Абиг! Ты кто?

               
I

 Рыдания сотрясали его атлетическое, но слегка по-юношески угловатое, тело. Сильные широкие плечи нервно и резко дергались. И если бы не седоватые волосы мужчины средних лет, можно было подумать, что плачет навзрыд молодой человек, стоявший спиной к предполагаемому наблюдателю. Яркий полнолунный свет освещал его обнаженный торс так загадочно и неестественно, что этому созерцателю показалось бы, что на свежевыпавшем предновогоднем снегу стоит персонаж из голливудских боевиков. Его загорелое темное туловище атлета, отсвечивающееся многочисленными сбежавшими вниз капельками воды, опрокинутой из десятилитровой канистры на разгоряченное тело, ассоциировалось с героем этих фильмов. Вот уже в течение пяти минут мужчина стоял на восемнадцатиградусном морозе, и похоже, ему было наплевать на то, что его пляжные тапочки намертво примерзли к деревянному щиту, на котором он принимал водную процедуру, и холод, тоненькими иголочками, сковал могучее парящее тело.

 Он плакал, плакал как дитя, со всхлипом и чуть с надрывом. Были слышны прерывистые вздохи и бормотанье, но невозможно было разобрать его шёпот, так как глухой звук надрывного рыдания мешал разобрать слова, вырывающиеся из перекошенного страданьем рта. И только подойдя на расстояние вытянутой руки, можно было услышать молитвенно-страдальческие слова:
 — Господи, прости и помилуй меня! Спаси и сохрани мою семью, мой дом, дома моих детей, друзей, знакомых и близких. Дай мне силы устоять перед соблазнами и победить свои слабости. Укажи мне путь в этой жизни и подари возможность познать смысл человеческого бытия на земле… Одари меня любовью к жене, как женщине; любовью к детям и внукам, близким и чужим, и ко всему, что создано тобой. Отец мой, творить хочу — открой мою голову в сочинительстве…
 Пожалуйста, подключи меня к Высшему Разуму! Ты же видишь, я ищу путь к тебе, кроме тебя, кто мне его укажет и направит мои стопы в нужном направлении? Отец мой Небесный, пожалуйста, прости меня, что я зря прожег свои, отпущенные тобой годы, и не смог найти дорогу к тебе! Мне неведомо, какой срок мне отпущено, но, если его хватит, чтобы познать хоть частичку твоей сущности, я с радостью в сердце закрою свои глаза на смертном одре.  Аминь…

 Он резким кивком головы в сторону сбросил слезы с продолговатого лица восточного типа, перекрестился и дернулся вперед, но примерзшие сланцы не оторвались от дощатого щита, и Дмитрий, так звали мужчину, чуть было не упал на обледеневшую землю. Только сильное пружинистое телодвижение дало ему возможность удержаться на жилистых ногах. Нагнувшись, он руками оторвал тапки ото льда. Обнаженный и искрящийся при ярком свете луны, уверенным шагом пошел через двор строящегося трехэтажного частного дома. Участок, под строительство индивидуального жилого дома, был огорожен двухметровым временным забором из железных профилей. Он преспокойно, не боясь, что его могут увидеть, оголенного и обвернутого в полотенце, соседи, пересек двадцатиметровый двор и вошел во времянку, где было довольно тепло и уютно для него, хотя другой бы сказал, что здесь, вообще-то неустроенно и разбросано. Будучи неплохим строителем от Бога, Дмитрий своими руками при помощи сына и внука, построил всю эту громадину, в виде трехэтажного дома со шпилем, который возвышался выше всех строений в округе. А также гаража, времянки и невысокого сарая для кур и кроликов, буквально за два строительных сезона.

 Семья Дмитрия, переехала в Калининград довольно поздно, после того, как прошла «девятибалльная» волна миграции русскоязычного населения бывшего советского государства в бескрайние просторы России, из всех республик бывшего СССР, после распада Союза. Хотя Дмитрий, и не имел высшего образования, но, тем не менее, обладал обширными знаниями во многих гуманитарных науках, вследствие того, что долгими вечерами и ночами просиживал за литературой разного толка. Иногда даже баловался «пробой пера». Но сочинительство требовало усидчивости и знаний русской грамматики, чем он не мог похвастаться. Усидчивости, в силу безмерной своей эмоциональности, ему всегда не хватало, а в русской грамматике, он был дуб дубом. До него, просто не доходили все эти деепричастия, обороты, склонения и тому подобная муть. Не получив основы русской грамматики в чувашской национальной школе, он так и не сумел, самостоятельно, освоить эту науку, русскую грамматику. Но, имея хорошую зрительную память, он систематически кидался с вызовом в сочинительство, и со временем нашел очень эффективный способ для описания своих чувств и размышлений. Он в одиночестве вызывал на диалог «его» — своего «Я», и в результате, сумрачный вечер и тихая ночь превращались в насыщенное и плодотворное сочинительство, которое, в конце-концов, стало приносить свои плоды — письмо становилось все более и более грамотным и стройным, а поднимаемые в спорах темы, все глубже и глубже проникали в сферу истинных знаний. И перо стало выводить опусы все более изящными оборотами и предложениями.

 В натопленном, на восемь квадратных метров, жилище, Митя, так звала его в детстве мать, большим махровым полотенцем обтерся насухо и начал резво одеваться, несмотря на то, что стрелки часов на циферблате показывали уже далеко заполночь. Одевшись, он с дрожью — там, на уровне пупка, сел за письменный стол. Взяв шариковую ручку в руку и расстелив перед собой белоснежную бумагу формата А-4, на поверхности полированного стола, вывел быстрым почерком дату в левом углу, а в правом — название города. И вдруг…

 Он растерянно оторвал взгляд от бумаги и тупо уставился в стену. Мысли, которые мгновенье назад порхавшие роем в голове, вдруг куда-то пропали бесследно, не оставив даже следа, хотя бы в виде какого-то незначительного слова. «Надо выходить из штопора», — подумал Дмитрий, и уверенно посмотрел на бумагу. Он со школьной скамьи время от времени увлекался сочинительством, и по-своему опыту знал, что уцепиться за какую-то мысль не стоит большого труда. Достаточно вспомнить что-нибудь из детства, какой-то яркий эпизод или негативное событие из взрослой жизни, как рука сама начинает выводить нервные и неровные строчки, которые зачастую приводили его до истеричного состояния. Иногда, в таких случаях, Дмитрий просто плакал или громко и жестко с кем-то разговаривал, пронзительно и властно вглядываясь в виртуальные глаза своего «собеседника».

 И сегодня он с тихой грустью вспомнил, как мать, его, шестилетнего мальчугана из чувашской глубинки, понесла на своих натруженных от непосильного крестьянского труда плечах в райцентр. Напрямик, через смешанный лес среднероссийской возвышенности, к доктору, который работал в районной больнице и пользовался большой популярностью среди всех жителей окрестных деревень и поселков.

 Рожденный в весну пятидесятого года, в крестьянском доме трёх старых дев, Митя не познал ни отцовской крепкой руки, ни ласковых и нежных губ биологической матери. Младшая из сестер, Екатерина, родив Митю, долго не раздумывала как строить свою личную жизнь. Прокормив в течение шести месяцев младенца грудью, она быстренько собрала личные вещи и, без всяких раздумий и сомнений, укатила на поезде искать свою судьбу где-то в Подмосковье, на торфяных разработках. Всё-таки, есть божья справедливость, не нашла она никого — нельзя, ради мужчины, бросать своего ребенка!..

 Пелагея не противилась, хотя на правах старшей сестры, наверное, смогла бы удержать её около ребенка. Она, Пелагея, на своей шкуре испытала безмужнюю женскую долю, когда ночами воется тоской одинокой волчицы. Поскольку Федор, отец Мити, ни разу после того как узнал, что Катя ожидает ребенка, не появлялся в доме своей полюбовницы, Пелагея без каких-либо страхов и раздумий взвалила на себя весь титанический труд по взращиванию будущего инженера. А в том, что Митя будет инженером, она не сомневалась нисколечко, так как мужчина с такой специальностью для неё был объектом заоблачных вожделений. Будучи по натуре очень порядочной и умной, она без лишних слов и действий, сходу все восприняла как неизбежное и неотказное, и всей душой и сердцем отдалась любви к своему чаду, хотя и ранее была без ума от мальчика. Но теперь она знала, что никто… Слышите?! Никто, не осмелится у нее отнять этого малыша. Просто можно было диву даваться. Как? Женщина, никогда не рожавшая, не познавшая радость материнства, запросто, без лишнего шума и суеты, взвалила на свои, не обласканные мужскими руками, плечи весь процесс воспитания ребенка. Только очень мужественные люди способны на такие благородные и восхваленные Богом поступки.

 Чтобы читатель имел, хоть какое-то представление о колхозной жизни пятидесятых — шестидесятых годов прошлого столетия, стоит, наверное, проинформировать его вкратце об этом, ознакомив с трудовой биографией Пелагеи за эти годы…

 Поскольку Пелагея, имела всего три класса образования, то естественно, она не могла занимать хоть какую-нибудь завалявшуюся должность в коллективном хозяйстве советского сельскохозяйственного предприятия. Правда, люди умные, нахрапистые и пройдохи, даже с таким образованием трудились на доходных местах. Да еще механизаторы — жили не бедствовали, поскольку на технике можно было кое-что ценное урвать у колхоза.

 Леонтий Никитич, её старший брат, был бессменным, в течение четырёх выборных сроков, колхозным председателем с четырьмя классами образования. Но участия в жизни Пелагеи, не принимал никакого, чтобы не скомпрометировать себя в глазах районной власти. А ведь одним росчерком пера, он мог устроить ее на любую работу. Зажила бы она тогда весьма неплохо, но брат трусил, боясь, что этот факт родства будет известен райкомовцам, и не дай бог, отразится на его карьере. Пелагее пришлось устраиваться на самую низкооплачиваемую работу в селе. Это — работа уборщицы-истопника в помещении сельского совета, и отдельно стоящего здания библиотеки, где полагалась зарплата в размере ста рублей дореформовскими советскими рублями. Много это или мало — такая информация…

 За эти крохи можно было купить тогда двенадцать килограммов сахара-песка, либо шесть литров подсолнечного неочищенного масла. А в обязанность уборщицы, входила уборка помещений до начала работы сельсовета и библиотеки. После его Пелагея должна была находиться при представителе власти, в качестве посыльной, в течение дня. А зимой, поднявшись в четыре часа утра, она будила Митю и с ним бежала в сельсоветский дровяник, где им предстояло напилить и наколоть дров из полутораметровых берёзовых и осиновых сырых поленьев, так как заготовка дров, как обычно, проводилась всегда под занавес осени. Затопив пять контрамарок, оставляла сына следить за печками, а сама бежала домой, чтобы натопить русскую печь, заправить ее чугунами с едой для семьи и скотины. И опять галопом в сельсовет, разносить повестки и всякие бумажки, которых было довольно много, так как председатель не жалел ни чернил, ни бумаги, дабы оправдать свою неплохую зарплату. Все бы ничего, но Пелагее необходимо было еще выполнить обязательный колхозный трудоминимум. Это не менее ста трудодней в год, невыполнение которых могло грозить очень строгими, вплоть до судебного преследования, последствиями. Колхозный труд в советские пятидесятые годы был настолько тяжелым, жестоким и рабским, что по теперешним понятиям он был равносилен каторжным работам. Колхозник проработав весь световой день на общественных работах, даже представления не имел, сколько граммов ржи в натуральном выражении и сколько копеек в денежной единице, он получит на руки после подведения годовых отчетов — это в февраль месяц следующего года.

