Записки бармена. бегство в египет

                ЗАПИСКИ БАРМЕНА. БЕГСТВО В ЕГИПЕТ


      Ресторан был уже полон, а гости всё подходили. За неимением мест в зале они присаживались к барной стойке. Эдик привычно и неторопливо обслуживал гостей, находя каждому нужное слово, и каждый думал, что встретил лучшего друга, и более того – ровесника и единомышленника. Виолетта, проходя мимо него, не уставала удивляться тому, как тот преображался, общаясь с разными людьми, для неё это действо выглядело как театральное представление – шоу. Она уже привыкла, что он легко и непринуждённо переходил с гламурной лексики при общении с длинноногими девицами на молодёжный сленг в разговоре с малолетками, и даже готов был обсудить биржевые новости с банковским клерками, которые пытались изображать из себя воротил бизнеса. Вот только ей ни разу не довелось наблюдать, как он беседует со стариками. Просто потому, что  в ресторан они заходят редко.

      И тут ей повезло: она увидела, как к бару, прихрамывая, подошёл пожилой мужчина. Он огляделся по сторонам, ища подходящее место, опёрся о стойку и вынул из пиджака мобильный телефон.
 
      Эдик, взглянув на гостя, как будто стал старше, у него появлялись скорбные складки у рта, а на лбу отпечатался след прожитых лет.
      - Что, старого доброго коньяка? Или лучше водочки? – предложил он, и официантке показалось, что бармен пришепётывает и близоруко щурится, обращаясь к деду.
       - О, какой телефон у вас замечательный! Я с вами солидарен, кнопочные аппараты самые надёжные, а то эти новомодные смартфоны постоянно сбивают программы. Да ещё какие-то ненужные функции втюхивают и только деньги выкачивают! - проговорил он, разглядывая громоздкий старый аппарат.
 
      «Выкрутился! - удовлетворённо кивнула официантка, сообразив, что бармену ничего не стоило перейти на понятную деду речь, и она ещё успеет насладиться их беседой, учитывая медлительность посетителя.

      «Эду придётся нелегко, мужик старый и наверняка глухой, орать будет, как потерпевший», - прикинула Виолетта и отправилась на кухню, чтобы принести закуску, оставив бармена на растерзание пожилому крикуну. Она вернулась быстрее, чем хотела, поскольку заказанного копчёного угря не осталось, и ей нужно было предложить что-то другое.

     - Виолетта, прими заказ у девчонок! – бойко прикрикнул на официантку бармен. Та покрутила головой, но следуя его указующему кивку, увидела двух молодящихся тёток лет пятидесяти. Эдик, обратившись к дамочкам, помолодел и расцвёл, кокетливо оттопырив мизинец с перстнем. Странно, Виолетта только сейчас заметила это украшение.

      - Давайте без причуд джина с тоником и орешки! – заявила одна из женщин.
      - Для начала! – многозначительно добавила вторая.
 
      Они уселись со своими стаканами у барной стойки подальше от пожилого мужчины, который, потыкав пальцами в свой аппарат, начал разговор. Но сделали они это не из деликатности, а из чувства самосохранения, потому что не каждые барабанные перепонки могли выдержать децибелы, исторгаемые стариком. Однако их усилия оказались тщетными, голос  звонившего был настолько громкий, что все сидящие на расстоянии пяти метров волей-неволей вынуждены были выслушивать подробности чужих семейных дел.

     Виолетта вмешиваться в его разговор не стала, она терпеливо ждала, когда тот обратит на неё внимание, а пока обслужила дамочек за стойкой. Подружки составляли колоритную парочку: одна высокая и солидная, вторая малорослая, худощавая и вертлявая. Официантка не раз отмечала эту  странную непобедимую тенденцию группироваться подобным образом.

     Старик был так увлечён беседой, что никого не замечал вокруг.
     - Леночка, здравствуй, дорогая моя, это я, да-да, дядя Витя. Отдыхаешь…, конечно, с мужем, с друзьями… да, я вот тоже зашёл немного расслабиться. Леночка, я тебе вот что звоню, ты бы сходила тётю Катю проведать, у неё же день рождения скоро, а она совсем одна, она такая одинокая… ну и что, что сын! Сын дело такое, у жены под каблуком. Ему до матери дела нет, а невестка тётю Катю гнобит, ты бы знала, как! Ты не всё знаешь…. Леночка, я понимаю, что занята, но ты найди время, знаешь, как она рада будет! Она спрашивала про тебя, ты же маленькая часто у неё в гостях бывала, ты же помнишь, какие она пироги пекла! Она, когда из больницы вышла, невестка думала, что ей конец, онкология,… а тётя Катя всё не помирает, за что на неё невестка злобится и гнобит тётю Катю, ты бы знала, как…

      Мужчина надолго замолчал, слушая собеседницу. На какое-то время установилась тишина, наполненная громкой музыкой, которую никто не воспринимал, как помеху, и все смогли, наконец, заняться своими разговорами.
Потом дед опять начал говорить:

     - Леночка, да ты просто приди, скажи, что поздравляешь, и всё! Я понимаю, что ты в средствах стеснённая, семья, дети, зарплата маленькая…Дам я тебе денег на подарок, дам! Да ей ничего не нужно, она говорила, что достаточно будет бутылки хорошего вина… дам я тебе денег на вино, дам! Да я сам тебе эту бутылку куплю. Леночка, ты не представляешь, как ей будет приятно, как она обрадуется, что племянница пришла поздравить. Что помнишь про неё, а то она думает, что никому не нужна, она в доме, как в тюрьме сидит. Я, когда прихожу, она так радуется, что брат пришёл... а тут ты придёшь с подарком…  ну, найди время, Леночка, я тебя прошу! Если бы моя жена была жива, она бы конечно…  Хорошо? …ну, договорились, спасибо тебе, племяшка…

      Мужчина облегчённо вздохнул, убрал мобильник в карман и обратился к бармену:
      - Вот так вот: полно родни, а коснись – один останешься.
Эдик сочувственно покивал, а официантка смогла, наконец, обратиться к гостю с предложением изменить заказ.
      - Могу колбаски предложить… - начала она.
      - Да принеси что хочешь, деточка, хоть что-нибудь принеси, - рассеянно проговорил старик. Он опрокинул рюмку водки, сделал жест бармену повторить и поковылял к туалету.

     - Вот какая она жизнь… - протянула женщина с конца стойки.
     - Просто жесть, как она есть! – согласилась с ней подруга.
     - Я так поняла, мужчина сейчас уговаривал племянницу, чтобы она проведала больную тётушку.
     - Полчаса, наверное, уговаривал! И даже деньги за это предлагал, - подтвердил Эдик, поразив Виолетту какой-то суетливой женской интонацией. Ей показалось, что она видит кумушек на скамейке у дома, судачивших о соседках. И бармен был среди них равноправной собеседницей.

    - А она что, бездетная, одинокая? – продолжала выспрашивать одна из женщин.
    - Как же! С сыном живёт и его женой. Так та невестка её гнобит, я думаю, даже бьёт, - пояснил Эдик.
    - Да, от сына какая польза? Вот дочка, та бы мать не обидела, – вздохнула солидная дама.
    - Это, смотря какая дочка! Другая хуже врага бывает, - возразила её сухощавая подруга.
    - А что, у неё больше никого нет? – допытывалась первая у Эдика.
    - Как я понял, куча родни: брат, сестра, сын, племянники, племянницы, - пояснил бармен. В этой беседе он чувствовал себя как рыба в воде, Виолетта не ожидала такого активного участия его в дамских разговорах.

    - Вот детки! Растишь их, растишь, а от них ни помощи, ни слова доброго, – проворчала высокая женщина, повернувшись к Эдику за подтверждением своих слов. Тот согласно кивал, скорбно по-бабьи поджав губы.
    - Да-а…. А я ещё печалилась, что детей Бог не дал, а оказывается, это не гарантия того, что не останешься одинокой на старости лет, - грустно подытожила вертлявая подруга.
     - Вот жизнь…- безнадёжно протянула высокая.
     - Да-да, - поддакивал Эдик, сочувственно кивая, как будто тоже сокрушался по поводу нынешней молодёжи.

     Виолетта, подивившись гибкости бармена, отправилась на кухню, в то время как двое молодых парней подходили к стойке.
 
     Вернувшись с заказом, она восхищённо взглянула на Эдика: тот выглядел и разговаривал, совсем как его молодые гости - просто артист больших и малых театров! Хамелеон покурит! Профессиональная способность приспосабливаться, подыгрывая любому гостю, вызывала у неё восторженную зависть.

    - Что предложить? Есть классный вискарь, как вы любите, в прошлый раз вам понравился.
    - Послушай, Эд, у меня смарт разрядился, дай свой позвонить, - попросил один из парней.
    - Не вопрос! – бармен протянул парню мобильник.
    - А у тебя крутяк-мобила! – воскликнул гость.
    - Пятый айфон! Эппл! - добавил его друг.
    - Нужно быть в тренде, - промурлыкал Эдик, подавая стаканы с напитком.

     Между тем, к стойке вернулся громкоголосый мужчина. Виолетта принесла ему тарелку с колбасками, тот принялся есть без особого аппетита, поглядывая на новых гостей. Он явно жаждал общения и искал потенциальных собеседников. Женщины в этом качестве были для него неинтересны - ему хотелось мужской аудитории. Молодые ребята тоже не показались подходящей компанией. Тут ему повезло – рядом уселись сразу двое немолодых мужчин с явным желанием выпить и поговорить. И вскоре у всех троих завязалась такая дружеская беседа, как будто они были знакомы с детских лет, что, впрочем, было обычным делом в ресторане.

      Женщины приняли этот факт с облегчением. Они ехидно поглядывали на мужчин и продолжали свои негромкие разговоры, не скрывая их, но и не афишируя. Слышать их могли все, кто хотел, но делать этого никто не собирался. Никому до них не было дела.
 
      Такова участь всех ресторанных бесед – все говорят, но никто не слушает, а если и делает сочувствующий вид,  то всё равно не слышит. Все хотят быть услышанными, но слушать хотят только себя.

     Бармен вздохнул: одиночество среди толпы – обычное дело, поэтому-то все с удовольствием платят ему за то, что он выслушивает каждого. И разговаривает только с тем, кто хочет этого, и тогда, когда гостю это нужно.

      Виолетта, на время получившая пару свободных минут, пристроилась рядом с барменом, поглядывая на собеседников громкоголосого старика. Тот, пообщавшись с ними, отвлёкся, и они смогли спокойно поговорить между собой.

     - Смотри, Эд, какой мужик интересный, уже немолодой, а очень даже ничего. На Стивена Сигала похож! Прямо, как голливудская звезда - такой же огромный, и в такой же рубахе, наверное, тоже восточными единоборствами занимается, – указала она на колоритного гостя.

     - Ты любишь крупных мужчин? – хмыкнул бармен, взглянув на статного темноволосого посетителя с густой шевелюрой без единого седого волоска.
     - Конечно,  – уверенно заявила официантка, - Конечно, люблю крупных мужчин. А то мелкие – ну, на что там смотреть?
    - Смотреть! Ты попробуй, прокорми такого!
    - Прокормить! Какой ты неромантичный. Ну, хотя бы посмотреть приятно. Если мужик высокий, он уже красивый, а малорослому ещё постараться надо, чтобы понравиться, – вздохнула Виолетта.
    - Странно, я думал, тебе его друг приглянулся – он на банкира похож или на бизнесмена.

      Официантка перевела взгляд на невысокого соседа, которого условно можно было назвать светловолосым. Ну, если бы его причёска не была значительно прорежена годами, оставляя на макушке явную проплешину, старательно прикрываемую жидкими прядями. В отличие от своего собеседника, облечённого в просторную рубаху свободного кроя, в своей стандартной белой рубашке и застёгнутом на все пуговицы пиджаке, он действительно выглядел, как банковский служащий и был так туго затянут галстуком, как будто хотел удавиться.

    - Тоже ничего, - пожала плечами официантка, прислушиваясь к разговору мужчин.
    - Как тебе тут? – начал темноволосый.
    - В смысле – в России? – уточнил собеседник.
    - Ну, да! Для меня, например, просто удивительно! Все вокруг такие открытые…
    - В каком смысле - открытые?
    - Ходят, разговаривают вслух - и по телефону, и между собой…я уже отвык от этого.
    - А у вас, в Эстонии что, все молчат? – спросил светловолосый.
    - Ну, в общем, да, молчат. Никто громко не говорит и ничего вслух не обсуждает. А у вас как, в Аргентине?
    - Ну, в общем, тоже по-другому. В России всё иначе, тут – как в молодости побывал!
    - Согласен…

     Они замолчали, блаженно оглядываясь по сторонам. Виолетта удивлённо подняла брови – думала, они наши, обычные немолодые мужики, а вот, поди ж ты, иностранцами оказались!
 
    - Так ты собрался сюда перебраться? Гражданство у тебя двойное? – спросил эстонский гость.
    - Да, тянет сюда, на родину. Хочу в Светлогорске квартиру купить, буду приезжать, жить подолгу…Двойное гражданство у нас нельзя иметь, а зато можно без визы пересекать границу. Я тут прикинул, лето буду здесь проводить, а зиму – там.
    - Тоже вариант, – согласился темноволосый, -  Значит, в Южной Америке лучше зимой?
    - Когда тут зима, там – лето.
    - Понятно, так ты хочешь, чтобы у тебя всегда было лето!
    - Ну да. Знаешь, я вот тут подумал, может, вместо квартиры лучше танк купить? По цене они одинаково стоят, - начал тот, что в костюме.

     Виолетта широко раскрыла глаза – ничего себе, заявочки! Во, даёт, иностранец! Может, и вправду он банкир! Или бизнесмен?

     - А зачем тебе танк? – удивился гость из Эстонии.
     - Поеду в Донецк, буду на своём танке воевать! Там много наших добровольцев, от Киева защищают республику.
    - Ну, в принципе можно, если тебе адреналина не хватает.
    - Ты знаешь, не хватает! Я всю жизнь спортом занимался, бизнесом, а теперь отошёл от этого и чувствую, чего-то не хватает, сейчас понял – адреналина. И вообще, хочется сделать что-то полезное. Вообще, мужики всегда воевали, почему сейчас не вспомнить старую добрую традицию – сражаться за правое дело?

     «Ну, точно, бизнесмен», - утвердилась в своём предположении Виолетта.
Мужчины неспешно пили виски, перед ними стояла тарелка с закусками, темноволосый неторопливо пробовал мясную нарезку.

     - Вкусная тут колбаса, настоящая, вообще, продукты хорошие, натуральные, - вздохнул он.
     - А у вас что, хуже?
     - Хуже, как синтетику жуёшь. Я вообще часто в Ленинградскую область езжу, там закупаюсь, в магазине «Лента», знаешь такой?
    - Надо же! А раньше, во времена СССР эстонские продукты котировались, и вообще - прибалтийские. Мы отсюда в Клайпеду за продуктами мотались, а теперь ты гоняешь в Питер за продуктами? - бизнесмен отстранённо смотрел на колбасу, откусывая батончик «Сникерса».
     - А ты по-прежнему сладкое любишь? Как-то это не по фен-шую – виски конфетами закусывать.
     - А колбасой, что – по фен-шую?

     - Ну, да, согласен, но лучше, чем конфетами. Официантка на нас подозрительно посмотрела, когда я «Сникерс» заказывал. Женщин то с нами нет, подумала, наверное, что мы – голубые!
     - Забавно, – усмехнулся аргентинец.
     - Ты сейчас женился, я слышал? Это твой второй брак? - спросил гость из Эстонии.
     - Третий.
     - На ком сейчас? На своей, по месту проживания?
     - Нет, на нашей, калининградке.
     - Когда ты успел с ней познакомиться, если приехал только месяц назад?
     - Я с ней давно знаком, мы учились вместе, только на разных факультетах.
     - Я думал, ты для экзотики с аргентинкой сочетался, или с бразильянкой, они там красивые.

     - Красивые, но только всё равно – чужие. А наши – свои, родные, с ними всегда есть о чем поговорить, хотя бы молодость вспомнить. 
    - Ну, это да. Общее прошлое – этого ничем не заменишь. А помнишь, как мы студентами по ресторанам ходили? – продолжал эстонский гость.
    - Ну, это громко сказано. Откуда у нас тогда деньги были, у школяров? Для нас единственный доступный кабак был - «Свиное рыло». А так, мы чаще пивные бары посещали.
    - Да ладно, нам и этого хватало! А в «Свином рыле», да, можно было на три рубля посидеть.
    - А помнишь свой морской китель  с нашивками? Ты его всегда надевал, когда мы по барам ходили, и тебя все называли – «Капитан», – ностальгировал бизнесмен.
    - Да, точно! Стоило появиться в баре,  парни сразу кричат: «Капитан, иди к нам, сюда!» И девушкам нравилось…. А сейчас, заметь, мы уже больше часа сидим, и ни одна на нас внимания не обратила. Ни одна не подошла познакомиться, они даже не смотрят в нашу сторону. Мы что, так плохо выглядим? – с обидой проговорил эстонский гость.
    - Да это просто потому, что ты не надел свой морской китель,  - успокоил его аргентинец.

     Они засмеялись. Черноволосый расстегнул ворот рубахи и заказал ещё виски, его друг отёр платком вспотевший лоб, но узел галстука так и не ослабил, только расстегнул верхнюю пуговицу пиджака.
 
