Похороны куклы

Я  - кукла. Не румяная, щекастая, а бледная с фарфоровым личиком и остреньким подбородком. У меня маленькие фарфоровые ступни и тоненькие прозрачные пальчики на руках и ногах. Мне пять лет. Сама я,как игрушка, но игрушек у меня нет. Играю я всем, чем придётся: тряпочками, щепочками или теми куклами, которые мне рисует и вырезает мама.

Куклы эти некрасивые, с страшными, иногда свирепыми лицами, потому что мама рисовать не умеет и жизнь у неё тяжёлая. Она редко смеётся и часто вздыхает. Иногда, в выходной день за ней приезжает парень, он молодой и некрасивый. Зовут его Толик.

У Толика раздвоенная верхняя губа, поэтому он, наверное, никому не нужен, хоть и моложе моей мамы намного. Но папки у меня нет и мамка, как говорит моя бабуля: «Ищет к кому бы прислониться». Мамка прислоняется к Толику один раз в неделю.

Он приезжает на мотоцикле и, мамка прислонившись к нему сзади,  уезжает на танцульки в поселковый клуб. Я не хочу делиться мамой и вцепляюсь изо всех своих кукольных сил в багажник мотоцикла. Меня отрывают, не жалея моих тоненьких прозрачных пальчиков. Я убегаю в дом, наш большой пятистенный и пробежав длинные, заставленные кованными сундуками сени, забиваюсь в угол и плачу там долго и горько, уткнувшись в теплые, пахнувшие солнцем, домотканые половички.

Вот, наконец, настал тот час и день, когда пришёл конец моему одиночеству. Мне подарили куклу. Мой дядя Женя - кремлёвской курсант привёз мне из Москвы её-большую и красивую.
Дядя Женя - сам тоже красивый и весёлый, бабушка сказала, что это он назвал меня Олей, потому что, есть такая сказка для взрослых, называется « Евгений Онегин» Написал её мой любимый Пушкин, который много сказок написал. Там, сказала мне бабуля, были две девушки: одна весёлая - Ольга, а вторая грустная Татьяна.


Вот тут дядя здорово промахнулся!
Я совсем не весёлая, я та, которая Таня. И бабушка смеётся: « Правду, внученька, говоришь! Зимняя ты, аккурат в Татьянин день родилась! И День Ангела зимой у тебя должен быть, но , разве молодёжи объяснишь?» Про Ангела я уже знаю, только что же это выходит,что меня чужой Ангел охраняет?

Но я всё исправила. Я куклу Таней назвала. Таня была большая, тело у неё было тряпичное, а руки, ноги, голова из опилок, прессованных. Волосы были нарисованные и глаза,брови, губы - тоже.
Таня стала мне всем. Я с ней говорила целыми днями напролёт. Рассказывала ей сказки, пела песни, жаловалась ей и плакала в её тряпичную грудь.

За пару месяцев я так к ней привязалась, как привязываются к живому существу. Бабушка сначала хотела посадить куклу на комод, чтобы я любовалась ею издали, но увидев с каким отчаянием я прижала её к себе, махнула рукой: « Играй! Только береги, вещь дорогая- денег стоит!»


И вот однажды случилось несчастье.
В углу наших больших и страшных сеней стоял, прислонённый к стене, большой пружинный матрас. Стоял он под углом и напомнил мне зимнюю горку. Вот с этой горки я решила прокатить свою Таню.
Ласково воркуя и приговаривая, я посадила Таню повыше и отпустила.
Таня со стуком грохнулась на пол и...моё сердце упало рядом. Две прекрасные Танины ноги отвалились, обнажив отверстия из прессованных опилок. В добавок к этому - Таня ткнулась носом в пол и её нос остался лежать на полу, а в черепе зияла дыра на том месте, где он был минуту назад.
Горю моему не было предела. Я спрятала Таню за матрас. Есть я не могла. Спать я тоже не могла. Три раза за ночь я пробиралась в сени, чтобы перепрятать Таню, но каждое место было менее ненадёжным, чем предыдущее.
Через три дня моих мучений, отсутствия аппетита и бабушкиных подозрительных вопросов о кукле, я решила Таню похоронить.

Завернув Таню в старое полотенце, я пробралась в туалет, стоящий в глубине двора. Там я тихонько отодвинула одну из досок, в задней стенке туалета, предварительно вынув из неё ржавый кривой гвоздик. Это был один из моих тайных путей на огород. Там, под сиреневым кустом я выкопала могилу для Тани. Выложив могилу листьями хрена, я положила туда Таню прямо в полотенце, прикрыв сверху теми же хреновыми листьями. Могила вышла,в прямом смысле, хреновая.