 Митя вспомнил, как за свой годовой труд мать получила по четыреста сорок граммов зерна ржи и двадцать две копейки на один трудодень, и как они на саночках, взятых на прокат у соседки, привезли натуроплату — целых два мешка под завязку наполненных и перевязанных мочальным жгутом ржи. И то, лишних десять килограммов этого ценного продукта, «подарил» матери ее дальний родственник, Владимир Кузьмич — колхозный завсклад, который искренне жалел ее и всячески, при случае, старался проявить добрую волю, в виде дополнительных килограммов во время расчетов. Мать тоже не оставалась в долгу. Очень часто бывало этот родственник захаживал на «магарыч» с нужными ему людьми, и тогда мать на стол выметала все, что имелось в доме. Это: соленые огурцы с буроватыми помидорами, квашеная капуста с антоновкой, с яблоками в головку месячного младенца. Правда, в хозяйстве более ничего и не имелось, кроме небольшого мешочка лесных орешков — фундука, еще нескольких полулитровых баночек с можжевельником и черникой, которые мать берегла, как зеницу ока, дабы скрасить праздничный стол в будущем. Поскольку у православного люда праздников предостаточно, то приходилось Пелагее к своим скромным запасам отнестись очень бережно и осмотрительно, ибо не «заправленный» праздничный стол ассоциировался у сельчан либо жадностью, либо леностью. Поэтому жители российской глубинки из кожи лезли вон, лишь бы угодить гостям, которых в такие веселые дни бывало не мало. Особенно в зимние, когда сама природа-матушка призывала и заставляла своими стойкими и крепкими морозами поспешать в теплые, натопленные, бревенчатые избы. Родственников, у каждого представителя определенного рода, было предостаточно, и при желании, праздники можно было продлить и на неделю, и на две, так как отказа в гостеприимстве выказать никто не смел. Такой менталитет у малых народов Поволжья сохранился по сегодняшний день…

 Только будучи взрослым, Дмитрий стал осмысливать тот факт, как приходилось матери выкручиваться в жизни, чтобы хоть как-то прокормиться и вырастить сыночка во здравии. Но это плохо удавалось. Детскому организму необходимо было изобилие разнообразных продуктов, особенно молочных и сладостей, с чем в доме Пелагеи были большие издержки. Что касается молока, то его в основном, на столе не бывало, так как в подворье Пелагеи любая корова не являлась долгожительницей. Одна — погибала, пережравшись свежего колхозного клевера, другая — пропадала в лесу не вернувшись со стадом. Такому фатальному развитию событий ни что не могло помешать, даже тайные «походы» к колдунье, у которой мать искренне и без жалости оставляла узелок с десятком яиц. Такая безысходность не раз вызывала у ней темные мысли о суициде, и лишь страх перед Богом не давал этому замыслу воплотиться в реальность. Да еще существование Мити играло большую роль…

 Ну, а что касается сладостей, то, кроме комкового сахара в банный день, в доме ничего не имелось. Но в день, когда семья мылась в соседской бане, поскольку своей не было, Митя наслаждался чаепитием. Пристроившись за столом поближе к матери, он поглощал этот, не очень популярный в те времена, напиток, целую дюжину фарфоровых кружечек, дабы получить из рук матери очередной отбитый кусок рафинада. И, наконец, разморённый горячим чаем и сохранившимся банным теплом в теле, Митя засыпал прямо за столом под размеренную беседу взрослых, уронив свою непомерно отяжелевшую лохматую голову на желтые сосновые доски самодельного стола. Мать осторожно брала Митю на руки и уносила его на высокую железную кровать, где утонув в гусиных пуховых подушках и матраце, он проваливался в сон, да в такой глубокий и безмятежный, что даже не чувствовал, как мать проводив соседей, у которых мылись в бане, осторожно перекладывала его к стенке. И сама, уставшая, но счастливая, «отдавалась» пуховикам, прижав к своим, никогда не познавшим детского ротика, грудям, черную, как смола, голову своего единственного и обожаемого сыночка.

 Семья, жила очень бедно. Другая сестра работала дояркой на молочной ферме, но ее вклад в семейную копилку был так незначителен, что в бюджете семьи он почти не ощущался. Питание, в основном, состояло из ржаной муки, картошки, пшена, капусты, огурцов, помидор и другой огородной продукции. Еще выручали семью лесные дары, это: грибы, ягоды, орехи и сушенные съедобные травы. Яйца от пяти-десяти курочек почти не ели, так как они служили бартерной единицей. Их можно было обменять в магазине на сахар, лапшу, растительное масло, керосин, спички и мыло. И что немаловажно было для Мити, за одно яйцо можно было попасть в кино, которое завораживало и притягивало его с такой силой, что никакие преграды не могли помешать ему туда попасть. Если мать не давала это заветное яйцо, то Митя его просто крал из кокошника или из гнезда курицы. Мясо свиньи, которую удавалось выкармливать с интервалом два-три года, круто соленное хранилось в дубовой бочке до лучших времен, это — сенокос, копка картошки, заготовка дров, когда требовалась огромная трата энергии, и в праздники, когда это мясо съедали, в общем-то сытые люди.

 Конечно, сказать что голодовали, нельзя, но эти продукты могли поддержать только взрослый организм, но не детский. И по этой причине у Мити стал проявляться рахит, в виде выпуклости спины и груди. Напуганная дОсмерти мать потащила его к сельскому доктору. Зиновий Прохорович, прощупав и прослушав ребенка прямо сказал, что имеющимися в его распоряжении лекарствами он не в состоянии вылечить Митю, и посоветовал незамедлительно отправляться в райцентр за помощью. Он выписал направление, и Пелагея спешно засобиралась в район…

II

 Дмитрий посмотрел вдумчивым взглядом на листки откидного календаря и про себя заметил, что после распада СССР пролетело более двадцати лет. Как долог был этот период для него, и как короток срок новой жизни, которую только условно можно назвать лучшей, по крайней мере пока. Ведь ничто не изменилось ни материально, ни духовно. Даже наоборот, если он материально жил на таком же уровне, как при советах, то теперь, в «эпоху» дикого капитализма, душа его постоянно ныла и кровоточила. С потерей идейного стержня построения коммунизма, Дмитрий постепенно пришел к выводу, что не стоило менять шило на мыло, чтобы лицезреть на вопиющие факты разворовывания государственных ресурсов, о которых он раньше понятия не имел в силу отсутствия соответствующей информации. Доступность информации о фактах повсеместного нарушения законодательства государства всеми госчиновниками, сыграла с ним злую шутку. Будучи, внутренне верным и твердым патриотом своей страны, он невольно стал озлобленным и агрессивным. Ему приходилось прикладывать огромные душевные усилия, чтобы в окружении своих близких и друзей не взорваться в истеричных, неприглядных для окружающих, эмоциональных поступках. Он стал замкнутым и внешне равнодушным ко всему, что происходило в окружающем мире. Иногда, можно было заметить, как он пустым и отрешенным взглядом смотрит на собеседника, и не было сомнений в том, что в этот миг его сознание обитает где-то очень далеко и уединенно. Если раньше он, почти стопроцентно, был уверен, что государством управляют достойные, образованные и разумные люди, то теперь…
 Его поражало, как, такие тупые, на грани дебилизма, далекие от государственного мышления люди, находились у руля и благополучно растаскивали стратегический резерв государства? Он, никак не мог понять, почему лидер, вроде бы вполне умный и порядочный человек, не в состоянии навести соответствующий порядок в стране?
С высоких трибун говорилось правильно и заинтересованно. Казалось, все должно меняться в лучшую сторону для народа, но ничего подобного не происходило. Все законы, принятые и принимаемые, как-будто натыкались об бетонную стенку и отскакивали от неё, как теннисный мячик. Бюрократы от власти темной тучей нависли над законодательством государства и крепко держали в руках бразды правления. Все попытки премьера, недавнего президента, который искренне желал перемен в стране, затушевывались молчаливым и целенаправленным игнорированием этих перемен госчиновниками разных уровней и у простых граждан российского государства, постепенно вырабатывались элементы безропотного менталитета, которые совершенно лишали рабочий люд оппозиционных деяний — этого мощного и эффективного рычага воздействия на власть предержащих…
 — Я же тебя просил, не приходить больше! Я не хочу с тобой беседовать на темы, после которых у меня только изжога и головная боль. Ты видишь, у меня сжаты челюсти и катаются желваки на щеках? После этих диалогов я долго не могу прийти в себя, они меня сильно утомляют и озлобляют. Я не хочу этого! Понимаешь? Не хочу, — выговорив это, Дмитрий повернулся вполоборота к проявившему призраку, который вот уже в течение полугода посещал его по ночам из неопознанного людьми мира.
 — Но ведь, ты сам меня позвал! Если бы я не уловил исходящий от тебя импульс, меня бы здесь не было. Тебе же охота поговорить со мной на умные темы. Единомышленников вокруг себя ты не собрал, своим близким ты не понятен. Телевидение и тарантинки современных писателей тебя не интересуют, поскольку вся эта бульварная писанина — фуфло. С кем тебе общаться, у тебя нет никого?
 — Ты прав… Хорошо, продолжим диалог…
 Вот уже полгода, как Дмитрий научился вызывать к себе себя. Да-да, не удивляйтесь, именно себя, себя с той стороны! Хотя он и не мог себя причислить к когорте аутистов и тем более эзотерикам, но тем не менее, некоторая отстраненность от внешнего мира подвели его к своей незаурядной способности — вызывать своего «Я». В первое время это было, всего-навсего, размытые элементы голограммы, возникающие пред его притуплённым от раздумий взором. Но этот абрис с каждым разом обретал все более и более четкие очертания, и вот теперь по прошедшие этих бессонных полугодовых ночей, с левого боку на диване сидел «он», то есть «Я» Дмитрия, вполне реальный и ощутимый, его можно даже пощупать. Аморфность постепенно исчезла, и перед ним сидел совершенно реальный «человек», хотя и из виртуального мира, который мог резво двигаться, логично размышлять и вести диалоги на любые темы научно обоснованными доказательствами и терминами. Арсенал познавательной информации был так широк, что Дмитрий серьезно и искренне обеспокоился о своих умственных способностях.
 — В прошлый раз ты чересчур много информации в меня загрузил, как-бы с «рельсов» не сойти. Ты должен понимать, что неподготовленный мозг не в состоянии «переварить» столь широкий круг познаний.
 — Не волнуйся, этого не произойдет. Я даю столько информации, сколько твой мозг может «перелопатить». Если ты начнешь неадекватно воспринимать существующий мир, мое присутствие в твоей реальной жизни будет невозможным. Это вне сферы твоих и моих интересов.
 — Какой же, может быть твой интерес? Ты не материален, эфемерная субстанция…
 — Твое духовное совершенствование во имя человеческой цивилизации на данном этапе развития сообщества биологически мыслящих систем планеты — вот конечная цель моего присутствия в твоем материальном мире. Я же не по своей воле в твоем мире проявился, это невозможно было бы без вмешательства Высших Сил, пусть даже ты приложил бы титанические усилия в этом процессе.
 — Но во всех поднимаемых тобой вопросах я чистейший аутсайдер, я ничего не понимаю и не могу осмыслить, проанализировать, поступающую от тебя информацию, я полный профан. Чтобы понять, хотя бы толику той информации, что от тебя поступает, надо быть ученым.
 — Любое познание, это альфа-омега. Человек в процессе познания мироустройства движется от простого к сложному. И алгоритм твоих действий зависит от твоих интеллектуальных способностей твоей личности, а поскольку человеческий мозг в состоянии произвести несколько миллиардов операций в секунду, то твои возможности безграничны как и Вселенная.
 — Ну, ты схватил!.. Наши ученые твердят, что только десять процентов серой массы человека работают на созидание, остальное заблокировано Создателем.
 — Чистой воды, галиматья! Человеку пока не разрешается «нырнуть» в сферу материально-технических возможностей в силу неуравновешенности его психики и неустойчивости моральных качеств. В гуманитарных науках ум «гомо сапиенс» без тормозов и всеохватен, так как духовное развитие личности невозможно без познания света и тьмы, любви и добра, конечно, в земном пространстве. Предрассудок о десяти процентах связано с инертностью и леностью мышления человека, которое неэффективно контролируются им, поскольку биоорганизм его запрограммирован на минимальное расходование энергии при полной «загрузке» топливом энергохранилищ. Чтобы заставить работать этот недальновидный с точки зрения некоторых продвинутых интеллектуалов био агрегат, нужна воля, то есть мозг. Он должен дать мышечной массе команду на сокращение, а вот с этим у большинства представителей человечества, пока большие издержки. Извилины мозга у этой категории индивидуумов атрофированы безнадежно, и надо приложить титанические усилия, чтобы привести их в движение. Но, чтобы вывести людей из апатии, нужны качественные стимуляторы в виде духовных и материальных благ, а избранным апофеоз их амбиций…
 — Хочу задать тебе один вопрос, — Дмитрий повернулся в четверть оборота, прокрутив ногами винтовой стул, на котором сидел, — во-первых, за все время нашего общения, ты мне так и не сказал, каким именем к тебе обращаться? Я себя чувствую не комфортно, не могу обратиться к тебе напрямую, — подняв взор от живота своего «Я», он прямо посмотрел «ему» в глаза про себя отметив, что они ничего не выражают, точнее, ничего нельзя в них прочесть, словно смотришь в пустоту, и произнёс: — Во-вторых, я замечаю, что ты становишься более очеловеченным и материальным, с чем это связано, это зависит от тебя?
 — Это продукт твоего желания. Ты сам желаешь, чтобы я принял такую форму и вид, мне остается только исполнять твои заказы. Как ты хочешь меня называть, то это на твое усмотрение. Я же, это ты, твое зеркальное отражение по земным понятиям или клон, конечно, весьма условно, но подходит. Тебя зовут Митя, значит, меня можно очеловечить именем — Ятим. Устраивает? — его бездушные и холодные глаза смотрели не мигая, и Дмитрию стало не по себе, по телу пробежала вибрируя, мелкая дрожь, такая обычно бывает, когда с тепла выскочишь на холод пописать.
 — Это банально и не совсем умнО. С такими именами воспользовались все наши сказочники и фантасты, уже приелось. Ты ведь, практически, почти живой, возник из пустоты, неживого. То давай, тебя назовем вполне понятным для людей именем — Абиоген. Как, тебе нравится? По-моему, весьма звучно и запоминающее имя, — Дмитрий испытывающе посмотрел «ему» в глаза.
 — Меня устраивает, вообще-то мне нравится все, что удовлетворяет тебя. Мне нравится мое имя, оно оригинально и благозвучно. Наконец-то ты обратишься ко мне без кавычек и, как к настоящей личности, — Абиоген, вдруг сделал судорожный всхлипывающий вдох, и что-то в нем стало меняться. Это было заметно даже визуально.
 Кажется, он стал по-человечески мягким и теплым. По тому как он задрожал, словно выбежав из тепла на холод, Митя понял, двойник переформатируется в более сложный организм и, возможно, насыщается человеческими качествами.
 — У меня, что-то изменилось во мне. Пошла реакция, и я совсем по-другому смотрю на этот реальный мир. В моей голове роятся мысли, которых, пожалуй, нет в твоем мозге. Мне это нравится и я готов за это побороться, если вдруг ты решишь меня убрать из земной жизни…
 Дмитрий резко дернулся головой, пронзительно и испытывающе, посмотрел прямо в глаза Абиогену, подумав: «А ведь, действительно, он изменился, и кардинально. В его глазах появился какой-то охотничий азарт, сровний звериному поведению и осмысленность, которой до сих пор ему не хватало». Раньше сколько бы Дмитрий не хотел выудить из его пустых и равнодушных глаз что-то, его усилия не увенчались успехом. Теперь они сияли естественным блеском, добродушным взглядом и признаками высокого интеллекта.
 — Не понял! Ты хочешь сказать, что ты больше не исчезнешь?
 — Нет…
 — Я что-то не догоняю… Может, я уже с ума схожу? Мне что, «крышу» снесло? Каким образом ты собираешься жить на земле, если ты — ничто, пустое место. Где, как и с кем? — гневно почти прокричал Митя, чувствуя, как нервная дрожь разбирает его и злость накапливается в сжатых зубах.
 — Мое пустое место заполнилось с той секунды, как ты меня назвал именем. Во мне теперь течет кровь, правда, она не такая как твоя — красная, а голубая. В моем организме происходят химические реакции, подобные тем, что имеются у тех обитателей параллельного мира планеты Земля, которые регулярно контактируют с людьми, и про которых у землян имеется информация, утверждающая о действительных похищениях некоторых индивидов и опытах над ними. Теперь я, имею некоторый земной вес — массу химических элементов, которая колеблется в районе двадцати удельных единиц. Сильное механическое воздействие может повредить мой организм, но это не страшно, так как я быстро реанимируюсь, поскольку обладаю способностью практически из всего извлечь необходимые моему организму химические элементы.