     Виолетта отправилась в зал - ей подавали сигнал сразу с двух столиков. А Эдик остался в баре обслуживать гостей, волей-неволей выслушивая их разговоры. Это было одной из его обязанностей, и он с достоинством нёс своё бремя.
 
     Приходилось выполнять этот тягостный долг и официанткам. Впрочем, Виолетта не считала это обузой. Иной раз рассказы посетителей оказывались лучше сериалов, интересней любого романа. Они были подлинными. Ей случалось краем глаза подглядеть чужую любовную драму или романтическое приключение, краем уха услышать о предательстве или бандитских разборках. Это как повезёт! Она с видимой легкостью, но внимательно и с любопытством скользила над разговорами гостей, как стрекоза над гладью озера, и при случае без колебания ныряла в заинтересовавшую тему,  как в омут. Эти непредсказуемые встречи и истории из жизни являлись приманкой в её работе. Девушка представляла себя исследователем неведомых миров и с завистью смотрела на Эдика, который видел столько всего любопытного за свою карьеру бармена, что легко мог бы написать не одну книгу. Может быть, он и напишет, не зря же он всё время делает какие-то пометки в блокноте, с которым никогда не расстаётся и который никому не показывает.

      Виолетта пробежала по залу, прислушиваясь и поглядывая по сторонам, но пока что никто не смог заинтересовать её - диалоги гостей были скучноваты, ничего необычного. Как вдруг до её ушей донёсся негромкий говорок женщин, уже давно сидевших за барной стойкой.

    - Лишний он, ненужный. Выпадает он из моей жизни, лучше бы его не было, честное слово! Как бы хорошо я жила одна! Двадцать лет его терплю, - говорила высокая статная дама.
    - Ну, не убивать же его, – хохотнула её вертлявая подруга.
    - А почему нет? Пора от него избавляться.
    - Нет, такой грех ты на свою душу не возьмёшь…
    - Сволочь какая! Живёт в своё удовольствие за наш счёт.
    - Зря мы его тогда спасали, деньги на него тратили, пусть бы пропал в тюряге. Там ему и место! – невозмутимо продолжила беседу вертлявая.

    - Зря, - согласилась высокая дама.
    - А как у него со здоровьем?
    - Здоров, сволочь, – угрюмо отвечала высокая.
    - Ну, это поправимо…ты говорила, что пьёт? Печень, значит, не очень.
    - Да что толку – печень! Главное, сердце у него здоровое, а что – печень? Она же имеет свойство восстанавливаться. У Прометея, вон, орёл её каждый день клевал, а на другой день она опять как новенькая, можно опять грызть. Другой бы, на его месте давно загнулся, если бы так пил, а этому – хоть бы хны.
    - Надо что-то делать, – с осторожным энтузиазмом предложила вертлявая.
    - Надо! Только вот что - не знаю.
    - Будем думать.

     Виолетта, широко распахнув глаза, подобралась к Эдику и зашептала ему на ухо:
    - Эд, эти тётки хотят кого-то грохнуть! Решают, каким способом. По ходу, мужа собираются убить из-за наследства или квартиры. Как ты думаешь, может, ментам сообщить?

     Эдик снисходительно взглянул на неё, прислушался к разговору женщин за стойкой, хмыкнул:
     - Детский сад! Детективов начиталась? Слышал я их, это просто тётки на своих мужиков друг другу жалуются.
    - Нет, но они убить хотят!
    - Да они все после трёх лет совместной жизни хотят друг друга поубивать.
    - Кто – все?
    - Женщины – мужей, а мужики – жён. Это нормально! Никакого криминала.
    - Как – нормально? Убить – нормально?

    - Да никого не собираются убивать. Вот дурочка! Это нормальная семейная жизнь. Это как в одном старом советском фильме: из-за дверей квартиры раздаётся крик, грохот, стулья ломаются, посуда бьётся, а на площадке стоит сосед и спокойно курит. Молодой парень подбегает, спрашивает: «Что там, убивают кого? Может, милицию вызвать? А тот спокойно отвечает: «Нет, всё нормально. Просто муж с женой разговаривает».
     - Что, правда, что ли?
     - Вот выйдешь замуж, сама всё поймёшь. И не стой тут, гости тебя заждались, иди, работай!

      Виолетта нехотя отошла, недоверчиво поглядывая на мирно беседующих женщин. Всё оказалось так обыденно и скучно, а поначалу выглядело очень перспективно. Жаль, что раскрыть убийство с целью завладения наследством не удалось.
     - Всё-таки, Эд, странная парочка, - не сдавалась она.

     Бармен усмехнулся.
     - Есть и более странные компании. Посмотри на этих двоих, ну не пара они, это точно: «Юноша бледный с горящим взором» и девушка с окраины. Что у них может быть общего? Не могу постичь! Как говорится, «в одну повозку впрячь не можно коня и трепетную лань».
    - Кто тут бледный конь? – тормозила официантка, - Вечно, ты, путаешь, ничего не понять!
    - Книжки читай, тогда всё понимать начнёшь, студентки, блин, пошли…, - вздохнул Эд, а Виолетта посмотрела-таки в ту сторону, куда указал кивком бармен.

     Действительно, дуэт выглядел странным. И верно, они были не пара: высокий красивый парень с интеллигентным лицом сидел за столиком с девушкой заметно старше него, которая вольготно откинулась на стуле, посматривая по сторонам. Юноша был несколько скован, а девица чувствовала себя, как рыба в воде, она рассеянно слушала своего спутника, изредка взглядывая на него. А он что-то горячо доказывал ей, щёки его пылали румянцем, видно, он волновался. Подруга  же его сохраняла спокойствие.

     - Какой мальчик красивый, культурный! А девчонка какая-то развязная. И что он нашёл в этой оторве? Она же ещё и старше него, неужели у них роман?
    - Вряд ли, - усомнился бармен, - Может быть коллеги, но не родственники, это точно.
    - Пойду, послушаю, о чём они говорят, – Виолетта направилась поближе к странной парочке.

    - Знаешь, у меня было трудное детство, - жаловался он.
    - Что так? Семья неблагополучная, родители пили? – равнодушно спросила она.
    - Нет, что ты! Родители – интеллигентные люди, в университете преподавали.
    - Тогда что? Наказывали тебя за то, что учился плохо? Или с дурной компанией связался?
    - Нет, учился я хорошо, ещё и музыкой занимался. Только жили мы в таком районе, в таком доме, где одни гопники. У меня даже друзей не было, я и во дворе боялся появляться, на улицу выходил  только тогда, когда видел, что никого нет. Всё детство в страхе.

    - Что, били?
    - Случалось, если не успевал убежать.
    - А! Это как в том сериале: «Пацаны проводят разборки, а тут я иду со своей балалайкой!» Они за это тебя били? Извини… Ты, на каком инструменте играл?
    - На гитаре.
    - Вообще-то, это правильный инструмент, это же не скрипка и не арфа. Если по понятиям -  уважать должны были. Странно…. Ну, ты бы отбивался. Сдачу давал?
    - Нет, я не так воспитан.
    - Понятно, издержки воспитания…. надо было драться.
    - А ты бы дралась?
    - Что значит – ты бы дралась? Я и дралась, а как иначе утвердиться? Надо уметь  за себя постоять, а то затравят.

    - Но ведь ты же девочка, и дралась? Как же так? И тебя били?
    - Они бы и били, если бы я не дала отпор. Поначалу пытались подчинить с помощью кулаков, приходилось отбиваться. А иначе бы меня затюкали, как тебя.  Потом без драк обходилась, уважать стали. Такая жизнь. Надо уметь себя правильно поставить. Нельзя быть бесхребетным интеллигентом. 
    - Ты так говоришь…, по-твоему, быть интеллигентом – это порок.
    - Слушай, я не понимаю, на что ты жалуешься? Нормальная у тебя была семья, нормальное детство, - раздражённо бросила девушка.
    - Тебе бы мои проблемы! – вспылил юноша, заметив на лице собеседницы ироничную усмешку.
    - С твоими проблемами я бы жила в шоколаде! Ты ещё не знаешь, что такое проблемы,  - зло парировала она.

    - У тебя тоже  было трудное детство? – сочувствующе проговорил он.
    - У меня? Нет, нормальное у меня было детство.
    - Ну, вот ты говоришь, что дралась... Тебя в строгости воспитывали?
    - Да никто меня не воспитывал, слава Богу! Родители бухали, ссорились часто, им было не до меня, так что я сама себя воспитала.
    - Вот оно как…. Значит, с родителями у тебя не было контакта в детстве, а сейчас как?
     - А никак! Давно их не видела, к счастью.
     - Где они сейчас?
     - Не знаю. И знать не хочу. Может, померли, а может опять сели. От них одни проблемы.
     - Вот как? Это же родители!
     - Да такие родители, что и врагов не надо. Им до меня никогда не было дела. Я от них ничего не жду и ничем им не обязана. У них своя жизнь, у меня своя.

     - А квартира, где ты живёшь? Это родители для тебя приобрели?
     - Щас! Дождёшься от них, как же! Я сама себе купила, заработала.
     - И они что, не помогают тебе? А раньше?
     - Никогда не помогали.
     - Но зато ты самостоятельная!
     - Это да! У тебя, конечно, родители другие. С ними живёшь?
     - Нет, они мне квартиру купили. Не новостройка, правда, но всё-таки двухкомнатная, правда, от работы далеко, зато район хороший.

     - Ну, а как у тебя с личной жизнью, устроилось всё? Инга на тебя больше не обижается, не ревнует?
     - Да, спасибо, всё хорошо. Скоро приедет ко мне.
     - Здорово, я рада за тебя. Она у тебя заботливая, сразу видно - любит. Видишь, всё у тебя хорошо складывается.
     - Да что хорошего? Приличную работу найти не могу, денег нет…
     - У тебя же диплом университетский!

    - Два диплома! Красных, между прочим. Вот теперь получил степень бакалавра, я так мечтал об этом, надеялся, что начнётся нечто прекрасное, просто праздник. И вот я достиг того, к чему стремился, и что? Никакого праздника!  Даже вручение  диплома прошло как-то скомкано, тривиально, и я погрузился апатию. Если раньше я мечтал о магистратуре, то теперь просто в недоумении, я даже не знаю, что делать. Вот так и прошли мечты, и теперь я опечален…

      Девушка смотрела по сторонам, рассеянно кивая головой,  и не вникая особо в слова собеседника. Он грустно опустил голову, вздохнул, потом продолжил:
     - Знаешь, вот вернулся я из Питера, столько было надежд, планов, а сейчас как будто жизнь кончилась. Полный упадок, – удручённо произнёс юноша.
    - Зато у тебя Инга есть, она тебя любит, - безразлично ответила девушка.
    - Это верно, хотя бы это утешает.
    - И вообще, не кисни, всё у тебя наладится.
    - Тебе хорошо говорить!

     Виолетте стало скучно, она вернулась к бармену.
    - Ну, что скажешь?  Жалеешь красивого мальчика, попавшего в лапы хитрой оторвы? – поинтересовался бармен.
    - Ну, не знаю….
    - А я знаю: инфантильный маменькин сынок  жалуется на судьбу девчонке, у которой жизнь – выжженное поле. Выжженное  напалмом поле.

     Виолетта пожала плечами и отправилась ближе к подругам, продолжающим свои частные разговоры. Высокая женщина, видимо, уязвлённая тем, что проблемы её семейной жизни так бесцеремонно обсуждались, решила отыграться.

     - А ты всё одна живёшь? Хоть бы замуж вышла для разнообразия!
     - Была я замужем, ты же знаешь, аж два раза. И из своего опыта могу сказать, что лучшие годы жизни те, которые были между замужествами. Нет, одной лучше!
     - Да? А чего ж тогда ты появляешься иногда с тем красавцем? Выгуливаешь своего мужика?
     - Ну, отдыхаю, имею право.
     - Ага, и платишь за него! Это унизительно, он что, не может за стол заплатить?

     - Да он беден, как церковная мышь!
     - Нет, он – альфонс, он тебя просто использует.
     - Это ещё неизвестно, кто кого! Может, это я его использую как эскорт -  обычная практика.
     - И тебя это не напрягает?
     - Нет, я хочу проводить время только с тем, кто мне нравится. И как бы это цинично не звучало, но даже согласна за это платить.
     - Ты и за постель платишь?

     - Нет, для меня это слишком дорого. И не потому, что денег жалко, просто опасно - могу привыкнуть. И вообще, вдруг он мне понравится, и я захочу опять сделать такую глупость – замуж выйти. Нет, мне мой покой дороже! Так что только ужины, прогулки, концерты! Но в приятном обществе.
     - Но есть же какие-то другие варианты. Нашла бы другого, пусть и не такого красивого, но платёжеспособного.
     - Где же они, такие идеальные? На своего посмотри, что, много от него пользы? Да и мне тоже вечно попадаются одни уроды. Так что лучше всего – эскорт!

      Вечер продолжался как обычно, без эксцессов. Военные моряки с большими звёздами на погонах тихо пили за дальним столиком, молодёжь шумно отмечала очередной выходной.

      Пробегая мимо центрального гардероба, администратор Оля заметила, что Алла Николаевна, с лицом, покрытым красными пятнами, нервно пьёт свой чай.

      - Алла, что-то случилось?
      - Ничего, нормально всё. Просто эти малолетки так набрались, что  уже не помнят, где свои вещи побросали. Представляешь, одна кукла ко мне подходит и требует ей шубу выдать. Я спрашиваю номерок, она отвечает, что я ей не дала. Я говорю, что быть такого не может! Она тарахтит, что, наверное, где-то потеряла, но свою шубу хорошо помнит, и вот она висит прямо передо мной. И показывает на норковую шубу. Я опять у неё номерок спрашиваю. Она опять говорит, что нет его, и в истерике прямо бьётся. Дай ей шубу и всё тут!

     - А ты? Что, так без номерка отдала?
     - Щас! У меня не такая большая зарплата, чтобы раздавать, кому попало норковые шубы. Говорю ей, что если проблемы – идите к администратору!
     - Ну, правильно.
     - Она опять в крик, чуть не рыдает. Моя, говорит, шуба висит, залезьте в карман, там визитка лежит и подкладка красная, фирмы, уж не помню, какой. Я залезла в карман – никакой визитки нет, подкладка коричневая и фирма совсем другая. Показываю ей.
     - И?

     - Она опять в истерике бьётся, где, говорит, моя шуба, её украли. Я отвечаю, что если украли, то не у меня. Может, говорю, ты в другой гардероб сдавала, но всё равно номерок должен быть, обращайся к администратору.
     - Ко мне никто не подходил.
     - Да нашла она свою шубу! Она её вообще никуда не сдавала, она всё время у неё на стуле висела. Потом ко мне подходил её парнишка, извинялся…
     - Молодец, что не отдала!
     - Стану я кому попало чужие вещи раздавать. Я не такая богатая!
     - Хорошо, что сама разобралась.
     - Разобралась, чего там! Только нервы потрепала малолетка эта…

     Оля побежала дальше, а возле гардероба остановилась Люда, слышавшая весь диалог.
     - Что, Алла, нервы треплют?
     - Треплют…. Да, ладно, разобрались! И не такое разгребали.
     - Тебе никто не оставлял ничего?
     - В смысле?
     - Ну, пива, водки, никто не угощал? У тебя, вроде, поклонник завёлся, всё время тебе что-то оставляет.
     - А, да, оставил, но на этот раз деньги. Извини, деньгами не делюсь. Самой нужны.
     - Понимаю…. а много дал? Я видела, он несколько раз к тебе подходил.
     - Много.  Каждый  раз то пятьсот, то триста рублей.
     - С чего это он такой щедрый сегодня? Или хочет чего? Ты не теряйся, он парень молодой, ещё годный.

     - Да ничего он не хочет, намёков не делал. Просто пьяный сильно, ничего не помнит. Каждый раз, когда подходит, говорит, что сын у него родился – ну, я его поздравляю. Он достаёт из конверта деньги, даёт мне. Потом уходит к своему столику, а через полчаса снова ко мне. Опять говорит, что сын родился, я снова поздравляю, он опять достаёт деньги.
     - И каждый раз так?
     - Ну, да. Говорит, что ребята на работе скинулись на рождение сына.
     - Так он эти подарочные деньги тебе даёт?
     - Ну да! А что, человеку приятно, что его поздравляют. Думаю, у него к концу вечера в конверте ничего не останется.
 
     Люда согласно покивала головой и отправилась дальше. Алла Николаевна занялась своим делом, поскольку посетители постоянно требовали её внимания – кто-то входил в ресторан, кто-то покидал заведение. Вечер продолжался, как всегда.

     Постепенно завсегдатаи начали расходиться. Дольше всех оставались гости за барной стойкой. Туда же подсаживались совсем поздние гуляки. Пробегая мимо, Виолетта заметила, что их состав уже несколько раз сменился, из первых посетителей оставались только две женщины, увлечённые своими разговорами. Громкоголосый мужчина давно покинул заведение, ушли и его собеседники - иностранцы, а дамочки всё сидели. И, как ни странно, выглядели они вполне трезвыми, чего не скажешь о вновь появившихся клиентах Эдика.

      Эти, совершенно пьяные кутилы стали собираться к двум часам. Заказав выпивку, они с трудом вскарабкивались на барный стул, чтобы через полчаса с таким же трудом оттуда слезали.

