Русская классика

Наступил совершенно обычный вечер четверга. Павел Дмитриевич Чернов возвращался домой в свою уютную квартиру к своей любимой семье.

Стоит отметить, что в своё время квартира его родителей была по соседству с его квартирой, но родители Павла Дмитриевича, будучи уже на пенсии, предпочли бешеному ритму мегаполиса спокойное уединение на даче, оставив небольшой семье в общей сложности аж шесть комнат для проживания. В честь такого, Павел Дмитриевич объявил одну из комнат своим кабинетом, где была у него своя собственная библиотека.

Как часто это и бывает, в его кабинет остальным домашним вход был запрещён. Ну, как запрещён - крайне нежелателен. Павел долго ворчал, если кто-то заходил туда, пока его не было дома. Домашние, естественно, пользовались его библиотекой, но только с позволения самого Павла.

Вернёмся к нашему четвергу. Чернов зашёл в подъезд, поздоровался с ленивой кошкой Мусей, что постоянно дрыхла где-то около лифта в удобной корзиночке, поднялся на свой родной шестой этаж в квартиру под номером пятьдесят пять, открыл стандартную железную дверь и, наконец, оказался в своей квартире.

Его жена, Елена, выбежала встречать его с кухни, поцеловав в щёку.
- Привет, Леночка, - устало посмотрел Чернов на свою супругу, - как у тебя день прошёл?
- Да вот, Пашенька, вполне себе ничего. Пришла с работы, вот, решила тебя побаловать печёной курицей.
- Ничего себе! Это в честь чего такие почести? - захохотал Павел.
- Просто так, - Елена вернулась на кухню, - не поверишь!
- А где наш наследник, кстати? - Павел снимал куртку и вешал в шкаф, опять в компьютере засиделся?
- Наследник твой, Паша, ушёл в твой кабинет.
- Лена! Ну сколько раз повторять - нельзя туда заходить!
- Вот об этом, Паша, - Елена вернулась из кухни в коридор, - я хотела с тобой поговорить. Это и моя квартира тоже, если ты помнишь. И я, Паша, твоя жена, и имею полное право на нахождение в любой части квартиры.
- В любой части квартиры, Лена, кроме моего кабинета, - спокойно, но недовольно ответил Павел, - мой кабинет - это мой кабинет. Нельзя туда заходить и всё.
- Паша, вот ты меня вообще не слушаешь! Кабинет это...
Вдруг Павла осенило.
- Он не у шкафа слева?
- Что?
- Ярослав не у шкафа слева стоял, когда ты уходила?
- Не помню, вроде бы да, а что?
- Чёрт! Только не это!
Павел побросал все вещи и побежал к кабинету. Лена еле успевала за ним.
- Что такое? Паша, что там? У тебя там что, алкоголь припрятан? Наркотики? Паша, отвечай немедленно!
- Хуже, Лена, хуже! Намного хуже!

Павел и Елена вбежали в кабинет. Сын Ярослав, будучи двенадцатилетним парнем, сидел с густой седой бородой и держал икону в руках. На столе около него лежал с десяток толстых книг, почти опустошённая бутылка водки, налитая рядом стопка и отломленный кусок хлеба с какой-то рыбой и нарезанным луком.
- Не успели. Лена, я же говорил тебе - не пускай его в кабинет и сама сюда не заходи, - Павел подбежал к сыну.
- Он пьёт, Паша! - в ужасе крикнула Елена, убирая со стола бутылку водки.
- Хуже! Лучше бы он был пьяный вдрызг, понимаешь?!
- Да что с ним, ты можешь мне объяснить?! - в истерике кричала Елена, - почему ты не говоришь?
Павел уселся в кресло напротив сына. Ярослав поднял на него глаза:
- Здравствуй, отче.
- Наш Ярослав прочитал русскую классику, - тихо и почти отрешённо сказал Павел.
- Что? Это же обычные книги, Паш, что такого в них может быть, чтобы...
- Так тебя ж сразу видно, Лена, что ты её не читала, - посмотрел на неё Павел, - ты вон, посмотри, какая ты весёлая, ни о чём не думаешь. А Ярослав наш взял и прочитал...Гоголь, Толстой...Вот Тургенев...Надеюсь, он не успел прочитать Достоевского.
- Да, батенька, прочитал я книги, - медленно сказал Ярослав, - вот и думаю теперь...
- Паш, ну давай, сделай что-нибудь, ну? Ты же знаешь, ну?! - Елена металась по кабинету.

