Народ в русской литературе Х1Х века

НАРОД
   Если на первом плане в русской литературе стоит проблема героя, то есть проблема мыслящей и ищущей личности, а на втором – облик женщины, то народ стоит на третьем месте.

До отмены крепостного права в 1861 году крестьяне в русской литературе – это домашние слуги, в сущности, члены семьи, но без права голоса. Это люди, полностью преданные господам. В «Капитанской дочке» Пушкина это Савельич, за скромное и трезвое поведение пожалованный в дядьки подрастающему барину Петру Гриневу и служивший ему всю жизнь верой и правдой. Офицер Гринев в глазах Савельича всегда остается ребенком. Вот как он говорит о Петре Пугачеву, когда тот был еще бродягой: «Ты видишь, что дитя еще не смыслит, а ты и рад его обобрать простоты его ради». Простотой тогда называли глупость. А вот как писал отец Петра своему слуге после дуэли Гринева со Швабриным: «Стыдно тебе, старый пес, что ты, невзирая на мои строгие приказания, не донес мне о сыне моем Петре Андреевиче…Я тебя, старого пса! пошлю свиней пасти за утайку правды и за потворство к молодому человеку». Ответ слуги: «Милостивое послание ваше я получил, в котором изволишь гневаться на меня, раба вашего, что-де мне не исполнять господских приказаний, - а я, не старый пес, а верный ваш слуга, господских приказаний слушаюсь и усердно всегда вам служил и дожил до седых волос. А изволите вы писать, что сошлете меня свиней пасти, и на то ваша боярская воля. За сим кланяюсь рабски. Верный ваш холоп Архип Савельев». Ответ характерный: в нем и чувство собственного достоинства слуги, и полная преданность воле господина. Свою верность он доказал тем, что во время казни офицеров гарнизона предложил повесить себя вместо Гринева, которого уже волокли к виселице. И его выходка возымела действие: Пугачев узнал в нем слугу господина, подарившего ему когда-то заячий тулуп на постоялом дворе, и сохранил Гриневу жизнь.

   Пушкин мог познать такой характер вполне: у него самого был дядька Никита Козлов, который на руках внес домой своего барина после дуэли с Дантесом и потом ехал хоронить его в Псковскую губернию, обняв гроб, несмотря на мороз и ветер. Такой дядька был почти у каждого дворянина. Был такой у поэта Тютчева, у композитора Чайковского, да всех не перечислишь.

В литературе самый яркий образ такого слуги – это слуга Ильи Обломова Захар, без которого барин и шагу ступить не может. Захар - «пожилой человек в сером сюртуке, с прорехою подмышкой, откуда торчал клочок рубашки, в сером же жилет, с медными пуговицами, с голым, как колено, черепом и с необъятно широкими и густыми бакенбардами, из которых каждой стало бы на три бороды. Захар не старался изменить не только данного ему Богом образа, но и своего костюма, в котором ходил в деревне. Платье ему шилось по вывезенному им из деревни образцу. Серый сюртук и жилет нравились ему еще и потому, что в этой полуформенной одежде он видел слабое воспоминание ливреи, которую он носил некогда…а ливрея в воспоминаниях его была единственною представительницею достоинства дома Обломовых. Более ничто не напоминало старику барского широкого и покойного быта в глуши деревни». «Поэтому для Захара дорог был серый сюртук: в нем, да еще в кое-каких признаках, сохранившихся в лице и манере барина. напоминавших его родителей, и в его капризах, на которые хотя он и ворчал, и про себя, и вслух, но которые уважал внутренне как проявление барской воли, господского права, видел он слабые намеки на отжившее величие.

Без этих его капризов он как-то не чувствовал над собой барина, без них ничто не воскрешало молодости его, деревни, которую они покинули давно, и преданий об этом старинном доме, единственной хроники, веденной старыми слугами, няньками, мамками и передаваемой из рода в род. Только поседевшие слуги дома хранили и передавали друг другу верную память о минувшем, дорожа ею как святынею. Вот отчего Захар так любил свой серый сюртук. Может быть, и бакенбардами своими он дорожил потому, что видел в детстве своем много старых слуг с этим старинным, аристократическим украшением».
Без Захара не может Обломов, молодой образованный дворянин, ни умыться, ни одеться, ни даже найти носовой платок. Так барство и рабство соединены как две стороны одной медали.

