Ленин как феномен Серебряного века

Да-да, Ленин был литератором. Так он, по крайней мере, сам себя периодически аттестовал. Литературу русскую знал, но ценил её только частями. К Достоевскому питал какое-то органическое отвращение, как приличный человек испытывает отвращение к какому-нибудь опустившемуся типу, к какому-нибудь педофилу. Да Достоевский и был педофилом в реальности. Ленин ценил Глеба Успенского, глубоко чтил Чернышевского, Щедрина, Некрасова, Тургенева. Льва, нашего, Толстого Ленин не то чтобы ценил, но понимал его стремление быть ближе к народу, считал его мужиком в литературе.

Но это всё – Золотой век русской литературы. Это всё кончилось примерно к 1881 году, когда народники казнили царя Александра 2-го. Тут всё переменилось. Кончился расцвет, начался упадок – ДЕКАДАНС по-французски. Этим декадентам уже не нравился реализм Тургенева с его беспощадными к крепостнической России «Записками охотника», их не устраивала ужасающая правда о страданиях народных от Успенского, Некрасова, Щедрина. Себя эти декаденты-упадники стали называть «символистами», поскольку считали, что никакой реальности нет, а есть только смутные намёки на реальность, символы.

И выходило у этих символистов, что и никаких страданий народных нет, и голода нет, и бедности нет, и чудовищного угнетения народа власть имущими тоже нет, это только кажется, это только неясный символ непознаваемой реальности. На что могли опираться эти чокнутые декаденты-символисты-упадники, кто и зачем их мог читать-почитать? Опирались они, конечно, на религию, в том числе на сектанство, созданное тем же Л. Толстым, да и сами были не прочь напридумывать новых религий – Д. Мережковский, например, этим занимался и В. Розанов. Все символисты-декаденты наши дружно любили Достоевского за то, что в своих «Карамазовых» попытался этот классик обкакать атеизм, хотя вышло у него это так плохо, что атеисты этого сразу и не поняли.

Символисты-декаденты в России с 1880-1890-х гг., прежде всего, стали поэтами и богословами – В. Соловьёв, А. Блок, В. Брюсов, К. Бальмонт, В. Иванов, Д. Мережковский, З. Гиппиус, А. Белый, Ф. Сологуб, В. Розанов, К. Леонтьев, Н. Бердяев, А. Ремизов и прочие тучи людишек попроще – всякие гумилёвы, ахматовы, цветаевы, маяковские, мандельштамы, пастернаки и т. д. и т. п. Завывание, бред, тёмные намёки, бесконечные размусоливания чего-нибудь позабористей из библии и из Достоевского, половые извращения – вот, собственно, и весь наш русский Серебряный век, декаданс и символизм.

По сути, такими же символистами во многом оказались и Лев Толстой, и Чехов, и даже в чём-то Горький со всякими буниными и леонидами андреевыми. Чехов терпеть не мог реализм, его проза и драматургия очень смутны и даже мертвы – «Чайка», «Вишнёвый сад», «Дядя Ваня», «Дуэль», «Палата № 6» - это ведь всё о психах, всё символы, сон, мертвечинка, так сказать. Воняет сильно – вот и привлекает публику. Чехова невозможно поставить рядом ни с Тургеневым, ни с Щедриным, ни с Лермонтовым – Антоша слишком труслив, чтобы обличать, а поэтому так и невозможно сказать, о чём он, писатель Чехов. То есть он – вариант распада, упадка русской литературы, измельчания и гниения её мёртвого, умершего, увы, тела – типичный символист и декадент.

Горький был реалист. Но иногда и он сползал к каким-то попыткам придумать некую специальную социалистическую религию. Революция 1917 года ему не понравилась – слишком драматично, слишком разрушительно. Потом, правда, наш буревестник революции одумался, из эмиграции вернулся. Но кое-какие символистские грешки у него были.
 
А как же Ленин? Как он относился к этой сборищу дегенератов и людей такими дегенератами притворявшихся – к деятелям русского Серебряного века, к символистам-декадентам? Первое впечатление – он, как самый обыкновенный, нормальный человек, просто зажимал нос от такой поэтическо-философской макулатуры. Известно, однако, что журнал большевиков, короткое время легально издававшийся в России во время революции 1905 года, формально принадлежал некоему третьестепенному символисту Минскому, одному из многочисленных любовников З. Гиппиус, жены Д. Мережковского. Сама З. Гиппиус пыталась завести знакомство с Лениным за границей, а Д. Мережковский знал всех лидеров русской революции хорошо, хотя и большей частью заочно.

К. Бальмонт печатал свои почти революционные стихи в большевистских газетах. Ф. Сологуб был женат на родственнице видного большевика Луначарского. Родной племянник В. Розанова был видным социал-демократом, хорошо лично знавшим Ленина. О Горьком и говорить нечего – близкий друг Ленина, большевик! Революцию 1917 года, ленинскую революцию приняли Брюсов, Блок, Белый, Маяковский. Активно возражали против ленинского социализма только кое-кто из мелкой декадентской сволочи, типа бунина с леонидом андреевым. Бальмонт, Ремизов, Мережковский с женой, Иванов, Бердяев поругивать Ленина стали только бежав из Советской страны или будучи высланными из неё, причём Иванов и Мережковские объявили себя аж фашистами!

Так что в целом декаданс был не против и революции, тем более, что собственную поэтически-философскую бредятину эти типы оправдывали собственным, якобы, предвидением конца света. И тут, конечно, Ленин с Серебряным веком сошлись – и он, и они революцию ждали,  к революции готовились, революцию проектировали. Д. Мережковский, правда, считал, что революция в России будет торжеством христианского сектантства, он даже и подходящую секточку для этого философски-богословски обосновал и создал! Какая детская наивность! Народ российский в свою великую революцию 1917 года показал себя необыкновенно трезвым, атеистическим, вполне психически нормальным сообществом, и ни в каких секточках Д. Мережковского не нуждался.

Вообще, то отвращение к реальности, которое практиковал наш Серебряный век, было крайне близко к революционному сознанию, в том числе и к сознанию ленинского типа. Да вот только, если Ленин здесь шёл от мнения самого народа, от мнения подавляющего большинства населения, и никакой поповщины и мистики к этому не примешивал, то декаденты без религиозного, извращенческого или психиатрического бреда своё существование не мыслили, это было их сутью, их миссией в русской литературе и философии. Именно поэтому-то так быстро символисты-декаденты были забыты в России. В революционную бурю всплывает с самого дна много всякой мерзопакостности – так вот поплавало-поплавало декадентско-символистское дерьмо на поверхности российской культуры в начале 20 века, да и погрузилось в глубины, для неспециалистов недоступные, а специалистам малоинтересные.

А дело Ленина – революция, освобождение народа от гнёта эксплуатации, безработицы, кризиса – живёт и побеждает.