Sans phrases

Часть 1.

Безумие.

Пролог
Я лежу в густой траве, будто утопая в ней, смотрю в это голубое безоблачное небо и растворяюсь в тишине. Мне давно не было так легко и спокойно. Кажется, вот она награда за всё то, через что я прошла. Хмм… И через что же? Как бы это ни было странно, я не помню, да и не хочу помнить. Мне сейчас так хорошо, как не было никогда. Зачем же что-то менять?
Вдруг моей ноги что-то коснулось, чуть пощекотав пальцы. Я  обернулась и увидела мышь. Обычную серую мышку. Но откуда она здесь? И что ей от меня надо? Она направлялась к моей руке, я отчётливо это видела, и даже понимала, в некоторой степени, желания этого животного. Но я даже не пыталась её стряхнуть. Зачем? Вопрос, отразившийся в моей голове почему-то тупой болью. Откуда она, чёрт возьми…? Я не успела даже додумать свою мысль, когда увидела кровь на своих пальцах, и мышь, она стала какой-то другой. “Если бы она была человеком, то я совершенно серьёзно подумала бы о том, что она злорадно улыбнулась,” – что за мысли всегда посещают мою голову? Я посмотрела на палец, красное пятно разрасталось всё больше и больше, принося в мою душу чувство какой-то неосознанной тревоги. Подул резкий ветер, взявшийся, по идее, из ниоткуда, как и всё, что меня окружало сейчас. Похолодало. Я попыталась встать, но помешала мне неистовая боль, охватившая все тело, и я снова упала в траву. Рука уже по локоть была в крови, и, похоже, не собиралась переставать кровоточить. Что же делать? ЧТО?! Немой крик так и застрял в больном горле. Пересохшие губы выдали лишь какой-то едва различимый хрип.
Капля, другая. Что это? Такое мерзкое, липкое и ужасающе холодное. Я подняла свой взгляд на небо и увидела… кровь. Повсюду, как дождь, сначала тоненькими струйками, затем всё сильнее и сильнее. Мои нервы сдали, и я закричала, не в силах больше хоть как-нибудь бороться с этим безумием. Голос сорвался на самых высоких нотках, и я поняла, что это конец. Послышалось шуршание, и вдруг со всех сторон потихоньку начали появляться мыши. Они направлялись ко мне. От бессилия я уже начала подумывать о том, что это чей-то неудавшийся триллер со мной в главной роли. Но не тут-то было, одна из серых созданий подползла настолько близко, что я почувствовала её лапки на своем другом, здоровом плече.
Ну вот и всё, теперь мне точно конец. Я умру, съеденная мышами. Интересно, это больно? Или это произойдет сразу? Такой трагикомичной была сейчас эта мысль, что захотелось смеяться сквозь слёзы. Смеяться долго и громко, лишь бы жить. И будто вторя моим желаниям, раздался смех, истеричный смех, громом раскатившийся по всей поляне. Меня потянуло вниз. Резко, бесповоротно. Подальше от этого кровавого дождя, полчищ мышей и неизвестного безумного смеха. Как будто кто-то хотел меня спасти, унося в лабиринты темноты.

Глава 1
Я резко проснулась, подпрыгнув на постели и скинув с себя одеяло одним махом. Неужели это был сон? Рука, быстрее, где моя рука…? Всё в порядке, всё на месте, я в своей комнате, на часах 3:03. Что за чертовщина… Что это было? Сон. Как лампочка загорелась эта мысль, принося долгожданное облегчение. Конечно же, сон. Дурочка, что же ещё это могло быть? Последнее время мне часто снилось нечто подобное, но это было не настолько… реалистично, что ли.  Да, именно так. Я всегда знала, что в любой момент могу проснуться, но не в этот раз. Сегодня было всё по-другому, и это меня пугало.
Щелчок. Стук. Ночная прохлада. И моё болезненно белое отражение в зеркале. Как? Как такое может быть?! Я затряслась, и отражение, будто смеясь надо мной, повторило всё до мельчайших мелочей, возрождая в душе далёкий детский страх. Я же занавесила его, как и всегда. Я хорошо это помню… Так как же тогда это случилось? Нет, просто так покрывало не могло слететь, я закрепляла его всегда крепко. Значит…. Нет, нет, нет. Я замотала головой, пытаясь прогнать эти дурацкие мысли, которые как надоевшие насекомые уже заполняли мою голову и не пытались даже остановиться…

Это плохой знак. Очень. Она идёт. Она обещала мне тогда, обещала…

На мгновение, вместо своего худого, угловатого и даже немного мальчишеского тела,  я увидела маленькую девочку. Её лицо было подернуто легким румянцем, а летнее платьице немного помято. Там, в уголке. Но уже тогда она не улыбалась, а в глазах застыло одиночество и тоска, будто так и говорившие: “Зачем вы украли моё детство?”
Хрип и едва уловимый стон, последовавший за ним, отвлекли меня, вернув в реальность. Бабушка? Я хотела рвануть к ней, попасть туда как можно быстрее, но вместо этого я медленно-медленно, как улитка, поднялась с кровати и прошла в соседнюю комнату.
-Бабушка? – мой еле слышный шепот разрезал эту застоявшуюся тишину.
- Подойди…сюда, - слова давались с трудом, но даже сейчас они прозвучали в её любимой манере. Повелительно и беспрекословно.
- Что…? – она прервала меня – Там.
Протянутая рука указывала на стоявший рядом столик.
Пара секунд, всего лишь пара секунд, чтобы обернуться и вернуться в прежнее положение. Но и этого успело хватить. Её рука безжизненно повисла над полом…
- Чёртовы часы! Ваше тиканье раздражает! – один взмах, и они полетели со стола.
И я разрыдалась, упав на еще тёплое тело. Громко. Протяжно. Немного даже завывая, чтобы эта боль, которая переполняла меня сейчас как никогда, вышла бы вместе с криком.
 
***
Я не знаю, сколько времени я пролежала вот так над остывающим телом своей бабки. Не осталось практически ничего. Слёз, печали, боли. Все сошло на нет. Осталась одна пустота. Всепоглощающая и пожирающая меня без остатка. Я облокотилась о стенку кровати и уставилась в окно. Светало. Но почему-то этот рассвет не внушал никакого оптимизма, как это всегда бывало после бессонной ночи. Что же теперь будет? Что меня ждёт?
Я потихоньку поднялась, стараясь не глядеть на покойницу, и прошла к себе в комнату. Солнце светило всё ярче и ярче. Захотелось быстрее закрыть окно, чтобы этот режущий глаза и достающий до самого сердца свет оставил меня в покое. Я сдвинула шторы, и оказалась в полумраке. Эта темнота так мягко окутывала меня, что не хотелось выходить отсюда больше никуда. Остаться здесь. Навсегда. Я сползла по стене, и опустилась на корточки. Как же тихо, спокойно и хорошо…
Опять эта маленькая девочка. Что тебе от меня надо? Странно, в этот раз она в каком-то безобразно-сером платье и плачет. Плачет? Красные слёзы? Кровавые?..
Я вскочила как ошпаренная, чуть не сдёрнув  занавески, попутно сбивая вещи, находящиеся рядом. Поняв, что всё ещё дома, я издала нервный смешок, который больше и больше начал перерастать в истеричный смех. Да что же я творю? ЧТО?!
Тяжёлой поступью я вернулась в соседнюю комнату: “Надо звонить сестре. Кто еще поможет устроить похороны?” От одной меня толку будет мало.

Глава 2.
Через несколько часов  я уже была готова, и, расчёсывая волосы, размышляла о только что прошедшем разговоре с сестрой. Она тактично отказала мне в помощи, ссылаясь на то, что у нее совершенно нет времени, ее полностью завязали с работой и прочая чепуха. Нет, конечно же, деньги там, еще чем, она поможет, но чтобы приехать сюда прямо сейчас – это невозможно. Только ближе к вечеру. “Пфф… Она нисколько не изменилась. И не собирается, смерть бабки тому пример.” Я вздрогнула, расческа запуталась в волосах. Когда я успела стать такой циничной?
Но где-то в глубине души все-таки таилась та боль утраты, которую я прочно скрывала занавесью этой неприступности и отчужденности. Я знала это, поэтому и старалась затолкать это чувство в самые далекие закрома своей души. Да с чего бы мне жалеть о ее смерти? Что она сделала мне хорошего? Ответ пришелся сам собой.
Она воспитала меня.
Нет. Вот чем уж она точно не занималась, так это моим воспитанием. Я сама себя воспитала. Она даже руки к этому не приложила!
Лицо скривилось в гримасе боли с толикой грусти.
...Вот я бегу к ней,  только что, услышав, как соседская девочка играет на фортепиано. “Это так красиво, я тоже так хочу!” Но вместо ответа получаю бабушкиной клюкой по голове. Не сильно, но до жути обидно. За что...?
...Я втайне от бабки училась играть на пианино, все у той же самой соседской девчонки. Но в один момент она узнала об этом. Мои крики, слышал, наверное, весь дом. Она порола меня долго и даже ожесточенно, шепча, кажется, уже в полу безумии о том, что я ее ослушалась. А после, около полуночи и до самого утра молилась около маленькой иконки, прося о том, что, по-видимому, было известно одной ей.
С того самого момента обида росла в моей душе неимоверно быстро и только крепла с каждым днем. Я не могла ей огрызаться или еще как-то вымещать свою злобу обидчице, у нее был стойкий и грозный характер, а по отношению  ко мне, он, похоже, только усиливался. И вместо удовлетворения я получала лишь дополнительные часы уборки или еще каких-то домашних дел. Поэтому я вынашивала свою обиду в сердце, и, по мере того, как росла, она перерастала в ненависть…
И вот после этого, за что мне ее любить?!
Дурацкая расческа. Никакого толку от нее. Меня опять отвлекли эти непрошеные воспоминания. Надо позвонить дяде Анатолию. Сестра сказала, что он должен помочь. Боже, как же это смешно. Как будто это касается только меня. И почему говорят, что горе сближает людей?

