Ледяной человек

    – Атц! – послышался зов матери.
    Атц встрепенулся. Он вышел из забытья и оглянулся. Вокруг возвышались горы, покрытые слепящей белизны снегом. Погода ухудшалась – поднимался завывающий ветер. Раздался стон Данна. Атц знал, что Данн умирает. Полученные в стычке с враждебным племенем раны не давали надежды, но Атц, с застрявшем в плече наконечником от стрелы, превозмогая боль нёс товарища на себе. Если он не выживет, то хотя бы похоронят с почестями.
    Застрявший наконечник беспокоил. Атц сделал попытку вытащить его. Протянул назад руку, и острая боль пронзила всё тело. В глазах потемнело, и сознание покинуло его.
    – Атц! – звала мать, но Атц не отзывался.
    – Он у кузнеца. – Подсказала пробегавшая мимо Крис, самая красивая, по признанию всей деревни, девочка.
    И то правда, подумала Гвенн, где ещё его искать? Только у Кегга, деревенского кузнеца. Гвенн взяла котомку, в которую положила еду и воду, и пошла на окраину деревни, где жил кузнец. Она нашла Атца, помогавшему Кеггу дробить камень, измельчая его до маленьких гранул, из которых кузнец под жарким пламенем печи выделял горячую сверкающую жидкую массу. Она застывала и становилась твёрдой, как камень, из которого Кегг ковал топоры, приспособления к хозяйственным инструментам и украшения. Красный камень, которому Кегг дал странное название – копп, – был прочным. Топором, изготовленным из него, удобно рубить и обрабатывать дерево, пластины, прикреплённые к лемешам деревянного плуга, облегчали обрабатывать землю, а наконечники для стрел увеличивали дальность полёта и убойную силу. Хотя топором из коппа невозможно размельчить каменную породу – он быстро тупился, но не крошился, как камень, и служил долго. Затупленный топор можно быстро восстановить, заточив о камень. Однако найти породу, в которой скрыт копп, нелегко. Бывало, несколько дней Кегг бродил по склонам гор и не находил нужную породу, поэтому изготовленный из коппа инвентарь ценился дорого и бережно хранился.      
    Гвенн вручила сыну котомку с едой и водой и отправила сменить отца, пасшего в горах коз.
    Атц не любил пасти коз, но любил слушать рассказы отца о его предках, которые давным-давно жили за морем, а потом переселились на большой остров, на котором плодородная почва давала обильные урожаи зерна. Когда же земля истощилась, наступил голод, вынудив предков переселиться на берег большой земли, откуда, в поисках лучшей жизни, они ушли к высоким горам. В горах мало земли, чтобы выращивать много зерна, но зато здесь много коз и овец, и предки отца научились от коренных жителей гор и стали животноводами, но не забывали, как сеять и собирать урожай.
    Атц послушно забрал у матери котомку и отправился в горы. Он хорошо знал каждую тропку и знал места, где отец пас коз. По дороге он обращал внимание на породу, в которой мог находиться копп. Его этому научил Кегг, но Атцу ни разу не удавалось обнаружить камни, в которых мог быть тот самый красный копп.

    – Атц! – снова послышался голос матери.
    Он знал, что это только слышится. На самом деле, мамы давно нет в живых. Это её дух подаёт голос и зовёт его. Атц от ранений потерял много крови и ослаб. Веки отяжелели, и он с трудом открыл глаза. Уже темнело. В горах быстро темнеет. Стоит солнцу зайти за горы, как наступает ночь. Атц бросил взгляд на Данна. Его лицо белое, как снег, губы сжаты в тонкую бескровную полоску, а открытые стеклянные глаза говорили, что дух покинул тело. Данн умер. Сожалея о погибшем товарище, Атц встал и попытался поднять тело. Но сил не хватило. Жаль, придётся оставить товарища среди белых гор. Иначе он не сумеет вернуться в деревню. Только место надо запомнить, чтобы прийти за ним, когда выздоровеет. Атц вытащил из котомки кусок высушенного козлиного мяса и начал жевать. Плечо с глубоко застрявшим наконечником стрелы беспокоил. Атц, стоя, медленно жевал мясо, чтобы придать силы своему организму и продолжить путь вверх до того самого перевала, после которого тропа пойдёт вниз и идти будет легче. Если бы не ранение, то добраться до перевала не представляло бы труда, но он потерял много крови, а потому этот путь преодолеть будет нелегко. Атц убрал остатки мяса в котомку, проверил, на месте ли топор, лук и стрелы, и, опираясь одной рукой на шест, медленно переставлял ноги. Боль от раненого плеча распространялась по всему телу, левая рука не чувствовалась, но Атц знал, что нельзя останавливаться, надо идти вперёд, превозмогая боль. Мучила не только рана.
