У счастья был запах. 4. Цикл IPSE LEGI

Из кабинета главного товароведа Центрального Универмага Гуджарати , хозяйка которого идейно признавала – «Бытие определяет сознание» -  только материальные ценности, Тайви, напольная стойка-вешалка, в свое время показательно - заботливо была передана в подарок «на свадьбу» в дом дальних родственников, которые были и есть у каждого состоятельного работника торговли. Вся то семья: мама, рано потерявшая мужа и в одиночку вырастившая умного, покладистого сына Леги. Ни о чем другом, кроме как порадоваться внукам после его тридцатилетия, она и не мечтала.

Для этого мама Леги часто приглашала «на чай» своих и чужих подруг, которые приходили кто с дочкой, кто с племянницей, кто с воспитанницей. Случались и визиты с совсем забавными внучками, которых незрело пугало слово «плоть». А так, это были, вроде, не капризные, деланно кроткие, молчавшие без сопения, мясистые девушки-скромницы.

По поручению мамы, естественно, даваемому при надзирающих гостьях, Леги безотказно мчался в «Бирюзовый» по цвету интерьера магазин, купить коробку конфет. Как-то три вечера подряд галантно открывая эти коробки, как конверты, он находил в них «письма» - маленькие беленькие листки с одним искренним словом: укладчица №1. Леги понял: вот она, судьба!

На самый неожиданный поступок в первую очередь способны самые послушные сыновья.

На местной кондитерской фабрике Леги нашел укладчицу №1. Ну, или ту, которая ею представилась. Звали ее Мадонна. Любимейшее в некоторых районах города имя. Она была юна, загадочно – волшебница - молчалива и умо-по-мра-чи-тель-но, что блестяще дополняло ее очарование, пахла шоколадом! Тем, который так невинно (да!), так стыдливо (о, да!) прикрывался листком полупрозрачного упаковочного пергамина в ложах картонных коробок.

Маме Леги Мадонна не понравилась. Колдунья! Из провинции.

Свадьбу играли в сентябре. Вначале все было чинно, оглушающе громко и натянуто торжественно. Гости закусывали и, самоотверженно работая кадыками, выпивали, подбирая к тостам подобающие слова. Позвучнее. С пафосом.

Но вот попросил право на тост один из них, с виду добродушный кучерявый увалень. Он взволнованно, энергично жестикулируя правой рукой, словно разминая ее, рассказал о достоинствах жениха. Сторона невесты решила: это его любящий дядя, под присмотром которого мальчик и вырос таким замечательным.
Но тот же гость минут через десять трепетно, плавно помахивая левой рукой, со слезами в мятом платке - простите, нервничаю, такой день - заговорил о достоинствах невесты. Сторона жениха решила: это ее крестный отец, который так трогательно радуется заслуженному счастью девушки.

Тут, то ли дядя Леги, то ли крестный Мадонны, вконец опьянев, предупредительно произнес нечленораздельное: «Чр-р-р!» И нанес сокрушающий удар кулаком в нос первому слева от него соседу по столу, гостю со стороны жениха. Попал плотно. Пролилась кровь.

Увалень как разъяренный бык понесся от мужчины к мужчине, раздавая им безответные оплеухи и таинственным образом соблюдая очередность: гостю от невесты - от жениха - от невесты - от жениха. Было очевидно, он мастерски боксирует обеими натренированными руками.

Леги в неловком жилете, без скинутого свадебного пиджака, в окулярах, как у писателя А.Чехова, опаздывая на удар, бежал за ним в новых возмущенных обращением с собой туфлях и скороговоркой извинялся «забуйнуюнесдержанностьнашегогостя» перед каждым разбитым носом. Наконец, «дядя крестный» охватил ударом последнего мужчину со стороны жениха и зашелся гневным ором: «Вашу отраву пить - себя не уважать! Сборище…». После чего, осоловелый, устало побрел прочь. Раскаленное безмолвие обрушилась на свадьбу дорогих Леги и Мадонны.

Когда драчун исчез из виду, первыми заголосили мужчины семьи Мадонны, «еще минута, мы бы его забили». Мужчины семьи Леги присоединились, перехватив инициативу, «еще полминуты, мы бы его разорвали». Женщины обеих семей многие годы после утверждали, «крови было столько, что ею пришлось дышать».

Надо признать, такое неудивительное, возможно, кармическое, явление в Гуджарати случалось нередко и называлось - «шари». Это когда без предупреждения, без причин, внезапно, из ниоткуда появлялось оно – пылающее, дымящееся, злое лихо. И также в никуда - исчезало.

