Нисхождение-3

Сергей держался две недели. Наташа просила, умоляла, убеждала, грозила.

- Я уйду от тебя, - говорила она безжизненным голосом. – Я не смогу видеть, как ты стареешь, как у тебя выпадают волосы, зубы, как твое лицо покрывают морщины…

- Ты меня совсем не любишь, – говорила она потом. – Неужели ты не хочешь быть со мной, и не какие-нибудь жалкие пятьдесят лет, а века, тысячелетия! Мы увидим с тобой будущее, невообразимое будущее человечества, ты только представь… И всегда будем вместе. Только ты и я…

- Угу. И девочка в клетке.

- Ну и что? Она просто животное. Ты же не возмущаешься, когда видишь зверей в зоопарке?

- Она не животное.

- Дикое существо, живущее исключительно инстинктами. Мимикрия, способность к регенерации, телепатическая связь – это всего лишь инстинкты, необходимые для выживания в подземном мире. Она не способна самостоятельно делать выводы, анализировать, абстрактно мыслить, радоваться, огорчаться, шутить…

- Просиди я двести лет в клетке, мне бы тоже было не до шуток.

- Все ясно… - Наташа опускала ресницы, отступала от него, словно призрак.

Сергей держался. Держался из последних сил. Но вода, как известно, и камень точит, а Наташа была настойчива, непреклонна, изобретательна, хотя дело было не только в этом. Точнее, совсем не в этом. Несмотря ни на что, Сергей продолжал ее любить, вот что было самое главное. Странное дело, но теперь он любил ее даже сильнее, чем раньше.

Его первоначальное решительное «нет» сменилось сомнениями, его стали одолевать яркие соблазнительные фантазии. «Разве не о бессмертии всегда мечтал человек? – думал он бессонными ночами, когда Наташа тихо сопела рядом, теплая, близкая, родная. – Жить вечно, любить вечно, наблюдать смену поколений, ощущать себя богом, ницшеанским сверхчеловеком, лишиться навсегда страха смерти… не есть ли это предел мечтаний?»

Иногда ему отчаянно хотелось убежать, прочь из этого дома, забыть все, забыть этот странный мучительный сон наяву. Но порывы эти возникали все реже, пока не исчезли совсем.

Наконец настал такой день, когда все его бастионы рухнули, и он выбросил белый флаг.

Был теплый июньский вечер, они сидели в ее мастерской, пили ароматное прохладное вино, она показывала ему свои картины, смеялась в ответ на его неуклюжие попытки разгадать смысл. Сергей всматривался в ее лицо, в эти зацелованные им розовые губы, яркие голубые глаза с теплым оттенком нежности, за открытым окном качал ветви ясеня ласковый летний ветер, солнце клонилось к закату, бросая на сиреневые стены мягкий атмосферный свет. Внезапно Сергей поднялся, поставил бокал на журнальный столик.

- Черт с тобой, - сказал он. И тут же почувствовал, будто выходит из своего тела, смотрит на себя со стороны. – Я согласен. Почему бы и нет, черт возьми?!

Наташа рассмеялась, подпрыгнула на месте, захлопала в ладоши.

- Милый!

- Только давай это сделаем прямо сейчас. Иначе я передумаю.

- Сиди здесь, - распорядилась она. – Выпей пока, расслабься, отдохни. Я быстро!

Вернулась она не быстро, а очень быстро. Видимо и в самом деле боялась, что он передумает. Поставила на столик склянку с чернильной жидкостью.

- Раздевайся, любимый. Я сделаю все сама.

- Ммм, звучит соблазнительно… - пробормотал Сергей. Оставшись полностью обнаженным, повернулся к Наташе. Девушка изогнула бровь, фыркнула от смеха, открыла склянку, накапала на ладонь, провела ею по его небритой щеке. В ноздри ударил тяжелый запах свежевыкопанной земли, перегноя, плесени, голова закружилась, со дна живота поднялась липкая тошнота. Сергей задержал дыхание. Он снова как будто вышел из своего тела, ощущение нереальности происходящего внушало тревогу и в то же время какой-то особенный неведомый ему прежде покой, словно его уносила куда-то далеко сверкающая на солнце волна.

- Вуаля, - воскликнула она, закончив. – Как себя чувствуешь?