      - Зачем они вообще приходят в таком виде? – с недоумением спрашивала Виолетта. - Уже и так еле на ногах держатся, некоторых приходится до такси провожать, кто-то даже и выпить не может то, что заказал. И ведь бродят так всю ночь от бара к бару, только деньги зря тратят. Кайфа же никакого!

     - Отдыхают! Может, им в кайф бабками сорить. Зато для Люды такие придурки за подарок, сливочного коньяка насобирает, – флегматично отвечал Эдик, - Смотри, вон, какие-то мужики наших дамочек склеить пытаются!

      Действительно, двое совершенно пьяных мужчин подкатывали к женщинам за барной стойкой с предложением поехать к ним домой. Эдик, заметив, что тётки кокетничают с гуляками, решил вмешаться.

     - Зачем они вам нужны? Они же балдые, от них толку в таком виде точно не будет, – негромко проговорил он, наклонившись к ним.

     - Да они нам и трезвые без надобности, если честно! Это мы резвимся, типа развлекаемся. Просто приятно, что  хоть кто-то пристаёт, пусть даже  спьяну, – не понижая голоса, ответила высокая женщина.
    - Блин! Как набухаются, так их на подвиги тянет, – добавила её вертлявая подруга.
    - Слава Богу, что тянет! Хоть когда-нибудь. Радуйся, что у мужиков хоть под градусом какой-то рефлекс остался, – парировала высокая.
    - Это как у собаки Павлова – еду видит, слюна бежит?
    - Ага! Бабу видит, чего-то хочется.

     Женщины посмеялись, не обращая внимания на  гуляк, расплатились с барменом и отправились домой, вызвав такси.
    - Ну, бабы пошли! – только и смог сказать Эдик.

     Как обычно, часа в три в ресторане наступило затишье. К четырём часам официантки подтянулись к бару, посудомойки кучковались возле гардероба. Вместе с Аллой Николаевной в этот день напарницей во второй раздевалке работала её подруга Вера. А с Тамарой впервые вышла в смену новенькая: красивая молодая женщина с редким именем Элина. Администратор Оля подозрительно посматривала на бойкую светловолосую женщину чуть старше тридцати, и это вызывало у неё особое беспокойство. На эту должность обычно устраивались женщины постарше или мигранты из ближнего зарубежья – Узбекистана или Таджикистана. Приезжие работали добросовестно и подолгу. А молодые местные женщины больше, чем на пару месяцев не задерживались, поскольку, как правило, были пьющие. Вот и предыдущая напарница Тамары имела тот же грешок, за что её и уволили.

       Раньше всех у бара появилась Виолетта, она сидела с чашкой кофе и пыталась выведать у Эдика интересные истории из жизни.

    - Вот скажи, Эд, ты, сколько лет барменом работаешь?
    - Какая тебе разница, – отмахивался тот.
    - Ну, ты за свою жизнь много чего интересного видел. А вообще, сколько тебе лет?
    - Много! Много мне лет. Я ещё в СССР родился, и работал в те годы, когда ты ещё не родилась. Только тогда я не барменом был, а рефом, я же наш КТИ закончил на холодильных установках. Сначала в море ходил, потом на поездах – рефмехаником на секции.
 
    - Я не поняла, что это за КТИ?
    - Ну, сейчас этот институт техническим университетом называют.
    - Значит, ты в нашем университете учился?
    - А ты думала, в кулинарном техникуме? Или, как вы его сейчас колледжем именуете. Да у нас, я думаю, все вышли из КТИ, как из Гоголевской шинели, даже ты!
   -  Какой шинели?
   - Да! Измельчал народ, интеллектом наши студенты не блещут. Раньше хоть чему-то учили, а сейчас вы только одни названия вузов знаете, - менторским тоном проговорил бармен.

     Официантка, казалось, не заметила его сарказма и продолжала расспросы.
    - И ты рефмехаником на поездах ездил? Здорово! И как?
    - Нормально. Заработки даже лучше, чем в море, Между прочим, после первого рейса я себе машину купил - девятку.
    -  Это что за марка?
    - Это Жигули, детка.
    - Фи! Я-то думала! Стоило ли…
    - Дурочка! Это ещё Советский Союз был, и девятка крутой машиной считалась.

    - А! Понятно, значит, с моря пришёл и машину купил.
    - Нет, тачку я купил, когда на рефсекцию устроился работать. Между прочим, для этого взятку пришлось давать.
    - Неужели зарплата на рефсекции была больше, чем в море? Как-то странно.
    - Нет, не больше, но там и без зарплаты можно было заработать.
    - Это как?
    - Ну, мы же продукты возили с юга в северные районы. Вот когда шла погрузка фруктов или овощей, мы себе брали несколько ящиков.

    - Воровали?
    - Зачем? Покупали, они же там копейки стоили, на юге. Но это редко, чаще их нам бесплатно приносили, прямо в нашу жилую секцию.
    - Почему?
    - Из уважения.
    - За что это вас уважать?
    - Ну, как же! Мы – специалисты, везли их продукты, они хотели, чтобы мы всё довезли в сохранности. Так на Востоке принято – подарки делать.
    - Ясно! Взятку давали.

    - Ну, как хочешь, считай. У нас в секции всегда стояли целые штабеля ящиков с фруктами, овощами: помидорами, виноградом, дынями…. А когда мы приезжали на место, всё это продавали, и уже по другим, северным ценам, чем севернее, тем дороже. Да там даже свежая капуста была за подарок! Мы, когда останавливались, к нам целая очередь выстраивалась.
    - И где вы продавали? На рынке?
    - Зачем? Прямо на станции с секции, можно сказать, с рельсов.
    - Не поняла, а почему у вас покупали, а не в магазине?
    - Вот сразу видно, что ты в Советском Союзе не жила! Тогда в магазине не то, что винограда, зачастую даже свежей капусты не было. И это в средней полосе, а на севере так даже и картошки.

    - Что, правда фруктов в магазине не было?
    - Да ничего не было! Мы и колбасу, и мясо тоже продавали с вагона. Но это приходилось покупать, но тоже было выгодно, даже лучше, чем фрукты – больше навара, а суеты меньше. Фрукты могли в дороге попортиться, а колбасой мы забьём холодильник, и она прекрасно сохранялась.
    - Интересная какая работа была у тебя!
    - И выгодная.

    - Да, у рефов выгодная была работа, это правда, - вступила в разговор Люда, - У моей сестры муж тоже рефом работал, я знаю! Только он, зараза, пил, поэтому жене только зарплата доставалась, ну и иногда дыню привезёт или колбасы сухой пару палок. А так они с напарником всю свою шару пропивали, не то, что Эдик. Мог бы хорошо заработать, если бы не пил. Но и так сестре выгода была – мужик на выпивку не тратился.

    - А где сейчас он работает? – спросила Виолетта.
    - А нигде! Помер. Он же бухал по-чёрному, вот и пропил своё здоровье. Пять лет назад похоронили. Сестра хоть вздохнула свободно без его вечных пьянок.
   - Вот она – счастливая семейная жизнь! Учись, Виолетта, – хмыкнул Эдик.

    Он замолчал, официантка, пожав плечами, тоже молчала, не найдя что ответить. Обе гардеробщицы, Вера и Алла Николаевна, тихо переговаривались между собой. Посудомойка  Элина сидела с книгой, в которую время от времени заглядывала.

    - Так, я не понял, почему все молчат? – возмутился Эдик, -  Что я один отдуваюсь за всех? Где  наш Декамерон? Кто сегодня за Шахерезаду? Может быть, кто-то хочет рассказать свою историю? 

   - А давайте я вам расскажу, как мы с подругой отдыхали в Египте, – неожиданно предложила Вера, - Алла, ты не против?
    - Да что уж, рассказывай, ничего секретного там не случилось, - пожала плечами та.
    - Так вы с Аллой Николаевной туда летали? – заинтересовалась Виолетта.
    - Ну, да. Мы же с ней вместе работали: и на Дальнем Востоке, и здесь тоже, и отдыхали вдвоём. Когда я вернулась в Калининград, Алла уже обосновалась здесь, она помогла мне с жильём и устроила к себе в салон.

    - Вы парикмахерами работали? – удивилась Соня, - И вы что, стричь умеете?
    - Я тебя умоляю, Соня! Тоже мне – высшая математика, – вмешался Эдик, - В наше время вообще никто это за нормальную профессию не считал! Туда только дуры шли, которые не смогли в вуз поступить или в техникум. Даже курсы редко кто заканчивал - так, постоят пару недель в ученицах у какой-нибудь мастерицы в горошковом фартуке, и готов специалист.
   - Да, это правда, - поддержала бармена Люда, - Раньше у кресла учились.  Тогда плохо стригли.
 
   - Ну, вот, я и говорю! И неужели тётки с высшим образованием и суровым опытом пахоты на Дальнем Востоке не смогут освоить это ремесло, не научатся щёлкать ножницами?  – продолжал Эдик. – Сейчас и курсы стали профессионально преподавать, разные модели причёсок появились, всякие конкурсы проводят. А в наше время для мужчин существовали две стрижки: бокс и полубокс! А для женщин кроме химки других вариантов вообще  не было.

    - Ну, как же? А каре? А Аврора? – не согласилась Оля.
    - Оля, это появилось уже ближе к девяностым, Аврору вообще придумали совсем недавно. А раньше уж не знаю, что было.
    - Стригли плохо, - согласилась Тамара, - Просто скубли!
Вера с  Аллой Николаевной дружно кивали.
    - А почему вы ушли из этого бизнеса? Всё-таки профессия, - не успокаивалась Соня.
 
    - А надоело всем угождать. И потом, закончились жирные времена, заработки  стали уже не те. Поначалу посетители шли  богатые, интеллигентные, с ними можно было и поговорить, и узнать новости города и края. В первое время мы с Верой сами работали,  потом администраторами стали, а когда клиент пошёл бедный, уже и смысла не стало. Мы и прикрыли свою лавочку, - ответила Алла Николаевна.
 
     - Какая обширная у вас биография, - протянула Оля, - Интересная жизнь!
     - Да уж, нескучно пожили, - согласилась Алла Николаевна, - Вера, ну, давай, рассказывай про наше Египетское путешествие.   
      Вера задумалась на минуту, и начала рассказ.

      - Было это… ну, неважно, когда, скажем так, несколько лет назад!
      Полетели мы с подругой в Египет сразу после новогодней ночи - первого января. Мы с ней, как я говорила, тогда в парикмахерской работали администраторами. 31 декабря в салоне наблюдался полный аншлаг: вышли все мастера с обеих смен и все маникюрши, ну, и мы вдвоём с Аллой. Работа шла по предварительной записи, всё время было расписано по минутам. Погода в этот день стояла удивительная. Настоящая праздничная, как на заказ: падал снег, красивые крупные хлопья кружили за стеклом, температура держалась где-то минус два-три, просто сказка! Все клиентки пребывали в эйфории от волшебной зимы. А снег всё падал и падал, и вскоре за окном уже возвышались сугробы, настоящие сугробы настоящего снега. Для нашего города  это редкость, как вы понимаете. А тут ещё – ожидание праздника, ожидание чуда. Нарядные клиентки в вечерних платьях порхали по залу от столика маникюрши к креслу парикмахера. Некоторые делали и макияж, доверяя своё лицо профессиональному визажисту. Короче, все выходили от нас красивые и счастливые.

     Довольными оставались не только они, но и мастера, заработок в этот день был тоже сказочный. Благодарные дамы кроме оплаты по прейскуранту оставляли щедрые чаевые, а также шампанское и конфеты. Мы с Аллой уносили бутылки и подарочные коробки в подсобку, складывая про запас на несколько месяцев вперёд. Мастера были довольны ещё и потому, что после этого трудного новогоднего марафона их ждали настоящие каникулы в течение двух недель. Такая традиция поддерживалась у нас ежегодно, это давало возможность всем отдохнуть от работы и друг от друга. Каждый использовал это время по своему усмотрению, а мы с подругой прямо на следующее день собирались отправиться в Египет.

      Всё шло прекрасно, казалось, ничто не сможет омрачить нашего прекрасного настроения, но тут вмешалась переменчивая Калининградская погода. К вечеру, когда за окном начали сгущаться синие сумерки, вместо белых снежинок, щедро сыпавшихся на землю, с неба полился дождь. Температура приблизилась к нулю, а затем и вовсе пошла на плюс. Красивые сугробы так и остались сугробами, но слегка осели и стали напоминать рыхлый поролон, пропитанный влагой.

     Возникла проблема: как добраться нарядным девушкам до праздничного стола, не испортив обувь и причёску. Клиентки кинулись к телефонам – вызывать такси. Машины в этот день были нарасхват, пожалуй, таксисты заработали больше всех.
Но нас с Аллой волновало не это. Покинув в конце дня салон, и по колено утонув в мокром сугробе, мы беспокоились о том, чтобы ночью не ударил мороз, сковав дорогу льдом. Ведь утром нам нужно было ехать на автобусе до Варшавы в аэропорт.
И конечно, мороз ударил. Дороги утром стали как стекло. Не знаю, как мы добрались до автобуса, и как этот автобус доехал до аэропорта, но он доехал! И мы всё-таки попали в Египет.

     Самолёт прилетел из зимы в лето, мы прибыли с варшавской группой, и польский сопровождающий очень облегчил нашу адаптацию к незнакомой обстановке. Он объяснил нам, что доставка до отеля входит в стоимость путёвки, что туалет в аэропорту бесплатный, что в номерах обслуга должна выполнять свою работу за зарплату. И если кто-то начнёт вымогать деньги за услуги, надо сразу пригрозить проблемами.

     «Проблемы?» - так надо говорить в сомнительной ситуации, и в 100 случаях из 100 проблем сразу не станет. Здесь мало рабочих мест, и все держатся за них, поэтому туристы для местных – священные коровы, которых старательно оберегают, позволяя стричь строго дозволенное количество шерсти, то бишь, долларов. И надо сказать, эти рекомендации здорово помогли нам в поездке. Там, где наши соотечественники, проинструктированные нашими гидами, платили деньги, уверенные, что «бакшиш» - это обязательное явление на востоке, мы одним только словом «проблемы» обеспечивали себе получение законных услуг без всяких доплат. И отношение к нам было даже более уважительное, чем к тем, кто раздавал баксы направо-налево. Восток – дело тонкое!
 
      И ещё с одной полезной информацией познакомил наш польский сопровождающий. Поскольку в Египте, как в мусульманском государстве, соблюдался сухой закон, то в магазинах алкоголь не продавался. Туристам, конечно, давалось послабление: они могли выпить спиртное в некоторых ресторанах и барах, но там оно стоило очень дорого. Для приезжих всё-таки оставалась возможность приобрести бутылочку-другую по реальной цене в специальном магазине «Пирамида». Эта акция была одноразовой, действующей в течение суток после прибытия, при этом в паспорте ставилась отметка, чтобы никто не смог воспользоваться этой поблажкой дважды.

      И после прибытия мы, как неабсолютные трезвенники, поняли, что нужно запастись запретным продуктом, а для этого на другой день после заселения в отель отправились на поиски Пирамиды. Как туда добраться, мы не знали, но наш гид сказал, что это просто: в любое место можно доехать на микроавтобусе, это такой местный общественный транспорт и одновременно маршрутное такси.

     - А где остановка? – спросила я.
     - Везде! Нужно только выйти к дороге и поднять руку. Потом скажете: «Пирамида», и вас туда отвезут. А назад – так же точно, назвав отель. И лучше взять с собой визитку отеля, если сомневаетесь, что вас поймут.

      Мы так и сделали, и визитку с собой прихватили, поскольку никакими языками, кроме русского не владели. Это нам потом очень пригодилось.

      Как и было обещано, микрик остановился прямо у наших ног, но это был не совсем такой автобус, как у нас. Все окна в этом транспортном средстве держали открытыми настежь, вернее, стёкол в рамах не было вовсе. Оно и понятно, это же Африка, жара! Почти все места оказались заняты, но нам тоже удалось устроиться. Пассажиры – мужчины и женщины, явно были местные, кто-то в европейской одежде, кто-то в своих балахонах.

    - Ну, собери в кулак всю свою выдержку, тут, наверное, такой духан, - приготовила меня к испытанию Алла, - Хорошо ещё, что окна открыты. Только вряд ли это поможет, народ едет простой, потный, вода дорогая, моются редко. А те, кто из пустыни, наверное, год не купались.

    Я подумала, что сейчас задохнусь от смрада, но как ни странно, никаких неприятных запахов не ощутила. И потом, когда мы общались с местными, ни от кого не исходило зловония, даже от тех, кто прибыл прямо из пустыни. В наших автобусах обязательно от кого-нибудь несёт потом, а тут – никакого амбре. Это показалось нам странным и удивительным.

     Только потом мы поняли, что это всё магия пустыни! Пустыня поглощала все запахи, она была тут главная, хозяйка песков всасывала в себя всех, она и нас впитала, как влагу. Мы там даже дезодорантом перестали пользоваться – не потели! А взамен этого пустыня наделяла всех каким-то тонким, сладковатым благоуханием, который там не был ощутим, но мы его почувствовали, когда вернулись в сырой Калининград и стали разбирать чемоданы. Все вещи, которые мы надевали там, или даже те, которые просто лежали на полке или висели в гардеробе в номере отеля, источали тонкий, едва уловимый сладостный, я бы даже сказала, сладострастный аромат.

     Не сразу сообразив, что это, я принялась обнюхивать себя. Поднесла к носу руки: ладони,  пальцы, локти -  от запястья к предплечью запах усиливался. Восток пропитал нашу одежду, волосы, кожу….  Этот аромат держался долго, почти столько же, сколько египетский загар.

