Рождённая на стыке веков. 6 глава

     Казалось, во мне что-то изменилось, я не понимала что, но почувствовала свободу, которой у меня никогда не было.
     - Вы по имени друг друга называете... так вы не мать и дочь? - спросил Мирза, внимательно рассматривая Бахрихон опа.
     - Что Вы! Нет конечно. Как бы это Вам объяснить... мы... жёны, нет... мы женщины одного мужчины, жили в одном доме, я, правда, потом впала в немилость и хозяин милостиво оставил меня в доме прислугой. А Халида была любимицей Турсун бая, родила ему двоих детей. Но... они не выжили, - опустив голову, говорила Бахрихон опа.
     Смотреть в глаза незнакомому мужчине, было не положено, но Бахрихон опа украдкой бросала смущённые взгляды на Мирзу.
     - Двоих детей? Но... она же ещё сама ребёнок! Когда же она успела? - искренне удивился Мирза.
     - Её в одиннадцать лет привели в дом бая, сначала, просто помогала по дому, была прислугой. Потом... хозяин очень хотел сына, ну... наследника. И Халиду повели в покои хозяина. Правда, первая у неё девочка родилась, её... она не выжила. Но хозяин не выгнал Халиду, даже полюбил её, а когда она ему сына родила, он её боготворил, - кинув взгляд на Мирзу, сказала Бахрихон опа.
     - Это просто ужасно! Милостивый бай, нечего сказать. Ей в куклы играть, а она детей рожает. Сколько же лет было вашему хозяину? И где он сейчас? Что заставило вас приехать в Ташкент? - поинтересовался Мирза.
     - У нас девочки в куклы не играют, голод, беднота... идут в услужение или, если повезёт, станут женщиной бая. Халиде повезло. А хозяин... его нет, убили. Мы из кишлака от голода бежали, всё лучше, чем сидеть и ждать голодной смерти, верно?- сказала Бахрихон опа.
     - Туда ему и дорога. Баям и басмачам не место в мире, где наступило такое время и вся власть перешла народу. Теперь жизнь будет налаживаться. Не сразу, конечно, но наступит день, когда все будут сыты. Равноправие и спокойная жизнь начнётся, - воодушевлённо говорил Мирза.
     Но мне не понравилось, что он так сказал о Турсун бае.
     - Да у тебя глаза закрываются, девочка. Иди, ложись на кровать, я на стул пересяду. Кровать большая, вместе поместитесь, а я на полу лягу, вот... курпачу постелю и лягу, - вставая с кровати, сказал Мирза.
     Я и правда очень устала и жутко хотелось спать. Поэтому быстро легла и закрыла глаза. Но как часто бывает, когда сидишь, хочется спать, а ляжешь, сон пропадает. Думая, что я сплю, Мирза и Бахрихон опа перешли почти на шёпот.
     - Сколько же тебе лет? - спросил Мирза, внимательно посмотрев на Бахрихон опа.
     - Тридцать четыре скоро. А что? На завод не возьмут? Старая уже? - с волнением спросила Бахрихон опа.
     - Какая же ты старая? Красивая. Сними платок, он почти всё твоё лицо закрывает. Ты знаешь, что очень красивая? Чернобровая, с большими глазами, белолицая... я ещё в поезде это заметил, - сказал Мирза, не отрывая взгляда от Бахрихон опы.
     - Скажете тоже. Красотой сыт не будешь, - смутившись, но всё же снимая с головы платок, ответила Бахрихон опа.
     - Нет-нет, правду говорю. Может ты спать хочешь? Так ты ложись. Да и поздно уже, - сказал Мирза, не торопясь вставать.
     - Я привыкшая ночами не спать. Да и неудобно, с мужчиной в одной комнате спать, - ответила Бахрихон опа.
     Вдруг Мирза положил руку на руку Бахрихон опы, вдрогнув, она отдёрнула руку и опустила голову ещё ниже.
