10 Среда Рассел-Сквер

      

        Крик разбудил меня следующим утром. Я скатился с кровати, схватил полицейскую дубинку и выскочил за дверь прежде, чем окончательно проснулся. Все эти ночи, проведённые в страхе перед Молли, явно окупились. Было ещё достаточно рано и темно, поэтому первым делом я включил свет в прихожей.

        Я стоял в своих боксерах, быстро остывая на зимнем воздухе, и думал, что, может быть, это был кошмар, когда следующая дверь громко распахнулась, и выбежал Зак в одних фиолетовых У-образных трусиках и ругаясь во весь голос. Он увидел меня и помахал чем-то перед моим лицом. “Смотрите!”

        Это была его грязная спортивная сумка, та самая, которой провоняла моя машина, только теперь она была удивительно чистой, потёртые швы зашиты и укреплены кожей, а логотип Адидас подкрашен синей нитью. Он сердито распахнул её, демонстрируя чистую и аккуратно сложенную одежду внутри, в лёгком аромате лимона и полевых цветов. Я знаю только одного человека,  укладывающего одежду с такой аккуратностью.

        – Должно быть, Молли его почистила, – предположил я.

        – Серьёзно?! Она не имела права. Это мои вещи.

        – Зато пахнет приятно.

        Он открыл было рот  сказать что-то, но тот с щелчком захлопнулся – из-за угла выбежала Лесли с дубинкой в одной руке и сверхмощным фонарём в другой. Она не спеша застегнула маску, и стояла в коротких шортах в красно-белый горошек и тёплой безрукавке, под которой её груди отвлекающе вздымались. Мы с Заком пялились, словно пара подростков, но я успел поднять глаза на её маску, не схлопотав дубинкой.

        – Доброе утро, – приветливо поздоровался Зак.

        Я представил его, кратко изложил его историю и посетовал, что не смог оставить Зака в снегу. Она лишь сказала, что возвращается в постель и просила больше не шуметь.

        Она уходила, когда я понял, что забыл, как стройны её бёдра и красивы ямочки на двигающихся ягодицах.

        Мы с Заком молча наблюдали за ней, пока она не скрылась за углом.

        – Это было потрясающе, – сказал Зак.

        – Да.

        – Так что, вы трахаетесь?

        Я уставился на него.

        – Это значит нет?

        – Нет, – констатировал я. – Она…

        – Секс на ножках, – закончил за меня Зак и нюхнул подмышку. Удовлетворённый, он расправил плечи, оттянул эластичный пояс на трусах, прогнусавив: «Хорошо! Нет ничего лучше раннего старта”. Он последовал было за Лесли, но я остановил его, положив руку на грудь. «Что?» – спросил он.   

        – Даже не думай об этом.

        – Ты не можешь иметь и то и другое, братан, – перешёл он на ты. – Смирись.

        – Ты не заметил ... – я заколебался. – Травм?

        – Некоторые из нас смотрят дальше поверхностного, – округлил глаза Зак.

        – Некоторые из нас смотрят дальше сисек.

        – Знаю, – сказал он. – Ты видел эту задницу?

        – Хочешь, врежу?

        – Да ладно, – Зак отступил на шаг. – Просто скажи, что ты в интересе, так и быть, отступлю. Может быть, пара-другая мыслей, трудно не думать, учитывая обстоятельства. Вперёд, не будь настолько слепым.

        – Не твоё дело.

        – Даю тебе неделю как гость, – пошутил или совсем обнаглел Зак. – А потом буду считать это открытым полем – хорошо?

        Без сомнений, к тому времени внимание Зака привлечёт что-нибудь другое. “Да, – сказал я. – Без разницы”.

        Зак похлопал по квадратикам своего пресса, огляделся. “Теперь мы. Что будем делать с завтраком?”

        – В этом заведении положено переодеваться к завтраку.

        Найтингейл, конечно, это знал, и единственной уступкой этикету стала расстёгнутая верхняя пуговица рубашки, да повешенный на спинку стула пиджак. Он был занят тостом и мармеладом, когда я проводил в столовую Зака, сладко пахнущего и свежевыстиранного благодаря Молли. Найтингейл насмешливо глянул на меня, когда Зак с радостными воплями бросился к серебряным подносам и начал накладывать на тарелку копчёную рыбу, омлет, кеджери, грибы, помидоры, жареный хлеб и почки. Я сел и начал наливать кофе.