 Дмитрию показалось, Абиоген смотрит на него немного насмешливо и, отеческим взглядом, в котором проскочила какая-то искорка, за которую Дмитрий не успел, точнее не смог уцепиться. Он захотел понять — что же, все-таки произошло в живом теле, которое сидит напротив и навевает на него некий страх и глубокое любопытство, и азарт охотника, когда в ожидании зверя на номере все тело трясет так, что кажется, зверь слышит, как клацают твои зубы друг об друга, но тем не менее, члены непроизвольно, почти автоматически, производят все необходимые движения, чтобы завалить выслеженного и хитрого зверя.
 — Дай, мне свою руку, — протянув левую руку ладошкой к верху, попросил Дмитрий.
 — Значит, говоришь, кровь бежит в твоих сосудах?

 Он почувствовал, как сильный холод от правой руки Абиогена проник через ладошку в его руку. Захотелось интуитивно откинуть ледяную конечность. Но вместо этого он резким движением правой руки провел по запястью Абиогена, и они оба, посмотрели на голубую жидкость, которая почти мгновенно сбежала небольшой струйкой на ладонь Дмитрия.
 — Больно?
 — Нет…
 — А говоришь живой… Какой же ты живой, если не чувствуешь боли, основного признака-анализатора живого организма? Ты просто деревяшка, буратинка, который виртуально шевелит членами и компасирует мне мозги. Фуфло ты, пустышка… Исчезни… Я устал, уже очень поздно, мне завтра рано вставать, — обтерев об штаны неприятную жидкость с руки Дмитрий встал, но тут же опять присел заметив, что ранка, которую он только-что нанес половинкой лезвия, прямо на глазах стала затягиваться и через минуту исчезла, как-будто и не было повреждения. — Нифига себе! Прям… как в кино! — удивившись, воскликнул он. — Вот бы людям так научиться управлять своим телом! Больницы сразу бы опустели. Может, научишь?..
 — Пока человечеству это не под силу, в принципе, ему такая способность без надобности, так как каждый этап своего развития оно должно прожить без посторонней помощи, дабы приумножить опыт аккумуляции знаний по познанию законов Космоса, иначе человеку не видать своего совершенства, без которого у него нет шанса выйти на другой уровень сознания в своем развитии. Ведь именно это является вселенской мечтой человека и в конечном счете, замыслом Творца.
 — А ты значит, все знаешь про Вселенную? — съязвил Дмитрий. — Любая наука тебе подвластна и можешь этими знаниями манипулировать по-своему усмотрению?
 Абиоген спокойно без эмоций:
 — Законы Создателя не поддаются манипуляциям даже самым продвинутым в своем развитии представителям разумных существ, в том числе и мне. Всем разумным существам предоставлено одно право — познавать бесконечный Мир Творца. Правда, этот путь без конца. Процесс познания Истины непостижим и недосягаем и усилия обитателей Вселенной тщетны и безнадежны…
 — По-твоему выходит, что у разумных существ нет света в конце туннеля? Тогда какой смысл сотворения их Богом? Ты не находишь парадокса в этом?.. Тебе, наверное, тоже немного известно, если я — глупый и недалекий червяк мира сего — и то нахожу в твоих словах несуразицу и признаки аберративности, отклонения от нормы, нормы законов обустройства Вселенной? — довольный высказанным, Дмитрий медленно откинулся на спинку дивана и ожидаюче, поднял густые и широкие темные брови.
 — Такой расклад в развитии всех цивилизаций Вселенной, Создателем заложен изначально и преднамеренно. Этот фактор подхлестывает тягу знаниям — от простого к сложному, от нулевого — к бесконечному. Ведь…
 — Ну, хорошо, пока оставим эту тему…
 Дмитрий изучающим взглядом окинул Абиогена и, промолвил:
 — Так ты исчезнешь, или как?..
 — Теперь это не в моих силах. Я буду рядом до тех пор, пока твое искреннее желание иметь меня около себя, будет иметь место. А сейчас я этого не ощущаю, значит, я твой «хвостик» и надеюсь, надолго…
 — Однако, какая наглость!.. Я смотрю, скромностью, наглец, не страдаешь, — поднявшись на ноги, пристально оглядел его с ног до головы и твердо произнёс, — годится… Будем плясать от того, что имеем на данный момент, а имеем мы, обнаженного мужика, который сидит передо мной и нагло лупит на меня своими моргалками экранными. Может, ты себе какую-нибудь одежку «сочинишь» на химическом уровне, а?.. И, давай-ка я тебя буду по-иному называть, а то язык сломать можно. Допустим — Абиг!
 — Мне нравится, вообще-то ты мужик ничего, «котелок» у тебя варит, — Абиг встал во весь рост и шагнул к шкафу, где висела вся одежда Дмитрия. — Я, конечно, смогу синтезировать себе одежду, но знаю точно — в нем я тебе буду неприятен. Я должен перенимать твои привычки и склонности, чтобы реально претендовать на твою половину, твоего клона, образно, конечно… Вообще-то я твоя светокопия, может слышал об этом?
 — Нет. Понятия не имею, что это такое?
 — Ну, ладно. Потом поймёшь. Твоя одежда повысит температуру моего организма до тридцати шести градусов, так как любая вещь носит в себе «память» о прежнем владельце в полном объеме физиологических характеристик. Да и тебе будет приятно общаться со мной, касаться меня, не чувствовать чуждый запах и иную энергетику.
 — Так ты еще и зловонен? Не хватало мне в доме хлорамина! — беспокойно следя за Абигом, промолвил, — слушай, ты ксерокопия! Может ты, для приличия хоть разрешения попросишь у меня? Это мои тряпки, я не люблю, когда мои вещи воняют чужим потом.
 — Во-первых, я не чужой. Во-вторых, я не потею. И, в-третьих, я выбираю только то, что ты сам мне отдал бы, разве не так? — Абиг вопросительно посмотрел прямо в глаза, и Дмитрий уловил в его взгляде родственную теплоту.
 — Верно, — шагнув на два шага вперед он дотронулся до груди Абига и произнёс, поводя пальцами по его коже, — слушай, ты и взаправду стал теплым, даже не полностью одевшись. А кожа, почти как моя, только суховата и шершава.
 — Присутствие излишних химических элементов только утяжелит мою массу, обойдемся без сверхнорматива. Во мне всего в достаточном количестве, чтобы эффективно функционировать. Но, если ты желаешь, я могу стать более гладким и шелковистым, это не сложно.
 Пристегнув последнюю пуговицу, заправил рубашку в джинсы и туго затянул кожаным ремнем, которого Дмитрий сам смастерил из солдатского ремня с бляхой, поскольку современные китайские ремни не выдерживали никакой критики, вследствие чего не пользовались у него потребительским спросом. А советский ширпотреб, хотя и имел скромный дизайн, но технические характеристики товаров были очень высокого качества, за что он и любил старые вещи.
 — Вообще-то, не помешало бы, чтобы твоя кожа была приятна на ощупь, если ты претендуешь на человеческий образ, хотя я и не собираюсь с тобой обниматься. У меня естественная ориентация.
 Абиг подошел к газплите, открыл кран и, резко с шумом втянул в себя газ. Дмитрий изумленно уставился на него и саркастически бросил:
 — Что, решил отравиться? Что, земная жизнь кактусом продирает? Вроде говорил, что реальность понравилась, а уже хочешь уйти, не рано?
 — Метан — простейший алкан, насыщенные соединения парафинов, которые придадут моей коже некоторую эластичность, схожей биовидной структурой, но есть один нюансик…
 — Какой?
 — Снижение порога жаропрочности кожи…
 — Не понял! Ты что, несгораемый как сейф? В тебя можно бабки спрятать на хранение?
 — Да, я огнеупорный. Кожный покров моего организма, имеет асбоволокнистую структуру с температурным порогом в четыреста градусов, а парафин враз снизит огнестойкость до трехсот.
 — Ну и хватит. Я не собираюсь тебя использовать для ремонта ядерного котла…
 — Хоть на этом спасибо. Предугадывая дальнейшие расспросы, информирую. Я постоянно буду находиться в непосредственной близости от тебя. В радиусе тридцати метров, так как большее расстояние лишит меня твоей энергетики. Я время от времени должен уловить импульсы твоего организма, чтобы быть в постоянном бдении.
 — Нифига себе! Так ты меня еще «доить» будешь? Мне это надо? — изумленно, воскликнул Дмитрий, резко корпусом повернувшись вполтела. — Знаю я как люди-вампиры сосут чужую энергетику! Моя шея не для твоих клыков. Пошел вон, исчезни!..
 — Наоборот, я буду «питаться» в основном твоей негативной энергетикой. Так что я для тебя бесплатный санитар, который не сможет прожить вне твоей энергетической зоны более трехсот часов.
 — Ну, это другое дело, тогда я за… Во мне плохого валом, так-что питайся на здоровье, я не против.
 — В человеческих удобствах и пище я не нуждаюсь. Лишних материальных расходов для тебя, на мое содержание не ожидаются, даже наоборот, я дам тебе полезный совет — ты можешь создать себе помощников — специалистов по строительству, чтобы разгрузить свой организм от физических перегрузок по возведению твоего дома. По внешнему виду твоему, скажу откровенно, я замечаю сильную усталость, которая со временем может проявиться в необратимых процессах организма.
 — Зачем? Ты хочешь, чтобы я добровольно на свою шею еще вампирчиков повесил, как янтарное ожерелье? — с ухмылкой спросил Дмитрий.
 — Двадцать процентов твоей плохой, перенасыщенной отрицательными зарядами, энергии — это мой резерв, а остальных восемьдесят с несгораемыми двадцатью процентами, которые необходимы для поддержания биохимических реакций организма человека, хватит для материализации представителей низшего уровня из астрального мира, эдак, тысяч на тридцать единиц, а может и больше. Это будет зависеть от твоего эмоционального состояния, а поскольку ты баламут приличный, то можешь стать главнокомандующим целой армии, — выпалив последние слова, Абиг сел на диван и прислонился к спинке.
 — Слушай! А разве тебе нужны удобства и комфорт, хотя бы, вот этот диван? У тебя же нет никаких чувств, значит, никакого удовлетворения каких-то потребностей не требуется? — подсев вполоборота, спросил Дмитрий. — И почему, тебе нужны двадцать процентов моей энергии, тогда-как твоим соплеменникам всего сотой доли каждому? Они что, не такие как ты?
 — Я такой же, но я отличаюсь тем, что я имею интеллектуальную основу — логическое мышление, чего они лишены. Они могут исполнять только запрограммированную команду или действия с минимальным логическим мышлением, не более. А что касается чувств, то для синтеза химических элементов в моем организме, которые не зависят от внешних факторов, так как происходят при постоянной температуре, неизменным количеством молекул, в течение строго регламентированного периода, необходимы стабильные импульсы электромагнитных частиц от твоего головного мозга, интенсивность которых не может не зависеть от такого показателя, как уровень твоей дискомфортности. По этой причине я буду действовать по принципу обратной связи, то есть от себя посылаю тебе сигналы, которые помогут тебе чувствовать себя комфортно. Поскольку любое нарушение баланса физических нагрузок и умственного труда разрушают твое биологическое составляющее, то я буду исполнять роль будильника с программой — «когда отдыхать, а когда трудиться?»
 Дмитрий, изумленно встрепенулся. Взглянул на Абига, и промолвил, мгновенно пересохшими от нервного перенапряжения губами:
 — А тебе не кажется, что ты взвалил на свои виртуальные плечи непосильный груз? С какого перепугу я буду подчиняться твоим приказам — когда мне спать, а когда бодрствовать? — он гневным и пристальным взором всмотрелся в глаза Абига, но кроме нежности и преданности ничего в них не нашел, и он тотчас успокоился. — Ладно, прости! Вырвалось. Уже очень поздно, пошли спать. Но тебя рядом не положу. Во сне приму тебя за жену и может получиться конфуз. Вон, раскладывай кресло. Белье в шкафу…
 — Вообще-то, ничего не требуется, я лишен ваших физиологических надобностей. Я могу спокойно просидеть на стуле, сколько угодно или провисеть на стенке, но ведь ты будешь иметь чувство вины от таких моих действий, поэтому я буду делать все, что делаешь ты, кроме еды и других надобностей, связанных обслуживанием биомассы человека. Тебя так устраивает?
 — Вполне…