   Таковы же Тихон, слуга старого князя Болконского в «Войне и мире» Льва Толстого, и слуга Печорина, еще более надменный, чем его барин, в «Герое нашего времени» Лермонтова, Прокофьич, слуга Кирсановых в романе Тургенева «Отцы и дети».

   Самый яркий женский образ – Лиза в комедии Грибоедова «Горе от ума». Лиза, в сущности, подруга Софьи, а не просто ее служанка. Лиза устраивает свидания молодой барышни с Молчалиным, выгораживает ее перед отцом и даже дает Софье советы и наставления.

   Трудовое крестьянство не нашло своего отражения в литературе первой половины
Х1Х века. Сельская община представлялась каким-то роевым существованием, чуть ли не на уровне природного. Исключения составляли бунты. Пугачевский бунт описал Пушкин в повести «Капитанская дочка». Бунт, по словам Пушкина, «бессмысленный и беспощадный», но он, оказывается, дал душе героя «сильное и благое потрясение» вследствие перенесенных им глубоких переживаний. Однако в данном случае бунтовали не крепостные.

Пушкин так описывает движущие силы этого восстания: «Оренбургская губерния в конце 1773 года …обитаема была множеством полудиких народов, признавших еще недавно владычество российских государей. Их поминутные возмущения, непривычка к законам и гражданской жизни, легкомыслие и жестокость требовали со стороны правительства непрестанного надзора для удержания их в повиновении. Яицкие казаки, долженствовавшие охранять спокойствие и безопасность сего края, с некоторого времени были сами для правительства неспокойными и опасными подданными». Полудикие народы и казаки подняли мятеж. Крепостные же крестьяне Поволжья во многих случаях спасали своих господ и особенно их детей. Их уводили в лес и потом доставляли туда пищу или прятали в своих семьях. В советское время об этом никогда не писали, стремясь изобразить восстание мятежом крепостных.

   Загадкой представляется позиция Пушкина, изобразившего в образе Пугачева замечательного русского человека: справедливого, милостивого, щедрого и снисходительного, широкого во всех проявлениях. В «Истории Пугачевского бунта» Пушкина он представлен совсем другим: жестоким и низким. Вдову убитого коменданта крепости, взятую в наложницы, он отдает на смерть казакам, и она еще живой была брошена в кусты вместе с умирающим ее девятилетним братом, до которого пыталась дотянуться рукой и не смогла. Исторически восставшие были в самом деле полудикими или совсем дикими, если они срывали кожу с человека и его салом мазали свои раны. Но в повести они иные. Так, Пугачев изображен настоящим государственным человеком, а царица Екатерина 11 – только как частное лицо. Объяснение может быть только одно: «И милость к падшим призывал». Всепрощающим Пугачевым Пушкин укорял царя Николая 1 за то, что не прощал дворян, сосланных в Сибирь.

   Портрет Пугачева: «Черты лица его, правильные и довольно приятные, не изъявляли ничего свирепого». Его окружали люди, которые «обходились между собою
как товарищи и не оказывали никакого особенного предпочтения своему предводителю». Значит, никакой лести и подобострастия. «Каждый хвастал, предлагал свои мнения и свободно оспоривал Пугачева». Еще один урок царю. Пугачев смеется с «такою непритворной веселостью», что Гринев, только что переживший угрозу смерти и смерть коменданта и его жены, «стал смеяться, сам не зная чему». Молодой офицер не признал царя в беглом казаке, не обещал ему не воевать против него. Но Пугачев ответил так: «Казнить, так казнить, миловать, так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь». Позже Пугачев узнает, что Гринев обманул его, скрыв происхождение Марьи Ивановны, дочери погибшего капитана, коменданта крепости, и все же простит и его и ее и захочет справить их свадьбу и стать посаженным отцом. Но и тут Гринев воспротивится и будет отпущен с любимой на свободу. Так последовательно исповедал Пугачев принцип «миловать, так миловать». Этот принцип, в сущности, предлагал Пушкин царю Николаю 1.