***
Я не знаю, как он все так быстро устроил. Связи, деньги, магия. Понятия не имею. Но буквально до обеда  он смог приехать, решить все финансовые стороны и договориться насчет похорон на завтра. Не считая дяди и кого-то из его семьи, буду только я, сестра и соседка. Все скромненько, по-быстрому и без длительных плачей. Вот так он мне и сказал, прямо в лицо, нисколько не сожалея о своих словах. Такое ощущение, что он уже заранее знал день смерти бабушки, ну или, хотя бы, приблизительную дату. Наверное, это неправильно, ведь подобные дела должны решаться по-другому. Неужели он ее тоже не любил? Мне стало стыдно. Стыдно за свои чувства, за свои слова… И вот сейчас, стоя в прихожей и наблюдая за обрюзгшей фигурой этого мелочного человека, я думала о том, что же это за штука, смерть? В ней есть что-то неопределенное, но в тоже время настолько заманчивое, что я хотела бы попробовать ее на вкус. “Дура”,- иногда мне кажется, что во мне уживается еще кто-то. Кто-то безумный и темный. И с каждым днем я начинаю бояться все больше и больше. Вдруг мое лишнее движение подтвердит мои догадки?
Несмотря на все это, день выдался довольно суетным. После дяди приехали из морга забрать тело умершей, потом пришла соседка, выразить мне свои соболезнования и выговориться, выплакаться. Она хорошая женщина, но в этот день, в этот час, я желала лишь одного. Тишины. Она служила для меня сейчас неким лекарством, спасающим от всех этих внезапных событий и странных мыслей.

Глава 3.
День выдался на редкость тёплым, май как – никак.  Летел тополиный пух, который поначалу раздражал, а потом как бы успокаивал. Но сейчас, в этой квартире, между нами было что-то гнетущее, тяжёлое, что даже этот весенний снег за окном не успокаивал. Мы были все в одной комнате, но сидели по разным углам. Вроде бы одно целое, но каждый по отдельности. Я просто не понимаю, как так можно?!
Сестра сидит на кухне, курит. Эта её чертова привычка раздражает меня до ужаса. Она приехала утром, сказала пару успокаивающих фраз для приличия и больше не проронила ни слова. Дядя Анатолий прибыл чуть позже, со своей пассией. Я видела её впервые, но продолжать знакомство не было никакого желания. Жена его, я поняла это не сразу, Людмила вроде, лет на десять была младше - плохо крашеная блондинка и с узкими губами. Уже чуть ли не с порога она начала причитать и лить наигранные слёзы, хотя даже ведь не была знакома с покойницей, только слышала о ней - как так тогда можно себя вести?! Да это же просто смешно! Цирк какой-то, а не похороны. Моё настроение сразу же опустилось к отметке ниже нуля, но я вежливо и чуть слабо поприветствовала их и удалилась в свою комнату. Если останусь с ними ещё на чуть-чуть, то не выдержу.
Я опустилась на стул и уставилась в одну точку. Узор на ковре расходился причудливым образом, где-то завитушки, где-то просто полоски. Но вот там, чуть ближе к стене, они сходились в одно и заканчивались даже как-то просто – швом. Неужели смерть и является вот этой самой конечной точкой? Что вот так вот, петляя всю свою жизнь, мы рано или поздно приходим всё равно к одному. Странно это. Неужели так просто может закончиться настолько сложная человеческая жизнь? Сквозь думу своих размышлений я услышала стук входной двери - соседка пришла. Ну вот, все в сборе. Скоро мы поедем на кладбище.
…Её привезли через полчаса, к подъезду. Прощались те, кто не может поехать с нами. Со стороны это было похоже на какое-то собрание зевак, которые хотят поглазеть на нечто необычное. По-другому я даже это не смогла бы назвать. Наверное, так нельзя, наверное, я должна сейчас так же плакать, как дядя Анатолий или хотя бы сделать грустное лицо, как у сестры. Но я не могла. Не могла даже проронить ни слезинки. Я не понимаю, почему. Ближе неё у меня не было никого, но сейчас, стоя в каком-то исступлении, я даже не могла сообразить об этом, чтобы хоть что-то понять в сложившейся ситуации. Я подошла чуть ближе, и моему взору открылось тело покойницы. Она была вся в белом, как фарфоровая кукла, но будто живая. Казалось, что она спит, и это было настолько необычно для меня, что всю дорогу к кладбищу передо мной стоял её этот силуэт.
Ехали в машине вместе с дядей Анатолием и его женой, которые, кажется, уже вполне успокоились и выглядели более или менее сосредоточенными. Было душно, хотя и открыты все окна. Хотелось на свежий воздух, меня начало немного подташнивать, а в голове стоял образ покойной бабки. Всё это было странно и невыносимо. Но из забытья вывел разговор, который поверг просто в лёгкое шоковое состояние. Точнее даже не разговор, а одна единственная фраза, сказанная Людмилой о том, что быстрее всего, наверное, растёт кладбищенское предприятие, как никакое другое, что оно никогда не обанкротится с таким-то ежедневным пополнением. Я сидела и не понимала, как, как можно говорить такое, да ещё и сейчас?! В ней что, нет ни капли совести? И это та женщина, которая пятнадцать минут назад ревела навзрыд над гробом? Какие же люди, получается, двуличные, в них не осталось ничего человеческого. Мне стало противно, и я отвернулась, желая только о том, чтобы мы поскорее приехали.
…В чём-то все-таки было сходство, как ни крути. Но я, хотя бы, осознавала  это и пыталась избавиться от тёмного пазла моей разрозненной душевной мозаики…

Глава 4.
Я никогда не была в церкви. С самого детства, не знаю, конечно, почему, не любила это место. Как бы меня не старались туда привести, я всё время сбегала. Всё время. Я боялась храмов, как огня. Стоило мне только приблизиться к нему, внутри сразу начинало жечь в области сердца, и чем ближе я подходила, тем сильнее выворачивало изнутри.  Естественно, бабушке я этого не говорила, ссылалась на простое недомогание, но дело было явно не в этом. Но как маленькая девочка могла найти ответ на этот вопрос тогда? Никак. И даже сейчас, став взрослой, до сих пор не могу понять таких бурных реакций моего организма на это место. Была некая догадка, что это как-то ещё связано со снами, но если брать всё во внимание, то разобраться было бы еще труднее.
И вот сейчас, вылезая из машины и направляясь в сторону храма, я боялась, что меня настигнет то же, что и в детстве. Шаг, другой. Я всё приближалась и приближалась, но не было никакой физической боли или странных ощущений. Не было ничего, какое-то опустошение, можно сказать. Это было настолько удивительно, казалось, что я сейчас это не я, а кто-то другой. Кто-то другой…
Я резко остановилась, не рассчитала шаг и запнулась, в глазах слегка потемнело - ударилась коленкой, и поэтому пришлось опуститься на землю. То, что я ощутила и испытала сейчас, было просто непередаваемо и необъяснимо. Стоя буквально на коленях перед храмом, смотря на его купола и кресты, вдруг потихоньку, сначала  по кончикам пальцев рук, а затем всё выше и выше меня заполняла какая-то густая и мягкая тишина. В ней было что-то такое, что позволяло ей делать меня почти прозрачной. Я не видела этого - только ощущала. И было так хорошо, спокойно. Но когда она почти подобралась к груди, всё сразу исчезло. Вместо мягкой и уютной тишины она превратилась в нечто давящее и сжимающее до изнеможения. Тиски. Всё светлое, что окружало меня до этого, исчезло, появилась темнота и боль. Снова. Жгущая и съедающая изнутри. Такое знакомое, но в тоже время нежеланное чувство. Оно становилось всё сильнее и сильнее, и я готова уже было закричать, как моего плеча кто-то легонько коснулся.
Секунда, другая. Я не понимаю, что происходит. Я всё на том же месте, где споткнулась. Оказалось, что прошло всего каких-то пара минут, пока я приходила в себя, что было немного странно для того, кто оступился. Я поднялась и окинула взглядом храм. Что же всё-таки это было? Воображение? Но я отчётливо ощущаю эту боль, она до сих пор пульсирует во мне, не так сильно, как прежде, но всё же. Значит, это было на самом деле. Но как это может быть реальным? Как?!

