Рождённая на стыке веков. 7 глава

     От усталости и след простыл, меня очень напугали слова Мирзы и я никак не могла унять дрожь в руках и теле. Я представила себе, что люди в военной одежде откопали моё спрятанное золото и отрывают мне голову, потом решётка... Но как за решётку, я не понимала.
     - Ты чего так испугалась, а? Да пошутил я, просто Вы мне о золоте сказали, больше никто не должен знать. Понимать надо, какое сейчас время, - сказал Мирза, виновато взглянув на Бахрихон опа, которая сидела с бледным лицом и со страхом смотрела на Мирзу.
     Но есть всё равно хотелось, поэтому, выдохнув, я взяла картошку в руки и стала чистить от кожуры. К чаю, Мирза из кармана достал кусочки сахара.
     - Смотрите, что я купил. Смородиновый чай с сахаром, ммм... мечта! - почему-то понюхав кусочки сахара и закрывая от удовольствия глаза, сказал Мирза.
     Мы с Бахрихон опа оторопело смотрели на него, ведь в доме Турсун бая, сладостей всегда было вдоволь. Но вкус сладкого чая и правда был в удовольствие. Поев, мы легли, Мирза вышел покурить.
     - Зря Вы ему сказали, опажон. А вдруг... - шёпотом начала говорить я.
     - Он столько добра нам делает, я и подумала, что твоё золото немного поможет сытно жить. Ты же видела, как он хлеб достал и сахар. Не забывай, если бы не он, где мы сейчас были. Вон, неизвестно, что с Хадичой и её дочкой, может их и в живых уже нет, - так же шёпотом, почти в самое ухо, шептала Бахрихон опа.
     От её слов, мне стало невмоготу. Я сжалась и заплакала.
     - Ты чего? Я же сказала, может быть. Живы они, не волнуйся, - обнимая меня и прижимая к себе, сказала Бахрихон опа.
     Вернулся Мирза и раздевшись, лёг, правда, стесняясь или просто не хотел нас смущать, но брюки он не снимал. В объятиях единственного мне близкого человека, я уснула.
     Ночью мне снились кошмары, моя оторванная голова, кровь и решётка... правда, что такое решётка, я не знала, в кишлаке и двери-то не запирались, какие решётки. Воровства и в помине не было, за воровство, без сожаления, могли отрубить руки. Но решетка во сне была, у Турсун бая я зиндан (яма, для непокорных, покрытая сверху решёткой) видела и замученных в яме людей, без пищи и воды, с ранами и язвами. От них, люди часто умирали в зиндане, потому, что о них просто забывали. Было невыносимо жаль их, хотелось хоть украдкой накормить и напоить их. Но однажды, Турсун бай увидел меня с кувшином воды в руках, я тихонько пробиралась в конец двора, за виноградники. Его крик меня остановил. Может ему кто-то пожаловался, что я иногда ношу заключённым воду и еду, не знаю.
     - Халида! - крикнул он, от чего испугавшись, я выронила глиняный кувшин из рук и он разбился, разливая воду по пыли.
     - Ещё раз увижу, сама будешь сидеть в зиндане. Никогда не смей идти против моей воли. Ты мать моего наследника и я прощаю тебя, - подойдя ко мне, строго сказал Турсун бай.
     Утром, Бахрихон опа меня разбудила. Было шесть часов утра.
     - Вставай, опоздаем на работу, нельзя опаздывать, - сказала она, тормоша меня за плечо.
     Мирзы в комнате не было, Бахрихон опа быстро взяла с пола курпачу и сложив её, положила на кровать.
     - Пошли умываться, - сказала женщина и взяв полотенце со спинки железной кровати, пошла к выходу.
     В это время дверь открылась и вошёл Мирза, вплотную столкнувшись с Бахрихон опа. Женщина так испугалась, что нечаянно оказалась в объятиях Мирзы и вскрикнув, покраснела до самых ушей. Но Мирза улыбался и не торопился отпускать её, пока она сама не отпрянула от него. Мы быстро вышли и пошли к туалету, Бахрихон опа, опустив голову, загадочно улыбалась. Я вдруг догадалась, что ей нравится Мирза, а она ему. Бедная женщина, не познавшая в свои тридцать четыре года ни любви, ни мужской ласки, даже себе боялась признаться в своих чувствах. Я промолчала, чтобы не смущать её ещё больше.   
