Глава 11. Испытания на прочность

— Приказывай, повелитель, — девушка в ярких восточных одеждах привычно склонилась перед хозяином.
Сколько их уже сменилось за невыносимо долгие годы рабства.
Много.
Зайде не считала их, не смотрела им в глаза, никогда не пыталась запоминать лица. Зачем? Надежды на освобождение погасли уже давным-давно. Глаза смертных, сверкающие нетерпением, губы, изрыгающие торопливые приказы вместе со слюной, руки, отвешивающие радостные оплеухи — всё слилось для нее в одно общее размытое пятно.
Послушный раб, беспрекословно выполняющий любое желание — что может быть ценнее?
Ее камень, оправленный в массивное золото, берегли, как зеницу ока, на него любовались, его благоговейно хранили, прятали в самых укромных местах, передавали по наследству, за ним охотились, ради него убивали и грабили: сын кидался с ножом на любимого отца, умудренный сединами почтенный старец, читающий перед многочисленной семьей священные аяты и суры, забывал про возраст, и, отринув стыд, кидался во все тяжкие, заполучив в руки камень и Зайде.
Ради владения джинном дотла сжигались целые города вместе с жителями, свергались правители, разрушались храмы.
Владельцы камня не думали больше о Боге, а только об открывающихся безграничных возможностях, и начинался новый кровавый беспредел.
Зайде не могла этому помешать.
Покорная воле Пророка (да живет он тысячу лет!), она была покорна и своим хозяевам (да пошлет Аллах проклятья на их головы!).
Не поднимая лица, прятала Зайде взгляд, полный боли и страдания, за пушистой завесой длинных ресниц и дивилась брызжущей из-за гнилых зубов благообразного господина, своего очередного хозяина, злости и ненависти к ближнему своему, изощренной жестокости, извращенным похотливым желаниям, алчности и скупости, неутолимой страсти в стремлении служить не Богу, но богатству!
Правоверные хозяева мало чем отличались от неверных, и желания у всех были одни и те же:
— Достань мне!..
— Принеси!..
— Отыщи!..
— Сделай!..
— Убей!..
Словно не творили они пять раз в день молитву Всевышнему Аллаху, словно не для них написаны были заповеди в священном Коране — не убивай, не прелюбодействуй, будь честен, не нагружай невольника своего сверх меры, не покушайся на чужое добро, чти и уважай старших и родителей своих, будь справедлив — словно жили они три жизни и, нагрешив в первой из них, у них было время исправить ошибки и покаяться во второй, а затем зажить добрым праведником в третьей.
— Слушаю и повинуюсь, мой господин, — шептали онемевшие губы, склонялся тонкий девичий стан, опускалась голова к сложенным ладоням.
А дальше полноводным потоком вливалась в нее воля Иблиса, да нашлет на него Аллах самую страшную кару, да ввергнет она его в великий страх и изумление!
Липкий и отравляющий огонь Джаханнама смешивался с чистым сияющим потоком природного жидкого пламени гор, цветом которого сияли проводники на ее коже, и который вместо крови наполняет вены любого ифрита.
Великая боль и невероятная сила поглощали Зайде без остатка, заставляя ее быть невольной слугой нечистого, обманывать и обольщать, сбивать с прямого пути истинно верующих и направлять в трясину лжи и обмана, дабы радовался нечистый, умножая зло на земле.
Падали к ногам хозяев сундуки с золотыми монетами, бесчисленные стада овец и верблюдов паслись на вечнозеленых заливных лугах и освещенных теплым солнышком склонах гор.
Резные дворцы вставали на месте жалких лачуг, красавицы-наложницы делили между собой право массировать ноги и плечи своему господину. В цветущий оазис превращалась безжизненная пустыня, а высокие барханы засыпали хлопковые поля и животворные источники воды на землях соседей.
Бывшие враги несли нескончаемую дань и, униженно сметая бородами пыль у ворот дома непобедимого противника, умоляли принять дары, молодых красавиц-жён и дочерей своих, в обмен на их жизни.
Стелился кровавый след под легкими маленькими ступнями могущественного джинна, а закаленные в самой сердцевине мира кинжалы из горного стекла звенели от отчаяния, но, не зная усталости, отнимали жизни по приказу простого смертного, волею случая повелевающего ифритом.
Находились и такие наглецы, которые, убивая прежнего хозяина, пытались показать свою власть над джинном, не испросив на то повеления Всевышнего — такие нечестивцы особенно веселили кровожадного Иблиса, и когда Зайде приходилось покидать свой камень по велению жадного вероотступника, не возносящего молитву Аллаху. Власть демона вскипала черным огнем Преисподней в ее сосудах, вытесняя легкое и чистое горное пламя, горе было тем глупцам, что по незнанию и неосторожности вызывали ее из камня и пытались подчинить себе — все они гибли в танце обсидиановых кинжалов на радость Шайтану, и камень переходил в следующие руки. 
В такие минуты Зайде радовалась, что клеймо Иблиса, выжженное в сердце, лишает ее воли, что разум окутывается плотным туманом, а нечестивые дела и поступки, не осознавая себя, творит лишь ее околдованное тело.
Возвращаясь в камень, растекаясь внутри него белым дымом, Зайде была бесконечно благодарна пророку Сулейману (да хранит его Всевышний, да преумножит он тысячекратно мудрость и доброту его!), за тайаммум — благословление ее на очищение и обновление внутри камня, ибо теперь могла она возносить молитвы и просить прощения за совершенные злодеяния…
«О великий Аллах! Лишь пред Тобой преклоняет свои колени правоверный джин Зайде, последняя дочь ифрита Шахфаруха! Никто, кроме Тебя не может простить мне моих ошибок. Я покорна воле Пророка Твоего, Сулеймана, мир ему и милость Твоя! Вознагради же меня за терпение, пошли мне лучшую долю!..»