Засыпав могилу, я начала скорбеть: раскачиваясь из стороны в сторону, я , как настоящая бабка - плакалка, подвывала: « На кого ты нас покинула, горемычны-ы-ы-ы-х! Как же мы теперь жить- то буде-е-ем?!»  Поплакав по всем правилам, я вытерла слёзы и пошла поминать: благо было уже время обеда и бабушка звала меня из окошка.
Поминки прошли хорошо. Я чувствовала, что я всё сделала правильно, поэтому с аппетитом поела. Прошло несколько дней.

Я скучала по Тане. Вчера под крыльцо прибежал ёжик. Он смешно пыхтел и дёргал носиком. Я хотела показать его Тане, но Таня была в могиле. Мама сегодня отняла у меня мой любимый химический карандаш, потому что я брала - честное слово - не нарочно, его в рот и мама меня еле отмыла и обидно отшлёпала. Я вырвалась и уже хотела пожаловаться Тане, а потом вспомнила... Нет. Так нельзя.

Через два дня я выкопала Таню. Я ей всё рассказала. Про ёжика. Про карандаш. Про маму. Про все свои обиды.

К вечеру, под страхом наказания за испорченную, дорогую вещь, я Таню опять закопала. Мне казалось, что теперь уж навсегда. Я опять поскорбела немного, попричитала, как положено и помянула по всем правилам ритуальных услуг.

Через три дня приехали гости. Приехал другой дядя с женой и дочкой Ларой. Лара была смуглая, маленькая, в красивом платье, на котором были вышиты клубнички и белых гольфах с помпонами.

Тётя Лида, как сорока, крутила своей пышно уложенной головой и искала, что бы украсть или выпросить у мамы. В тот день она заприметила вышитую красивую салфетку, молочник оставшийся от дедушкиного сервиза, три серебряных кольца для салфеток, плетеную корзинку и мой новых спортивный костюм, купленный мне мамой за три рубля двадцать копеек.

Костюм мне жалко было до слёз, потому что мне редко что покупали в магазине. Все мои вещи, кроме сандалий и ботинок, были сшиты из лоскутков и старых бабушкиных юбок.

Когда они уехали, я раскопала Таню и жаловалась ей весь вечер.

Кончилось лето. Все это время  я закапывала и раскапывала Таню каждые 5-6 дней.
Похороны проходили буднично, но по всем правилам.
Бабушка и мама спрашивали про куклу, но я,соблюдая все меры предосторожности, делала удивлённое лицо и разводила руками. Все решили, что куклу украли.

Наступили холода. Земля замёрзла. Таня вмёрзла в неё вместе с полотенцем. Я осталась один на один с этой жизнью. С её несправедливостью. С моими обидами, радостями и печалями.

Я дошла до отчаяния. В доме стало холодно. Бабушка и мама принесли из сарая вторые рамы. Они вставляли их в окна, но сначала между рамами клали кирпичи, завернутые в бумагу - миллиметровку, которую мама приносила из своего конструкторского бюро завода. Сверху украшали искусственными цветами. У рам были внизу луночки для оттаявшего льда, который покрывал рамы изнутри за ночь.
Мне было так плохо без Тани, что я пила эту холодную талую воду, черпая её чайной ложкой. Жизнь мне была не мила.


Всю зиму я болела ангиной. Мама мочила шерстяные носки в горячем молоке и обматывала мне ими горло.
В температурном мороке я кричала : «Таня! Таня!» Бабушка знала, что это имя моей любимой куклы и посылала проклятия на головы тех, кто её украл.

Прошла зима, затем весна растопила лёд и снег и обнажила моё тайное захоронение.
Бабушка принесла мою Таню, вернее то, что от неё осталось. Мне она её не показала, чтобы меня не травмировать, зная как я её любила.
Маме сказала: « Смотри, что ироды натворили!», списывая всё на вороватых мальчишек.

Потом у меня были ещё какие-то куклы, целлулоидные, но такой подруги с мягким тряпичным телом, просоленным моими детскими такими горькими слезами, уже не было никогда.

Я  постарела за это лето на целую жизнь, похоронив Таню раз 15 и воскресив её, чтобы пропитать её слезами, поцелуями и радостью.

Пережив всё это, я стала мудрой и сильной. Я стала смелой и гордой, как маленький воин.

Я - маленькая девочка с лицом фарфоровой куклы и с чужим Ангелом на плече.

2019