За столом, конечно, же нашелся обделенный до этого вниманием старейшина, который убедил мужчин обеих фамилий не бросаться в отчаянную погоню за осквернителем таинства брачного стола. Он пространно и безлично, начиная с Адама и Евы,особо отметив первые средневековые "Moralit;" и дойдя до современности, порассуждал об истории семьи, о райских и юридических преимуществах жизни в ней. Затем, вредный, не обращая внимание на быстро тающее почтительное терпение проголодавшихся, уже оправившихся после инцидента, слушателей, неспешно полистал свою иссохшую, суеверную память: «Драка, драка, драка… А вот! Она не к добру! Но надо ли было его слушать двум любящим друг друга людям, начинающим совместную жизнь?
 
Утверждать её распорядок Мадонна начала следующим же утром, изменив привычное время завтраков, обедов (по выходным) и ужинов. С Леги. Без мамы, которая к тому же обнаружила значительные перестановки хозяйской утвари и дополнения к ней «на своей» кухне. Двадцать спокойных капель валерианы, разбавленных в нервной воде, обладают запахом более стойким и ярко выраженным, чем шоколад. Сколько бы его ни было. Checked!

В течение медового месяца Леги, конечно, же замечал, как резко меняют свои места хранения его тапочки, носки, нижнее белье, книги, магнитофон, бобины к нему и даже бритвенный набор с лезвием «Нева». Мадонна также настаивала, чтобы Леги предавался лени по ее расписанию, а не тогда, когда ему захочется. Как раньше. Но ночи (пусть  и  прослушиваемые мамой: не помогает ли Мадонна раздевать себя?) с молодой женой, в вечность томительного жара тела которой он, грешник, срывая дыхание, свято верил, всласть успевая прожить с десяток времен до будильника,   примиряли его с этими сопутствующими неудобствами.

К началу второго месяца  от  прежнего понятного мира Леги осталась только подержанная  вешалка у входа, на которую он, возвращаясь, не глядя «цеплял» свою кепку и с которой, также не глядя, снимал ее, уходя. Мадонне не нравилась ни кепка, ни вешалка. И однажды, в  отсутствие  мужа  она лично, вопреки боязни темноты - чего не сделаешь ради любви  -  снесла ее в подвал, оставив там этот «издевательски дешевый подарок».
---
Гуджаратский мистицизм всегда был связан с эмоциями и интуицией лишь одного конкретного человека, в котором он по неизвестной причине рождался и естественно умирал без наследия: систематизаций доктрин, требовательного обеспечения практик, адептов и пр. Поэтому, исторически город уверенно входил в группу признанных лидеров  по количеству мистиков-индивидов на душу населения, которое, правда, нередко считало их просто сумасшедшими.

Хозяйка тахты Бигле, передовая работница парфюмерной фабрики, бездетная, как монахиня, всегда однообразно одетая в серый халат женщина по имени Рижа много лет подряд имела обыкновение предупреждать всех, включая основательно обжитую тахту , что «сегодня-завтра» к ней заглянет вся в поцелуях и объятиях большая сектантская толпа ближайших родственников, в именах которых она нежно выделяла уменьшительные суффиксы «- ик -», «- очк -», «-ушк -».

Вся крохотная квартирка в ожидании их стабильно назойливо пахла парфюмом, который хозяйка собирала-и-собирала, готовя подарки обильной родне.

О том, что у Рижи   нет  никаких родственников знала Бигле  и  весь квартал.

Впервые неосознанную склонность к мистицизму она проявила в достаточно зрелом возрасте, кода неожиданно рискнула публично предложить магическую практику превращения «так себе» духов «Иревия» в знаменитый шарм-аромат тех лет «Fidji de Sour» от Guy Laroche.

Всего - то нужно было во  флакон с парфюмом добавить… табака ровно из одной сигареты марки «Союз-Аполлон», производимой здесь же. Далее, флакон следовало, «показывая» луне, за шесть минут до наступления полуночи шесть раз стряхнуть и дать в течение шести дней настояться в темноте ванной или уборной комнат. Личных или коммунальных – значения не имело.

Всенародно этот «рецепт» был, естественно, признан неэффективным.Но городская статистика отметила ураганный рост продаж до тех пор неликвидного парфюма, за которыми подтянулись и продажи сигарет, в строгом соотношении 20 флаконов / 1 пачка.Этим «хозяйственно-благополучным» достижением какой-то народный депутат даже «погордился» на XXVII съезде КПСС, открывавшем 12 пятилетку: «Пахнэм харашо, курим тожэ многа…».

Западные ученые - астрономы в 80-х годах прошлого века отмечали активность появления таинственных символов на Луне. В начале миллениума исследователи знаменитой Сиднейской обсерватории, той, что между мостом Харбор-Бридж и оперным театром, расшифровали их. Это была жалоба: «Прошу Вас оградить меня от последователей некой Рижи, которые «пастаяно» в оскорбительной форме требуют моего участия в контрафактной подделке духов «Fidji de Sour».