                III

 Помня о том, что встав пораньше — шагнешь подальше, Пелагея в четыре часа утра уже была на ногах. Спешно покормив полдюжины кур и квочку с цыплятами, а также гусыню с гусятами, она торопливо переоделась по-дорожному и, подойдя к кровати, где почти бесшумно посапывал Митя, стала осторожно тормошить его за плечи, приговаривая:
 — Сынок, проснись… Нам пора, иначе не успеем к доктору. Вставай-вставай, — она нежно чмокнула в левое ухо и отошла от койки, чтобы вытащит из липового сундука одежду Мити, которую разрешала носить ему только по праздникам, — Мить… Митюша, вставай…
 На табурет положила вельветовые штанишки с хлястиком, купленные по счастливому случаю в райцентре, сравнительно недорого даже для нее, когда весь её месячный доход со всеми сборами и натуроплатой не превышал триста рублей, дореформенными советскими рублями. Ситцевую рубашонку, заработанную в прошлом году у соседки. За эту рубашку ей пришлось весь световой день копать картошку. И сандалии — Митина гордость. Когда мать впервые натянула эти желтые, как понос, сандалии, Митя улетел в облака и очень долго не хотел оттуда спуститься на грешную землю. Это было на Троицу, и весь народ на кладбище, смотрел только на Митины башмаки и восторгался ими — так ему казалось. Хотя желтое чудо, так и норовило слететь с ног, так как сандалии были куплены на вырост, но тем не менее, Митя мужественно и стойко вытерпел все неудобства связанные ношением предмета своей гордости и неописуемых восторгов, даже кровавые мозоли на пятках не смогли омрачить эту эйфорию. Зато ему хватило на целую неделю хвастовства перед друзьями, у которых, конечно, дома имелась обувь в разы дороже и добротнее. Но Митя в силу своего малолетства не мог осмыслить этого, в принципе ему это, вовсе не было нужно, поэтому он был на вершине блаженства своих малолетских чувств.
 — Митя! Вставай, вставай сыночек. В город пойдем, ты же хочешь увидеть поезд и реку Суру? Сегодня погода хорошая, водичка будет теплая-теплая, покупаешься…
 Всю Митину сонливость, вмиг сдуло. Он радостно соскочил с кровати и побежал к рукомойнику. Два раза вплеснув на сонное лицо воды из железного окрашенного синим цветом рукомойника, Митя как попало обтерся белым с коричневыми и красными цветочками на концах самотканым полотенцем и торопливо стал одеваться. Но его возбуждение было так велико, что он никак не мог попасть левой рукой в рукав своей рубашки. Пелагея помогла сыну одеться. Взяла в руки платочный узелок с едой, где она завернула шесть сваренных вкрутую яиц, три огурца средней величины, щепотку соли, завернутой в кусочек газеты «Правда», пол каравая ржаного, испеченного накануне хлеба и полулитровую бутылку молока. Перешагивая через высокий порог дома, слегка подтолкнула Митю в спину. Прежде, чем прикрыть входные двери, посмотрела на настенные часы «кукушка», где на циферблате было нарисовано три медвежонка, и удовлетворенно заметила:
 — За полчаса управилась. Хорошо. Даст бог до двух часов пополудни успеем к доктору.
 Замкнув дверь на висячий замок с толстой душкой, ключ спрятала в щель на углу дома. Посмотрела внимательным взглядом на свой двор, вспоминая, что сделала, а что не успела, махнула рукой — «ой, да ладно»; торопливо перешагнула через дощечку под калиткой в воротах и сильно хлопнула ею, чтобы она захлопнулась на щеколду. Повернувшись к своему дому, прошептала:
 — Господи! Спаси и сохрани мой дом. Помоги нам в дороге и благополучно возвернуться назад. Во имя Отца, Сына и Святого Духа! Аминь.
 Наложила правой рукой крест на себя и на дом. Спешным шагом прошли за околицу, которая находилась буквально в пяти минутах ходьбы от ее дома. Последний раз, бросив мимолетный взгляд на свою избу через несколько огородов, уверенно зашагала в сторону райцентра…
 Митя смутно помнит, как они шли по лесной дороге, которая во все времена была ухабистой. Её со всех сторон пересекали мощные и кривые корни деревьев, наполовину оголенные частыми дождями и безжалостными колесами большегрузных грузовиков, вывозящих круглый лес из дальних делянок. Июльская жара донимала до умопомрачения. Время от времени Мите, на отдаленных плоских полянках, казалось, что рябит спасительное озерцо. Пить хотелось так, что губы слиплись в нитку и невозможно было их разодрать.
 — Мама! Озеро… Вон, вон…
 — Да нет там озера.
 — Мам… Мои ноги пить хотят, они не шагают…
 — Скоро дойдем до оврага. Там ручеек, может, еще не пересох. Напьемся…
 Действительно, пройдя три сотни шагов, они спустились в овраг, и под гнилыми ветками и густой презеленой травой заметили тоненький в мизинец, ручеек с прохладной и желанной водой. Митя нашел углубленность и зачерпнул кепкой. Только хотел поднести ко рту, как увидел, что в фуражке над водой бегает какая-та букашка:
 — Мама! — закричал он, — смотри, какая таракашка…
 — Водомерка, выплесни и набери еще.
 — А почему она не тонет?
 — Видишь, какие у ней большие ножки?
 — Да…
 — Вот поэтому, и не тонет.
 Но выливать уже было нечего. Вся вода убежала сквозь промокшую кепку. Он вновь зачерпнул водицы и увидев, что она убегает тоненькой струечкой, торопливо подставил пересохший рот под нее. Митя вновь и вновь черпал благодатную жидкость, пока его живот не отдулся, как маленькая тыква…
 Ещё он помнит, как в следующем овраге, где было много ледяной родниковой воды, они обедали. Накушавшись, он завалился на мягкую траву и смотрел на голубое-голубое небо, по которому быстро пробегали «барашки» белоснежных облаков. Все…
 Он не помнит, как мать его сонного еле-еле пристроила себе на спину, на специальные лямки, перекинутые через плечи, и без продыху пронесла оставшиеся двенадцать километров до райцентра. Мите только казалось, что он сам прошел этот изнурительный путь, на самом деле, конечно, мать сама всю дорогу несла его на своих плечах. Вот эти мамины руки несшие его, наверно, запомнились на генном уровне, потому Митя всех своих детей и внуков, пока они были маленькими, таскал на руках, и у него никогда даже не было мысли о том, что своих детей можно бросить и уйти к другой женщине, как бы не была немила совместная жизнь с женой.
 Самое яркое впечатление от этого путешествия у Мити запечатлелось в виде реки, к которой они подошли в полдень. Солнце крепко зацепилось в зените и жарило своими безжалостными лучами. Уставшая мать сидела на песчаном берегу, а он побежал на свежепостроенный деревянный мост, смотреть на могучую и широченную Суру. Плавное течение реки так завораживало детскую психику, что Мите было и трепетно и страшно. Даже кружилась голова, когда он смотрел на реку с высоты моста, которого ежегодно смывало весеннее половодье могучим потоком темных, приходящих из теплых южных районов, вод. Но сегодня было тепло июня месяца, и ребятишки городские плескались по обе стороны моста с громким визгом обрызгивая друг друга водой, сродней теплотой парного молока. День действительно был хорош, очень пригож…
 Пелагея быстро помогла Мите раздеться и взяв его одежду в руки, присела прямо на горячий речной песок. И стала наблюдать как ее сыночек ножками потрогал воду, посмотрел на шумевшую детвору и смело шагнул в реку. Одному Богу было известно, какие мысли посещали голову Пелагеи, но по её глазам и лицу можно было определить о каких-то тайных желаниях относительно Мити, так как её лик принял осветленное и одухотворенное выражение. Можно было не сомневаться, мать своему ребенку мысленно выложила ровную безопасную тропинку в его судьбе.
 Митя уверенно шел к середине реки, но когда вода нежно коснулась его мужского достоинства, вдруг почувствовал, как течение потащило его упорно и стремительно. Оно неистово толкало и стремилось свалить с ног испугавшего Митю. В ушах застучало. В животе, где-то в районе пупка что-то оборвалось, ноги стали ватными и не слушались. Ему стало так плохо, что он чуть-чуть не потерял сознание. Течение неумолимо несло его к свае моста, ноги сами передвигались под напором воды. Митя понял, что его сейчас совсем унесет. Спасительная свая оставалась в стороне, расстояние до него было в Митин рост. Он оттолкнулся от дна реки и, прыгнул к свае, упав навзничь нА воду. Хоть он уже и сравнялся со сваей, но все-таки, умудрился уцепиться своими ручонками за спасительное бревно. Подтянувшись к нему, он обхватил его двумя руками и прижался как к матери. И сразу стал успокаиваться, поняв, что уже никакая сила в мире его не оторвет от этой сваи. Бешеный ритм сердца прекратился, и он осмелев, стал осматриваться вокруг, желая узнать, не заметил ли кто его позорного страха…
 Но все были заняты своими делами. Двое дядек орудовали сачками прямо с моста, время от времени вытаскивая их из воды и выгребая из огромных сачков, искрящихся в солнечных лучах рыбешек; шумная ватага детишек разного возраста выбегала из реки и падала на обжигающий мелкий песок, через минуту вновь соскакивала и с диким криком ныряла в воду; мать, внимательно следившая за ним, которая так и не поняла, что произошло с Митей — так он думал. На самом деле Пелагея очень бдительно следила за своим сыном и готова была при первой же опасности кинуться спасать своего обожаемого Митюшу.
 Постепенно, совсем успокоившись, Митя осмелел и отчаянно начал барахтаться в воде. Он не держался за опору, он был герой — вода по пупок и ничего! Ура! Могучая река была усмирена Митей. Он отважно делал попытки нырнуть под воду. Вон, как те мальчишки! Но, как только голова оказывалась под водой он пулей выскакивал из глубины. Все-таки страшно там, в темноте. После двух попыток он уже не осмеливался повторять больше эти действия. Отрешенный от всего мира своими чувствами, он прыгал и плескался. И поверьте! Он плавал, совсем как те взрослые мальчишки, правда, ноги никак не хотели оторваться от дна реки, словно к ним была привязана пудовая гиря, хотя он усердно махал своими руками по воде, и вдруг…
 Взглянув на мать, он заметил, как на сером от дорожной пыли лице матери образовались от глаз к подбородку две кривые полоски. У Мити что-то заёкало в груди, комок схватил горло лишив дыхания, он торопливо выбежал из воды и кинулся к матери…
 Пелагея двумя руками обхватила мокрое тельце своего золотца и крепко-накрепко прижала к своей груди. Вытащив из котомки рушничок, обтёрла сыночка.
 — Мама! Почему ты плачешь? Ты испугалась, что я утону, да мам?..
 Митя жалостливо посмотрел на мать, у которой из покрасневших глаз сбегали крупными каплями слезы, широкими неровными полосками.
 — Мама, не плачь! — дрожащим голосом, попросил он. — Вот увидишь, я вырасту большим и сильным и нисколечки не буду бояться реки. Я научусь плавать, даже лучше, чем вон тот мальчик, — он указал на рыжеволосого парнишку, который очень быстро и шумно грёб руками теплую воду реки, — и спокойно переплыву Суру. Вот увидишь! Я тебе, мама, слово даю! Самое что ни есть настоящее… Не веришь?..
 — Верю, верю… Одевайся, я сейчас умоюсь, и пойдем. Нам еще километра два топать. Вдруг доктор рано уйдет с работы, а нам ночевать негде…
 Только в зрелом возрасте Митя понял, какого было матери тащить его, восемнадцать верст на спине по смешанному лесу Поволжья, где лесная дорога сплошь состоит из мелкого, как наждачная пыль, песка, изрытого колесами лесовозов. Такая дорога измотает кого угодно, даже очень крепких мужиков. Пройти путь, длиной в двадцать восемь километров по ухабам, да по пескам, сможет только подготовленный и выносливый человек. По такому бездорожью в наше время ходят только экстремалы, да и то на внедорожниках. Конечно, можно было пойти по новой дороге, где часто ходили машины, но если их не будет, то это все сорок километров. Поэтому Пелагея пошла по старой, по ближней, полузаросшей дорогой.
 Эти две дорожки на лице матери на всю жизнь остались у Мити в памяти глубокой кровоточащей раной, которая время от времени приводила его до взрыва глубинных эмоций, выполаскивающих душевные силы в виде обильных слёз, исходящих из самой глубины сердца.
 Как доктор лечил его, Митя, конечно, не помнит, но ярко запечатлелось в памяти обилие настоящих фабричных красивых игрушек на выкрашенном белилами больничном подоконнике. Он хорошо запомнил, какой восторг его тогда охватил, и как он был безумно счастлив от наличия таких разнообразных фантастических предметов, предметов мечтаний любого деревенского мальчугана, лишенного простых детских радостей, которых мать не могла предоставить ему в силу крайней нищеты, хотя и являлась представителем народа-победителя над фашистской Германией. Бедность в пятидесятые годы была такой всеохватывающей все слои населения, что без документальной кинохроники поверить нельзя. Хотя советская пропаганда всячески старалась скрывать нищету народа, но тем не менее, на кадрах тех лет, желающий увидеть правду узрит, что реальная жизнь мало чем отличалась от картинок дореволюционной царской эпохи, которых большевики в большом количестве подбрасывали народу со смачными комментариями. Реальных денег не хватало ни на что, ни на еду, ни на одежду, не говоря уже о детских игрушках. Их хватало только тем, кто, находясь при какой-нибудь должности, умел искусно воровать.
 Лечение, наверное, было успешным, так как Митя не помнит, чтобы этот недуг его больше беспокоил…

