Театралы

Однажды на родительском собрании нам сказали, что мы идем всем классом на спектакль. Поскольку последний раз в театре я был в глубоком детстве, я очень оживился. Ведь так просто в театр не пойдешь – все время какие-то дела, все время некогда, да и афиш даже в нашем маленьком провинциальном городке днем с огнем не сыщешь, и, чтобы узнать репертуар, надо идти к театру и искать эту афишу за стеклом входа, записывать интересующие пьесы на каком-нибудь завалящем клочке бумажки или старом чеке, чтобы через несколько дней благополучно забыть о своих театральных планах, а листочек потерять. Посему я очень обрадовался, когда выдалась возможность пойти в театр не по желанию, а по необходимости, пусть даже и на детский спектакль.

Мы, как всегда, пришли заранее – я люблю так приходить. В зал еще не пускали, и мы с ребенком принялись праздно шататься туда-сюда по лестничным пролетам, бесцельно слоняться по коридорам, рассматривая черно-белые фотографии на стенах, запечатлевшие прошлое театральных подмостков, и заглядывали за шторы на перекрытиях третьего яруса, ведущего на галерку, скрывающие потайные двери и старые декорации. В углу стоял древний расстроенный рояль и мой ребятёнок, не первый год посещающий музыкальную школу, попытался сыграть на нем какие-то гаммы. Оказалось, что играние на это расстроенном рояле находится тут под строгим запретом (может быть, это какая-то древняя реликвия, или исторический артефакт, который в любую секунду может развалиться при одном прикосновении), о чем нам было сообщено какой-то старенькой, вызывающе накрашенной бабушкой, причем сделано это было в форме злобного змеиного шипения, сквозь которые трудно было даже разобрать человеческую речь. Бабушка издавала шипение столь профессионально, что я подумал, наверное, она когда-то в молодости была знаменитой актрисой и, возможно, исполняла роль какой-нибудь змеи в одном из детских спектаклей, например, старой кобры из «Маугли» - так злобно и ярко сверкали в этот момент ее глаза.

За этими приятными занятиями время пролетело достаточно быстро, и вот уже открыты двери, и прозвенел первый звонок, и мы направились было в зал, как вдруг меня остановила председатель родительского комитета и строго выговорила мне за то, что мы «не отметились». Я по простоте душевной, сказал, что я даже не знаю, что значит «отметиться», однако, если она об этом подробно расскажет, я обязательно это тотчас сделаю. На мои слова она, однако, обиделась и добавила, что я, вообще-то, должен был раньше сказать, что пойду в театр, и тогда они бы купили и нам билеты, чтобы сидеть всем вместе в одной группе, а теперь мы будем сидеть «не пойми где» в отрыве от коллектива. Я осторожно сказал, что для просмотра спектакля это значения не имеет, так как мы будем все смотреть на сцену, а не друг на друга, как это имеет место в кафе или на каком-либо ином общеклассном мероприятии, где проводятся игры и бойко скачут аниматоры, и где нужно друг с другом общаться. На это председательша обиделась еще больше, закусила нижнюю губу и, демонстративно повернувшись ко мне спиной, направилась в зал, задрав свой курносый нос вверх.

Когда мы с ребенком вошли в зал и поднялись на один из верхних рядов, я воистину не пожалел, что мы попали именно на эти места – я всегда люблю смотреть на все как-то сверху, объемнее получается и масштабнее, что ли. Наши места были в центре ряда и мы быстро прошли к ним и сели. В зале было полно народу, но было и много свободных мест. Я поскользил взглядом по рядам снизу в поисках Ванькиных одноклассников и без труда нашел их на центральном ряду. Они занимали аккурат полряда, при этом председатель родительского комитета и финансовый менеджер, а также все члены комитета сидели в центре, удаляясь от него по мере своей значимости среди родителей, а вся остальная челядь – сидела дальше, ближе к проходу. У самого края одиноко пустовали два места, предназначенные, по-видимому, для нас с Ванькой, если бы мы отдали свое право купить билеты комитету, что лишний раз убедило меня, что я правильно сделал, когда купил билеты самостоятельно.

На сцене сидели какие-то огромные куклы, напоминающие гномов, и небольшая крытая повозка, из чего следует заключить, что пьеса называлась «Белоснежка и гномы», ну или что-то в этом роде. Среди театралов принято менять общепринятые названия, опуская некоторые слова или просто переставляя их - так они проявляют свою индивидуальность и самовыражаются.

Начало спектакля меня буквально заворожило. Оказалось гномы, которые я принял за гигантские пластмассовые или деревянные куклы, оказались живыми людьми в костюмах. Они бойко стали ходить по сцене и что-то говорить, вызывая шутками громкий детский смех и всеобщее оживление. Однако мой энтузиазм быстро угас. Известный всем с детства сюжет был безжалостно переработан и наполнен достаточно вялыми остротами и нарочито абсурдным поведением гномов, что выглядело несколько вычурно и безвкусно. Создавалось ощущение, что они из кожи вон лезут, чтобы всех насмешить, что получалось слишком плоско и не всегда удачно. К середине первого акта гномы меня уже окончательно утомили и я начал скучать, с нетерпением ожидая антракта, для развлечения оглядывая зал в поисках старых знакомых, симпатичного женского личика или голых коленок.