***
Из-за этой странной ситуации я стала чувствовать себя ещё хуже. И вот сейчас, стоя и слушая, как отпевают бабушку, наблюдая за этим великолепием, не побоюсь этого слова, потому что всё здесь было величественно и красиво, я пыталась хоть немного разобраться в том, что же на самом деле происходит со мной. За этими думами я даже и не заметила, как мы уже закончили, и оставалось сделать самое последнее – опустить гроб в могилу.
На выходе я немного замешкалась, упал платок, покрывающий мою голову. А когда я приподняла его, то встретилась взглядом со священником. У него были светло-голубые глаза, почти прозрачно небесные. Недавнее событие еще не улетучилось из моей памяти, и было настолько свежо, что я вздрогнула. Он смотрел на меня пристально и долго, как будто ища что-то глубоко внутри. Вот так вот и молча мы стояли, смотря в глаза друг другу, пока не окликнула сестра. Ах да, я совсем забыла, что я здесь не одна…
Всю дорогу, пока я не скрылась за поворотом, чувствовала его взгляд на себе. И от этого было неспокойно и тяжело.
Я уже начинаю жалеть, что поехала. Конечно, я понимаю, так положено, но от всей этой поездки мне становилось только хуже. Подошла соседка, спрашивает, всё ли у меня в порядке. “О боже мой, нет, нет! Со мной совершенно не всё в порядке!” Но разве я расскажу ей об этом? Меня сочтут за слабоумную, ведь даже я не могу дать точное определение своим чувствам. А может, может, всё это на нервной почве? Может, все эти странные события мне только привиделись?
Нет.
Я отчётливо помню ту раздирающую боль. Нет никаких сомнений, это было на самом деле.
Поднялся ветер. От хорошей погоды, которая была с утра, не осталось и следа. Мы, наконец, дошли до назначенного места и остановились. Начались приготовления. Я стояла и ждала, оглядываясь на все эти могилы вокруг. Чем больше времени проходило, тем тоскливее становилось на душе. Сестра опять закурила, блондинка приготовилась плакать, а могильщики закопошились, как муравьи, чтобы выполнить свою работу быстрее. Это было все так показушно, нелепо и омерзительно, что я не сдержалась. Не выдержала. Слёзы подступили к горлу, начали душить, а когда я подошла кинуть горстки земли, то они вовсе вырвались наружу. Стало невыносимо тошно, хотелось провалиться под землю, но только не находиться здесь. Но, в тоже время, хотелось выплакаться. Моя душа просто жаждала этого.
…Поминки были в этот же день, в какой-то захудалой столовой. Готовить, да ещё и дома, естественно никто не собирался. Я сидела и смотрела на эти серые лица, которые молча, рюмка за рюмкой опустошали бутылку водки. Одна. Затем  в ход пошла вторая. Я, не выдержав, - мне это было настолько противно - я поднялась, распрощалась со всеми и ушла. Да, это неприлично. Но, по-моему, так было лучше для всех.

Глава 5.
…Начиналось лето. Прошли все поминальные даты, отгремела дипломная, оставалось буквально чуть меньше месяца до поездки за границу, где мне предложили новую работу после окончания университета. Естественно, я согласилась, к тому же, в позапрошлом году, обучавшись там как студент по обмену, мне было бы особенно приятно вернуться снова. Англия всегда будоражила моё сознание.
Но перед этим мне предстояло кое-что сделать, что неотвратимо связывало с прошлым, которое я неистово пыталась выкинуть из своей головы. С момента похорон я ещё ни  разу не была в комнате покойницы, а там оставались вещи, которые либо надо было вывезти, либо разобрать, либо выкинуть. Я немного замешкалась на входе, но потом, преодолев свою неуверенность, ступила за порог.
Естественно, там ничего не изменилось. Только я теперь стала смотреть на это всё другими глазами.
Постепенно, полочка за полочкой, была убрана практически вся комната. Остался только письменный стол. И тут в моей голове что-то щёлкнуло. Конечно! Перед смертью бабушка показывала мне именно на него. Я молниеносно разметала все бумаги по столу, раскрыла все ящички и в самом последнем, на дне, нашла старый потёртый конверт с символикой ещё СССР. Я резко распечатала его и наткнулась на то, что никогда бы не подумала найти за всю свою жизнь. Это были страницы из дневника, в которых говорилось о моих родителях.
“Я знаю, что когда-нибудь ты прочитаешь это. Скорее всего, после моей смерти. Тогда и ты знай, что всё это время я лгала насчёт твоих родителей. Поезжай к моей сестре, Пелагее, в деревню, где мы часто бывали летом, когда ты была маленькая. Она тебе всё расскажет. Я просто не могу этого сделать.
Прости.”
Я затряслась. Это было невозможно. Всё это время она обманывала меня? Зачем?!
Через десять минут я уже ехала в сторону вокзала.

***
До отхода автобуса оставалось полчаса. Я благополучно купила билеты и уселась на скамейку в зале ожидания. Было немного времени, чтобы хоть немного собрать свои мысли в кучку.
Я никогда не видела своих родителей. И я ничего о них не знала и не знаю. Нет ни единой фотографии с ними, ни единого подарка, ни единой строчки или письма. Первый и последний вопрос о них, который задался бабушке, отпечатался в памяти на долгие годы. Мне было тогда около шести лет. Всё это время я вместе с бабушкой Пелагеей жила в деревне - сестра уже училась в городе и жила там вместе с бабушкой Серафимой. Про родителей же говорили, что они где-то далеко, по работе. Это принималось за чистую монету, пока я не пошла в школу. В эти сказки там никто не верил, и я тоже перестала верить. А сестра всегда как-то странно отмалчивалась, когда я задавала ей подобные вопросы. У нас, можно так сказать, отношения с ней не сложились уже с самого детства. Казалось, что мы совершенно чужие... Тогда я спросила об этом бабушку Симу. Как сейчас помню её лицо. Она повернулась ко мне и долго-долго всматривалась в мои глаза своими серыми совиными зрачками. “Они погибли, когда ты была ещё маленькая.” Она  так  просто об этом сказала, что я сначала даже не поверила. Но потом, когда до меня дошёл весь смысл этих слов, то я ещё несколько дней не выходила из своей комнаты и переваривала всё это. До сих пор не пойму, зачем она сказала мне это тогда? Почему не могла просто снова уйти от ответа?
“…Неужели сегодня я узнаю всю правду?“ Боязно. Боязно до жути…
Подали нужный мне автобус, и всю дорогу я провела в каком-то беспокойном сне, завладевшим моим сознанием на короткое время.

Глава 6.
Через пару часов меня растолкали на конечной. Неужели так крепко уснула? Вылезая из автобуса, я остановилась посередине просёлочной дороги, полностью залитой солнцем. “Я ведь даже не предупредила её о своем неожиданном визите” – непрошеная мысль на секунду завладела моим сознанием. Я всегда руководствовалась прежде всего сердцем и чувствами, нежели разумом. Поэтому, для меня и не было удивительно так резко сорваться с места. А может, так оно и лучше. И вот, шагая в сторону деревни, я всячески пыталась себя отвлечь. Но не получалось. Сердце стучало, как бешеное, отдавая чёткий ритм в моей голове, дышать было трудно, воздух раскалился до предела. Я остановилась. Огляделась. Впереди виднелись крыши деревянных изб, идти осталось совсем ничего. Но тут мой взгляд привлёк небольшой холмик с одиноко торчащей на нем ивой, склонившейся над рекой. Вроде бы всё просто, и таких пейзажей хоть отбавляй. Но. Такое ощущение, что она звала к себе, манила. Стало вдруг нехорошо, но я решила продолжить путь дальше, невзирая на то, что меня просто тянуло к этому месту поближе. Через пятнадцать минут я подошла к крайним домикам. Кажется, тут кто-то есть во дворе. Ещё два шага и я увидела немолодую женщину, которая развешивала бельё.
- Извините…
- Да? – она обернулась и удивленно уставилась на меня. – Ты же ведь не местная?
- Ну, да.
- Это сразу видно, - и она чуть улыбнулась мне – Ты кого-то ищешь? – она отложила тазик и подошла вплотную к забору, поближе ко мне.
- Да, я ищу Пелагею Прокофьевну. Вы не подскажете, где её дом?
Она как-то странно на меня покосилась, потом на дорогу, потом снова на меня.
- Иди прямо по дороге, в первом переулке направо и до конца. Самый последний дом.
Что-то здесь не так.
- Спасибо большое.
Я развернулась и двинулась по указанному направлению. Пока я не свернула за угол, то прямо кожей ощущала на себе этот тяжёлый взгляд женщины. Дэ-жа-вю.
Соберись. Соберись. Соберись. Возьми себя в руки. Это просто от того, что ты здесь чужой человек, вот и всё. Мимо прошла молодая девушка с двумя ребятишками. Один чуть отстал и всё звал её остановиться, подождать, но она только лучезарно улыбалась ему в ответ и лишь ускоряла шаг.
- Мама, ну мама, подожди же!
Я застыла, как вкопанная, не в силах двинуться дальше и не в силах оторвать от них взгляд. А они, как будто не замечая меня, весело скрылись всё за тем же переулком.
Почему же? Почему именно сейчас я почувствовала то, чего вроде бы не хватало все эти годы - материнской любви. Кажется, боль утраты притупилась за это время, а сейчас, как большой нарыв, она взорвалась и накрыла меня своей леденящей душу болью. Я еле-еле двинулась дальше.
За что?
Не помня как, я добралась до последнего дома на этой улице. Помню, я просто остановилась от того, что кто-то меня окрикнул. А если бы нет, то, кажется, что в таком состоянии и не заметила бы, как просто ушла в лес, пройдя мимо нужного места. Я обернулась. Что-то неуловимо знакомое и родное было в лице этой уже постаревшей женщины.
- …Бабушка Пелагея? – и я не выдержала, разрыдалась прямо здесь, на пороге.
- Анна? Анечка? Ты ли это? Да что ж это такое-то?
И она поспешила к забору, открывая мне калитку.