   Идеализированное изображение Пугачева является, несомненно, уступкой народной иллюзии относительно «мужицкого» царя, который был бы именно таким – справедливым
и великодушным.

   В приукрашенном изображении Пугачева легко увидеть и другое задание, обще гуманистическое: Пушкин, разглядевший черты демонизма в блестящем светском Онегине, увидел в разбойнике, пролившем море крови, вовлекшем в преступления массы народа, прекрасные человеческие качества. Может быть, это подлинно христианский взгляд. Может быть, последним благодарным взглядом на плахе Пугачев благодарит Гринева за то, что тот дал ему возможность сделать добро.

   Преданность крепостных своему барину так велика, что они встают на его сторону
в борьбе с богатым и сильным противником. Такое восстание описано в повести Пушкина «Дубровский». Когда помещик уезжает за границу, восстание прекращается.

   Н.В. Гоголь рисует образы крестьян в поэме «Мертвые души» то ли с юмором, то ли с сарказмом. Вспомним слугу Чичикова Петрушку, который в процессе чтения только составляет слова из букв. Кучер Чичикова Селифан обычно пьян, он любит произносить речи, обращенные к лошадям. Его отношение к барскому наказанию: можно и посечь, если за дело, отчего не посечь. Бестолковые дядя Митяй и дядя Миняй не могут развести лошадей, запутавшихся в постромках. Девчонка Пелагея не знает, где право, где лево. Хорошо отзываются в поэме только об умерших крестьянах: помещик Собакевич дает им превосходные характеристики, каких не удостоен ни один из живых. Правда, в целом Гоголь так отзывается о русском крестьянине: «Русский человек способен ко всему и привыкает ко всякому климату. Пошли его хоть в Камчатку, да дай только теплые рукавицы, он похлопает руками, топор в руки и пошел рубить себе новую избу».

   Совсем иные крестьяне в творчестве И.С. Тургенева и Льва Толстого накануне и после отмены крепостного права. Теперь это сельские работники. Отныне они противостоят помещику как работодателю. Между ними идет борьба.

   Помещик Николай Петрович Кирсанов, владелец двух тысяч десятин земли, герой романа Тургенева «Отцы и дети», действие которого разворачивается накануне отмены крепостного права, говорит сыну: «Хлопоты у меня большие с мужиками в нынешнем году. Не платят оброка… Ну, и настоящего старания все еще нет. Сбрую портят. Пахали, впрочем, ничего. Перемелется – мука будет».

   Николай Петрович говорит, что он всё делает, чтобы не отстать от века: «крестьян устроил, ферму завел, так что даже меня по всей губернии красным величают, читаю, учусь, вообще стараюсь стать в уровень с современными требованиями». Он размежевался с крестьянами, но… «Недавно заведенное на новый лад хозяйство скрипело, как немазаное колесо, трещало, как домоделанная мебель из сырого дерева». Приехавший в гости Базаров говорит: «Видел я все заведения…Скот плохой, и лошади разбитые. Строения тоже подгуляли, и работники смотрят отъявленными ленивцами, а управляющий либо дурак, либо плут… Добрые мужички надуют твоего отца всенепременно. Знаешь поговорку: «Русский мужик Бога слопает».

   В целом же Тургенев видел полную покорность народа своему царю. Он писал в письме: «…нет на свете правительства, которому было бы легче руководить своей страною. Прикажут – на стену полезем, скомандуют: отставь! – мы с полстены опять долой на землю».

