почти

Эпиграф:
— Они будут на карачках ползать, а мы на них плевать!
                — А зачем?
                — Как зачем? Удовольствие получать.
                — А какое в этом удовольствие?
                — Молодой ещё...
                "Кин-дза-дза!"


Семёнов сидел на лавочке возле подъезда своего дома и задумчиво курил. Иногда он курил просто, иногда чтобы убить время, а иногда, как сейчас, он курил задумчиво. Мысли его уносились то в великое и счастливое прошлое, то в безрадостное настоящее, то в туманное будущее. Наступало время, которое Семёнов не любил. Время, когда аванс уже закончился, а время получки ещё не пришло. Одним словом, был обычный летний вечер.
— Нарушаешь?  — Услышал Семёнов вопросительный глагол и обернулся. Возле него стоял местный участковый Ивашкин.
— Здравствуйте, господин полицай, — произнёс Семенов и  с должным подобострастием склонил голову.
— Мало того, что куришь в неположенном месте, так ещё и оскорбляешь сотрудника полиции.
— Во-первых, вы не при исполнении, а во-вторых, может  быть, я немецкий изучаю.
— Полицейский! Запомни Семенов. А если у тебя голова как унитаз, и в ней ничего не задерживается, то заведи себе записную книжку или две, как у меня.
— Полицейский? Как в Америке что ли?
— Почти.
— Вот когда будет у нас уровень жизни как в Америке, тогда и поговорим. И, тем более, что если рассуждать исторически, то полицейских на Руси отродясь не было. А вот полицаи были. Правда, не везде и недолго, но были. Семёнов задумчиво потянулся за второй сигаретой, чтобы так же задумчиво продолжать курить.
— А пятнадцать суток исторически отсидеть не хочешь? — Настроение у Ивашкина было явно не располагающее к беседам на философские и исторические темы. — Не посмотрю, что ты мой сосед по даче.
— Суровость наших законов компенсируется их необязательностью, — произнёс Семёнов с лёгким оттенком философии.
— Не для всех. Так что бросай курить. Может быть, ты ещё и на выборы не ходишь?  — Ивашкин понемногу начинал нервничать.
— Да что ж вы такое говорите, господин участковый шериф нашего пятого  микрорайона. Я за молоком могу не пойти, за хлебом не схожу, но на выборы — регулярно и периодически. Я даже если на дороге вечером  голосую, то только за «Единую Россию», — сказал Семёнов и на всякий случай затушил сигарету.
— Да ну тебя,— раздраженно произнёс Ивашкин и пошёл дальше.
— И тебе хорошего вечера, — подумал Семенов, глядя на уходящего Ивашкина взглядом, полным добра  и благочинства.
Пока Семёнов сидит в задумчивости на лавочке, предлагаю с ним познакомиться. Семенов Олег Олегович — слесарь третьего разряда. Сорок пять лет. Женат. Трое детей плюс ипотека. Парочка кредитов, небольшие  долги за коммуналку, детский садик и школьное питание. Есть подержанная машина, причем подержали её видимо крепко. Да так, что в некоторых местах образовались скромные, но заметные вмятины. В общем обычный, как было принято говорить раньше, представитель рабочего класса. Человек он был не глупый, в меру начитанный, образованный и скромный. Работу свою выполнял всегда качественно и даже пару раз висел на Доске почёта и награждался грамотами. Но был у него один огромный  по современным меркам  недостаток. Он был добрый. Быть добрым в наше время финансово не обоснованная роскошь. А при таком социальном уровне жизни, как у него —  просто глупость.
Добрый, но не  наживший материального добра Семёнов продолжал в задумчивости восседать на лавочке. Задумчивость его была вызвана очередным платежом по кредиту. Точнее, по одному из кредитов. Это вызывало у Семёнова глубокую озабоченность.
— Что такое озабоченность, я понимаю, все-таки два года на отдалённой заставе прослужил. А вот что такое «глубокая озабоченность» и как её можно выразить? — разговорился он сам с собой. Или вот — «особо подчеркнул». Как  это — «особо»? Пунктиром, ногой или просто волнистой линией?
