Их было четверо и дзот

Дата 14 октября 1942 года для обороны Сталинграда оказалась трагической. За один день на левый берег Волги отправлено три с половиной тысячи раненых, дивизии потеряли до семидесяти процентов состава. Не стала исключением 37-я гвардейская дивизия генерала Жолудева, брошенная на оборону Сталинградского тракторного завода, гвардейцы которой были уверены в успехе выполнения поставленной задачи. Еще бы! Дивизия закалена в боях, а десантники, составляющие ее основу, в атаках с легкостью перебрасывали через себя штыками немцев, словно то были мешки с соломой.

Но после разгрома под Москвой вермахт был еще далеко не сломлен. На 37-ю дивизию обрушился шквал огня и стали. Горели заводские корпуса. Горела земля. Густые черные тучи поднимались с пожарищ, заволакивая небо и солнце. Гвардейцы не уступили занимаемые позиции, но одним днем едва ли не всем составом полегли среди заводских руин. Немецкие части фронтом в два с половиной километра вышли на берег Волги. Следом за тракторным заводом пал Мамаев курган. По воспоминаниям генерала Чуйкова, командующего 62-й армией, с 14 октября велись «самые жесточайшие бои за всю битву».

Три месяца искореженная заводская территория оставалась за немцами, превратившими ее в сильный укрепленный плацдарм. Здесь было сосредоточено несколько десятков тысяч солдат и офицеров вермахта. Уже находясь в окружении, сталинградская группировка фельдмаршала Паулюса продолжала ожесточенное сопротивление. Тогда-то, в зиму 1942-43 года, полк, в котором служил старший лейтенант Георгий Федорович Козлов, получил задание о наступлении в направлении тракторного завода. Впрочем, про полк громко сказано: после боев на Мамаевом кургане от него остался сводный батальон, в котором начальником полковой разведки значился Георгий Козлов, уроженец сибирского городка Черемхово.

Черемхово – город шахтеров, народа крепкой сибирской породы. Когда на Дальнем Востоке зашевелились самураи, проверяя крепость советских границ, Георгий по комсомольскому призыву подал заявление на курсы младших лейтенантов, но не успел курсант овладеть военным искусством, как Красная Армия преподнесла японским милитаристам урок уважительного отношения к великой соседней державе. Однако же, младший лейтенант не спешил расстаться с погонами на случай другой напасти, которая не заставила себя долго ждать, хотя не с востока, а с запада.

Нападение гитлеровской Германии, объединившей европейский потенциал, оказалось настолько мощным, что сталинская военная доктрина «бить врага на его территории» исполнялась ровно наоборот. Части Георгия Козлова отступали через Смоленск, Ельню, Великие Луки, где черемховский выходец получил первое ранение. В январе 42-го года в окопах Калининского фронта лейтенант Козлов был принят в ряды ВКП(б). Георгий знал, что в мире нет крепостей, которые бы не брали большевики, поэтому его место было с ними.

И вот она, очередная крепость на Тракторном. Полк вышел на исходный рубеж, где был остановлен плотным пулеметным огнем долговременной замаскированной огневой точки (дзот).
- Товарищ старший лейтенант! Вас вызывает командир полка! – доложил Козлову ординарец. Командный пункт находился в неприметном здании магазинчика за сотню метров от передовой.
- Товарищ полковник! Старший лейтенант Козлов по Вашему приказанию прибыл!
- Проходи, лейтенант. Что у тебя с составом?
- Трое в строю, еще двое с легкими  ранениями, товарищ полковник.
- Не густо. Вот что, Козлов, надо подавить дзот. Он простреливает всю полосу на нашем участке наступления. Вот карта. Какие будут соображения?

Георгий молчал, вглядываясь в карту оперативных действий. Разведка уже изучила поле предстоящего наступления, и он еще до вызова в штаб полка прикинул вариант уничтожения укрепленного пункта, но взял паузу, изучая карту. Открытая местность. Огневая точка противника, помеченная на карте, хорошо замаскирована и защищена. Какие тут могут быть соображения? Комполка тоже молчал, давая разведчику время на обдумывание.