     Мы благополучно добрались до Пирамиды, предъявили свои паспорта, взяли по бутылке: я джина, подруга кампари и отправились обратно. Сели в микрик, сказали название: «Отель Эмпайр» и двинулись. Вначале салон был полон, но постепенно люди выходили, их становилось всё меньше, потом мы с Аллой остались одни, а автобус всё шёл. Мы начали тревожиться: как-то странно - в микрике только я, моя подруга и водитель, который не вызывал доверия. А наш транспорт продолжал движение.

      Сначала за окнами мелькали отели, потом пошли какие-то лачуги, потом вообще ничего вокруг не осталось, только пустыня: желтые и белые песчаные барханы, и наш одинокий микроавтобус на пустой дороге. Мы осторожно оглядывались по сторонам, стараясь не выдать своего беспокойства. Потом начали вполголоса переговариваться.

   - Куда мы едем, ты помнишь, где был наш отель?
   - Нет, не помню. Куда он нас везёт? Может, спросить?
   - И на каком языке ты спросишь?
   - А вдруг он поймёт, что мы боимся? Нет, нельзя показывать этого.

     Постепенно наша тревога стала переходить в страх. Неожиданно из-за поворота, скрытого песчаным барханом, вынырнул такой же пустой микроавтобус. Встречный  водитель сделал знак нашему, предлагая остановиться.

     Они вышли на дорогу навстречу друг другу, долго стояли и о чём-то переговаривались, поглядывая на нас, что ещё больше усилило нашу тревогу. А когда мужчина махнул в нашу сторону  рукой, мы запаниковали.

    - О чём они говорят? О нас, что ли?
    - Только не надо показывать, что мы боимся.
    - Слушай, мы тут одни на дороге, вокруг только песок, они запросто могут нас убить, и никто ничего не узнает.
    - А зачем нас убивать? Из-да денег? У нас их не так много.
    - Тут и за пять долларов могут грохнуть.
    - А может, нас просто хотят похитить?
    - Зачем? Мы уже не такие молодые, чтобы для секса, нам, слава Богу, уже за тридцать!

    - Слава Богу! Впервые в жизни радуюсь, что мне уже за тридцать. Хоть какая-то польза от возраста. 
    - Но они могут нас использовать для работы. Прислугой в гареме, а может, на плантациях каких-то рабы нужны. Там всё равно, какой возраст.
    - Ага, опийный мак пропалывать. Или что там у них!
    - Смотри, договариваются, и на нас посматривают, ну, блин, влипли!
    - И на фиг нам этот джин тоник понадобился, сидели бы в номере, пили колу! А что теперь?
    - Может, обойдётся, а?
    - Только веди себя спокойно, не волнуйся, нельзя показывать, что мы боимся.

     Мужчины на дороге поговорили и разошлись каждый к своей машине.
     - Пронесло? Или нет? Так, спокойно, спокойно.
 
      Мы попытались придать себе как можно более независимый вид, но, даже когда водитель сел за руль и отправился дальше, а встречная машина тоже уехала, страх не прошёл. Мы немного успокоились только когда подъехали к какому-то жилью. Навстречу стали попадаться автомобили, а по сторонам дороги - отели, мы тщетно пытались угадать свой, но никак не могли вспомнить, как он выглядит, ведь и видели-то его только один раз утром и то в спешке.

     Египтянин подвёз нас к одному из зданий и остановился. Махнул рукой в его сторону и проговорил:
     - Эмпайр!

     Мы посмотрели на высотную гостиницу. Но это точно был не наш отель,  наш состоял из нескольких двух и трёхэтажных домиков. Это мы сразу поняли и принялись возмущаться, со страха, не стесняясь в выражениях, на русском и каком-то международном языке слов и жестов.

    - Ты куда нас привёз? Где наш отель? Это не наш отель!
     Водитель в свою очередь тоже возмущался, указывал в сторону здания и повторял:
     - Эмпайр! Эмпайр!
     На входе, точно, висела вывеска с этим названием.

    - Да это не тот Эмпайр! Вот, смотри! – я достала визитку и показала ему. Он взглянул и начал тыкать в неё пальцем:
    - Эмпайр-бич!

    - Блин, это не тот отель! – поняла Алла, - Что делать? Мы неправильно ему адрес назвали. Смотри, он денег требует. Мы договорились на десять фунтов на двоих, надо заплатить, и пусть везёт назад, куда надо.
    - Так, вот тебе за проезд сюда, и вези нас назад, «комбад», понял? Назад, «комбад»! – согласилась я.

    - Ес! Комбад! – наш водитель взял деньги и тут же согласился везти назад, но уже на других условиях.
    – Твенти фунт энд твенти фунт! -  сказал он, показывая на каждую из нас.
    - Слушай, может соглашаться? Пусть уже везёт! Всё-таки мы сами виноваты, что неправильно адрес назвали, - струсила я.
    - Нет! Ты что, это же грабеж – по 20 фунтов с человека! Сюда он двоих за 10 фунтов привёз, а назад что, 20 с каждой? Нужно торговаться, они любят торговаться! Кто не торгуется, тех не уважают, я по телевизору видела, - заявила Алла.

     - Ну, тогда торгуйся сама! Я не могу, - отказалась я.
      Алла начала, я, глядя на неё, присоединилась позже, наверное, со страху.
    - Чего? Какие тебе твенти фунтов энд твенти фунтов? Тебе что, проблемы нужны? Проблемы? – со страху я проявила агрессию, переходя на крик. На водителя этот крик подействовал, он начал опасливо оглядываться по сторонам и как будто просил не шуметь. Мы поняли, что нашли правильный подход к делу.
    -  Значит так, вези нас назад - комбад! И я плачу твенти фунтов на двоих, понял? Фифти-фифти!

     Было бы удивительно, если бы он понял то, что мы говорили чёрт знает на каком языке. Но, как ни странно, он всё понял. Помялся, побурчал что-то недовольно, но видя наши непреклонные лица, согласился.
     - Окей! – проговорил он.
 
     И мы отправились назад, всё ещё сомневаясь, что нас доставят куда надо. Мы боялись, но наш водитель, как, оказалось, тоже боялся, потому что, когда довёз нас, несколько раз переспрашивал:
     - Ноу проблем?
     - Ес! Ноу проблем! Окей! – на радостях повторяли мы, и даже добавили: «Сенкью».

     После этой экстремальной поездки мы больше никуда не выбирались, и даже на экскурсии не записывались, только валялись на пляже и плавали в море, наслаждаясь тёплой водой, белым песком и необыкновенной красотой рыбок.
А ещё ходили по окрестным лавочкам и ресторанчикам, которых в Хургаде имелось в изобилии. Кстати, когда мы в первый раз зашли в такую харчевню, которая представляла собой огороженный лёгким заборчиком кусок земли, я удивилась, что крыши- то нет!

     - А если дождь? – с сомнением проговорила я, глядя на легкий тент из нитяной сетки с набросанными на ней пальмовыми листьями. Эта конструкция, заменяющая кровлю, могла защитить только от солнца.
    - Какой дождь? Он тут бывает раз в сезон, и то не каждый год. Пустыня! – напомнила мне Алла.

     Кстати, стен в ресторанчике тоже не было, что обеспечивало свежий воздух и избавляло от духоты. В этих простеньких забегаловках мы заказывали блюда из свежевыловленных морепродуктов: креветок, акулы, ската и прочих морских даров. Запивали всё это плохим местным пивом «Сахара», которым здешние очень гордились, и которое мы пили из экзотики, потому что считали, что пить и есть нужно то, что производится на месте проживания. На ужин мы покупали фрукты, которые привозили откуда-то из пустыни местные бедуины на маленьких тележках, запряжённых осликами. Мы заприметили одного колоритного персонажа, немолодого египтянина с тёмным лицом в тюрбане и белом балахоне, у него мы чаще всего брали маленькие и очень сладкие бананы.

      А в отеле по вечерам пили свои алкогольные напитки, разбавляя их, я - охлаждённым тоником, Алла  -   апельсиновым соком. Их мы брали из мини бара в номере к удовольствию горничных, которые получали за это дополнительную плату от администрации. Кстати, горничными там работали мужчины, вернее, молодые парни, так они зарабатывали деньги, чтобы выкупить жену. Там женщин вообще мало работало, только христианки - копты, которые одевались по-европейски, они и на пляже купались, как мы в купальниках. А вот мусульманки, одетые в платья с длинными рукавами, водолазки под горлышко, и в платках, закрывающих волосы, на пляже не появлялись.

      И конечно, ходили мы по ювелирным магазинчикам, в основном для развлечения. Делали небольшие покупки, и даже один раз Алла заказала серебряные серьги с кораллами в виде розочек. Хозяин лавки прекрасно говорил по-русски. Многие египтяне знали наш язык и довольно прилично говорили, видно, они вообще к языкам имеют способности. Действительно, какой-нибудь официант из уличного ресторанчика или торговец в лавке замечательно объяснялся с покупателями практически на любом языке, в том числе и на русском почти без акцента. Это казалось нам удивительным, ведь наши грузины хоть всю жизнь проживут в Москве, всё равно говорят с акцентом.

      И ещё, байки о том, что восточные люди обожают торговаться, оказались чистой правдой. Мы с Аллой  были в этом небольшими специалистами, но в нашем Калининграде, как оказалось, живут люди, готовые потягаться в этом искусстве с египетскими торговцами! И мы стали невольными свидетелями такого красивого шоу.
Мы как раз пришли в лавку к Мухаммеду, которому заказали те самые коралловые розочки, но оказалось, они ещё не готовы. Мы уже собрались уйти, но хозяин ни за что не хотел отпускать нас, опасаясь потерять покупателей - конкуренция, знаете ли! Лавочек там много, и недовольные клиенты запросто могли найти товар в другом месте. Поэтому владелец усадил нас в кресла, лично принёс холодный чай каркаде и принялся развлекать беседой, в то время  как за стеной магазина, в мастерской спешно готовили наш заказ. Это продолжалось долго, подозреваю, что они начали мастерить серьги только после нашего появления в лавке, может, потому, что не надеялись, что мы вообще явимся.

      В это время хозяин принялся расхваливать свой товар и очень привлекательные цены, с целью рекламы он показывал различные золотые украшения. Я  обратила внимание на кольцо с изумрудом в окружении бриллиантовой осыпи. Оно показалось мне интересным, да и цена небольшой – 200 долларов. И хотя я не собиралась его покупать, о чём тут же сообщила хозяину, но всё-таки примерила его, повертела на пальце, и заявила, что оно мне велико. Ещё раз я напомнила, что делаю это лишь из любопытства, только чтобы время занять. Потом с видом знатока осмотрела изумруд, выискивая дефекты, и усомнилась в подлинности бриллиантов. Пожала плечами на заверения хозяина, что камни настоящие и высшего качества, после чего вернула ему кольцо безо всякого сожаления.

      В это время в магазин вошла группа покупателей из четырёх человек: молодые муж с женой, их подруга и женщина-гид, она и привела их сюда специально за покупками. Это обычная практика - экскурсоводы отвозят туристов в лавки по договорённости с хозяином и получают за это процент с продаж. Оказалось, что это отдыхающие из Калининграда. Молодой парень начал выбирать мужские золотые браслеты, он хотел взять их сразу три штуки, поэтому требовал хорошую скидку. Хозяин соглашался сбросить с цены не так много, как хотел покупатель. Они начали торговаться.

      Подруга семьи, глядя, с каким азартом они стремятся отстоять свою цену, принялась снимать всё на видеокамеру. Молодая жена пыталась вмешаться, но мужчины отстранили её от участия в сделке. Они торговались с наслаждением, с азартом, были увлечены самим процессом, и оба получали от этого удовольствие, нам было интересно смотреть на них, ведь это была не просто покупка, а представление, шоу.

      Когда у покупателя закончились аргументы, типа: «Я много беру, больше скидку давай», и «Я в другом месте куплю дешевле», пошли уверения, что денег больше нет. Началось предъявление почти пустого бумажника и предложение в качестве доплаты взять виски: «Бутылка у меня в отеле, но ты только скажи, я её тут же привезу! Виски – супер, «Balentain», знаешь? Я, правда, уже откупорил её, но вот честное слово, ещё не пил»!

      Хозяин в ответ прикладывал руку к сердцу, уверяя, что его просто разоряют, ведь он и так продаёт себе в убыток, а скидку делает только из уважения к покупателю. А если не хватает на третий браслет, то пусть берёт два, а вместо третьего у него есть кольцо, недорогое, но тоже очень хорошее.
Покупатель тряс бумажником, торговец держался за сердце, молодая жена упрекала мужа в напрасной трате денег.

     Вскоре ей надоело слушать и смотреть на них, подруге снимать, к тому же, закончилась зарядка видеокамеры, а они всё торговались.
 
     Мы с Аллой тоже устали наблюдать этот спектакль. Прикинув, что это затянется надолго, мы сделали попытку ретироваться, пообещав вернуться завтра, но хозяин отсёк нам пути к отступлению. Он бдительно смотрел за тем, чтобы никто не ушёл без покупки, поэтому клятвенно заверил, что наш заказ практически готов, и только минуту надо подождать. А сам продолжал торговаться с упрямым калининградцем. Его молодая жена, присев на табурет, обречённо ждала, чем всё это закончится.

     За это весьма продолжительное  время в лавку заходили другие покупатели, но хозяин, намётанным глазом определив, что они не очень перспективные, одним движением бровей отдавал распоряжение своему продавцу обслужить их, а сам продолжал торг.

      Покупатель опять стал уговаривать хозяина лавки взять виски в счёт оплаты, потому что у него совсем нет денег, он его как брата просит!
      Хозяин уведомил, что он не пьёт, поскольку мусульманин.
      Покупатель сказал, что он знает, как они не пьют!
      Торговец в свою очередь заверял, что он ему как брату отдаёт почти даром.

      Мы с Аллой, услышав клятвы в братской дружбе, понимающе переглянулись - стало ясно, что шоу подходит к концу, торг близок к завершению. Нам было любопытно, кто победит, я ставила на продавца, Алла считала, что победит наш земляк.

      Наконец, Мухаммед сдался. Стеная, держась за сердце, и проклиная себя за свою доброту, он уступил. Довольный покупатель расплатился, взял браслеты, сложил их в пакет, передал жене, и заявил:
      - Так, а что за кольцо ты мне предлагал? Покажи.

      Тут не выдержала жена, она схватила мужа за руки и чуть не силой вытолкала его на улицу с криками:
     - С ума сошёл! Все деньги спустишь на золото! А нам ещё целую неделю тут жить! И ещё домой как-то добираться!
      Калининградские туристы, наконец, покинули магазин.

      Мы с подругой переглянулись, решив, что на этом шоу закончилось полной победой нашего земляка, и даже испытали чувство гордости – вот как наши люди умеют торговаться! Но не тут-то было. Совершенно неожиданно мы услышали задорный смех хозяина лавки:

     - А? Как я его?
     - Но ведь он выторговал у вас …- начала, было я, но он не дал мне договорить. 
     - Как я ему женские браслеты продал за мужские!
     - Да-а?– опешила я, - А цена?
     - И цена тоже хорошая! – радостно сообщил довольный собой Мухаммед.

     Посмеиваясь, он начал о чём-то переговариваться со своим продавцом.
Совершенно сбитые с толку, мы с Аллой поняли одно, что обе стороны получили от торга удовольствие и разошлись, довольные собой. Причём, каждый в полной уверенности в собственной победе.

      И, кстати, то кольцо с изумрудом в бриллиантовой осыпи я всё-таки купила. Когда мы в следующий раз зашли в лавку, Мухаммед опять принялся его мне предлагать, при этом цену снизил до 180 долларов. Хозяин сделал мне комплимент, заявив, что я правильно торгуюсь. Это значит, что, когда я без видимого интереса отнеслась к перстню и усомнилась в подлинности камней, это была верная тактика. Я удивилась, но покупку совершила только с третьего захода, когда он снизил цену  ещё на десять долларов. 

     - Прикольно! – проговорила Соня, - А вы реально испугались, что вас могли похитить?
     - А что такого? Я бы тоже испугалась, - заявила Виолетта.
     - А как там мужчины - красивые? А женщины? Клеопатра же в Египте жила, – спросила посудомойка Элина, слушавшая рассказ Веры с живым интересом.
     - Мужчины? Мужчины не понравились, они все невысокие, узкоплечие, сухощавые, как мальчишки-подростки, вообще, как арабы. Ну, и женщины такие же, но им-то не надо быть высокими и широкоплечими.

     - А на лицо какие?
     - На лицо обыкновенные чернявые, ничего особенного, арабы арабами! Только раза два видела мужчин такими, как их на картинках изображают: с тёмными лицами, выразительными чертами и чеканными профилями. Вот они, наверное, и были настоящими египтянами. А самые красивые там негры – высокие, статные, с хорошими фигурами.
    - А эти, значит, худые все?
    - Ну да, молодые сухощавые. А когда стареют, то толстеют так неприглядно, что становятся похожими на бегемотиков. И мужчины, и женщины. У всех толстые задницы и животы, а плечики узкие. Фигуры получаются такие смешные – ну, бегемотики!
   - Фи! Как ты скучно рассказываешь! Никакой романтики, – упрекнула рассказчицу Элина.