— Дозвольте особо подчеркнуть мою глубокую озабоченность вашей задумчивостью. – Перед Семёновым стоял незнакомый ему человек. Возраста он был примерно такого же, как и Семёнов. Внешность у него была тоже обычная. Только одежда несколько старомодная. Шляпа немного больше, чем голова, темные брюки и такой же темный плащ.
— А вы, собственно, кто?— спросил Семёнов, продолжая рассматривать незнакомца.
— Странников Николай Петрович. Можно присесть с вами? — представился незнакомец.
— Пока лавочки не приватизировали, сидите.
— Это точно. Пока. Ещё лет пять. Сигаретки у вас случайно не найдется, а то чай уже надоел, — сказал Николай Петрович и улыбнулся.
— Какой-то он странный, — подумал Семенов, но сигарету дал. — А вы какой чай предпочитаете?
— В ваше время, особенно для таких, как вы, выбор не велик.
— А  «ваше время» — это когда? — Семёнов начинал приходить к выводу, что перед ним сидит очередной не то чтобы сумасшедший, а просто неадекватный человек. И таких в последнее время становится всё больше и больше.
— А вы, Олег Олегович, закройте глаза и сами всё увидите, — предложил Странников.
— «Аннушка уже пролила масло», — вспомнил Семёнов фразу из «Мастера и Маргариты». В мистику, фантастику, бесплатную медицину и борьбу с коррупцией он уже не верил, но глаза всё же закрыл.
— Откуда он знает моё имя, ведь я же ему не говорил? — размышлял Семенов с уже закрытыми глазами.
— Можете открывать. Странников с улыбкой смотрел на Семенова. Олег Олегович оглянулся по сторонам. Все вроде было как обычно. Тот же дом, подъезд. Тот же летний вечер. Но нечто неуловимое, какое-то внутреннее ощущение подсказывало ему, что какие-то изменения всё же произошли.
— Олег Олегович, давайте спрячемся в кусты ненадолго. А то я вижу, к нам жандарм приближается. К чему лишние вопросы.
Семенов, пока ещё не осознав всего произошедшего, решил принять данное предложение. Уже из-за кустов он узнал приближающегося к ним жандарма. Это был Ивашкин. Только постаревший лет на двадцать.
— На двадцать пять, — уточнил Странников, когда Ивашкин прошёл мимо.
— Жандарм???  — изумлённо спросил  Семёнов.
— А что тут такого странного? Пять лет назад полицию переименовали в жандармерию. Все началось с Жуковского и Петровского отделений полиции. Там с  буквенной  аббревиатурой как-то не очень получалось. Опять же  борьба с коррупцией, реформирование, повышение эффективности и престижности.
Семёнов хотел что-то спросить, но изумление пока мешало произнести ему членораздельные звуки, а тем более соединить их в слова.
— Да ладно, шучу я, — Странников с улыбкой похлопал Семёнова по плечу, — переименовали просто так, по приколу. Ведь это же прикольно. А у вас что, не так переименовывали?
— Почти так.
— Зато сейчас раскрываемость сто пять процентов. Убийств совсем не стало. Официально всё – несчастные случаи и суициды. Правда, грабежей стало много. Поэтому вечером народ из дома не выходит, да и днём стараются группами держаться. За пачку сигарет могут тебя отсуицидить или заставить несчастный случай над собой совершить. Зато коррупцию победили. Просто сейчас всё узаконили. Ведь если это по закону, то значит уже всё законно. Откаты и взятки в прошлом. Это сейчас называется премии, подарки и  бонусы. Заплатил десять процентов с отката, и кати дальше. И запомни—  здесь нет богатых и бедных. Есть успешные люди, сумевшие достигнуть вершин финансового благополучия, и такие неудачники и бездельники, как ты. Конечно, таких как ты, большинство. Девяносто девять процентов. Но гордость и надежда — это именно успешные люди.
— А где  мой детский садик и школа? — только сейчас Семёнов заметил отсутствие в своём дворе этих двух объектов.
