Послушай, не идёт ли дождь?..

Ах, листопад, утешь меня, утешь меня,
Утешь меня, утешь меня,
Утешь меня своим прикосновеньем.

Послушай, не идет ли дождь?..


Тимур Зульфикаров










Виктору Острикову сегодня - семьдесят.
Написал и задумался – неужели? Все, кто знают Виктора Сергеевича, никогда не поверят в правдивость этой «паспортной» даты. Живой, горячий, всегда активный, всегда на творческом подъёме, он готов работать одновременно над несколькими скульптурами… и при этом сочинять рассказы и повести, на выходных ловить рыбу, и параллельно, для отдохновения души – писать акварели.
Семьдесят?
Нет, врут календари.
Я познакомился с Виктором Сергеевичем около десяти лет назад. И, конечно же, заочно знал об этом человеке, знал, что он – автор монументальных скульптур, самая известная из которых – «Тамбовский мужик». Мне казалось, что человек на пике такой творческой славы, скорее всего, будет чувствовать себя «мэтром», ведь зачастую так и принято, и неизбежно с известным и заслуженным человеком нужно сохранять дистанцию. Но когда Виктор Остриков стал рассказывать, как создавал «Тамбовского мужика», сколько у него планов, я настолько увлёкся и загорелся светом этого человека…
и понял – мы станем друзьями!
Виктор Остриков – человек по-настоящему заводной, горячий. В то время он, как мне кажется, искал своих. Внутри него забил новый ключ, неожиданный, скорее всего, и для него самого, - писательский. И Виктор Сергеевич, скульптор и художник, сделал шаг в новую для него литературную реку. Сделал шаг смело, без боязни холода, а потом ударился всей душой в эту свежую и незнакмую для него воду, ушёл с головой. И с тех пор плывёт, крепко, размашисто…
Недавно вместе с Виктором Сергеевичем мы побывали в Москве на вручении Патриаршей премии по литературе. Нам предстояло одним днём поехать в столицу, и отправиться домой тем же вечером. Мне давно хотелось, но не удавалось побывать на могиле дорогого моему сердцу писателя и человека – Юрия Казакова. До вручения премии было несколько часов, и Виктор Сергеевич поддержал мою идею – посетить Ваганьковское кладбище. Он не бывал там очень давно.
Вокзал, спуск, подъём, станции, мельтешение, при этом в метро кто сидит, тот спит..
У выхода метро «1905 года» толпились люди. Длинное, как червь, московское движение метрополитена на какое-то время остановил ливень. Просочившись из толпы, мы вышли и двинулись под дождём. Он усиливался, тёплый, весенний. Мне вспомнились строки Владимира Солоухина, которые так и хотелось сказать москвичам:
Не прячетесь от дождя! Вам что, рубашка
Дороже, что ли, свежести земной?
В рубашке вас схоронят. Належитесь.
А вот такого ярого сверканья
Прохладных струй, что льются с неба (с неба!)
Прозрачных струй, в себе дробящих солнце,
И пыль с травы смывающих,
И листья
Полощущих направо и налево,
Их вам увидеть будет не дано…
Зонт был у нас только один, и, конечно же, его захватил в поездку с собой не я. Поэтому мы шагали вдвоём, и я шёл то по левую, то по правую сторону, чтобы плечи пиджака мокли равномерно.
И вот Ваганьковское. Когда вошли на его территорию, меня осенило – а ведь для Виктора Сергеевича здесь так много того, что стоит увидеть! Ведь на Полынковском кладбище установлено много оригинальных работ нашего скульптора, о чём стоит написать отдельно.
А здесь – огромный некрополь, собрание архитектурных решений лучших мастеров.
- Да, и дня не хватит, чтобы всё осмотреть! – сказал восторженно Виктор Сергеевич.
Впрочем, помимо очарования было и разочарование. Немало на Ваганьковском могил бизнесменам, криминальным авторитетам, их близким, где (очевидно по замыслу заказчиков) в пошлейшей форме выполнены крайне дорогие надгробия. Особенно поразил памятник под стеклом, где полная женщина лежит, как римский патриций, на саркофаге.