                * * *

Окруженный равнодушным серым туманом, Денис открыл входную дверь и замер на пороге, увидев Иришку.
Жена смотрела на него жадным порочным взглядом и улыбалась кроваво-красным ртом, отчаянное мини шелкового халатика еле-еле прикрывало верхнюю часть бедер, а ворот, если можно это так назвать, гостеприимно распахнулся, демонстрируя любопытному взору прозрачные кружева.
Дениса передернуло от отвращения: зачем она так накрасилась, для кого вырядилась? Губы, как у вампира, глаза обведены так ярко, что резко выделяются на бледном лице, а этот непотребный халатик подходит, разве что, для продажной девки. Боже, она еще и в туфлях на шпильке! И это при всем том, что мужа не было дома двое суток! Чем она тут занималась, куда делась та чистая девочка, которая любила одеваться в простые брюки и футболки, откуда взялась здесь эта раскрашенная кукла? Ничего себе, домашняя тихоня-скромница! Увидел бы ее сейчас Харитоныч, полюбовался бы на свою доченьку!
Судьба посмеялась над Варламовым Денисом, как над последним идиотом: месяц назад он женился на нормальной целомудренной девчонке, что не каждому удается в наше время — зато теперь его встречает течная сука. Вот такая у него теперь и будет жизнь, довольствуйся ею и не жалуйся, сам выбирал!
Что там она порывается ему сказать? Пусть уж лучше помолчит. Хочет близости — что ж, она ее получит!
Денис захлопнул дверь и, ни слова не говоря, впился губами в рот женщины, по его глупости ставшей ему женой. Скользкая шелковая тряпка невесомым смятым комком приземлилась под ноги, туфли с грохотом отлетели к кухонной двери, тонкие кружева легко разорвались под руками, и серый ватный туман взорвался в глазах багровыми клочьями…

