Эквилибр на проволоке, висящей над бездной

Роман.
Главы 4,5,6,7.


Глава 4.

ЧУДЕСА.

Исключительно из  научного  интереса,   Аня  Чистякова, решила  смотаться 
в  Барнаул.
Вова  Волков  был,  конечно,  вредина  и  чокнутый,  но  дураком  не был, …хотя,  как  посмотреть!
На  клочке  бумаги,  выведенный  захлопотанной  Вовкиной  рукой,  значился  Марк  Александрович  Платинников и  его  адрес в Барнауле. 
Аня  продала  на  запчасти  свой  безногий  вездеход,  за  умеренную  плату  пристроила  геологам  палатку,  сапоги-бродни,  лодку-каяк и  купила  билет  до  Барнаула. 
Противогаз,  Аня  решила  подарить  мазурикам  у  фонтана:
- Им  пригодится,  если  они опять  надумают  грабить  чего-нибудь!-  решила  Аня. 
Вечером  в  семь,  Аня  с  противогазом  явилась  на  прощальный  визит  к  фонтану. У фонтана  сегодня  было необычно  весело. Маргинальный  народ  пел  песни  под  гитару.  Песни  были все  из счастливых аниных   студенческих  времён.  Из  хора  пьяных  голосов,   выделялся  один  очень  знакомый  -  так  пел  давным – давно,   Женя  Суздальцев.  Аня  подошла  поближе  и  в  гитаристе,  узнала  злобного  деда -  Зам. Зав.  Кафедрой,  грозу  и  погибель   студентов, к.т.н . -  Евгения   Суздальцева.  Зам. Зав.  -  был уже  сильно  навеселе, и  Аня  решила  ретироваться  от  греха  подальше, но  тут,  Женька неожиданно бросился  к  Ане,  обнял  её  и  …расплакался.  Аня  гладила  седую  голову
Женьки, и  в  окружающих маргиналах,  стала  с  ужасом  узнавать  некоторых знакомых с юности  студентов.
-  Зачем? Зачем я попёрся  в  Науку!?- рыдал  Женька на Анином плече,-ненавижу  свои  рефераты, доклады…  студентов  своих  тупых  ненавижу,- заливался  Женька, -почему, ну почему я  не  пошёл  в  барды,  в  поэты,  в  артисты,  ведь  я  так  этого  хотел!  Я,   может,  стал  бы  новым   Высоцким,  Галичем, Окуджавой….
-  А,  если  бы  не  стал?! -  утешала его  Аня,-  а если  бы  бродяжничал  и  пел в кабаках?  Нищенствовал  и спивался  из-за   невостребованности  и  жалел,  о  том,   что  не  пошёл  в  Науку, тогда,  когда  тебя  туда  звали, и  где был  бы  ты уважаемым  и  счастливым  человеком…
-  Нет! - всхлипнул  Женька, -  я  не  счастлив,  да и,  кажется,   не  очень  уважаем,  хотя  накропал  столько  научных  работ,  что  ими  можно  оклеить  весь университет! -   и  Женька  опять  заплакал.
- Время  покажет! -  желая  утешить  горестного  Женю,  сказала  Аня.
- Время  покажет,- прорыдал  Женька, - что  я  прожил  свою  жизнь  зря!   
Вот  Санька  Платинников – это  да! -  продолжал  причитать хмельной  Женька, - ну,  кто  бы  мог  подумать,  что  этот  увалень  и  колода,  станет  Звездой Науки  Мирового  масштаба!!!
- Что,  что?  -  не  поверила  своим ушам  Аня, -  повтори!
- Что  слышала! -  сердито сказал  Женя,  -  Александр Иванович  Платинников,  доктор физико-математических  наук,  профессор, и  желанный  сотрудник   научных  центров  всей   планеты  от  Геттингена в Германии,  до  Принстона  в  Америке!   
-  Это  ж  надо,  так  напиться! -  подумала  Аня,  слушая  пьяные  речи  Суздальцева  и  не  веря  ни  одному  его  слову.  Поздно  вечером,  Аня  бережно  доставила Женю  к  нему  домой  и  передала  с  рук на  руки  Женькиной   жене.  Передача  произошла  без  драки  и  мордобоя,  хотя,  когда  жена Суздальцева,  в  два  часа  ночи  открыла  дверь, перед  ней предстала   такая  картина:  на  муже висел  военный противогаз,  а  сам  муж  висел  на  Ане  Чистяковой.  Деловито  отделив  от  мужа  посторонние  вещи  (противогаз  и  Аню),  Марина  Суздальцева,  сноровисто  потащила мужа в  ванную.  По  дороге  в  ванную,  Женя  Суздальцев орал  песни  и кричал на  жену: -  И,  зачем  я  женился  на  тебе,  а  не  на  Нинке  Глинской?  Я  бы  мог тогда  стать  нобелевским  лауреатом!
Суздалева  жена,  не обращая  внимания  на вопли  супруга,   виртуозно  справлялась с  орущим,  грузным  и  пьяным  Женькой:  -  Видно  не  впервой! -  подумала  Аня,  скатываясь  с  лестницы  и  размахивая,  никому  не нужным  противогазом.
На  другой день,  Аня  на  поезде  отправилась  в  Барнаул.

