На фуршете

На фуршете она вскинула руку вверх, как и полагается вдаль и вперёд смотрящему, островитянам салютующему, только не флажком, а бокалом, и не островитянам, а щелкопёрым; да, право, флажками машут не всегда на берег, как и бокалы вздымают не на таких собраниях - на таких собраниях больше вздымают водку.
Вот и понравилась! Благородная, женственная, платье хорошее, да и сама!
Я попятился к ней глазами, почти что как замер, и начал сердце искать рукою, не найдя которое, решил, что человек я хотя и холодный, но зато и здоровый.
Она отпила с ободка и впрыснула вдохновение в мою, хотя и протараненную, но далеко не изрубцованную душу, ибо как с гуся вода, когда-бишь назавтра уже другой день. Но, покуда был ещё вечер, "О!"- многозначительно заметил я ей.
Она обернулась ко мне с профиля в фас и чокнулась тут же со мною. Мы ликовали, пия!
Эта женщина очаровала собой сразу всей. Меня и камень теперь бы понял, но камень к женщинам каждым твёрд, сух и нем, неподвижен к тому ж. А я люблю женщин! Они такие мяконькие-мяконькие! Бывало, поймаешь одну-другую, посадишь к себе на коленки, и радуешься как дурак. А эта!.. Она ещё и великолепна!
Я расколол зубами орешек, и дал ей попробовать. О, как она отказалась! О, как отёрла слюну с моих губ рифлёной салфеткой; о, как волнистой линией красивее шрама пролегли её губы от уха до уха при виде волн изумления по лбу моему, о который разбил я орешек второй!
Эти пушистые волосы и истребляющий взгляд осыпали меня конфетти её мелькающих мыслей, которых рад собрать был бы я в грубые ладони свои и сжать до одной... обо мне!
А она потопала каблучком, щёлкнула меня по носу, сказала: " Не спать!", хотя я не спал, а слезился, рассмеялась и выпила залпом.
Я её полюбил! Потянулся к ней из всего: куртки, штанов, штиблет, кожи; а она всё смеялась и пила залпом.
В кружащихся сверху люстрах все её восемь глаз казались мне восхитительны, и я хлопал в ладоши. Двенадцать раз вызывали на дуэль на вилках и зубочистках, но что мне были эти писаки на этом фуршете, когда здесь ОНА?! Плясал я, ухватывая в танец с собою прошлое место, где она была, блик её платья, тела - секундное прошлое её нахождения здесь. Я не успевал за её движениями, а она смеялась.
И вдруг прислонила палец к губам. "Муж!"- услышал я от неё.
Передо мною сейчас же и вырос вулкан, с дремучих бровей которого вынеслись чёрные птицы, взмыли, озлобились, но, не успев меня клюнуть в темя, растворились в Её ауре.
Положив на плечо мужа руку, она сказала: "Забавные люди тут ходят! Пойдём, любимый, домой! Нам ещё в магазин!"
Она выблеснулась последней улыбкой, сгорбилась под тяжестью серой шубы, кривыми пальцами сломала чугунную ручку двери на выход и ушла из моей жизни.
Добрые улыбки друзей подняли меня с пола, слезами омытого, дали мне успокоиться; ещё помню тепло по гортани, дебаты с охранником, потом уж - на лавке великого поэта, и я помню, что точно - великого! Он читал при луне стихи мне большие свои, большие, как наш бесподобный защитник - Юпитер!