      Эдик с Олей засмеялись, Виолетта сочувственно вздохнула.
      - Ну, извини! Уж как было, так и было! С приключениями даже,  – возразила Вера.
      - А ты Эля что, не бывала в Египте? Сейчас только ленивый туда не ездил. Давай, напрягай своего мужа, пусть покупает путёвку, – подначивала посудомойку Алла Николаевна.
     - Может и купит, а что, это так обязательно – путешествовать?  – обиделась Эля.
    - Ну, разумеется! Это очень расширяет кругозор. Но в Египте смотреть особо нечего, только море замечательное, пляж и рыбки. А в  пустыне стоят пустые, разграбленные пирамиды, все артефакты давно в музеях Англии.
    - Не понравилось, значит?
    - Обычный типовой отдых – ничего занятного. Мне было скучно.
    - Вот и Вера ничего интересного не рассказала. Даже приключение скучное - ни любви, ни красоты.

    - А тебе всё любовь подавай, – усмехнулся Эдик, поглядывая на красивую посудомойку.
    - Вот у меня в книжке такая любовь! Там как раз всё в Египте происходит, - не сдавалась Эля. - Там так интересно!
   - Да? А что за книга, покажи. Кто написал?
     Оля взяла книжку из рук посудомойки, прочла название:
    - «Путешествие в Египет», автор Алефтина Романова.
    - Вот, почитай! - торжественно заявила Эля.
    - Ну, сама и читай, - лениво отмахнулась Оля.
    Элина раскрыла книгу и начала читать вслух:

«Джина сидела на софе и по обыкновению читала книгу. На этот раз про Индию. Ей было так интересно, что она не сразу заметила вошедшего дворецкого.
- доброе утро миссис Джина. – Сказал Дворецкий.
- Доброе утро Стенли. – Ответила Джина.
- О чём вы читаете? – Поинтересовался мужчина.
- Про индийских слонов, Стенли. – Ответила молодая женщина.
- Собирайтесь миссис Джина, мы идём смотреть на праздник красок «Холли». – Сказал Стенли.
- Хорошо Стенли, я сейчас примерю сари. – Сказала Джина.
Девушка вышла в красивом индийском платье. Её рыжие волосы были собраны в пучок, а волосы украшены цветами. На запястьях яркие браслеты. Как же она хороша…
- А вам очень идёт этот наряд. – Сказал Стенли.
- Спасибо Стенли. Мне тоже нравится. – Ответила Джина.

   - Занятно, любопытно даже. Дай-ка я сама посмотрю, - Алла Николаевна отобрала книгу у Элины и продолжила читать:

 «… На празднике к ним присоединились Сибиль и Риккардо. Они решили пойти на новом парусном судне в кругосветное плавание. Джина была рада видеть их обоих. Тем более, что они породнились. Джина была замужем за кузеном Риккардо Эрихом. Хотя жизнь сложная штука, нельзя обойтись без потерь. Но жизнь продолжается. У Сибиль и Риккардо родилась чудесная дочь Сабина и они взяли дочь в её первое путешествие. Девочка красива как Сибиль и с твёрдым характером, как у Риккардо. День рождения Сабины совпал с праздником весны - Холи. Ей исполнилось восемь лет.
- Дамы, пойдёмте праздновать. Вот вам краски. Веселитесь и не жалейте улыбок…
Вся компания ринулась в толпу людей в ярких одеждах. Они сравнялись с перепачканными краской людьми. Сами они через секунду стали такими же цветными. Им было так весело, что они забыли, что они европейцы. Кидались красками, танцевали и смеялись. Это был незабываемый день…»

     Алла Николаевна хмыкнула, перелистнула ещё несколько страниц: - О, да тут и стихи есть! – воскликнула она, старательно декламируя:

«На заре, раздувались паруса,
Белый цвет и атласные шелка,
Монамур, ты, любовь моя – Сабина,
Играет ветер в облаках, в облаках …
Напевала песню нянечка Сабины, укладывая её спать.
- Завтра ты увидишь весь мир. – Сказал Риккардо. – Я положу его к твоим ногам…
Сибиль обняла мужа и посмотрела ему в глаза. В них жила любовь…»

    Гардеробщица передала книгу  Элине, иронично усмехнувшись.
   - Ну, уж не знаю, что и сказать!
   - Вот как люди рассказывают о своих путешествиях! – укоризненно проговорила посудомойка.
   - Романтично, но это же про Индию, а не про Египет, – не согласилась Алла Николаевна.
   - А дальше и про Египет будет, и также интересно! Писательница рассказывает, где она побывала в своих прошлых жизнях, - возразила Эля.

   - Вот как? Прямо в прошлых жизнях? И как это происходит? Она открывает завесу тайны? – иронизировала Вера, переглянувшись с подругой.
   - Она пишет, что это происходит через биоэнергетику, но это трудно объяснить. Просто она это знает, она это всегда знала. Просто это к ней идёт! Откуда-то сверху.
   - Здорово! – воскликнула Виолетта.
   - Хочешь, я тебе тоже расскажу, где я побывала в прошлой жизни? – усмехнулась Алла Николаевна.
   - Прямо в прошлой? Ты что, входишь в астрал, чтобы это увидеть? - удивилась Элина.
   - Нет, я просто смотрю свои старые фотографии.
   - И что? Там проявляются астральные видения?

   - Нет, всё гораздо проще! Для меня прошлые жизни - это прошлое двадцать, тридцать, десять лет назад. Там всё было другое: я сама, моё лицо, отражение в зеркале, одежда, которую я носила, музыка, которую я слушала, моё жильё,  моя работа – вообще, жизнь.
    - А! Вот ты о чём! Ну, вряд ли в твоей жизни было что-то интересное, чтобы можно было написать в книге, – разочарованно возразила Элина.
   - Ну, это кому как! Вот когда я в Израиле побывала, да ещё в советские времена, это не то, что интересно, это вообще эксклюзив был. А, кстати, это совсем рядом с Египтом, только пустыню перейти.
   
    - Алла, ты отдыхала в Израиле? – заинтересовалась Оля.
    - Нет, не отдыхала, я туда в командировку ездила.
    - Прямо в Советские времена? В командировку? Это и вправду - эксклюзив! – Эдик оставил в покое кофейный аппарат и уселся на табуретку, внимательно глядя на гардеробщицу.  - А ты, оказывается, интересный человек. И вообще, вы с Верой - совсем непростые тётки.
    - Да и ты сам не так прост, как хочешь казаться, - усмехнулась Алла Николаевна.

    - Так мне рассказывать, или вы будете книжку про любовь читать? – спросила она.
    - Рассказывай! – скомандовала Оля.
    - Ладно, - согласилась Элина, - Книжку я потом дочитаю, а у тебя, может, было что-то интересное.
    - Спасибо за разрешение, - проговорила гардеробщица. – Командировка моя случилась в 1991 году. События тех лет воспринимаются сейчас как что-то древнее – из прошлого века, прошлого тысячелетия.
    - Ну, так оно фактически и было – в прошлом веке, прошлом тысячелетии, - пожала плечами Ольга.
   - Для молодёжи этого времени как будто не было вообще. А для меня это были дни молодости, это была моя жизнь, -  Алла Николаевна вздохнула и начала свой рассказ.

     Командировка в Израиль – такое простому советскому человеку не могло привидеться в самом смелом сне. Вроде, и дипломатических  отношений у нас с этой страной не было, а может, и были, но какие-то формальные. Впрочем, это совершенно не волновало  меня, как и абсолютное большинство граждан нашей тогда ещё необъятной Родины. Население относилось к Израилю не то чтобы враждебно, а скорее настороженно, ведь согласно официальной доктрине, эта страна являлся агрессором по отношению к братским арабским народам Ближнего Востока.
И вдруг – выставка достижений народного хозяйства всех союзных республик. В Тель-Авиве!

      Я в то время работала во Владивостоке в  крупнейшем в стране рыбодобывающем объединении, и единственном, выпускающем консервы из крабов. Кстати, эта продукция полностью уходила на экспорт и приносила державе крайне востребованную валютную выручку. Моей должностной обязанностью, кроме всего прочего,  являлось  проведение рекламных акций с организацией выставок и дегустаций по всему Союзу, а также за его пределами. Готовила их всегда я, но колесила исключительно по родным просторам, по всяким Новосибирскам и Ульяновскам. Ну, максимум – отправлялась в Киев и Ленинград. Для поездок  за бугор  у меня не имелось ни связей, ни полезных знакомств, ни влиятельных родственников. Поэтому, когда шеф заявил, что в Израиль отправляют меня, то я не поверила своему счастью. И правильно, что не поверила, потому что, пока я заполняла суровую анкету в первом отделе, собирала образцы и выслушивала завистливые советы сослуживцев, случился такой форс-мажор, о котором никто в то время не мог даже подумать – государственный переворот. Это был августовский путч 1991 года.
 
     Я поняла, что мой заграничный вояж, мой волшебный шанс, который выпал мне совершенно случайно единственный раз в жизни, этот шанс накрылся. Я приуныла, но всё как-то само собой устаканилось, к октябрю какой-то порядок установился, и поездка всё-таки состоялась. Как я узнала совсем недавно, именно в октябре 1991 года СССР установил с Израилем дипломатические отношения на уровне консульских. Это стало первой и единственной выставкой в Израиле тогда ещё единого Советского Союза, который вскоре развалился на части. Вместе со мной от нашего объединения отправили Раису Григорьевну, инженера смежного отдела. Она мне категорически не нравилась - старая вредная скандалистка, как я воспринимала тогда эту тётку предпенсионного возраста. Ну, это вполне простительно для моих тогда ещё молодых лет.

     Я как всегда подготовила и упаковала образцы и вместе с моей неприятной спутницей отправилась в Москву, в Соврыбфлот – головное управление нашего объединения. В то время работать  с иностранными партнёрами разрешалось только им. Они выбирали продукцию, предназначенную на экспорт, определяли его цену, и они же получали деньги, минуя  производителей. Соврыбфлот иногда выдавал им на производственные нужды  валюту, вырученную с продажи, и требовал отчета в её использовании. 

     В Москве нас проинструктировали, как вести себя за рубежом, но, правда, не очень сурово с учётом внезапно случившегося переворота, и выдали наличные из расчета 15 долларов на сутки пребывания. Деньги забрала себе в подотчёт Раиса Григорьевна, как старшая в группе из нас двоих. Кроме того, нам показали наши заграничные паспорта, указав как на особое достоинство, что они не красные, как у туристов, а синие – служебные, и даже дали нам подержать их в руках. Но потом забрали и паспорта, и билеты, выдав их нам прямо перед регистрацией. Так мы попали в Шереметьево 2, единственный в стране аэропорт, откуда самолёты вылетали за границу.
 
     Начало командировки получилось  суетным и никак не соответствовало  моим представлениям о вожделенной поездке за кордон. Представители Соврыбфлота  вели себя как всегда высокомерно, Раиса Григорьевна тоже была не подарок, постоянно дёргала, что-то требовала и истерила. Мне пришлось собрать все силы, уговаривая себя, что счастье не бывает полным, и надо принять все неприятности как необходимое зло, как обязательное приложение или как нагрузку. В советские времена это было делом обычным, когда к дефицитному товару, например, банке растворимого кофе навязывали какой-нибудь завалящий, никому не нужный хлам вроде отсыревшей, пахнущей плесенью пачки печенья. Вот примерно так же  я относилась к своей попутчице.

     Когда мы сдали багаж, то немного расслабились.
    - Алка, ты, сколько водки взяла? – неожиданный вопрос коллеги застал меня врасплох.
    - Две, конечно, как и разрешено, - честно глядя ей в глаза, соврала я. На самом деле я взяла четыре бутылки, но посчитала излишним откровенничать, всё-таки это – контрабанда.
     - А я взяла четыре, - сверля меня хитрыми глазками, призналась Раиса Григорьевна.
     - Ну, тогда и я – четыре, -  выдохнула я с облегчением. Всё-таки она не такая зануда, а тётка свойская, пожалуй, командировка выйдет не такая провальная, как я вначале подумала.

     - А крабов взяла? - допытывалась она.
     - А как же! Десять банок, - не стала скрывать я.
     - Я тоже взяла. А как продавать будем? Кому?
     - Не волнуйтесь, начнётся выставка, народ набежит, - успокоила я коллегу.
     - А какую цену назначим?
     - Как обычно – десять долларов.
     - Как - обычно? Это, в каком смысле?
     Я прикусила язык, не хотелось признаваться, что и раньше  доводилось приторговывать продукцией. Ну и что, я же всё за свои деньги покупала!

     На выставки по умолчанию направляли бутафорию – пустые банки, оклеенные красивыми этикетками. И только очень небольшое количество товара  мы привозили в натуральном виде – исключительно для дегустаций, и все эти консервы  вскрывали, чтобы показать товар. Но, как правило, представители иностранных фирм всегда хотели приобрести продукцию для личных целей и в качестве образцов. Вот для них я и привозила крабов, которые удавалось достать. Никакого криминала. Правда, покупала я банки по четыре рубля, а сбывала по десять баксов. Это был мой маленький бизнес. Но я не собиралась посвящать посторонних в свою кухню. Эта выставка была не совсем обычная – в Израиль мы везли не бутафорию, а настоящие консервы.

   - В смысле, продадим  по оптовой цене, - поправилась я, - Крабы же по 10 долларов за банку идут по опту, вы же сами внешними поставками занимаетесь, знаете.
   - А возьмут?
   - А то! – уверили её я.
   - А водку почём?
   - Я думаю, по пять баксов.
   -А не дорого?
   - Нормально, вы же видели, сколько «Столичная» в валютном стоит!
   - Но у нас же не «Столичная», и вообще Владивостокского розлива.
   - Ну и что! Мы же не просим десятку, как в валютнике, а всего пять. Пусть за ностальгию платят, там знаете, сколько наших эмигрантов! Они по нашей водке соскучились.

     Этот разговор сейчас может показаться странным и смешным, но в те времена наши люди за границу ездили с неизменными спутниками – кипятильником и консервами. Это чтобы сэкономить драгоценную валюту и привезти из-за бугра хоть какой-нибудь дефицит, а не только открытки и дешёвые сувениры. И конечно, брали, кто что мог на продажу.

     Командировка становилась перспективной, я подумала, что с бабкой мы нормально сработаемся, ей можно было доверять. Но, конечно, не всё. То, что у меня в секретном месте припрятаны двести долларов, я ей сообщать не собиралась, в то время и за меньшее  могли дать срок. Но мы жили во Владивостоке, а в портовых городах всегда имелась возможность раздобыть валюту, моряки иногда продавали её проверенным людям.

     Мы, уже почти по-дружески переговариваясь, прошли регистрацию и паспортный контроль.   Нашу беседу совершенно неожиданно прервали кураторы из Соврыбфлота, любезно рассыпая комплименты, они предложили посидеть в баре.

   - У нас нет лишних денег, - оборвала их Раиса Григорьевна.
   - Ну, что за ерунда, мы приглашаем! Вот и Леночка с нами пойдёт, - они указали на молоденькую девушку, представлявшую Каспийский бассейн.
   - Ну, если вы угощаете, тогда ладно, - согласилась я.

   - Что это они такие добренькие? – недоверчиво сощурилась Раиса Григорьевна.
   - А то, что у нас крабы и красная икра, а у этой Леночки икра чёрная, - тихо пояснила я.
   - А с чего это они решили, что наши крабы им достанутся? Это для дегустаций, я им так и сказала, когда они хотели на себя наши образцы оформить!
   - Вот поэтому они нас и пригласили! А так бы мы своих крабов больше не увидели!
   - Ладно, пусть тратятся, им на представительские расходы выдали, да и суточные у них не такие, как у нас!

     Мы уселись за столиком кафешки уже на той стороне, фактически за границей. Я смотрела на полки, плотно заставленные красивыми бутылками, грустно вспоминая пустые прилавки наших магазинов: продукты продавались по талонам и в очередь, из алкоголя имелась только водка, и тоже в очередь и тоже по талонам. О винах можно было только мечтать, а тут,  в валютном баре дефицита не наблюдалось. Мы разглядывали такие знакомые и такие почти забытые названия на этикетках.

     Официант принёс заказанную Тамянку, кураторы наполнили бокалы, мы скромно закусывали конфетками. Разговор, вначале натянутый, вскоре стал общим и почти дружеским, вино сделало своё дело, мы все так увлеклись беседой, что не услышали объявления о посадке.

     Не знаю, что нам принёс официант, скорее всего какое-то палево, потому что с одной бутылки полусладкого пять человек не могли так напиться, что едва не пропустили свой рейс. Опомнились мы только тогда, когда по громкой связи начали перечислять наши фамилии, как опоздавших пассажиров.
 
    Мы подскочили и как ошпаренные понеслись, даже не успев подивиться необычной посадке – через рукав, непосредственно из зала ожидания сразу на борт. Мы заняли свои места, ловя на себе ироничные и недовольные взгляды спутников, стюардессы облегчённо закрыли за нами дверь.

    Этот специальный рейс наверняка был чартерным, потому что салон заполняли исключительно наши коллеги, участники выставки - представители разных регионов и республик, без посторонних лиц.

    Самолёт летел до Тель-Авива недолго, часа два, и вскоре приземлился в аэропорту Бен-Гурион. Всю дорогу я проспала, даже не получив удовольствия от полёта, не почувствовав себя счастливой путешественницей за рубеж. Нет, это вино точно было палёное, голова просто раскалывалась от боли, я зареклась пить на халяву, да ещё в аэропортовских буфетах. Проснулась я уже после того, как колёса коснулись земли, моя коллега тоже жаловалась на головную боль, упрекая во всём наших кураторов. Лениво переругиваясь, мы с Раисой Григорьевной в компании других пассажиров высадились на лётное поле, где я окончательно пришла в себя.
 