ГЛАВА  5.
 
Прибыв  в  Барнаул,  Аня  отправилась  по  адресу, указанному  в  волковской записке.
По  этому адресу  обнаружилось    заведение,   неведомого  назначения,  с  помпезным  названием  «Золотой  Алтай».   
В  тесной комнатке, оклеенной  чудесными  фотографиями  горного  Алтая,  за  потасканным столом (видно  с  барахолки),   сидел  всего  один  сотрудник.  Это  был  худощавый и  темноволосый  молодой  человек, чем-то,  отдалённо,  напоминавший Сашу  Платинникова, только  в  сильно  уменьшенном  виде.
-  Свадьба, похороны  или   в  горы? – осведомился  бойкий молодой  человек, не  дав  Ане и  рта раскрыть.
- А, в  обратном  порядке можно?-  не  растерялась  Аня.
- Да, конечно!  Это  наше  самое  перспективное  направление! – с  энтузиазмом ответил сотрудник  Золотого  Алтая,  - сначала в  горы,  а  потом  свадьба!
-  Ну,  в  моём  возрасте  больше подходит  вариант: - Сначала  в  горы, а  потом  похороны,-  ухмыльнулась  Аня, а  потом,   без  всякого  перехода спросила:
- А  фамилия  Ваша  как?!
- А,  вам  зачем? - почему-то  испугавшись,   ответил  молодой  Платинников.
В  том, что  это  сын  Саши  Платинникова,  Аня  уже  не  сомневалась. 
-  А, как же?  -  ответила  Аня,  -  отправившись  в  горы,  я вручаю  Вам  свою жизнь,   и  я  должна  знать, кто  меня  до  этого  довёл!
- Марк Александрович Платинников -  представился  молодой  человек.
- Аня  Чистякова  - однокурсница  вашей  мамы,  в  девичестве  бывшей 
Ниной  Глинской, -  сказала   Аня, надеясь,  что  после  этого заявления,  разговор  перейдёт,  в  менее официальную плоскость. Так  и  произошло.   
- Марк  вскочил  с  места,  сильно  покраснел,  а  потом  ни с  того, ни  с  сего,  предложил  Ане ,  немедленно,   покинуть  помещение.
- А,  как же  горы с  похоронами? -  возмутилась  Аня,  -  вы  не  можете  так
обращаться  со  своими  клиентами.  Сначала  заманиваете,  а  потом  хамите!
- Да  катитесь  вы,  куда  хотите!  Хоть  в  горы, хоть  к  чёртовой  матери! -  заорал Марк Александрович, багровея  всё  больше.
- Как  бы  его кондрашка  не  хватила! -  озабоченно  подумала  Аня,  и  пятясь,  вывалилась  из  офиса.

 - Да,  что ж  мне  так   не  везёт-то, в последнее  время, -  думала   Аня,  плюхнувшись  на  ближайшую  скамейку,  -  или  повымирали  все,  или  спились,  или  с ума   посходили…   Вот  ведь, говорил  мне один  умный  человек:   -Никогда не  суйся  в  те  места,  где  раньше  тебе было  хорошо!
И,  впав  в  философское  настроение,  Аня  стала  изрекать самой  себе  интересные  мысли,  от  потрясения,  не замечая ,  что уже кричит во  всю глотку:
-  Храни  всё  лучшее,  свершившееся  в  твоей  жизни  в особой  шкатулке  памяти.  Запечатай шкатулку  и  не  вздумай  распечатывать  её, не  то  откроешь  не  прекрасное и  светлое,  а  Ящик  Пандоры! Так громко вещала   в окружающее  пространство,  надрываясь,  как на  митинге,  обескураженная  неудачами,  Аня Чистякова. 
- Что,   правда,  то  правда,  -  раздался  рядом  дребезжащий  голосок.
На   скамейке,  рядом  с  Аней  сидел старичок,   и  прислушиваясь  к  Аниным  разглагольствования  качал  головой  и  поддакивал.
-  Слава  богу,  хоть  не  бомж! - подумала  Аня,  разглядывая старичка. Старичок  и  вправду.   был  не  бомж.  Аккуратно и  элегантно одетый,  в  очках,  в  костюме-тройке,  галстуке- бабочке  и  с  бородкой  клинышком,  старичок  походил  на  профессора  дореволюционных времён.
Старичок  с  интересом посмотрел  на  Аню,  и  в  витиеватых выражениях, достойных  аристократа,  спросил  у  Ани,   не  обидел ли  её, кто-нибудь?
Аня,  давно  отвыкшая  от  куртуазного  с  ней  обращения,  растрогавшись,  чуть  не  заплакала  от  избытка  чувств.  А,  потом,  себя  не  помня,  Аня стала  взахлёб   рассказывать,  совсем  незнакомому  человеку,  про  своё путешествие, и острые  ощущения,  которые она  продолжает  получать,  из-за  своего безумного прыжка  в  прошлое.  Старичок,  слушал  и  кивал.
А,  потом старичок  сказал: - Александра  Ивановича  Платинникова  -  я  знал  лично,  и  даже  одно  время,   имел  честь  работать  с  ним  вместе.  Это  был  гений.
-  Почему  был? -  спросила  Аня  у «профессора».
-  Потому,  что Александр   Платинников,  умер одиннадцать  лет  назад.  Наука  понесла  огромную  потерю!
Аня  молчала,  пытаясь  осмыслить  услышанное,  потом  обратилась к  разговорчивому  дедушке с  вопросом:   
- Меня  зовут  Анна Николаевна  Чистякова.  А, с  кем  имею  честь  беседовать? - 
- Леопольд  Иванович Штеккель,-  ответил  дедушка,-  я профессор  барнаульского  технологического  университета. А происхожу я из ссыльных  немцев, отправленных  за  революционные  студенческие  шалости  в  19  веке в  Сибирь, российским  императором  Николаем I.
- А, почему  вы  до  сих  пор  здесь, ведь  прошло  двести лет? -  удивилась  Аня. 
- Мой прадед,  после  ссылки в  Сибирь,  решил  не  возвращаться  в  Санкт-Петербург,  поскольку  по-прежнему  был  не  согласен  с  николаевским  режимом
и  рабством  в  России,  благоразумно  полагая,  что  дальше Сибири  его  уже  не  сошлют. .
- Понятно.  Леопольд  Иванович,  а  вы  не  могли  бы  поподробнее  рассказать мне об  Александре Платинникове,  попросила  Аня.    
- О,  это  потрясающая  по  драматизму  история,  достойная  пера  Шекспира,  - задумчиво  произнёс  Леопольд  Иванович,- я имел  честь  увидеть,  как  человек,  оттолкнувшись от тягчайших  обстоятельств  жизни,  сумел подняться  на   немыслимую  высоту…
- Ну, Шекспира  здесь  нет,  так  что  вы,  пожалуйста,  как  сможете,  расскажите, всё, что  знаете о  чете  Платинниковых, - попросила Аня.

