Цветочное мыло

Маруся выпорхнула из землянки. Лучи солнца пробивались сквозь мохнатые лапы елей и густые кроны деревьев, освещая островки зелени в проемах между вековыми стволами. Постояла, радуясь солнцу и хорошему дню.
-Дочк, что сегодня на обед-то?-  увидев ее, крикнул дядя Семен.
-Щи  крапивные – громко, чтобы услышал Семен, сообщила она, выливая из ведра грязную воду.   Возвращаться не хотелось. Она глубоко вдыхала свежий воздух. Счастье так и распирало ее грудь. Хотелось поделиться им со всеми: с этим голубым небом, с душистыми елями, с маленькими цветочками. 
Почувствовав, что кто-то тянет ее за рукав, обернулась - ее возлюбленный Николка. Вспыхнув,  хотела радостно воскликнуть, однако он приложил палец к губам, продолжая тянуть ее за землянку. И только,  оказавшись в отдалении от глаз, он обнял девушку, нежно прикоснувшись к ее губам. После долгого поцелуя прошептал ей на ушко, вытащив из кармана маленький сверточек.
-Смотри, что я тебе принес!
Маруся взяла подарок, вопросительно сверкнув на Николку глазами, осторожно начала его разворачивать.
-О о о й, мыло! Цветочное! Где ты его взял?!- девушка с нежностью поднесла мыло к лицу, вдохнув его давно забытый сладкий аромат.
-Трофей – не без гордости произнес Николка.
Запрыгав от радости, она обняла за шею любимого, а он, подхватив, закружил ее.
-Маруся, где ты провалилась?- недовольный крик Кузьминичны, сразу же опустил их на землю. Девушка еще раз чмокнула мальчишку в щеку, запрятала в карман мыло, и нырнула в землянку, из которой доносилось ворчание старухи.
Довольный собой Николай, насвистывая песенку, пошел к бойцам, мечтая о том, как вечером вновь увидит Марусю.
 До обеда Маруся летала, не чувствуя земли. Глаза ее сияли, и мужчины невольно любовались ею. А она, мечтая о новом свидании, тихонько вынимала из кармана и подносила к лицу кусочек ароматного мыла.
После обеда прибежал немного расстроенный Николка и сообщил, что их отправляют на задание. И что до завтра он ее не увидит.
Маруся огорчилась, но ненадолго. Новая идея уже овладела ею: «Не сбегать ли на хутор помыться. А утром вернувшийся Николка увидит ее чистую и пахнущую цветочным мылом».
Она  отпросилась на три часа у Кузьминичны, сказав, что пойдет на хутор за солью.
-Прихвати яиц немного- крикнула вдогонку Кузьминична.
Хутор находился в 7 км от отряда, расположен был недалеко от леса и состоял из пяти домов. Немцы туда не наведывались, то ли не знали про него, то ли неинтересен он был, так как находился на противоположной стороне от села, где квартировались оккупанты. Партизаны же часто посещали хутор, брали продукты, сено, помогали женщинам.
Взяв чистые вещи, двинулась в направлении задуманной цели.  Припрыгивая, она бежала по дорожке, несколько раз сорвав попавшиеся ягоды земляники. Но наклоняясь, придерживала рукой драгоценное мыло, боясь потерять его. В голове ее возникали безумные фантазии. Светило июньское солнце, весело щебетали птицы и, казалось, что нет ни войны, ни смерти.
Лес закончился, завиднелись крыши домов. Маруся прошла по мосткам через мелкую речушку, впереди ее ждало поле с высокой полевой травой, чуть ли не с нее ростом. Душистые травы, насытившись солнцем, отдавали свой пряный аромат, от которого кружилась голова. В небе пели жаворонки,  пела ее душа. В голове то и дело возникал образ Николки. Его слова, его глаза, улыбка, его теплые руки. Она подняла голову и поглядела в такое голубое и далекое небо, и ей захотелось улететь высоко-высоко и оттуда обнять весь мир. Замечтавшись, она споткнулась о кочку и чуть не упала. Опустившись с высоты небес, Маруся перестала вглядываться в небо. Подойдя  к крайнему дому,  тихонько постучала в оконце. Из-за занавески показалась голова деда Матвея.
Увидев девочку, дед  помахал рукой, приглашая зайти в дом.
- Чтой-то ты девка одна, аль случилось чаво? – пропуская девушку в дом, спросил дед Матвей.
- Да, нет дядя Матвей, я за солью и яйцами пришла, да помыться хотела. Можно?
-Чего ж нельзя, баньку растопим, мойся. Пока все тихо, никого не слыхать. Может поешь?
-Нет, я сыта, ягод наелась по дороге.
Маруся с дедом направились к бане, которая располагалась на отшибе, на берегу речки. Мылись в ней все, проживающие на хуторе.
Дед стал растапливать печь, а Маруся таскать воду из протекающей за баней речушки. Растопив печь и оставив девушку одну, дед двинул домой собрать продуктов.