     Душная южная ночь, пропитанная экзотическими благовониями и напоённая пряностями, обрушилась на меня как горная лавина – неизбежно и безжалостно. Воздух  был похож на густой наваристый бульон, он мгновенно заполнил лёгкие, не давая вздохнуть. Я моментально захлебнулась, открыв рот,  хлопала губами, как рыба, и делала глотательные движения, пытаясь мелкими порциями втянуть в себя окружающую вязкую атмосферу, постепенно привыкая дышать в диковинной среде.
 Когда мы покидали Москву, стояла сырая, промозглая погода в полном соответствии с концом октября, и все оделись по сезону. И вот я стою в тёплой куртке, ботинках и толстых колготках, изнываю от жары и чувствую себя так, как будто меня окунули в горячую  ванну с приправами, просто взяли за щиколотки и макнули в месиво из специй, а вытаскивать не торопятся. И я торчу вверх ногами в этом благоухающем вареве и тону, и задыхаюсь, и чувствую, как восточные ароматы буквально пронизывают всё моё тело, впиваются в мозг. Как нельзя, кстати, вспомнились строки Булгакова про римского прокуратора и ненавидимый им Ершелаим с его   одуряющими запахами, и особенно беспощадной интервенцией розового масла. Я попыталась разобраться в окружающем сложном букете. Булгаков оказался прав, розовое масло доминировало, а кроме него выделялись ноты лимона, лавра и, как ни странно - ладана. Эту свалившуюся на меня душистую лаву можно было назвать «невыносимое благоухание», или что-то вроде этого.

      Спастись от убойных ароматов не представлялось возможным, но избавиться от зимней одежды хотелось немедленно. Я стащила с себя шапку и куртку, с ненавистью смотрела на толстые колготки и ботинки, жалея, что их нельзя снять на виду у всех. Не я одна пыталась расстаться с тёплыми вещами, мои попутчики тоже начали раздеваться. Нас повели в здание аэропорта, и все с облегчением вздохнули – там работал кондиционер, и именно это достижение цивилизации стало на всё время командировки самым приятным воспоминанием об Израиле. Кондиционеры неизменно присутствовали практически везде: в гостиницах, маленьких лавках, больших дорогих магазинах и супермаркетах, а также – в рейсовых автобусах, курсирующих по городу, что вызвало у нас особый взрыв восхищения и уважения.

     Кое-как справившись с формальностями по заполнению въездной декларации, я вместе со всей группой отправилась на автобусе в гостиницу.

     Когда мы высадились у отеля, то какое-то время стояли на улице, ожидая своих сопровождающих. Пытаясь игнорировать головную боль,  я смотрела по сторонам, разглядывая незнакомое место - ещё бы, я ведь впервые оказалась за рубежом!  Хотелось в полной мере получить удовольствие от этой вожделенной поездки, я должна была увидеть, услышать, попробовать на вкус, осязать всей кожей это неизведанное и удивительное место - заграницу!
 
     Окружающая действительность и вправду казалась необычной, особенной, и ещё -  странной.  Было необыкновенно тихо и светло, какое-то непривычное безмятежное блаженство разливалось вокруг, просто какое-то умиротворяющее спокойствие. Горело огромное количество фонарей, что выглядело совершенно неестественно в сравнении с нашими тёмными тогда городами. Яркие лампы освещали расположенный рядом с отелем огромный мост, уходящий куда-то далеко, казалось, вверх, как будто в небо. Мост был широкий и совершенно пустой в этот ночной час, ни один автомобиль не проехал по нему, и прямо по середине дорожного полотна спокойно шёл одинокий парень.  Было что-то диковинное в этом шествии, потому что вся наша группа, как заворожённая, следила за ним.

    - А ещё говорят, что у них преступность, а тут один парень среди ночи идёт по мосту, и никто его не грабит и не убивает, - длинная тощая девица высказала мысль, вертевшуюся в головах у всех нас.
   - Да, у нас в Новосибирске его бы  уже давно того, встретили! – поддержали её мужчины.

     Все мы неотрывно смотрели на продвижение одинокого незнакомого парня с таким неподдельным восхищением и восторгом, которому бы позавидовала любая суперпопулярная рок-группа или кинозвезда. Это было интереснее любого шоу, это было невероятное реалити.

     Наконец, нас пригласили в гостиницу. Я чувствовала себя смертельно усталой, жутко болела голова, хотелось одного – снять с себя тёплую одежду и завалиться спать. Но, казалось, этому простому желанию никогда не суждено сбыться. Прежде чем получить вожделенный отдых, требовалось  оформиться у дежурного портье. Все по советской привычке выстроились в длинную очередь, пока наши руководители заполняли документы. Я уселась в сторонке и тупо ждала, попутно разглядывая нашу делегацию - всё-таки две недели придётся вместе работать.

     Из общей массы неорганизованной и неуверенной публики выделялась компания бойких молодых людей, в кофрах которых угадывалась  уложенная фотоаппаратура, при них в качестве приложений топтались длинные тощие девицы с порочными личиками, явно модели. Это были представители Интуриста. Наверняка они не в первый раз оказались за границей и потому чувствовали себя гораздо увереннее всех. Они не стали толпиться в очереди, один из них подошёл к портье, о чём-то переговорил по-английски, после чего взял ключи и раздал своим коллегам. Вся компания снялась с мест и со своими чемоданами направилась к лифту.

   - А нам тоже так можно? – обратилась я к нарушителю традиций.
   - Конечно. Берите ключи и идите заселяться, а наши сопровождающие пусть сами всё оформляют.
   - Пойдемте, Раиса Григорьевна, - предложила я.
   - Ты что! Нельзя! – строго прикрикнула она, и я малодушно осталась сидеть рядом с ней.
     Была уже почти не ночь, а скорее раннее утро, это как посмотреть – три часа, когда мы, наконец, попали в свой номер. Едва стащив с себя ненавистные тёплые колготки и ботинки, я завалилась спать, даже не умывшись.
Разбудила меня Раиса Григорьевна, она на удивление быстро восстановила свои силы, и пока я спала, уже успела принять душ и даже сбегала к нашим кураторам узнать новости.

    - Вставай, пора завтракать! И собирайся, мы переезжаем в другую гостиницу, – прикрикнула она на меня.
    - Да? А эта чем плоха?
    - Всего три звезды, - презрительно пожала она плечами. - Эта только на одну ночь годится, а так нам Хилтон зарезервирован.
     Раиса Григорьевна говорила с видом знатока, как будто всю жизнь только и делала, что ездила по заграницам и останавливалась исключительно в пятизвездных отелях. Хотя для неё, так же как для меня, эта командировка за рубеж стала первой. Быстро же она освоилась!
    - Давай одевайся, на завтрак опоздаем. Ты хоть знаешь, что такое Хилтон?!
 
     Честно говоря, я не знала. Меня и этот номер бы устроил, а что? Чистенько, и кондиционер работает. Я выглянула в окно – и мне не захотелось никуда идти, так бы всю жизнь сидела и смотрела на эту сказку. Просто тысяча и одна ночь! Хотя уже наступило утро. Безоблачное небо сияло ослепительной лазурью, а под ним на плоских крышах, везде, куда ни кинешь взгляд -  бассейны с прозрачной голубой водой. Как будто кусочки неба разбросали вокруг. А рядом – пальмы в кадках и шезлонги, и всё это великолепие плотным облаком обволакивал  всепроникающий аромат. Казалось, сам воздух источал этот запах, он впитывался в одежду, волосы, кожу…. Эдем! Там должно быть точно такое благоухание. После нескольких часов сна я уже почти спокойно воспринимала эту душистую экспансию.

     С блаженной улыбкой я отправилась на завтрак, безразлично покивав головой на брюзжание наших кураторов, что завтрак слабоват, и кофе не так чёрен, и чай не сильно горяч, и вообще… Я не стала спорить, хотя категорически не разделяла мнение этих столичных снобов. Может быть у них там, в Московском ведомстве царило изобилие, не знаю.  Во Владивостоке, как и во всей стране в это время сахар и мыло продавали по талонам, и даже ту водку, которую мы контрабандой привезли сюда, пришлось не просто покупать, а доставать. Поэтому капризничать и привередничать никому, кроме них в голову не приходило, да и предъявлять претензии по поводу бутербродов с сухой колбасой было бы глупо.
 
     В отель Хилтон мы приехали хоть и вовремя, но всё-таки рано. То есть, наши номера ещё не успели подготовить к заселению, и в качестве компенсации за неудобство администрация предложила посидеть в баре с бесплатными аперитивами.

    - Вы можете выбрать любой десерт или напиток. У нас даже водка есть, - гордо заявил официант, на счастье оказавшийся русскоговорящим. Как потом оказалось, языкового барьера можно было не опасаться - в Израиле проживало много наших эмигрантов.
    - Нет, водку мы и дома можем выпить. А можно джин с тоником? Я давно хотела попробовать, хоть узнаю, что это такое, во всех фильмах показывают, - простодушно сделала я свой выбор.
    - Алла, может, по мороженому возьмём?  - засомневалась Раиса Григорьевна.
    - Вы как хотите, а я всю жизнь мечтала о джине с тоником.
    - Ну, ладно, тогда и я возьму, я его тоже ни разу не пила, - согласилась коллега.

    Я сидела в баре шикарного отеля, держала в руке напиток, который видела только в кино, и чувствовала себя совершенно счастливой. Я крутила головой, рассматривая интерьер, так же оглядывались по сторонам и другие наши спутники.

    Продвинутые сотрудники Интуриста что-то активно обсуждали, показывая на стену бара. Я с любопытством оглянулась: прямо у меня за спиной висела какая-то картина в стиле примитивизма, насколько я понимала в живописи. Это полотно заинтересовало их всерьёз, они подозвали официанта, и поскольку этот парень не говорил по-русски, они начали задавать вопросы по-английски. Моих познаний в этом языке хватило, чтобы понять их разговор:

   - Is this Shagal?  - Это Шагал?
   - Yes, this is Shagal.  – Да, это Шагал.
   - Is this Mark Shagal? – Марк Шагал?
   - Yes, this is Mark Shagal. –Да, это Марк Шагал.
   - Is this original?  - Оригинал?
   - Yes, ofcouse, this is original! – Конечно, это – оригинал.
    Интуристовская делегация в полном составе подскочила со своих мест и все принялись фотографироваться на фоне внезапно обнаруженного шедевра.
 
    - Чего это они? – не поняла ажиотажа Раиса Григорьевна.
    - Это, оказывается, полотно Марка Шагала. Оригинал,- пояснила я.
    - И что? – она удивлённо смотрела на меня.
    - Это очень известный художник. Ну, картина очень дорого стоит, - чтобы было уже совсем понятно, сказала я.
    - Я бы такую не купила, мазня какая-то. И джин этот – дрянь, ёлкой пахнет, лучше бы мороженое взяли, и вообще, чего мы тут сидим, нам надо стенд готовить, витрину оформлять, - раздражённо брюзжала моя компаньонка.

     Ей почему-то ничего не нравилось, но мне она своим нытьём настроения испортить уже не могла. Блаженная улыбка, поселившаяся на моем лице в тот момент, когда я впервые из окна дешёвого отеля бросила взгляд на землю обетованную, эта улыбка уже не покидала меня всё время пребывания здесь. 

   - Успокойтесь, Раиса Григорьевна, успеем еще поработать! Мы в таком дорогом отеле будем жить, в таком шикарном баре отдыхаем, где на стенах мировые шедевру висят! Да тут одно мороженое стоит больше, чем наши суточные, вы видели их ценник? Расслабьтесь и получайте удовольствие! Когда ещё так посидим! И уж точно, нам тут не подсунут палёного вина, как в Москве!
   - Вообще-то, верно,  - неожиданно согласилась она, - Ну, в общем, и джин этот не такой противный, хоть знать буду, что это такое.

    Она повернула голову в сторону Шагала.
    - А что, это и вправду такая дорогая картина? А чего же тогда она в гостинице висит, а не в музее? И без охраны?
    - Ну, здесь так принято, они даже дома ценные полотна держат. Думаю, это действительно оригинал.
   - Шагал - это что за художник?
   - Это их еврейский живописец, вообще-то он из Витебска.
   - Эмигрант, что ли?
   - Я точно не помню, как он сюда попал, знаю только, что он стал сейчас очень знаменитым и дорогим. А раньше никому не был нужен, как Ван Гог.
   - Ну, и такая же мазня, как у Ван Гога!
   - Мода!

    Я ещё раз оглянулась на пресловутый холст – ну, не знаю, шедевр, значит шедевр. Спорить не стану, не знаток я в живописи. Зато окружающая обстановка была такова, что любой-всякий мог не сомневаться – это роскошный отель. Холл заполонило огромное количество зелени - пальмы и олеандры в кадках, какие-то незнакомые мне цветущие кусты и удивительные композиции в вазах. Они располагались  везде: в ресторане, в холле, в номерах, в коридорах. Таких букетов я раньше никогда не видела - составленные из растений различных видов  и размеров,  но одного цвета – цвета золота:  жёлтые розы, гвоздики, нарциссы, фрезии, и еще целая охапка неизвестных мне экзотов.

    Сидя в баре, я наблюдала, как молодой парень ходил по холлу, аккуратно поливая  растущие деревца и протирая их листья. Позже я заметила, что это не разовая акция, за зимним садом вёлся постоянный ежедневный уход специальным человеком. Меня это поразило тогда, я не думала, что может быть такая работа.

    Потом, когда мы поселились в номере, то удивлялись шёлковым простыням золотого цвета, которые меняли каждый день. Приятным сюрпризом стали шоколадки, которые появлялись  на подушках под вечер, и пакетики с шампунем в ванной. Всё это мы аккуратно собирали и складывали в чемоданы – на подарки коллегам. А вот мутная желтоватая жидкость, текущая из крана, вызывала недоумение, она казалась неуместной в таком дорогом отеле. Горничная, оказавшаяся нашей эмигранткой, пояснила, что эта вода техническая, её пить нельзя, только мыться. В пустыне это товар дорогой и трудно добываемый. Тогда  в первый раз в жизни я потратила драгоценную валюту, чтобы приобрести  бутылку питьевой воды. Для советского человека эта покупка могла показаться тогда глупостью и  расточительством, но без этого  обязательного аксессуара выходить на улицу  было равносильно самоубийству. Хотя сильной жары по местным меркам уже не наблюдалось  - чуть больше тридцати градусов, но горячее дыхание пустыни чувствовалось весьма ощутимо.

      За всю дальнейшую жизнь мне никогда больше и не довелось пожить в отеле такого уровня. Стоило это немалых денег, но тогда страна не жалела средств на подержание имиджа.

     Эта поездка оказалась для меня полной открытий и в каком-то смысле путешествием в будущее: многие неизвестные вещи, поразившие тогда, стали совершенно обыденными и у нас через какие-то десять-двадцать лет.
 
    В первый раз, спустившись из своего номера на завтрак, мы с моей коллегой, предоставленные сами себе, не знали, как себя вести. И наши кураторы не удосужились просветить нас на эту тему. Мы не решались войти в обеденный зал, нас так и подмывало задать сакраментальный вопрос: «Кто будет оплачивать банкет?»  Мы долго мыкались в холле, глядя, как посетители расплачиваются, и судорожно пересчитывали в кармане деньги. На счастье, мы заметили выходящих из лифта представителей Интуриста, которые в двух словах всё объяснили. 

   - У нас завтрак входит в стоимость проживания, так что наедайтесь на целый день, если не хотите тратиться.
   - А если спросят про оплату, что сказать? Мы же не понимаем по-английски! И тем более, по-еврейски.
  - Ничего не надо говорить, просто покажите свой ключ от номера, они на него счёт выпишут. И лучше приходите по утрам с сумочкой, туда можно потихоньку сунуть бутерброд или йогурт. И ещё можно прихватить пару бананов или яблоко, вон, на подносе лежат.

    Действительно, на отдельном столе стояла ваза, больше похожая на огромную корзину, наполненную щедрыми дарами благословенной земли. Тогда я подумала, что именно так должен выглядеть рог изобилия. Там лежали знакомые мне ананасы, виноград, бананы, хурма, но всё это было такое ароматное, спелое, созревшее, как говорится – прямо с веток  райских садов. Больше  мне никогда не довелось полакомиться такими необыкновенно вкусными фруктами.  Заметила я также  совсем незнакомые мне плоды, но опасалась их брать, выбирая только известные, или те, которые рекомендовали коллеги из нашей группы.
 
     Мы с Раисой Григорьевной воспользовались добрым советом парней из Интуриста и с удовольствием познакомились с замечательным сервисом под названием «шведский стол», уговаривать нас не пришлось, мы выполнили и перевыполнили план по поеданию всякой вкуснятины. Кстати, именно тогда я впервые попробовала  йогурт.  Угрызений совести по поводу своего обжорства мы не испытывали, оправданием служила наша бедность, мы понимали, что на 15 долларов суточных, которые нам полагались, прокормиться невозможно, тем более существовало непреложное правило -  привезти подарки коллегам, хотя бы какую-нибудь мелочь, но заграничную.  А от меня гостинцев ждали 8 коллег – весь отдел истекал слюной на мою командировку, и по всем правилам приличия, или, если говорить честно – «по понятиям», им полагалась компенсация за неполученную выгоду. И отдельно, обязательным пунктом   стоял презент шефу, ведь именно он   на этот раз распределил блага жизни в мою пользу. Поэтому экономия валюты и неприлично большой аппетит за завтраком стали главным правилом поведения во время всей поездки. Весь оставшийся день мы доедали то, что прихватили утром, а ужинали своими экспонатами с витрины.
Приятным дополнением  стали вина и коньяки, которыми делились с нами представители молдавской республики в обмен на наши консервы. Из практических соображений мы ввели в правило собираться вечерами вместе, выставляя на общий стол то, что прихватили со своих стендов. 

