое?

Петя замялся с ответом. И эту заминку тут же заполнил Витя:

– Он нас своими детьми считать перестал.

– Да что вы говорите!

Лицо деда выразило полную его растерянность. И ребята рассказали обо всем. Дед задумался. От растерянности и удивления челюсть его отвисла. Щербатый рот производил не самое приятное впечатления. Но парни на это не обращали никакого внимания. Они ждали от деда решения собственной судьбы. Им-то что теперь делать? И на какие деньги существовать дальше?

Дед еще раз более подробно расспросил ребят. Посокрушался: «Ну и Костя, совсем сошел с катушек». Потом сказал ребятам:

– Идите в дом. Там мне Валя утром принесла борщ в кастрюльке и вареную курицу. Этим и пообедаете. Я пока поплетусь поговорить с вашим родителем и своим сыном.

Дед Иван встал со скамейки, оперся левой подмышкой на костыль и покондылял через дорогу. Парни зашли в дедов дом пообедать хотя бы холодным продуктом. Когда они насытились, дед уже ковылял обратно. Он был мрачен и заметно растерян. Дед не стал рассказывать, о чем они поговорили с сыном. Но, как поняли ребята, разговор был очень тяжелым и ни к чему толковому он не привел. А потому дед Иван был краток:

– Забирайте все свои вещи, что вам повседневно требуются, и переходите жить ко мне. А там дело будет видно. И еще. Я ни сном, ни духом не знал, что ваша мать ушла к другому. Со мной ведь никто не разговаривает. На днях видел грузовую машину. Думал, Костя какую-то аферу проворачивает. А оно вон что. Вам надо съездить к матери и поговорить с ней. Может, что и прояснится. Дожились. Позорище-то какое!

На следующий день Петя и Витя ранним утром на рейсовом автобусе отправились в райцентр. В обед они возвратились обратно порядком растерянные. Мать с ними разговаривала, словно она им мамой не была. А так пришей-пристебай. Она определенно сказала своим сыновьям, что с их отцом разошлась окончательно и возвращаться к нему не собирается. В остальном была полная неопределенность. Мать сказала сыновьям, что ее новый муж не может принять их в свою семью. И материально их поддерживать тоже не в состоянии. Бизнес у него сложный. Еле сводит концы с концами.

Когда Петя и Витя у деда в доме остались одни, старший брат горько произнес:

– Ну, вот мы, дорогой мой брат, и стали чужими детьми для своих родителей. Хуже ситуации не придумаешь.

Они остались жить у деда с постоянным ощущением своей полной неопределенности. Дед Иван, несмотря на свои недуги, оказался бодрее своих внуков. Он их всячески успокаивал. Ничего, мол, перебесится ваш отец, потом, со временем, одумается. Через неделю дед снова перешел с большим трудом через улицу. Сын Костя готовил для себя еду. Отца он встретил неприветливо:

– Ты опять притащился? С твоим параличом только через улицу ходить. Щас на улице безлюдно. Упадешь – поднимать тебя некому.

Дед Иван не обратил никакого внимания на тон сына. Он держался миролюбиво:

– Костя! Подурил и хватит. Понимаю, тебе обидно. От тебя жена ушла. Но дети-то причем? Они ходят, как в воду опущенные. Ни отца не осталось, ни матери. А они оба по-настоящему в жизни не определены.

Костя побагровел от злости:

– Пусть едут к своему настоящему отцу. Как выяснилось, я тут не при делах. А в год рождения Петьки Настя с председателем райпотребсоюза любовь крутила.

Дед Иван был крайне удивлен такой новостью. Но остался в прежнем своем благодушии:

– Дурак ты, Костя. Они же оба на твою покойную маму похожи.

Костя стоял на своем:

– И раньше не замечал этого. А теперь и вовсе разуверился.

Опустив голову, Костя на минуту задумался, потом оборвал разговор:

– Хватит, отец, меня убеждать. Напрасная затея. Да и уходить мне надо. На грядках работы много не сделано. Перебирайся ты через улицу.

И дед Иван утратил свою сдержанность:

– Ты, ирод, от своих детей отказываешься. Разве так можно? Бог тебя этого не простит. Ну, если ты так – я возьму твоих детей на обеспечение, пока они сами не станут на ноги. Только от твоего дурного поступка тебе же самому жить будет ох как неуютно. Попомни мои слова.

И дед Иван потихоньку подвигался к своему дому через широкую улицу. Его душила горькая обида: «Кого же я вырасьил себе на горе?». Он добрался до своего дома. Внуки были в комнате. Дед Иван постучал им в окно и позвал к себе. Внуки вышли на ушицу и сели рядом с дедом на его скамейку.  Дед Иван изложил им свое решение.

– Отец ваш окончательно свихнулся. У него вместо ума осталось одно упрямство и жуткая обида. Но вы без помощи не останетесь. У меня не бог весть какая пенсия. Но если скромно жить, протянем. Буду каждый месяц давать вам по три тысячи каждому. Придется всем нам жить внатяжку. Иначе нельзя. Ты, Петя, как только сдашь экзамены, сразу едешь сюда. И Витька, будем считать, живет уже тут. Все.

Дед поднялся и потащил свою неподвижную часть тела в дом. Он очень устал. Хотелось лечь в постель и ни о чем не думать. Все кругом в его жизни стало неприятным и неуютным. Как и все живущие рядом с ним люди, дед любил своих внуков больше, нежели сына, когда он был совсем маленьким, потом рос, взрослел и матерел. Он сына любил и часто баловал. Но став дедом, он понял, что внуки ему теперь ближе и дороже, чем когда-то был в их возрасте его единственный сын. И сын, его надежда и опора теперь так его подводит. Мыслимое дело – отказаться от собственных детей. Позор, какого и представить нельзя. Нет, он не позволит так с внуками обращаться. Заботу о них возьмет на себя.

Петька уехал в свой институт сдавать экзамены. Потом вернулся в село. Оба с братом они теперь жили у деда. По утрам к деду приходила тетя Валя и варила им обеды. За это дед ежемесячно платил ей четыре тысячи рублей. Все у них пошло по новому распорядку. Теперь они стали дедовыми детьми. Как заметили парни, отрекшийся от них отец отказался не только от них, но и от своего отца. Он ничем ему не помогал. Старался вообще не общаться. Они стали чужими людьми.

Сначала в селе бурно обсуждали произошедшее в семье Кости Лопатина. Потом тема перестала людей интересовать. Привыкли. И Петька с Витькой тоже привыкли к тому, что у них вдруг не стало родителей.













й.