И,  Леопольд  Иванович  стал  рассказывать.
- Поначалу  в  жизни  Александра  Ивановича Платинникова,  прибывшего  за  женой  в  Барнаул  -  всё  было  хуже  некуда.  Когда  он  приехал  в Барнаул  со  свободным  дипломом  физика  и  красавицей - женой,  он  долго  не  мог   устроиться на  работу  по  специальности.  С  горя  стал  попивать.  Жена его, родив  сына,  от  мужа-неудачника  не  ушла,  но  быстро  завела  интрижку  со  своим  начальником.   
Саша,  узнав  об  этом,   попытался  покончить  жизнь самоубийством.
Беднягу  успели  спасти, вынув  из  петли,  а  потом поместили  в  психиатрическую  клинику. 
Саше  повезло  -  лечил  его наш лучший  психиатр-кудесник Николай  Печенегов.  Чудо-врач   не  пичкал,  убитого  горем  Сашу  лекарствами,  а  подолгу  беседовал  с  ним,  и возможно,  применял,  лишь  одному  ему известные  методы  психотерапии  и  средства  тибетской  медицины.  Какую  струну  сумел  зацепить Печенегов  в  душе  Саши -  неизвестно,  а  только  из  клиники,  Саша  вышел другим  человеком. Уходя  из  клиники, Саша  сказал  загадочную  фразу:  -  А,  я  всё-равно  добьюсь  того,  что  она  меня, наконец,  полюбит.  Печенегов, в  ответ  на   Сашину  тираду, только   скептически  покачал  головой,  но  ничего  не  сказал.
Потом,  Саше Платинникову с  большим  трудом,  удалось  устроиться  помощником  лаборанта  в  алтайский  научно-исследовательский  институт  космических  проблем. 
Вскоре,  за  блестящее  решение  задачи,  над  которой  институт  бился  несколько лет,  Саше  дали  должность  ведущего  инженера. 
Через  год,  Саша  смог создать  новые методики  в развитии  космических  технологий.  За  это  открытие,  Саше  присвоили  звание кандидата  технических  наук,  и  дали   лабораторию.  Ещё  через  два  года  Александр  Платинников  стал  доктором  наук  и  профессором.   Платинниковым  заинтересовались  международные учёные  сообщества.  Его  приглашали  сотрудничать  в  университеты  Милана,  Геттингена,  Гарварда  и  многих  других.  Тогда-то, и стала  сбываться   самая  сокровенная  Сашина  мечта:-  его жена  Нина Платинникова, наконец-то,  обратила  на  него  своё драгоценное внимание  и стала  вместе со  своим  великим  мужем,   мотаться  по заграницам. 
Пока  нинин муж  решал  мировые  проблемы  Науки  в  очередном научном  центре  планеты (в  Италии,  Германии,  Англии,  Америке),  его  вольная  жена  устраивала  за  мужнины деньги  грандиозные  шоп-туры,  резвилась  в  ресторанах,   и  направо  и  налево, заводила  интрижки или с  учёными  мужами, или  просто  с  богатыми  иностранцами.
Первый  инфаркт,   случился  у Саши  Платиинникова,  когда  Нина  заявила 
Саше о  том,  что  уходит  от  него  к  американскому  миллионеру -  Вилли  Хопкинсу.  Тогда   Саша  Платинников и  его  сын  Марк,   остались  одни.  Марк  Платинников  поступил учиться  на  кардиолога  в  медицинский  институт, чувствуя,  что  этот  инфаркт  у  его  любимого  отца, не  последний.
Второй  инфаркт,  случился  у  Саши  Платинникова,  когда  его  блудная  жена  Нина,  бросила  своего « хрыча»  и  «скрягу» Хопкинса и  решила  вернуться  в  лоно  любимой  семьи.   Но,  с  этим  уже  не  согласился её
сын - Марк  Платинников    Марк  снял  квартиру,  и  перебрался  в неё  вместе  с  больным  отцом. А, будучи  уже   хорошим кардиологом,  Марк Платинников, смог  поднять  на  ноги  своего  отца.
Нина  Платинникова,  осталась  в  профессорских  апартаментах  одна.  За  широкой спиной  своего  мужа,  Нина  вела  образ  жизни  разгульной  барыньки. Нине  очень  нравилась  роль  светской львицы  и разорительницы  мужских  сердец и  кошельков.