***
Она завела меня в дом, усадила на скамью и налила стакан воды:
-  Милая, ты чего это… Да-к какими-то судьбами? -  Я отпила немного ледяной воды, вздохнула. Кажется, она привела меня в чувства.
- Бабушка Сима умерла…
Эта новость подействовала на бабушку Пелагею как-то странно. Она вздохнула, глаза её потемнели и единственное, что она произнесла:
- Ну, может оно и к лучшему. Наконец-то она перестала мучиться.
Я ничего не понимаю. Совершенно.
- Извини, что так поздно говорю об этом, да и вообще, на похороны-то мы тебя не позвали… - она прервала меня – Я бы всё равно не приехала. И дело не только в моём здоровье…
- Да что же происходит, в конце концов?! Почему, почему все вокруг меня говорят только загадками? – я просто не сдержалась.
- Анечка…
-Прости. Вот, вот из-за чего я приехала к тебе, - и протянула ей ту вырванную страницу.
Она долго вглядывалась в эти несколько строчек, как будто вычитывая что-то между ними, и, наконец, посмотрела на меня и сказала:
- Да, я думаю, тебе пора уже всё узнать.
“Это было около 30 лет тому назад. Тогда мы еще с Симой были дружны и жили  вместе в деревне. Андрюша же, твой отец, окончил университет и жил в городе, работая инженером-технологом. Проработав год, он приехал к нам в деревню. Радовался, как ребёнок. Всё говорил, как ему нравится эта работа…. В то лето он был таким счастливым, каким, наверное, я его больше никогда и не видела. Потом он уехал и не появлялся уже в деревне несколько лет. Писал часто, но вот приехать никак не мог, всё говорил, что у него дела.
А потом, как-то осенью, нагрянул без предупреждения. Да ещё и не один, девушка с ним была молодая. Познакомил нас, намекнул на то, что, скорее всего, это его будущая невеста…
А вскоре и Сима перебралась к ним в город, звали и меня, но я здесь родилась, здесь и помру уж.
И вроде бы всё хорошо, да радоваться мало чему пришлось. В середине зимы ко мне нечаянно негаданно снова приехал Андрюша. Спасибо Богу за то, что в таком состоянии он добрался до меня живой. Естественно, и речи не было, что бы о чём-нибудь его тогда расспрашивать. Пусть, как говорится, проспится до утра, а там сам и расскажет.
Он и рассказал. Рассказал всё, без утайки, о том, что как оказалось, любовь, туманившая ему глаза, прошла. Но уже поздно, похоже, что-то менять. Она ждёт от него ребенка, а мать теперь пилит его, мол, пора жениться. Но он не может, не хочет и не знает, что ему делать! Господи, он был таким беспомощным в тот момент и говорил так скомкано, как будто его лихорадило. А в конце своего рассказа так вообще расплакался. Ну точно - маленький ребёнок. Мне стало его невыносимо жалко, но посоветовать я ничего не смогла. Лишь сказала, что это только его жизнь, и он сам вправе распоряжаться ею. Он посмотрел на меня внимательно своими голубыми глазами, как будто проникая глубоко в душу. Шепнул лишь одно “спасибо” и ушел - я даже не успела его остановить.
Больше с тех пор его не видела, но знала, что он всё-таки женился, и спустя полгода у них родилась дочка, Тоня, твоя сестра…
После этого Сима приезжала несколько раз, рассказывала, как они там. Но по её уставшим глазам и вздохам все было ясно – трещина разрасталась в большую пробоину. И правда, когда Тонечке исполнилось четыре года, Андрюша подал на развод и уехал за границу, к своему старому другу, который пригласил его начать своё дело в Англии… да и забыть старую жизнь.
Всё это я узнала от Симы, которая приехала ко мне тогда, как оказалось, в последний раз. Разговор у нас не задался, всплыли все давние обиды и недоразумения, да и этот малодушный поступок её горячо любимого Андрюши, - всё это подкосило Симу. Так, прекратив наше не начавшееся за последние годы, общение, мы расстались. Но даже тогда я никого из них не винила. Все люди в нашей жизни ошибаются и имеют право на это…
Летели годы, но ни об Андрюше, ни о Симе, ни о Тоне я ничего не слышала. Писала письма в город, но мне отвечали, что этот адресат здесь больше не проживает. И я уж было отчаялась их найти, когда поздней весной ко мне в избу снова кто-то постучался. И на пороге я увидела Андрюшу, точнее, я еле-еле узнала в нём Андрюшу. Но он был не один, у него на руках была полугодовалая малышка. И это уже была ты, Аня…
Он бережно положил тебя на лавку, попросил налить сто грамм водки и затопить баню. А когда всё было готово, он посмотрел на меня так, что во мне что-то перевернулось и сжалось в один большой комок. Что-то должно было произойти, определённо.
Как он рассказал мне тогда, это случилось уже в Англии. Первое время он жил у своего друга. Вначале, было трудно освоиться, но именно это ему и помогало забыть всё то, что случилось на родине. Да, он поступил мерзко и подло, и сам же мучился от этого. Но в то же время он понимал, что другого выбора просто не было. Он только работал, ел и спал - вот, чем ограничилась его жизнь. Казалось, что нет больше ни целей, ни мечт, ни надежд. Но вот именно тогда он и встретил её. Чисто случайно, в парке, по дороге домой. Она сидела на коленках на этом грязном асфальте, не боясь испачкать своё белое дорогое платье, и кормила голубей.
Вот тогда-то всё и завертелось.
Она оказалась хорошо известной пианисткой в узких кругах, и в его жизнь ещё и вклинились музыкальные вечера, которые он начал посещать. Своей музыкой эта женщина пробудила в нём давно уснувший огонь. Она вывернула всю его душу наизнанку.
И эта чёртова любовь не давала им ни минуты покоя. Каждый день приходилось преодолевать какие-нибудь трудности, но казалось, что это делает их отношения всё крепче и крепче. Она знала о нём абсолютно всё, и нисколько не осуждала. И это было прекрасно. Слишком прекрасно. А потом у них родилась дочка, и казалось, что вот, вот оно счастье. Есть то, ради чего стоит жить.
Но в нашей жизни никогда ни в чём до конца невозможно быть уверенным. Так и случилось. Машина, в которой ехала Эмили, разбилась. Никто из пассажиров выжить не смог…
У Андрюши теперь не было больше дома, и я не знаю, почему он вернулся именно сюда. Да он и сам не знал.
Он не знал, что ему делать.
На что я ему ответила, что у него есть прекрасная дочь, ради которой стоит жить.
Но он посмотрел тогда мне в глаза и сказал, что не сможет. Что его малышка напоминает ему Эмили. И это невыносимо.
А потом, потом он вскочил и в какой-то неописуемой горячке начал гневаться на Бога за то, что он послал ему эту любовь. Что было бы лучше остаться одному, чем таким, как сейчас!
Я еле-еле его успокоила, с трудом уложив в постель. Хорошо ещё, что ты тогда на редкость крепко спала.
…За что, за что Андрюше всё это выпало?
За всеми этими раздумьями я и не заметила, как заснула. А проснулась от плача, который задевал все уголки небольшой избы и доходил до самого сердца. До восхода солнца оставался ещё час и, успокоив тебя, я хотела снова прилечь, как увидела, что Андрюши нет в доме, а на столе лежали небольшая записочка и холщовый мешочек. Это было как раз от него.
Он писал, что не выдержал и больше так не может. Что он слаб, слаб всей своей никчёмной душонкой. И если не сейчас, то всё равно когда-нибудь сделал бы.
Страх ворвался в моё сердце, и я выбежала на улицу. Округа ещё спала, но впереди, у одинокой ивы что-то виднелось. Пришлось подойти поближе. И тогда я увидела Андрюшу.
Он повесился. Скорее всего, ночью. Ведь он так любил звёзды.”
Бабушка вздохнула, ей было неимоверно тяжело рассказывать всё это. А потом она встала, выудила откуда-то с верхней полочки сундучок и вытащила оттуда небольшой кулон и черно-белую фотокарточку.
- Вот, всё что осталось от твоих родителей, - и протянула это мне.
Я разрыдалась, выпуская наружу душившие до этого слёзы. Папа и мама были на этом фото такие красивые и молодые. И такие счастливые.
 - Я не могу… не могу.
Я плакала и плакала. А бабушка и не останавливала меня. Было так тяжело, так грустно и так больно одновременно. И я до сих пор не могла в это поверить. Так вот почему меня тянула к себе эта ива…
- Скажи… скажи, а что было потом?
- Потом люди из райкома всё-таки смогли найти адрес моей сестры. Она тут же приехала вместе со снохой  и обвинила во всём меня. В какой-то степени, я её понимаю… Потом отошли похороны, и она забрала тебя к себе. Мол, девочке нужно городское образование. Я даже не стала ей перечить. Ведь и я, в каком-то смысле же, отобрала у нее сына…
Ну, а остальное ты знаешь. С годами Сима чуть успокоилась, потом и вовсе вы стали приезжать ко мне летом. Но мы с ней так и находились в безмолвной ссоре, виноваты в которой были и она, и я…
- То есть, получается, что Тоня – это моя сводная сестра? А где же тогда её мама?
- Она спилась. Просто и омерзительно пошла ко дну.
Я с тревогой посмотрела на бабушку.
- А Тоня знала… знала, что мы не родные?
- Да, практически с самого начала.
Мне стало не по себе.
С самого начала я была для них чужой.
Я была прочным воспоминанием о тех трагических судьбах близких друг другу настолько, что они стали чужими, людей.
Что же я теперь значу? Что я теперь представляю?
- Сима всё равно любила тебя. Так же, как и Андрюшу. Дороже вас для неё не было никого. Даже Тоня была на втором месте.

