Пушкин, с которым мы пережили войну

Юбилею Пушкина посвящается

Эссе

Неспокойное время, тревожные предчувствия. Никто не выбирает, когда и в какую эпоху ему родиться, участником каких исторических событий оказаться.
2014-й преподнес всем нам очень много неожиданностей, причем смертельно опасных. Все проблемы как-то сразу отошли на второй план, все недуги, недоразумения, сложности полностью обесценились, пульсировала лишь одна тема – выжить.

Так бывает… Пока ты долго-долго не веришь и не принимаешь происходящее наяву, оно, не обращая на тебя внимания, существует. Существует в твоей жизни, держит тебя в постоянном предельном напряжении, да так, что даже пока ты жив, не осознаешь этого до конца и не чувствуешь себя полноценно живым. Все это, безусловно, связано со многими реальными страхами, которые, поселившись внутри, берут над тобою верх. Ты же сам, подавленный ими, словно попадаешь в вынужденную ссылку, – в ссылку внутри себя самого. Цепенеешь. Единственный способ не поддаться страхам полностью – найти или создать в себе некий прочный психологический и моральный остов, опираясь на который, станешь сильнее.

Был такой период, когда мне снилась война. В то время я еще училась в школе. Причин тому было мало, а может, их не было вовсе, а вот сны – были. Утром появлялись какие-то банальные стихи: «Я видела во сне войну, Она пришла ко мне чужая. И лишь ее одно дыханье, Гасило свет, рождало тьму…». Кто знал тогда, что война наступит?..
Тревожные юношеские ощущения, вызванные, возможно, природой самого возраста, оставили в душе опыт глубоких переживаний. Сны… сбылись. Совпало как-то, что в тот период крайней восприимчивости, увлеклась поэзией и всякий раз, когда от избытка эмоций становилось трудно дышать, и нужно было отвлечься, начинались стихи. Собеседниками становились разные авторы – Лермонтов, Есенин, Евтушенко, Асадов, Цветаева, Пушкин… Предпочтений было много. Но один из авторов был ближе, а из огромного множества его работ в сознание почему-то впитались строки одной коротенькой элегии – емкое, глубокое произведение «Зимний вечер», явно обладающее неким загадочным магнитизмом.

Мысли возвращались к его строкам снова и снова, словно в попытке найти в них что-то совершенно неочевидное и наверняка требующее осмысления.

К сожалению, глубина понимания этого текста пришла ко мне не сразу.

В какой-то момент в жизни произошли перемены. Развод родителей привел в смятение и чувства мои, казалось, были вывернуты наизнанку. Буря бушевала в душе, мысли были нечеткими, на какое-то время охватила хандра. В тот период я все чаще мысленно обращалась к пушкинскому «Зимнему вечеру», будто пытаясь сокрыться от внешних обстоятельств, от новой действительности в его тихой «ветхой лачужке».

Еще немного, еще один день… и боль в душе уляжется. Вот-вот увижу во мгле мерцающий огонек в окошке и пойду на него, как на маячок. Там, уютно и безмолвно, немного печально, но безопасно. Там все мои мысли улягутся. Там, в компании доброй няни, наверняка, и мне найдется маленький приют.

Время шло. Время лечит. Вот я уже вышла в свою собственную жизнь. Вот уже совершила свои первые ошибки и просчеты, сполна ощутив горечь разочарования. И всякий раз, когда что-то происходит невозвратное, когда чувства мечутся, словно загнанные собаки, я возвращаюсь в свой временный душевный приют, в «лачужку» Пушкина.

Стихотворение, пропитанное его печалью, с каждым годом становилось для меня все более знаковым. Словно талисман несла я по жизни его образы, раскрывая их тайну, как мне казалось, все глубже, и делая их все более четкими и понятными. И в каждый момент, когда о чем-то приходилось печалиться, читала «Зимний вечер».

«Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя…».

И вот, в мой город пришла война.

Как принять ее? Как поверить, что это происходит? Как спастись от реальности не только физически, но психологически, морально? Ответ возник сам собой. Мой странный, далеко не идеальный метод самосохранения оказался действенным. Защищаясь от происходящего, я придавала картинам военных трагедий иные образы, образы лютующей природной стихии. В нее можно было поверить и принять ее неспокойный нрав, можно было поверить настолько, что дрожь в теле проходила, и оцепенение души отступало.

Одна за другою бури проносились над моим домом, и ни одна не смогла коснуться меня.

Иногда, рвущаяся в атаку и брызжущая обжигающей злобой война чудилась мне ночным демоном. И я снова укрывалась под тихим и спокойным пушкинским кровом. И меня всякий раз принимали радушно. Арина Родионовна рассказывала удивительные сказки, которые повествовали о добре и о чудесах. В сказки всегда веришь, и веришь потому, что они начинаются в наивном детстве, когда ты еще не способен воспринимать жизнь критично, а папа с мамой говорят тебе, что в будущем у тебя все непременно сложится.

У лукоморья дуб зелёный;
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо - песнь заводит,
Налево - сказку говорит.
Там чудеса…

Когда Пушкин написал «Зимний вечер», он находился в ссылке, в селе Михайловское. Творчески богатым оказался этот период, однако для самого автора – был одним из сложнейших в жизни. Оторванность от привычной жизни, принудительное пребывание вдали от важных для него жизненных событий и друзей приносили ему немало внутренних переживаний.

«Кто творец этого бесчеловечного убийства? Постигают ли те, которые вовлекли власть в эту меру, что есть ссылка в деревне на Руси? Должно точно быть богатырем духовным, чтобы устоять против этой пытки. Страшусь за Пушкина», – так принял известие о ссылке друга в Михайловское поэт и литературный критик П. А. Вяземский.

Ссылка и правда тяготила Александра Сергеевича, тяготила вовсе не физически, а морально. Ущемленный и притесненный своим окружением он не жил, а выживал. Выживал, как мог, как должен был. Он писал. Но сколько грусти и тревоги в его строках. А свою отраду он находил в родной душе, в лице близкого человека, друга.

Сквозь краски серого, злобного и пронизывающего холода вечерней бури, душевной исповедью звучит элегия поэта, тоска Пушкина по радости и свободе чувствуется в каждом слове.

Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.

Помню, во время нелегких жизненных периодов, я фантазировала о том, что и в моей жизни тоже есть «няня», которая приходит в любую стужу и остается со мной вопреки всему. Покажется смешным, но я не раз набиралась храбрости и пыталась мысленно говорить даже с самим Пушкиным.

– Скажите, Александр Сергеевич, не ошибаюсь ли, что няня в стихотворении – это не просто человек, это цельный собирательный образ добра, искренности и чистоты, всепобеждающей силы любви, противостоящих злой вьюге, одиночеству и человеческой несправедливости?

Так, в моем понимании, Пушкин демонстрирует столкновение извечно борющихся сил: добра и зла, жизни и смерти, уныния и веры, а еще – реального мира с человеческой душой, которая способна порой перенести даже самые лихие испытания.

Так жил Пушкин. В его «Зимнем вечере» видны оттенки безысходности, но и облегчения, тоски и, в то же время, надежды на лучшую долю. С верой в сказку, с уверенностью в том, что красота, вложенная им в строки каждого произведения, побеждает, ибо добро всегда побеждает зло, и даже сама жизнь, подчас, побеждает смерть. И Пушкин для меня – главный тому пример.