                IV

 Дмитрию приснилось, что он лежит на дощатом щите на склоне старого террикона, который еще в сороковых годах прошлого века потерял свой обычный пирамидальный вид шахтного ландшафта и теперь, являлся большой не очень ровной возвышенностью, выделяясь своей зеленой вершиной, поскольку эту зелень питала чистейшая вода, что беспрерывно выкачивалась из шахты мощными насосами. На самой верхней точке искусственной высотки из-под земли торчала черная стальная труба диаметром сто пятьдесят миллиметров, изрыгая прохладной и живительной влагой, сбегающей вниз по кривой сплошь усеянной кустами и деревьями канавке. За срок более полувека, живительная сила воды постепенно распространилась на большую площадь, которая превратилась в прохладную и красивую рощицу, небольших деревьев и раскатистых густо зеленых кустов. И теперь неопытные глаза даже не заметили бы, что обладатель этих окуляров стоит на вершине бывшего террикона угольной шахты, место свалки отвальной горной породы, выносимый на поверхность, по-шахтерски — «на-гора», шахтными транспортерами из вновь пробиваемых штолен и штреков, без которых невозможна вырубка угля из лав.
 Митя любил это место уединения, где лежало несколько дощатых щитов, на которых в свободные от работы время или выходные любили отдыхать и позагорать летом шахтеры, из двадцать третьей шахты, «Партизанская»?????— грубоватый, но очень отзывчивый и мужественный люд. Митя тоже работал на этой шахте, в качестве электрослесаря по шахтным установкам и средств автоматизации, после окончания горного училища, ожидая весеннего призыва в армию. Он не понаслышке знал всю опасность, подстерегающую под землей, когда над твоей головой сотни метров породы и целые озера ледяной воды, которые только и ждут, когда на тебя обрушиться глыбой в несколько тонн или смыть тебя мощным потоком освобожденной из каменного плена воды. Но все эти опасности были пустышкой пред грозным все уничтожающим взрывом метана, газа-сопутника угольного пласта, который накапливается во многих ответвлениях и тупиках штреков и лав, поскольку даже мощные вентиляторы бессильны полностью проветривать весь воздух в шахте. И когда какой-нибудь безответственный разгильдяй чиркнет спичкой или образуется электрическая дуга при повреждении кабеля, либо магнитного пускателя, вот тут он, метан, покажет, каков он, как гремуч и разрушителен. Тысячи тонн породы обрушатся в пустоты, уничтожая весь многолетний труд шахтеров, и порою захоронив под собой самых лучших мужиков. Эта беда часто, регулярной периодичностью случалось, и случается по сегодняшний день на угольных шахтах Донбасса. И предотвратить это невозможно, поскольку в этом случае всегда срабатывает человеческий фактор — человек забывает, как когда-то долбануло, и сколько жизней взрыв унёс.
 А сегодня, после рабочей недели, выходной день. Митя с десяти часов утра уже наслаждался этим благодатным кусочком прекрасного оазиса. К двенадцати часам дня жаркое солнце так пригрело, что разморенный горячими лучами небесного светила он ушел в юношеское забытье, когда реальность теряет свое содержание и сознание находится в приторможенном, эротично-сладком состоянии, особенно, когда тебе всего лишь восемнадцатый год. Невозможно словами пересказать ту чудную фантазию Эроса, что посещает каждого в таком возрасте, тем более, что в пору юности Мити, тех вольностей, что имеются у теперешней молодежи в сексе, просто не было. И естественно, его темпераментной натуре приходилось очень и очень туго, угнетаемо до умопомрачения. Эти бешеные гормоны ежесекундно взрывали его мозг, туманя разум. Под журчание ручейка Митя до того мог нафантазировать, что почти каждый раз это заканчивалось тем, что он соскакивал с земли и бежал под трубу, чтобы вода смыла, спрятала, на плавках след от блаженных фантазий.
 И сейчас, ему почудилось, что он находится в том промежутке времени, когда он по большому счету, наверное, был счастлив. Счастлив только потому, что был молод и ещё не разочарован в жизни и людях. Тогда ему казалось, что его ждет великолепная и насыщенная, полная счастливой любви продолжительная жизнь. Он еще не знал, и не мог знать о тех переживаниях и страданиях, которые его глупого и молодого чуть не доведут до самоубийства в диком порыве безрассудной, всеразрушающей и тупой ревности.
 Рука невольно потянулась вниз под одеяло, но…
 В голове пронеслась молния: «Абиг!.. Он же здесь, рядом!..»
 — Ты что, всю ночь просидел на стуле? — взволнованным голосом, проговорил Митя, приподняв свою шевелюру от подушки и заметив, что тот сидит прямой осанкой на стуле и изучающим взглядом, упорно смотрит на него.
 — Нет, от тебя уловил очень сильную энергетику, поэтому поднялся, чтобы быть готовым для реагирования, если вдруг понадобится тебе моя помощь.
 Его голос действительно проявлял сочувствие и нежность. У Мити сердце сжалось от благодарности, требуя ответной реакции, и он крепко сожалел, что очень уж не по-доброму подумал о своем двойнике.
 — Ты разве не понял, что мне приснился сон юности?
 — Я не могу контролировать твой мозг, если ты сам этого не захочешь. Это под силу только твоему Ангелу-хранителю.
 — Кстати, мой ангел, кто он?
 — Придет время, узнаешь…
 — А сейчас, что, не можешь сказать?
 — Могу, но до всего ты сам должен дойти.
 — Хоть на этом, спасибо! — спокойно проронил он, удовлетворив свою тревогу в том, что его не совсем приличные мысли могли оказаться достоянием чужого, пусть даже его родного «Я».
 «Все равно, хоть Абиг — это „Я“, но как-то не красиво и стыдно, когда твои мысли, не совсем приличные, могут стать достоянием другого», — подумал Митя.
 — Ну и что? Что мне теперь с тобой делать? Я в полной растерянности…
 — Живи, как жил… Зачем, что-то сразу все разрушать? Привычный распорядок дня — самый лучший способ избегания жизненных проблем.
 — Ну, хорошо! На данном этапе, меня прежде всего интересует как ты устроен, на чем основывается твоя физиология? Ты сам-то осознаешь, что ты не человек земной, хотя внешние визуальные факторы убедительно говорят о том, что ты, все-таки, дитя парадокса? Тебя не должно быть, но ты есть. Как ты мне все это объяснишь? — обтираясь цветным полотенцем, спросил Митя. — Я своими тупыми мозгами понимаю одно, когда человек мысленно создает желаемый образ кого-то в голографическом формате, то теоретически, это допустимо. Но когда передо мной стоит вполне ощутимый и осязаемый продукт моей паранойи, да еще с умной рожей, то извините… Мои мозги на уморазделе, того гляди, как-бы они не свалились в яму шизофрении.
 — Но ведь, ты сам меня создал!.. Твои умственные изыскания дали положительный результат по материализации дорогих и любимых тобой образов из виртуального мира…
 — Ты хочешь сказать, что я себя здорово люблю, если в первую очередь создал тебя?
 — Так, если ты себя не будешь любить, то не будешь любить никого.
 — Значит, профессор Богданов из Курчатовского института был в полушаге от открытия, который бы изменил весь ход научной мысли в мире?
 — Да. Но он, не добился бы его…
 — Почему?
 — Его мозг был забит гегемоническими планами. Ни одной нации или индивиду не разрешается господствовать над всем миром. Даже самый маленький народ может быть порабощен злодеем только на время. Захватчик потерпит поражение с неожиданной стороны. Этот процесс контролируется весьма строго, и человечество в будущем, приобретя себе духовного пастора, который будет править всем миром справедливо и жёстко, вполне благополучно пройдет все этапы своего развития, хотя этот мир и создан переизбытком зла, об источнике которого информированы сведущие специалисты тайных знаний и госчиновники высшего звена.
 — А мне что, за красивые глазки разрешено? Как я знаю, по Библии, этот мир действительно управляется дьяволом. А ты разве не можешь сказать, кем?
 — Слишком легко хочешь всё получить. Трудись, набирайся знаний, и сам дойдешь, а дьявол сидит в вашем сердце.
 Немного погодя:
 — Твой жизненный путь запрограммирован, но тем не менее, я проявился из другого периода времени в образе тебя для того, чтобы проследить и помочь тебе в твоих изысканиях, и научно обосновать это явление, которое будет в будущем архиважно для сообщества планеты.
 — Ты хочешь сказать, что это открытие в данный период ему не понадобится?
 — Настоящее самосознание человека, пока не выработало противоядие от зла. Осо…
 — Что это за противоядие? — с раздражением воскликнул Митя. — Человеку шагу нельзя ступить, чтобы ему палку в ноги не совали. Только говорится, что ему дана полная свобода действий, а фактически, он на цепи, и она совсем коротка.
 — Осознание и покаяние — вот противоядие от зла, наличие этих факторов — залог начала необратимого процесса нейтрализации зла.
 Можно было позавидовать спокойствию Абига, не обращающего внимания на раздражение Мити.
 — И когда же, все это пригодится человеку? Я имею в виду материализацию.
 — Не скоро, по крайней мере в течение трехсот лет ему эти знания без надобности. Ну, а если тебе удастся своим мозгом пронзить пространство, где в одной точке: время, скорость и пространство, то развитие человечества произойдет по другому сценарию, её подкорректирует Творец.
 — Мы что, за этот срок не продвинемся в своем развитии? — удивился Митя.
 — Человек поумнеет здорово, но ему помешают кое-какие масштабные катаклизмы.
 — Страшные землетрясения, войны, астероид… Что будет?.. — нетерпеливо, рыкнул он.
 — Тебе это ни к чему. Занимайся тем, что тебе дается. Ты на правильном пути, развивай свое открытие до логического завершения, чтобы изменить судьбу человечества, тем более первый опыт пятнадцать лет тому назад еще, прошел успешно. Помнишь её?.. — как-то добро и любовно, проникся взглядом Абиг. — Ту, в белоснежном прозрачном платье. Потом она улетела на корабле твоей технической фантазии.
 Митя стремительно повернул голову в сторону Абига с намерением узнать, не насмехается ли он над ним? Но глаза двойника излучали любовь и сочувствие. Горло сдавило, в нем застрял огромный комок, глаза стали терять оптическую прозрачность…