        – Закари Палмер, – сказал я.

        – Жилец покойного Джеймса Галлахера, – продолжил Найтингейл. – Вчера вечером, во время регби, Лесли посвятила меня в его историю.

        – Он говорит, что у него есть секрет.

        – Дай угадаю, – Найтингейл прищурился. – Полу-фай?

        Он чуть иначе произнёс то слово, и я уточнил: “Если это значит наполовину эльф, тогда да. Откуда вы знаете?"

        Найтингейл сделал паузу, чтобы доесть тост. “Думаю, я знал его отца. Или  дедушку – с эльфами всегда трудно сказать”.

        – Вы ещё не рассказывали об эльфах. Кто они на самом деле?

        – Про них не скажешь точно. Эльф или фейри – просто термин, как иностранец или варвар,  в основном означает не совсем человеческое существо.

        Зак оставил попытки сложить всё на одну тарелку и использовал две. Тоби на всякий случай подкрался поближе и сел в пределах досягаемости сосисок.

        – Как реки? – спросил я.

        – Слабее. Но более независимые. Отец Темза, вероятно, мог бы затопить Оксфорд, если б захотел. Но ему никогда в голову не придёт нарушить естественный порядок вещей до такой степени. Фейри капризны, озорны, но не более опасны, чем обычный карманник. – Последнее прозвучало подозрительно похоже на цитату. – В деревне они встречаются чаще, чем в городе.

        Зак поставил на стол две тарелки и, коротко представившись Найтингейлу, принялся торить дорожки в отвалах еды. Чтобы столько есть и оставаться худым, он должен был сжигать калории, как скаковая лошадь. Свойство ли это фейри или всё в пределах нормального человеческого метаболизма? Уговорить бы Зака провести день у доктора Валида.
        Готов поспорить, что у доктора никогда не было полу-эльфов для экспериментов. Хорошо бы выявить  генетические различия, но доктор Валид считает достаточно широкими обычные человеческие вариации. Понадобятся сотни субъектов, чтобы установить это. Тысячи, если нужен статистически значимый ответ.

        Низкий размер выборки – одна из причин, почему магию и науку трудно примирить.

        Зак сосредоточился на еде, пока я рассказывал Найтингейлу о визите Джеймса Галлахера на Повис-сквер и о вестигии, который я там почувствовал.

        – Звуки похожи на плавучий рынок, – заметил Найтингейл.

        – Назарет? – спросил я.

        – Как Назарет, только для тех, кто живёт в нашем мире, а не для обычных преступников. Мы называли их рынками гоблинов, – Найтингейл повернулся к Заку. – Вы знаете, где это?

        – Только не я, шеф, – сказал Зак. – Среди них я – персона нон грата.

        – Но вы могли бы его найти?

        – Может быть, сколько это стоит?

        Найтингейл наклонился вперёд, молниеносно схватил запястье Зака и вывернул его ладонью вверх так, что Зак от боли подскочил со стула, оттопырив зад.

        – Ты в моём доме, Закари Палмер, ешь за моим столом, и мне всё равно, что ты о себе думаешь. Но я знаю, и ты знаешь, что от этого обязательства ты не можешь уклониться, – он улыбнулся и отпустил руку Зака. – Я не прошу вас подвергать себя риску, просто найдите нам настоящее местоположение. Мы сделаем остальное.

        – Могли просто попросить, – Зак говорил, дул на запястье и растирал его одновременно.

        – Вы можете найти его к обеду? – спросил Найтингейл.

        – Конечно. Но мне нужно кое-что подготовить – для транспортировки, мытья рук и тому подобное.

        – Сколько?

        – Пони, – сказал Зак, имея в виду пятьсот фунтов.

        Найтингейл вытащил из кармана пиджака серебряный зажим для денег, отсчитал пять полусотенных купюр и протянул их Заку.  Я не заметил никаких телодвижений Зака, но деньги исчезли. Видимо, он не возражал и против сокращённой суммы.

        – Давай выпьем кофе в библиотеке, – предложил мне Найтингейл.