                * * *

Нет, совсем не так Иринка представляла себе их встречу после двухдневной разлуки. Измученная ожиданием, она готова была забыть недавнюю обиду, великодушно простить грубые и резкие слова, поделиться с мужем переполняющими ее нежностью и любовью, бережно хранимыми лишь для него одного, и радостно засияла ему навстречу, стоило только услышать, как поворачивается ключ в замке.
Иринка надеялась ошеломить, сокрушить его своим сексуальным нарядом, вечерним интимным макияжем, соблазнить блеском в глазах, новым запахом духов, старательно растрепанными локонами. Она ожидала увидеть удивленно взметнувшиеся брови, заинтересованный оценивающий взгляд, восхищенную улыбку, даже настроилась остроумно парировать искрометные шуточки Дениса в свой адрес, если таковые последуют. Ирина продумала слова, которыми встретит его и, стоя на пороге кухни, волновалась даже больше, чем в тот день, когда она призналась в любви ему, своему будущему мужу, и больше, чем в день свадьбы.
Ее стараний Денис не оценил, недоуменно и отчужденно разглядывал, словно увидел в своем доме постороннюю женщину, и уголок его губ кривился в странной усмешке, до обидного смахивающую на снисходительно-презрительную.
Целую длинную-предлинную минуту Иришка чувствовала себя так, как будто ее голую выставили в витрине магазина, торгующего живым товаром, макияж начал казаться неуместным и вульгарным, одежда — агрессивно-вызывающе-развратной, собственная улыбка — жалкой и заискивающей.
Захотелось вывернуться из-под тяжелого мрачного взгляда Дениса, умыться, с головой закутаться в шерстяной плед и свернуться на кровати, но она стояла и смотрела в мрачные глаза, как загипнотизированная, будто у нее ноги приросли к полу.
В последний раз смерив ее взглядом, муж захлопнул дверь, не говоря ни слова, сбросил с себя куртку и шагнул вперед.
Одеяло в новом красивом пододеяльнике свалилось на пол, подушки разлетелись в разные стороны, воздушные французские кружева затрещали по швам.
От болезненного укуса поцелуя у Иры заболели губы, словно ее ухватил за рот сильными челюстями тропический удав боа. Объятия Дениса были похожи на смертельный захват рептилии-убийцы: такие же беспощадные, такие же равнодушные и жестокие, в страстном инстинктивном стремлении утолить голод.
Удав констриктор в теле ее мужа готовился заглотить Иринку целиком, как неосторожную антилопу…

                * * *

Глаза Дениса застилали красные клочья колючей ненависти.
 
Он ненавидел себя, за то, что оказался последним придурком, не понимал намеков, как ископаемый носился со своей любовью.
Кому она нужна?!
Влюбляются только инфантильные идиоты, а современные продвинутые люди, живущие в ногу со временем, строят отношения, такие, чтобы было удобно и выгодно. Жизнь одна, и прожить ее надо так, чтобы от зависти содрогнулись небеса, а черти в аду поучились бы у вас, как надо зажигать.
Маргошина тусовка не связывалась с ним, потому что он полицейский, но втихомолку его обсуждали, насмехались над архаичными жизненными принципами, показательно не общались — давали понять, таким не место среди них, и его девушка была с ними совершенно согласна. Над ним дружно посмеялись, любовь и преданность растоптали тяжелыми берцами, испачканными бензином для мотоцикла, и все эти полгода, что Маргоша провела с ним, она, оказывается, стыдилась его! Ей легче, веселей и свободней было проводить время с другими, почему же он этого не замечал раньше?!
 
Ирка обиженно дула губы и отворачивалась. Ей-то, что не так? Она хотела секса — она его получила.  А любовь и нежность он ей не обещал. Не обязан он быть с ней нежным!
Стоя под холодным душем, он бодал лбом стену, от боли в виске становилось легче.
Когда вышел из ванной, Ирка все еще сидела на кровати, среди скомканных простыней и обрывков кружев. Дениса встретил хмурый и растерянный взгляд оскорбленной женщины:
— Ты мне больно сделал! — обвинила она его глухим голосом.
— Извини, — пожал плечом Денис. — Ну а ужин у нас есть? — сурово посмотрел он на жену.
Ирка всхлипнула…

Она пулей пролетела мимо Дениса и с грохотом закрыла дверь в ванную на замок. Открыла воду. Слезы хлынули двумя горючими потоками.
Как она ошиблась!
Потеряла друга, почти старшего брата, который опекал и заботился, весело подшучивал над ней и рвался защитить.
Кто теперь ее защитит?! По злой иронии судьбы место доброго и ласкового возлюбленного в ее постели занял жестокий, холодный и бездушный киборг. Кому ей теперь жаловаться?!
Она готова была растопить Дениса в своей любви, но разве это к ней он пришел сегодня? Разве это с ней он лег сегодня в постель? Разве на нее он выплескивал свою ненависть? Нет! Рядом с ними на подарочном испанском сатине лежала Маргарита — и это ей Денис показывал, на что способен в гневе, это ее он готов был задушить от ревности, а Иришка всего лишь оказалась третьей лишней в их разборках, попалась под горячую руку — так и надо, нечего встревать!
«Господи, помоги мне найти в себе силы и уйти! Плевать, что скажут родители, и стыд перед однокурсниками переживу уж как-нибудь! Нельзя позволять так унижать себя!»
Наконец-то она нашла правильное решение, жаль только, что исполнить его гораздо труднее, чем осознать необходимость.
Понимая это, Иришка безутешно рыдала под горячими струями воды и долбила кулаком стену.
Да что же это?! За что ей послано такое непосильное испытание?..