Труднее всего поддалась расшифровке обсценная, «от руки», приписка на «лунной» депеше: "Шемцес ра!" Наиболее близкий к цензурному перевод - «Задолбали, ну!»
Получателя лунной корреспонденции во Вселенной исследователям установить не удалось до сих пор.

После семидесяти Рижа окончательно превратилась в плоскую женщину, красящую редкие, уложенные в пробор «по центру», волосы в цвет меди, оттенок которой был нелепо моложе ее самой, точно она надеялась видеть себя в заспанном утреннем зеркале кем-то другой.

Испытывая  возрастные  затруднения в суставах  при ходьбе она скрипела , как и любимая тахта, когда на нее садились или ложились. А Бигле откровенно пахла Рижой. Обычное дело для вещей, долгие годы верно служивших своим хозяевам.

Теперь, утомленная прогулкой, останавливаясь немного передохнуть и постоять на Витринном проспекте, Рижа то весело, то печально, как будто в компании друзей, без умолку беззвучно болтала с кем-то, невидимым. Деликатно уступая дорогу смятенным пешеходам, она объясняла, что ее сопровождают слоняющиеся до ночи без дела чужие сны, смешные и жуткие, они рассказывают, кто из них к кому собрался прийти.

Нури, у  которого  левый глаз всегда  смотрел на собеседника с недоверием, первым  назвал ее сумасшедшей :

- Ну и какой сон я сегодня увижу? - издевался он.

Рижа терпеливо отмалчивалась. Нури нудно преследовал ее: «Эй, дебилка, я к тебе обращаюсь. Сон не кино по расписанию…».

Рижа жестом словно подозвала кого-то. Наклонилась. Послушала. Доставале она грустно сообщила, что приснится ему, как  «бестия, чернее иных»» забивает  его  горло  раскаленными  пепельно-оранжевыми углями, тяжести ожогов которых не вынести и вспотевшему от страха чёрту .

На следующее утро не выспавшийся, испуганный Нури, необъяснимо потерявший голос, стал убежденным врагом Рижи. И горячим шепотом, используя "мат неизбирательного применения", угрожал ей расправой, обзывая почему-то «шаманкой» диких индейцев.
Нури – новосела во дворе Рижи - поддержали прыщавая жена, хамоватые дочери, а за компанию и дед-приживала. Сам столетний, он с poк-н-poльным напором, «в припев», ритмично обзывал Рижу «бл*дью». Николаевской. По хронологическому периоду владычества последнего царя когда-то нервно распавшейся империи.

Зрители с балконов были шумно недовольны ответной сдержанностью Рижи.К тому же, она, к их удивлению, как нормальный человек, написала заявление в милицию. И медленно отнесла его по назначению : из двора – направо, вниз до перекрестка и – налево, «Хачапурная», «Столовая», вот и отделение…

«На место» приехали два расхлябанных милиционера с волосатыми пальцами, воротники форменных сорочек которых брезгливо терпели их потные шеи, собиравшиеся в грубые складки как на гофрированных сапогах для разогрева самовара. Большие, толстолицые и по глазам плутоватые, они напоминали персонажей здешних сказок дэвов - великанов.

Рижа просила защитить ее от «злых людей», задумавших истребить ее, как когда-то переселенцы истребляли индейцев Северной Америки. Милиционеры, лениво осмотревшись, откровенно раздраженно предложили ей пройти к себе. Внутрь. В резервацию.

В шестой раз после ее жалобы вместе с милиционерами приехали крупные усатые санитары. Рижа безобидно жарила в духовке газовой плиты свои любимые сентябрьские каштаны и слегка журила слушающие ее сны за то, что даже лучшие из них не умеют передать этот неуемный добрый аромат. Санитары бесшумно, словно лабораторные белые крысы, окружили смущенную Рижу. Немного посуетились вокруг нее, застывшей и чужой. Милиционеры отключили газовую плиту. Они же незаметно прихватили с собой каштаны и собранный за все годы хозяйкой парфюм.

Десятки людских, прячущихся за занавесами, тихих глаз видели, как ее сопровождали к томящейся в ожидании карете «Скорой помощи». От нее несло гидроксидом аммония, гретым бензином, жженной резиной и безнадежностью. Рижа, прощаясь с единственными друзьями-снами, которые наперебой клялись ночью отомстить за нее всем недоброжелателям, заплакала.

"Не рисуй себе в воображении, что будет с твоим телом после смерти" - успокаивал её, подсаживая в карету, плечистый шофер.

Больше Рижу никогда и никто не видел.

Новые владельцы квартиры Рижи оставили себе ее немногочисленную мебель. За исключением  рухляди,Бигле. Но и ей нашли применение в яркий сезон мытья «пардаги»  или «халича» , как здесь называли ковры. По их орнаментам (глаз, зубчик, крест, столбик) бесконечно весело можно было изучать геометрию, а по окрасам – теорию цвета.