   В романе «Анна Каренина» Л. Толстого крестьянский вопрос поставлен остро. Свияжский, предводитель дворянства в своем уезде, человек «несомненно, не только очень умный и образованный, но очень образованный и необыкновенно просто носящий свое образование», «считал русского мужика стоящим по развитию на переходной ступени от обезьяны к человеку». Но в то же время «на земских выборах охотнее всего пожимал руку мужикам и выслушивал их мнения».

   Гость Свияжского, старый помещик, рассказывает о крестьянах: «Рабочие не хотят работать хорошо и работать хорошими орудиями. Рабочий наш только одно знает – напиться, как свинья, пьяный и испортит все, что вы ему дадите. Лошадей опоит, сбрую хорошую оборвет, колесо шинованное сменит, пропьет, в молотилку шкворень пустить, чтобы ее сломать. Ему тошно видеть всё, что не по его. От этого и спустился весь уровень хозяйства. Земли заброшены, заросли полынями или розданы мужикам, и где производили миллион, производят сотни тысяч четвертей, общее богатство уменьшилось… русский мужик есть свинья и любит свинство, и чтобы вывести его из свинства, нужна власть, а ее нет, нужна палка, а мы стали так либеральны, что заменили тысячелетнюю палку какими-то адвокатами и заключениями, при которых негодных вонючих мужиков кормят хорошим супом и высчитывают им кубические футы воздуха». Его поддерживает Левин: «Я на что ни затрачивал деньги в хозяйстве, всё с убытком: скотина – убыток, машина – убыток». «И я не один, - продолжал Левин, я сошлюсь на всех хозяев, ведущих рационально дело, все, за редким исключением, ведут дело в убыток». Позиция Левина в том, что «мы не хотим знать свойств, привычек нашего рабочего».

Свияжский сам ведет свое хозяйство с убытком. Он считает крестьянскую общину с ее круговой порукой первобытной, остатком варварства. Он доволен, что она сама собой распадается после отмены крепостного права. «Остается только свободный труд». Но как его организовать, не знает никто. «Трудность состояла в непобедимом недоверии крестьян к тому, чтобы цель помещика могла состоять в чем-нибудь другом, кроме желания обобрать их сколько можно. Они были твердо уверены, что настоящая цель его (что бы он ни сказал им) будет всегда в том, чего он не скажет им. И сами они, высказываясь, говорили многое, но никогда не говорили того, в чем состояла их настоящая цель. Кроме того, крестьяне первым и неизменным условием какого бы то ни было соглашения ставили то, чтобы они не были принуждаемы к каким бы то ни было новым приемам хозяйства и к употреблению новых орудий».

   Левин видел, что «хозяйство, которое он вел, была только упорная и жестокая борьба между им и работниками, в которой на одной стороне, на его стороне, было постоянное напряженное стремление переделать все на считаемый лучшим образец, на другой же стороне – естественный порядок вещей. И в этой борьбе он видел, что при величайшем напряжении сил с его стороны и безо всякого усилия и даже намерения с другой достигалось только то, что хозяйство шло ни в чью и совершенно портились прекрасные орудия, прекрасная скотина и земля». «Он стоял за каждый свой грош (и не мог не стоять, потому что стоило ему ослабить энергию, и ему бы недостало денег расплачиваться с рабочими), а они только стояли за то, чтобы работать спокойно и приятно, то есть так, как они привыкли. В его интересах было то, чтобы каждый работник сработал как можно больше, при том чтобы не забывался, чтобы старался не сломать веялки, конных граблей, молотилки, чтобы он обдумывал то, что он делает, работнику же хотелось работать как можно приятнее, с отдыхом, и главное – беззаботно и забывшись, не размышляя».