        – Тебя здесь всё устраивает? – спросил я Зака.

        – Не беспокойся обо мне, – Зак уже поглядывал на подносы в ожидании ответного визита.

        – Интересно, остановится ли он, прежде чем взорвётся, – усмехнулся Найтингейл, когда мы шли по балкону.

        – Один из парадоксов, – ответил я. – Что произойдёт, когда неудержимый повар встретится с незаполнимым желудком?

        Общая библиотека – место, где проходит большая часть моего с Лесли обучения. В ней два изысканных стола для чтения с медными настольными лампами по углам и атмосфера тихого созерцания, которую мы разрушаем, надевая наушники во время учёбы.

        Найтингейл подошел к полкам, которые я называл секцией эксцентричных натуралистов. Он постучал пальцем по ряду книг, прежде чем вытащить одну из них и просмотреть. “Жюль Барбе д'Оревилли, вероятно, компетентен. Как твой французский?”

        – Помилуйте. Я едва успеваю с латынью.

        – Жаль, – сказал Найтингейл и положил книгу на место. – Нам нужно то, что можно перевести за день. – Он вытащил второй, более тонкий том, и протянул мне.

        – Чарльз Кингсли, – прочитал я. – "Фейри и их обиталища".

        – Не столь всеобъемлюще, как Барбе д'Оревилли, – заметил Найтингейл. – Но разумно, как уверяли меня учителя в школе, – он вздохнул. – Я предпочитал знать, что делаем и почему.

        – До встречи с Заком я столкнулся с Флит. А ещё раньше  – с китаянкой, наверняка практиком.

        – Она представилась?

        Я рассказал ему всё о таинственной мадам Тенг, умолчав лишь, что Флит и её собачий вожак спасли меня.

        – Боже мой, Питер! – воскликнул Найтингейл. – Я не могу покинуть город и на пять минут.

        – Вы знаете, кто она?

        – Полагаю, даосская колдунья.

        – Это хорошо или плохо?

        – У китайцев есть свои традиции, в том числе и в магии. Насколько я понимаю, в основе даосской магии написание символов на бумаге. Суть примерно как в нашем  проговаривании вслух. Не думаю, что мы узнаем когда-либо, как это работает. Контакт был ограничен, мы не хотели раскрывать свои секреты, и неудивительно, что они не хотели делиться своими, – нахмурившись, он посмотрел на книжный шкаф и переставил два тома.

        – Они действуют за пределами Чайнатауна?

        – У нас договорённость с Чайнатауном. Они не пугают лошадей, а мы не лезем с вопросами. Мао убил практически всех практикующих в 1950-х годах, а выжившие на материке, были уничтожены культурной революцией.

        – Она с Тайваня.

        – В этом есть смысл, – сказал Найтингейл. – Займусь этим.

        Заканчивая с делами, я описал возможно магическую художественную инсталляцию Райана Кэрролла.

        – А я-то надеялся, что мы оставим это дело Отделу по расследованию убийств и сосредоточимся на Маленьких Крокодилах, – только и сказал Найтингейл.

        – Было что полезное в Хенли? – спросил я.

        – Кроме снега? – Найтингейл задумался. – Довольно приятная пара в перестроенной конюшне. Хозяева очень гордились результатами и показали мне всё.

        – Чересчур?

        – Я не поверил им на слово, – оживился Найтингейл. – Надел старую балаклаву и после наступления темноты отправился на разведку. Ничего не нашел, но, крадучись по снегу, вспомнил об операции в Тибете в 1938 году – охотился за немецкими археологами. Типа охоты за дикими гусями – и для них и для нас.

        Лесли просунула голову в дверь, заметила нас и вошла. “Вы видели, сколько этот человек может съесть?”

        – Он подросток, – сказал я, что вызвало у них недоумённые взгляды.

        Мы разделили дневную работу. Пока Найтингейл контролировал утреннюю практику Лесли, я должен был подать документы в Отдел убийств и проверить список действий в ХОЛМСе, чтобы узнать, не появилось ли чего-нибудь важного, то есть странного, необычного или сверхъестественного. Надеюсь, к времени нашего завершения Зак найдёт рынок гоблинов, и мы с Лесли пойдём и проверим.