Ощущая во всем теле покалывания и зуд, похожие на те, что бывают в заживающих ранах, Сергей пожал плечами.

- Терпимо. Пить можно?

Наташа молча протянула ему бокал. Кисло-сладкое французское вино протолкнуло внутрь комок, застрявший в горле, он глубоко задышал, словно узник, что выбрался на простор из тесной ловушки стен. Только теперь он заметил, что Наташа смотрит на него неподвижным блестящим взглядом, грудь ее взволнованно вздымается под тесной футболкой.

- Что? – нахмурился он. Она взяла его за руку, подвела к большому зеркалу возле распахнутого настежь окна. В ту же секунду Сергей отшатнулся, будто получил сильный удар в лицо. Стало холодно и в то же время жарко. Рядом с Наташей стоял крепкий стройный парень, лет восемнадцати на вид, с густыми черными волосами, серо-зелеными глазами, гладким лицом, четко очерченными губами. Губы то открывались, то закрывались, как у рыбы, перемещенной в непредставимый ранее верхний мир, да и вообще парень имел весьма ошарашенный вид, словно его только что ударило электричеством. В каком-то смысле так оно и было. Сергей был настолько шокирован, что даже не сразу узнал в этом парне себя самого, каким он был когда-то давно, в начале новой эры, что казалась такой прекрасной, звенящей от творческого накала, а потом как-то незаметно переродилась в тупую сытую пустоту…

Впрочем, Наташа быстро привела его в чувство. Он овладел ею прямо на полу, под раскрытым окном, наполненный ветром и шорохами ветвей, пением птиц и любовью, сорвавшейся с привязи, потерявший себя в зеркальном лабиринте взаимной страсти, он впивался и вонзался в нее с полузабытой жадностью голодного молодого тела, что никак не может насытиться опьяняющей женственной сладостью, зовуще распахнутой, возбуждающе беззащитной, доверчивой. Потом они лежали обнаженные на медвежьей шкуре в гостиной, допивали вино, смеялись, смеялись как дети, оставленные без присмотра посреди фантастического пространства реальности, исполненного волшебства и пугающих тайн, и почерневшее от отсутствия солнца небо заглядывало в окно сотнями серебряных завистливых глаз, и краешек алебастровой полной луны согревал их сердца холодным безжизненным светом, и вкрадчивый шелест тьмы, затаившейся по углам, нашептывал на уши завораживающие катрены, призывающие к освобождению от всех земных законов, оков, наваждений, снов. Сергей и сам не заметил, как уснул…

И во сне он снова вышел из тела, но уже не для того, чтобы смотреть на себя, а чтобы вылететь в окно и взлететь, выше и выше, за пределы видимого неба, к солнцу, однако едва он расправил свои невесть откуда взявшиеся крылья, они тут же сгорели в расплавленном золоте света, и некая властная сила, гораздо более властная, чем сила притяжения, заставила его рухнуть вниз, пробиться сквозь толщу земли, глубже и глубже, так глубоко, как не проникал еще ни один человек, ни наяву, ни во сне, в освещенный подземным фосфорным солнцем заключенный в каменные стены скрытый от земли и неба странный таинственный мир. И увидел он пульсирующие вразнобой светящиеся грибы, растущие из трещин в камне, и увлажненный собственным ароматным соком пушистый фиолетовый мох, и карликовые деревья с похожими на кинжалы серебристыми листьями, и уходящие к туманному горизонту поля, устланные бирюзовой люцерной и такого же цвета клевером. И увидел он, что на полях пасутся длинноногие животные, похожие на пауков-переростков, и увидел он в лимонно-желтых зарослях белоснежных зверей, на чьих широченных мордах смотрели в разные стороны многочисленные глаза, и увидел он древних ихтиозавров, покрытых блистающей чешуей, что рассекали глубины изумрудных рек и озер. И увидел он железные башни с красным пламенем вместо крыш, минареты из тончайшего стекла, такого же твердого, как алмаз, базальтовые и мраморные колоннады, что поддерживали цветущие сады с террасами и фонтанами, где плавали лотосы и кувшинки, прозрачные стены святилищ и храмов, живые статуи на постаментах, большие корабли, расправляющие свои крылья с черно-красным оперением над безднами, полными лавы. И увидел он колоссальный величественный дворец, чьи хрустальные шпили почти касались повисшего под сводами каменных «небес» косматого солнца, сияющего неугасимым зеленым светом, стены дворца сложены из говорящих камней, а потолки его поддерживают невероятных размеров чудовища, чья плоть была обращена в розовый мрамор, гранит и нефрит. И увидел он тронный малахитовый зал в центре зеркального лабиринта, где можно навеки потерять совесть, а вместе с нею и разум, барельефы-летописи, повествующие о героях, чьи подвиги сверкают во тьме веков, будто звезды в чернильной пустоте космоса, механических сторожевых птиц, странных существ с телами людей и головами кошек, лестницу из чистого серебра и золотой трон, украшенный драгоценностями, на ее вершине.