   Левин «видел, что Россия имеет прекрасные земли, прекрасных рабочих и что в некоторых случаях…рабочие и земля производят много, в большинстве же случаев, когда по-европейски прикладывается капитал, производят мало, и что происходит это только оттого, что рабочие хотят работать и работают хорошо одним им свойственным образом, и что это противодействие не случайное, а постоянное, имеющее основание в духе народа. Он думал, что русский народ, имеющий призвание заселять и обрабатывать огромные незанятые пространства, сознательно, до тех пор, пока все земли не заняты, держался нужных для этого приемов, и что эти приемы совсем не так дурны, как это обыкновенно думают». «Надо только идти к своей цели, и я добьюсь своего, - думал Левин, - а работать и трудиться есть из чего. Это дело не мое личное, а тут вопрос об общем благе. Всё хозяйство, главное – положение всего народа совершенно должно измениться. Вместо бедности – общее богатство, довольство, вместо вражды – согласие и связь интересов. Одним словом, революция бескровная, но величайшая революция, сначала в маленьком кругу нашего уезда, потом губернии, России, всего мира. Потому что мысль справедливая не может не быть плодотворной».

   М.Е. Салтыков-Щедрин видит в народе невежество, апатию, суеверия и темноту. Писателя возмущает холопство народа и его неспособность к активному протесту. В «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил» описывается жизнь этих трех мужчин на необитаемом острове, где на деревьях растут разные плоды, в лесу – зайцы, тетерева и рябчики, в реке – рыба, но все это надо поймать и приготовить. Генералы впервые видят, как эта пища летает, бегает и плавает! И только мужик смог накормить господ, а себе в награду взял яблоко маленькое и кислое. Сатирик возмущен не только неприспособленностью генералов, но и скромностью мужика.

   В сказке «Коняга» символически изображен слишком терпеливый народ-труженик, вокруг которого увиваются «пустоплясы», то восхваляющие народ за покорность, то критикующие его за это, но успевающие при этом урвать свой кусок.

   Щедрин считал, что идеализировать народ – значит вредить ему. «Система убаюкивания» вредна. Она мешает народу правильно взглянуть на самого себя и отдаляет на неопределенное время эпоху пробуждения в нем сознания, которое сделало бы для него самого настоятельною и не насильственною потребностью те качества, которыми мы заблаговременно и так легкомысленно его наделяем».
Образ народа создан им в «Истории одного города». В этом образе Щедрин запечатлел, как он считал, отрицательные качества народа. Что же самого отрицательного здесь? Это терпение. То самое терпение, которым в Евангелии предлагается спасать душу. Глуповцы говорят: «Мы люди привышные! Мы претерпеть могим. Ежели нас теперича всех в кучу сложить и с четырех концов запалить – мы и тогда противного слова не молвим». Это терпение и стало мишенью сатирика. В терпении он видит даже не глупость, а просто безумие. В ответ на критику он заявил: «недоумение относительно глумления над народом, как кажется, происходит от того, что рецензент мой не отличает народа исторического, то есть действующего на поприще истории, от народа как воплотителя идеи демократизма. Первый оценивается и приобретает сочувствие по мере дел своих. Если он производит Бородавкиных и Угрюм-Бурчеевых, то о сочувствии не может быть речи, если он выказывает стремление выйти из состояния бессознательности, тогда сочувствие к нему является вполне законным, но мера этого сочувствия все-таки обусловливается мерою усилий, делаемых народом на пути к сознательности».

   Считается, что в «Истории одного города» речь идет о народе «историческом». Революционеры-демократы рассчитывали на народное восстание в 1859 – 1861 годах, но его не произошло, хотя народ всячески пытались стравить с царем и его правительством. Щедрин уверен, что все – из-за политической неразвитости масс: «вокруг нас кишит ликующая бессознательность». Сегодня очевидно, что именно эта «бессознательность» затормозила революцию до 1917 года. Щедрин писал: «Главная и самая существенная причина бедности нашей народной массы заключается, по нашему мнению, в недостатке сознания этой бедности».

   Н.Г. Чернышевский, писатель-революционер, так охарактеризовал терпеливый русский народ: «Жалкая нация, жалкая нация! – Нация рабов, - снизу доверху, все сплошь рабы». Сын священника, он знал, что русские люди были рабы Божии. Это его и раздражало.

   «Народники»-революционеры специально шли в крестьянские общины с пропагандой бунта. Их не принимали и сдавали полиции. Так родилась поговорка: он пошел в народ, но народ не признал его.

