Бумажная жизнь

Пётр не любил дожди, элегантный костюм намокает, а дорогие туфли пачкаются, да и что в этих дождях вообще может быть хорошего? В этот же раз разразился не просто дождь – тропический ливень! Сметая всё на своём пути, потоки грязной воды спешили с гор влиться в море, да так, что казалось струям здесь тесно. Горизонт освещался сполохами молний с оглушительным треском, и в этих сполохах не было просвета, небо было затянуто и затянуто надолго. Вызывать такси в этих условиях явно было бесполезно – ни за какие деньги шофёр не захочет топить машину, а автомобили, припаркованные на улице, уже погрузились в воду выше радиатора. «Ах, как же некстати он разошёлся – подумал Пётр, разглядывая тяжёлые капли, падающие с карниза, - до кафе не добежать».
Он обернулся осмотреть своё вынужденное укрытие. Старая книжная лавка, что-то среднее между букинистом и сборищем макулатуры, если ветхие страницы не представляли антикварной ценности, то представляли собой груды хлама, грустно освещенные жёлтым светом запыленной лампочки где-то под потолком. Пётр отвернулся к окну, но сгущающаяся тьма превращала оконное стекло в зеркало. Он увидел своё порядком намокшее отражение, бумажную свалку вокруг, огромный кассовый аппарат на прилавке где-то в глубине помещения, так, а это что?

Он обернулся – слева от входа возвышалось нечто вроде круглого столика на высокой каменной ножке, и на столике возвышался целый город! Двухэтажные дома под острой крышей, с резными балконами и цветами на окнах, приземистые лавки с веселыми вывесками – вот сапожная мастерская, а вот хлебобулочная. Замка с высокими стенами и острыми зубцами, оскаленными стражей с аркебузами, не было, зато была ратуша с часами на высокой башне. Внезапно в помещении стало светлее, незримый хозяин щёлкнул тумблером и город озарился изнутри – тёплый свет полился из окон. Пётр на несколько секунд замер от удивления, но потом рациональный склад характера взял своё и он критически усмехнулся – хотя бы даже очень плотная, но бумага! Весь город, дома, улицы был сделан из обыкновеннейшей бумаги. Цветы в окнах были искусной аппликацией, часы на башне и вовсе – нарисованы краской, а вся подсветка – расставленные в нужных местах лампы. Обычные, от карманных фонариков, гирлянда по сути, только замаскированная.
- Жаль, конечно, но в городе этом жить невозможно, - тихо произнёс Пётр.
- Отчего же? – раздался голос откуда-то снизу и из-за стола вышел хозяин помещения. В сумраке скупого освещения он был похож на гнома – небольшого роста, сгорбившись, он будто раскланивался перед гостем, волосы спадавшие до плеч не закрывали теменной лысины, а скрюченный нос едва не доставал гладко выбритого подбородка. Впрочем, светлые глаза смотрели прямо, не заискивающе, а рот кривила хитрая усмешка.
- Ну как же, - спокойно ответил Пётр, вздрогнувший было от неожиданности возникновения собеседника, и кивнул на розетку в руке хозяина – провод, от включенного в розетку штепселя терялся где-то на дальней окраине города, незаметно за всеми постройками. Хозяин согласно кивнул: - ну да, мастерство рук и совсем немного техники. Но известно ли Вам о волшебстве фантазии? Стоит поверить в это все, и Вы окажетесь там, на этих тихих улочках, где уж конечно нет никакого дождя. Знаете, много-много лет назад, эту конструкцию принёс старый капитан в длинном прорезиненном плаще, убрал кадку с фикусом, поставил свою конструкцию, включил в ней свет и исчез. Нет, не вышел очень тихо, а именно исчез, будто растворился.  Даже не взяв денег!
Пётр согласно покивал головой, подобные разговоры его не радовали – ну нет в мире никакого волшебства. Фокусники есть, мошенники, шулера, но – никаких волшебников, вообще ничего, что нельзя было бы объяснить рационально. Но под дождь торопиться тоже не хотелось, поэтому он лишь спросил вежливо: - я посмотрю еще немного, Вы еще не закрываетесь?
- Нет, - улыбнулся хозяин и кивнул на залитое струями окно: - мне, как и Вам спешить некуда.
Сгорбившись, будто кланяясь, он скрылся за прилавком в глубине помещения. Пётр немножко побродил среди бумажного хлама, провёл пальцем по запыленным корешкам книг на полках, почитал названия, посидел у двери. Он уже готов был на компромисс – вымокнуть немного, лишь бы ливень сменился на тихую морось, но, кажется, природа решила промыть этот город основательно, каждую щелочку в асфальте, каждую мелкую выбоинку. Пётр снова подошёл к бумажному городу, хозяин забыл выключить подсветку и свет продолжал заливать пустынные улицы манящей, обещающей уют теплом желтизной. «Поверить, - неожиданно подумал Пётр: - с давних пор привыкший сомневаться во всём, он уж и забыл, как это вообще делается – поверить... кажется в тепле его слегка разморило? Может быть ему всё-таки уже пора?», сонно качнул головой, встрепенулся и осмотрелся.