Глава 7.
Я покинула бабушку в смутных сомнениях о том, что же теперь делать. Казалось, найдены все ответы, но на душе почему-то не становилось от этого легче. Даже наоборот, стало тяжелее от того, что я всё это наконец-то знаю… Я потёрла кулон – небольшой месяц, сделанный из мельчайших камушков граната, в обрамлении  переплетающихся между собой веточек непонятного для меня растения. Не стоило его даже подносить на солнце, чтобы явственно увидеть красноватый отблеск. Это так завораживает…
- Наверное, стоит больших денег? – миг, и я очнулась.
На меня смотрел немолодой мужчина в очках.
- Меня это совершенно не волнует, - и я отвернулась к окну. А он вышел на следующей остановке, хмыкнув что-то неопределённое в ответ.
Какие же мы все мелочные. Деньги – вот что стало перевёрнутой ценностью нашего мира. Я поглубже спрятала украшение во внутренний карман и уставилась в окно, желая поскорее вернуться в город. Нужно кое-что успеть сделать, пока полна решимости, пока ещё не в состоянии передумать…
Я приехала ближе к вечеру, и, вылезая из автобуса, первым делом, что ударило мне в голову, было осознание какой-то оторванности от города, от той части чего-то целого, что до сегодняшнего утра полностью занимало моё сознание. Этот шум городских улиц, воздух, пахнущий одновременно и булочками, и бензином – они казались такими далекими и чужими, как будто меня здесь не было не один день, а целую вечность.
Вся эта суета, маячившие на каждом шагу огни фонарей и витрин – сейчас ничего этого не существовало. Я была где-то между, как будто испарялась потихоньку из этого мира. Лишь только кулон, который до боли сжимала в своих тонких пальцах, говорил об обратном. И это было так… странно и восхитительно в одно и то же время. Ведь меня почему-то не волновала мысль, что я могу исчезнуть - в тот момент, в ту секунду, я хотела, чтобы всё это не заканчивалось. Хотелось всё так же “плыть и плыть” по городу, ощущать себя кем-то другим…
Но тут чей-то злой окрик отвлёк меня и вывел из этого эфемерного спокойствия. Кажется, я в кого-то врезалась. Врезалась… Это же так глупо. Глупо, ну! Похоже, я сказала это вслух, потому что мимо проходящая парочка на меня как-то странно покосилась.
Глупо… А то, что я делаю сейчас – это не глупо? Что же на самом деле глупо...?
Надо завязывать с этим. Мне уже давным-давно пора домой. А точнее, к сестре, мне нужно обязательно с ней поговорить.

***
Она наверняка уже должна была прийти с работы, ну, если опять не поехала со своим новым ухажером куда-нибудь отлично провести вечер. Мне повезло, удивлённый голос в домофоне откликнулся почти сразу. Скорее всего, в этот вечер она никого не ждала. Хм, пустить-то пустила, но я чувствую, что сестра не особо-то хочет меня видеть сейчас. Это уже даже не удивительно…
Тоня ждала уже на пороге:
- Что-то случилось? – она пропустила меня в квартиру.
Я молча разулась и прошла на кухню.
- Чай будешь…?
- Я от бабушки Симы, и, думаю, что нам нужно наконец-то поговорить, - я прервала её и уставилась в окно, глядевшее на меня своим чернеющим вечером.
- Если ты думаешь, что я буду перед тобой извиняться, то ты ошибаешься, - и она снова закурила.
- Да выкинь ты уже эту чёртову зажигалку! Ну или хотя бы, будь добра, не кури при мне, -  я опять не сдержалась.
- Извини, но когда я волнуюсь, то не могу иначе.
Минута. Другая. Кажется, время тянется бесконечно медленно.
- Моя мать спивалась у меня на глазах, отца я практически не помню. Да и вся бабушкина “любовь” сводилась лишь к тому, чтобы только накормить, да спать уложить. А бабушка Пелагея… она всегда на меня как-то странно смотрела. А потом, когда в нашей семье появилась ты, места для меня практически не стало. Да, именно в тот год, мою мать нашли в квартире, отравившуюся алкоголем; именно в тот год я узнала всю правду, выплывшую совершенно случайным образом; именно в тот год ты стала моей “сестрой”. Но я не могла тебя принять. И не только мы с тобой  в этом виноваты. Так всё сложилось. Представь, каково было мне, семилетнему ребенку, опробовать это на своей шкуре?
Я до сих пор счастлива, что не сошла тогда с ума, - и она на миг замолчала, глотая свои немые слёзы.
Я первый раз видела, как сестра плакала.
Я первый раз видела в этом человеке свою сестру.
Немного успокоившись, она снова продолжила:
- Те несколько лет, проведённых вместе с тобой в деревне, казались чем-то душившим, убивающим во мне жизнь. Ведь знаешь, я всегда хоть как-то старалась обратить внимание бабушки на себя. Меня всегда заедало, что она волнуется только о тебе. Провинилась ли ты, сделала что-то, всегда, всегда был какой-то ответ с её стороны. Меня же она даже могла не поругать, если я где-то напроказничаю, не говоря уже о моих успехах. А ведь я старалась изо всех сил, чтобы хоть капельку, понимаешь, капельку её внимания обратить на себя. Но она лишь скупо отмалчивалась и продолжала сердиться на тебя. И от всего этого мне было так муторно и одиноко, что ни о каком общении с тобой и речи даже не было…. В школе стало чуть проще, можно было на что-то отвлечься… Но это глупое детское одиночество, наверное, не покинет меня никогда. От этого так противно, но что, что теперь уже сделаешь?! – и она резко повернулась и упёрлась своими дико горящими от боли глазами мне в лицо.
Это было ужасно, и в то же время так парадоксально. Мы обе мучились, но так и не смогли найти утешения друг в друге.
Я подошла и обняла её.
- Ничего уже не изменишь, ты права. Но ведь это же не конец? Всё ещё образуется, просто нужно время…
Она отстранилась от меня, достала коньяк и две рюмки:
- Удачной тебе поездки в Англию, - и осушила бокал до дна.

..Несколько дней на сборы, и вот я уже сижу в самолете, глядя на чернеющую пустоту неба подо мной. Облака, облака, облака… Они уплывали так стремительно, что мой уставший взгляд даже не успевал зацепиться за них. Я улетала навстречу чему-то новому, оставив у себя за спиной так долго томившее и державшее в тисках неопределённое прошлое. И вместе с выдохом уходило всё плохое, оставив меня на несколько секунд со своим стремительно таявшим счастьем…


Часть 2.

