Би-жутерия свободы 67

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 67
 
Сейчас чувствую себя отвратительно – с кошачьим продуктом во рту – опять Бася по совету своего отчима Остапа Пилюли глубокомысленного аквалангиста (после скоротечной Чукотки он пил только «Глубоководочную») в кофеварварку цианистого калия недосыпала. Вероятная причина – недостаточно ценю её за общительность в разных участках тела, или ей по ошибке прислали не тот каталог нижнего белья на 300-х страницах уборочно-комбайного текста. Вообще-то она у меня хорошая, когда её печаль размножается слезами, наблюдает за моими героиническими усилиями на поприще добывания наркотика из балета Глиера «Красный мак» (так оно обходится дешевле со столовкиным вином и селёдкой под телогрейкой). Слава Богу, она ничем меня не понукает, а я не вникаю, зачем она прячет флакончик со спиртным в колготки, и ни с кем не делюсь, что её овуляция – процесс сватовства, в котором яйцеклетка присматривает себе достойный экстракт организма – сперматозоид с зеркальной аббревиатурой типа: Л-254-452-Л. Кстати, самые распаляющиеся конфликты заложены в гениталиях людей, органично вписывающихся в писсуары фирмы «Всё в диковинку». А посему предлагаю соревнования по поднятию тяжести вины, а в магазинах мебели ввести заблаговременную продажу трёхспальных кроватей молодожёнам с демаркационной линией и двумя нейтральными зонами. О Басином отчиме (громовержце стульями) добавить мне нечего. Он был дегенератором отрицательной энергии, и страшным привередой в восточных блюдах. Сталинской премии за «Определение львиного рычага в децибелах» он не удостоился, утверждая, что её присуждают не за талант, а за лояльность к резвой глупости. То было славное времечко, когда люди расписывались под влиянием мелкого обмана в клеточку и опустошённости пустырника готовы были развестись по малейшему поводу, пользуясь оптическими прицелами, а беспричинный смех применялся вместо анестетиков.
Случается, что я изрядно надоедаю себе и ей язвительными Эрихами Мариями Ремарками с нелепыми претензиями в адрес утрусской литературщины в ресторане силовиков на ипподроме «Конотоп». Там гуртом собираются ребятушки, чтобы померяться кто кого переиграет мускулами челюстно-лицевого аппарата.
Глядя на них, ко мне подбирается склизкая мокрица усталости, тогда я пытаюсь сбежать от повседневных проблем, сопровождаемых членовредительством, и разжиться бычком или эфемерной славой, желая сделать Басе что-нибудь приятное. Не для того ли я наношу ей раны, чтобы их зализывать, а чего ожидать от человека за которым уже числятся три абортированные попытки самоубийства надурняк и одно четверостишье, сделавшее меня знаменитым?

Кожные покровы
спят во тьме ночной.
Звёздные оковы
страждут за копной.
Не идёт подмога,
вынесли святых.
Отрекусь от Бога,
схлопотав поддых.

Теперь прослеживаются моменты, обуревающей меня парусиновой мечты туфель ручной работы, и кручина захлёстывающая расточительными воспоминаниями. А страждущий самовоззванец (Рошаль ему по-режиссёрски на плечи) своими саркастическими стихоплётками готов отхлестать любого, за накинутую на плечи грубую робу и подробности под нею, не поддающиеся описанию.
Я – патологический лишенец невостребованный в постели  – взялся за обработку сборника ранних пронафталиненных стихов «Лишайник бед моих» после просмотра рыбацкого сериала «Семнадцать мгновений б...лесны» и, проявив ослепительное остроумие, чудом избежал репрессий.. В нём в форме достойной порицания подробно описывалась судьба пары замученных подушек под моей взбалмошной головой после борьбы с накрахмаленной простынёй с готической вышивкой: «Добро пожаловаться в опочивальне».
Конечно, я мог бы заработать миллионы, открыв залы тренировки мозга в смрадных темницах черепа, описывая прослойки поросячьих брюх, носящих имя (you)родствующего племянника великого английского философа Бекона, но кому нужна массовая конкуренция интеллектуалов? К тому же языки давались мне плохо – надо было научиться бескровно урезать себя во многом и держать рот на английском замке, выбросив ключи в болото. В противном случае врач-патологоанатом пропишет мне вечный покой.
Неуравновешенная толпа, готовая всё испакостить, должна оставаться беспомощной и полуграмотной, иначе цивилизации каюк, а асфальтирование непроезжих дорог в джунглях, перфорированных чаевыми в охоте за головами шоферов, не входило в мои намерения переписчика литературного наследства по телефону, передёргивающего игральные карты плечами, когда дамы на руках, короли в прикупе, остаётся только тузить шестёрки.
Я (хорошист собой) чувствую, как фаворита, прославившегося посещениями кафе извозчиков «Гаечным ключом», пронизанного духом дружеского застолья, покидают предчувствия в опалинах.
Но и это никого не удивляет в мире, где подспорье – прелюдия споров, а локти, не знающие отчуждённости, берегутся для контактов с разноликой толпой в общественном транспорте, где люди переминаются с ноги на ногу близстоящих, а кто-то склоняется над избирательной урной, чтобы незаметно для любопытных глаз вытащить остатки недоеденного завтрака.
Я, букашка, отношусь к той ещё категории умственно отсталых  на два с половиной метра от поезда времени детей, чудом избежавших подмозговного дома продолжительного отдыха «Ртутные столбы», где поставленное на кон пошатнувшееся состояние здоровья не афишируют плакатом на шкиве вокруг гусиной шеи. Пора отчаливать, на вас вожделенно поглядывает вождь, свято верящий, в преходящие ценности, выуженные из чужих карманов. Необходимо сменить мотор, не задумываясь о мелких деталях, связанных с принятием душа с контрастными веществами.
Рассаживайтесь поудобней в расплющенной лодке наплывающих причудливых нагромождений, с процентажем на рухнувшей бирже и кичливым поэтажным повествованием  моего затерянного мира в паузах и пакгаузах. В минуты просветления волос и получения моей пассией парикмахерской медали «За освоение космоса волос» я прочту вам цикл стихов Марципана Дзержинского «Красный Трезор» и эротическую поэму – эту внезапную магниевую вспышку гениального озарения Амброзия Садюги «Застигнутые врасплох в сполохах простыней чертополоха». В ней нищета описана туфлями без каблуков и только кусок дегтярного мыла способен остановить траурное шествие грязи в каёмке под ногтями.
Приобщайтесь, смакуйте не порицая, Недоступное в толчее слов сникает вместе со сникерсами в коричневых обёртках, попахивающими горелой резиной в столкновениях моих интересов с истеблишментом справедливости и не выясняйте на какой орбите находится арбитражная комиссия. От неё с её кормушкой ничего не добьёшься с подложными документами и взятками под сукно. А ещё лучше – экономьте. Положите бешеные деньги на сохранение в палату №6, может чего и родят, недаром же я – продукт одиозной встречи пары художников и представляю собой репродукцию старых мастеров «Дело – табак (преимущественно нюхательный)», тщетно пытавшихся восстановить душевное равновесие с помощью щепотки гирек, в ожидании, когда над миром взойдёт покой.


(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #68)