Реки Накъяры часть первая глава первая

*Вступление*

Давным-давно жил гном, творивший злые дела. Это ему не нравилось, так что, бывало, учинит гадость и кается. Просто он родился кронсом, а те издавна пакостили по найму за умеренную плату. Кронсами были его отец и дед, и, хоть дед своих родителей не помнил, гном подозревал, что вряд ли они пахали землю. Сам же он частенько подумывал, что не иначе как был заколдован, ибо когда старые кронсы, обтирая с бород пивную пену, с удовольствием рассказывали о злодействах былых и новых, ему хотелось утопиться.

Можно было научиться чему-то полезному, например, чинить или даже собирать телеги, но едва гном бросал свое гадкое ремесло, оно тут же его находило. То купец придет, то монах, то человек простой и каждый твердит, мол жизнь не мила, пока у другого хороши дела. И несут, несут серебро, чтобы утешиться чужим горем. Каждый раз гном брал деньги, каждый раз вредил, каждый раз каялся, и каждый раз обещал, что этот раз был последним. Заколдован, думал гном, не иначе, как заколдован.

Известно, что вечных наговоров не бывает, а значит, кому-то под силу снять и его заклятье. Как то раз, гном нанялся выкорчевать у одного старосты яблочный сад. Посадили деревца в честь рождения сына, чем разгневали брата старосты, у которого дочерей был полный дом и не одного наследника.

Под вечер гном залез на чердак, скоротать время до темноты. Достал горбушку хлеба, понемногу откусывал, да подбрасывал выглядывавшей из-за стропила крысе. Вдруг голоса снизу, это бабка стала внучке историю рассказывать. Жила мол была принцесса. Ее выкрало чудовище. Принцесса его полюбила и чудовище обернулось добрым молодцем. Поцеловались, поженились.

Гном слушал и от волнения даже горбушкой поперхнулся. Чуть не выдал себя заглушая рукавом слезный кашель. Выходило, что расколдоваться действительно можно. Оставалось узнать, как выглядела такая принцесса и где ее искать. Гном решил, что наверняка это молодая девушка с золотыми волосами, и высокая, что колодезный журавель.

Превращаться было не к чему, а уж тем более жениться. Только бы расколдовали, чтобы не творить злых деяний, а там глядишь, и спасибо хватит, чтоб с миром разойтись.

В Арсавуре, столице Восточного королевства, принцесс, конечно, хватало. Пути туда конному – месяц, а пешему – может все три. Говорили, правда, что девицы те из палат не выходили, жили во дворцах с башнями до небес и охраной, что воронов на посеве. Глаза-то страже отвести, конечно, можно, а вот заблудиться в каменной громадине – считай пропал. Говорили также, что непрошеным гостям рубили ноги, дабы не шлялись где не положено. В общем, арсавурские принцессы не подходили. Оставались принцессы живущие в других, более доступных местах. Гном прикидывал и так, и эдак, но заставить кого-то полюбить себя не выдумал, а вот попросить награду за что-нибудь — дело нехитрое. Значит искать надо принцессу в неволе, чтобы она даровала за освобождение. На все про все, три этапа: нашел, спас, расколдовался.

Разбойников в окрестностях тогда хватало, и наверняка какие-нибудь лиходеи уже похитили принцессу за выкуп. Так делали с купеческими дочерями, а за девицу познатнее и куш, наверняка, был чистым золотом.
Гном исходил вдоль и поперек все окрестные леса, обрыскал все холодные пещеры. По дурости даже в барсучьи норы заглядывал. Умаялся, и все без толку.
Он готов был податься в дальние края, промышляя по дороге отвратительным своим ремеслом. Да вот в какую сторону?

Ронда-Ворона, (хоть и ведьма, но не слишком вредная), твердила, что, будь она принцессой, непременно поселилась бы рядом с морем. Ее бабка по отцу вышла замуж за морского дьявола. Так они смеху ради топили корабли, и чуть ли не на каждом третьем плавали принцы (кто ж еще носит золотой кортик с рукояткой, изукрашенной драгоценными каменьями?) Обобрав очередного утопленника, бабка выгрызала блестящие камешки, а клинок отдавала мужу, пившему жидкое золото. Пораскинь умишком — куда еще плавать принцам, как не к принцессам, хоть вольным, хоть в заточении? И где еще жить тем принцессам, как не на берегу? Ронда любила приврать, и гном решил, что неправда была только в питие раскаленного золота. А значит принцесса живущая в неволе у берега, дело стоящее. Да и спросить больше было не у кого. И терять было нечего.

И отправился к морю. Ехал на попутных обозах, а бывало, в сумках у Лесовиков-Скитальцев. Эти дылды верили, что если кто родился в сосновом бору, то настоящее счастье ждало его в березняке. И наоборот. Добравшись до очередного леса, они было располагались в нем на века: начинали ставить дом, заводить коз, утварь мастерить, но за сезон забывали, откуда пришли, и, решив, что здесь не будет им счастья никогда, опять снимались с места. Если Скитальца несло в нужную сторону, гном садился к нему в сумку. Да ведь не задаром.

В один прекрасный день кошелек опустел. Хозяин постоялого двора нанимал его давеча поджечь строящуюся по соседству новую харчевню. Уж и крышу положили, да все одно, сгорела до головешек. Гном ненавидел себя лютой ненавистью, но серебро принял, и утешаясь мыслью о хорошем будущем, купил себе место в сумке.
Скитальцы высадили его, едва показалась дубовая роща. Галдели и даже приплясывали от нетерпения – так им счастья хотелось. Гном пересидел с глупыми великанами еще день, благо кормили от радости, и тронулся дальше.

Море лежало на западе. Дорога к нему огибала дубы порядочным крюком, да и неизвестно еще доходила ли до берега. Гном посмотрел на мерцавшие в листьях лучи и, решил двинуться напрямик, по солнцу.

Стемнело.

Он все шагал вперед, теперь уж наугад, хотя ноги волочились, а в животе бурчало от голода. Гном решил отдохнуть на первой, встречной поляне.

Кронсы в любом лесу ночевали спокойно: безлюдно значит добро, а со зверем сладить куда проще, влез на дерево — почитай, как у матери в утробе.

На поляне он высмотрел подходящее дерево. Глаз лег на кряжистый дуб с выпирающими из-под земли огромными корнями, так под голову и просились. Тыкая кинжалом в пустоту с каждой стороны света и выкрикивая: «Сюда — беда», Гном обошел вокруг ствола. Дед говорил, что эти слова вроде заклинания, должны образумить того, кто кронса не боялся. Сев под дерево, он достал из котомки связку грибов, что украл в кладовой сгоревшей харчевни, и степенно принялся за еду, отрезая кусочки от душистых шляпок.

— Гакур, ты идешь не в ту сторону, — прозвучало сверху.
Последний раз его окликали по имени 30 лет назад.