Любовь.

Глава 8.
В аэропорту меня встретил сильный дождь и, несмотря на июль, довольно-таки прохладная погода. Но именно за это я и любила Англию. Вдохнув сырой воздух, я прошла чуть дальше и увидела Павла, точнее Пола (он всё хотел, чтобы его не называли русским именем здесь) – моего бывшего однокурсника и будущего партнёра по работе. Он приехал на месяц раньше и должен был, как полагалось, помочь мне освоиться. Это так просто. Вчера я еще была в России, а сейчас я уже в совершенно другой стране. Ведь это же так просто, не правда ли?
Машины. Багаж. Офис. Мосты. Люди, люди, люди. Кафе. Наконец квартира, в которой я буду жить первое время и… тишина. Я так устала, боже, как же я устала. Я лежала и рассматривала это ещё совершенно чужое мне место. Мебели по минимуму, но это, отнюдь, не самое главное. Хорошо, что они учли моё пожелание –  не самый населенный район и зелени тут чуть больше, чем в центре. Я вышла на балкон - господи, какая благодать. Перевалившись через перила, я рассматривала беспокойно снующих англичан - некоторые даже, кто мог меня разглядеть, как-то неоднозначно реагировали: и улыбались, и бранили одновременно, но потом дальше бежали по своим делам. А я стояла и стояла, обдуваемая слабым ветром и казалось, будто бы летела.  Летела над этими домами, крышами и магазинами. Летела и искала что-то, искала…
Ну да, конечно же, Пол попросил меня позвонить ему сегодня вечером насчёт завтрашнего рабочего дня.

***
Начинался первый день работы менеджером по рекламе. Вчера, познакомившись с людьми, с которыми буду работать весь свой испытательный срок, я была несколько удивлена. Настроившись на общение с закрытыми англичанами, я была встречена довольно-таки приятными сотрудниками, которые не прочь были поговорить и на отвлечённые темы, благо мой английский позволял мне это сделать, но, естественно, в свободное от работы время. Педантичны, все-таки, в отличие от многих русских.
Работа, что называется, клеилась, и уже к обеду моё настроение буквально достигло своего апогея.
И это было так необычно.
Но в тот момент меня это не сильно заботило. Гораздо больше интересовали крылышки, которые я поглощала за обедом вместе с Полом. Мы разговаривали о совершеннейшей ерунде, отпускали шуточки друг о друге и, казалось, просто наслаждались жизнью. А потом, потом как будто специально, когда я расплачивалась, из-под ворота блузки выглянул кулон. Месяц, отливавший красным….
И вся лёгкость и непринуждённость исчезли за одну секунду. Вспомнилось абсолютно всё, и, что не хотелось вспоминать, тоже. И Англия, и Пол, и моя новая работа – всё как будто исчезло, оставив место только темноте и боли…
Коллега всего этого не знал, поэтому был очень удивлён моей странной и резкой перемене настроения. Пришлось как-то выкручиваться, но, похоже, он не особо-то поверил моим словам. День был испорчен.

Глава 9.
…Наверное, это судьба. Но буквально через месяц, в баре, в который по счастливой случайности привёл меня Пол, я натолкнулась на одного человека. Это был мужчина, лет так пятидесяти. Он сидел один за стойкой, осушая бокал за бокалом и иногда перекидываясь парой-тройкой слов с барменом. Вроде бы ничего примечательного - до определённого момента.
Пока коллега разговаривал по телефону, я решилась подойти к стойке и заказать чего-нибудь. И тут опять этот чёртов кулон! Как всегда ни к месту он вылезает из-под одежды… Поправив кофту, я заметила на себе тяжёлый взгляд этого мужчины. Наверняка спросит сейчас о стоимости. Но я ошиблась.
- Откуда он у вас?
Естественно, первому встречному я говорить ничего не собиралась, но что-то тут было не так.
- Это семейная вещь.
- …Можно тогда вас, на минуточку?
Что-то в этом мужчине было приятное и не отталкивающее, что я, махнув рукой Полу, отправилась вслед за незнакомцем.
Мы вышли на улицу и встали под козырёк. Отблески фонаря попадали сюда лишь под косым углом, но я всё равно могла чётко разглядеть лицо этого мужчины. Было видно, что он волновался:
- Мое имя Джордж… Джордж Эверли. Вам это ни о чём не говорит?
Я лишь отрицательно махнула головой.
- Как же, как же… Этот кулон, как он к вам попал?
- Говорю же, это семейная вещь. Она досталась мне от… мамы.
- Эмили? – он перебил меня, заговорив быстро на одном дыхании – Так ведь, ваша мать, Эмили? – и он начал трясти меня за плечи.
- Да, но откуда вы знаете…?
- Господи, как я рад… как я рад, что мы наконец-то встретились!
- Да кто же вы такой?!
- Я старший брат Эмили… получается, твой дядя, - и резко заключил меня в объятия.
Казалось, он сейчас расплачется.
От него пахло бумагой, коньяком и еще чем-то. Чем-то до боли родным.

***
Это было нереально. Как, как в многонаселённом месте, не считая того, что это совершенно другая страна, встретились два близких друг другу человека? Наверное, это чёртова штука -  судьба. И вот сейчас, сидя в уютном такси, рассекающее этот сумеречный город, как лодка в шторм, я смотрела на Джорджа и до сих пор не могла поверить, что он мой дядя. Нет, это не ложь. Такие вещи я чувствую сразу. Но и для правды это было бы слишком хорошо…
А он сидел вполоборота к окну и как-то странно то ли щурился, то ли улыбался.
Это смешно, но мне от этого чертовски приятно.
Мы приехали, когда уже было далеко за полночь. Как он уговорил меня, зачем он уговорил меня на посещение его дома в такое время - не знаю. Но рядом с ним было так спокойно, что было лишь интересно, что же предпримет этот человек.
Он завёл меня в гостиную и предложил кофе. А потом, потом всё происходящее завертелось вокруг, словно во сне - в таком добром, уютном и цветном.
Мы смотрели фотоальбомы, он рассказывал мне различные истории из жизни, показывал некоторые небольшие вещички, которые остались от Эмили. И сейчас, сидя на этом диване и слушая Джорджа, мне совершенно не хотелось больше плакать или грустить, вспоминая свою семью. Хотелось разговаривать с ним всю ночь напролёт. И то, что мы узнали друг о друге только сегодня, нисколько нам не мешало.
…Что-то было в этом человеке такого, что час за часом наших разговоров он вытаскивал из моей души всё, что успело обуглиться и потемнеть за эти годы, как будто он хотел, чтобы я наполнилась чем-то новым…
Я проснулась только ближе к полудню, бережно укрытая одеялом. Окно было зашторено, но в комнате по-прежнему было уютно. Я до сих пор не могла в это поверить, Господи, неужели такое возможно? И я сладко потянулась в постели.
В квартире никого не было, но на столе на кухне я нашла записку, говорящую о том, что Джордж на работе, а в холодильнике лежит мой завтрак.
Устроившись на подоконнике и буквально смаковав еду, приготовленную мне дядей, я разглядывала панораму города, видневшуюся внизу. А с другой стороны, если посмотреть прямо, то взгляд упирался прямиком в небо. Восхитительно.
Боже мой, в который уже раз за это утро я не могу не нарадоваться происходящим?
Но это было неважно. Потому что я отчаянно хваталась за это хрупкое счастье, которое таяло на моих глазах. Я чувствовала это.
И правда, вдруг завибрировал телефон, оставленный на кухне этой ночью. Звонил Пол, да и ни один раз. Я ответила на звонок:
- Да?
- Где ты пропадаешь?! Ты же сказала вчера, что как приедешь – позвонишь…
- А я ещё и не возвращалась, - я доела остатки джема и облизала ложку.
- То есть, то есть ты хочешь сказать, что ты до сих пор у него?! Мало того, что это было опасно, так ты еще и всю ночь там…!
- Он мой дядя, что могло бы случиться?
- А вдруг он бы оказался не тем, за кого себя выдаёт?
- Это исключено. Говорю же, я чую такие вещи за версту.
- И всё же, я волнуюсь, а ты…
- Перестань, - я сказала это жёстче, чем следовало бы, наверное. – Это излишняя забота меня раздражает.
- Но… ты же знаешь… Я..., - по-моему, я переборщила, но слова назад уже не вернёшь.
- Извини… Увидимся на работе.
И я положила трубку, не прощаясь и не дожидаясь ответа от Пола.
Я знала, что всё это вызвано его любовью, любовью, которая не нашла отклика в моём сердце, но это ничего не меняло.
Абсолютно ничего.