 — А я думал, что это был сон, хотя… — дрожащим от страданий, голосом выдавил Митя, — я тогда не всё понял. Все эти годы я жил с этим. Я море слёз пролил, ночами… Мои воспоминания о ней иссушили мой организм, и чуть было не разрушили мой дух, мне стоило больших усилий, чтобы не скатиться на дно ямы человеческих пороков. В одно время я даже по скалам лазил в надежде на то, что сорвусь и кончаться мои мучения. Ничто не помогло, даже переезд на новое местожительство. Меня даже здесь, это достает и заставляет выть в уединении. Все эти перегрузки для моих глаз не пропали бесследно, я уже дважды ложился под скальпель микрохирурга… — возбужденный голос срывался от непроизвольных всхлипов, и сдавленное эмоциями горло не хотело выпускать страдальческую речь Мити.
 — Тогда ты не был готов воспринимать тот факт как реальность, вследствие чего она и исчезла. Ты и сейчас не готов, даже по прошедшие этих пятнадцати лет. Поэтому я здесь, чтобы подготовить тебя к встрече с ней. Ты вот смотришь на меня и твой мозг в смятении и неверии. Так нельзя… — укоризненно, сказал Абиг. — Закон Космоса гласит: «Любовь без веры есть, нет веры без любви»* Если ты не примешь эту аксиому без доказательств только потому, что она не укладывается в понимание земных законов, тебе её — свою мечту, больше никогда не увидеть, — последнюю фразу, он произнес довольно жестко, но тут же, обнадеживающе проговорил, смотря прямо в глаза, — но ты на правильном пути. Мое проявление уже говорит о том, что твои умоискания и умозаключения плодотворны и полезны для общества.
 Немного погодя:
 — Только я никак не могу прочитать в твоем сознании, каким образом это научное направление физиолого-психологических изысканий стало достоянием твоих ненаучных извилин? Ты всю свою жизнь прожег в качестве технического персонала, а тут на склоне лет достиг таких результатов, каких я не прочитываю даже в сознании научных светил. Правда, разработки ведутся, но все они без исключения в зачаточном положении и, похоже, человечество не скоро войдет в виртуальный мир в качестве полновластного властелина, поскольку у представителей современного человеческого сообщества планеты очень низок потолок морально устойчивых критериев общественного поведения. Правда, некоторая часть астрального мира, заинтересованной в погибели человечества, подкидывает весьма содержательные идеи в этом направлении, но другая часть этого мира, в обязанность которой заложено сохранение человеческой духовности, эти «подкидыши» нейтрализует, либо направляет по ложному пути…
 Выдержав паузу:
 — Если тебе разрешили войти в процесс материализации мысли и реализовать его в действительность, значит, твои замыслы чисты и не содержат агрессивных планов в земном масштабе. Либо происходит локальный эксперимент лабораторного уровня супер развитой цивилизации, который могут в любую секунду прервать и стереть из твоего сознания всю информацию, если твои действия выйдут за пределы рамок дозволенного… Так откуда у тебя эта идея?
 — После военной службы я работал и жил в столице. Однажды мне довелось работать на режимной территории института Курчатова. Мы, с коллегой спаивали силовой электрокабель в десять киловольт, питающий одну из подстанций института, оборванный экскаватором. А произошло всё это, так…
 Митя выдержал паузу, вспоминая годы своей юности и, продолжил:
 — После всех согласований нас пропустили на территорию института и проводили до места обрыва, где траншея была разрыта и концы кабеля были уже очищены от грязи. После соответствующей инструкции охрана нас покинула. Более, никто за нами не наблюдал. Мы натянули большую палатку над котлованом и принялись за свою работу. Поскольку я был, в силу своего юношеского возраста, всего лишь помощником кабельщика, то естественно, у меня было масса свободного времени в течение двух дней пока проводились работы. Молодым я был весьма изворотливым и пытливым, что мне помогло стибрить, то есть похитить, очень толстый том научных работ, подлежащий к уничтожению на специальной площадке. В каждом научном учреждении имеется такая служба, которая занимается уничтожением научной документации, невостребованной изысканиями данной научной организации. А в службе этой работают одни женщины, которые на огороженной сеткой площадке жгут эти бумаги, где можно найти такие немыслимые бредовые идеи, что у нормального человека в голове не укладывается. В этих бумагах есть даже полностью завершенные, с полным итоговым результатом, работы. Но они не вписываются в рамки разработок, так как имеют косвенное отношение к заказу, а поскольку архивных хранилищ в советское время всегда не хватало, компьютерной техники не было, то работы естественно просто сжигались. Да что там говорить о компьютерах, в советское время много чего не хватало. В очередях давились за всякой безделушкой и вонючей колбасой, тошно вспомнить…
 — Как же тебе удалось похитить такой томик с научными работами, если, как ты говоришь, объект был режимным?
 — Да очень просто, человеческий фактор сработал. Я легко входил и вхожу в контакт с любым человеком, независимо от его статуса и интеллектуального уровня, а тогда я был молод и энергичен. Я в первый же день познакомился с девушкой, работающей на этой площадке, она таскала ворохи этих бумаг. Конечно, у меня были совсем другие намерения насчет этой дамочки. Но когда я краем глаза взглянул на эти бумаги, помогая таскать эту макулатуру своей избраннице, я обомлел. И естественно, не удержался, чтобы незаметно кинуть толстенный томик в высокую траву возле нашей палатки, натянутой над котлованом, где мы работали, устраняя повреждение высоковольтного кабеля.
 Будучи уже семейным, я очень долго «изучал» эти научные работы в нужнике при дворе, пока засиживал над очком. Ведь в мое время у нашего государства не было средств даже на туалетную бумагу, поэтому люди пользовались чем попадя. Естественно, при каждом посещении самого популярного объекта во дворе, я ознакамливался трудами умных дяденек и тётенек. Вот в этом томике я и нашел эту бредовую идею о материализации мысли.
 Но именно она, эта идея профессора Богданова, эта незаконченная мысль, все эти годы занимала мою бестолковку, и оказывается, не зря. Значит, это кому-то надо, возможно, кто-то хочет закончить работы и узнать результаты своих изысканий в этом направлении, не знаю… Я слишком туп и ограничен, чтобы во всем этом разобраться и понять чьи-то замыслы, тем более, если они исходят от представителя не нашей цивилизации, хотя в чём я сильно сомневаюсь.
 Митя накинул на себя рабочую спецовку и направился к двери, бросив:
 — Хватит болтать! Мне надо строить дом, а то увлекусь умными разговорами и не успею закончить строительство дома в намеченные сроки.
 Тут Абиг тронул Митю за плечо, схватив за локоть, остановил его уже на пороге. Тот резко обернулся, удивленно посмотрел на виртуала и, недовольно произнёс:
 — Что с тобой?
 - Я тебя уже информировал, что ты имеешь возможность «клонировать» рабочих, любой специальности с нужной тебе программой. Запрограммировать их можно на оптимальный темп производства, чтобы тебе было не очень проблематично с организацией их работы.
 Хозяин взглядом проникся к его лицу и стал внимательно изучать его, как-будто что-то интересное нашел там. Потом взял его кисть в руку и, щупая её, изумленно произнёс:
 — Между прочим, твоя кожа стала очень нежной и приятной на ощупь. Что это? Результат твоего глотания метана?
 — Да, это парафин. Я рад, что мое тело тебе нравится.
 — Не понял! Ты что, уже и что-то чувствуешь? Может, ты уже совсем очеловечился? Я смотрю, если дело так пойдет, то на земле вообще отпадет надобность в делании новых человечков? Люди потеряют свое главное предназначение — размножаться, а там гляди, и близость потеряет свою потребность, — иронично произнёс Митя, глядя насмешливыми глазами на двойника.
 — Я думаю, этот процесс никому не позволят контролировать, так как он запрограммирован свыше. А законы Космоса не нарушаемы, даже самыми продвинутыми в своем развитии представителями разума. На том держится Вселенная, — откликнулся тот, вновь обращаясь к нему вопросом, — так тебе нужны спецы, ты их будешь делать?
 — Видишь, стою и думаю. Фиг его знает! Во что я вляпался, или могу? — в раздумье, он сел на стульчик стоявший у двери. — Человек в силу своей ограниченности не в состоянии заглянуть в свое будущее, и я не знаю, что получится из этой затеи?
 — Но ведь ты сам захотел всего этого! Тебя не устраивает земная жизнь, тебе подавай что-нибудь погорячее, да ощутимее. Ты просил у Бога судью для себя. Вот он, пред тобой вполне реальный. Но я могу быть не только Фемидой, но и искусителем, так что держи ухо востро.
 — Я вижу! На данном этап, ты не столько судья, сколько искуситель. Ты же прекрасно знаешь, что из этого может выгореть? А ведь, знаешь…
 - Знаю, но пока ты не пройдешь весь процесс испытаний, сомнений и познания истины, у тебя всегда сохранится шанс что-то сотворить без моего присутствия и не понять суть происшедшего явления или действия.
 — А ты что, гарантируешь, что твое присутствие даст мне возможность познать истину последней инстанции? Почему я должен быть уверен в том, что ты именно то, что мне надо для моего совершенства? А может ты ниспослан дьяволом, чтобы соблазнить меня на поступки, о которых я еще, может, даже не подозреваю? — Митя откинулся к стене и испытывающе, посмотрел в глаза Абигу. — Слушай, твои глаза — это мои глаза? Если это так, то мне нет смысла беседовать с тобой, так как сам себя я всегда оправдаю, каким бы строгим и незаинтересованным судьей не был.
 — Ты уже заметил, что я проявляю какие-то признаки чувств тогда, когда тебя посещают совсем другие ощущения твоей натуры, значит, я не совсем ты.
 — Ну, тогда я с тобой дружу…
 Мите пообщаться действительно стоило. С тех пор как он вступил в самостоятельную жизнь и по сегодняшний день в нем произошли большие перемены и не в лучшую сторону. Так, он о себе думал.