     - Ты не бойся меня, Бахрихон, я ничего дурного не замышляю. Просто... как бы это сказать... мне скоро сорок лет, ни жены, ни детей. Всё некогда было, то одно, то другое. Ладно... поздно уже, утром вставать рано. Да... туалет в конце коридора, если что, - тоже смущаясь, сказал Мирза, наконец поднявшись со стула.
     При его последних словах, Бахрихон опа совсем растерялась. Он будто мысли её читал, она едва сидела, терпела с самого прихода сюда, но стеснялась спросить, где можно справить нужду. И когда Мирза, бросив курпачу на пол, к противоположной стене, лёг и отвернулся, я села на кровати.
     - Ты чего не спишь? - испуганно посмотрев на меня, спросила Бахрихон опа шёпотом.
     - Я тоже хочу, - так же шёпотом, ответила я.
     - Чего? В туалет, что ли? - спросила Бахрихон опа.
     - Ну да. Еле терплю. А одна, боюсь идти, - опуская ноги на пол и надевая свои кауши, сказала я.
     - Ладно, пошли. Только тихо, Мирза спит, - сказала Бахрихон опа, взяв меня за руку.
     Мы тихонько вышли в коридор, освещённый одной тусклой лампочкой и пошли по нему. Но мы пошли в обратную сторону и пришли к выходу.
     - Кажется, нам надо обратно идти, не в ту сторону пошли, - не выпуская мою руку, сказала Бахрихон опа.
     И мы пошли обратно. Туалет оказался в самом конце длинного коридора. Маленькое оконце в стене, несколько унитазов, но не таких современных, а без сидения, к которым мы не привыкли. В кишлаке туалеты были проще, яма, огороженная досками и всё. У Турсун бая туалет был обложен пахсой (глиняные куски, в виде кирпичей)
     - Ой, а это что? - увидев отдельно душ в углу, спросила я.
     - Не знаю. Давай быстрее, - ответила Бахрихон опа.
     - А кусочки бумаги тут зачем? - посмотрев на кусочки старой газеты, спросила я.
     - Хм... не знаю... может подтираться? - спросила она меня.
     - Да? А где кессак (кусочки сухой глины)? - спросила я.
     - Нет тут кессак. Это в кишлаке кессак, а тут вот, бумага. Но почему исписанная... непонятно, - ответила Бахрихон опа.
     Наверное, над нами бы посмеялись, если бы услышали, но мы были наивны даже в этом. Нужно было вымыть руки, но в кишлаке были арыки, а тут... мы не смогли догадаться, что нужно было повернуть краник в умывальнике и вымыть руки.
     - Ладно, утром Мирзу спросим, когда умываться будем. Пошли, - сказала Бахрихон опа.
     Вдруг раздался шум и в унитазах полилась вода, заставив нас вздрогнуть. Мы с Бахрихон опа испуганно переглянулись и быстро вышли. Вернувшись назад, мы никак не могли найти дверь своей комнаты, все двери были одинаковые, с номерами.
     - И что теперь делать? Как узнать, где наша? - испугавшись, спросила Бахрихон опа.
     Ответить я не успела, одна из дверей открылась и вышел Мирза.
     - Где вас носит? Ночь-полночь, заходите, - тихо произнёс он.
     Мы облегчённо вздохнули и быстро вошли в комнату. Наконец все легли и в ночной тишине, из открытого окна были слышны кваканье лягушек и свист сверчков.
     Утром, по привычке, первой проснулась Бахрихон опа, следом поднялась и я. Услышав шум, Мирза открыл глаза и посмотрел на старые часы на стене.
     - Только пять часов, рано же ещё, чего встали? - спросонья спросил он, опять закрывая глаза.
     Нам пришлось лечь, но сна уже не было. Мирза тоже не смог уснуть. Поднявшись, он сел и ладонью проведя по густым волосам, протёр глаза и быстро поднялся.
     - Ладно, идите умываться и... у... там, в общем, пока народ не собрался, а то очередь образуется. И на кухне чайник поставьте... хотя нет, вы ведь и с плитой обращаться не умеете, я сам. Пошли, - сказал он, взяв со спинки стула рубашку и надевая её на себя.
