Эти творческие души

Она ступала торжественно по аллее парка - иными словами, медленно шла. Точнее, брела, а уж если совсем быть честным, то еле плелась. Это само по себе было не удивительно: людям иногда приходит охота проплестись по парку, когда они устали или не в духе. В таких случаях, на выходе в город барометр физического и морального благоденствия обычно показывает «ясно». А значит, не зря плёлся, брёл или шёл торжественной поступью. Результат оправдывает средства.

Но в данном случае удивительным было то, что во время этого величественного шествия усердно хлестал озлобленный постоянным отступлением лета пронзительный дождь. Похоже, что его кто-то напрасно обидел, и он решил всласть выплакаться насквозь промокшим даже под зонтами прохожим. Стандартная реакция всего живого на такую гримасу погоды – бежать на своих двоих или на всех четырёх – у кого что есть - с прытью, которой позавидовали бы самые замедалированные олимпийские чемпионы. А она продолжала торжественно ступать под постоянно складывающимся втрое от ветра компакт-зонтом, хотя за забором неподалёку уютно цокали колёсами скоростные трамваи, а в кармане ей грел бок заветный документ, обеспечивающий бесплатный проезд на всех видах городского транспорта. Тактично умолчим о его названии.

Обладательницу невостребованного проездного документа звали Эля, и выглядела она задумчиво. Если бы служба межпланетной безопасности в тот момент подключилась телепатически к её мозгу, их собственные электронные мозги вошли бы в полный ступор: Эля под проливным дождём размышляла об одном из последних разговоров кинорежиссёра Эмиля Лотяну с композитором Евгением Догой. Сотрудники космических спецслужб скорее всего не поняли бы логики алгоритма, которому следуют в своей непосильной работе нерационально устроенные земные мозги. Впрочем, они в любом случае внимательно считали бы эти размышления, позже подвергнув их асимптотическому или ещё какому-либо инопланетному анализу, и наверняка вычислили бы, что к чему. Поэтому стоит сказать об этих водостойких размышлениях пару слов.

Элю волновал не столько сам разговор двух известных деятелей культуры, сколько его результат: отказ композитора принять участие в работе над новым фильмом Лотяну «Яр», разрешение на который режиссёр пробивал в кабинетах Госкино в течение предшествующих двенадцати лет. Эта ситуация как-то сама собой всплыла в памяти Эли после «СМС»-сообщения, полученного от давней подруги Аллочки, с которой она рассталась всего четверть часа назад. Встреча с подругой и полученное от неё вдогонку СМС занимали мысли Эли настолько, что она не замечала, что зонтик уже давно утратил способность защищать её от низвергающихся с небес потоков.

С Аллочкой Эля не виделась несколько лет, хотя они и жили в одном городе. Зачем утомляться, когда можно и так плодотворно встречаться в социальных сетях и «лайкать» друг друга до изнеможения? Но подруги наконец решили нарушить этот интернет-этикет и по старинке сделали друг другу очную ставку. Было много что вспомнить, обменяться впечатлениями, пожурить своих родных и близких, пожаловаться на бытовую суету и ломоту в костях и так далее. Всё было путём, пока разговор не вырулил на опасную тему под названием «творческие свершения и планы». Лучше бы этот разговор забрёл в какую-нибудь менее заминированную коммуникативную зону, типа «все мужики такие-сякие», потому что на творческих дебатах подрывались даже самые опытные сапёры.

Редкие встречи друзей – это всегда радостное событие. И когда внезапно представляется такая удача, забывается вся осторожность, особенно после бокала шампанского, поднятого за старые добрые времена. На вопрос «Чем ты жива на данном этапе?» Аллочка рассказала, что она снова начала рисовать и это приносит ей огромную радость. На аналогичный вопрос Эля ответила, что она записала и официально выпустила первый в жизни компакт-диск со своими песнями. На этом бы было уместно ей и остановиться, да где уж там: и Эля начала с энтузиазмом разъяснять, какая огромная разница между записью музыки для себя и для профессионального издания тематического альбома.