                V

 Первая любовь… Что это? Как это? Сколько людей на планете, столько же мнений о первой любви. У каждого это чувство приходит и уходит, приходит и не уходит по-своему, индивидуально и неординарно. Миллионы слов сказано и будут говорить о ней, но никто на свете не сможет сказать, что именно его первая любовь — это Божье творение, отвечающее всем требованиям самого Создателя. Человеку не суждено узнать всю правду о любви. Оно, это знание, вообще–то и не нужно ему, ибо человек должен испытать сам процесс любви, а не рассуждать, как и что происходит в момент влюбленности, когда вся психофизиологическая сущность его запрограммирована на взрыв страстей и выброс энергии гормонов. Эта установка до того крепка и непоколебима, что человек даже силой своей воли, во время полового влечения, не способен контролировать свою плоть и свой разум, хотя нам и кажется, что мы в состоянии этого делать. Конечно, до определенного момента человек может спланировать свои действия, но как только любовные интриги перевалят через водораздел разума и плоти, его сознание полностью подпадает в угнетение плотью. Найдется много апологетов, утверждающих обратное, но их отрицания будут основаны либо на отсутствии полового влечения, тяги к противоположному полу, либо на желании достичь для своей натуры некоторых социально–политических поблажек, либо на каких–то душевных порывах своей натуры. Но когда процесс любодеяния достигнет во взаимоотношениях двух полов апогеи, все эти факторы отметутся, кроме первой, которая связана скорее всего, физиологическими нарушениями организма человека, то есть отсутствием полового влечения.
 Была весна, и была Москва. Столица семидесятых, это чистые и широкие без пробок улицы и скверы, забитые счастливыми улыбающимися людьми. Парки, кафе и рестораны кишели многолюдьем, где можно было даже при весьма скромной зарплате, прилично отдохнуть и расслабиться. Выйдя в сквер, присев на незагаженную скамейку, можно было наслаждаться шумом большого города. Хотя шум от проезжающих машин был довольно высок, тем не менее, четко слышалось: гомон веселящихся детей; воркование голубей, слетающихся к скамейке, увидев в руках отдыхающих кульки с едой; негромкий искренний смех и говор молодой парочки, сидевшей напротив за дюжину шагов; дробь каблучков девушки или молодой женщины по асфальту, не успевшего ещё растаять под жаркими лучами июньского солнца. Головы мужчин невольно поворачивались, словно «бабочка» от пружины будильника, вслед этим каблучкам, и одному Богу было известно, что было в их челах, какие мечты и фантазии посещали воспаленные от желаний извилины их голов?..
 Тут же, опрокинув голову и поставив лицо к солнцу, можно было слегка задремать в блаженстве безбоязненно. Чувство радости, спокойствия и безопасности окружало всех людей, независимо от цвета кожи и разреза глаз. Несмотря ни на какие трудности советские люди считали себя самыми счастливыми на свете. Так оно и было, ибо ощущение счастья — это внутреннее состояние человека, оно не зависит от внешних факторов материального характера. Счастье — это продукт твоего душевного порыва. Чем моложе человек, тем богаче и ярче его проявление, хотя по молодости мы его, счастье, не замечаем, поскольку наш разум полностью угнетен половыми гормонами, требующими выхода, разнося всё и вся. Счастье раннего возраста придет к нам через десятилетия, когда мы научимся жить своими воспоминаниями. Вот тогда мы переберем каждый элемент из своей памяти и в один прекрасный момент вдруг обнаруживаем, что многие события, забытые нами, всплыли из глубины прожитых лет в таких ярких красках и подробностях, что невольно закрадутся сомнения. Неужели это произошло с нами? Оказывается, мы были способны на такие чувства и поступки, о которых можно узнать только в книгах и кино.
 Разве можно забыть те мгновения, когда ты держал её руку в своей руке, а твое сердце выскакивало из груди и бухало так, что американские сейсмологи ломали головы, что за странные сотрясения волнами набегают из Москвы? Не забыть нам лукавых взглядов, глубоких вздохов и кокетливых телодвижений, от которых мы завораживались и превращались в истукана, словно обезьяна от взгляда удава. Её ласковых рук, нежных подмышек, тихую грешность и женскую красоту, присущей только нашей российской женщине, придавленной ужасным бытом, но тем не менее, не растерявшей своих наследственных качеств.
 В чем красота и неординарность первой любви? А в том, что такие порывы чувств человек испытывает впервые и они взаимны, мы так думаем, они искренни и слепы, неожиданны и ярки. В этой слепости, мы даже не замечаем, что объект нашего обожания вообще–то далек от идеала, того образа, будораживающего наше сознание, лет так с тринадцати, и все эти годы висевшего пред нашим взором, словно мадонна древнего живописца. Если мы и находим что–то неприглядное в поступках, речах и мыслях своих избранников или избранниц, мы легко их списываем на случайности, нелепости и рок, и бесповоротно прощаем. Это очень рационально заложено природой, ибо каждый индивидуум должен испытать всепоглощающую безумную земную любовь, когда плоть человека не контролируется никакими разумными призывами и командами, и наши неуемные естественные желания, требуя удовлетворения, толкают нас на безрассудные шаги и необдуманные поступки. Мир удовлетворения желаний — вот что такое, первая любовь! Любые средства и любую цену мы готовы выложить к ногам объекта обожания, лишь бы заполучить мгновенья наслаждения в прелюдии достижения высшего блаженства, которого мы сами и придумали своим смутным и больным воображением о нём, приходящим к молодому организму в ночных фантазиях и предутренних грёзах.
 Но почему так короток срок, отпущенный первой любви? А потому, что за те дни, недели или месяцы обоюдная страсть «обезвоживает» и иссушает оба организма до критического состояния, за которым неизбежна биологическая смерть. И поэтому, Ангел–хранитель, во избежания самоуничтожения личности, найдет способ остудить страсти и привести истощенные организмы в привычное русло. Это может быть и другая женщина, случайно попавшая в твои объятия, хотя ты этого совсем не желал и не стремился ее добиваться; и какая–нибудь бытовая мелочь, вдруг обнажившая те недостатки противоположного пола, на которые ты раньше не обращал внимания; и дюжина других причин отрезвляющих или охмуряющих тебя. И твои чувства ниспадают до равнодушия. И только малой толике из этой влюбленной когорты, суждено познать гармонию разума и плоти, желания и мысли. Обладатели этого чудотворного душевного продукта, пронесут через всю свою жизнь чувства первой любви и память о страсти, обогатив тем самым свое земное существование. Такие счастливчики живут долго, наперекор всем болезням и жизненным препятствиям, живут счастливо, что выражается в таком факте, как отсвечивание внутреннего содержания человека, в их глазах всегда блеск жизни. Еще одна категория влюбленных из этой толпы перволюбцов, претендентов на долгую жизнь, это сохранившие память об азарте и тепле чувств безудержного душевного порыва. Они, хоть и виртуально, но до сих пор любят и переживают эту любовь. Можно часами рассказывать о первой любви, но так и не достичь самой сути этого чувства. Поэтому не будем испытывать терпение нашего читателя, а вернемся к нашему герою…
 Отдав свой долг родине в военно–строительной части Московского военного округа, по совету и рекомендации подполковника, командира батальона, Митя стал лимитчиком, с гарантированной жилплощадью в четырёхэтажном общежитии рабочей молодежи по Каширскому шоссе, Москворецкого района. Фортуна подарила ему то, чего другие жители российской глубинки не могли даже в своих мечтах позволить — прописку в столице, которая лимитчику гарантировала неплохую работу, крышу над головой, возможность поступления в Московские вузы, и гордое чувство, что ты почти полноправный житель города–мечты.
 Конечно, любой здравомыслящий человек ухватился бы зубами за этот шанс и делал бы все от него зависящее, чтобы удержаться на столичном плацдарме и расширить свое гарантированное жизненное пространство, но не Митя. Эму этих тепличных условий, созданных Батей для своего любимца, ведь Митя, в течение всей службы, занимая военную должность бригадира–командира отделения при звании младшего сержанта, являлся бессменным передовиком производства по всем показателям, хватило на пять неполных месяцев бурной жизни. А как это произошло, наверное, стОит рассказать…
 — Товарищ младший сержант, разрешите обратиться? — выкрикнул ефрейтор Точильников, прикладывая руку к фуражке и стоя по команде смирно.
 — Разрешаю, что у тебя Точильников, опять в увольнение хочешь отпроситься? Мне уже неудобно перед командиром роты за тебя просить — оторвавшись от письма, отозвался комод, так за глаза кличковали ребята своего командира.
 — Никак нет, товарищ командир! Вас вызывает Батя, он у себя. Мне командир роты приказал передать вам приказ Бати. Разрешите идти!
 — Идите…
 Митя в недоумении отбросил ручку и задумался, вспоминая, что он такое натворил, с какой стороны ждать удара судьбы. Вроде бы в последнее время все происходило удачно, на производстве его бригада опять была самой высокооплачиваемой в батальоне и грубых нарушений воинского устава не наблюдалось. Труд военных строителей бригады, на собрании в честь Первомая, получил самую высокую оценку среди военно–строительных частей округа. Бригада–отделение получила на тридцать копеек выше подёнки, чем в других бригадах. За первый квартал семьдесят первого года, Митя получил Похвальную Грамоту, премию в размере двадцати пяти рублей и представление на очередное звание, которое так и не состоялось, так как через неделю при следовании отделения с работы, он нагрубил начальнику патруля Московского гарнизона. За что, он был разжалован в рядовые, стараниями начштаба, невзлюбившего его неизвестно за что. Правда, премию он успел получить, так как вся зарплата после начисления, перечислялась на личный лицевой счет солдата. Деньги со счета военнослужащие могли получить при дембеле, когда прокукарекает «петушок» в последний день службы, которого «старики» назначали, добровольно-принудительно, из молодого пополнения. «Петушок» после приказа министра обороны каждое утро, после команды «подъем», заскакивал на тумбочку дневального, захлопав по ляжкам руками, выкрикивал: «Кукареку! Уважаемые старички! До дембеля осталось… дней!» За этот труд «петушку» дарили хорошие наручные часы, купленные за общие бабки дембелей.
 Перебрав в памяти все события последних дней, Митя так и не нашел ничего предосудительного в своем поведении, что бы не понравилось Бате. Подумав: «Война план покажет», — решительно отправился в штаб батальона.
 — Разрешите войти, товарищ подполковник?
 — Входи!
 — Товарищ подполковник, младший сержант Митонов явился по вашему приказанию! — отрапортовал он, приложив правую кисть к козырьку.
 Хотя приказ о разжаловании лежал на столе, Батя не торопился его подписывать в надежде на то, что начштаба остынет и отзовёт свою писульку, так уж не хотелось испортить служебную характеристику своему любимцу.
 — Дверь поплотнее прикрой. Присядь… — Батя рукой показал на венский стул, поближе к себе в длинном ряду подобных стульев вдоль стены. — Я тебя, вот почему вызвал…
 Командир батальона из ящика стола вытащил перевязанную шнурками белую папку «Дело», положил на стол и прихлопнул сверху ладошкой. У Мити в животе ёкнуло, непроизвольно всё сжалось, по спине сверху вниз прокатилась волна градинок. Ладони мгновенно вспотели, пальцы мелко задрожали, чтобы не выдать свое волнение, он руки прижал к робе. Он ничего не успел подумать, просто ему почудилось, что сейчас произойдет что–то дурное для него. «Ну и в рот вам ноги!» — огрызнулся он мысленно, отчаянно оторвав свой взгляд от страшной папки и «просверлил» своим взором глаза Бати. Но добрые с азиатским прищуром глаза, не излучали ни гнева, ни зла, они светились добродушием и отеческой любовью.
 — Вот здесь, я собрал все твои документы. Здесь — работа, лимитная прописка, место в общежитии, в общем всё, что надо. Завтра в десять часов, обходной лист сдашь в бухгалтерию, получишь расчет и, пожалуй в самостоятельную жизнь. Я очень надеюсь, что у тебя все прекрасно устроится. Как видишь, я сдержал свое обещание, данное тебе год назад. Помнишь? Или забыл?
 Митя недоуменно посмотрел на Батю. Честно сказать, он не помнит, что пообещал ему начальник подразделения. Видя смущение своего подчиненного, командир продолжил:
 — Я тебе пообещал, что оставлю тебя в Москве, если до конца службы будешь ходить в передовиках, — закончил он, толкнув папку к Мите.
 Взволнованный Митя соскочил с места в стойку смирно.
 — Спасибо, товарищ подполковник, я очень вам благодарен! — приглушенно, проговорил он.
 Конечно, Митя не мог знать, что своим характером и внешностью он очень напоминает подполковнику его, погибшего в автокатастрофе, двадцатидвухлетнего сына. Смерть сына его придавила так, что он просто не знал, как дальше жить? Он, как автомат, ходил на службу, отслужив, вечером возвращался домой, где его встречала такая же потерянная жена, с которой бок о бок прожили четверть века.
 — Прощай, сынок! Я уверен, ты найдешь свою правильную дорогу в жизни и станешь порядочным человеком.
 Командир, выйдя из-за стола, подошел к Мите. Заглядывая в глаза, прихлопнул рукой по плечу, произнёс:
 — Дай тебе б… — и осёкся, наверное, вспомнил, что он коммунист и Богу не товарищ. — Ну, иди…
 На следующий день Митя все свои бумажные дела провернул быстро и без проблем. Перед обедом, в одиннадцать часов, он собрал свое отделение, с разрешения командира роты, в красном уголке пустой казармы, так как весь состав подразделения находился на традиционной субботней строевой подготовке, на плацу, откуда через приоткрытые форточки, доносились громкие команды командиров.
