Глава 31, посвященная любви народных депутатов

Рубрика "В Рабочий Полдень"
Глава 31, посвященная любви и непростым судьбам народных депутатов. 

Многие годы назад, в незапамятные, уже практически былинные времена, когда на не ожидавший такого подвоха народ, нежданно-негаданно свалилось что-то вроде свободы, жил да был депутат Дубовицкий Петр Иванович.
Чего он там был депутат, кого и где представлял, чьи интересы и чаяния выражал, автор за давностью лет и неважной памятью, уже не может рассказать.
С другой стороны, что и сам Виктор Иванович все это знал, находясь в активной фазе своей карьеры, уверенности у автора как тогда не было, так и сейчас нет. 
Дубовицкий примыкал к каким-то группировкам и фракциям, кого-то клеймил, против кого-то дружил, часто фигурировал на каких-то телевизионных каналах, где учил сограждан выговаривать новые для них слова «гласность», «перестройка», «плюрализм», или бил наповал руководство овощебаз, виноватых в поставках гнилых овощей в столичные торги, а то просто размахивал руками и произносил патетические тексты про необходимость мыслить масштабно, глобально, мощно. Ну, короче, как он сам.
Глобальные мыслители, внимавшие у голубых экранов вселенской мудрости от Дубовицкого тем временем часами торчали в очередях за туалетной бумагой и консервированными кабачковыми тефтелями.
Судьба свела автора с Петром Ивановичем, как водится, совершенно случайно.
Пытавшийся снискать  хлеб насущный молодой автор, пробовал тогда любые доступные ему формы заработков. В связи с этими, вполне понятными обстоятельствами, он и был отрекомендован одним из приятелей, Костей, некоей бывшей любовнице, как надежный, расторопный и умеющий водить машину молодой ученый. 
Костину любовницу звали Алла, она являла собой воспетый в многочисленных высоко-, низко-,а также мало- художественных произведениях, типичнейший образ прибывшей в Москву провинциалки, прорывающейся к сияющим вершинам жизненного успеха.
Сама она была с журфака, только не настоящего (МГУ-шного), а Лумумбарного (Дружбы Народов, имени Патриса Лумумбы).
Костя утверждал, что Алла, вообще-то, ничего, но сейчас он переметнулся к ее подруге, Ире, из того же Лумумбария,  по тактико-техническим и эксплуатационным характеристикам, серьезно превосходившей Аллу, хотя также далекую от идеала.
Алла при знакомстве снисходительно и оценивающе взглянула на автора, немедленно предложив выпить водки.
Кстати, она была, действительно, не ужасна (это я про Аллу, не про водку), правда, слегка раздражали водянистые, какие-то слегка выцветшие глаза и банальности, принесенные, по-видимому, из ее невнятной Альмы Матер. Выдававшие крестьянское происхождение некоторая ширококостность с веснущатостью, Аллу тоже не украшали.
Ладно, придирки к двадцатилетним девушкам контрпродуктивны, как любил говорить дядя Женя Примаков.
О чем это я ? Сбился с ламинарного повествования.
Перечел написанное и понял, что некая важная деталь упущена, а переписывать, как обычно, лень. Поэтому потерпите минутку, сейчас будет дополнение
Собственно Алла была не то чтобы совсем уж бывшая Костина любовница. Она, как бы просто перестала быть основной, базовой, коренной. Основной была Ирина, ее сокурсница, а Алла стала дополнительной, вспомогательной, что ли...
Не знаю, хорошо ли я объяснил.. Тем более что была еще одна лумумбарная подруга, Катя, худенькая такая, вся в кудряшках. Она занимала у Кости промежуточное положение между Ирой и Аллой.
Эта самая Катя, в свободное от Лумумбария и половой активности время, работала у Петра Ивановича одной из секретарш.
Я, кстати, не исключаю, что там еще кто-то был, но вдаваться в такие глубокие подробности личной жизни автор считает просто неприличным, не соответствующим его моральному облику и проповедываемым идеалам.
Выпив с Аллой освежающей водки и закусив ее конфетой «Барбарис» (водку, не Аллу), автор выяснил некоторые подробности предстоящей работы.
Надо было круглосуточно выполнять различные мелкие поручения Петра Ивановича, передвигаясь пешком, на общественном транспорте и принадлежащем Петру Ивановичу, на правах собственности, автомобиле ВАЗ 2104 (О времена!). Это был такой жигулевский сарайчик, если кто не в курсе.
При произнесении «мелкие поручения Петра Ивановича», Алла улыбнулась вполне белыми, хотя и излишне широко расставленными зубами, зачем-то придвинув к еще совсем молодому автору круглую коленку.
Да, забыл !
Алла была в жесточайшей мини-юбке, не предусматривавшей вообще никаких излишних движений обладательницы коленок.
Тем не менее в ходе дальнейшей беседы коленки почему-то придвигались все ближе, а голос будущей журналистки перешел на интимный шепот с придыханием, видимо, готовила себя к будущим трудным интервью. 
Невзирая на все эти сложности, автору все же удалось через некоторое время установить, что Петр Иванович – это, собственно,  молодой муж Аллы.
Ну не то сказать, чтобы уж совсем молодой... Лет эдак под шестьдесят, не больше.
Петр Иванович явно не поел молодильных яблочек, но форму держал спортивную, - животик над ремнем висел небольшой, рост представительный, внешность фактурная, а морщины мудрости, как говорится, избороздили сильное крестьянское лицо депутата.
Слегка портили картину возрастные молочные железы и шея, поэтому народный представитель носил пестрые шейные платки и пиджаки свободного покроя, даже в самую жару.
