Би-жутерия свободы 64

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 64
 
Однажды, когда Верховный Садовник, яростно потворствовавший прихотям фашизма, всё делил на первый сорт, второе дыхание и Третий Рейх, щедро поливая душный город из лейки, добрые люди занятые распродажей безоблачного безделья, приютившегося в укромном уголке индийского Болливуда, предоставили мне возможность сыграть эпизодическую роль необязательного ночного портье мексиканского происхождения в клипе «Новое платье короля» эпохи Вырождения по Гансу Христиану Андерсену.
Покраснев до выбритых корней пушистых волос на яйцах, я впервые рассвирепел и за двадцать обесцененных рупий научился преодолевать стеснительность, перемахивая через забор, поросший цветущей одесской акацией, когда на меня глазеют уполномоченные глазные яблоки. Тогда я и сочинил песенку «Застолбил в подворотне девчонку я...»
После непредвиденного успеха на радио (звукорежиссёру понравился мой заливистый кашель в припеве), фтизиаторы проветрили мои лёгкие на широком рентгеновском экране, где только что вступила в бой рота японок с прикрытием улыбок ладонями. Главный микадо студии незамедлительно предложил мне сыграть третьего повешенного с левого конца перекладины Ипполита Газонова – ипполиткорректного члена общества глухой защиты растений от животных.
Широкоплечая вешалка в фойе для животных была переполнена – вакантных крючков не оказалось, и я пошёл в разнос вечернего выпуска газеты «Эскорт сервис вприглядку», дабы не оказаться в корыстном мире чистогана и не освещать мировые события отработанными свечами для зажигания, ибо на вешалке я подолгу смотрю в рукав пальто, пытаясь разглядеть свет в конце импровизированного туннеля, даже когда тяжелеет желудок битком набитый «зеленью».
В роли мне отказали, видимо так, для острастки.  Тогда я  наведался в магазин автоматического оружия, где экспертно задавал наводящие вопросы продавщице газированной мочи, пытаясь поймать надоедливую мушку в прицеле. Развязная дамочка, перевозбуждённая процессом общения со мной, как с восходящей кинозвездой, попыталась выйти из затянувшейся беседы, нарядным плевком отправив сигарету «Мальборо» в урну.
Но я же не ведал, что вчера она вернулась домой пьяная в половине третьего (первый уже спал крепче второго). К счастью, я так и не узнал, что эта энергичная женщина из левого израильского колена перезрелого возраста с высокоразрешающей способностью измеряет силу тока крови амперметром, не то бы спел ей песенку индусского олигарха «Cashmir bist du sch;n».
На другом экране видный и представительный с шиньоном, припрятанным в штанах вместо женьшеня, которого всего-то было на пчелиный счёт – раз-два и обчёлся, бразилец Жоржи Изжогу изображал кустарную босанову в ленте «Сорванец с вертикальной стены».
В фильме, повествовавшем о задымленной судьбе стрекочущего кузнечика-мотоциклиста, торговавшего открытками с более чем откровенными видами на себя. Меня взбудоражила завораживающая сцена, с героем в плавильном тигеле пылающих страстей без ненужных препирательств увлёкшимся женщиной из концентрического круга высшего общества «На зад к природе». И это в тот момент, когда в ответственную минуту непосредственной близости, Изжогу, человек с лицом куницы и прожжённого картёжника, без зазрения совести рассматривал асимметричные веснушки на её спине до мельчайших подробностей.
Ещё не совсем знакомый с посылами системы Станиславского, но приверженец к телу расшитых в цветочек рейтуз и Склифосовского, я поправил видавшие виды букли раскалёнными щипцами и дал именитому режиссёру не принятую к постановке пьесу с исправительным редакторским сроком в полгода.
Режиссёр, который к актрисам подходил потребительски, входя в курс тела, выбив из колеи четырёх из пяти, не выдержал, грузило морали показалось ему слишком тяжёлым.
Мне пришлось, сойти со сцены в оркестровую яму к скрипкам, чтобы услышать от дирижёра бестактное замечание: «Ваши стихи-мутанты напоминают стопку не выглаженных вещей, и их хочется замучивать наизусть».