     Умывшись, мы вернулись в комнату, на столе стояла холодная картошка, сваренная вечером и несколько маленьких кусочков хлеба. На кусочке газеты, лежало немного соли. Мирза нам объяснил, когда я у него спросила, почему кусочки бумаги, что лежат в туалете, исписаны, сказав, что это газета. Понемногу, Мирза терпеливо нам всё пояснял. Мы с Бахрихон опа, словно просыпались от долгого сна тьмы и незнания.
     Второй рабочий день был не таким долгим и тяжёлым, нам выдали пропуска и сказали, чтобы мы получили новые документы, удостоверяющие наши личности. Для этого, нам дали выходной, после десяти дней работы. Ранним утром, Мирза отвёл нас в какое-то учреждение и сам ушёл на работу. Мы ждали начала рабочего дня и когда наконец пришла женщина, заведующая этим учреждением, мы прошли за ней. С письмом с завода и нашими старыми документами, нам выдали новые, проблем не возникло.
     Как вернуться обратно домой, мы примерно знали, да и Мирза, показывая рукой, куда идти, наглядно нам это объяснил. Мы с Бахрихон опа без труда нашли дом и зашли в комнату. Времени до вечера было много, мы решили наконец искупаться, прибраться в комнате и постирать вещи. Но мыла не было, правда, Бахрихон опа нашла вязкую жидкость в банке, она вроде пенилась нашли и таз, и убрались, и постирали, и картошку сварили на обед и ужин. Вечером, с работы пришёл Мирза и был приятно удивлён.
     - Я молока раздобыл, представляете? И крупу принёс, кашу сварим. А то картошка уже надоела, - сказал он, ставя на стол банку с молоком и кулёк из старой газеты с крупой.
     Каша оказалась очень вкусной, за ужином, Мирза и Бахрихон опа переглядывались, смущённо улыбаясь друг другу, а я отводила от них взгляд, делая вид, что ничего не замечаю. Собрав посуду, я ушла на кухню вымыть её и оставила их одних. Посуду я вымыла быстро, но возвращаться не торопилась, а когда вернулась... открыв дверь, остолбенела, хорошо, что посуду не выронила, шум бы стоял ужасный. Ведь посуда была алюминиевая. Стучаться меня не учили и я по- простому открыла дверь и вошла, а Мирза и Бахрихон опа целовались. Они меня не увидели, вернее, не услышали. Я тут же снова прикрыла дверь и вернулась на кухню. Присев на стул у окна, я почувствовала укол ревности.
     - Получается, теперь я лишняя. И куда мне идти? Никому я не нужна, - слёзы сами полились из глаз.
     Вытирая тыльной стороной руки лицо, я стала ругать себя.
     - Они молодые и заслуживают быть счастливыми. Что это я? - вслух произнесла я и положив посуду на стол, вышла из кухни. Пройдя мимо двери комнаты Мирзы, я направилась к выходу. Было темно, но тепло, весна выдалась очень тёплой. Я побрела прочь от дома, куда? Тогда я не думала об этом. Вдруг, подняв голову, я увидела забор, в темноте и не поняла, что это может быть. Я просто села на землю и прислонившись к забору, закрыла глаза. Глубокой ночью меня разбудил взволнованный голос Бахрихон опа.
     - Халида! Девочка моя, что ты тут делаешь? Я же чуть с ума не сошла. Мы с Мирзой всё вокруг обегали, еле тебя нашли, - говорила она, сев на корточки возле меня.
     Открыв глаза, я увидела Мирзу, он стоял надо мной и с тревогой смотрел на меня.
     - Вставай, пошли домой. Чего у кладбища сидишь? - потянув меня за руку, сказала Бахрихон опа.
     Я отдёрнула руку и испуганно посмотрела на него.
     - Как кладбище? Я не знала... - вскочив с земли, я попятилась от забора.
     Как оказалось, я пришла к Боткинскому кладбищу и села у его забора.
     - Ладно, пошли. Откуда было тебе знать, - сказал Мирза, взяв меня под руку.
     - Отпустите меня, я не пойду. Какой дом, опажон? Нет у меня никакого дома, - ответила я, опять отдёргивая руку.