Петр Иванович управлялся Аллой в весьма непринужденной манере с помощью слова «любовь». Поднаторевший в изгибании позвоночника депутат, всю жизнь просидевший под бюстом Лукича на партийных собраниях, единственной и всегда знающей «как надо» партии, оказался совершенно неподготовленным к незатейливым молодежным манипуляциям. Тем более происходили они, видимо, на фоне относительно передовых технологий в области плотских отношений и крепкого молодого тела провинциалки.
«Ну ты же любишь меня?», «Но ведь я люблю тебя», «Мы так любим друг друга», «Такая любовь, как у нас, бывает раз в тысячу лет», ну и так далее и тому подобное.
После такого начала фраза могла закончиться любым, необязательно связанным смыслом со вступлением, но разрешенным правилами русского языка, образом.
Например. «Ну ты же любишь меня, почему бы мне не пойти на вечеринку с подружками...». Или, допустим, «Но ведь я люблю тебя, почему ты мне задаешь эти странные, неудобные вопросы». «Мы так любим друг друга, а в комиссионке на Дорогомиловке висит такой чудесный полушубок...».   
Манипулируемый расплывался в доброй возрастной улыбке на усталом, пережившем кризис коммунистической идеологии и развод со своей бабушкой челе. 
При упоминании слова «любовь» старый коммунист, а затем передовой перестроечный депутат и борец за перемены, был готов буквально на все.
Видимо, вышедшая в отставку бабушка, Виктория Петровна (полная тезка боевой подруги другого знатного коммуниста, Леонида Ильича Брежнева), держала Петра Ивановича в строгости, во всех смыслах, и только при передаче супруга на баланс юной Алле, слегка отпустила вожжи.
Алла называла мужа исключительно «Петр Иванович», редко «лапа», и в основном на «вы». Молодожен же с придыханием говорил «Аллочка».
Вообще, эта самая «Аллочка», еще и с помощью  «ты» и «вы», довольно ловко играла на струнках парящей в облаках любви бессмертной души Петра Ивановича.
Молодой автор с удовольствием наблюдал за непринужденным управлением дедушкой, с помощью простых как пол-литра  механизмов, безо всяких этих Грамши или Гоббса.
Костя, кстати, довольно часто захаживал в выделенные мэрией Москвы, от щедрот, молодой семье трехкомнатные чертоги на Патриарших. 
Эти «выделения» и тогда, как и сейчас, кстати, были в начальственной привычке, в полпинка делая нужного человечка долларовым миллионером...
Костя был что-то вроде молодого «друга семьи», они с Петром Ивановичем частенько выпивали «Вишневой» и курили «Мальборо» на кухне.
Что объединяло этих двух людей, с почти сорокалетней разницей в возрасте ? Кроме, конечно, того, что они были, как говаривал, не отличавшийся наивностью прокурор Кокнар, большой друг Портоса, «родственниками по женской линии»…
Тогда, как и сейчас, это загадка для автора. Хотя я не исключаю, что оба получали от этого общения на кухне некое чувственное удовольствие.
Как-то у нас с Дубовицким произошел весьма забавный эпизод.
Во время одной из поездок, на упомянутом уже автомобиле ВАЗ 2104, я заложил крутой вираж на площади имени товарища Дзержинского, ныне товарища Лубянского (там тогда было круговое движение).
Феликс Эдмундович, еще не свергнутый с пьедестала ликующими толпами, забывшими зайти в соседнюю дверь и спросить, не хотят ли обитатели тамошних кабинетов убраться на строительство сибирских дорог, смотрел куда-то вдаль своими выпученными от неумеренного потребления кокаина глазами. Поэтому, видимо, он и просмотрел резко обогнувшего его на «четверке» автора, с Петром Ивановичем на борту, а то принял бы меры.
Петр Иванович по советской привычке полностью игнорировал ремни и отродясь не пристегивался. Дверь в тогдашнем флагмане российского гражданского автопрома под воздействием центробежной силы самопроизвольно открылась. Посему, Петр Иванович, под воздействием той же силы на полном ходу вывалился кубарем прямо под ноги милиционеру, охранявшему покой обитателей Большого дома.
Дубовицкий вскочил, отряхнулся, выхватил красное удостоверение, как выхватывают Парабеллум, и начал им махать перед носом милиционера, кричать, размахивать руками и требовать «восстановить порядок на площади». Милиционер, собственно, как и я, ничего не хотел, кроме того, чтобы сцена побыстрее закончилась и порядок на площади восстановился.   
Кстати, во время совместных поездок, я пытался привить на крепко засоленную марксизмом-ленинизмом почву, ростки каких-то элементарных идей, касающихся нормального общественного устройства. Рассказывал ему о государственных институтах, гражданском обществе, постиндустриальных отношениях. Рассказывал как бы «между прочим» по-детски, вроде сам спрашиваю, а в тело «вопроса» зашивал смысл ответа.
Петр Иванович, что интересно, внимательно слушал, видно было, старался запомнить, но понимал мало. 
Дубовицкий почему-то вообще был убежден, что фундаментальные знания, ум, мудрость, талант, образованность, можно заменить крестьянской сметкой и связями с такими же, как он. Может, не так уж и был неправ.
Юную супругу Петр Иванович страшно ревновал. По утрам, если Аллочка засиживалась у подруги, Петр Иванович ходил сам не свой. Мобильников в те времена, по счастью, не было, а у Аллочки подруги как на подбор все были без домашнего телефона.
Пришедший за утренними инструкциями автор, часто вынужден был для успокоения депутатской души прибегать к проверенным манипулятивным техникам, иначе добиться связных текстов в такие дни было просто невозможно.
«Аллочка ведь так любит вас, наверно автомат не работал, а до другого было идти далеко...» .

