Мистика повседневности

            Ночь: диван, пустые стены комнаты, желтый свет лампочки, распахнутое настежь окно и черный квадрат бездонного неба за ним. С верхних этажей раздается громкий, протяжный стон. Звук, напоминающий искаженный плач муэдзина, длительностью около пяти секунд, повторяется каждые минуту-полторы. Где-то выше и левее квадрата моего окна сосед несколько часов кряду испытывает связки на прочность, упражняясь в отвратительнейшем йодле. По эту сторону от черноты ночи - я, лежа на диване, читаю один за другим короткие, но емкие рассказы Хорхе Луиса Борхеса. Я вернулся к этой магической прозе середины двадцатого столетия благодаря череде непримечательных, в общем-то, бытовых, случайностей. С неделю из разных медийных источников, разговоров и даже со страниц книг на меня то и дело выпадало одно не вполне обычное название. Место - вымышленное и реальное - Занаду. Город, дворец, и, вероятно, состояние души. Любопытство пересилило, и, поддавшись азарту, я решил освежить и упрочить свои представления о данном предмете. По воле случая, в одной из статей мною не без труда была обнаружена ссылка на очерк Борхеса, посвященный искомой теме. Прочитав то короткое произведение, я уже не смог оторваться и отказать себе в удовольствии - вернуться к тому, что кроме как сокровенным диалогом между читателем и автором, язык назвать не осмелится. Прочитав "Свидетеля" - очередной короткий, в пару страниц, рассказ - я был возвращен в реальность лишь невеселым кличем безвестного страдальца. Потом вышел на балкон и узрел ночь. Вечную и оттого неспешную. Древнюю колыбель человеческой цивилизации, хранящую в себе чуть слышные отголоски подступающего рока. В эту ночь, под этим черным небом я вновь невыразимо четко ощутил незначительность человека в масштабах вечности. Одиночество каждого - всех и всякого. Именно этими мотивами отдалась и проза удивительного аргентинца в моей душе. Неизбывность мира, противостоящая отчаянным попыткам превозмочь осознание неизбежности забвения. Невероятная глубина рефлексии автора поражает воображение, будоражит сознание - что особенно удивительно, - через столь короткие вещи. И я с трепетом осознаю, что и в моих смутных воспоминаниях мелькает детский раскрашенный коник на одиноком пустыре - реликвия с далекого материка и из ушедшей эпохи. И пусть мне не дано узнать того, что помнил последний погибший в земле английской сакс, но теперь я твердо уверен, что пока в памяти моей живы голоса друзей - эта память чего-то да стоит.

18 августа 2018