Он снова стоял на улице, но эта улица была не его. Не просто незнакомое место, но всё изменилось до неузнаваемости. Каменная мостовая, вместо продавленного асфальта. И дома – не привычный кирпич или панель, даже не ракушечник, будто инкерманский известняк – выбеленные, и архитектура другая, словно из маленького южного города очутился он где-то в средневековой Германии. Его улица кривым ятаганом сбегала под гору, а эта прямая и ровная, как стол. Стоп, стол! Неужели он и впрямь попал в тот город? Да нет, не может быть. Или всё-таки может? Он вдруг вспомнил, как очень давно, в детстве разглядывал модели парусников и мог поклясться, что видел, как на них двигаются матросы и слышал, как капитаны отдают приказания. Но ведь то в детстве, а что могло произойти с ним сейчас? Ладно, не важно как он сюда попал, важнее как отсюда выбраться. Спуститься по шнуру гирлянды и напинать хозяину? Он неспешно пошёл, оглядываясь по сторонам. Несмотря на необычность, место ему определенно нравилось – какой изящный плющ свисает с балкона, какое узорочье решеток, выкрашенных под чугун… или это в самом деле чугун? Можно постучать пальцем – попробовать, но уже боязно, вдруг и впрямь это настоящий чугун? Пётр остановился в нерешительности, неожиданно где-то в вышине ухнул колокол, потом опять, и ещё, и снова. Он поднял голову – над домами возвышалась подсвеченная фонарем башня ратуши и часы ее показывали полночь. «Бред, сложная слуховая галлюцинация, - подумал Пётр, - или всё же нет? В этом мире ни в чём нельзя быть уверенным». Он пошёл дальше, редкие прохожие, совершенно случайные люди, снимали шляпы, желая доброго вечера, он раскланивался в ответ. В верхних этажах домов гасли огни, он уже не задумывался о перегоревших лампах подсветки, лишь задумчиво кивал – «доброй ночи», на лавках тоже висели тяжелые запоры. Наконец свет пролился из приоткрытой двери, над которой висел косой крест из кружки и рыбы. Пётр даже не успел зайти, лишь приоткрыл дверь, как раздался глубокий баритон: - проходи, дружище, не стесняйся, кружка грога не повредит усталому с дороги путнику.
Судя по переднику, крепкий мужчина в фланелевой рубашке, с закатанными по локоть рукавами, опиравшийся на барную стойку и приветливо улыбавшийся, был хозяином заведения – трактирщиком. Только сейчас Пётр вспомнил, что не ел с утра, отдохнуть спокойно тоже не мешало бы: - У вас ночной ресторан?
- Матросский кабак, - кивнул головой трактирщик и указал рукой в сторону редких посетителей, рассевшихся за грубыми нетесаными столами: - утром им в плаванье, кому-то в долгое, а кому-то и в последнее. Вот, заправляются перед дорогой. Пьют за портовых шлюх от Амстердама до Сингапура, за Большую медведицу и Южный крест, за крепкий парус и всех неведомых им корабелов. Пьют, пока не спьянятся в сон, а чуть проспятся – пью снова, и так до утра, пока не поманит свежий ветер. Так что, принимаем всё, что гремит, бренчит и звякает, медь, серебро, не брезгаем и золотом.
- У меня только вот, - Пётр достал из портмоне несколько купюр.
Кажется, бармена это несколько смутило: - ох, не люблю я бумажных людей, никогда не знаешь, чего от них ожидать, какой глупости. Но уж так и быть, угощу Вас, только если обещаете спьяну не буянить. А то бывает у вас, придёт интеллигент, а как выпьет – тельняшки рвёт: "я больше не буду поэтом, я в море хочу уплыть". А куда ему в море – задохлику, вот и начинает мои зеркала крушить моим табуретом, - произнес бармен, наливая большую кружку из кувшина.
- Но послушайте, - понизил от волнения голос Пётр: - ведь вы здесь все бумажные, здесь всё бумажное!
- Ну да, - расхохотался бармен, протягивая ему кружку: - вы опрокиньте в себя и проверьте, бумажное или нет.
Пётр сделал большой глоток, спирт привычно обжёг пищевод, живительное тепло заструилось по венам: - но как такое вообще возможно?
В ответ бармен лишь молча кивнул в тёмный угол, где с вешалки свисал макинтош, а под вешалкой сидел мужчина средних лет. Морщинистое лицо его загрубело от ветра, короткая щётка усов прикрывала крепко сжатые губы. Впрочем, глубоко посаженные тёмные глаза смотрели спокойно, даже приветливо.