Выздоровевший  Саша  Платинников,  с  упорством  сумасшедшего, надеялся вновь  завоевать  сердце  супруги.   А,  козырь  у  него  был  только  один  - Наука.  По  приглашению  учёных  гарвардского  университета,  Саша  Платинников,  ничего  не  сказав  загулявшей  супруге,   на  несколько  лет  уехал  в  Америку. В  сообществе  с  гарвардскими  учёными,   Саша  сумел  совершить  революционное  открытие   в космической  физике,  и  группа   учёных,  получила  за  эту   работу  Нобелевскую  премию.

Нина Платинникова,  после  исчезновения  в  Гарварде  её  мужа,  пустилась   во  все  тяжкие:  -   кутежи  следовали  за  кутежами, «друзья  жизни»,  они  же любовники, периодически менялись, при  этом  всё время ухудшаясь  в  качестве.  Юная  прелесть  Нины, разрушаемая   алкогольной разгульной  жизнью,  постепенно сходила  на  нет.   И,  наконец,  наступило  время, когда   никакие  ухищрения  портных,  парикмахеров, и косметологов, не  могли  уже скрыть  обвисший  живот,  второй подбородок и мешки  под  глазами увядающей  красавицы  Нины.   От  природы  редкие  волосы  Нины,  теперь стали  резко  выпадать,   и  Нине  пришлось  прикрывать  наметившуюся  плешь,  париком.   Валюта, отпущенная  ей  Богом,  закончилась, а, ничего  взамен,  Нина  создать  не  смогла.  Её  единственный  сын, всячески  избегал  свою  мать,  так  и  не  простив  ей  унижений  и  болезней  своего  отца. Бывший муж  пропадал за границей  и  мучил  тщеславную  Нину, своими  огромными  успехами  в  Науке. Чтобы, как-то  выжить,  Нина  исхитрилась  продать  роскошные  профессорские  апартаменты,  но  прожив  и эти  деньги,  Нина вынуждена  была  сдаться  в  интернат  для  неимущих  стариков,  короче,   в  богадельню. В  один  из  приездов  на  Родину,  Саша  Платинников,  узнав  о  бедственном положении  своей  бывшей  супруги,   решил  её  навестить.  Когда  Саша  пришёл в  интернат,  две  медсестры,  вывели  к  нему  навстречу  толстую  и  обрюзгшую старуху,  в  которой  Саша, как  ни  старался,  так и не  смог  узнать  гордую  красавицу  Нину,  которая когда –то,   навсегда  и без  труда  завладела  его  сердцем. 
Саша  был человеком  добрым.  Он  купил  бывшей  жене  однокомнатную квартиру,  перевёз  её  туда,  нанял  ей  медсестру,  и  домработницу,   и   ежемесячно  переводил  Нине  деньги.  Но,  что-то  странное  стало  происходить  и  с  самим  Александром  Ивановичем.   Ещё  совсем  не  старый,  он  потерял  интерес  не  только к  Науке,  но  и к  жизни.  Целыми  днями,  Саша Платинников  сидел в  кресле, молча,   уставившись  в  одну  точку.  И,  вскоре,  тихо скончался.  Без  всяких  видимых  причин, у него  остановилось  сердце.