- Не хотел бы я ночью оказаться тут - сказал я. – Жуть…
***
Я заранее предупредил Виктора Сергеевича, что поиск могилы Казакова будет, говоря современным сленгом, сложным «квестом». Я читал, как в начале «нулевых» могилу искали поклонники, потратив на это несколько часов, и с трудом нашли, описав мытарства в «Комсомольской правде».
Единственный ориентир – сектор сорок, рядом могила Андрея Миронова. Крест на могиле писателя «домиком». Но таких крестов в этом районе оказалось много. И ещё одна трудность – плотность захоронения. Нет ни дорожек, ни путей, и усиливающийся дождь размочил землю, копился в лужах, обувь мокла.
Мимо прошла женщина.
Мы искали…
Через полчаса она прошла вновь и с сочувствием спросила:
- Не нашли?
Должно быть, она считала, что мы искали родственника.
Да.
Когда я терял надежду, Виктор Сергеевич говорил:
- Юрий Павлович, ну где вы? – будто писатель мог нас услышать.
В моей руке грустно опустили головки четыре гвоздики. Нежные, розового цвета. Не люблю красные, в них будто запеклась какая-то трагедия. А эти иные, красивые, но тоже грустные.
Через час поисков, оглядев несколько десятков крестов-домиков и не найдя имени Казакова, я совсем отчаялся.
- А ты вообще видел могилу? – спросил Виктор Сергеевич.
- Да, в интернете.
И я быстро нашёл в телефоне изображение. Виктор Сергеевич улыбулся:
- Теперь всё ясно, - и он провёл пальцем по экрану, будто прочертил точный угол наклона досок, а потом поднял глаза, осмотрелся в лёгком тумане дождя, и указал чуть левее:
-- Не он ли? Иди первым, если верно, позови меня!
Я переступал через высокие насыпи. И вспомнил, что вдова Юрия Казакова не хотела, чтобы был указатель. Чтобы туристы-зеваки не затоптали могилы на пути. А кому надо, тот найдёт.
Тот найдёт!
Казаков Юрий Павлович.
1927 – 1982
Я стоял здесь, как когда-то стоял русский писатель, мой воронежский земляк Вячеслав Иванович Дёгтев. Они не познакомились. В рассказе «Недогоревшая свеча» Дёгтев описал, как мог это сделать, мог запрыгнуть в электричку на Ярославском шоссе, приехать в гости к Казакову, пожать ему руку. И как жалел, что смалодушничал, о чём исповедался в рассказе. Дёгтев был здесь, был после смерти, Казакова, и зажёг свечу.
Дождь затих, но не перестал, шумит. Я тоже зажигаю свечу. Виктор Сергеевич понял, что я нашёл Юрия Павловича, поэтому подходит, он рядом.
Свеча горит ровно, не чадит, редкие капли её будто и не касаются. Тишина. И будто слышится едва голос Юрия Казакова - спокойный, добрый, слегка заикающейся, ветер несёт его, колосит обрывками:
«Жёлтый огонёк… Свечечка… Послушай, не идёт ли дождь? Вот же… дыхание проснувшейся земли… Слышите ли вы это… чувство?.. Дайте на него ответ!»
Мы уходили молча. Для себя мы запомнили точный ориентир, как можно прийти сюда снова.
Мы прошли мимо могил известных… и неизвестных людей, мимо пышных надгробий. Есть ли в мире справедливость, если кого-то огородили стеклом, чтобы никто со злости не ударил… А писатель, рассказ которого «Тихое утро» входил в школьную программу, и благодаря этому я узнал и полюбил… захоронен в тесноте, так что… нужно долго искать?..
А может, это и хорошо.
Родник в зарослях порой тоже приходится искать, звать его, изнывая от жажды.
...Мы шли вдвоём, дождь стих. Шли к метро, у нас почти не осталось времени, скоро должно было начаться вручение премии.
- Ничего, успеем, - сказал я.
Виктор Сергеевич посмотрел на просветлевшее небо, на меня:
- А ведь Казаков был хороший охотник, рыбак! Как бы найти его собрание сочинений? Давай в интернете закажем?
Он свернул зонт, и улыбнулся.