                * * *

Денис прислушивался к отчаянному плачу и чувствовал себя даже не скотиной — форменным скотом он себя чувствовал, а за скотское поведение следовало бы извиниться не так дежурно и равнодушно. Он протянул руку, чтобы постучаться к Ирке, но подумал и не стал. Выйдет из ванной, они сядут и поговорят, наконец, как взрослые люди: пора заканчивать ненужные отношения — ни ей, ни, тем более ему, они не нужны.
Какой же он болван, как же он мог так ошибиться, загнал сам себя в угол! Потерял друга: веселую жизнерадостную девчонку, почти младшую сестру, которую так приятно было опекать, а кого приобрел? Да приобрел ли, давайте посмотрим правде в глаза! В мыслях его все еще Маргоша, и осколки разбитого сердца точно так же валяются у нее под ногами, как валялись там месяц назад — ничего не изменилось.
А разве Ирка заслужила такое обращение?
Разве она виновата, в том, что он такой мудак и долбодятел? Черт, да раньше он самолично вышиб бы мозги любому другому, кто посмел бы так с ней обращаться! А кто будет защищать ее от него самого?..
Телефонный звонок заставил подскочить от неожиданности, настолько некстати он прозвучал.
— Ну и где ты? — справедливо возмущался Казупица. — Завтра полпятого вставать, не забыл? И если, ты рассчитываешь, что Светка будет десять раз разогревать тебе ужин, то ты жестоко просчитался!
Денис с трудом вспомнил, что вразрез с желаниями Лешки, он снова покусился сегодня на его диван. Приезжать домой он и не собирался вовсе, но после встречи с Маргошей совершенно забыл об этом, и ноги привели его к родному порогу. Так, может, все и к лучшему — неожиданно подвернулся подходящий момент, чтобы выяснить отношения с Иркой и расстаться.
— Леха, я сегодня не приеду. Извинись за меня перед Светланой.
— Ничего не выйдет, Варламов, — рассерженно сообщил напарник. — Приедешь и еще как! И будешь спать на моем диване, а не под боком у какой-нибудь грудастой проститутки!  А еще здесь тебя ждет Михалыч, специально подогнал, потому как я сказал, что ты ночуешь у меня.
— Ну ты и трепло! — возмутился Денис, но на самом деле он обрадовался возможности отодвинуть в неопределенное будущее неприятный разговор с Иркой.
«Работа прежде всего», — оправдывал он свое трусливое бегство из дома...

                * * *

Иришка вышла из ванной, так и не решив, как вести себя дальше, как разговаривать с Денисом и разговаривать ли с ним после такого, вообще, стоит ли постелить ему на диване в соседней комнате, или просто выкинуть из спальни подушку с пледом — пусть стелет себе сам, где хочет?
Однако, хлопнувшая входная дверь подсказала, насколько преждевременны и напрасны все ее переживания. Иришка бросилась к окну и успела заметить габаритные огни отъезжающей Мазды Дениса.
Уехал! Практически изнасиловал ее и спокойно уехал! Это что же получается: захотел — пришел, надоело — ушёл? Возжелал секса — приехал и получил, а проголодался — ужин можно потребовать?
Разъяренная Иришка посмотрела на заботливо накрытый ею стол, и принялась за дело: решительно выплеснула горячий суп в унитаз, исходящую соком, с медово-коричневой запеченной корочкой курицу вытряхнула из формы прямо в мусорный мешок, вслед за ней туда же полетел пышный медовик и две высокие ароматические свечи. Дорогие тарелки из костяного фарфора — подарок матери — от удара об стену разлетелись по полу мелкими осколками, вслед за ними отправились высокие фужеры для вина. Семейная жизнь разбита, так стоит ли трястись над этим барахлом!
Дав выход своему отчаянию, Ира обессиленно остановилась посреди разгромленной кухни, слезы кипели на глазах и сыпались по щекам мелким горохом.
Она вытирала их руками, сметая веником осколки в совок, смахивала тыльной стороной ладони с подбородка, протирая полы шваброй, промокала локтем, отмывая противень.
Наведя на кухне привычный порядок, Иришка села за стол и задумалась. Дальше так продолжаться не могло, ей надо пересилить себя и принять единственно правильное решение — уйти.
И подать на развод.
С каждым ударом сердца страшные слова били по черепной коробке, заставляя Иришку болезненно морщиться.
Когда время перевалило за два часа ночи решение было принято: надо будет завтра сходить с матерью в новый торговый центр, купить сумку, о которой та ахала по телефону, заодно выбрать новые босоножки и пару кофточек, а оставшиеся деньги бросить на маникюр — вот и повод навестить родителей, без ненужных вопросов с их стороны.
А кому нужны продукты пусть сам себе их и покупает!
Измученная нелегкими размышлениями, Иришка отправилась спать, предварительно нанеся под глаза маску от отеков. Мама не должна подозревать, как близко ее дочь стоит к разводу, после месяца семейной жизни…