И увидел он Ту, что сидит на этом троне. И сразила его, как удар ножом в сердце, Ее блистательная неисповедимая красота, и понял он с величайшим восторгом и величайшим ужасом, что он всегда любил, любит и будет любить только Ее одну…

Утром Сергей обнаружил на своем лице слезы. Было трудно дышать, в груди как будто застрял осколок, обжигающий горячими волнами мысли и чувства. Прихватив из бара бутылку водки, он заперся у себя в кабинете до вечера. На встревоженный стук Наташи отвечал, что у него вдохновение, и он работает над романом. Эта ложь никак не отразилась на его совести, зеркало совести было черным как беззвездная ночь, душа парила птицей над сюрреалистической роскошью подземного города, и божественная красота женщины на золотом троне блистала перед ним, будто изумруд, освещенный солнцем. Не было на земле таких слов, которые могли бы сказать об этой красоте хотя бы часть правды. Давным-давно, много тысячелетий назад, такие слова, возможно, существовали, однако люди утратили их значение, а вместе с ними и сами слова, когда возомнили себя богами и встали на одну ступень со зверьми. В этой красоте было все, чего он желал, или мог когда-либо пожелать, в ней таилась звонкая чистота света, сжимал холодные кольца чарующий морок тьмы, солнечные просторы бесконечной любви соседствовали в ней с озаренными тайным огнем безднами вожделений, все, о чем он мечтал, и все, что не способен был вообразить, все это заключалось в одном единственном неповторимом лице, на котором сверкали бессмертным блеском безумные и в то же время исполненные мудрости немигающие глаза с серебряными ресницами и яркими зрачками цвета червонного золота.

Ночь прошла как обморок – жгучие надежды не оправдались. Сергей вытерпел еще три дня и три ночи, все это время он отчаянно играл роль, роль самого себя, прежнего, но кажется не очень успешно. Наташа то и дело бросала на него удивленные взгляды, хорошо хоть ни о чем не спрашивала - видимо решила, что у него остаточный шок после омоложения… Утром четвертого дня, когда Наташа уехала в город, Сергей поднялся наверх, открыл крайнюю дверь слева в правом крыле, зажег свет и пристально посмотрел на девочку в клетке, что сидела в той же позе, на корточках, окрашиваясь в один цвет с голубыми стенами.

- Зачем ты мне показала это? - прошептал Сергей.

Девочка, разумеется, молчала.

- Зачем ты мне показала?! – выкрикнул он, сжимая в бессильной ярости кулаки. – Я… я хочу видеть Ее! Слышишь? - он и сам не заметил, как голос его стал умоляющим. – Пожалуйста… еще один раз…

Девочка как будто шевельнулась. Тут же в голове Сергея послышалось знакомое шипение, замелькали яркие живые картинки. На первой из них Сергей увидел себя, открывающего клетку. На второй – себя и девочку, стоящими на пороге супружеской спальни. На третьей – себя же, берущего подушку и накрывающего ею лицо спящей Наташе. На четвертой – подземный город и серебряную лестницу, по которой он поднимается…

Сергей вздрогнул, тряхнул головой, отступил на шаг. Картинки исчезли, «радиопомехи» стихли.

- Ты… ты хочешь… - он не смог договорить, его вынесло за порог, дверь захлопнулась, в глазах потемнело.

На лице божественной женщины, не покидавшей его сознание ни на секунду, появилась и тут же исчезла таинственная улыбка... 


окончание http://www.proza.ru/2019/06/10/1277