Пётр подошёл к нему: - так это Вы, тот капитан, который принес город букинисту и скрылся?
Мужчина отхлебнул из своей кружки: - я не капитан – я писатель. Согласитесь, не оставлять же его под дождём? Хорошо нам – мы в помещении, а каково тем, кто на улице?
- Но зачем вообще так делать? – едва не вскричал от возмущения Пётр.
Мужчина прищурился задумчиво и взглянул куда-то вдаль: - понимаете, рано или поздно, однажды приходится делать выбор – где тебе хочется жить? В том сером мире, который вокруг или же в цветном, но вымышленном. Я свой выбор сделал.
- Ну хорошо, - чуть успокоился Пётр: - оставайтесь в своём мире, в конце концов это безобиднее, чем наркомания, но мне-то как отсюда выбраться?
- Точно так же, как и попали, - спокойно ответил писатель: - всем сердцем, без оглядки поверить, что это всё мираж, что Ваш мир совсем другой. А Вы что уже уходите? Подумайте сами, как часто Вы мечтали найти уютное местечко, где вокруг одни друзья, где все Вам рады, где тихо и для каждого найдется его «своё» место?
- Откуда Вы знаете? – обомлел Пётр.
- Иначе бы Вы сюда не попали, - усмехнулся в усы писатель.
- Но ведь этот ваш мир из бумаги! Дунь ветер и ничего не будет? – снова вскричал Пётр, так что пьяные матросы начали на него оборачиваться.
Писатель поморщился: - ну что Вы заладили – бумажный, ненастоящий… Вы ещё не слышали на улице менестреля? Ничего, услышите. Лёгкие паруса, как и рыцарские латы, остались лишь на бумаге, и конечно, навороченные телефоны совсем не то, что хрустальные туфельки или атласное платье с жемчугами. Но разве современная девушка не мечтает о тихом счастье, как и триста лет назад? Разве такие понятия как честь, отвага, дружба, верность слову и прекрасной даме устарели? Нет, настоящие порывы, эмоции, чувства, мечтания, стремления – вечны, они ходят из века в век, лишь меняя присущие времени маски. Ну а Вы в Вашей так называемой реальности? Что есть Ваша жизнь, как не мираж? Вот Вы есть, а через миг ветер времён заносит песком памятник на Вашей могилке, так кто же из нас настоящий?

Тихо. Волны чуть слышно омывают деревянные сваи причала. На пустынном пляже ветер неспешно перелистывает страницы, оставленной кем-то книги.