Глава 11. Урканье и трепет

На следующий день «Буйный свин» направился к острову Свинчереп. Уш был мрачным и нервно клацал зубами: он стыдился своего недавнего страха. Остальная команда держалась молодцом, и только Свин начал бояться заранее, дрожа весь от кончиков ушей. Как оказалось, опасался он не зря. К полудню свинки увидели зловещий страшный остров. На нем почти не было травы — только жалкие кустики, голые скалы и мрачный, до безнадежного урканья мрачный лес. К нему и приблизиться-то было страшно, не то что зайти туда! Свинки осторожно сошли на берег, робко переступая лапками по каменистой почве. Темный загадочный лес внушал ужас, потому даже отвесные скалы казались куда приятнее — и Уш хотел обследовать сначала их. Но Свин лезть на скалы категорически отказался, зажмурил глазки, сложил лапки и сообщил, что так и будет стоять тут, если Уш все-таки примет решение отправиться к скалам. Пришлось идти в лес.

Пищ смертельно боялся темных деревьев и зловещих теней и утешал себя мыслью, что капитан Ус знал, о чем писал, когда сочинил слова «Названье смерть в себе таит, но ты ему не верь». То, что верить в такой ужас не надо, успокаивало Пища.

Ветки и лианы цеплялись за камзолы, какая-то гадость застревала в шубке, приходилось все время чиститься. Среди деревьев мелькали чьи-то фигуры: то ли звери, то ли... «Привидения?» — в панике думал Свин, боясь даже оглядываться по сторонам. Ох, такое лучше было не представлять!

Тыковка уцепилась за Глада и Пища и уркала от страха. Свин ухватил за лапку своего более храброго брата, но уркать стеснялся. Матросы же держались все вместе и старались не шипеть на страшные тени. Уш, будучи капитаном, пытался не подавать виду, что боится, и устрашающе клацал зубами, однако это получалось у него жалко. Только госпожа Каня, за свой крысиный век повидавшая и не такое, спокойно шла по лесу.

Свинки долго безрезультатно блуждали среди деревьев. Наконец, насколько можно было судить по изменившемуся свету, который еле-еле пробивался сквозь плотную завесу из веток, наступил вечер. Близилась ночь. К этому времени путники выбрались на поляну, на которой, по крайней мере, не мелькали тени, и Уш, оглядевшись, предложил:
«Вот тут мы сможем остановиться, поесть и лечь спать. А утром, со свежими силами, отправимся дальше».

«Ну уж нет! — возразил Свин. — Поесть — это да. Но спать в таком страшном месте я не намерен. У одной из лесных теней я видел зубы, я не хочу, чтобы меня покусали во сне».

«Свин, это неразумно, — попытался урезонить друга Глад. — Что же ты предлагаешь? Не спать совсем?»

«Я думаю, что лучше идти дальше сейчас, потому что спать будет еще страшнее», — ответил Свин.

Тыковка уркнула: «Кошмар какой! Идти ночью по такому ужасному лесу? А как же зубастые тени?»

«А что, лучше будет, если они нападут на нас во сне?» — возразил Свин.

Повисла тишина. Свинки раздумывали, что представлялось им менее страшным: пробираться сквозь жуткий лес в полной темноте или оказаться перед тенями беззащитными и сонными.

«Трусы, — сказала госпожа Каня. — Свин в какой-то мере прав. Сами же, глупые боязливые свинки, не сможете заснуть. Уж лучше продолжайте путь сейчас».

«Да, наверное, господин Свин и вправду прав», — согласилась Тыковка.

Это обращение «господин Свин» польстило ему, и тот стал развивать тему насчет похода ночью, пытаясь убедить товарищей.

Прервал разговорившегося, разжурчавшегося, распищавшегося и разуркавшегося брата Уш.
«Пошли уже, — призвал он. — А то ночь кончится раньше, чем мы на что-то решимся».

«Да, — согласился Свин. — И мою идею не получится воплотить в жизнь, а это будет жалко».

«Да иди уже», — беззлобно клацнула зубами госпожа Каня, подталкивая его в толстый бочок.

И вереница морских свинок во главе с храбрившимся Ушем двинулась сквозь темноту.