Случай

   Ракитины поехали на озеро. Он и она, жена и муж. Сергей Павлович, Елена Александровна.
У которых участок и домик в деревне, превращенный в картинку: клумбы, художественные кусты, скошенная трава, ровные грядки. Деревня недалеко от города, в городе дети.
Сергей Павлович и Елена Александровна еще «не совсем». То есть, их старый дом, доставшийся от тещи, автомобиль, они сами.  Так получилось, что можно не работать. Правда, очень скромно, но зато свобода, зависящая только от погоды. Если солнце - весь день  на улице. Если дождь – в доме за интернетом, чтением, разговорами о прочитанном. Если жара, как сегодня, то на озеро, которое не совсем далеко, двенадцать километров. Правда, по пыли и мелким камням проселка.
Озеро небольшое, но глубокое и рыбное. Рядом, невидимая из-за берез и тополей деревенька. Вдоль берегов желтые кувшинки и высокий тростник. Есть площадка для автомобилей, подстилок, варварских костров, в которых горит все, кроме мусора.
Вода прозрачная, дно песчаное, небо бездонное. Лежишь на спине (лежала Елена, у Сергея не получалось) и млеешь, благодаря жизнь за подаренное счастье. Потом, накупавшись, лежать, продолжая млеть и радоваться. Для усиления Елена снимает нагрудную часть купальника. Потом снова плавают. Сергей без плавок. Не нужно моря и французского побережья.
Но такое не часто – обычно кто-то мешал: приехавшие, пришедшие с детьми, оводы и мошки. Но бывало, что никаких помех, и тогда казалось, что они одни на земле. И озеро принадлежит только им. И высокое небо, и солнце - все!
Вот и сегодня был шанс насладиться одиночеством: вторник, относительная рань, начало июня, и, значит, еще не все дети вывезены из городской тесной духоты.
Об этом и говорили дорогой.
Подъехали. Никого! Слава богу.
Поставили машину в рваную тень окаймлявшего пляж кустарника, вышли. Тишина! Как повезло! И можно со всеми удобствами открыть купальный сезон.
Разделись, предвкушая погружение, и поспешили к воде.
Спуск к ней скрывал высокий берег – с него только общий блеск разлитой глади. На той стороне столетние кривые березы, прямолинейные сосны, сквозь них густо темнеет травой косогор. Что дальше, они не знали.
И вот тут оказалось, что купание исключается. Одним чрезвычайно неприятным обстоятельством. У кромки, на горбатой песчаной полосе лежало тело. Рядом, отгоняя насекомых, сидел полицейский («Мент!» - назвал его Ракитин). Сидел молодой, раскормленный мент на широкой скамейке, врытой возле воды. Тело же было полностью накрыто тканью – кто, что не определить. Но не ребенок. Еще бросалась в глаза безобразная подробность: светлая ткань с одной стороны, (скорее всего, ноги; представить, что голова не давала брезгливость) была пропитана кровью.
Они, молча замерли, над сходом к потерявшей магнетизм воде. Елена прижалась к Сергею. А он не замечал. Этого инстинктивного касания, кусающих спину тварей, острого камешка, попавшего в шлепку.  Он думал. Убили? Но почему здесь? Утонул? Но почему тогда кровь? Рыбак? Местный или приезжий? И где его машина?
А парняга, должно быть, ждет прибытия следственной группы. И кто вызвал полицию? Где обнаружили? В воде, или на берегу?
- Вы из деревни? – спросил Ракитиных печальный мент, их заметив.
- Нет. Мы из… Приехали искупаться, - ответил Сергей, чувствуя, что яркий купальник жены и его полосатые плавки выглядят кощунственно вызывающе. Также он решил не вступать в разговоры своими «что случилось?», «кто утонул?».
- А лодки у вас случайно нет? – парень встал.
-Нет.
- Жаль.
«Зачем ему лодка?» - подумали оба, и в этот момент Сергей заметил резиновое днище, серым овалом качающееся справа. Почти посередине озера. Нет, ближе к тому берегу.
- А закурить случайно не будет? Извините.
Ракитин виновато улыбнулся:
- И курева нет. Я его с собой на озеро не беру.
- Ничего у вас нет. Ну ладно.
Мент снова сел и продолжил охранять.
«Да, хорошо бы сейчас покурить. А купаться уже не охота…»
- Ну что, домой? – тихо спросил он жену. Та отлепилась от него и кивнула.
Упругим теплом подул ветер, и принес с собой детские крики – в деревне было еще одно место для купания. С высокой нырялкой и будкой неизвестного назначения.
«Может, туда? Нет!»
Назад ехали в молчании. Потные, уставшие, хотя и не купались. За машиной поднималась похожая на дым пылища. Заднее стекло полностью потеряло прозрачность. Когда мимо протиснулся груженый лесовоз, они оказались в непроницаемом сером облаке. Пришлось встать, чтобы осело. Потом снова стояли – пыльного дыма напустил «Форд-Транзит» с мигалкой на крыше…
- Как ты думаешь, что с ним случилось? -  спросила Лена, когда Сергей запирал высокие ворота участка.
- С рыбаком? Не знаю.
И это его беспокоило. Не потому, что он хотел знать обстоятельства гибели человека, а потому что человек погиб. Жил, ловил рыбу и что-то с ним случилось. Теперь под кровавой рогожей лежит его тело. Вот она, внезапность смерти. Страшной смерти, безусловно.
- Мне грустно, - сказала она.
- И мне невесело, - вздохнул он.
- Хочешь есть?
- Ничего не хочу.
Нарастающая жара раздражала. К ней очень скоро прибавилась духота – на солнце, усиливая невыносимость раскаленного дня, стали наползать облака. Но лениво, с долгими паузами, когда все звеняще замирало.
