Б. Глава десятая. Главка 8

     На больших позолоченных часах, окружённых пухлыми толстоногими амурами, значилось уже десять минут восьмого, однако публика пребывала в благодушном, хоть и весьма взволнованном настроении и никак не выражала своего недовольства задержкой. На сцене оркестр продолжал настраивать инструменты, и нестройное их звучание теребило нервы, и так возбуждённые ожиданием. Пауза не то чтобы затягивалась, но становилась чуть длиннее, чем того требовали приличия. В своём седьмом ряду Михаил Павлович нервно перебирал пальцами набалдашник трости, выполненный в форме голову лошади. Он единственный в зале знал истинную причину заминки – и причина эта ему очень не нравилась. Маэстро Доницетти слишком проникся своей ролью приглашённой звезды. Он заставлял себя ждать, как заставляет ждать актёр, играющий главную роль в премьере. Михаил Павлович был уверен, что вовсе не обстоятельства задерживали дирижёра. Да и какие, собственно, тут могут быть обстоятельства? Около часа назад Доницетти заперся в своей гримёрной и попросил его не беспокоить. С собой он привёз сразу двух визажистов, которым только и доверял своё лицо. Конечно, всё можно понять, важность момента, ответственность, которая лежала на плечах приезжего маэстро… но Михаил Павлович был поклонником дисциплины и пунктуальности. А Доницетти, как истинный итальянец, ни во что их не ставил. Вообще, этот концерт был сущей головной болью. Михаил Павлович привык быть первым человеком в оркестре, он держал в своих руках все нити управления. Сейчас же он оказался отодвинутым на второй план. И ладно бы только это – хуже всего, что он ни на что не мог повлиять. Доницетти был слишком важной персоной, и перечить ему было нельзя. Даже неприличное предложение, касавшееся Полины, руководитель оркестра был вынужден встретить улыбкой и обещанием поговорить со скрипачкой. Более того, ему пришлось надеть циничную маску и повернуть всё так, будто на самом деле ничего непристойного в предложении не было. А что, скажите на милость, он мог сделать? Конечно, ему приходилось быть циничным и раньше. Когда занимаешься бизнесом, это совершенно неизбежно. Но Михаил Павлович всегда ратовал за то, чтобы не мешать дело с чем-то ещё. С личными отношениями. И особенно с сексом.
     Да, секс был опасной, разрушительной силой. Когда брала слово природа, можно было ожидать чего угодно. А противиться природе очень трудно, подчас невозможно. И в этом смысле Михаил Павлович не осуждал итальянского дирижёра. Но в то же время он никак не мог одобрить его поведение. Концерт был большим событием для города, большим событием для Филармонии. А Доницетти поставил всё на грань провала, самого настоящего провала. Если бы Полина отреагировала иначе… о, Михаил Павлович вполне бы её понял. Но если бы она отреагировала иначе, вышел бы скандал. Нет ничего страшнее такого скандала для успешного, хорошо налаженного дела. Поэтому он был очень благодарен Полине за то, что она проявила благоразумие. Михаил Павлович кинул благосклонный взгляд на шестую скрипку, сидевшую на своём стуле прямо, с гордо поднятой головой.Что ж, приходится признать, он поступил не по совести. Однако в таких вопросах, когда речь идёт об успехе всего предприятия, трудно руководствоваться моральными соображениями. В конце концов, всё вышло не так уж плохо. Ему не хватило духа извиниться перед Полиной, но ведь он сможет сделать это и позже. Была, конечно, и другая головная боль – Юлия и её нелепые попытки его шантажировать. Впрочем, с этим можно будет как-нибудь разобраться. Ведь у пианистки – тут Михаил Павлович кинул острый взгляд и на неё – ничего не было на руках. Вон она сидит, воображая себя примой, холодная и неприступная. Только все её домыслы – только домыслы, что бы она там себе ни думала. Он ничего не ответил на прямой вопрос, который она задала, и это было правильно. Потому что любое слово, даже самое выверенное, могут использовать против тебя. А молчание использовать трудно, почти невозможно. Так что козырей у Юлии нет, с этой стороны вряд ли можно опасаться провала. Главное сейчас – без эксцессов отыграть концерт. И пора бы Доницетти уже выйти из гримёрной!
     Не успел Михаил Павлович подумать об этом, как гром аплодисментов безошибочно указал, что знаменитый маэстро появился в зале. И действительно – его исполненная важности большая голова с идеально приглаженными волосами проплыла над сценой, источая улыбки и торжество. Доницетти шёл неспешно, наслаждаясь каждой секундой действа. Он поклонился и занял место за пультом, обратив к публике свою невысокую чуть покатую спину. Установилась  полнейшая тишина; трудно даже было расслышать чьё-либо дыхание. Тот самый момент, ради которого они собрались здесь, наступил. Маэстро взмахнул палочкой, и оркестр заиграл.