     - Что значит нет? Не хочешь же ты на улице ночевать. Мой дом - твой дом и дом Бахрихон. Пошли, девочка, утром рано на работу идти, отдохнуть надо, - ласково сказал Мирза.
     Бахрихон опа кажется поняла, что я их видела, когда они целовались, опустив голову, она тихо, с виноватым видом произнесла:
     - Ты прости меня, Халида, но... но... Мирза просит, чтобы я замуж за него вышла и я согласилась. Мы ничего постыдного не делали, поверь. 
     - Вот и хорошо, желаю вам счастья, тем более, не хочу вам мешать. Оставьте меня! - с обидой в голосе воскликнула я.
     Вдруг показалось четыре человека в военной форме.
     - Ну вот, ночной патруль, - испуганно сказал Мирза.
     - Что значит патруль? Нас за решётку бросят? - прячась за спину Бахрихон опа, со страхом спросила я.
     - Никуда нас не бросят. Мы рабочий класс, у меня пропуск в кармане и документ о моей личности тоже. А ваши документы где? - посмотрев на нас, спросил Мирза.
     Давая нам документы, нас предупредили, что в такое неспокойно время, документы должны быть всегда при нас. Я вытащила свои из кармана, Бахрихон опа тоже приготовила свои, мы стали ждать. Увидев нас, четверо мужчин подошли ближе.
     - Кто такие? Предъявите документы! - громко, властным голосом сказал один из них.
     Мы тут же протянули свои документы. Мужчина, потребовавший документы, вынул из кармана фонарь.
     - Миша? Посвети, - сказал он.
     Другой парень взял из его рук фонарь и включив его, приблизил к документам, которые внимательно изучал мужчина, кажется, главный среди них. А я с удивлением смотрела не на мужчин, нет. Меня заинтересовала квадратная штучка, которая горела без спичек и огня в руках Миши. 
     - Ночь на дворе, почему здесь оказались? - возвращая нам документы, спросил мужчина и взяв из рук парня фонарь, направил на нас.
     Я зажмурилась от света.
     - Сестра наша заблудилась, мы едва её нашли. Она в городе недавно, ещё не знает ни улиц, ни дорог. Мы уже уходим, - сказал Мирза, пряча свои документы в карман.
     - Ещё раз повторится, арестую вас всех. Идите домой, - сказал мужчина и развернувшись, ушёл, трое других пошли за ним.
     - Пронесло, пошли, - сказал Мирза.
     Возражать я уже не стала и смиренно пошла за ними.
     - Завтра поговорю на заводе, чтобы комнату тебе дали, - сказал Мирза.
     Утром, перекусив, мы пошли на работу. Мирза, как и обещал, поговорил насчёт комнаты для меня, ему сказали, что отдельной комнаты нет, можно поселить в общую, с девушками. Я согласилась, да и как не согласиться? Я вообще была удивлена, что дают жильё просто так, бесплатно.
     Так называемое общежитие, находилось рядом с домом, где жил Мирза и осталась жить Бахрихон опа. Вещей у меня было немного, собравшись, я перешла жить в комнату, где жили уже семь девушек разной национальности, среди которых были две русские девушки, три узбечки, одна татарка и девушка из Казахстана. Тогда для меня было не очень понятно, как эти девушки оказались в Ташкенте, но спрашивать было неудобно, да и зачем? Какое это имело значение. Жили девушки дружно, говорили и на русском языке, и на узбекском. Постепенно и я стала говорить на русском языке, который казался мне очень красивым.
     Шли дни, я словно влилась в коллектив, ели мы вместе, на работу и с работы ходили вместе. Вместе с ними, я стала посещать вечернюю школу, но я не знала ничего, даже букв. Но желание учиться, было сильным и через год, я могла писать и читать.
     Так прошёл год, Бахрихон опа вначале навещала меня, день через день, а потом всё реже и реже. Однажды прибежал Мирза и сообщил, что Бахрихон увезли в больницу. Но на лице была такая радость, что я удивилась.
     - Как в больницу? Она что, заболела? - воскликнула я.
     - Да нет, я только что из больницы, у меня сын родился! Просто, Бахрихон просила тебе сообщить, - широко улыбаясь, говорил Мирза.