    Он уже был не молод. Ему шёл пятый десяток лет. Это значительный возраст для мужчины. Многие не доживают до таких лет и умирают гораздо раньше и не обязательно от ран, а просто потому, что наступила старость. Но Атц, проведший всю жизнь в горах постоянно в движении, был сильным и крепким мужчиной. Даже молодые уступали ему в силе и выносливости. Но годы берут своё. Уже много лет, как болят суставы. Порой они ныли, особенно по ночам, не давая спать. И что странное, стоит только встать на ноги, как ноющая боль отступала. Но совсем недавно, кажется год, или два назад, даже ходьба не спасала от изнуряющей боли.
    Мать учила Атца с детства распознавать лекарственные травы и умению пользоваться ими. Учила и другим способам врачевания. Она передала сыну знания об особых точках на теле, воздействие на которых приводили к выздоровлению, или, по крайней мере, облегчали страдания. Когда Атц изнемогал от боли в суставах, он делал надрезы на своём теле и втирал ещё не остывший древесный уголь. Боли утихали, но не надолго, поэтому приходилось вновь прибегать к этой операции. Всё тело его было в заживших чёрных точках, чёрточках и крестиках.
    Отец рассказывал, как повстречался с Гвенн и понял, что это та женщина, которая предназначена судьбой быть матерью его детей. Тогда, ещё молодым, он несколько дней и ночей провёл в горах в поисках отбившейся от стада козы. Для семьи потеря даже одной козы являлась непомерной утратой, а потому необходимо было во что бы ни стало отыскать животное и вернуть её в стадо. Если коза сорвалась в пропасть, то лучше достать мёртвую. Пусть мясо будет непригодно к пище, зато шкура, рога и копыта останутся, и им найдётся применение.
    Отец вышел к одной из долин и увидел молодую девушку необычайной красоты, а рядом с ней козу, которую он потерял. Девушка гладила животное и прикармливала травой, шепча ему на ухо ласковые слова.
    – Это моя коза! – строго сказала отец.
    Девушка не испугалась, а улыбнулась и сказала:
    – Я нашла её здесь одну, без хозяина. Значит, она моя.
    – На её ухе, что ближе к тебе, вырез, как наконечник стрелы. Это знак, что коза из моего стада, – ответил отец, завороженный чистым мягким голосом девушки.
    – И правда, – тем же голосом ответила девушка, – есть такой вырез. Точно, как наконечник стрелы. Я покормлю её и отдам.
    Отец уступил девушке. Он хотел, чтобы она, как можно дольше кормила козу, чтобы мог видеть её милое лицо и слышать чистый мягкий голос, подобный волшебному пению той самой маленькой птички, что поёт в кустах, когда влюблённые тайно встречаются по вечерам.
    – Забирай свою козу и больше не теряй, – накормив животное, неожиданно прервала его мечты девушка.
    – Тебя как зовут? – спросил отец.
    – Гвенн. А тебя? – спросила она.
    – Бранн, – ответил отец.
    – Бранн, забирай козу и иди своей дорогой, – сказала девушка. – Мне надо собирать траву, которая лечит.
    Если он уйдёт, подумал отец, то больше никогда не увидит этой прекрасной девушки. Напуганный этой мыслью он, вдруг, сказал:
    – Будь моей женой…
    Только на следующий год он забрал в свою деревню Гвенн, когда соорудил землянку, выложив стены из сухих брёвен, а над землянкой поставил крышу, защищавшей жилище от дождя, снега и холода. В том году его стадо увеличилось на девять голов, а потому он смог заплатить выкуп семье Гвенн.
    Отец не мог не нарадоваться своей женой. Она была хорошей хозяйкой, содержала в чистоте жилище, умела обрабатывать шкуры не только коз, но и оленей, и медведей. Шила добротные одежды и изготовляла прочные мокасины. Гвенн по особому умела готовить мясо, добавляя собранные ею травы, что придавало блюдам неповторимый вкус. Если в деревне кто-то болел, то за помощью приходили к Гвенн, и она травами и настоями из них лечила больных. Только одна болезнь не поддавалась ей. От этой болезни умирали дети. Сначала у них наступал жар, потом становилось трудно дышать, и ребёнок задыхался. Так умерли восемь детей Гвенн,  считавшей их смерти платой за двух выживших сыновей: Атца и его младшего брата Конна.