        – Я собираюсь в Барбикан – ещё раз взять интервью у мистера Вудвилла-Джентла, – подвёл итог Найтингейл. – По крайней мере, моё внимание может вспугнуть его и раскрыть себя.

        – Если предполагать, что у него есть что раскрыть, – заметил я.

        – Ооо, ему есть что раскрыть, – засмеялась Лесли. – Гарантирую.

        Ночью снегопад прекратился, и, хотя солнце ещё не взошло, тучи поредели, а снег во дворе стал хрупким. Однако я всё ещё оставлял кожу на железных перилах лестницы, забываясь. Внутри каретного сарая пахло керосином и сырой бумагой, но обогреватель поддерживал достаточно высокую температуру для защиты моей электроники. Диван был расправлен, мусорное ведро пустым – я всегда могу сказать, когда Найтингейл смотрит регби, потому что он оставляет место более опрятным, чем при мне. Я поставил чайник, включил ноутбук и подержанный "Делл", используемый для работы с ХОЛМС, и принялся за работу.

        Полицейская работа, как и любая другая, начинается с разборки электронной почты. За ликвидацией спама следуют юмористические кошки, затем "втыки" от кейс-менеджера, чтобы я засунул в свой зад шестерёнки и сдал отчёт. Я достал ноутбук и начал записывать визиты к Райану Кэрроллу и Кевину Нолану.

        Собирался написать о своей последней встрече с Кевином Ноланом и агентом Рейнольдс, но это вызвало бы вопрос, почему я сразу не связался с Киттреджем. В конце я сообщил, что приютил Закари Палмера на ночь, и что он неофициально дал понять, что между ним и Ноланами существует какая-то вражда.
        Мне не поручили никаких дальнейших действий, поэтому я просмотрел отчёты криминалистов в ХОЛМСе.

        Техникам не удалось ничего восстановить в телефоне Джеймса Галлахера из-за "необычно деградированного" состояния его чипов, хотя они надеялись, что смогут получить хоть что-то из относительно неповреждённой флэш-памяти. Я знал, что "испортило" телефон. Интересно, догадались ли эксперты?

        Найтингейл и "Безумие" покачивались на волнах современного мира, удерживаемые на плаву взаимосвязанной серией договоренностей и негласных соглашений, многие из которых, я уверен, существовали только в голове Найтингейла.

        В отчёте об орудии убийства указывалось, что это действительно была часть большой пластины, прилагалось изображение реконструкции CGI. Но сделано не из чистого фарфора, а являлось разновидностью каменной керамики, идентифицируемой по непрозрачности и  полуфарфорной природе – что бы это ни означало. Химический анализ показал семьдесят процентов глины, смешанной с кварцем, известково-натриевым стеклом, дроблёным кремнем и грогом. Я погуглил "грог" и решил, что это, скорее всего, измельчённые фрагменты фарфора, а не дешёвый ром, смешанный с лимонным соком.

        Имелось поверхностное сходство с Coade Stone (так называемым “искусственным камнем”). Но сравнительный анализ образца, предоставленного специализированной реставрационной компанией, показал, что это не тот же самый материал, не в последнюю очередь потому, что был изготовлен с использованием посредственной Лондонской глины, а не более тонкой комовой глины из Дорсета. Было еще двадцать с лишним страниц по истории Coade Stone, которые я отложил на случай, если в ближайшем будущем у меня разовьётся бессонница.

        Отчёт патологоанатома об оружии был интереснее. Форма осколка соответствовала смертельной ране на спине Джеймса Галлахера, более мелкой ране на плече, и, вероятно, соответствовала трём порезам на левой и правой руках. Очевидно, Джеймс оборонялся. Кровь на оружии совпадала с его ДНК, и анализ брызг показал, что он мог вытащить осколок из себя, лёжа на рельсах. Чудесно.