Похоронив  отца,  его  сын  Марк Платинников,  взял  на  себя  заботы  о немощной  и  впавшей  в  маразм,   матери.   На  все  хлопоты  о  матери, нищенской  врачебной  зарплаты  не хватало,  и  Марк,  на  остатки нобелевских  денег отца,   решил  создать  небольшой  туристический  бизнес.  А,  в  свободное  время  дежурил врачом,  на  Скорой  помощи.  Попутно,  Марк  брался  за видеосъёмки  свадеб  и  организацию  похорон.  Увы,  могучего  научного   потенциала  своего  отца,  Марк не унаследовал.  Сказались  ли  убогие  материнские  гены,  или  и  правда: - Природа  отдыхает на  детях  гениев?
……………………………………………………
……………………………………………………
……………………………………………………

-  Как  жаль! Бросить  свою  жизнь  под  ноги  ничтожеству!- сердито  сказала  Аня,  выслушав  рассказ  Леопольда  Ивановича.
- Я  с  вами  не  согласен,  -  ответил  Леопольд  Иванович, -  Александр Платинников,   любил  всю  свою жизнь  одну женщину,  пусть  и  безответно!  А,  такая  любовь,  большое  чудо  в наш  меркантильный век,  и  даётся  она,  далеко  не  каждому.    В  его  жизни  были  очень  счастливые  моменты:  Он  добился  любимой  женщины и   имел  от  неё  сына.  Он  достиг  величайших  вершин,  в  познании  мира.  И, как бы  мы  ни  относились  к  Нине  Глинской-Платинниковой,  не  будь  её,  появился  бы  в  мире  великий  учёный  Александр  Иванович  Платинников?  Божий  промысел  неизвестен  нам.  Порой  в чью-то  судьбу,  нужно  послать  человека,  который  сам  будучи  ничем,  послужит  детонатором,  для  того,  чтобы  пробудить    в  другом человеке, спящий огромный   потенциал.
- Что-то  вроде  биллиардного  шара,  который сам  не  попадёт  в  лузу,  но  столкнёт  туда  другой  шар -  предположила  Аня.  Но,  я  всё  равно  с  вами  не  согласна,  если при  всех  своих  научных  достижениях,  Саша  не был  чисто по-человечески  счастлив! 
-  А,  что  такое  счастье? -  задумчиво  сказал  Леопольд  Иванович.  Потом  поднялся  со  скамейки и  сказал:   - Простите,  Анна  Николаевна,  мне  пора.  У  меня  лекция  через  полчаса.  Увидимся  позже,  и  я  постараюсь  вам  помочь
-  А,  можно  я  с  Вами? -  сказала  Аня  и увязалась за  Леопольдом Ивановичем.   На  площади,  перед  входом  в  технологический  институт, стоял  на  высоком  постаменте  бронзовый  бюст Саши Платинникова.  На  постаменте  была  надпись: - Великому  учёному  России,  от  благодарных  потомков. 
Аня  посмотрела  на  бронзового  Сашу, и  заплакала.


ГЛАВА 6.


Не  придумав  ничего  лучшего,  Аня  на  последние  деньги,  купила  цветы  и  пирожок.  Цветы  она  положила  к  подножию  памятника  Саше  Платинникову,  а  пирожком  помянула  его  светлое  имя. 