    Ослабленная частыми родами и безутешным горем Гвенн в зрелом возрасте выглядела старше своих лет, а однажды, улегшись в кровать и обняв мужа, она тихо ушла в иной мир. Хоронили Гвенн всей деревней. Женщины не скрывали слёз, а мужчины вспоминали Гвенн молодой красивой женщиной и её чистый мягкий голос, так похожий на пение той маленькой птички, что вдохновенно поёт влюблённым.
    Спустя год в стычке с соседним племенем, недавно поселившимся в долине за горой, погиб отец. Разборки между племенами происходили часто. Главной причиной был скот. Племена воровали друг у друга коз и овец, и это приносило славу тем, кто приводил стадо в своё племя, и горе тем, кто лишался животных, а, значит, и пропитания. Нередко, потеря животных грозила гибелью для всего племени от голода, особенно, если это происходило зимой, а потому каждое племя самоотверженно защищало своё стадо.
    Та схватка, в которой погиб отец, произошла не из-за животных, которых у соседей было с избытком, а за владения пастбищами. В горах мало земли, а потому каждый склон и равнина стоили не одного стада коз. Только силой можно было забрать пастбище, или отстоять его в племенной собственности.
    Отец завёл стадо на противоположный склон горы и, не смотря на угрозы соседей, продолжал пасти коз. Он объяснил чужакам, что ещё его деды пасли здесь коз, а, значит, это пастбище принадлежит его племени. Однако, на всякий случай, послал младшего сына Конна за помощью. Тот ещё издалека кричал соплеменникам о нависшей угрозе. Мужчины схватились за топоры и луки и побежали на выручку. Они не успели. Отец уже лежал на земле с разбитой головой, а стадо, погоняемое новыми погонщиками, медленно спускалось в долину. В том бою погибло ещё четверо мужчин и восемь получили тяжёлые ранения, но стадо удалось спасти. Атц в той схватке тоже пострадал – у него было сломано ребро, но, не обращая внимания на боль, возникавшей при каждом вдохе, он помогал раненым. Ведь, он единственный в деревне знал секреты своей матери.

    До перевала ещё далеко. Из-за ранения рука онемела, и Атц опирался одной рукой на шест, помогая себе подниматься. Ничего. В его жизни не раз случалось, когда он был на грани смерти, но выкарабкивался. Ещё молодым мужчиной в горах после проливных дождей он наступил на ослабевший камень и свалился в пропасть, сломав правую руку. Боль была нестерпимой, но Атц нашёл в себе силы срубить достаточно прочный стебель кустарника и привязать сухожилием к сломанной руке. От боли он несколько раз терял сознание, но всё-таки сумел вернуться в деревню. Вернётся и сейчас, как бы не было тяжело. Если бы не потеря крови, если бы можно было вытащить наконечник! Было бы легче.
    После гибели отца Атц прекратил пасти коз, переложив это неинтересное занятие на младшего брата, передав на сохранение свою половину стада, доставшегося им от отца. Канн уже имел свою хижину, жену и двух малых детей. В отличие от старшего брата он жил, как вся община. Но Атц был другим. Он любил горы, но не любил пасти коз, он с вдохновением целыми днями отдавался поискам лекарственных трав и породы, из которой можно извлечь красный металл, и, не считая дней, проводил время в кузнице, он сутками ухаживал за больным или раненым соплеменником, потчуя того настоями из лекарственных трав, но и минуты не задерживался, когда жизни больного ничего не угрожало. Община благосклонно относилась к причудам Атца, потому что видела пользу, какую он приносил своим умением к врачеванию, знанием гор, способностью разыскать пропавшую козу или овцу. Атц мог своими руками изготовить лук, равного которому не найти во всей деревне. Обработанная хвощом поверхность лука была гладкой и удобно ложилась в ладонь. Пропитанный кровью убитых животных лук не подвергался гниению и служил долго. Тетива без особого труда натягивалась, и пущенная стрела пролетала двести шагов, а на расстоянии в пятьдесят – стрельба била без промаха и легко поражала животное или врага. У Атца были самые лучшие инструменты, вытесанные из гранита. Ножи были острыми, скребки легко отделяли жир от шкуры убитого медведя или оленя, а наконечники для стрел пробивали толстую шкуру диких животных и не мешали стреле попадать в цель.
    Атц тщательно готовился перед тем, как пойти в горы. Проверял одежду, ремонтировал, если в том была необходимость, осматривал инструменты, лук и стрелы, в котомке всегда наготове были нож, скребок, шило, трутовик для разжигания огня. Главным его оружием был топор из красного металла, доставшийся от кузнеца в благодарность за спасённую жизнь его сына. Топор всегда был в надлежащем состоянии, к нему Атц относился с особой бережливостью. Он не раз спасал ему жизнь.