— Закрыли их за ненадобностью. Дети успешных людей учатся сейчас за границей. И в садик, этот пережиток коллективизма советской тоталитарной системы, они не ходят. А для таких, как ты, детские садики стали просто не по карману. Цены подняли, работы нет. Вот их и закрыли. Начальные школы ещё кое-где остались. Писать, читать и считать учат, да и достаточно. Чтобы работать грузчиком или продавцом, физика и астрономия не нужны. Самые популярные и востребованные профессии сейчас знаешь какие? Швейцар, дворецкий, слуга, горничная, лакей. Затем идут артисты, модельеры, блоггеры, дизайнеры, шуты и скоморохи, стилисты. А школы, садики, училища, институты — это хлам, пережиток. Зато сейчас вместо этого хлама новые большие  торговые комплексы. Красотища. Можно  зайти и погулять, пока охрана тебя не выкинет. Но это в элитных комплексах, а в таких простых можешь хоть весь день гулять. Наша область  в этой области самая передовая. По одному торговому комплексу на каждого человека, включая новорождённых.
— А заводы где?
— Кому они нужны? Остались несколько, кто трубу нефтегазовую обслуживает, остальные закрыли. Борьба за экологию. А в центре города заводы – это ж вообще преступление. На дорогой земле должны дорогие объекты стоять. А у вас не так что ли?
— Почти, — с грустью произнёс Семёнов. — А почём сейчас нефть?
— Тысяча долларов за баррель.
— Тогда все должны быть богатыми… — наивно предположил Семёнов.
— Ты дурак что ли? Если все бедные станут богатыми, то кто же  тогда будет бедным? В мире нужна стабильность. Понимаешь?
— Понимаю, — кивнул Семенов.— А пенсии то хоть большие?
— Три тысячи долларов в месяц.
— Ничего себе,— заикаясь от восторга, произнёс Семёнов.
— Её получают человек пять. Три года назад в социальных сетях появился лозунг « Умри до пенсии, помоги сэкономить бюджет». Многим не понравилось. Давай ныть, что это бесчеловечно. Наверно, такие же хлюпики, как ты. И поэтому просто подняли пенсионный возраст до ста лет. Зато сейчас все депутаты на пожизненных должностях. Изумительно, да?
— Почти. А это что? — взгляд Семёнова выхватил огромный рекламный щит с плакатом: «Единая Россия – наш Дом 2».
— А, это… Создалась партия «Дом 2», заняла второе место на выборах. Вот и объединились. Сейчас выборы в парламент очень весело проходят. Выбирают, допустим, пятьсот депутатов, а мест в зале только двести. Вот в определённое время их запускают всех сразу. Кто займет, тот и молодец. И депутат, и, значит, уже почти успешный человек. Всё это в прямом эфире по телевизору показывают. Бьются не на шутку. Кусаются, пинаются. Это и называется «занять места в Госдуме». Рейтинги просто запредельные. Сейчас вообще на телевидении много разных шоу появилось, где люди за деньги готовы на все. И голые скачут, и гадость всякую жрут, и унижаются, и других унижают. Это не то, что твоё старое совковое «Что? Где? Когда?», когда они бесплатно интеллектом блистали. Сейчас там тоже и драки бывают, и мат, который уже не запикивают. Полная свобода слова и радость жизни. Как говорится, «без мата, драк и голой натуры не будет у нас настоящей культуры».
— Да, прав был Карл Маркс, когда говорил, что «любой капиталист за прибыль в триста процентов пойдёт на любое преступление», — вспомнил Семёнов забытую фразу из истории.
— Дурак твой Карл Маркс. Сейчас всё изменилось. Сейчас за пятьдесят процентов прибыли  прибьют.
— Прибьют за прибыль. Каламбур, — попытался пошутить Семёнов, хотя ему было не до смеха.
—  Сам ты каламбур. Это бизнес. Основа стабильности, — сказал Странников и посмотрел на часы. — Через пять минут комендантский час начнется. Надо нам с тобой спрятаться куда-нибудь.
— Какой комендантский час? — изумился Семёнов.
— Сейчас дети, внуки, племянники, двоюродные друзья и прочая золотая, платиновая, серебряная и даже медная молодёжь успешных родителей будет по городу гонять на дорогих машинах и никчёмность наподобие тебя отстреливать. Либо пристрелят, либо собьют.
— И им за это ничего не будет?
— Как не будет? Закон превыше всего. Выше него только деньги. Не, ну если одного или двух собьют, то штраф…Условный. А если человек пять, то придётся тогда заплатить по всей строгости прейскуранта и закона. Ну и дома, конечно, поругают немного.
— Почти как у нас. А  почему это я никчёмность?