- Что  делать  дальше,  Аня  не  знала.   
На  Анино   счастье,  Леопольд  Иванович, действительно  её  не  забыл.    После  лекции  они  встретились,   и  с телефона  Леопольда  Ивановича,  Аня  смогла  связаться  со  своим  забугорьем.  Вскоре её родные, через  Вестерн  Юнион,  перевели   Ане  деньги  на обратную  дорогу, и  при  этом  настаивали,  чтобы  она  летела  прямо к ним.  Родные  считали,  что  после  кошмарных   приключений  в  варварской  стране,  Ане  стоит  отдохнуть,  среди  любящих  её  родных.  Аня  не  стала  спорить.  До отлёта   самолёта  в  Лондон  через  Москву,  у  Ани  оставались целые  сутки. Пошатавшись  по  улицам  Барнаула,  посетив  кое-какие   музеи,  Аня  наткнулась  на редакцию  небольшой  газеты,  которая  называлась: - Вечерний  Барнаул. 
И,  тут,  Ане  пришла  в  голову  блестящая   мысль:  - Написать  небольшую  статью  о  Саше  Платинникове и  опубликовать  её  в  местной прессе:
-  Пусть  знают  барнаульцы,  о  своём  великом  земляке!
Зарулив  в  Интернет-кафе, Аня, потрясённая  до  глубины  души,  историей  гадкого  утёнка,  выросшего  в  прекрасного  лебедя,  написала  о  Саше Платинникове статью  и  понесла  её  в  Вечерний  Барнаул.
Редакция  была  небольшой,  и  судя  по  облезлому интерьеру,  перебивалась  с хлеба  на  квас.   Аня направилась  к  столику  с  табличкой:  Приём  корреспонденции.
- Я к  Вам! – сказала  Аня  даме,  напоминавшей  старую нахохлившуюся   ворону, и,  которая,  тощими руками, похожими  на птичьи  лапы,    бойко  клацала по  клавиатуре  старенького  компьютера.
-  Что  у  вас?!-  не поворачивая  головы,   сказала  «ворона».
-  Статья  о  Вашем  великом  земляке! -   заявила  Аня.
-  Не  берём! -  не  выпуская  изо  рта  сигарету, и пыхнув  в  лицо  Ане    дымом,  прокаркала  «ворона».
-  Почему же! – удивилась  Аня, - Вы  же  голос  города  Барнаула! - пытаясь  подольститься к  суровой  грымзе, сказала  Аня.
От  этих  Аниных слов, грымза   чуть  не  подавилась  своей  сигаретой  и  проперхала,  обращаясь к  Ане:
-  Дама!  Вы,  что  с  Луны  свалились!  Или  вы хранились  двадцать  лет  где-то в  нафталине?!
-  Почему  в  нафталине?  -  обиделась  Аня.
-  Потому,  что  о  трудовых  подвигах  тружеников  полей  и  мартенов, о победителях  социалистического  труда  в  шахтах,  на  буровых или  на  стройках  социализма,  никто теперь не пишет  и не печатает!
- А, что,-  съязвила  Аня,  -  никто  теперь  не  ест хлеб,  не  пользуется бензином, и  не  строит домов,  предпочитая  землянки ?
- Мадам,  придержите  свой  сарказм, -   начала  уже  заводиться  Зав . корреспонденцией, -  и,  если  имеете  рекламу  или объявления, выкладывайте  их, платите деньги   и  выметайтесь! 
- А,  кроме  рекламы и  объявлений,  вы  печатаете, хоть, что-нибудь!  -  обозлилась  Аня из-за грубого  обращения. 
- Да, - с  некоторой  гордостью, - заявила  ворона, -  если  это  воззвание  от  мэра,  или материалы  уважаемых  граждан  нашего  города,  в  период  городских,  губернских  или  всеобщих  выборов.      
- Так  я  от  мэра!  -  дивясь  собственной наглости, соврала  Аня.
Грымза  недоверчиво  смерила   Аню  взглядом.  На  счастье,  на  Ане красовался чудный лондонский костюм,  который  единственный остался  у  Ани,  после глобальных ограблений  в  предыдущем  городе.
-Тогда  идите  к редактору.  Такие  вопросы  решает только  он, - пробурчала  грымза,  так  и  не  поняв,  кто  же  перед  ней,  -  гонец  от уважаемых  людей  или  наглая  аферистка.
Пока  грымза  не  передумала,  Аня  прыжком заскочила  в дверь  с табличкой:
- Главный  редактор.
…………………………………………………..
Казалось,  что  после  перенесённых  потрясений,  Аню  уже  нельзя  было  удивить  ничем. И,  всё же,   она обалдела,  увидев  главного  редактора  газеты, выполнявшей  ныне  функции  рекламной  городской  тумбы.
Аня,  колыхнувшись, сползла  в  ободранное  кресло  для посетителей  и  ошалело уставилась  на  редактора.   Редактор  уставился  на  Аню.
-  Ещё  не вся  черёмуха,  ко  мне  в  окошко  брошена,  -  завыла  Аня,
ни  к  селу, ни  к  городу…
-  В  ответ  на  её  вокал,  в  дверь редактора  всунулась  грымза  и  заорала  о  том,  что  она  приняла  эту  посетительницу,  за  приличного  человека.
- Аделаида  Петровна!  Идите  на  своё  место,  я  сам  разберусь! -  сказал  редактор. 
- Генка,  как  ты  мог!!! -   обращаясь  к  редактору, завопила  Аня.
В  дверь  опять  всунулась Аделаида Петровна,  на  этот  раз  со  шваброй  наперевес.
- Аделаида  Петровна,  идите  домой.   Я,  Вас  отпускаю, - веско и  с  нажимом сказал  редактор.
Грымза  исчезла,  но  через  закрытую  дверь послышался  её  громкий  шёпот:   -  Геннадий  Васильевич,   я  тут  недалеко!  Если,  что, кричите!