        Однако, вокруг "ручки" были найдены следы второй группы крови. Их оказалось мало, требовалось специальное тестирование на ДНК, так что результаты ожидались только в январе. В прилагаемой записке от Сиволла нам вменялось проверять наличие травм рук при приёме показаний. Требуется больше силы, чем вы думаете, чтобы заколоть кого–то до смерти. Человеческое тело полно досадных препятствий, например, рёбра. Неопытные бойцы с ножами часто режутся на собственных лезвиях, когда при ударе ладонь по инерции скользит вниз по ножу.
Чтобы такое не происходило, на боевом ноже между ручкой и лезвием располагается гарда, защищая ладонь. Отсутствие гарды позволяет относительно легко ловить ножевых убийц – искать раны, сопоставлять ДНК. В результате – неопровержимые доказательства, и трудно увильнуть от суда. Неудивительно, что Сиволл и Стефанопулос не приставали ко мне. Наверняка решили, что взять мазок изо рта успеют всегда.
   
        Грязь на ботинках Джеймса Галлахера оказалась аппетитной смесью человеческих фекалий, клочков туалетной бумаги и химических веществ, как если бы он находился в работающей канализации в течение восьми часов после смерти. Я нашёл номер сержанта Кумара, и меня соединили с ним. Шум толпы и громкая связь на заднем плане. Он определённо был на дежурстве. Я рассказал ему о грязи на ботинках.

        – Нас уже спрашивали об этом, – сказал Кумар. – Под Бейкер-Стрит есть безнапорный канализационный коллектор, а в конце ещё один, под Портленд-Плейс. Но  между ними нет прямого доступа. Ты же шёл со мной – он никак не мог попасть в ту секцию.

        – А как насчет потайного хода? Уверен, в подземельях их полно.

        – Для общественности – секрет. Для нас секретов нет.

        – Ты в этом уверен? – спросил я, и Кумар издал неприличный звук.

        – Я нашёл несколько интересных записей с камер видеонаблюдения, сделанных в прошлое воскресенье, – добавил он. – Очень безответственное поведение мужчины и женщины, и кого-то сильно похожего на ребёнка в огромной шляпе. На путях возле Тафнелл-парка – ничего не напоминает?

        – Вот как! – удивился я. – Их легко опознать?

        Пришлось подождать, пока Кумар объяснял женщине с нервным голосом как пройти к метро. Железнодорожные компании наконец-то ввели в действие снежные контрмеры, и люди запоздало хлынули в Лондон за покупками. Одно из моих утренних писем было предупреждением о неизбежном росте числа краж, дорожно-транспортных происшествий и недовольных северян.

        – Только если какой-нибудь придурок устроит из этого скандал, – ответил мне Кумар наконец.

        – Как избежать такого идиотизма?

        – Полегче, – засмеялся Кумар. – Соблюдая элементарные правила безопасности в отношении транспортной инфраструктуры и следя за тем, чтобы в следующий раз, когда вам захочется пройтись по рельсам, вы сначала позвонили мне.

        – Договорились. Я твой должник.

        – Большой, – опять рассмеялся Кумар.

        Отдел убийств спросит, почему я не заявил о Райане Кэрролле, пока он был передо мной в "Тейт Модерн", поэтому я сфабриковал докладную об экстренном вызове меня по делу в "Безумие". Затем заскочил в лабораторию за подписью Найтингейла.

        Я появился там, когда Лесли досчитала до трёх, яблоки медленно кружили в воздухе лаборатории. Найтингейл подозвал меня и, едва взглянув на планшет, подписал записку.
       
        – Отлично, – сказал он Лесли и вновь повернулся ко мне. – Вот что бывает, если не отвлекаться и сосредоточиться на текущей задаче.
        Её волосы были влажными от пота.

        – Понятно, – сказал я и отступил к открытой двери, успев сказать: – Но может ли она заставить их взорваться? – И скрылся из виду. Два яблока врезались в стену у меня за спиной на высоте головы, а третье повернуло направо и, просвистев мимо моего уха, понеслось по коридору.

        – Мазила, – крикнул я и поспешил прочь, пока Лесли не перезарядила ружьё. Она явно делала успехи.

        Я отослал копию формы, четырежды её продублировал и разложил дубликаты в конверты формата А4, чтобы они не перепутались, бросил их рядом с чашей для фруктов, готовый вернуться к занятиям. И спустился на полигон для тренировки.

        Для меня одной из самых странных вещей в магии было то, что некоторые формы вышли из моды. И хорошим примером этого является “aer”, который, строго говоря, является латинизированным греческим и произносится как "air" и означает “воздух”. Как только ты освоишь его, а это заняло у меня шесть недель, он даёт твоему телу "опору" на воздух. Обязательное условие – твой мастер должен присутствовать, чтобы сказать, когда ты всё сделаешь правильно.