Маруся налила воды в таз и поставила на печь, а сама стала снимать с себя одежду, продолжая думать о Николке. Перебирая в памяти их последнюю встречу,  когда он передал ей мыло, и его бездонные глаза, обволакивающие ее теплом, и мягкие нежные руки. И улыбка не сходила с уст девушки. Мирно потрескивали в печке дрова, пахло дымом и деревом.
Вода нагрелась, и Маруся приступила к мытью. Было приятно ощущать на себе аромат цветочного мыла, речная вода легко мылилась и делала шелковистыми ее волосы и кожу. Положив мыло на печку, чтобы подсохло, она опрокинула на себя ведро чистой воды и начала вытираться.
Вдруг дверь скрипнула, Маруся обернулась и сквозь пар в проеме увидела огромную фигуру. Она даже не поняла сначала что это, но машинально прижала к груди простынку, которой только что вытирала волосы. Это страшное существо смотрело на нее каким-то нехорошим вожделенным взглядом. Маруся сжалась в комок. Пар выходил в приоткрытую дверь, и фигура все яснее вырисовывалась в проеме. Девушка и немец молча смотрели друг на друга, и это мгновение казалось вечностью. Вдруг в проем, согнувшись, пролезла еще одна такая же фигура, а затем и еще одна. Маруся сделала шаг назад, позади печь, но этот ее шаг придал им решительности. Двое из них схватили ее своими железными руками и поволокли к лавке. Третий тем временем расстегивал ремень и спускал штаны. Маруся билась как птица, кричала,  ее хлестали по щекам, а третий вдавил ее в деревянную лавку своим жирным телом и  хватал  нежную кожу сильными, грубыми пальцами. Маруся, не чувствуя боли, продолжая биться. Ее раздирали и вдавливали в лавку, дыша перегаром и еще чем-то гадким в лицо. Один сменял другого, топча ее тело. Казалось, что это не закончится никогда.  Она уже изнемогла от усталости, но изловчившись как-то, укусила держащего ее немца за палец. Тот взвыл от боли и со всего размаха ударил ее прикладом по  голове. Тело девушки обмякло, и рука безжизненно повисла. Тоненькая струйка крови ручейком потекла по мокрым волосам.
Мучители оставили свою жертву, застегнулись, привели в порядок одежду и вышли из бани, самодовольно улыбаясь.
Дед Матвей услышал шум моторов, бросился к окну и увидел ехавшие по дороге  мотоциклы с  немцами. Сердце его ушло в пятки. Он бросился рассовывать по углам собранные для Маруси продукты. Прошло несколько минут, и   хутор  наполнился визгом, кудахтаньем, криком, стрельбой. В хату вошел немецкий солдат и, увидев испуганного деда, спросил на ломанном русском про хлеб и яйца. Дед отрицательно замотал головой. Немец стукнул прикладом деда в грудь, а сам начал шарить на кухне, заглянул в печь, в ведра, корзины, и найдя приготовленные для Маруси яйца, ушел, взяв их с собой.
Дед, кряхтя, приподнялся, грудь болела: «Как там Маруся, успела ли спрятаться?» - с тревогой подумал он. Услышав шум моторов, кинулся к окнам,  в одном из которых, увидел отдалявшиеся фигуры, на мотоциклах, увешанные тушками кур и корзинками.
Матвей поспешил к соседке. Та, сидя на лавке, раскачивалась из стороны в сторону, держась за голову и тихо подвывая. Весь двор был усыпан перьями, дровами, мисками, словно здесь прошелся ураган.
-Будя выть-то, сама хоть цела осталась. Ты вот что, Анисья, сходи-ка до бани, там Маруся мылась, чтой-то сердце у меня не на месте.
-Что ж ты, старый, молчал-то - Анисья тут же пришла в себя, вскочила и рванулась к избушке. Дед посеменил за ней. Увидев их, потянулись и остальные старушки, проклиная войну, фашистов и весь их род.
Анисья влетела в предбанник, растворила дверь в баню, и увидев распластанное лиловое от синяков и кровоподтеков тело девушки, стала тихо сползать по косяку двери. Из груди ее вырывался приглушенный стон.
Приковылявший дед, поглядев на Анисью, понял, что дело совсем плохо, схватившись за грудь, присел на лавку в предбаннике. Подтянувшиеся старушки,  завыли в голос.
- Ох, пропала девка! Что ж ты не сказал, что Маруся в бане? Мы бы постерегли бы ее. Ох, ироды рогатые, загубили молодицу! Да будь они прокляты во веки веков!
Поплакав, они обмыли еще хранящее остатки тепла, тело девушки, одели в чистую одежду и завернули в простынку. Дед Матвей до поздней ночи мастерил гроб, поминутно смахивая из глаз слезинки. А старушки копали могилку, недалеко от баньки. Утром ее похоронили, а избушку заколотили.
……………………………………………………
Война и время смели тот хутор с лица земли, осталась только полусгнившая и вросшая в землю банька, зарастающая летом крапивой и душистым лабазником,  хранящая в себе страшную память и кусочек цветочного мыла.