    В тот первый день мы не только обрели бесценный опыт, но здорово обиделись на наших кураторов.  Отпуская язвительные реплики в их адрес, мы принялись втягиваться в новую жизнь.

    Я тогда подумала, какое изумление, если не шок, ожидает нас при первом посещении заграничного  супермаркета. Накануне отъезда я с моей подружкой просмотрела американский фильм «Москва на Гудзоне». Эту кассету, считавшуюся  антисоветской, где-то достал один знакомый кандидат наук - то ли диссидент, то ли стукач спецслужб. Нелегальный сеанс проходил вечером, по окончании рабочего дня в химлаборатории  среди пробирок и колб.
 
    По сюжету один русский эмигрант впервые заходит в американский супермаркет и спрашивает менеджера, где купить кофе, ему показывают, но не полку с товаром, а направление. Он идёт и вдруг видит огромный зал, в котором на бесконечных стеллажах стоит огромное количество разнообразных банок, пакетов, коробок, мешков, упаковок. И любезная служащая, видя его растерянность, спрашивает, какой именно кофе он «предпочитает в это время суток». Не знаю, как где, у нас в стране имелся один вид кофе - растворимый! И всё! И этим всё сказано. Наверное, у этого эмигранта было так же, потому что от обилия и разнообразия увиденного он просто теряет сознание, падает в обморок. Я думала, что со мной случится так же. Поэтому осторожно вошла в магазин, посмотрела по сторонам – и ничего! В обморок не упала, сознание не потеряла, наверное,  потому что заранее решила, что так и должно быть у них, за рубежом. И мои коллеги тоже вполне спокойно восприняли это непривычное изобилие.

   Гораздо больше нас шокировало то, что сумки проверяли не на выходе из торгового зала, а при входе, и делали это вооруженные автоматами люди в военной форме. Оказалось, они опасались не краж, а взрывных устройств, поэтому оставлять вещи без присмотра было рискованно – могли принять за бомбу и просто уничтожить. Эти премудрости объяснили нам наши новые знакомые эмигранты. Теракт – этого израильтяне боялись больше всего, как ни печально, но спустя годы это стало угрозой и для нас.

    Посетили мы и восточный базар в Тель-Авиве, который не произвёл на нас особого впечатления, несмотря на горы пряностей, фруктов и сладостей.
Как ни странно, мы как-то очень быстро освоились и со своим положением и с местом проживания, просто приняли всё как должное. Не зная ни одного языка, кроме русского, мы смело двинулись исследовать окрестности отеля. На лужайке, рядом с Хилтоном наше внимание привлек какой-то огромный куст, его длинные мясистые и колючие то ли ветки, то ли листья, что-то отдаленно напоминали. Прикинув на глаз, что высотой он выше двух метров, а в диаметре никак не меньше трёх, мы несколько раз обошли его вокруг, пока вдруг не сообразили, что это обыкновенное алоэ! Вернее, необыкновенное. Это был именно куст, огромный куст, а не маленькое лекарственное растение в горшке, стоявшее у нас чуть ли не на каждом подоконнике. Потом уже мы видели много растений, которые у нас лелеяли в оранжереях, а тут они росли просто в земле возле домов.

    Вечерами мы прогуливались по улицам Тель-Авива, разглядывая маленькие магазинчики, занимавшие первые этажи. Перед входом некоторых из них на тротуарах и даже на проезжей части дороги расстилались ковры, и прямо по ним ходили люди, бегали собаки, катились велосипеды, ехали автомобили, и никто не обращал на это никакого внимания. Мы с моей коллегой  поначалу подумали, что это такая реклама товара и старательно обходила  его. Потом уже узнали, что арабы специально бросают новые ковры под ноги прохожим - так укрепляется ворс и проверяется качество окраски и мастерство ткачей.   
   
    Когда мы ещё только собирались в поездку, нас немного подготовили к специфике страны, просветили, что такое кошерные товары. Те, что не  относятся к этой категории, в принципе не должны производиться и употребляться в Израиле. Почти любая вещь может быть не кошерной в зависимости от  некоторых  обстоятельств, например, обычное молоко считается запретным, если корову подоили в субботу. Но имелись и совершенно табуированные продукты, такие как крабы, чёрная икра и осетрина, которую привезли с Каспия. А вот красная икра считалась вполне кошерной, в общем, трудно разобраться в премудростях иудейской веры. И конечно, имелись лазейки, допускающие некоторые послабления, или тут не евреи жили?! Были, были в Израиле граждане, которые не так строго придерживались этих строгих правил, вот для них и завозили недозволенную провизию.

    Рассказали нам также, что такое шабат – субботний выходной день, когда не разрешается ничего делать, а особо верующие даже не могут нажать кнопку лифта, чтобы подняться. Для них придумали специальный кошерный подъёмник, который сам останавливается на каждом этаже. А в районах, где проживают ортодоксальные евреи, даже нанимают на время шабата специального человека – не еврея, гоя, чтобы он делал работу, которую всё-таки необходимо выполнять, например, по медицинским показаниям.

    В самом начале выставки у нас произошёл небольшой конфликт с кураторами из Соврыбфлота.
   - Девочки, дайте-ка нам банок двадцать крабов, - небрежно бросили они, явившись на наш стенд.
    Тут Раиса Григорьевна неожиданно для них потребовала пояснить, для каких целей они хотят взять продукцию.
   - На встречу с представителями торговых фирм, - лениво пояснили те, удивлённые такой бестактностью.

  - Вот как? Нам нужно тоже с ними познакомиться, нам необходимо искать новые контакты. Мы сами проведём дегустацию и принесём всё, что нужно,  - заявила Раиса Григорьевна.
  - То есть, вы что, не дадите? - опешили кураторы.
   - У нас все банки под счёт, мы должны  точно знать, куда их израсходовали, - сурово отрезала моя компаньонка.
   - Нам что, отчитываться перед вами?
   - Не надо, мы сами всё покажем,  сами отчитаемся.
   - Ну ладно! Если так, мы сами будем за вами следить, чтобы вы на сторону ничего не продали!

   - Пожалуйста, нам нечего скрывать.
    Возмущённые кураторы, удалились.
   - Ну, всё, Алка, теперь они на нас настучат, что мы водкой торговали, - сникла Раиса Григорьевна.
   - Да и пусть стучат! За водку нам ничего не будет, а крабов мы своих продавать станем, а за казённые отчитаемся, - успокоила её я.
   - Да, теперь на нас такую телегу накатают, скажут, скандалистки мы…
   - Да успокойтесь, Раиса Григорьевна!  Для меня эта командировка первая и последняя в любом случае, буду я хоть золотая, хоть скандалистка. Не знаю, как для вас.
   - Для меня тоже. И ладно, да плевать нам на них!
   - И вообще, им эти крабы нужнее, чем нам. Сами прибегут!

    Мы успокоились, продолжая работать. К кураторам не обращались, они дулись на нас, но ничего поделать не могли. Выдержав пару дней, они первые пошли на мировую. Явившись к нам на стенд, они без обиняков заявили:
   - Ну, ладно! Давайте договоримся по-хорошему. Мы все люди взрослые, всё понимаем, давайте так: половину крабов отдайте нам, а с остальными делайте, что хотите. Хоть дегустации, хоть ешьте их! Согласны? И чтобы это осталось между нами.
   - Согласны, - не стали мы ломаться. 
   - Давно бы так, а то взяли моду! Начальство из себя корчить! Для меня один наш генеральный – начальство, а эти – так. Вижу их в первый и в последний раз, – удовлетворённо бубнила Раиса Григорьевна, довольная таким решением скользкой темы.

    Когда мы выдали московским руководителям  их долю, они исчезли из нашего поля зрения, видели мы их только на завтраках, да в день отъезда.  Они и не думали заниматься нашими делами: искать деловых партнёров, вести переговоры, проводить   дегустации – всё  это приходилось делать нам самим. Иногда их участие было просто необходимо, но найти их не представлялось возможным. Приходилось  направлять фирмачей непосредственно к нашему руководству во Владивосток, минуя пресловутый Соврыбфлот, что являлось грубым нарушением субординации. Наверное, мы первыми почувствовали наступление новых времён, когда можно и нужно решать все вопросы самим, не оглядываясь на вышестоящее начальство.

   - Я накатаю на них телегу, когда начну отчёт писать, - грозилась Раиса                Григорьевна, - Пусть наши знают, что от этих никакой помощи не было!
   - Да ладно, зато не мешали, - утешала её я, но в своем отчёте также указала на бездеятельность кураторов.
     Мы начали готовить свою экспозицию, заодно знакомясь с коллегами  с соседних стендов. Каждая республика представляла свою продукцию, наиболее перспективную в смысле возможного экспорта. На витринах Узбекистана показывали почему-то не хлопок, а бижутерию, не хуже Чехословакской, и искусственные цветы, очень качественные, почти как живые. Интурист пытался продать туры по городам России, демонстрируя плакаты и делая фотосессии своих моделей, которые с качественной косметикой выглядели невинными юными девами. Молдавия выставляла свои коньяки и вина. Все эти образцы позже с успехом стали распродавать посетителям. Глядя на бойкую торговлю, мы  Раисой Григорьевной скоро отбросили стеснение и тоже присоединились к этой акции.

     Когда выставка начала работу, к нам хлынул огромный поток гостей - представителей фирм и простых жителей. Мы не знали, насколько свободно допустимо общение с местным населением. Наслышанные о строгих правилах поведения за границей, мы заранее настроились на суровые ограничения, но к счастью,  тогда, в этой поездке никто нас не контролировал.  После  путча у спецслужб имелись какие-то свои, неизвестные нам задачи, им было не до нас. Поэтому они сквозь пальцы смотрели на наши контакты с иностранцами и даже с эмигрантами, что еще года два назад было бы недопустимо. Эмигрант тогда считался синонимом врага и изменника, и Боже упаси хотя бы просто поговорить с таким!
 
     Но нам повезло, нам никто не мешал.  Мы радовались, что можно свободно ходить, куда хочешь, хоть по одному, хоть группой, говорить с кем угодно, и не надо ни перед кем отчитываться. Довольные тем, что над нами нет тотального контроля всевидящего ока органов госбезопасности, мы без опаски общались с посетителями выставки, и даже обзавелись знакомыми.

     Именно бывшие соотечественники стали самыми массовыми гостями на наших стендах, многие посещали нас по несколько раз, не считаясь с довольно дорогими входными билетами. Они соскучились по той жизни, в которой выросли, и часто приходили  просто для того, чтобы поговорить, повспоминать прошлое.  Для визита к нам женщины надевали лучшие одежды и всё имеющееся у них золото. Эту показную роскошь они приобрели ещё в СССР, и все эти украшения были  мне хорошо знакомы -  это несколько стандартных видов колец и цепочек, продававшихся у нас. Так же, как наряды – типовые импортные платья из валютных магазинов, поставляемые нам в очень узком, прекрасно известном мне ассортименте. Было ясно, что они хотели произвести впечатление успешных и довольных жизнью, и лишний раз убедить себя, что правильно поступили, уехав из Советского Союза.  Глядя на них, у меня создалось впечатление, что многие в этом начали сильно сомневаться. Особенно те, кто прожил в Израиле совсем немного и ещё не смог адаптироваться на  новом месте.   В качестве сувениров мы с Раисой Григорьевной раздавали всем талоны на продукты  и хозтовары, которые тогда ввели у нас, что несколько утешало эмигрантов, указывая на трудную жизнь в покинутой ими стране.

    Здесь мы вживую увидели персонажа из советских анекдотов – «еврей-дворник», в частности, это место получил  один директор столичного  универмага, поделившийся с нами своей биографией. Да, здесь все были евреи: и дворники, и горничные, и водители автобусов, и строители. Даже те, кто в Союзе занимал достойную должность, начинал трудовую деятельность на земле обетованной с простой рабочей профессии. Наши дипломы здесь не признавались, для подтверждения квалификации требовалось  переучиваться с понижением уровня.  Так, горничная в нашем отеле,  работавшая ранее в Минске инженером-экономистом, чтобы претендовать на место бухгалтера, вечерами посещала курсы. А её муж, инженер-строитель, бывший ранее прорабом,  пошёл на стройку разнорабочим. Многих  тяготило такое положение дел. Оказалось вдруг, что просто сбежать из Союза не означало автоматически получить своё еврейское счастье. Конечно, больше не нужно было стоять в очередях за продуктами и повседневными товарами, но стать богатыми и довольными жизнью редко кому удалось. Правда, оставалась надежда сбежать ещё раз уже из Израиля в Америку – страну больших возможностей. Но эту гонку могли осилить только целеустремлённые молодые люди.  Для этого они селились в кибуце, где работали практически бесплатно и усиленно учили английский, а через два года, получив оговоренную контрактом поездку в Штаты, больше уже не возвращались. Об этом нам рассказали наши новые знакомцы.

    Помимо мимолётного общения на выставке, у нас сложились дружеские отношения с несколькими израильтянами, с которыми мы даже встречались по окончании рабочего дня. Один эмигрант первой волны, который ещё смог устроиться на вполне еврейскую должность – преподавателя  в школе, возил нас на своей машине по городу, показывая окрестности Тель-Авива. С ним мы посидели в кафешке на свежем воздухе, угощаясь свежайшим шашлыком и запивая его прекрасной лимонной водкой. Да, нашу сорокоградусную израильтяне  покупали исключительно из ностальгии, так же, как наши консервы. И не только крабы, но и простая скумбрия в масле шла на ура. Хотя, справедливости ради стоит отметить, что наша продукция была  всё-таки лучше заграничных аналогов.

    Ещё одно интересное знакомство произошло у нас в один из рабочих дней. Представьте, седенький старичок бросается нам навстречу с радостным возгласом:
- Вы - русские! А я был у вас в плену в Сибири! 

    Подумать только, у человека, который несколько лет провёл в лагере военнопленных, сохранил о наших людях только тёплые воспоминания! Тогда мне это показалось странным, но спустя несколько лет, когда я в Риме искала Ватикан, точно с такими же возгласами ко мне кинулся итальянский старичок. Он также воевал во второй мировой войне против Советского Союза, тоже попал в плен, и провёл несколько лет в  Сибири. И у него тоже остались самые хорошие впечатления. Он чуть не прослезился, увидев русских у себя в городе.   Эта встреча случилась гораздо позже, когда границы перестали быть для нашего человека непреодолимой преградой, а тогда мы с Раисой Григорьевной сильно удивились такой искренней радости пожилого человека.

    - Вы что, воевали в немецкой армии? И вы попали в плен? А как же, если вы еврей? – не удержалась Раиса Григорьевна, запнувшись на последнем слове. Тогда все стеснялись даже произносить вслух это слово, многие скрывая свою принадлежность к израильскому народу, хотя не пройдёт и полгода, и когда начнётся массовый исход из страны, эта национальность станет самой востребованной и желанной.

   - Приходилось скрывать, такие времена были! Еврей – это же не национальность, это вероисповедание, стоило сказать, что ты – протестант, и всё! Я же в Германии жил, меня мобилизовали, в плен попал как немецкий солдат, там и русский язык выучил.

    Раиса Григорьевна расчувствовалась и надарила ему кучу наших консервов, старичок, оказавшийся ювелиром, пригласил нас в свою лавку. Назавтра он отблагодарил нас за задушевную беседу, вручив мне коралловые бусы, а Раисе Григорьевне серебряный браслет, что было предметом мечтаний любой  советской женщины. Для нас эти подношения тогда показались царскими, про коралловые бусы мы вообще только  в песне Пугачевой слышали.
 
     Гуляя по улицам Тель-Авива, мы удивлялись, что серебряные изделия продаются с лотка, как семечки! У нас их можно было приобрести только в ювелирных магазинах, причём в очередь, часто витрины вообще пустовали, а покупатели выжидали поступления украшений, которые тут же расхватывали. А тут что золото, что серебро - всё есть, только бери! 

      В один из субботних дней, традиционно являвшийся выходным -  «шабат», всех участников выставки, не пожалевших истратить собственные 15 долларов,  повезли на экскурсию в Иерусалим. Мы с Раисой Григорьевной  не пожалела. Ещё бы! Представилась возможность  побывать в таком уникальном месте. С этим древним городом, где зародились три мировые религии,  было связано столько преданий и легенд, что казалось нереальным само его существование. Я выросла в стране победившего социализма, когда о религии знали только, что она – «опиум для народа», и лишь скудные сведения о христианстве просачивались через научный коммунизм.  Хотя в последние годы даже начали в некоторых вполне советских журналах печатать Евангелие. Конечно, сопровождая комментариями как о документе сомнительной достоверности, приравнивая его к почти фольклору, мифу, сказаниям.
По умолчанию, все граждане Советского Союза считались атеистами, хотя Пасху и Масленицу отмечали все, некоторые и детей крестили. Лично меня теологические вопросы совершенно не волновали, не то чтобы я была верующей или неверующей, я над этим вообще  не задумывалась, просто мне было всё равно,  хватало своих забот о хлебе насущном, тут не до высоких материй. Познания в этой области у меня имелись весьма поверхностные, хотя Булгакова с его прокуратором Иудеи я обожала. И Евангелие от Матфея как-то прочитала, и церковное пение нравилось, да и культовый фильм Тарковского «Андрей Рублёв» несколько раз с восторгом  пересмотрела ещё в студенчестве. Но все упомянутые события происходили, а знаменитые личности жили где-то далеко от меня и моих жизненных интересов в недоступных для меня краях, где я никогда не бывала и куда никогда не попаду. И вдруг появился шанс увидеть самой те легендарные места, где жил, умер и воскрес тот, кого две тысячи лет считают Богом и сыном Божьим. И  даже летоисчисление ведут от его рождения. Конечно, пропустить такую возможность я не могла.

