Убогово

   Хотите на слово верьте, хотите по картам проверьте, но на южном берегу одного из тысячи озер Латгалии* стоит старинный русский посёлок Липушки.   Воды озера и сегодня не оскудели рыбой, несмотря на усилия обловщиков**.

   В разную погоду всяким бывает озеро. Коли начнётся осеннее ненастье, пойдут холодные сиверы, то берег бьют высокие серо-синие и серо-зелёные волны, что твоё море. А в летнее тепло, да безветрие, озеро играет доброй сотней тонов лазоревого цвета. Под полной луной воды озера восхищают отражённым цветом голубой звезды, а утром, когда сквозь камыши пробьётся цвет серого пара, сменяемый свежестью утреннего тумана, при некоторой доле везения вы увидите и услышите голубой шепот. Озеро многолико, то лениво нежится на солнышке, то хмурится под тяжёлым поднебесьем. Разным бывает озеро и по весне, и по осени, а уж про летнее многоцветие и говорить не буду. Во времена Белой Руси озеро так и называли – Разно.
 
   С одной стороны посёлок Липушки упирается в каёмку дороги, за которой сразу и плещется озеро, а с другой стороны холмы вокруг деревеньки поросли лесами. Места и сейчас не самые обжитые, а в прежние времена просто непроходимые и безлюдные.

   Но не всегда так было. В паре вёрст за Липушками возвышается Поднебесная гора – холм высотой 248 м, на котором сохранились мрачные руины немецкого замка Волкенберг (Wolbenborch). Замок принадлежал Братству воинов Христа (по латыни  Fratres militi; Christi de Livonia), которому требовалось остановить  продвижение русско-литовских войск, досаждавших Ливонии.

   Первое упоминание о замке относится к 1263 году. Именно тогда комтур замка Теодорих (Theodoricus commendator de Wolbenborch) подышал на печать и придавил ею сургуч после своей подписи на каком-то пергаментном свитке. А замок, скорее всего, построили несколькими годами раньше, и задолго до того времени как сюда хлынула новая волна обитателей этих земель.
 
   Последний раз замок упомянут, когда фогт замка Розиттен и Динабургский комтур в 1432 году сбирали орденское войско, чтобы отсюда отправиться в очередной военный поход на Литву. А кто и как приложил руку к разрушению зловещего немецкого замка, станет известно, если дочитаете до конца эту не то легенду, не то сказку из местечка Убогово.

   Кровопролитные войны за подчинение  земель летьголы чужеземным коронам велись не один век. Население грабили все. Свистопляска со сменой государей, то русско-литовских, то немецких, то шведских сопровождалась битвами и разбоем, и эти беды никак не способствовали процветанию и росту местных племён. 

   Достаточно длительный период до раздела Польши эти земли находились в совместном владении обеих частей Речи Посполитой, Короны Польской и Великого княжества Литовского и Русского, с 1620 года до 1772 года. И назывались места эти тогда - Инфлянты Польские.
 
   Во время оно через Пруссию и Литву подбирались сюда с бедами не только немцы, шведы и поляки, но и завезённая в Европу из Османской империи бубонная чума. Чёрный мор выкосил не менее двух третей населения, а может где-то и больше. Места совершенно обезлюдели. Работать на полях польской шляхты стало некому.

   А в это время в Москве взошёл на трон царь Алексей Михайлович, за религиозность и добродушие прозванный Тишайшим. Он то и пожаловал патриарху Никону титул «великого государя». И при таком царском попустительстве патриарх возомнил собственную власть выше царской. И задумал Никон окаянные церковные реформы, и как водится, часть русского народа изменениям воспротивилась, и задуманное патриархом не приняла.Расколы на Руси – дело обычное, и властью устраняются легко: к несогласным людишкам посылаются стрельцы, науськанные властью.

   Служивые вламывались в дома, забирали у еретиков из «красных углов» иконы, выкалывали образам глаза, со злорадством носили изуродованные лики по соседским дворам и улицам, а потом прилюдно жгли. А если кто возмущение имел, то люди Никона грозились выколоть глаза и строптивым хозяевам.

   Но староверы прятали образа, продолжали тайком креститься двумя перстами и сопротивлялись, как могли. Соловецкий монастырь находился в осаде семь лет (1668-1676). Но на Руси никак нельзя без изменщиков. Будь то верующий монах или даже и безбожник, такой как генеральный секретарь КПСС,  но всегда на Руси найдётся христопродавец, если не Иуда Меченый, то даже и всенародно избранный президент.
 
   В конце концов, воевода Мещеринов отыскал в монастыре подходящего вероотступника, с его помощью стрельцы проникли в обитель и круто расправились с  мятежниками. Старцев воевода Мещеринов велел перевешать на деревьях вокруг монастыря. А когда деревьев стало не хватать, остальных монахов выгнали на морскую губу и на ветру да на морозе братию держали, пока не наступил карачун, благо на дворе было не лето, а январь.