- Пошла  вон!  -  сорвался  на крик Геннадий Васильевич. 
- За дверью  послышался грохот  падающего  костлявого  тела,  и  всё  стихло.
-  Может  валерьянки?  -  забеспокоилась  Аня.
-  Не,  стоит,  –  махнул  рукой  Геннадий  Васильевич, -  на  эту  дуру,  никакой  валерьянки  не хватит.  Она  грохается  в обморок,  при  каждом  удобном  случае.  Это фишка у  неё  такая.  Любит  она  меня. За  что,  я  и  сам  не  знаю,  и  выгнать  её  не  могу.
-  Гена,  неужели  это  ты? – тихо  заговорила  Аня, -  неужели ты  - это тот  Генка, со  странной  фамилией  - Тоболь, добрая  душа  и  талант!    Ты,  же  собирался  стать  писателем,  и  данные  у  тебя  были!  Ладно,   мы, технари  задрипанные,  только  и  толку от  нас,  что  мы  с  железом  были  на  ты….Но,  Гена,  тебя  же  боженька  в  темечко  поцеловал,  у  тебя  дар!  На,  что  же  ты  его  растратил?! – обведя  взглядом,  окружающее убожество  сказала  Аня.
Тут  Гена  завёлся:
- Тебе  легко  говорить, смылась  за  границу,  и  пересидела там  все  наши  российские  безобразия!  - и  продолжил,
-  Аня,  ты  не  думай,  что  я  сразу  сдался  -  я  писал,  и  мне  нравилось,  то, что  у  меня  получалось,  поверь.   Но,  когда  я  начинал  карьеру  писателя  в  семидесятые  годы  в  Советском  Союзе,   чтобы  выжить  и прокормить  семью, надо  было  писать  по  правилам  Социалистического   реализма. А,   меня  от этого «реализма»  тошнило.  Я,  писал,  то,  что видел и  думал,  и  не  продавал  душу  дьяволу. Особых  денег,  за свой  героизм  я  не  получал. И,  от  меня,  одна  за  другой  ушли  три  жены.  Потом  я  больше  не  женился.
Я, продолжал писать,  о  том,  что  вижу:  о людях,  о  жизни,  о философии  бытия.  Увы,  теперь  я  писал  в  стол.  Ни одна  редакция  не  хотела  связываться  с  писателем-диссидентом.
И,  ещё  я  выяснил, одно  интересное  обстоятельство:  для  того,  чтобы  тебя  заметили,  надо  либо  умереть,  либо  родиться в  другой  стране и  там  прославиться, чем-нибудь,  хотя  бы  скандалом или  громкими  безобразиям,  или  даже  неважно  чем! А,  ещё,  во  время  своих  писательских  трудов,  я  заметил,  что  меня  люди  стали  сторониться, а  то и  шарахались, как  от  полоумного  графомана,  и  я понял  пословицу:  - Нет  пророка  в  своём  отечестве!    Так,    постепенно  я   растерял  всех  своих  друзей  и  знакомых.
Потом  наступили  девяностые  и  социалистический реализм отправился  в  макулатуру.  Поначалу  я  даже  этому обрадовался, но,  как  время  показало,  – радовался  я  напрасно.   
Рыночная  экономика,  пришедшая  на  смену  социалистической экономике -  нуждалась  совсем в  другой  духовной  пище,  и эта  духовная  пища -  была   как  примитивный фастфуд:  -  быстро,  вкусно и  вредно. Полились  молочные  реки  детективов, триллеров,  боевиков,  в  кисельных  берегах мыльных любовных  романов  и разнообразной  порнухи.  Компьютерные  технологии  развратили   забегавшееся  человечество  и  довели  его до  состояния  пешки,  и человечеством  завладело  -  клиповое  мышление.  Люди  перестали  читать,  и  даже  думать.  Книгу  заменила  картинка,  социальные сети,  компъютерные  игры  и  сайты  со  сплетнями  и всякой  дребеденью.  А,  я  опять  оказался  не у  дел.
Гена  задумался, глядя  в  грязное  окно. 
Долго  молчали. Потом  Аня спросила: -  Надеюсь,   ты свои рукописи  не  сжигал,  как  Гоголь или   Мастер из булгаковского  романа?
- Нет.  А  тебе  зачем ? -  спросил  Гена.
- На  память,  -  сказала  Аня. 
Гена  подошёл  к  большому  шкафу,  и  стал  выкладывать оттуда  пухлые  папки.  Их  было  много. 
-  Вот  моя жизнь  -  груда  макулатуры  и всё! -   со  вздохом  сказал  Гена,  и  отвернулся.  Ане показалось,  что  он  отвернулся,  чтобы  скрыть   слёзы. Когда он  опять повернулся к  Ане,  глаза его  были уже  сухие  и  жёсткие  и  он  сказал,  указывая  на  свои рукописи:: - Хочешь,   забирай,  а  хочешь  выброси!
Аня  сбегала  в ближайшую  кожгалантерею,  и  приволокла  оттуда  огромный  чемодан, на колёсиках.   Сложила  в  чемодан  все папки  с  рукописями и   аккуратно  щёлкнула  замочками.  Затем,  как  бы  между  прочим  спросила:- А  статеечку  мою  о  Саше  Платиннкове  напечатаете?!
- Конечно!-   сказал  Гена  Тоболь,-  подумав  при этом,  что  сразу  же  после 
несанкционированной  публикации,  он может лишиться  своего  редакторского  поста. 
Возле  дверей Гена  и  Аня обнялись  напоследок,  зная,  что  видятся  они  в  последний  раз.  Гена  вынул  из  ящика  стола  какую-то  книжку и  отдал  Ане, сказав:  -  Это  моя  любимая  книга.  Дарю. Но,  если  тебе не понравится,  то  хотя бы  развлечёшься по  дороге к  себе  в  Лондон.
- Ладно, -  сказала Аня,  и  прочитала  название  книги:  ВЕЧЕР  В ВИЗАНТИИ.