    Как только мы разместились в автобусе, милая белокурая девушка, эмигрантка из Белоруссии, шокировала всех своим обращением:

    - Здравствуйте, господа, я ваш гид Ангелина.
     В ответ раздались смешки и откровенный хохот. Мы все привыкли называть друг друга «товарищи», и не могли представить, что скоро обращение «господин» станет для всех привычным.

     Поездка в Иерусалим получилась необыкновенно красивой. Мы проезжали мимо апельсиновых садов, плодоносивших прямо у дороги. Выжженная солнцем земля, на которую  их высадили, выглядела как прах. Непонятно, как могло хоть что-то расти в пустыне, а это была пустыня. То есть раньше была пустыня. Кроме цитрусовых и других фруктовых  деревьев я с удивлением заметила розовые кусты, цветущие, как ни в чем не бывало. Как они выживают тут? Ведь даже людям находиться тяжело под этим безжалостным солнцем, хочется всё время куда-то спрятаться, укрыться.
Первое слово, которое мы все выучили на иврите, стало – «мозган», то есть кондиционер. Это нам жарко, а как нежным цветам? Как их поливать?  В эту почву, сколько ни лей, всё мало, всё насквозь уйдёт. Оказалось, здесь применяется капельное орошение. Я тогда впервые узнала об этом  удивительном приёме в садоводстве. Вдоль ряда деревьев и кустов идёт тонкий шланг, против каждого делают маленькую дырочку, через которую прямо на ствол, а не на землю, подаётся вода, и не струёй, а каплями.  Я чуть не прослезилась, представив, сколько нужно труда, чтобы протянуть эти трубочки и для каждого ростка изготовить персональную капельницу. Честное слово, одно это заслуживает восхищения и уважения к людям, сотворившим такое чудо – сады в пустыне.

   - А сейчас мы проезжаем Иудейские горы, обратите внимание, это – ливанский кедр, он растет только здесь, -  наш гид привлекла внимание к пейзажу за окном.
- Ну, да! У  нас в Сибири тоже кедры есть, - возмутились мои коллеги.
- То, что вы называете кедром, на самом деле – сибирская сосна, - разочаровала нас Ангелина.

    Мы с любопытством смотрели на колоритную картину: под раскидистыми хвойными ветками расположилась живописная группа чернокожих людей в широких одеждах, похожих на длинные просторные рубахи в яркую оранжевую, желтую и белую полосу. Похоже, семья остановилась в тени отдохнуть.
   - Это евреи из Африки, они бегут сюда от голода, - пояснила Ангелина.
   - В Африке есть евреи? Что-то они совсем не похожи!
   - Я тоже не похожа на классических евреев – белокожая и светловолосая. У нас несколько колен Израилевых. А вообще-то евреи, это не национальность, это – вероисповедание. Евреем стать просто – достаточно принять нашу веру.

     Когда мы сделали получасовую санитарную остановку, наш гид посоветовала посетить ресторанчик, хозяин которого являлся поклонником Элвиса Пресли.
    - Там всегда звучат только его песни, на стенах его фотографии, и даже скульптура Пресли во дворе стоит, – рассказывала она.

    Если честно, я понятия тогда не имела, кто это такой. Из американских певцов я знала только идеологически выдержанного Дина Рида. Наверное, те, кто более продвинут в музыке, мог рассказать про Элвиса, но не такой дилетант, как я. Мне были  известны только  Битлз, Модерн Токинг, Бони М - в общем, только популярные, современные группы. На упоминание о певце   я равнодушно покивала головой и прошла  мимо скульптуры, с удивлением разглядывая  толстого мужика с гитарой и странной прической, а в полутёмном зале кафешки немного послушала незнакомые мелодии и ничего не поняла. И даже не смогла объяснить Раисе Григорьевне, про кого говорила наша Геля. Уже гораздо позже я познакомилась с творчеством кумира целого поколения, спустя несколько лет с удовольствием слушала его песни, жалея, что в молодости это было мне недоступно.

    Издалека нам показали реку Иордан, которая не произвела на нас впечатления – узкая, мутная речушка, у которой стояла сторожевая вышка с вооружёнными людьми, близко к ней подойти не разрешили, потому что это граница.

    Потом нас привезли в Вифлеем, мы осмотрели место рождения Христа, заглянули в крохотную комнатку, некогда бывшую стойлом для домашних животных.  Эти небольшие размеры умиляли, здесь всё было такое маленькое, игрушечное, какое-то ненастоящее, похожее на театральные декорации к историческому спектаклю. Весь Израиль мог бы поместиться на территории какой-нибудь одной небольшой Российской области, он казался незначительным в сравнении с нашим необъятным государством. А   города, разделённые мелкими предместьями в виде нескольких домишек,  располагались так близко друг к другу,  что не всегда можно было понять, где заканчивается один, а где начинается другой населённый пункт. 

    Но Иерусалим стоял особняком в этой местечковой череде, он предстал перед нами совершенно необыкновенным и загадочным, мистическая энергетика исходила от древнего города. Мы малодушно порадовались, что музей Холла Коста закрыт – шабат! Иначе пришлось бы смотреть и слушать жуткие истории о гибели миллионов людей. Как бы сочувственно мы не относились к этой катастрофе, но в выходной день хотелось просто отдохнуть, а не ужасаться. И хотелось прикоснуться к истории, к древней истории.

   Со смотровой площадки Масличной горы мы глядели на раскинувшийся перед нами мегаполис, пропуская мимо ушей рассуждения экскурсовода об избранности иудейского народа и сложных  отношениях с мусульманами. Ангелина с гордостью показала на утопающие в зелени кварталы евреев и выжженную землю в местах обитания арабов.  Все  они жили в одном городе,  и каждый считал его своим. Мне было непонятно, где Израиль, а где Палестина, и почему Иерусалим принадлежит обоим государствам, но не старалась особо вникать в этот вопрос  - это не мои проблемы, не мой жизненный интерес, не мне их решать, главное для меня – увидеть православные святыни.

    Мы смотрели сверху на знаменитые мечети - Аль-Акса и мечеть Скалы,  роскошно блестевшей золотым куполом, откуда на белой кобылице вознесся пророк Мухаммед. Хорошо был виден старый город, обнесенный стенами султаном Сулейманом Великолепным, Золотые ворота, через которые вошёл Иисус, были сейчас заложены кирпичом. На Храмовой горе расположился храм Гроба Господня, совсем рядом то, что осталось от храма Соломона - Стена Плача. Святыни трёх религий были собраны на маленьком пятачке.

    Мы спустились в город и постарались пройтись хотя бы бегло по памятным местам, связанным со знаковыми событиям двухтысячелетней давности, своими руками прикоснуться к сохранившимся материальным свидетельствам тех лет. Слушая нашего гида, я с восторгом разглядывала каменные ступени, столетиями стёртые миллионами ног, на узкие улочки, по которым шёл Христос дорогой скорби, нёс свой крест.
Здесь он остановился, чтобы передохнуть, но хозяин дома Агасфер прогнал его прочь, отказал в отдыхе, и Иисус обрёк его на бессмертие. До сих пор Вечный Жид бродит по свету, не находит покоя, моля о смерти, но жить ему вечно.… Какое гуманное проклятие, если разобраться!  А здесь добрая женщина подала страдальцу воды и полотенцем отёрла ему лицо, а он опёрся ладонью о стену, вот и след его руки остался.… Прошли мы по Гефсиманскому саду с вековыми оливами, где Спаситель был предан своим любимым  учеником, посмотрели на Геенну огненную – она оказалась огромным рвом, за две тысячи лет не успевшим сравняться с землёй, только пока что без огня. Голгофа, где его распяли -  полностью застроенная возвышенность с храмами, стоящими вплотную друг к другу. С трепетом вошли мы в Храм гроба Господня, жадно разглядывая имеющиеся артефакты, здесь всё было – сама история, как камень помазания, где тело Христа умащивали елеем перед погребением, он цел до сих пор только потому, что его закрыли плитой, иначе его давно бы стерли миллионы рук паломников. Насколько позволяло время,  я старалась увидеть как можно больше, с удивлением разглядывала стены подземелья, испещренные крестами – их вырезали  паломники - крестоносцы, согласно традиции тех лет оставлять такие знаки считалось обязательным. Сейчас бы эту привычку назвали вандализмом. Несколько пределов, принадлежащих разным христианским церквям: католической, армянской, православной – все были тут. И часовню над местом воскресения Христа, где ежегодно сходит благодатный огонь…
 
    И больше не осталось сомнений, что так оно всё и было на самом деле. И захотелось встать на колени, чтобы коснуться места, где стоял тот самый крест, на котором распяли Христа, и увезти с собой частичку святой земли в виде крестиков, свечей, амулетов, разных реликвий.

    Мне кажется, я бы могла целый день ходить по Иерусалиму, узнавая и открывая для себя легендарные места и христианские святыни. И не только христианские. Подошли мы к Стене Плача и тоже, как евреи написали записочки с просьбами и засунули их в щели между древних камней.

    В  Золотой храм нас не повели, оказалось, тут своя интрига.  Ангелина рассказала, что где-то в его подземном хранилище спрятан подлинный трон Соломона, и евреи намереваются его отыскать, тогда на него сядет Мессия, и настанет золотой век для иудеев. А, по мнению христиан и мусульман это означает, что явится Антихрист, и придёт конец света. Магометане  не пускают их в своё святилище, а однажды почти началась война, когда арабы обнаружили подкоп. Время от времени в городе  вспыхивают стычки между ними. Эта информация показалась мне очень любопытной, давая некоторое представление об исламе и иудаизме.

    Получалось, что  Христос для евреев не Бог, иудеи отрицают любую веру, кроме своей. А вот мусульмане почитают Иисуса, как своего пророка  Ису. Они верят, что будет его второе пришествие, он распечатает ворота,  войдёт в Иерусалим, победит Антихриста и тогда уже умрёт. Ему и почётное место для могилы приготовили рядом с пророком Мухаммедом. В общем, трудно разобраться во всех этих хитросплетениях. А начиналось у всех одинаково: Адам и Ева или Хавва у евреев; Авраам -  у мусульман он Ибрахим, и так далее, почти все события, включая жертвоприношение, всё одно и то же, только потом все разошлось в разные стороны. Зачем? Почему происходят эти непереносимые противоречия, споры и войны? Мне это казалось непонятным, я со своими веротерпимыми взглядами не могла понять причины многовековой  вражды.

    Взрывной  коктейль из народов с горячим  восточным темпераментом сложился на маленькой территории.  В  этой ситуации близкого и смешанного проживания людей разных конфессий трудно поддерживать  мирное сосуществование, тут самое важное - соблюдать главное правило Джеймса Бонда: «Смешать, но не взбалтывать»! К сожалению, иногда такое взбалтывание происходит.

    К счастью, в тот наш приезд обстановка оставалась безмятежной и спокойной, и как-то не верилось, что у них вражда и даже война. Евреи жили рядом с мусульманами, и, вроде, мирно жили.  И даже пользу извлекали из этого соседства: в субботу, выходной для иудеев, работали мусульмане, а в пятницу – праздничный день для проповедующих ислам, трудились евреи.  Поэтому во время нашей поездки мы посещали магазины, которые были открыты, а это были лавки арабов. И магометане с успехом продавали христианские святыни, а мы покупали. Кстати, христиан в городе почти не осталось.

     Выставка приближалась к завершению, я отправилась за подарками для коллег, выбирая то, чего тогда у нас не продавалось. Я приобрела пачку чая с фруктовым ароматом в разовых пакетиках, каждой из женщин досталось по паре пакетиков, один они заварили в отделе во время наших посиделок, а другой отнесли домой, как заграничную редкость. Кроме этого, я привезла упаковку вафель, где каждая палочка  была завернута в фольгу, что тоже казалось эксклюзивом, а ещё коробочку маленьких шоколадок. Угощения имели успех, правда, с шоколадками произошёл казус. Оказалось, что они предназначены для малышей, уже позже я узнала, что это известная марка молочного ломтика Киндер. Но это никого не смутило, наоборот, все решили, что это самый лучший сорт, поскольку все привыкли считать, что лучшее предназначено детям.

     Сейчас мои подношения кажутся смешными, но в то время выглядели достойно. Для шефа я приобрела местного вина и невиданного размера огромную, просто гигантскую шоколадку. Кстати, вместо алкоголя я чуть не взяла оливковое масло - бутылки стояли рядом, этикетка выглядела очень красиво, а название на иврите прочитать я не могла. Крестики и иконку ему я не планировала дарить, просто не рискнула, ведь это  всё-таки предметы культа. А зря, он мне потом указал на мою оплошность. Когда шеф выговаривал мне, я даже обиделась, но промолчала, а про себя отметила, что на те 15 долларов суточных вряд ли можно что-то требовать, хватило бы на еду! И эти-то презенты пришлось покупать на деньги, вырученные от продажи контрабанды.

    Для племянников и сестры я решила привезти экзотических плодов. И накануне вылета отправилась в лавку со специально купленным для этого рюкзаком. Продавец оказался без знания русского языка, меня это не смутило, но привело к ошибочному выбору некоторых фруктов.  Так, я взяла лаймы, посчитав их лимонами, и авокадо, принял их за груши. 

    Наутро мы все улетали, если честно, домой хотелось. Как ни странно, остаться в этой тёплой, чистенькой и благоустроенной земле желания не возникло, хотя в те годы практически все мечтали уехать хоть куда-нибудь, а Израиль выглядел перспективно для эмиграции. По правде говоря, поначалу я обдумывала для себя такой вариант. Как это сделать, я знала, практическую инструкцию получила, просматривая накануне отъезда тот самый фильм «Москва на Гудзоне». Можно было стать «невозвращенцем», примазаться к избранному народу, влившись в разномастную  толпу репатриантов. Но пообщавшись с бывшими соотечественниками, приглядевшись внимательно к заграничной жизни, я отказалась от своего намерения.  Как ни прекрасна эта страна, но всё-таки она была чужая. Это  не мой народ, не моя земля, не моя страна, и она никогда не сможет стать мне родной – я не была нужна ей, да и она мне тоже была не нужна. Это казалось глупо, но я возвращалась в свой неласковый, холодный, тёмный, полный лишений Советский Союз, стоящий на пороге  радикальных перемен, ведущих неизвестно куда. Я спешила добраться до своего города, своей квартиры, к своей родне  - я возвращалась  к себе. И никогда после не пожалела об этом.

   - Неужели тебе действительно не хотелось остаться там? – подозрительно поглядывая на гардеробщицу, спросил Эдик.
   - А что бы я там делала? Там и без меня полно народа, я там не нужна. Впрочем, как и здесь. Но здесь я хотя бы своя, - пожала плечами Алла Николаевна.
   - А всё-таки, что ты купила в Израиле? – нетерпеливо прервала бармена Виолетта, - Ну, кроме серебряных цепочек и крестиков?
   - Да что я могла купить на те гроши, которые нам выдали? Только рюкзак фруктов привезла да дарёные кораллы.
   - Но ты говорила, что у тебя были 200 баксов припрятаны, – не отставала Виолетта.
   - Это были не мои деньги, я их в долг взяла на всякий случай, потом их вернуть пришлось.

   - Как-то ты грустно рассказываешь. И совсем никакой романтики, - упрекнула Эля.
   - Знаю, что ты хотела услышать! – хмыкнула Алла Николаевна. Она сложила руки на груди, закатила глаза и томным голосом продолжила:
   - «Они плыли на белоснежной яхте, свежий бриз развевал её золотые волосы, лучи солнца осторожно прикасались к нежной коже Изольды. Тонкими пальцами она гладила мускулистые руки прекрасного мулата….» Ну, и так далее!

   Официантки захихикали, Эд громко хмыкнул.
   - Ну, вот, оказывается, ты тоже можешь интересно сочинять, а почему ты так не рассказываешь? – восторженно воскликнула Элина.
   - Да, так было бы красиво, -  согласилась  Люда.
   - Дамский роман вам подавай! Роковая страсть, безумная любовь, миллионеры на яхтах - вся эта романтика не для меня. И в молодости мне её не досталось, а теперь тем более, - вздохнула Алла Николаевна.
   - Мы с тобой, Алла, уже отстрелянные патроны, какая нам романтика, - подала голос Вера.
   - Ну, с этим придётся мириться, - согласилась подруга.

    В разговор вмешалась Оля:
  - Ну что, девчи, шесть часов, пора по домам. Заканчивай, Шахерезада! Как говорится в сказке: «Настало утро, и она прекратила дозволенные речи».  Всё. Завтра продолжим наш Декамерон.