     Мы пошли за ним, одеваться нам не пришлось, так как платья мы на ночь по привычке не снимали. Не было тогда, во всяком случае у нас, ни ночных рубашек, ни, тем более, пижам. Мирза дал нам одно полотенце, другое, бросив себе на плечо, вышел из комнаты и прошёл в мужской туалет, а мы с Бахрихон опа в женский. Умывшись, Мирза поставил на кухне чайник. Не зная, что делать, мы в ожидании стояли в в коридоре. Когда Мирза вышел, он с удивлением посмотрел на нас.
     - А чего в комнату не пошли? - спросил он.
     Мы пожали плечами.
     - Ладно, пошли, - сказал он и пошёл вперёд.
     - А можно спросить? - осмелились я, так как сооружение, называемое душем, мне не давало покоя.
     - Что? - остановившись и повернувшись ко мне, спросил Мирза.
     - Там это... на потолке висит, ну... в туалете, с маленькими дырочками, что это? - спросила я.
     - Ты про душ, что ли? Из дырочек вода льётся и можно купаться. Душ называется, - ответил он и с усмешкой произнёс:
     - Детский сад.
     Правда, значения и этих слов я тоже не поняла. Но решила, что обязательно попробую искупаться в душе.
     - У нас осталась пара картошек, на заводе перекусим, - сказал Мирза, вытаскивая из кастрюли варёную картошку.
     - А вот хлеба нет, сегодня постараюсь раздобыть, - сказал Мирза, разрезая ножом картошку на кусочки.
     В доме Турсун бая мы голода не знали, это неприятное чувство я испытывала долгие годы, пока обстановка немного не стабилизировалась. Мирза взял чайник и вышел из комнаты.
     - Эти две картошки, он мог бы один поесть, а он с нами делится. Как мы отплатим за его доброту? - спросила Бахрихон опа.
     - Может чапан ему подарить? Эргаш акя вон как обрадовался. Не дашь же ему женское платье или нимчу, - наивно сказала я.
     Бахрихон опа задумчиво посмотрела на меня.
     - Скоро лето, зачем ему твой чапан? Нужно в комнате прибраться, да вещи его постирать. Знать бы, как и где, - произнесла она.
     Вернулся Мирза, с кипятком в чайнике и тут же бросил туда листья смородины. В общем, долго завтракать не пришлось. Мирза поднялся, следом поднялись и мы.
     - Ну что? Пошли на завод, - сказал он.
     А я всё думала, что же это такое, завод? И что там делают. Завод находился недалеко от ведомственного дома, где жили рабочие этого же завода, поэтому мы прошлись пешком. На проходной сидел пожилой мужчина и встретил нас сердито. Мирза открыл маленькую книжечку, пропуск и показал этому мужчине.
     - Пулат акя, нам бы к директору, вот... на работу хотят устроиться, - кивая в нашу сторону, сказал Мирза.
     Пулат акя внимательно нас оглядел.
     - Товарищ директор ещё не приехал. Подождите его. Он обычно к восьми приезжает, - так же сердито ответил Пулат акя.
     - Что же делать? Мне к восьми на смену заступать, опаздывать нельзя... - пробормотал Мирза, посмотрев на Пулат акя.
     - Так и иди на свою смену, они сами к директору зайдут, не маленькие, - ответил Пулат акя.
     - Ну... тогда Вы пропустите их и покажите, куда идти, - попросил Мирза.
     - Без пропуска не положено, - твёрдо заявил Пулат акя.
     - Откуда ему взяться, если они пришли на работу устраиваться? - теряя терпение, спросил Мирза.
     - Не положено, - твёрдо заявил Пулат акя.
     - Что делать... Вы посидите здесь, я постараюсь выйти, отпрошусь у мастера минут на пятнадцать. Мне идти надо. Только не уходите никуда, заблудитесь, - сказала Мирза.
     Бахрихон опа растерянно посмотрела на него, потом перевела взгляд на меня.
     - Вы идите, мы подождём, - сказала она.