Несколько раз Ракитин обливался водой из скважины. И все ждал, когда же придет гроза.
У Лены разболелась голова. После чая она ушла к себе -  его и ее комнатки, кухня. В кухне современная печурка с прозрачной, не боявшейся огня дверцей, занявшая место старой чугунной.
И тут Ракитин вспомнил рассказ соседа, который им печи и менял. И как-то продал пойманную в оскверненном озере щуку.
- А ты знаешь, Андреевич, что в озере водится чудовище?
- Лохнесское? – глупо пошутил он тогда.
- Нет, наше. Говорят, что оно жрет донных щук. А те, как акулы - метра по три! И слой ила метров пять. И глубина метров сорок. В восемьдесят каком-то утонул там агроном по пьянке. Вызвали водолазов. Целый день ныряли, но агронома не нашли, а вот чудище засекли. Говорят, один, из тех водолазов после этого тронулся.  Короче, сообщили, куда надо, но никто им не поверил. И ты, вижу, не веришь. Мне еще батька рассказывал эту байку.
- А ты, Валера, веришь?
- И я не верю. Но каждый раз, когда рыбку тягаю, становится страшно. Днем оно лежит на дне. А на рассвете иногда всплывает. А щуку и леща лучше всего ловить на рассвете. На живца. Сказки, конечно. Для детей, чтобы далеко не заплывали.
Этот давний разговор усугубил мрачное состояние Ракитина – сказка, переставая быть пугалкой, прекрасно объясняла увиденное утром. А таких объяснений не хотелось – в жизнь вторгалось нечто, лишающее ее устойчивости.
К вечеру поднялся сильный ветер. Закачалось, зашуршало, заскрипело… Полетели сорванные листья, пластмассовые горшки из-под рассады, начало мять теплицы.  Ракитина сдавила тревога – над их вылизанной картинкой нависла угроза повреждений. За которыми последует череда нервных забот: могло завалить забор, сломать ветви у яблонь, вырвать трубу, разметать клумбу с флоксами.  Так, курящему на крыльце Ракитину рисовало воображение.
Потом в черном небе электрически блеснуло и с каскадным треском шарахнуло. И под завыванье ветра полило. Колошматя каплями по грядкам, клумбам, крышам. Заливая крыльцо, стоящие на нем чоботы и сушилку с бельем, которое забыли снять.
Чтобы не видеть и не слышать бушевание стихии, Ракитин лег и закрылся с головой одеялом – наружу только ноздри.
И стал представлять озеро. Утро, все еще спит. Небо без цвета.  Над водой, ее скрывая, толстый слой тумана. Влажного, пахнущего снегом. Где-то заходится кукушка, где-то плещет рыбка. Сухо раскачивается камыш. Он в лодке. Один. Намазанный средством от комаров. На ногах высокие сапоги, в руках удочка. Или весла...  Наслаждается тишиной и неподвижностью бытия. Вдыхает бодрящую жизненную силу.   
И вдруг страшный удар в мягкое лодочное дно. Он, не успев испугаться и понять, что произошло, оказывается в воде – верхний слой очень теплый, внизу ключевой холод. Кругом бурлит, и в этом жутком бурлении (страх уже топит, уже парализует!) появляется блестящая…
Дальше фантазия не развилась – кто-то постучал в окно. Окно выходит в садик: посаженные тещей яблони и сливы. От соседей отделяет высокий забор. Кто это?!
  Ракитин вздрогнул, сжался и замер. Шум ливня, дробь по черепичному металлу крыши, отдаленный стон качаемых деревьев.
«Показалось…»
Нет! Снова кто-то настойчиво стучит по стеклу. До веток далеко. Не могут ветки биться в стекло, тем более с таким сознательным намерением. Ему стало страшно. От этого стука и чудовища, которое он почти нарисовал. От соединения ночной грозы, тоски и напряжения. Так страшно, что он не мог встать, чтобы подойти и отодвинуть занавеску.  Или крикнуть через стенку жене: «Приходи! Мне жутко!». Только лежать, холодея ногами и бешено стуча сердцем.
Снова стук…
Почти до утра он дрожал и прислушивался. И ждал, что снова раздастся загадочный, мерзкий стук.
Больше не стучали. А гроза плавно перешла в дождь.
Когда он проснулся, не было и дождя. Время девять утра. Он вспомнил свои недавние страхи и улыбнулся.
Лена уже варила кашу.
Ракитин вышел в уборную. А потом не удержался и заглянул за дом, в садик, желая найти причину ночного стука. И не нашел. Но обнаружил другое: стекло, в которое стучали, дало трещину, под окном была смята сныть-трава, кто- то топтался.
Но и это не все – листья и стебли (те, что чудом убереглись от воды) были как будто испачканы. Кровью или чем-то, очень на нее похожим. 
Волна вчерашнего иррационального страха…
«Не может такое быть!»
После сигареты страх (чего?!) унялся. Чтобы его снова не расшевеливать, Ракитин решил ничего жене не говорить. Когда-нибудь потом.
После каши, крепкого кофе и еще одной сигареты Ракитин успокоился – нет! не может быть…  Чушь! И не все на свете возможно объяснить. И не нужно. Да! Не нужно. 
Позже, когда он крепил к парнику оторвавшуюся пленку, позвонили и порадовали – с общего дохода их фирмы ему причитается 50 тысяч. После сообщения о неожиданных деньгах Сергей Павлович почувствовал твердую под ногами почву – мистика исчезла окончательно. Снова наступила жара - термометр уже в полдень показывал тридцать два градуса в тени. Хотелось прохлады, хотелось смыть пот, на который слетались оводы, хотелось глубоко нырнуть и замереть… 
 Но где теперь купаться?