Трамвай и конечная остановка

Трамвая всё не было…

Павел Иннокентьевич молча стоял и пилил себя за то, что поленился дойти до метро. Там, по крайней мере, никакая дура не бросит свою машину поперек рельсов, напрочь перекрывая движение. А здесь уже скопилась приличная толпа таких же идиотов, как и он сам. Трамвай же и без того притащится переполненным.

Толпа потихоньку заводилась. Юные тёлки нецензурно обсуждали со смартфонами бардак в долбанной стране, из которой «надо валить». Трясущийся старик громко ругал воров в правительстве и вспоминал Сталина. Тетка с двумя баулами орала на заплаканного мальчугана, который постоянно хныкал и просился домой.

Но при этом почему-то никто не шел к метро. Все ждали именно трамвай.

Павел Иннокентьевич вспомнил, как давным-давно, будучи студентом, он рано утром поехал сдавать труднейший экзамен по функциональному анализу. Тогда у него был откровенный мандраж. Его трясло, поскольку он понимал: несмотря на все свои старания, ни черта он в этой науке не смыслит. А потому, уже через пару часов, его с позором выставят за дверь, после чего жизнь, конечно же, бесславно закончится. В каком-то бреду он добрел тогда до трамвайной остановки и вдруг ощутил, как жадно завидует вагончику, спокойно наползающему на него откуда-то из утренней мглы. Ему тогда хотелось плюхнуться у окошечка и спокойно ехать, не обращая внимания на часы. И чтобы конечной остановки не было вообще…

В то утро умиротворенно звякающий трамвай подействовал на него успокаивающе. Психоз потихоньку уступил место благостным раздумьям о том, что когда-нибудь под старость он устроится именно на такую работу, где нужно будет не переживать из-за дурацкого экзамена, а просто делать какое-то полезное дело. Например – водить трамвай. Правда, в будущем никаких трамваев, конечно же, не будет: их заменит что-то антигравитационное и телепортационное. Что ж, так будет даже интереснее…

На экзамене ему сказочно повезло. Он попал к незнакомой тетке, у которой было хорошее настроение: вместо заслуженной двойки та быстро поставила ему «хор». Как и следовало ожидать, в дальнейшей жизни функциональный анализ, в отличие от трамвая, ему ни разу  не потребовался…

Задумавшийся Павел Иннокентьевич даже не заметил, что трамвай все-таки появился. Он тяжело выполз из узенького переулочка, поскрежетал, как положено, на повороте и замер. Павел Иннокентьевич, оказавшийся как раз у входа, втиснулся в вагон одним из первых и устало приземлился на деревянную скамью. Галдящая толпа также проникла внутрь, и трамвай покатился по маршруту.

За окном замелькали знакомые домики, переулочки и мостики. На каждом повороте или подъеме древний трамвайчик, казалось бы, изгибался всем своим скелетом, но при этом всякий раз честно громыхал дальше. Скатившись вниз по Яузскому бульвару и миновав высотку на Котельнической, он переполз через Устьинский мост, затем круто взял вправо и направился к Биржевому мимо Ростральных колонн.

Толпа давно утихла. Тёлки восторженно фотографировали все подряд, старик с кем-то соглашался, постоянно кивая головой, а пацан зачарованно уткнулся носом в стекло, изумленно разглядывая огромный корабль, возвышающийся над Благовещенским мостом. У Курского трамвай опять резко повернул, протиснулся под железнодорожными путями в Сыромятники и выбрался к шлюзу на Яузе.

Павлу Иннокентьевичу казалось, что трамвай еще ни разу не останавливался. Однако публика в салоне при этом почему-то все время менялась. В какой-то момент ему даже почудилось, будто бы меняется не публика, а ее облик: он перестал замечать драные коленки, проколотые носы и мобильные телефоны. В открытые окна врывалась сирень Бульварного кольца, возле вестибюля Кировской пахло раскаленными булочками, а у газетных киосков стояла очередь за свежими газетами.

Дребезжащий трамвай был частью простой и понятной жизни. Он не требовал налоговых деклараций, не боялся колебаний валютных курсов и не зависел от чужеземных настроений. Павел Иннокентьевич давно приспособился ко всем этим понятиям, однако именно сейчас, на деревянной скамье древнего трамвайчика, он неожиданно остро почувствовал, как устал от них. И как ему не хватает такого вот верного и доброго трамвая.

– Такой никогда не предаст! – пробормотал про себя Павел Иннокентьевич. – Сломается, закапризничает, но не предаст.

Он вспомнил, как в припадке какого-то сумасшествия по всей стране стали выдирать с мясом рельсы, лишив вездесущие трамвайчики возможности заезжать чуть ли ни в каждый квартал. А вместе с трамвайчиками ушла и та самая уютная жизнь. Взамен пришли только спешка, суета и психоз – как тогда, перед экзаменом.

Передвигаться стали быстрее – спору нет. Но времени при этом почему-то стало не хватать.

Тем временем трамвай заметно снизил скорость. Павел Иннокентьевич напрягся  – он не хотел сознаваться самому себе в том, что не хочет выходить. Похоже, что и остальные пассажиры почувствовали то же самое: в вагоне стало совсем тихо и даже грустно.

Свернув в узенький переулок, трамвай остановился. Павел Иннокентьевич молча вышел из вагона. Пустой трамвайчик тут же тронулся и вскоре исчез за ближайшим поворотом.

На остановке никого не было. Как не было ни самой остановки, ни рельсов.

Толпы тоже не было. Старенький трамвай, как заботливое существо, незаметно успокоил каждого пассажира, и привез его именно туда, куда тот хотел попасть.

Павел Иннокентьевич улыбнулся. Он давно знал, как это классно: ехать и не думать о том, где твоя конечная остановка…