Глава 10.
Но где-то в середине осени я поняла, что как раз это всё и изменило. Отношения с Полом с каждым днём ухудшались - и я делала ему только больно. А он терпел. Но в один прекрасный момент, естественно, тоже не выдержал, и все наши отношения сошли на нет, ограничившись деловым партнерством. Но как бы это ни было странно, теперь появилось чуть больше свободного времени. Раньше меня всегда по вечерам коллега таскал по различным пабам и ресторанам, ну или подобным заведением, говоря, что нужно развеяться, что эта бледность, вызванная, скорее всего работой, мне не к лицу.
Но, во-первых: я не особо приветствовала такие заведения.
А во-вторых: бледность была вовсе не из-за этого.
Но это всё уже в прошлом, и в тот день путь я свой держала в довольно-таки большой по своим размерам парк, чтобы посидеть, почитать и налюбоваться на закат. Здесь, благодаря тому, что это место расположено на холме, открывался очень хороший вид на небо и догорающее свои последние часы солнце.
Чуть прохладно, но это вовсе не мешает. И только я, устроившись поудобнее на лавочке, собиралась окунуться в книгу, как в конце аллеи (видимо, парк не пользовался большой популярностью у жителей этого города, так как он был почти пуст) увидела молодого человека. Я никогда особо не заглядывалась на прохожих, но почему-то именно сейчас не смогла оторвать взгляд от этого мужчины, чья фигура постепенно приближалась и приближалась ко мне.
Он шел не спеша, что называется, прогулочным шагом, и его чёрное пальто слегка развевало свои полы от ходьбы.
А я сидела, боясь пошевелиться, и смотрела.
Вот, вот он приближается, проходит мимо меня… и идёт дальше.
Сердце почему-то ухнуло куда-то в пятки.
А чего ты ожидала? Что он повернётся к тебе, подойдет и решит познакомиться? Глупая, зачем ему это надо?
Но, случилось что-то невероятное.
Он, пройдя чуть вперёд, остановился и обернулся. А я вся сжалась, и не смела даже поднять на него свой взгляд, хотя кожей ощущала, что этот человек меня рассматривал.
Это было так по-детски, но что-то внутри неумолимо говорило об обратном - и от этого становилось страшно.
Вскоре, осмелившись всё-таки поднять голову, я увидела, что аллея пуста. Он ушёл, оставив в моей душе полнейший хаус.
…Потом уже, придя домой, я всю ночь ещё лежала и думала об этом незнакомом молодом человеке. Он всё никак не выходил из моей головы, и я не понимала, почему.

***
Это было как наваждение. В каждом встречном мне теперь мерещился он. Поэтому я, пугаясь почти каждого мимо меня проходящего, еле-еле, дворами, пробралась наконец к себе на работу. К тому же, ещё и эта чёртова погода, которая доставляет только одни неудобства.
Но это было ничто, по сравнению с тем, что я увидела в офисе. Точнее, кого.
Там был он, тот молодой человек, который взбудоражил моё сознание вчера вечером в парке.
Это меня обезоружило окончательно, и я так бы и осталась стоять на входе в свой кабинет, испачканная вся в грязи и уже замотанная от свалившихся дел с утра в противовес с этим бодрым и статным мужчиной, если бы меня не окликнул шеф, выглянув из другой двери.
Боже, как это глупо. И я поспешила удалиться.
…Оказалось, что этот неизвестный мужчина уже давно здесь работает, просто уезжал в Россию для заключения нескольких сделок и для завершения своих личных дел….
Я сидела в кафе, расположенном на нижнем этаже офиса, потихоньку помешивала свой кофе и думала. Думала о том, что же происходит. Не успела я только отойти от этой истории с родителями и моим новым родственником, как тут же появился ещё кто-то, кто просто заполнил мою голову больше, чем всё произошедшее за это время вместе взятое. И это было так странно: хотелось знать, что он делает сейчас, с кем разговаривает, как отдыхает…
Странно от того, что я даже не знала его имени. Странно, что буквально за один день он просто полностью вклинился в моё сознание.
И тут, будто услышав эти немые мысли, в кафе зашел тот самый молодой человек. Он купил что-то у прилавка, как потом оказалось - это были тоже кофе и пара сдобных булочек, и прямиком направился ко мне:
- Я видел вас вчера в парке. Что вы читали? – и он, так непринуждённо начав разговор, присел ко мне за столик.
Я замялась. Я почти собралась с мыслями, пока он шёл ко мне, но сейчас, оказалось, что даже забыла все простые слова.
-…
- Не хотите – не отвечайте. Это ваше право.
Вот тут-то наши взгляды и встретились.
Я сразу забыла, что мне нужно дышать, потому что это было настолько необъяснимо, что я даже не поняла сути всего происходящего. Я только видела их, эти глаза - серые, местами даже с вкраплениями чего-то черного и больше ничего…. Как будто ничего и не существовало.
- Ваш  кофе остынет, - и он отвернулся.
Чёрт возьми! И я еле сдержала себя, боясь показать свои настоящие чувства. Опять выгляжу, как дурочка.
Захотелось даже разреветься, поэтому я даже и не заметила, как румянец покрыл всё моё лицо. А на бледной коже, как ни крути, это хорошо видно. Только заметила я это, когда было уже совсем поздно…
В принципе, в этом не было ничего страшного, но мне в тот момент хотелось просто провалиться под землю. К тому же, ухмылка, появившаяся на лице моего соседа, просто добила меня.
Но тут выражение его глаз и губ резко изменилось, и он уже более тепло сказал:
- Мы ведь даже с вами не знакомы. Это так странно… Ну что ж, ещё ведь не всё потеряно, так ведь?
Но назад дороги уже не было.

Глава 11.
В тот же день он предложил подвезти меня после работы, на что я дала какой-то неопределённый ответ.
Всю дорогу мы разговаривали. Не знаю, в какой момент я перешла ту черту стеснения, но, сидя в салоне его автомобиля, мне казалось, что я знакома с этим человеком многие годы. Да, он не был особо болтлив, да и разговоры пока что были только по существу… Но если в полдень я ещё робела и трусила перед ним, то сейчас всё было совершенно по-другому.
Он оказался эмигрантом из России (я даже не удивилась такой судьбоносной встрече, боже, если бы я знала, насколько окажусь права в своих случайных мыслях по этому поводу). Его звали Ник, ну или Николай, если уж по-простому (это имя так не вязалось с его внешним видом).
Но это всё лишь было поверхностно. Мне же почему-то казалось, что есть в нём что-то, что пока скрыто от чужих глаз. И когда я пойму, что это, тогда я и пойму этого человека…
"Что за дурацкие мысли?" - и я несколько раз встряхнула головой.
Он повернулся ко мне, спросил о том, чем это я занимаюсь. Немного теплой иронии в его голосе – и я уже готова слушать его часами…
А потом, потом пришла моя очередь отвечать на его вопросы. И тут, сама не знаю почему, я рассказала ему всё. Абсолютно всё. Это было так нелепо. Мы знакомы-то всего несколько часов, ну, не считая вчерашней мимолётной встречи, а я уже рассказывала этому человеку всю свою жизнь…
…Мы уже давно приехали, и за окном уже давно лил дождь. Но Ник меня не перебивал, а всё слушал и слушал. Когда я закончила, то он ещё порядочное время молчал, смотря куда-то вдаль, сквозь эту стену дождя, ну а я… сидела и глотала немые слёзы. До ужаса хотелось разреветься в голос, но пришлось сдерживаться - лишь слегка прислонилась лбом к холодному стеклу, чтоб хоть немного полегчало…
Было настолько тихо, что его резкое движение, направленное в мою сторону, показалось оглушительно громким в этой окутанной темнотой и тишиной машине. Ник безмолвно протянул мне платок, а потом открыл дверцу и слегка подтолкнул к выходу:
- Тебе пора, увидимся завтра.
И он уехал. Уехал так быстро, что я даже не сразу поняла этого.
Казалось бы, это невежественно с его стороны, казалось бы, стоит обидеться.
Но я была ему благодарна.