- Товарищ полковник, самое простое – подавить точку артиллерийским огнем. Есть ли возможность подтянуть артиллеристов с соседних участков? - прервал Георгий молчание, не рассчитывая, впрочем, на обнадеживающий ответ. Полковник наверняка связывался с командованием и с соседями.
- Нет такой возможности, лейтенант. Справа, как видишь, Волга, а слева, за оврагом, такая же потрепанная часть.
- Тогда план следующий. Трое бойцов, используя незначительные складки местности, ползут напрямую к дзоту. Их задача – отвлекать противника, принимая огонь на себя, а если кому-то удастся добраться до расстояния броска, закидать пулемет гранатами. Четвертого бойца направить по мелкому овражку, который выходит ближе к цели. На него – вся надежда.
- Дельно. Кого отправишь во главе группы?
- Сам поведу, слишком большой риск, решения придется принимать на месте. Прошу только дать в состав группы двух бойцов поопытнее; если группа погибнет, полк останется без разведки.
Настала очередь полковнику задуматься над предложенным планом. Ему край как не хотелось терять толкового начальника разведки, но если старший лейтенант сам предложил выставить себя живой мишенью для пулеметчика, значит, есть тому основания.
- Двух бойцов получишь в свое распоряжение. Когда поведешь группу?
- В сумерках, товарищ полковник. С наступлением темноты надо будет завершить операцию. Разрешите приступить к исполнению?
Полковник не по-военному обнял старшего лейтенанта: «Удачи тебе, сынок…».

Из состава разведчиков, вызвавшихся идти с командиром, Козлов отобрал сержанта Леонида Киселева, имевшего в характере черту осторожности и продуманности действий. С чердачного перекрытия полуразрушенного здания внимательно осмотрели пустырь, наметив каждому пластуну маршрут движения. Киселев ползет справа, боец из подкрепления, фамилию которого командир группы не удосужился спросить, слева; сам он - по центру и чуть сзади, чтобы видеть общую картину. Дистанцию между собой держать до двадцати метров. У каждого по три гранаты. Лазутчик, продвигающийся по мелкому, местами прерывающемуся овражку, имел снаряжение из двух увесистых связок гранат.

Первую треть смертельно опасной дистанции проползли незаметно, но после застучали короткие очереди, нащупывающие отчаянных штурмовиков. Немцы недоумевали, куда лезут русские иваны? Чем ближе они к пулемету, тем вернее для них смерть! Но смертники не унимались. Там и сям мелькали легкие, почти неуловимые движения маскхалатов. Сколько их? Двое? Трое? Или целый взвод? Очереди стали яростнее и продолжительнее.
 
Козлов видел, группа идет на удивление без потерь, но обстановка накалилась до предела, до невозможности ее восприятия органами чувств. Остановить смельчаков было уже нельзя. Они знали, на что шли, на игру со смертью, которая и без того косила однополчан безжалостно и непрестанно на каждом мгновении, на каждом шагу. Это про них пелось в той песне: «а до смерти четыре шага…».

Георгий весь в напряжении, каждая минута в ожидании пули, нервы под чудовищной нагрузкой. Весь боевой опыт с июля страшного 41-го года, все звериные инстинкты были призваны для того, чтобы выжить и выполнить поставленную задачу. Вот очередь, пули разрываются где-то слева. Георгий закидывает кусок подвернувшегося под руку оплавленного металла в противоположную сторону, направляя туда пулеметную очередь, а сам  успевает преодолеть еще несколько метров.
 
Разрывы визгливых пуль смолкли, но все так же гулко стучит пулемет …  Что за наваждение? Прислушался к себе. Нет, не пулемет, это бешеная пульсация крови колошматила в висках…  Глянул на часы. Уже полтора часа они под пулеметным огнем, но держат удар, ведь по овражку еще не бьют. Георгий приметил, что поникший боец  слева слишком долго не меняет позу; ни малейшего движения. Сомнений не оставалось, тяжело ранен или убит, но их еще двое, есть еще запас прочности. Молодец, Киселев! Держись, Леня!

Леня держался, сколько мог, пока и он не застыл на месте. Выиграно еще полчаса, но теперь Георгий один, и вся ответственность за выполнение задания на нем одном. По нему и бьют прицельные пули, близко, совсем близко, пролетая выше, над притаившимся в ложбинке последним атакующим бойцом.

Дальше двигаться уже нельзя. Прикинул расстояние до источника огня; тридцать метров, не более. При удачном броске осколки гранаты могут поразить амбразуру, тогда сразу за взрывом  надо будет броситься вперед и вторую гранату - точнее по цели. Это ближайший план.