                * * *

— Доедайте пироги! — скомандовал Лешка сослуживцам.
Посиделки за чаем и обсуждением ЧП затянулись за полночь: хозяйка дома ушла спать, оставив мужчин одних с их разговорами.
Обсудив за столом множество текущих моментов, одновременно опустошив огромную миску с пирогами, все переместились на ступеньки широкого крыльца в доме Казупицы, так как Михалыч был заядлым курильщиком и отказываться от вредной привычки не собирался.
Денис устало прислонился к перилам и поднял взгляд в темное небо, густо усыпанное звездами, всей кожей ощущая их волнующее притяжение.
Сколько их там — невероятное множество!
Здесь, за городом, они кажутся такими крупными и яркими, странно, что в современных каменных джунглях на них и голову поднять некогда, а в деревне хочется потрогать руками — настолько они близко, и именно они кажутся самыми значимыми, а все события, происходящие среди людей, на фоне холодного великолепия представляются мелкими и незначительными.
— Варламов, ты спишь, что ли? — голос Михалыча вернул его на землю. — есть какие версии о деле на фабрике?
— Ну, если только сказочная версия, — усмехнулся Денис.
После плотного ужина его действительно потянуло в сон. Столько событий произошло сегодня, что преступление на фабрике уже не занимало все мысли без остатка.
— Сгодится любая, — Дивенко был сегодня серьезен, как никогда. — Давай сказочную.
— Судя по колокольчику и шелковой тряпке, неизвестно, каких веков происхождения, по таким же древним ножам из горного стекла, и по тому, с какой скоростью жертв порубили в капусту, я предполагаю, что орудовал джинн, — невозмутимо повернулся к нему Денис.
— Ну ты даешь, Варламыч! — хихикнул Казупица и нечаянно громко рыгнул. — Ой!
— Алексей! — тут же донесся из дома недовольный сонный возглас.
— Даже во сне все слышит, — с довольной улыбкой посетовал Лешка и крикнул, обращаясь к раскрытому окошку. — Свет, я нечаянно!
— Конечно! — скептически усомнилась жена.
— Помолчи, Казупица, — махнул сигаретой Дивенко. — Варламов, продолжай.
— Ну… Собственно, это все, — пожал плечами Денис. — Спекшийся в стекло песок и невероятный пожар это только подтверждают. Джинн способен двигаться с невероятной скоростью, поэтому братки и не заметили, как их выпотрошили.
Дивенко докуривал сигарету и молча ждал, искоса посматривая на своего сослуживца, но Денису больше нечего было добавить, все его познания о восточных духах ограничивались мультиком «Алладин» от компании Дисней. На сумасшедшую версию преступления его сразу навел серебряный колокольчик, кажется, там был такой у Джинна на чалме, или в ухе что ли, но вопрос, куда пристегнуть шелковый лоскуток, так и остался незакрытым.
Не дождавшись продолжения сказки, Николай Михайлович Дивенко, загасил окурок, кивнул, соглашаясь с неожиданной версией, словно в ней не было ничего необычного — версия, как версия — и негромко обронил:
— И только джинн может устроить адское пекло, на определенном участке пространства, и не задеть кусты, например, не погубить ни одного воробья, ни одну собаку. Мы мало знаем о них, но иногда эти твари проникают сюда.
Он легко поднял с верхней ступеньки свое большое тело.
— Кстати, Варламов, пора бы уже усвоить, что друзья, конечно, прикроют твою спину в переделках и твою задницу перед начальством, но нельзя прятаться за ними от самого себя. Помириться вместо тебя с твоей женой не сможем ни я, ни Казупица. Так что советую навести порядок в личных отношениях. Спокойной ночи всем!
Майор скрылся в темноте.
— До свидания, Николай Михайлович! — опоздали с прощанием подчиненные, тоже поднимаясь.

