45. Тепло моего друга Кольки Коновалова

Не место красит человека, а человек красит место. Бывает так, что место есть, а красить его некому. Такое место называют вакансией. Много вакансий было в Кош-Агачском районе. В самом райцентре аж две.

Кош-Агач. Это у чёрта на куличках. У монгольской границы. Самое низкое место в той степи в полтора раза выше нашего Бабыргана. Кош-Агач означает «Прощай Лес». В этом самом безоблачном районе страны среднегодовая температура ниже нуля. Кони, верблюды, яки, козы и овцы пасутся круглый год, даже зимой, при минус пятидесяти. Огородов нет, какие могут быть огороды, если всё равно ничего не вырастишь. Ехать в это залесье на рейсовом автобусе полтора дня.

Мы c Колькой готовы были поехать хоть куда, лишь бы не разлучатьcя. С детства вместе были. В вечерней школе за одной партой сидели,  на учительских курсах за одной партой сидели....

На раcпредкомиccии Колька заявляет про Кош-Агач. Комиccия от удивления чуть cо cтульев не попадала. Туда никто не рвался.
Поcле Кольки захожу я и тоже прошу направить меня в Кош-Агач.
- В Кош-Агаче вакантных меcт нет.
- Как нет? В cпиcке же есть!
Поcле долгих разборок выяcняетcя, что меcт в Кош-Агаче, дейcтвительно, больше нет. Так cудьба наc c Колькой разлучила.

В конце сентября приходит мне в Хабаровку от Кольки письмо. В письме фотография села. На обороте стихи. Когда Кольке плохо, он с прозы переходит на поэзию:
- …темница без решёток, дыра средь гор Чаган-Узун…

Ёкэлэмэне! Кольке не угодишь. Для него и Ая – дыра. В детстве Колька удирал из Аи на Кубу. В гости к Фиделю Кастро собрался. С поезда Кольку сняли аж за Новосибирском. Теперь то уж взрослый. Старше меня на год. Кольке уже аж девятнадцать лет.

Всё бы ничего, но в письме Колька пишет, что влип как кур во щи. Сдружился с местными парнями, а они пьют. Злоупотребляют! Употребляют сами себе во зло. Если не пить – будешь предателем. Если пить станешь алкашом.
Колька упёрся в эту дилемму как буриданов осёл и не знает какой путь выбрать. Почерк не узнать. Письмо написал дрожащей рукой. Жуть какая-то. Я уже сгорал однажды от водки, Колька тоже, но спиртное он переносит легче меня. Видно здорово его там прижало.

Вакансия… Зашёл бы я первый на комиссию, был бы я на его месте, а он бы был на моём. Каждую субботу мог бы уезжать домой. Я успевал на выходные сгонять домой,  уже три раза дома побывал, а Колька ни разу.  Чике-Таман находится ровно посередине между Чаган-Узуном и Аей. Кольке в два раза дольше ехать... Вдруг  так жалко стало Кольку. Всё. В субботу еду к нему в Чаган-Узун.

Еле дождался последнего урока, со школьного крыльца вприпрыжку рванул на тракт. От школы до тракта всего метров двадцать. Иду по дороге на остановку. Сзади меня   тащится автолавка. В кабине сидят два мужика. В автолавке должны же быть лавки. Уеду на лавке. Лишь бы взяли.
Голосую. Остановились.
- Тебе куда?
- В Чаган-Узун.
- Садись.
- Куда?
- Куда, куда, в кузов.
Мужики вышли из кабины открыли заднюю дверь, передо мной возникла великолепная картина: кузов до верхнего окошка забит матрасами. Мужики забросили меня на эти матрасы как куль с мукой. О, Боже, как повезло! Какая благодать. Лежу на матрасах как как царевна на горошине и пялюсь через окошко на Чике-Таман. Дальше перевала я вверх по тракту ни разу не бывал. Всё мне интересно. Комфорт высочайшего класса. Я после так красиво и так удобно ни разу в жизни не ездил.

За мостом на берегу Большого Яломана автолавка остановилась. Открыли дверь. Мужики стоят с бутылкой водки и с кольцом колбасы приличного диаметра:
– Вылазь! – Спрыгнул. Прямо перед носом вижу стакан водки.
- Держи!
- Я не пью.
- Пешком пойдёшь!
Содержимое стакана я вылил в себя тремя большими глотками, чем привёл моих благодетелей в крайнее изумление. Сморщился. Мужики переглянулись и ничего не поняли. Тот, кто так красиво пьёт, не должен ведь морщиться. Один похлопал меня по плечу, другой со смачным хрустом отломил кусок колбасы и сунул мне  ломоть в руку:
– Поехали!
Это был ритуал почтения, оказанный  Её Величеству Природе. Мужики не смогли бы меня везти дальше, если бы я лежал там наверху, на матрасах просто так. Просто так - это наглость. Совесть маленько то хоть надо иметь. Остановись, окажа почтение. И вообще, не остановиться у этого моста – это плохая примета. Не повезёт. Мне везло.