     Переминаясь с ноги на ногу,  Мирза нехотя прошёл через проходную и скрылся за дверью. Мы просидели часа два, Пулат акя вдруг встал и побежал к воротам. Он спешно их открыл и во двор завода въехала чёрная машина. Автомобили мы никогда не видели, интересно было смотреть, как в железной, закрытой сверху арбе, без лошади, за стёклами сидели и ехали люди.
     - Наверное, это директор приехал. Значит Мирза скоро выйдет, - сказала Бахрихон.
     - Очень есть хочется, - тихо сказала я, услышав, как в животе у меня заурчало.
     - Потерпи, я тоже голодна. Что ты, как маленькая? Мирза скоро выйдет, - ответила Бахрихон опа.
     И Мирза вскоре вышел к нам. Он протянул Пулат ака бумагу, тот долго её изучал и наконец открыл нам низенькую дверцу проходной, за которой нас ждал Мирза. Мы прошли во двор и долго шли к зданию. Оглядываясь, я увидела огромных размеров цеха, Мирза сказал, что именно оттуда выходят готовые тракторы. Что такое трактор, я не знала, но спрашивать не стала, видя, как Мирза торопится. Мы зашли в здание и подошли к кабинету директора. Там, за большим столом, сидела женщина.
     - Галочка, нам бы к директору. Поговорить с ним нужно, это важно, - нагнувшись над столом, сказал Мирза.
     Он говорил на русском языке и конечно, мы его не поняли. Описывая события своей жизни, я пытаюсь писать предельно понятно, думаю, разговор происходил именно так.
     - Я сейчас спрошу у него. Подожди, - ответила Галочка и встав из-за стола, тихо постучала в дверь кабинета.
     Она вошла и тут же вышла, приглашая нас войти. Меня сковал страх, ноги словно окаменели, я схватила Бахрихон опа за руку. У неё руки были ледяные, несмотря на тёплую, весеннюю погоду.
     За столом сидел тот мужчина, что приехал на чёрной машине. Его совершенно лысая голова сверкала, от падающих через большое окно лучей солнца. Он постоянно вытирал платком свою лысую голову. Довольно упитанный, в костюме, он приподнял на лоб очки и посмотрел на Мирзу.
     - Что у тебя? Разве ты не должен сейчас стоять за станком? - басовитым голосом спросил он.
     - Владимир Иванович, у нас висит объявление, требуются сборщицы и упаковщицы. Вот, эти женщины пришли устраиваться на работу, - уверенно сказал Мирза.
     - Ну... и иди в отдел кадров, чего до меня пришёл? - надевая очки, сказал Владимир Иванович.
     - Я был там, нужна Ваша подпись,- ответил Мирза.
     - Да, я знаю. Пусть пишут заявление, я подпишу. А ты работать иди, нам квартальный план сдавать, - громко сказал Владимир Иванович.
     - Идём, Бахрихон, - сказал Мирза и быстро пошёл к выходу.
     В отделе кадров, куда мы пришли с Мирзой, нас попросили написать заявление о принятии ученицами в сборочный цех. Я растерянно посмотрела на Бахрихон опу.
     - Я писать не умею, - сказала Бахрихон опа Мирзе, который нервно ёрзал на месте.
     - Вот что... мне работать надо. Мария Васильевна вам всё объяснит. Никуда из цеха не уходите. В обед, это в два часа дня, я зайду за вами, в столовую пойдём, заводскую, - сказал Мирза и быстро вышел.
     Мы с Бахрихон опа дружно посмотрели на Марию Васильевну. Худощавая женщина высокого роста, лет тридцати семи, с короткой стрижкой светлых волос, с продолговатым лицом и острыми глазами, она велела нам сесть, что мы послушно и сделали.
     - Работнички. Даже писать не могут, а на завод работать идут, - скептически оглядев нас, сказала она на чистом узбекском языке.
     Мы молча ждали, правда совсем не понимая, чего.