ГЛАВА 7.

ВЕЧЕР  В  ВИЗАНТИИ.

Прилетев  в  Шереметьево,  Аня  стала  дожидаться  своего  рейса  на  Лондон.  У  неё,  намотавшейся  по  восточной  Сибири,  и  безмерно  уставшей от  потрясений,  вдруг  выдался  совершенно  пустой  кусок  времени, и  от  непривычки,  Аня  чуть  не  свихнулась.  Тогда   Аня  и  вспомнила о  книге,  которую  подарил  ей  Гена  Тоболь.
Сначала  Ане,  книга  Ирвина  Шоу -   ВЕЧЕР  В  ВИЗАНТИИ  не  понравилась вовсе.  Её  коробило  то,  что   на  Лазурном  берегу  Франции,  главный  герой   Джесс  Крейг беспрерывно  пил  виски,  а  также  пил и всё что ни  попадя,  лишь бы  с  градусами,  и  занимался  сексом,   с  кем  ни  попадя,  лишь бы,  женщина.  Но,   потом,  сквозь  угарный  сексуально-пьяный  морок,  стал  просматриваться  мир  загнивающего  киношного голливудского бомонда  и судьба  главного  героя  Джесса  Крейга  в этом   безумном   мире   Уже  в  самолёте, летящем  в  Лондон,   Аня  почти  дочитала  книгу  до  конца,  и  поняла,  почему так  любил  эту  книгу,  Гена  Тоболь. 
……………………………………………………….

Вечер в  Византии. 
Джесс  Крейг.

Грустно  осознавать,  что  ты нищ,  как  церковная  мышь, когда тебе
18-20 лет  от  роду.  Однако,   в возрасте  восхода, такие  прискорбные обстоятельства,  как нищета  и  безвестность,  могут   послужить  тебе  трамплином для  прыжка, или  стать   стимулом,  чтобы карабкаться  вверх,  к  сияющим  вершинам.
Но,  вот  ты уже  45 лет  прожил  в  этом  лучшем  из  миров,  и уже побывал  на  сияющих  вершинах.  И, ты  уже  познал  наркотик  славы,  денег,  полёта  творчества  и  любви!  Но,  пока   ты  пробивался  к  сияющим  вершинам,    сквозь собственную  неуверенность, неприятие  общества, интриги  соперников,  тяжёлые  муки  творчества,   взлёты  удач  и  боль  провалов, ты  и  сам  не  заметил,  как  неслышно  на  мягких  лапах,  к  тебе  подкралась  усталость.     Не  сразу,   но  постепенно и неуклонно, стала таять   молодецкая сила  вдохновения,  угасли  юношеская  способность  удивляться  всему, неодолимая   уверенность  в  победе,  и  куда-то  исчезла  философская  стойкость к  неудачам, уступив место  странному  равнодушному  одеревенению.  И, занятый  тем,  что  пробивался, к  сияющим  вершинам, ты  не  заметил,  как  нажил много врагов.  Ты не заметил, как,  походя,  разрушал  чьи-то  жизни,  как будучи  не злым  человеком,  просто  от  невнимания  и самоуверенности,  загубил  когда-то  чью-то судьбу.
И, вот,  едва  перешагнув  сорокапятилетний  рубеж,   ты  вновь  стал  нищ,  как  церковная мышь и  безвестен, как рядовой  раб,  строитель  пирамиды  Хеопса.  Круг  замкнулся, только нет больше  того  божьего  ресурса,  который  поднимал  тебя  над  толпой.  От тебя  отвернулась  ветреная  слава,  ушла  любовь,   разменянная  на  мелкую  монету  в  бесчисленных любовных  связях,  и нет сил  на  творчество.   Все, кто  носились  с  тобой,  в  дни  твоей  славы, как  с  писаной  торбой,  позабыли  тебя  так,  что даже  не  знают,  жив ли  ты?   Для  них  ты  уже  умер.    А,  твоя жизнь продолжается, но  уже   с  приобретённой   в её лучшие  дни,   зависимостью от славы,  творчества  и  любви,  зависимостью,  сродни  наркотической.  Тебе  не  остаётся  ничего,  кроме  как  заменить наркотик  исчезнувшей  славы,  любви  и  творчества, на их  химический   эквивалент:-  алкоголь,   наркотики и  беспорядочные  любовными  связи,  отшибающие  мозги, и на  время  уменьшающие  боль потерь,  и осознание  собственного  ничтожества  и  бессилия.   
Таким  мы  встречаем   бывшего  кинопродюсера Джесса  Крейга, в  фестивальном    городе  Лазурного  берега  Франции – Каннах.  Роман  Ирвина  Шоу, называется  «Вечер  в  Византии».  Красивое,  и  не  сразу  понятное  название.  Видимо,  Ирвин  Шоу,  рассчитывал  не на  беспросветно тупого  читателя,  а  на  того, кто  поинтересуется,   что же  это такое -  империя  Византия,  и  какое отношение  она  имеет к  судьбе талантливого, творческого  человека.
Наверное,  Гена  Тоболь, в  этой  книге,  подсмотрел    вариант  своей  судьбы,  родись  он  в  другой  стране.   И,  Гена    понял,  что  всё  есть  Тщета  в  мире  человеческом:   что  известность  и  слава  - явления  скоропортящияся,  и  кувыркаясь  на  проволоке,  висящей  над  бездной,  очень  легко  слететь  с  неё