Однажды Аллочка поехала в свою провинцию навестить маму, а изревновавшийся Петр Иванович рванул за ней следом, но любимой жены у тещи, которая, кстати, была лет на пятнадцать-двадцать его моложе, не застал.
Автору неизвестны все детали этого анабасиса Петра Ивановича по среднерусской возвышенности, но закончился он для него в ЦКБ, в большой трехкомнатной палате кардиологического отделения.
В больничной палате был рабочий кабинет, приемная, удобства, кухня и, собственно, сама спальня-процедурная, где, пришедший навестить с букетиком и апельсинами автор, Петра Ивановича и застал.
Тот картинно лежал на широкой многофункциональной кровати и тоскливо рассматривал высокий ЦКБ-шный потолок. Одет депутат был в коричневую, белого горошка пижаму, с отложным, светло серого вельвета воротничком, и такими же обшлагами.
На обширной прикроватной тумбочке лежали свежие газеты, стоял большой графин морса и «вертушка» для управления страной, без Петра Ивановича не имевшей даже малейших шансов на выживание.
У кровати в специально приспособленном кресле сидела Аллочка и держала наманикюренными пальчиками Петра Ивановича за ручку (на самом деле, рука у него была большая, крестьянская, хорошо приспособленная надежно ухватывать плуг). Время от времени она тихонько спрашивала, - «Петр Иванович, ну как вы?».
С кухни раздавался громкий, жизнеутверждающий голос Виктории Петровны, - «Петя, тебе к котлетам пюре намять, или кружками поджарить?»
Между кухней и процедурной барражировала Таня, дочь Петра Ивановича и Виктории Петровны, сын которой, Игорь (внук депутата), уже работал в какой-то серьезной должности в Центробанке и пришел навестить дедушку одновременно со мной. 