Не по возрасту начинающий профессиональный бард, Эля щебетала и щебетала, почему-то полагая, что это может быть интересно кому-либо, кроме неё самой. Рассказчица настолько увлеклась, что, не ведая греха, обратилась к подруге с просьбой: «Ой, Аллочка, ты же такая талантливая художница, ты не могла бы мне разрешить поместить одну из своих картин на вкладыш к моему следующему компакт-диску? Понимаешь, художественное оформление очень важно: надо же привлечь внимание потенциального покупателя.  Я бы включила в текст краткую информацию о художнике. Вот какой замечательный был бы у нас совместный проект! Мои песни уже слушают в интернете и даже поют, хотя я не думаю, что когда-либо выйду на серьёзный коммерческий уровень».

Надо сказать, что Аллочка с юных лет слыла человеком исключительно творческим, что было вполне заслуженно: кроме стандартного стартового набора, дарованного талантливым людям при рождении, типа музыкальности, умения водить кистью по мольберту  в нужных направлениях и склонности к сочинительству, у неё были и приобретённые жизненным опытом инновационные подходы к преодолению всех видов бытовых и психологических барьеров. Она сдержанно прокомментировала поток восторженного щебетания и сказала, что подумает. Но Эля уже ничего не замечала: её начало заносить на виражах творческих фантазий. Хорошо бы Аллочка сделала тематический рисунок в соответствии с названием её нового альбома. Ведь так важно привлечь внимание к диску оригинальным дизайном информационного вкладыша. Именно оригинальным, таким, которого ни у кого больше нет. Эля даже не заметила, как Аллочка постепенно каменела и немела, поэтому даже показала ей для примера картинку в интернете, которая, по её мнению, наиболее близко отражала концепцию задуманного ей альбома.
 
«Девочки» расстались самым дружелюбным образом. Аллочка обещала, что подумает над Элиным проектом, и обрадованная Эля решила отправиться домой пешком через парк. Она не прошла и нескольких шагов, как в сумке заверещал её мобильный телефон. Это было сообщение от Аллы. Эля читала и цепенела: «Эличка, лучше найденного тобой в Интернете рисунка и придумать нельзя. Да и других картинок на интересующую тебя тему множество, уже готовых. Выбери лучше из них, ты же умеешь как-то фотошопить, зато будет то, что соответствует твоему творческому замыслу».

Эля совершенно нормально восприняла бы от близкой подруги прямой отказ даже без объяснения причин. Тем более, что Эля полностью разделяла точку зрения японского долгожителя Сигэаки Хинохары о том, что если есть возможность не делать то, к чему не лежит душа, то и не надо этого делать. Так что со словом «нет» у Эли не было никаких проблем, но отказ, облечённый в форму отеческого совета, причём откровенно бесполезного, её просто огорошил. Ведь Алла не может не знать, что рисунки, кочующие в сети в свободном доступе, обычно широко известны, их шлёпают повсюду все, кому не лень, а оригинальные работы без разрешения автора использовать в своих проектах нельзя, даже внеся значительные изменения: «расфотошопить» можно любую графику и строго указать хитрецу на нарушение им авторских прав. Поэтому Эле пришлось бы разыскивать создателей картин и задавать им те же вопросы, что она задавала Алле, рискуя нарваться на гораздо менее дипломатичный совет. С какой бы стороны Эля не пыталась рассмотреть ответ подруги, по сути выходило, что та предлагала ей либо взять уже прошедшую сотни рук бесплатную картинку,  либо позаимствовать чужой рисунок, изменив его до неузнаваемости, «чтоб никто не догадался», вместо того, чтобы беспокоить серьёзно занятых творческих людей своими любительскими проектами.

Конечно, Алла занята своей семьёй, да и со здоровьем у неё проблемы, и свои заветные планы есть, на которые постоянно не хватает времени. Но отговорка в форме назидательного совета заставила Элю задуматься на тему «искусство отказа». Тут-то ей и вспомнилась ситуация Лотяну-Дога, тот самый огорчительный для просителя эпизод, о котором она случайно узнала из просмотренного накануне документального фильма, посвящённого памяти известного режиссёра.