     Я, наконец осознав, что моя любимая опажон родила, что она стала матерью, очень обрадовалась.
     - А можно к ней? Я хочу её увидеть, - вскочив с места, спросила я.
     - Сегодня уже поздно, не пустят к ней, можно перед работой сходить, рано утром, - сказал Мирза.
     Мирза и пришёл ранним утром, держа в руках горячее молоко в банке.
     - Вечером к соседке зашёл, у неё коза есть, сказал, что жена родила, вот она, вскипятив, утром мне немного и налила, - сказал Мирза.
     Девочки, узнав о рождении малыша, дали мне несколько кусочков сахара и немного хлеба. Поблагодарив их, я быстро вышла следом за Мирзой. Через окно, я видела счастливое лицо Бахрихон опа. Мне оставалось только порадоваться за неё.
     Тем временем, доходили слухи о гражданской войне, тысячи добровольцев записывались на фронт. Тогда я впервые услышала незнакомые мне слова: белые, красные, Четверной союз, Антанта, интервенция. Гражданская война затянулась, борьба с басмачами тоже длилась долгое время, мы работали на износ, с лозунгами "Детям голодающего Поволжья."  Голод доходил и до нас, хлеб стал на вес золота, продукты достать было очень трудно, почти невозможно. Экономя их, мы буквально падали от голода.
     Ещё через год, умерли две девушки, с которыми я проживала. От голода, началось малокровие, истощение организма и за два месяца двоих девушек не стало. В те годы, похороны не были редкостью, часто, люди падали прямо на улице. Правда, рабочим завода выдавали талоны на мизерный кусочек хлеба и мы могли в обед поесть суп, правда и супом это варево назвать было трудно, но и это придавало хоть немного силы.
     Ташкент стал местом, куда привозили голодных детей из Поволжья и не только. Тут хоть можно было поесть фрукты, которые поспевали всё лето.
     Я часто захаживали к Бахрихон опа, проведать её и малыша, которого назвали Бахром. Мирза был счастлив и я видела, как он нежно и ласково обращается и с женой, и с сыном. Как и многие другие, Мирза попросился на фронт, но его не отпустили, сказав, что и в тылу нужны люди. Бахрихон опа с волнением ждала, какой придёт ответ и облегчённо вздохнула, узнав, что Мирзу на фронт не отпустили. От частого недоедания, молоко в груди опажон просто пропало, заворачивая в прозрачную тряпочку крошки хлеба или кусочек варёных макарон, она давала сосать малышу.
     В девять месяцев, ребёнок заболел диспепсией, рвота и постоянный понос не дали шанса на выживание. Мальчик умер на руках опажон. Видеть горе и отчаянье Мирзы и Бахрихон опа, было невыносимо.
     - Лучше бы я умерла, уже второго хороню. За что? Ангелочек мой, Бахромчик... - рыдала бедная женщина.
     Мирза не плакал, но со дня смерти сына, он замкнулся в себе и вновь попросился на фронт.
     - Не уходи! Не оставляй и ты меня, умоляю! - зарыдав и упав перед мужем на колени, кричала Бахрихон опа.
     - Пойми, это мой долг. Береги себя, любимая, я обязательно вернусь. Халида, переходи жить обратно к нам, не оставляй её одну, - сказал Мирза, поднимая с пола жену и крепко обнимая её.
     - Не беспокойтесь, я не оставлю её, - пообещала я.
     Собрав вещмешок, ранним утром Мирза ушёл. Бахрихон опа бежала следом за ним до самой улицы, до большой дороги, а когда он скрылся за углом большого дома, обняв меня, зарыдала.
     - Он не вернётся, Халида, никогда не вернётся, - рыдая, произнесла она.
     - Что Вы, опажон? Он и уйти не успел, а Вы его уже похоронили! Нельзя так, слышите? Нельзя! - в отчаянье закричала я.
     Но Бахрихон опа меня не слышала, от истощения и нервного потрясения, она обмякла в моих объятьях и сползла на землю, потеряв сознание. Мимо проходили двое мужчин, увидев нас, они быстро подошли и подняв на руки Бахрихон опа, занесли её в комнату, где положили на кровать. Всю ночь Бахрихон опа бредила и горела, словно угли. Я испугалась, что могу её потерять.