Наконец, в самый неподходящий момент, когда самый отрицательный герой, а, точнее, героиня, наконец задумала сделать свое самое гнусное злодеяние, упал занавес, и мы с шумом вслед за толпой направились в буфет. Народу там было много и, некоторое время потолкавшись в толпе и вдоволь повозмущавшись «наглости некоторых, которые лезут без очереди», я, наконец, купил вожделенные 50 грамм коньяку для себя и стакан ананасового сока для ребенка. Как только я выпил ароматный напиток и собрался насладиться подступившими ощущениями внутреннего тепла, которое дарит коньяк, передо мной внезапно выросло строгое нахмуренное лицо председателя комитета, которая стала меня спрашивать, где мы ходим и какого-разэтакого мы куда-то пропали. Я сказал, что мы никуда не пропадали, и все время находились тут же в буфете под самым носом у родителей и у нее лично. Председательша нахмурилась еще больше и сказала, что "вообще-то соки и бутерброды были закуплены на всех". В этот раз доказывать свою невиновность и что-то говорить я не рискнул, дабы не вызывать дополнительного гнева. Как и следовало ожидать, купленные на нас бутерброды кто-то уже съел, а сок - немилосердно выпил.

Во втором акте развернулась, наконец, история, и сюжет сдвинулся с места. Когда Белоснежка вместо того, чтобы готовить гномам еду и стирать им одежду, как это было в сказке, осыпала их самыми унизительными остротами и всякий раз глупо смеялась, глядя на их кривляния и глупости, на сцену выехал принц, да-да, именно выехал. Это был мужик за сорок, который сидел на маленькой деревянной коняшке с колесиками. Мне он сначала не понравился. Нет, ну как за столько лет не найти себе невесту, а вместо этого разгуливать по свету в поисках какой-то девочки, которая ему годится в дочери? В общем, к этому персонажу осталось больше вопросов, чем ответов. Коняшка – это, конечно, отдельная история. Когда принц с нее слез, она в холке была ему примерно по тому месту, которое только что на ней сидело, и которое открыто называть в светском обществе не принято. После чудесного избавления от вечного сна, в который впала Белоснежка по козням злой колдуньи, равно как и вследствие своей беспечности и легкомыслия, принц посадил ее на своего деревянного друга и покатил за сцену, что было, судя по всему, апогеем всей картины и окончательной развязкой, что не могло меня не радовать. После занавеса и звучных оваций мы, наконец, направились в гардероб.

Стоя в огромной очереди и вертя номерок на указательном пальце, я все думал об этой несчастной лошади. Единственная версия которая оправдывала режиссера и развеивала сомнения в его адекватности, была та, которая говорила, что эта лошадка – элемент, вскрывающий истинное отношения автора к своей работе. С этой точки зрения, вся его постановка – на самом деле стёб над затертым до дыр сюжетом, а поскольку открыто смеяться ему не позволит худрук, он вставил туда несколько абсурдных до безобразия элементов, которые иначе как сатирическими не назовешь. С этой точки зрения, спектакль был не таким уж и дурным. Кроме того, в большой возрастной разнице между принцем и молоденькой Белоснежкой было что-то набоковское, возможно автор специально вставил аллюзии, отсылающие к небезызвестной "Лолите", что, вероятно,  еще более должно было усилить художественную ценность данного спектакля. Но самое главное, что меня, как родителя, не могло не радовать – на мой вопрос ребенку, понравилась ли ему постановка, он четко ответил «Да», при этом глаза у него радостно засветились.

Через пару дней моя жена встретила нашу общую хорошую знакомую, которая по совместительству является еще и актрисой театральной труппы. В разговоре между делом жена упомянула, что я ходил с ребенком на «Белоснежку», и что ребенку, вроде бы, понравилось, на что актриса серьезно спросила, какого числа это было. Услышав ответ, она, качая головой, сказала: «Эх, жаль - ведь это был второй состав. Первый играет намного лучше.» Когда мне об этом поведала жена, я сперва очень удивился, что есть целых два состава такого ничтожного спектакля, но потом подумал, что в провинции еще и не то увидеть можно - не удивлюсь, если у них в запасе был еще и третий состав. Но, в любом случае, еще раз смотреть, как несчастную Белоснежку спасает сорокалетний мужик на деревянной лошадке я осилить не смогу, даже если спектакль с актерами первого или любого другого состава вдруг действительно заиграет новыми красками, а набоковские темы будут более откровенными. Теперь я вообще не знаю, чего ожидать от театра. Говорят, они хотят поставить какую-то классику – то ли Мольера, то ли Шекспира. Как вы думаете, стоит сходить?