На этой сцене автор принял решение остановиться и неожиданно, раз и навсегда покинуть наших героев.
«Подожди, куда?!», - крикнет некий нетерпеливый читатель. «А дальше?! Дальше то, что было?!»
«Наверное, автор поговорил с Петром Ивановичем, объяснил ему с кем он имеет дело, с какими меркантильными и безнравственными людьми он связался», - предположит другой добрый читатель.
«Автор, скорее всего, испугался, решил не связываться и попросту бежал подальше от власть предержащих...», - напишет мне еще один корреспондент.
«Нет, он не таков, наш автор. Он все рассказал Виктории Петровне, вооружил ее информацией о той сети, в которую угодил ее бывший супруг. Дал основу  для спасения Петра Ивановича, а сам просто решил не вмешиваться», - выскажется третий.
«Ну вот, заладил… У него просто концовки нет, вот и умничает...», - наверняка дождется автор и такого мнения.
Тем временем, автор, действительно, понятия не имеет, что было дальше.
Он, на самом деле, после посещения ЦКБ попрощался, сославшись, что нашел себе другую возможность для приработков, покинул всех этих людей и больше никогда их не видел.
Секретарша Петра Ивановича, Катя заняла у автора денег (это было в ее манере), и сама вышла из общения, не желая их отдавать.
Остальные участники этой истории, включая Петра Ивановича, изредка позванивали, но ссылаясь на занятость, или на командировки, автор уходил от предложений встретиться, а посему, звонки, заодно с отношениями, сошли на «нет».

На самом деле, автор тогда покинул эту благодатную площадку вовсе не потому, что не нуждался в деньгах, или решении «вопросов», которые для Петра Ивановича были «на щелчок».
И моральный облик некоторых из этих людей не то чтобы возмущал автора с такой уж невыносимой силой. Люди как люди.
Вести миссионерские разговоры, например, с Аллочкой, с целью превращения ее в Мать Терезу, у автора никакого желания не было. И задания такого, он ни от кого не получал. Так что жить мог вполне спокойно.
Просто они все, со своей этой совковой Санта Барбарой, мне тогда смертельно надоели.
Особенно нацепивший на шею, под платок Burberry, оловянный крестик на веревочке, но так и не сдавший партбилет, Петр Иванович.

Да, забыл! Как всегда, впрочем..
За несколько дней до написания этой зарисовки Facebook предложил мне Петра Ивановича в «друзья». Не скрою, это и было толчком для изложения настоящей, очередной главы эпоса.
Фотографии на страничке Петра Ивановича запечатлели его буквально со всеми, не сходящими с голубых экранов лицами, денно и нощно борющимися  за наше с вами счастье.
Он судя по страничке, несмотря на более чем серьезный возраст, по-прежнему депутатствует, является видным единороссом, принимает столь нужные и своевременные законы, следит за нравственностью и укрепляет патриотизм на просторах одной пятой части земной суши.
Следов Аллочки и Виктории Петровны на фото нет...
 
И еще забыл. Память-то совсем ни в Красную армию стала... Особенно когда пытаешься что-то в Рабочий полдень вспомнить… Мысли ускользают...
А, вот...
Петр Иванович и Аллочка тогда любили друг друга.
Просто такая она тоже бывает, любовь.

9 Июня 2019