    Ещё одним достоинством Атца, что особо ценилось общиной, была его способность находиться там, откуда соплеменникам грозила опасность. Сколько раз он спасал деревню, вовремя предупреждая об исходившей угрозе от соседей. Как ему это удавалось, никто не знал.
    Однажды он возвращался с гор после долгой отлучки в деревне. Была глубокая ночь. Атц не боялся заблудиться, потому что хорошо знал все горные тропы. Он проходил по склону горы, за которой в долине поселилось пришлое племя, постоянно докучавшее его общине. Между тем племенем и его общиной часто возникали кровопролитные стычки из-за споров за пастбища, скота и женщин.
    Атцу послышались необычные шорохи. Он притаился за кустарником и вскоре увидел множество еле различимых теней, оставляемых большой группой вооружённых луками, деревянными дубинками и каменными топорами мужчин, шедших гуськом по узкой горной тропе в сторону перевала, за которым раскинулась родная долина Атца.
    На памяти Атца не было ни одного случая, чтобы стычки между племенами происходили ночью. То, что соседнее враждебное племя решило в ночь напасть на его деревню, было невероятным. Обезумев от вероломства соседей, Атц бесшумно, что есть прыти, побежал, чтобы предупредить свою общину об опасности. Он успел вовремя. Пока враги достигли перевала и, всматриваясь в тёмную даль, осторожно приближались к деревне, мужчины племени Атца успели вооружиться и устроить засаду. Первые же пущенные из луков стрелы наполовину уничтожили вражеский отряд, а оставшиеся в живых, опешившие от неожиданной засады и гибели многих своих товарищей, в панике бросились наутёк. Их нагоняли, как затравленных зверей, и безжалостно крошили им головы дубинками и топорами, резали острыми кремниевыми ножами, посылали вслед стрелы из луков. Отовсюду раздавались воинственные кличи, крики раненых и стоны умирающих. Возбуждённые схваткой и кровожадной истерикой мужчины племени Атца на одном дыхании преодолели перевал и спустились в долину соседей, продолжая убивать всех, кто попадал под топоры и дубинки, не жалея ни стариков, ни женщин, ни детей. Атц не отставал от своих товарищей и тоже убивал, размахивая топором из красного металла. На глазах одной из женщин, прижавших к своей груди малолетних детей, он с размаху опустил топор металлическим остриём на голову мужчины, пытавшегося защитить свою семью. Топор глубоко вошёл в голову, легко раздробив череп, и мужчина, испустив дух, тут же упал. Женщину с детьми Атц трогать не стал. Они не представляли опасности.
    Мало, кто остался в живых в несчастном племени после той бойни. На рассвете победители собрали в единое стадо коров, коз и овец, согнали в кучу выживших женщин и детей и, погоняя палками скот и пленников, возвращались в родную долину.
    То была славная битва. Община, благодаря Атцу, не только сумела защититься, но избавилась от докучавших соседей и разбогатела не только скотом и разграбленным скарбом, но и оставшимися в живых новыми членами своего племени.

    Стояла глубокая ночь, когда обессиленный Атц достиг перевала. Ночь была тёмная. За тучами, низко нависшими над горами, спряталась луна, кое-где пробивался мерцающий свет звёзд, но их свет не доходил до гор. Внизу далеко располагалась родная долина, до которой ещё идти и идти. Там, в одной из землянок, Атца ждала семья, в надежде, что он вернётся живым и невредимым, приведёт добытый скот, и жизнь снова наладится, будет сытой и весёлой.
    Атц не думал обзаводиться семьёй. Ему одному жилось не в тягость. Хоть он и не высокого роста, но сильный и ловкий, что привлекало внимание женской половины общины, недоумевавшей, почему такой сильный мужчина, достигнув зрелого возраста, не хочет иметь семью.
    Его одинокая жизнь круто оборвалась после той самой бойни, когда раз и навсегда община избавилась от враждебных соседей. В тот же день, когда мужчины вернулись с большим стадом скота и небольшой группой пленных женщин и детей, к нему подошла та самая женщина, мужа которого Атц зарубил на её глазах. 
    – Ты лишил меня мужа, а моих детей – отца, – сказала ему женщина. – Я не прокормлю детей одна. Они умрут, если у меня не будет мужчины. Ты убил моего мужа, ты заменишь его.
    Не дожидаясь ответа, женщина завела в землянку двоих своих малолетних дочерей и приступила к наведению порядка. Растерянный от уверенных действий женщины, Атц покинул землянку и расположился на лежавшем рядом полусгнившем бревне. Пока он размышлял, женщина навела порядок в жилище и растопила печь. Подойдя к нему, она сказала, что в доме шаром покати, а есть нечего, одна полоска сухой козлятины, которую даже невозможно жевать. Атц, ничего не говоря, встал с бревна и пошёл к брату, с которым выбрал одну из коз его половины стада, забил её, освежевал и готовую тушу принёс женщине.