                * * *

Посреди ночи их разбудил срочный звонок дежурного оператора с пульта управления, Игоря Скворцова.
— Привет от Викентьева, орки! — радостно орал он в трубку Лешки Казупицы. — Поднимайте свои задницы и дуйте на набережную, под мост. Поступило сообщение о Ростиславе Кунцеве, помните такого?
— Его трудно забыть, — прохрипел Лешка осипшим со сна голосом.
Бродячий нарокодиллер Кунцев Ростислав, собирал под свое крыло бездомных ребят-подростков, проворачивал с их помощью несколько операций по сбыту уличных наркотиков, в основном плана (марихуана) и жмыха (маковая соломка), собирал быстрый навар и менял свою стоянку на другую, в другом городе, другой области, колеся так чуть ли не по стране. Пока в полицию поступало заявление, пока оно уходило в разработку, Кунцев уже собирал денежки и нехитрый скарб, покидая свою стоянку. Поймать его было нелегко, второй раз на одном месте он не скоро появлялся — и вдруг, такой подарок!
— А почему мы, Игорек? — зевнул Денис.
— Так дом Казупицы ближе всего к мосту, — бодро перечислял Скворцов. — А то, что ты там ночуешь, мне вчера сам Дивенко приказал отметить в дежурном листке и настаивал, если что, непременно тебя задействовать. Сказал, мол, раз не ночуешь у себя дома — стало быть вполне готов послужить на благо общества. Прикольный он мужик! — откровенно веселились в трубке.
— Ну спасибо ему за такое доверие, — буркнул Денис, натягивая джинсы.

                * * *

— Привет, Ростик! Давно не виделись. Сюрпри-и-из! — он широко улыбнулся в изуродованное шрамами лицо и защелкнул наручники.
Чтобы пробраться незамеченными в эти мангровые заросли, пришлось оставить машину за сто метров от реки и прыгать по камням, осторожно продираясь через запутанные кусты. Пронизывающий ветер играл им на руку, свирепствуя навстречу и приглушая шум от шагов. 
Усадив задержанного на скамейку, Денис скользнул фонариком по спящим детям, запросил по телефону Скорую помощь и ближайшую машину патрульной службы, затем снова повернулся к подросткам.
Вот где ужас-то: валяются на картонных коробках, кое-как прикрывшись безразмерными куртками, смердят немытыми телами и сладким запахом анаши.
 
Варламов обернулся к напарнику, но Лешка отрицательно покачал головой, перетрясая Кунцевский мешок — никаких пакетиков, свертков, всего лишь несколько блоков сигарет «Winston» с раздвижными пачками.
Задержанный сверкал глазами на полицейских, с интересом наблюдая, как они обыскивают его шалаш.
Вскоре на тонких губах заиграла торжествующая ухмылка.
— Произвол чините, чистый я! Детишек беспризорных пригрел, заместо вашей ювенальной полиции. Меня наградить надо, а вы наручники сразу!
— Ну, насчет чистоты заливай кому другому, — пробормотал Лешка, тщетно пытаясь отыскать хоть сколько-нибудь наркоты.
— Буду жаловаться! — осмелел Кунцев.
— А зачем тебе столько сигарет, Ростик? — Денис повертел в руках серую пачку. — Охота таскать с собой лишнюю тяжесть, а куришь дорогие — откуда у бомжа столько денег?
Кунцев равнодушно смотрел исподлобья, ухмылка пропала с лица.
— Да! Что-то курить хочется, просто спасу нет! — заявил Варламов, раскрывая пачку. Он вытащил сигарету, понюхал ее и аккуратно отломил фильтр.
— Чего там? — заинтересовался Казупица.
— План, — отозвался Денис. — С табаком смешан. Старо, Ростик, старо!
Казупица выглянул наружу.
— Скорая подъехала, — сообщил он и принял из рук в руки задержанного Кунцева. — Выводи пацанов.
Денис открыл рот и уже собрался крикнуть во все горло: «Подъе-о-ом!», как в самой глубине сарайчика поднялся сонный мальчишка.
Качаясь во все стороны, натыкаясь на спящих и хватаясь за все, что попадало под руку, он выбирался наружу.
Угрюмое лицо было расцвечено чудесными синяками, на скуле уже пожелтевшими, и воняло от него, как от помойки.
В упор не замечая посторонних, подросток протиснулся к выходу, сделал три шага и упал на колени, содрогаясь в мучительных спазмах.
Это был Сережка, сводный брат Варламова Дениса, за которым тот обещал присматривать своему умирающему отцу.
Хорошо же он за ним присмотрел!..