   Н.А. Некрасов задался целью узнать, счастлив ли народ после отмены крепостного права в 1861 году. «Народ освобожден, но счастлив ли народ?» - такова главная мысль поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Один из странников описан подробнее других: «Лука – мужик присадистый, С широкой бородищею, Упрям, речист и глуп». Названия деревень характеризуют, по Некрасову, пореформенную Русь: Заплатово, Дырявино, Разутово, Знобишино, Горелово, Неелово, Неурожайка. Названия явно сатирические, обличительные. Уже по этим названиям понятно, что нет и не может быть счастливых в народной среде. Нет таких и в иной среде. Мужик увидели, что «счастье мужицкое дырявое – с заплатами, корявое – с мозолями». Одна из глав называется «Пьяная ночь». Поэт оправдывает народ: «Он до смерти работает, до полусмерти пьет». В портрете крестьянина Якима Нагого использованы сравнения, взятые из обихода пахаря:
Грудь впалая, как вдавленный
Живот, у глаз, у рта
Излучины, как трещины
На высохшей земле,
И сам на землю-матушку
Похож он: шея бурая,
Как пласт, сохой отрезанный,
Кирпичное лицо,
Рука – кора древесная,
А волосы – песок.
   И сам он приравнен к кому земли:
…лет тридцать жарится
На полосе под солнышком,
Под бороной спасается
От частого дождя,
Живет – с сохою возится,
А смерть придет Якимушке –
Как ком земли отвалится,
Что на сохе прирос…
   Очень выразительная характеристика. Кажется, этот человек – лишь явление природы. Но именно в его уста вложены мятежные слова:
Работаешь один,
А чуть работа кончена,
Гляди, стоят три дольщика:
Бог, царь и господин.

Эти слова стали манифестом классовой розни. Бунтарь Савелий объявлен Некрасовым богатырем святорусским. А ведь он живым закопал в землю управляющего немца Фогеля. Прославлен в поэме бунт крестьян деревни Столбняки: восставшие не выдали зачинщиков. Обличает Некрасов добровольное рабство крестьян. Отсюда такая противоречивая характеристика Руси:
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка Русь!
Убогая и бессильная – на бунт, на противоправные действия. «А потому терпели мы, что мы богатыри» - заявляет о себе Савелий. Так смешались понятия: богатырское терпение и – преступление. Это терпение раздражает революционеров и примкнувшего к ним Некрасова.
   «Мужчинам три дороженьки: Кабак, острог да каторга», - заявляет Савелий о жизни русского крестьянина.
   В итоге Григорий Добросклонов произносит революционную проповедь.

   В рассказах Чехова нет обобщенного образа народа. Он всматривается в лица крестьян и видит убогих, невежественных, грубых людей. Религия присутствует иногда в их жизни в виде икон. Но это ничего не определяет в их существовании. В рассказе «Спать хочется» девочка-нянька задушила хозяйского ребенка, чтобы уснуть, а в углу теплилась лампада перед иконой. В самом поэтичном произведении Чехова «Степь» кучер Дениска жует так, что лошади оглядываются на него. Чернобородый подводчик так смеялся, что «в его голосе и смехе чувствовалась непроходимая глупость». «Дымов озорник, все убьет, что под руку попадется», у него «шальной и насмешливый взгляд». Даже глаза Васи, обладавшего очень острым зрением, - это «мутные, серые глазки». Когда Вася ест живую рыбку, то становится «похожим на животное». Что уж говорить о героях рассказов «Унтер Пришибеев», где тупой унтер в отставке следит за порядком на улице, «Злоумышленник», где крестьянин для рыбной ловли отвинчивает гайки с рельсов на железной дороге, «Ванька», где мальчик пишет письмо «на деревню дедушке», и многих других.

Прочитав все рассказы Чехова, не поймешь, где он – великий русский народ. Он растворился в неблагообразных физиономиях и неприятных характерах.