Почтительно отмытые на тахте с обеих сторон ледяной с пузырьками из-под крана водой из длинного шумно резвившегося вместе со зрителями-детьми черного резинового шланга, они задорно на ней же и сохли под страстным полуденным солнцем, которому в такие дни, халатно забыв о других, более важных, обязанностях, нравилось лениво - жарко ведь! - нырять в безмятежно мокрый ворс.

Освеженная, ненадолго счастливая Бигле неохотно возвращалась обратно в подвал и с восторгом взахлеб рассказывала, что наверху под солнцем у « всех  есть  своя послушная тень». Так продолжалось до тех пор, пока ее не начали использовать как драпированную траурной тканью подставку для гроба. На панихидах. Никто уже и не вспомнит, по ком была первая…
---
Да, уж доля досталась! – раздался из темноты голос, сочувствовавшего Бигле красавца в молодости, «итальянца из Америки», как он сам себя называл, разодранного c клочьями обивки дивана Варкена,попавшего сюда из-за интриг одержавшего над ним подлую победу коварного врага.  «Ему я отомщу! ВЭндЭтта-та-та-та!» - Варкен, демонстрируя ясность сознания, никогда не изъяснялся намеками, также как и в его представлении мафиози Ндрангета. Не путать с Коза Ностра. А врагом его был всегда нервничающий при людях паркетный пол, на котором диван стоял в комнате фешенебельной третьекурсницы одного из ВУЗов города.

Пол никак не мог согласиться с Варкеном   в том, что земля и для него, прямого, круглая. А также обвинял диван в том, что тот скрывает под собой от хозяина поврежденную его часть. Ту, где паркет встал колом. Но самое главное : оба были не равнодушны к дочери своего хозяина - Пичоне.

Она носила высокие, выше (еще выше!) колен, узкие черные сапоги-ботфорты под короткой, просмотренной «насквозь», белой юбкой плиссе. И каждый (любой!) молодой человек, останавливаясь потрещать с ней на улице, так старался показать, что ничего кроме безобидной болтовни с Пичоной его не интересует, что сразу становилось понятно, чем занято его воображение. Даже если его было откровенно недостаточно.

Тем не менее, как это бывает, покамест   Пичона не определилась в своих предпочтениях по поводу ухажеров и была, как тут говорили «не тронута», каждый из них вынужденно считал свои шансы на любовный успех равными шансам соперника. Такая тактическая «ничья» до поры обеспечивала Пичоне чистоту общественного мнения.

Все изменилось в один день.

Мотоцикл никогда не был популярным средством передвижения для избегающих технических экспериментов консервативных гуджаратцев. Неуютно. Ветрено. Не солидно. Тем более для порядочной девушки - будущей жены, матери и, когда-нибудь, бабушки.

Гуджарати пережил нескрываемый шок, когда увидел отчаянную Пичону сидящей на мотоцикле сзади неизвестного молодого водителя, мчавшегося по городу, как напористый сквозняк. Не было ни одного возбужденного зеваки, который ревниво не отметил бы, как доверчиво, не  скрывая  «упругого греха», прижималась она грудью к его спине и «обнимала»  ногами в ботфортах.
 
Гуджарати понял: Пичона определилась с предпочтением. А иначе, как она оказалась в «безрассудном» седле дорожного мотоцикла «Иж-Планета-Спорт»?

Пожелавший остаться неизвестным герольд информировал Пичону об изменении общественного мнения формулой на стене ее подъезда : «Пичона + Козел = Мотокамасутра».

Мощный папа Пичоны, в прошлом чемпион Гуджарати и каких-то игр по тяжелой атлетике, не смущаясь ответил: «Я + мама твоя =…» Последняя часть формулы нервничающим отцом была изложена неразборчиво.

Папа вернулся в комнату Пичоны и, сознавая необходимость проведения воспитательной работы с дерзкой дочерью, разметал в ней мебель. Так под Варкеном, наконец, была обнаружена поврежденная часть пола. Паркет требовал обновления. Папа переключил внимание на хозяйственные заботы. Диван, чтобы не мешал ремонту,  вынесли сначала в подъезд. Когда его тащили по полу, он, нарочно теряя старые мягкие заглушки на ногах, тяжело ворочался  в  неловких человеческих руках, стараясь зигзагом, больнее вцарапаться в него и  не стесняясь оскорбительно  обзывал противника половым органом. Женским.
 
В подъезде, вызывая жалобы и скандалы, Варкен стал мешать проходу и, конечно же, оказался – может еще, как и Бигле, пригодится  - в подвале. Неоригинальная история…
---
Художник.Джорджо де Кирико

(См.часть 5)