Как иногда случается у талантливых людей, неспособных производить посредственные творения согласно инструкции отраслевых небожителей, режиссерская карьера Эмиля Лотяну к середине девяностых годов прошлого века зашла в некий тупик. Однако он нисколько не сомневался, что его время не ушло и что ему предстоит ещё создать свой новый, ошеломляющее одухотворённый, напоённый любовью и романтикой фильм. И вот оно, чудо – наконец получено разрешение Госкино, а с ним и финансирование. Но к такому фильму нужна была соответствующая музыка. Кого же ему было просить, как не своего творческого партнёра по предыдущим фильмам, композитора Евгения Догу? Вот они и встретились, чтобы вспомнить старые времена и поговорить о новых. Композитор был сдержан, не высказывал особого энтузиазма по поводу предложения участвовать в новом фильме и, тактично сославшись на занятость в других проектах, отказался. 

Для Лотяну музыкальное сопровождение к фильму всегда было одной из наиболее важных составляющих его режиссёрских замыслов, которые Евгений Дога воплощал в музыке с непревзойдённым мастерством. Отказ композитора явился для него полной неожиданностью, вызвавшей душевный болевой шок. Разумеется, он понял, что дело не только в занятости, просто на данном этапе у его старого друга иные творческие, а может, и экономические интересы. Вот и всё. На самом деле, композитор вполне мог быть осведомлён, что Лотяну по состоянию здоровья не сможет закончить свой новый фильм и что от него этот факт тщательно скрывают. Как бы там ни было и как бы ни был огорчён, а, скорее, уязвлён Лотяну, он принял отказ с достоинством. У него не опустились руки, он обратился к другим авторам и успел записать музыку к фильму. На большее, как оказалось, у него не осталось времени.

Мысли Эли начали перескакивать через годы от одной ситуации к другой: она обратилась с просьбой к человеку, который, в её представлении, наилучшим образом мог бы визуально оформить её акустический проект. Лотяну нужен был композитор, который понимал и разделял философию его творчества. Для режиссёра таким человеком был Евгений Дога. А что если бы композитор выбрал иную форму отказа и предложил бы режиссёру понадирать из Интернета уже готовых музыкальных произведений, перетасовать их на микшере и вставить в свой фильм согласно его творческой концепции? Интересно, как бы Эмиль Лотяну отнёсся к такому совету? Эле показалось, что режиссёру было бы очень и очень больно, и она вдруг впервые осознала значение фразы «её душили слёзы». Да, душили. Но, к счастью, начался дождь, и природе не требовалась дополнительная влага.

Эля сосредоточилась и набила в телефоне ответ, в котором зачем-то начала объяснять, что у неё не было намерения отвлекать Аллу от её творческих планов и текущих дел. Извинение было принято без комментариев. От этого Эле стало совсем уж стыдно за свою «святую простоту»: она ведь действительно не понимала, что именно в её желании включить в свой проект работу талантливой подруги могло показаться Алле бестактным и заслуживающим назидания в такой дидактичной форме. Ей по-прежнему казалось, что это была вполне нормальная идея. Элю расстроил вовсе не тот факт, что предложенное творческое содружество оказалось Алле неинтересным - в конце концов, особого «гламура» от такого проекта ожидать не приходилось. Эля также понимала, что Алла не хотела её обидеть, но выбранная форма отказа имела эффект щелчка по носу, который достиг своей цели: желание включать работы художников в дизайн своего нового диска у неё окончательно пропало.

Вот такие странные мысли считали бы инопланетяне из головы промокающей под безжалостным дождём земной гражданки, обладательницы права на бесплатный проезд в городском транспорте, и мгновенно вычислили бы правильный ответ на вопрос «Что тактичнее: прямо отказать или опосредованно указать просителю на его место под солнцем?» Но Эля ещё не достигла уровня межпланетного мышления, поэтому до сих пор так и не нашла на него ответа. Однако от восторженного щебетания теперь, по возможности, воздерживается и на вопрос о творческих планах отвечает всегда несколько невпопад: «Нормально».


Иллюстрация: Henri Rousseau - Un matin de pluie (1896-1897)


Рецензии