     - Татьяна! - вдруг крикнула Мария Васильевна, от чего я вздрогнула и испуганно оглянулась. В просторную комнату, со множеством папок и бумаг в шкафах, вошла молоденькая девушка с длиной косой.
     - Звали, Мария Васильевна? - спросила Татьяна, подойдя к столу.
     - Садись за стол, пиши заявления, опять пришли неучи, - сказала Мария Васильевна, закуривая папиросу.
     Татьяна быстро села и на двух листах написала за нас заявление. Мария Васильевна намазала палец Бахрихон опа чем-то чёрным и заставила приложить палец к бумаге, к заявлению значит. А мне разрешили просто поставить крестик, что я с трудом и сделала.
     - А теперь, отведи их в сборочный цех, скажи Семёнычу, пусть им всё покажет, - сказала Мария Васильевна.
     Татьяна вывела нас во двор и мы, пройдя его, зашли в цех, там стоял шум моторов, лязг и крики людей. К нам подошёл пожилой мужчина, в чёрной, засаленной одежде из сукна и фуражке.
     - Мирза забегал, сказал мне про них. Ты можешь идти, дальше я сам, мне не привыкать, - сказал Семёныч.
     Татьяна тут же ушла. Семёныч стал нам говорить что-то на русском языке, а мы тупо смотрели на него, ничего не понимая. Кажется, он понял это и позвал паренька, узбека. Тот быстро подошёл и стал переводить нам слова Семёныча.    
     Так, Бахрихон опа и я были приняты на работу, мы должны были складывать готовые запчасти в ящики. Работа была не трудная, отдельное помещение в цеху, где работало много женщин. В два часа, за нами пришёл Мирза. Я думала, что упаду в обморок от голода. Он вывел нас из цеха и пройдя двор, мы вошли в небольшое здание, запах еды ударил в нос. Посадив нас за стол, Мирза пошёл к стойке, где взял для нас суп и макароны. Я с жадностью быстро всё съела, без хлеба, его просто не было. Бахрихон опа, из своей тарелки, положила мне несколько штук макарон, я с благодарностью на неё посмотрела. Я не знаю, купил ли Мирза нам еду, или её рабочим раздавали бесплатно, но наконец я сытно поела.
     - Вечером картошки купим, повезёт, может и хлеб найдём. Хорошо, тут можно овощи найти, - сказал Мирза.
     К работе, мы с Бахрихон опа были привыкшие, но весь день сидеть, нагнувшись над ящиками... к вечеру, у меня рябило в глазах. Как и сказал Мирза, на местном базаре мы купили картошки, он тратил свои деньги, покупая огурцы и помидоры.
     - Стойте здесь, я знаю, где можно достать хлеб, - почему-то почти шёпотом, сказал Мирза.
     Его не было минут двадцать, наконец он вышел из-за будки и подошёл к нам.
     - Достал, пошли домой, сегодня пируем, - весело сказал он.
     Придя домой, мы сварили картошку, нарезали огурцы и помидоры. Бахрихон опа задумчиво сидела, потом, посмотрев на меня, обратилась к Мирзе.
     - Мы обуза Вам на шею, Мирза. А ведь в кишлаке у неё золото закопано, - тихо сказала Бахрихон опа.
     У Мирзы округлились глаза.
     - Тише говори! И у стен есть уши, какое золото? Вы с ума сошли? Да вам за это головы оторвут, - проговорил он.
     У меня от страха затряслись руки.
     - Как оторвут? За что? - чуть не плача, спросила я.
     Увидев, как я испугалась, он взял меня за руку. Я её тут же отдёрнула, кроме Турсун бая, ни один мужчина не прикасался ко мне. Мирза тут же убрал руку.
     - Ну... это я так, утрирую. Но за решётку, точно посадят, - поправил он себя.
     - За решётку? За какую решётку? - ещё больше испугалась я.
     - Забудьте о золоте, нет его и никогда не было. А деньги я почти не трачу, сочтёмся, не при капитализме живём, - сказал Мирза, увидев, как мы с Бахрихон опа испугались.
     Так прошёл мой первый рабочий день.