Но пока – ждать прикрытия наступающей темнотой. Ждать завершающего маневра четвертого бойца. Когда же он доберется до дзота? Доберется ли? А мороз уже добрался до костей. Неподвижные ноги окоченели в сапогах, пальцы словно чужие. С холодом он справится, за вторую военную зиму такое не впервой. В нужный момент он приведет в действие всю мускулатуру тела, словно спринтер со старта на стометровку. Сумерки сгущались быстро, еще чуток – и надо будет резко подняться и закинуть подарок фрицам, пока просматривается контур дзота.

Момент! Разведчик вскочил, отводя руку для замаха, и тут же острая боль пронзила ногу. Он упал, бессильно откинув гранату с вырванной чекой подальше от себя. Взрыв гранаты приглушил злобную пулеметную очередь, а в голове била набатом горечь поражения: «Не справился! Вышел из строя!» Теперь он бессилен что-либо предпринять, оставалось спасать самого себя. Сапог наполнялся теплой кровью, согревающей окоченевшую ногу. Перетянул ее под коленом бинтом, которым всегда запасался, отправляясь на задания. До своих в темноте он доползет, но с каким докладом предстанет перед командиром полка?

Но бой еще не проигран! Их было четверо, и каждый должен был сделать свое дело. Трое честно отработали его, но где же четвертый, главный забойщик молодых солдат? Георгий молил о помощи высших небесных покровителей:  «Где ты, дружище? Не знаю, как обратиться по имени, но устрой им преисподнюю за нас, лежащих на снегу в пролитой крови! Живы ли подручные справа и слева? Их вынесут в темени, живых или мертвых, но ты отомсти!»

В ответ на мольбу прогрохотали, один за другим, два мощных взрыва, отозвавшихся сердцу разведчика долгожданным салютом победы. Свершилось! На месте дзота – бесформенная груда бетонных плит. Торжествующая тишина воцарилась на поле схватки отважной четверки красноармейцев с командой укрепленного вражеского пункта: «Молодец, дружище! Ты сделал это за всех нас!»

В небе зависла красная ракета. Штурмовые группы поредевшего полка хлынули на взятие первой линии обороны противника. В группе Козлова сержант Киселев был тяжело ранен, один из бойцов полка, продвигавшийся по левому флангу, убит, другой, закидавший дзот связками гранат, остался жив и невредим.

Укрепленные немецкие позиции на территории тракторного завода представляли собой главную опору окруженных армий. 31 января гарнизон фельдмаршала Паулюса капитулировал, а его группировка на Тракторном только 2 февраля под ударами артиллерии двух советских фронтов, Донского и Юго-Западного, выбросила белый флаг. Сдавшихся в плен здесь насчитывалось, по разным данным, от двадцати до тридцати тысяч человек. На том и завершилась Сталинградская битва.

За успешное выполнение боевого задания по уничтожению немецкой огневой позиции старший лейтенант Георгий Козлов был награжден орденом Отечественной войны. На излечение множественных разломов берцовой кости его отправили на родину, в один из иркутских госпиталей. После долгого лечения Георгий Федорович был комиссован и направлен на Иркутский радиозавод, где работал начальником отдела кадров. С 1968 года переведен на Иркутский релейный завод, на ту же должность, затем работал мастером производственного обучения. Уволился на заслуженный отдых в 1982 году. Работники завода до сих пор помнят его как ответственного, внимательного к нуждам сотрудников, доброго и отзывчивого человека.

По мотивам этого эпизода из боевой жизни Георгия Козлова Владимир Инкин написал песню "Сталинград":

Нас было четверо, не взвод,
Лишь только четверо солдат,
Безусых, молодых ребят,
Свинцом харкающий в нас дзот.

Припев: Я не помню имен тех двоих,
        Нас тогда разлучили бои,
        Разметал громыхающий ад,
        Первый ранен, четвертый погиб.
        Имя общее нам - Сталинград!
        Сталинград! Сталинград!

А тот, с кем не был я знаком,
Остался где-то позади,
Уткнулся в землю бугорком,
И только стон, и в горле ком,
И дзот фашистский впереди.

Припев.

Нас было четверо, не взвод,
Лишь только четверо солдат.
И в клочья вывернутый дзот,
Из нас никто не виноват,
Что был со связкою гранат
Из четверых один лишь тот.