Ярослав встал с кресла и воскликнул:
- Матушка! Да чего ж мы сделать-то можем, а? Без Бога-то, матушка моя родненькая! - Ярослав подошёл к матери и поцеловал её в лоб, выпил стопку и уселся обратно в кресло, - если нет у нас авторитета в вере и во Христе, то во всем потеряемся, родненькая моя!
- Похоже, всё-таки прочитал, - подытожил Павел Дмитриевич и совсем поник.
Елене после подобного уже и самой можно было выпить стопку:
- Паш, а Паш. А делать-то чего мы будем?
- Отупеть его надо, Лен. Хоть немного. Пацан ж сопьётся к пятнадцати, а к двадцати...
- Что к двадцати? Он что...
- Да, Лен, свой роман напишет. Напишет, что опять простой люд притесняют богачи, что опять они пали и нравственности у них нет. Опять напишет, Лена, что если Бога нет, то всё дозволено. Что как оно было в семнадцатом веке, так оно и в восемнадцатом, а уж тем более в девятнадцатом и двадцатом осталось. Что ничего не поменялось, Лена, вообще ничего, что циклична и жизнь наша, и история, и что за разом всё одно и тоже. Сегодня хотим царя, получаем, а завтра ненавидим и сбрасываем, а потом скучаем по нему и хотим вернуть. Хотим свободы, но хотим порядка, а одно другому всегда мешает. И интеллигенция, и народ простой это осознаёт, вот всю эту безнадёгу, и спивается, Лена, да так спивается, что никому не снилось. Крестьянин не знает, как ему ещё снять стресс, писатель не знает, как уйти от осознания всего этого, тоже начинает пить. Все нищие, все пьют, всегда все злые и грустные, а страданиям нет конца. И даже когда в этом тёмном царстве пробивается лучик света, на который все надеялись, то его непременно закидывают углём, а человека, что нёс его, землёй. Никто не хочет ничего менять. Никто и ничего.

Павел мигом оброс седой бородой до пупа.
- Вот это и есть русская классика, Лена. Ступай. Нам есть что с Ярославом обсудить.

Ярослав пустил слезу и перекрестился.
- Верно ты, батенька, подметил! А ты посмотри, какие нравы нынче стали, уж особенно среди молодёжи! Уж по что раньше хаяли людей, так сейчас же вообще они в себе луч света убили, батенька, окончательно и бесповоротно!
- Да, отрок мой, в непростое мы живём время! Но, видит Господь, пронесём мы веру истинную и через такие тяготы! Душа наша должна попасть под влияние диавола, пройти перед искушениями и испытаниями, впасть в грех в конце концов! Не обожженный в печи горшок так и навсегда останется сырой глиной, Ярослав, и никто туда ни молока, ни щей не нальёт!
Ярослав разрыдался окончательно:
- А счастье-то, батенька, а счастье-то наше где! А нет его здесь, батенька, есть лишь мимолётные порывы радости! Счастье здесь есть ни что иное как крупицы счастья истинного, что ждёт нас по ту сторону жизни!
- И нечего смерти бояться! Русский человек так её оплевал, что старуха с косой обезумела и всех подряд пытается забрать, а мы ведь знаем, что за нами - правда! А это важнее жизни, смерти и всего остального!

Ярослав и Павел выпили ещё по рюмке и продолжили обсуждение. Елена, очень сильно офигевая, тихо закрыла дверь в кабинет и ушла на кухню следить за курицей. Включила телевизор, где шёл её любимый сериал и погрузилась в очередную разборку влюблённых. Может, не так уж и интеллектуально, зато намного проще.