    За обедом он задал только один вопрос, как её зовут. Элбан. Странные имена у этих пришельцев, подумал Атц, собрал свои вещи и ушёл в горы.
    Прошло лето, наступила осень, начались сырые дожди, предвестники холодной зимы. Атц не выгонял женщину. Он видел, что с её приходом жилище приобрело уют и тепло. Его одежда всегда была почищена и отремонтирована, даже лук и стрелы женщина протирала кусочком кожи, и они, блестевшие, покоились в углу землянки, когда Атц бывал дома. Печь всегда была затоплена, а обеды издавали аппетитные запахи. Лучшего и желать не надо. Такая жизнь вполне устраивала Атца.
    Когда прекратились дожди и повеяло первыми зимними холодами, Элбан, встретив Атца после очередной вылазки в горы, сказала:
    – Мы с тобой живём в одной землянке много лун, но ты ни разу не пришёл ко мне. Сегодня мы будем спать вместе.
    Через год Элбан родила сына, а ещё через год – второго.
    Жизнь шла своим чередом, пока не нагрянула беда. Перед самой зимой, когда стада коз, коров и овец подъедали последнюю умирающую траву, среди животных начался мор. Сначала животное слабело, падало на ноги и не вставало, а на следующий день бездыханную тушу сваливали в могильник, специально подготовленный для такого случая. В считанные дни община лишилась всех коз, овец и коров. А впереди была зима. Без скота – это верная смерть. То, что выращивалось на полях долины, не хватало продержаться до весны. На общем сходе общины было решено послать отряд из пяти мужчин к соседям и отбить у них стадо овец. С этой группой пошёл и Атц, как лучший знаток гор и тайных троп через перевалы.
    Ничто не предвещало неудачу. Отряд через два дня пути повстречал небольшое стадо овец, пасшихся на склоне хребта, внезапно напал на пастухов, уложив их на месте, и повёл отбитое стадо к своей долине. На следующий день их настигли преследователи, значительно превышавшие по числу мужчин. Завязался бой, в котором трое товарищей Атца были убиты, насквозь пробитые выпущенными из лук стрелами, четвёртому проломили дубинкой голову, а Данн был тяжело ранен. Атц умело отбивался топором, раскроив черепа четверым нападавшим, подбежал к Данну, убедившись, что тот ещё жив, закинул его на плечо и что есть силы бросился наутёк. Только бы успеть до того выступа, за которым можно скрыться от летящих вслед стрел. Он почти добежал, но одна стрела настигла его, угодив в плечо. Она пробила кость и глубоко застряла в теле. Атц спрятался за выступом, положил Данна на камни и попытался вытащить стрелу, но она сломалась, а наконечник остался в плече. Он выглянул из-за выступа. Нападавшие не преследовали его. Они собирали убитый товарищей и уводили стадо назад. Им было не до Атца.

    Атц из последних сил протоптал небольшую площадку. Он не рискнул спускаться в ночь. Тем более усиливался буран. Сейчас надо отдохнуть, поесть, набраться сил и дождаться рассвета. Только бы не уснуть, подумал Атц, сел на подготовленную площадку и потянулся к котомке за сухой козлятиной. Но измотанный, истекавший кровью организм, подчиняясь законам природы, отказался повиноваться. Сначала сомкнулись веки, потом замедлилось дыхание, тело обмякло, и Атц погрузился в сон.
    – Атц! – звала его мать, но Атц уже не слышал её голоса. Разбушевавшийся буран поднимал столбы снега, укрывая бездыханное тело белым покрывалом, а к утру буран стих, но его работу продолжил снегопад.
    Атц спал, а за это время расцветал и угасал великий Рим, многочисленные племена германцев заселяли Европу, оттесняя кельтские народы к побережью Атлантики, пришедшие с востока гунны создали империю, но вскоре растворились среди европейцев и остались в истории, Колумб пересёк Атлантический океан и открыл новые земли, прошли наполеоновские и две мировые войны, человечество приступило к освоению космоса, а немногочисленные потомки Атца расселились на Корсике, Сардинии и на побережье Италии.
    Пять тысячелетий Атц покоился в альпийских льдах, пока с наступлением глобального потепления льды не растопило, и его тело не было случайно обнаружено отдыхавшими в предгорьях Альп немецкими туристами Гельмутом и Эрикой Симонами.