— Потому что, Семёнов, жизнь твоя серая и неинтересная. Про таких, как ты, не снимают сериалы, не поют песни, не пишут книги, не рисуют картины.
— Зато я люблю свою Родину.
— Правильно, когда нет денег, то можно и Родину любить. Успешные люди – это основа нашего государства. Если не любишь деньги, то тогда только Родина и остается. Конечно, на публике, перед камерами, они все тоже её любят. Березку обнять, слезинку пустить, колосок пшеничный погладить, рубашку на груди разорвать. В церкви аж до синяков крестятся. Сейчас все они живут там, а здесь работают . Чем богаче вилла и длиннее яхта, тем сильней любовь к Родине.
— Наши  хоть чемпионами по футболу стали? — Семёнов решил сменить тему разговора.
— Помнишь выражение «Спорт должен быть вне политики»? А где нет политики? Правильно, там, где  шуршит денежка. Ни друзей, ни врагов. Жизнь как у единственной девчонки в мужском  танцевальном кружке — вокруг одни партнеры. Есть денюшка — партнер. Нет — не  партнёр. Поэтому чемпионаты мира по футболу и хоккею теперь проводятся между кампаниями и фирмами, а не между странами. Это в твою молодость за Родину играли. Сейчас играют только за деньги. Потому что и футболисты, и хоккеисты – это тоже успешные люди. Кто больше заплатил, за того и играют. На прошлом чемпионате мира по футболу победила «Тойота», «Газпром» – второй, он же и третий. Просто денег много было, накупили игроков сразу на  две команды. Если в этом году акцизы на воздух, воду и налог на хождение по земле введут, то на следующий чемпионат можно будет скупить всех сильнейших игроков в мире. И тогда вообще без вариантов.
— А хоть что-нибудь хорошее в этом новом мире есть? — спросил Семёнов в надежде увидеть хотя бы маленькое светлое пятнышко в этом новом будущем.
— Да здесь всё хорошее. Ты новости смотри почаще, так и плакать от умиления и гордости начнёшь. Вот, например, вчера в Якутском зоопарке на свет появилось два медвежонка. Ну, чем не прелесть? Посмотри, какие няшки. Пять миллионов лайков и репостов. Интернет сейчас бесплатный для всех. Игры, мультфильмы, фильмы, видеообзоры блоггеров. Все есть для того, чтобы твой мозг отдыхал. Отдыхал от мыслей. От всех, кроме одной: «В нашей стране успешным человеком может стать каждый. Достаточно только захотеть». А если не стал — значит, ты  не захотел. И поэтому ты — никчёмность и советский пережиток. К счастью, таких, как ты, помнящих Советский Союз, уже почти и не осталось. Так что можно всё что угодно про то время придумать. Например, то, что до девяносто первого года все жили в совке. Ужасно, дико и голодно, страшно и уныло.
— А сейчас нас из совка в мусорное ведро стряхнули, — подумал Семенов. Затем он подумал о своём огромном желании соединить свой кулак с лицевой частью Странникова. Причём сделать это многократно, и что самое пугающее, сделать это с огромным счастьем, удовольствием и  вдохновением. Но сдержавшись невероятным усилием воли, он спросил:
— Я так понимаю, что гордиться особо нечем.
— Вот до чего же ты, Семенов, нудный. Как это нечем? В сотне самых богатых людей мира половина из России. Это ли не повод для гордости?
— А сам ты откуда такой взялся? Как научился во времени перемещаться? По виду твоему не скажешь, что ты из «успешных»?
— Ты прав, Семенов, я не из этого будущего, — при этих словах Странников хитро улыбнулся. Я из параллельного мира. У нас  справедливое социальное общество. Научный прогресс, нет бедных и богатых, и так далее. Раз в месяц, в свой отпуск, каждый трудящейся может попутешествовать в другие миры и измерения. А посещение вашего измерения входит в обязательную программу. Из  цикла «не дай Бог». У нас почти как у вас было раньше. Не в техническом плане, конечно, а в человеческом.
— На окнах нет решёток, дети спокойно гуляют до темна, в огородах растёт мак. И бабушки стряпают с ним вкусные булочки. Можно забыть закрыть дверь и знать, что к тебе никто не залезет. На улицах нет нищих и бездомных. Нет безработицы, а в столовых лежит бесплатный свежий нарезанный хлеб. В школе ценятся знания, а не наличие украшений и дорогих тряпок. Люди  смотрят на звёзды и мечтают о космосе. Да?