***
И с этого момента, всего каких-то несчастных пару месяцев Ник наполнял меня эмоциями, мыслями и да, даже чувствами(что бывало крайне редко), деля их на двоих. Я никогда не пойму, как можно было несколько часов кряду проводить за разговорами? Везде, где нам удавалось это сделать, и практически обо всём. Но, даже не смотря на это, все они были наполнены смыслом, наполнены частичкой чего-то небольшого, что так крепко объединяло нас.
Да, в первую очередь, я влюбилась в его душу.
Я никогда не знала, что существует такая любовь. Я никогда не думала, что испытаю нечто подобное. Мне всегда казалось, что если я смогу влюбиться, то сойду с ума. Но тут оказалось совершенно иначе. И вот сейчас рядом с Ником в кафе, я понимала, что пути назад уже нет.
Эта любовь поглотила меня без остатка.
Я напрочь забыла обо всех, кто окружал меня до этого времени. И мне даже не было стыдно за это. Каждую секунду, каждую минуту я хотела находиться только с этим человеком. Человеком, который открыл для меня всего себя.
Я знала, я чувствовала, что я первая, кто удостоился такой почести с его стороны.
…Но как бы это красиво не звучало на словах, мне было с ним трудно. Иногда в своих поступках он был холоден, как лёд. И я, замыкаясь от этого в себе, могла не видеть его неделями и ничего о нём не знать. Но потом он врывался снова в мою жизнь и, оставаясь наедине, в нём открывалось что-то такое, что грело меня нескончаемо жарко и приятно – часы разговоров о наболевшем. Да, именно разговоры. Платоническая любовь играла в нашей жизни чуть ли не первое место, но это нисколько не пугало и не удивляло меня. Мы жаждали  близости наших душ…

Глава 12.
…Мы снова сидели в том парке, где впервые встретились. И снова я смотрела, как уходит солнце. Но теперь уже не одна, теперь уже с тем человеком, жизнь без которого не имела бы смысла. Осень уже давно закончилась, отдав свои права так и не начавшейся зиме. И было так же тихо и безлюдно, как и тогда.
Мы сидели и молчали. Молчали не потому, что не было что сказать, а потому, что недосказанных слов было очень много. Появилось очень много недомолвок, разногласий и… ссор. Склочных ссор, после которых мы не виделись неделями, но после которых эти мирные встречи были самыми желанными.
Мы менялись быстро, неумолимо и безжалостно. Но наша любовь, вперемешку с моей истерической болью, видимо, связывала нас навечно.
Да, я видела его с другими. Да, он изменял мне с ними.
Физически.
Душой он был всегда только моим.
Хах, видимо, я ненормальная. Я страдала от этого, но понимала, что без него я не выживу. Я любила его каждой клеточкой своего тела и забыть… забыть его не представлялось никакой возможности. Он нужен был мне, как воздух, даже как нечто большое - без чего не сможет моя душа.
Наша любовь достигла своего апогея. Наивысшей точки. Но она не ушла на спад, она всё так же горела. Яростно, неистово, не отпуская нас друг от друга и стуча каждую ночь мне в висок.
Я перестала понимать, почему, почему после стольких своих развлечений, он возвращается ко мне. Именно ко мне. Откуда он знает, что я его прощу? Я знаю точно, что кто-то другой мог бы дать ему намного больше, ведь он опустошил меня, вывернул все внутренности и наполнил моё тело этой сладостно-мучительно-жизненеобходимой истомой. Но каждый раз, каждый этот больной день он возвращался ко мне, словно испытывая на прочность.
Я. Он. Мы стали совершенно другими (а может, может мы и были такими с самого начала, но просто не замечали этого). Но та любовь, которая была и которой, буквально, как этому солнцу, осталось совсем немного, эту любовь я хотела сохранить навсегда в своём сердце. Но прежде, прежде чем это случится, я хотела услышать одну вещь, которая, может быть, изменила бы всё это:
- Скажи, скажи мне, что ты чувствуешь? Ты меня любишь?!
- Я ждал, что ты когда-нибудь спросишь об этом. Поэтому я говорю тебе - нет.
Тихо-тихо. Я слышу, как бьётся его сердце. Ведь он совсем рядом. Стоит лишь протянуть руку…
- Я не умею любить. Никого. Я не чувствую потребности в этом. Я не знаю, что это такое. Но ты, ты для меня это то, в чём нуждается моя душа, моё сердце, мои мысли. Ты неотрывная часть меня. Хотя, зачем я тебе это говорю? Мне кажется, ты и так это прекрасно знаешь….
- Иногда я думаю…. А вдруг, вдруг это кто-то специально связал нас, связал не просто обычной любовью, а чем-то большим…?
- Может быть… Всё может быть.
И он закурил, а я откинулась на спинку лавочки, уставилась в небо и задумалась.
Я знала, что так будет. Я знала. Но всё же, до конца поверить в это не могла. К чёрту все его эти слова, к чёрту! Кто вообще знает, что такое любовь? Кто?! Может, любовь – это вовсе и не любовь, а что-то другое? Может… Всё может быть.
Но теперь, теперь я точно знала, что поступаю правильно. Иного выхода просто не было для меня. Так случилось. И это самое лучшее, что случилось со мной.

***
Я сидела в своей полутёмной комнате, ожидая рассвета. Не было ни страха, ни отчаяния, ни боли. Была лишь моя “любовь”. Пусть, пусть так это называется, хотя я совсем с этим не согласна, ведь это что-то большее… Определенно. Но это уже было не важно. Уже ничего не важно. Я решила, решила, что это единственный, единственный правильный выход! Пусть меня осудят за это, пусть не поймут, но это моя жизнь. Моя. Такая странная, непонятная и невозможная.
Я сидела и теребила этот кулон, повидавший и почувствовавший многое. Сидела и ждала. А время всё шло и шло. Оно не перестанет идти даже тогда, когда меня не станет. Но я не жалею об этом. Нисколечко. Ведь я заберу с собой всё лучшее, что успело переплестись с моей судьбой.
Я заберу свою “любовь”. Когда-нибудь, когда-нибудь мы обязательно встретимся. Я верю в это. Нет, я даже знаю, что так и будет.
Но а теперь мне пора. Вместе с этими первыми лучами солнца. Такими робкими и едва заметными на этом ещё сером небе. Пора. Туда, где начинается начало моего конца…
На мгновение стало темно, а потом, потом я снова оказалась на том же самом лугу из моего далёкого страшного сна. Но теперь всё было по-другому. Не было мышей, кровавого дождя и жуткого смеха. Я выдохнула и поднялась, решившись осмотреться. И тут, по правую руку от меня появилась та самая девочка. Давно я её не видела… Она была во всём белом, и лицо её просто светилось какой-то внутренней добротой и одухотворённостью. Она подошла ко мне и взяла за руку, направляя вперед. Тепло разлилось по моему телу, и я послушно последовала за этим ребёнком. Вперёд, в это ярко-сияющее, но не режущее глаз, нечто. Вперёд, навстречу тому, что я сохранила глубоко в своём сердце. Навстречу…

Глава 13.
Тело нашли ближе к вечеру, болтающимся в проёме балконной двери, когда уже забеспокоились соседи и ближайший родственник – дядя Джордж. Он до сих пор не мог поверить, что вот она, вот его маленькая девочка, которую он обрёл совсем недавно, снова ушла от него. Но уже навсегда.
Это было так горько. И так неожиданно. Для всех: для коллег, Джорджа, для Павла, для сестры, которой позвонили сразу же, и которая прилетела ночным рейсом. Для всех, кроме него.
Ник знал, что так и будет. Другого выхода просто быть не могло.
Её похоронили на местном кладбище, в первые дни ненастоящей зимы. А позже нашли записку, нечаянно затерявшуюся среди всего этого вороха, разведенного полицейской толкотней:
"Простите меня. Умоляю, простите. Но, Джордж, Паша, Тоня – вы всё равно меня не поймёте, не поймёте, почему я решила так поступить. Я скажу лишь одно, что наконец-то, наконец обрела то, что позволило мне почувствовать себя в этом мире. И “это” я хочу сохранить навсегда в своём сердце, в своей душе. Таким, какое оно есть.
Ник. Спасибо. Спасибо за всё. И не нужно больше никаких слов.
Я чувствую тебя до сих пор. Я ощущаю твою душу. Она со мной.
И большего ничего и не надо.”

***
Антонина, вскоре после смерти своей сестры, вышла замуж. Родила двух хорошеньких детей, но потом снова развелась и осталась воспитывать своих кровинушек одна. Она в них души не чаяла и девочку свою назвала Аней…
Джордж еще долго винил себя в случившемся - не понимал и не принимал смерть своей племянницы. А потом, спустя несколько лет, употребил слишком много алкоголя для своего возраста. И скончался так, как никогда бы в жизни этого не хотел - опьяненный своей болью и беспамятством.
Паша женился спустя несколько лет. Но каждый год, в тот день, когда из жизни ушла Аня, он приходил на это кладбище, клал её любимые цветы – белые хризантемы на могилу и ещё долго и долго сидел рядышком. И этот ритуал он продолжал вплоть до своей смерти, которая настигла его в глубокой старости…
А Ник… Он так и остался один, не смотря на всех женщин, которые его окружали. Он всё так же приходил в этот парк, садился на эту же самую лавочку и, выкуривая пачку дорогих сигарет за час, думал. Думал об Анне. Он и никогда не забывал о ней. Он просто не мог, даже если бы и хотел. Но он и не хотел…
“Какая же это штука – судьба. Взяла и связала нас, что не говори, навечно. Но как бы губительна не была эта нить, она оказалась для меня слаще всех плодов, которые я когда-либо вкушал.
Настолько опасна и невинна в одно и то же время.
Иногда мне кажется, что все это так и называется глупым словом – любовь. Та самая, что приходит раз на тысячу лет…
Хотя, о чём это я? Я же никогда никого не любил?”
И, затушив сигарету, он уходил. Уходил дальше в ночь, в этот серый город, навстречу своим болезненным воспоминаниям, которые он не хотел признавать.