А что было делать? Нельзя же всю свою желчную жизнь недоедающей жердью кататься на эпизодических роликах в лёгких чесучовых фильмах также как невозможно от невзрачной худышки, выглядящей как остов корабля на стапелях, требовать полноты предоставления услуг на съёмочных площадках голым в опально-спальных лентах, где главное – это найти себя в женщине, даже если ты обделён природными данными. В немой обезображенной сцене, я не устоял на одном месте в статусе страусиного яйца, и статист подозрительного вида попросил меня потесниться.
Мне ничего не оставалось кроме как идти навстречу невыполнимым требованиям истекающего на хронометре времени. Так я потерял хлебное место под пылающим юпитером, незаслуженно насмеявшимся над вконец растерявшимся мной.
Вскоре я очутился в положении безстатусного наёмного рабочего, расставлявшего стулья на присосках в кукольном театре.
Невозможно было определить размер моего потрясения и нанесённого мне морального ущерба, да и кого из администрации это интересовало. Тогда я – почётный член эксгумационной комиссии «Где собака зарыта» стал искать уединения. Будучи не в своём социуме, после зубочисток в феминистских кулуарах я шёл на случайные контакты с женщинами, как эхо находящее отклик в горах. Но никто из них не брался за моё тело по-настоящему.
В поисках подходящего еврейского местечка под интернациональным солнышком я провёл немало времени в подобных раздумьях, но, похоже, послоечные старания пошли насмарку.
Хорошие на вид люди, уверенные, что тепловоз развозит людей по домам, обещали принять меня без вступительных экзаменов в китайскую прачечную, в утюжный отдел «Гладиолусы», не проверяя мою родословную и меня на яйценоскость, но с условием, что я освою операцию по резекции времени с надрезами в уголках глаз.
Я, было, согласился, но в решающий мою судьбу момент отказался от авантюристической затеи, испугавшись анестезиолога неопрятного вида, игравшего в конницу Будённого на пыльном подоконнике операционной. Согласитесь, в пилёном сахаре заложено нечто сексуальное. Пришлось мне в изрядно похудевшем отчаянии податься в трюкачи, которых несведущие люди почему-то непрофессионально называют кошкодёрами.
Но я привык щекотать удачу за ушами и она мурлыкала в ответ.
После снятия с меня первой пробы на арене Радионовне,  просматривавшие мой оригинальный номерок, болтавшийся на щиколотке, несоразмерно восторгались отколотым мной номером. А огурцы в банках, прославившихся возмутительным отпирательством сейфов, словом не обмолвившись о моём позорном фиаско, закатывали хвостики к крышкам на манер катавшихся в Луна-парке на качелях-висилице, подставляя голову ветру в аттракционе «Электронная гильотина с убирающимся лезвием».
В тот мой голубой период меня наподобие Пикассо сильно заинтересовали женщины (я себе даже «Руководство по коленеводству» купил на базарной раскладке). Мне очень понравилась предпоследняя страничка.

Восковых свечей купил огарки –
приключений с детства я фанатик,
мне волготно в нашем Луна-парке,
может потому что я – лунатик.

Со свечой бродить люблю в пещере,
с посохом взбираться в гору,
по карнизам шастать вдоль ущелий
и наутро повстречать Аврору.

Я охоч до мелких злоключений,
сам себе на голову ищу их,
а вчера у цирковой арены
с полчаса стоял глаза прищурив.

Там увидел деву редкой стати
гуттаперчивую в пластикате,
подошёл к ней осторожно сзади
и сказал, что от неё в укате.

Замечает, появились кстати,
всё кругом красиво, эстетично,
я всю жизнь ждала, придёт лунатик,
и признаюсь, тоже  лунатичка.

На аттракцион купил билеты.
Взлёт скрепили поцелуем жарким.
Взявшись за руки вошли в ракету.
Стартовали ночью с Луна-парка.

С той поры мы по ночам летаем,
вспоминаем вечер тот счастлиый
и друзей, кричавших нам: «Лехаем!»
Завтра отведём  детей в иешиву.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #65)