— Да, Семенов. Почти так. Вы променяли страну на конфетку с красивым фантиком. А в итоге конфетку едят другие, а вам достался только фантик, да и тот помятый.
— Помню, дед у меня поросят держал, — Семёнову захотелось выговориться, — и когда он ставил чан с ботвиньей то  все радостно набрасывались на нее. Иногда  некоторым поросятам  не хватало места. Но они упорно лезли, и тогда кого-нибудь выпихивали. Потом те, кто отдохнул, залезали снова, выталкивая зазевавшихся. И так продолжалось до тех пор, пока чан не пустел. Но,  даже наевшись, от кормушки не отходили.
— Да, Семенов. Сам понимаешь, бюджетная кормушка хоть и большая, но всем всё равно не хватит. А вообще к чему это лирическое отступление?
— Вот мы детям больным всей страной деньги собираем. А кто- то на один ужин такие суммы тратит. Зачем тебе двадцать галстуков, или десять часов? Ты же их с собой не заберешь. А они всё толкаются, толкаются возле этого чана, и никак насытится  не могут.
— Эх, Семенов. Умом буржуев не понять, твоей зарплатой не измерить, они сегодня взяли власть, тебе ж лишь остаётся верить.
— Во что? Верить во что?
— Что когда-нибудь ты тоже  станешь успешным и сможешь плевать на остальных.
— А зачем?
— Молодой ещё.
— А можно мне к вам? В ваш мир? Я только семью с собой возьму.
—  Семенов, я сюда как в зоопарк прилетаю. Потом неделю к психологу хожу, чтоб душевное равновесие  и вера в людей вернулись. А ты хочешь, чтоб я тебя с собой взял. Диких животных не кормить, не пугать и с собой не забирать!
— Ладно, не хочешь меня в свой мир отправить, давай тогда я снова закрою глаза, а открою их уже, например в 1970 году. Поживу лет двадцать по-человечески, а там уже и умирать не страшно.
— Понимаешь, Семёнов, попав в прошлое, зная настоящее, тебе захочется изменить будущее. Например, покалечить какого-нибудь ставропольского комбайнера или ещё чего сотворить. Так что оставайся ты в своём времени. В общем, закрывай глаза.
— Не буду, они и так у меня закрыты. Не оставляй меня здесь! — крикнул Семёнов. Но незнакомец уже исчез. Обернувшись, Семенов, увидел удаляющегося молодого Ивашкина.
— Почудится же такое, — сказал он сам себе. А где-то вдалеке вдруг зазвучала песня. И ветер уносил её  прекрасную мелодию всё дальше и дальше….
Слышу голос из прекрасного далека,
Когда были все одной большой страной.
Все продукты были сделаны по Госту,
Отравиться не могли мы колбасой.

Коллекторов не знали
И ипотек не брали,
И допоздна гуляли,
Писали стихи.
Металлолом сдавали
И Пушкина читали,
И с рублём в кармане
Мы были богачи.

Слышу голос из прекрасного далёка,
Мы тогда ещё не знали про ЕГЭ.
На бюджет все в институты поступали,
И проблем с работой не было нигде.

Квартиры так давали,
Дома не закрывали,
О космосе мечтали,
Ходили в кино.
Про интернет не знали,
Играли на гитаре,
И было очень вкусным
Простое эскимо.

Труд рабочего сегодня не в почёте,
Ценностью нам стал опять мещанский хлам.
Но упорно возвращает меня память
В ту страну, что дед мой защищал.

Прекрасное далеко
Не будь ты к нам жестоко,
Не будь ты к нам жестоко,
Жестоко не будь.
От чистого истока
В прекрасное далеко,
В прекрасное далеко
Мы потеряли  путь…
Уже солнце стало укладываться на ночлег, уступив место луне, а Семёнов всё сидел на лавочке и курил. Он всё ещё надеялся, что, закрыв глаза, он откроет их уже в другой, доброй и хорошей реальности. В реальности, которая была в прошлом, так и не перейдя в будущее. Реальность, которую мы потеряли…