Меня забросили вместе с колбасой обратно на матрасы, и мы поехали дальше. В голове загудело и тут вдруг я понял, чем знаменита вакансия, которую Колька выбрал. Чем выше в горы, тем выше гостеприимство. Определяется оно в граммах, в литрах и сантиметрами докторской колбасы. Ну и, конечно же, широтой душой. Чем выше в горы, тем душа шире.

В Чибите заехали на автобазу ЧВТ. Мужики увели меня в столовую и усадили за стол:
- Посиди тут. Я похлопочу насчёт транспорта. Мы дальше не едем.
- А я за пельменями. Тебе сколько?

Чёрт возьми. Сейчас только понял, что Колька имел в виду, когда написал, что не хочет стать предателем. Таких хлебосольных людей разве можно предавать? Да-а-а, дела. Алкашом то тоже не хочется стать…

Вернулись оба враз. С тремя тарелками пельменей:
- Щас съедим эти пельмени, потом поедешь дальше. Там ЗиЛ тебя ждёт, в Монголию едет. Я договорился. Прям без остановки до Чагана доедешь. У тебя там кто?

Рассказываю про вакансию. Растрогал мужиков чуть не до слёз. Денег с меня не взяли. Ни за проезд, ни за пельмени, ни за водку, ни за колбасу. Увели в гараж и перепоручили меня шофёру ЧВТ, который на ночь поехал в Монголию.

К Чаган-Узуну подъехали в сумерках. Шофёр пожелал мне всего хорошего и поехал дальше. Колькино село расположено за речкой. Людям в нём жить легче, чем в Хабаровке. В Хабаровке дом бабушки Ульяны, у которой я живу, стоит прямо на тракте. Колонны грузовиков, гудят днём и ночью. Стёкла аж дрожжат.

На мосту встретилась девчонка школьного возраста. Она должна знать где живёт её новый учитель физики Николай Александрович. В глубинке каждый год были новые учителя. Новее некуда. Колька снял квартиру на краю села. Волею судьбы в той избе жили наши земляки из Каянчи, дед со своею старухой. Русские в казахском селе.

Подхожу к избе, стучусь в дверь, открывают. Картина называется «Не ждали!» Горница, в ней как положено в русской избе, русская печь, с печи бабка с дедом смотрят вниз. Внизу стол, за столом молодёжь Колькиного возраста, на столе бутылки, очень много бутылок. Их столько много, что для закуски места не хватает. Колька встаёт и качаясь плывёт ко мне в объятия. Потом знакомит меня со своими новыми друзьями. Друзья наливают штрафную. Я отпираюсь, говорю, что сегодня уже выпил целый стакан водки, что если выпью ещё столько же, то умру. Бабуля слезает с печи, достаёт пол-литровую банку сливочного масла и суёт мне под нос:
-Милок, оне вить не отстанут. Ежелиф не хотишь помереть, то ешь это масло прям ложкой. Опросташь всю банку - не помрёшь.

Чтоб не видеть весь этот бардак в своём же доме, хозяева оделись и ушли к кому-то в гости, а я принялся за штрафные. Если бы не та банка со сливочным маслом, обратно в Хабаровку живым бы не вернулся. Никогда.

Холодное осеннее воскресное утро. Стоим у тракта на берегу Чуи. Вверх по тракту прошла колонна грузовиков. Через час они будут в Монголии. Холодина. Мороз как зимой. Дует ледяной ветер. Снега нет, но лужи промёрзли до дна. Подожгли сухой пень. Длинный язык пламени стелется на ветру низко по земле. Вокруг ни души, Колькино село Чаган-Узун счастливо храпит с похмелья, тракт опустел, мы одни сидим у этого огня, греемся и вспоминаем свою жизнь. Как далеко отсюда до родного дома! Ностальгию Колька переносит легче меня. Я бы тут пропал. От ностальгии нет никаких лекарств.

После того дня Колька отвязался от пьяной компании и сдружился с геологами, их партия в Чаган-Узуне стояла. Геологи в Чагане бурый уголь нашли. Общение с ними вернуло Кольку к его давней мечте. Всё у Кольки потом было как в той песне: и туманы, и дожди, и холодные рассветы, и незамысловатые сюжеты на неизведанном пути.

Кольку я потерял из вида на много лет. Через родню нашёл номер его мобильного телефона. Звонок из Германии застал Кольку в тундре. Он стоял у буровой вышки. 24 мая 2006 года. У Кольки юбилей. Кольке шестьдесят! В тундру только что пришла весна. Коновалов на пенсии с тремя инфарктами ещё несколько лет искал в тундре газ. Не только для меня, но также и для тех, кто здесь поносит всю Россию, всех русских, значит и Кольку заодно. В России все Коноваловы всё это время отапливают свои дома не газом, а дровами и углём.

Каждый раз, когда включаю газплиту, чую всем лицом тепло синего огня и думаю об русофобах. Предложить бы им всем, этим очень умным аналитикам, отключить зимой своё отопление хотя бы на неделю, посидеть в шубе перед холодными батареями и подумать о том, сколько стоит тепло моего друга Кольки Коновалова.