   Но нельзя на Руси не только без предателей, но и без доносчиков. На самого Мещеринова донос царю пришёл. Так, мол, и эдак, монастырскую казну воевода умыкнул. Может было, а может и не крал Мещеринов казну, но стал Иван Алексеевич по воле Алексея Михайловича Тишайшего первым узником взятого им Соловецкого монастыря, а после снятия подозрений дальше воеводы Сумского Посада по службе и не продвинулся, совсем не то, что теперешние воеводы-казнокрады.
 
   Тихий, скромный и набожный Алексей Михайлович ещё до раскола окончательно прикрепил тяглых крестьян и посадских людей по месту жительства. По Соборному Уложению 1649 года крепь распространялась и на детей их, братьев и племянников. Но церковный раскол ещё больше усугубил недовольство людей Московии.

   Сполна почувствовав царскую милость, ревнители старой веры, побросали дома, скот и бежали, куда глаза глядят, кто в Сибирь за протопопом Аввакумом, кто к Стеньке Разину, а кто-то и сюда, в Инфлянты Польские, прихватив с собой лишь самое необходимое - старые книги да иконы.

   Но мы уклонились, и не о том повествуем, а надо ведь о несчастьях польских панов, которые лишились рабочих рук здесь, в Инфлянтах. Из двух зол, как известно, человек всегда выбирает то, что меньше. И поэтому польская шляхта проявила огромную религиозную терпимость и благосклонно отнеслась к беглым русским иноверцам, которым стало невмоготу терпеть притеснения у себя дома.

   Так и осели староверы на берегах озера Разно, здесь и основали деревню Липушки. А некоторые, самые неугомонные и убогие, которым места вдоль побережья не хватило, и у которых кроме рабочих рук и не было больше ничего, двинулись за Поднебесную гору, мимо проклятого места, заброшенного замка Волкенберг, в дремучие леса.

   Но, случалось, наведывались и в Липушки, к родственникам. Бывало, родня при встрече спросит:

- Ну как вы там, убогие, поживаете, у вас-то и озера никакого нет?
- Есть у нас озерцо, не такое великое, как ваше, но зато чистое как ясный глаз. Так что хорошо живём, как у Бога за пазухой!
 
   Пожмут плечами на гордость родственников единоверцы, и подумают: «У убогих и деревенька под стать – Убогово, да и озерко такое же».

   Убогие – не убогие, а жить-то надо, а чтобы жить старовер привык работать. Шёл как-то мужик с покоса по тропе к деревне Убогово, вдруг, чу, слышит в лесу со стороны Поднебесной горы громкий шум, да треск, будто кто-то большой через лес, да кустарник ломится. Испугался мужик, остановился. Вдруг прямо на него выходит огромный камень на тонких ножках. Мужик совсем оробел, но виду не показывает: не такой народ в Убогово, чтобы камней ходячих пугаться.

   «Доброго здоровьичка, путник! - поздоровался мужик со встречным камнем, как и положено у деревенских. – Куда путь держишь?»
   Только молчит камень: у него и рта-то нет, чтобы ответить. А мужику пройти надо, только глыба тропу перегородила: «Не хочешь говорить, не говори. Только, слышь-ка, дай пройти». Но молчит камень, не пропускает.
 
   И заметил мужик, что ножки у камня тоже дрожат, то ли тоже от страха, то ли от того, что огромный вес на них держится. Приободрился мужик: «Уходи с дороги, а не уйдёшь, я твои–то тонкие ножонки враз подрежу». - И снял мужик с плеча косу для вида.

   И друг из-под камня как выскочит перепуганный анчутка*** и исчез в лесной пуще, только его и видели. Это он, оказывается, камень из стены замка Волкенберг копытцем выбил и зачем-то куда-то тащил. Убежал анчутка, а огромный валун на тропе остался, ни пройти, ни проехать. Так с тех пор и лежит. Бывало, идёт человек или на телеге едет, камень мешает, ругнётся смертный в сердцах, помянет анчутку: «У, чёртов камень!»

   А камню что, лежит себе и лежит, только стали тот валун все звать – Чёртов камень. Говорят, что раньше на нём и след анчуткиного копыта был, когда тот булыгу из стены замка ногой выковыривал. Только кто-то след копыта подпортил и сейчас его и не особо заметно.


*  - Места эти переходили из рук в руки. Поначалу здесь правили Полоцкие князья, их вытеснили немцы, затем поляки. Потом, после первого раздела Речи Посполитой, земли присоединены к Российской империи и включены в состав  бывшей Витебской губернии.
**  - Обловщик - браконьер.
*** - Анчутка - это мелкий злобный бес, досаждающий людям в их жизни, один из младших представителей славянского бестиария.

На фото - вид с Поднебесной горы на озеро Разно