        Наконец ты овладел им, получил с трудом форму и обнаружил – она, по-видимому, не имеет никакого прикладного значения. Понятно, почему вышла из моды, тем более что к XVIII веку стало ясно, что она основана на совершенно ошибочной теории материи.
        Найтингейл взял на себя труд научить меня аэру, потому что в сочетании с не менее хитрым и устаревшим конголаром он создаёт щит перед моим телом. Оба формы были разработаны великим человеком, Исааком Ньютоном, и фирменно запутаны, что побуждало поколения студентов писать “что за хрень?” на полях своих учебников.
   
        – Разве щит не полезен? – спросил я.

        – Есть гораздо более эффективное заклинание четвёртого порядка, создающее щит. Но тебе как минимум два года до этого. Я учу тебя этому на случай, если ты снова столкнёшься с Безликим. Что даст тебе некоторую защиту от огненного шара во время тактического отхода.
        Под этим он подразумевал "беги, как чёрт".

        – Это остановит пулю? – я должен был спросить.

        Найтингейл не знал ответа. Поэтому мы купили автоматическое пейнтбольное ружьё, прикрепили его к устройству подачи с компрессором и установили на треноге в конце стрельбища. Перед тренировками я надеваю бронежилет, старый школьный бандаж и стандартный шлем с маской. Затем устанавливаю механический таймер на ружье и иду в круг, где стою мишенью. Я всегда чувствую себя некомфортно, стоя там, что естественно, на взгляд Найтингейла.

        Таймер был реликвией пятидесятых годов, бакелитовая шляпка с циферблатом, как на сейфах, только розового цвета. Он был достаточно старым и шелушащимся, что добавляло волнующий элемент неопределённости к ожиданию, когда он сработает. Он зазвонил, я произнёс заклинание, и пейнтбольное ружьё выстрелило.

        Поначалу мы с Найтингейлом думали, что придётся соорудить механизм для случайного изменения цели. Но ружьё так яростно дёргалось на треноге, что получался достаточно широкий и беспорядочный разброс, удовлетворяющий самым строгим стандартам имперской школы стрельбы.

        И это было хорошо, потому что в первый раз в моё тело не попали только те шарики, что широко разнесло выстрелом в обе стороны. Мне нравится думать, что с тех пор я значительно улучшил заклинание и мог остановить девять из десяти шариков.
        Но, как говорит Найтингейл, считается только десятый. Он также отметил, что начальная скорость пейнтбольного ружья составляет около 300 футов в секунду, а современного пистолета – более тысячи, и это звучит не лучше при переводе в единицы СИ.

        Так что почти каждый день я спускаюсь в подвал, делаю глубокий вдох и прислушиваюсь к жужжанию таймера, завершающегося щелчком, и смотрю, смогу ли я отразить этот неприятный выстрел.
        Жужжание, щёлк… шлёп, шлёп… чпок. Опять попало.
        Слава богу, у меня есть шлем против массовых беспорядков – вот что я скажу.
   
        После обеда вернулся Зак, с адресом и протянутой рукой.

        – Получи у Найтингейла.

        – Он сказал, что остальное у тебя.

        Я вытащил бумажник и дал ему двести пятьдесят фунтов двадцатками и десятками. Это была большая часть моего запаса. Взамен получил листок бумаги с брикстонским адресом и написанной на нём фразой.

        “Я пришел подстричь траву”, – прочитал я.

        – Это пароль, – сказал Зак, пересчитывая деньги.

        – Теперь мне нужен банкомат.

        – Я бы угостил тебя выпивкой, – Зак помахал деньгами. – Но они уже обещаны. –  Он побежал наверх за сумкой. Ему не терпелось покинуть "Безумие", но на обратном пути он остановился пожать мне руку.

        – Приятно было познакомиться, – он расплылся в улыбке. – Не обижайся, я искренне надеюсь больше не встретиться. Передай привет Лесли. Он отпустил мою руку и выскочил из главного входа. Я осмотрел руки и карманы – на всякий случай.

        Потом пошёл сказать Лесли, что мы встали.