 — Ну, братья–гаврики, я свое отбарабанил досрочно! Будем прощаться, — весело произнес он, улыбаясь, и по-командирски добавил, — да, кстати, из казармы никуда не выходить, это приказ! Мой последний приказ…
 Он нагнулся, достал из–под стола рюкзак, не спеша развязал шнурок и стал выставлять содержимое его на стол — четыре батона, два килограмма колбасы, две бутылки водки «Столичная» и две бутылки лимонада «Крюшон». Увидев это ребята зашумели и стали друг над другом подшучивать. Сослуживцы услужливо подсунули Мите стул. Он не глядя, плюхнулся на него и, скомандовал:
 — Соломахин, давай командуй!
 Ефрейтор Соломахин, уроженец Белоруссии, расстелил развернутые газеты на поверхности длинного стола, опытной рукой порезал батоны ровными ломтиками, колбасу тоненькими пятачками, а содержимое одной бутылки водки, вылил в тринадцать граненых стаканов. Эту операцию он делал всегда, когда бригада получала зарплату в размере десяти рублей каждому на руки. Сумма эта для военнослужащего советского периода была весьма даже приличной, поскольку в строевых частях бойцы имели всего три рубля с копейками. Быстро справившись заданием комода, ефрейтор убрал со стола свой универсальный портфель, в котором хранились все принадлежности для коллективной пьянки. Этим небольшим саквояжем в отделении все гордились и берегли его, как зеницу ока, при шмонах, которые старшина роты устраивал частенько. В пору ненужности он хранился за тумбочкой, прижатый к стене ею, и прикрытый краем штор был незаметен. Конечно, назвать пьянкой выпивку одного литра водки тринадцатью мужиками, слишком огульно и не справедливо, но тем не менее, этого было достаточно, чтобы молодые парни возбудились и начали трепаться о былом и настоящем.
 Соломахин взял в руки стакан, уважительно протянул своему командиру, который встав на секунду задумался и, дрогнувшим голосом произнёс:
 — Ну, друзья! Все мы, без исключения, благополучно дослужили до дембеля и надеюсь, все мы вернемся туда, где нас ждут или в те края, куда сами хотим попасть. Я хотел остаться в столице. И это свершилось. Батя, мне все устроил классно — я имею работу, место в общежитии и прописка мне обеспечена. Так-что, после вашего дембеля буду рад каждому, любого из вас встречу и провожу по–человечески. Не забывайте своего командира, пишите! Если кого-то я обидел, простите, это не со зла, возможно, от своей глупости. Свой адрес я вам сообщу, как только устроюсь. Вам еще две недели тарабанить, я еще успею прийти к вам в гости. Подчиняйтесь новому командиру. Ребята, я пью за вас. Пусть всех вас дождутся дома ваши родные и близкие друзья! Спасибо за совместную службу!
 Митя одним глотком проглотил свою порцию водки и сев, стал закусывать хлебом и колбасой. Его сослуживцы тоже шумно взялись за стаканы и потянулись за закуской. Произнося тост, каждый стремился ему сказать приятное и запоминающее, ведь командиром он был неплохим, за всю службу ни один его подчиненный не был наказан, даже на пару нарядов вне очереди. Правда, однажды одному шкоднику объявил их, но в исполнение не привел; на них не кричал, хотя в гневе мог сказать пару «ласковых» слов, не оскорблял и не унижал их; на плацу муштровал в меру, тогда как другие комоды своих подчиненных гоняли до кровавых мозолей на ногах. За это Митю все солдаты уважали, приказы его выполняли беспрекословно, хотя в отделении были ребята намного старше его — двое женатиков, в двадцать четыре года и двадцать семь лет, которых он отмазывал при приездах их жен на свиданку. Получив трехдневный отпуск от командира роты, семейные кувыркались своими красотками на снятых квартирах, и еще три ночи добавлял им Митя, отпуская их после отбоя до подъема, давая им возможность отоспаться на работе, в течение двух-трёх часов, за что женатики, в знак благодарности, ни разу его не подвели.
 Когда все было выпито и съедено парни дружно закурили, кто был подвержен этой пагубной пристрастии и начали травить друг другу байки.
 Митя слушал, но не слышал. Он в мыслях уже был за воротами, поэтому встал, взял в руки рюкзак и чемодан, и решительным поставленным голосом, проронил:
 — Ну, все!.. Долгие проводы, до ночи дороги. Я пошел!..
 За ним к выходу кинулись его сослуживцы. Дойдя до входной двери казармы, где рядом стояла тумбочка дневального, который сидя на табурете все это время бдительно находился на стрёме, чтобы, не дай бог, Митя со своими подчиненными не попался на глаза начальству из штаба, он стремительно обернулся к солдатам и, громко скомандовал:
 — Дальше не ходить! Нечего начальству глаза мозолить, попрощаемся здесь!..
 Кто руку жал, стараясь показать, какая она у него крепкая; кто обнимался, похлопывая ладошкой по спине; хохол Степа полез целоваться, Митя ему поставил свою безщетинистую смуглую щеку. Наконец, все удовлетворили свои прощальные пожелания, стали в дугу перед Митей, молча смотря ему в глаза. Он собрался было, сказать еще что-то на прощание, даже дернулся, но мгновенно передумал.
 — Друзья! Пока…
 Твердым, почти строевым шагом шагнул за порог, переложив в правую руку рюкзак, не оборачиваясь, поднял левую руку в прощальном жесте.
 Он еще не знал, что его ожидает за воротами подразделения, и ожидает ли?..
 Митя не захотел, сразу вот так с головой ринуться в трудовые будни. Дабы удовлетворить свою мечту о свободе он заранее, еще два месяца тому назад, нашел себе временное пристанище неподалеку от части, которое было расположено на дачном участке, с владельцем которого, Федором Ивановичем, он познакомился на стройплощадке, где военные строители работали совместно с гражданскими специалистами. Подойдя к калитке дачи он понял, хозяина-садовода здесь нет, но его это не смутило. Митя знал, где находятся ключи от калитки и времянки. Пройдя в угол участка, где стояло небольшое остеклённое деревянное помещение, он сунул руку за обналичник, достал ключ, отомкнув английский замок, вошел во времянку.
 В комнате было довольно светло, сразу от двери за полуперегородкой аккуратно расположился весь садовый инвентарь. Под потолком на полочках лежали всякие хозяйственные вещи. Далее от перегородки были сложены набитые чем-то мешки и бумажные коробки. Выше на полочках ряд стеклянных пустых банок. Помещение было многофункциональным, пройдя хозяйственный отсек за тонкой фанерной перегородкой Митя попал в жилую комнату, где хозяин отдыхал от трудов в непогоду, либо ночью перебирался спать из душного каменного дома, где не было мочи уснуть в летнюю жару. А хозяйственный сарай, собранный из тесин и стекол, сохранял в себе столько тепла, сколько на данный момент имелось на улице, тогда как кирпичный дом, очень уж неохотно отдавал набранную днем температуру.
 В комнатёнке было уютно и по-домашнему комфортно. У дальней стены стоял старомодный, но весьма приличный массивный диван, обтянутый коричневым дерматином под натуральную кожу, с мощными боковыми подлокотниками. У ряда окон на всю стену со стороны сада, стоял дубовый стол с точеными ножками; два венских стула своими изогнутыми спинками прижались к нему, словно двое ребятишек к доброму и сильному отцу. Напротив кровати у глухой стены, на коричневой тумбочке от спального гарнитура, возвышался черно-белый телевизор «Таурас». Огромный фикус в эмалированной пестрой кастрюле расположился так гармонично в зоне отдыха, что казалось, ты находишься в какой-то экзотической стране — это ощущение усиливала бумажная огромная картина, прикрепленная к тесинам кнопками, где были изображены пальмы и голубое море. Надписи на картине явно говорили о том, что она не является продуктом социалистического государства. Только самотканые разноцветные узкие половички портили этот иностранный пейзаж, о котором мечтал каждый советский человек, и возвращали в российскую действительность.
 Бросив чемодан и рюкзак прямо посреди комнаты, Митя замкнул свое бунгало и просто прикрыв калитку из штакетника, не спеша, направился по проспекту в сторону ресторана «Дачный», расположенный в пятистах метрах. Ясный солнечный день, невысказанное чувство свободы и, конечно, просто хорошее настроение, совсем оторвали его от яви. Он шел, никого не замечая, весь в своих мечтах и планах.
 — Товарищ младший сержант!..
 От резкого тона командирского голоса, Митя в доли секунды пришел в себя и увидел пред собой гарнизонную патрульную группу во главе с капитаном.
 — Товарищ младший сержант, почему нарушаете устав? Почему не по форме? — спросил строго капитан, кивнув головой и глазами показывая на расстегнутый воротник.
 Митя застегнул верхнюю пуговицу парадного мундира, поправил ремень и фуражку, вскинув руку к козырьку, негромко гаркнул:
 — Младший сержант Митонов. Воинская часть — 55762. Демобилизован в запас, — он не суетясь, из внутреннего кармана мундира, расстегнув пуговицу, вытащил краснокожий военный билет и протянул начальнику патруля. Капитан внимательно изучил документ, вернул владельцу. Посмотрев на Митю, полуобернулся к ресторану.
 — Туда? — офицер вопросительно окинул его взглядом, не дожидаясь ответа, весело проговорил: — Не советую пить без закуски, напьешься, опозоришь военную форму. Ну, всего хорошего, удачи на гражданке.
 За начальником патрульные вскинули руки отдавая честь, и неторопливо удалились.
 МладшОй постоял с минуту, приходя в себя от неожиданности, улыбнувшись, смело и весело двинул свои «оглобли» в сторону питейного заведения…
 Нестерпимая, обжигающая жара проникала везде и всюду — в нос, перекошенный рот, во внутрь через кожу, собираясь где-то в районе желудка, выжигая своим зноем всё и вся. То и дело в рот попадал мелкий, как мука, песок пустыни и противно скрежетал на зубах, отчего по телу пробегали волнами мурашки и изнуренное жарынью мокрое тело покрывалось пупырышками и стоячими волосками.
 Митя не помнит, сколько времени он лежит в этой яме, похожей на раскаленный среднеазиатский огромный казан, укрывшись от знойного испепеляющего все живое солнца. Он хоть и укрыт был от прямых лучей закатывающего светила к горизонту, но температура в яме была равносильна той, что бывает в снятой с огня сковородке. Он старался вспомнить, как он попал в эту яму, в эту долбанную пустыню? Но воспаленный и обезвоженный мозг не хотел, точнее, не мог этого делать. Тем не менее, всем своим нутром он был уверен, что где-то неподалеку, имеется оазис с прохладной ломящей зубы колодезной водой и диковинными тропическими деревьями, названия которых он не знает, в тени которых гуляют прохладные ветры, принося блаженное спасение от жары. Под сенью этих экзотических растений расположились восточные люди — мужчины в чалмах и халатах, женщины в легких колыхающихся на слабом ветру разноцветных платьях до пят. Яркие, блестящие серебром и золотом, платки, покрывающие лишь макушки голов с длинными угольно-черными заплетенными косами, придают такой колорит и такое мужское желание, что кажется, вот-вот треснут брюки. Митя так явно и четко представил себе этот спасительный уголок рая, что неистово и упорно стал карабкаться по крутому склону песчаной ямы. Мелкий песок ручьем уходил из-под ног и рук, и он «буксовал» не продвинувшись ни на йоту. Неимоверных усилий стоило ему, этот трехметровый скос огромной воронки, пока прямые обжигающие лучи солнца не ослепили глаза Мити…
 Отвернув голову от солнышка, лучи которого били через… стекло окна помещения, Митя вдруг обнаружил себя лежащим на диване, весь в поту и с тяжелейшей головой. Китель от парадной формы и ремень валялись на полу, один сапог на ноге, другого не видно. Рассеянным и мутным взглядом он окинул комнату, сев, неустойчивой осанкой, заметил, что сапог лежит за диваном. Потянулся, чтобы достать его и, свалился с дивана на пол, голова кружилась так, словно вертелась на шарнире, на все триста шестьдесят градусов. Приложив все силы воли, он заставил себя встать, обувшись, направился в сад, к водопроводному крану, где была прохладная спасительная вода. Отвинтив барашек крана он сунул голову под струю и, тут же отпрянул от воды. Из крана выбегал кипяток. Подняв голову, он заметил, что вода бежит из трубы, проложенной по поверхности земли от дома до грядок и, естественно, на солнце нагревалась до пятидесяти-шестидесяти градусов. Подождав, пока сольется нагретая вода, он с большим удовольствием сунул башку под струю. Стало значительно легче, кружение почти исчезло. Вода становилась все прохладнее, что было опасно для головы, поэтому Митя убрал ее из-под струи и стал большими глотками поглощать холодную воду — этот Божий дар.
 — Что, головке вава?
 Митя оторвался от водицы, подняв облегченный черепок, увидел хозяина, Федора Ивановича, сочувственно улыбающегося.
 — Да. Немножко перебрал вчера, не подрассчитал свои силы. Не помню, как до вас добрался, — набрав полные ладошки воды, брызнул на лицо и выпрямился.
 — Твое немножко свалило тебя в постель на шестнадцать часов, что явный перебор. И сколько же в тебя налилось этого зелья? — спросил Иваныч, подавая полотенце, и не дожидаясь ответа, пошел к крыльцу веранды.
 — Я всего-то пол литра армянского оприходовал. Как сидел в ресторане помню, а как до вас дошел, нет, — ответил Митя на вопрос хозяина, волочась вслед ему.
 — Айда, полечу тебя, — позвал хозяин и поднялся на крылечко. — Я раза три подходил, смотрел как ты там, а ты, как бревно. Это и понятно, у тебя расслабуха получилась. Ничего страшного, главное, из всего, что с тобой происходит в жизни выработать для себя верные выводы.
 Федор Иванович из шкафа достал бутылку водки «Московская» и поставил её в центре стола. Оттуда же вытащил две граненые рюмочки. Из холодильника извлек большую головку репчатого лука, свежих зеленных огурцов и завернутое в целлофан, толстое с прослойками сало, которое нарезал тонкими длинными ломтиками и разложил на маленьком блюдце, украсив луковыми колечками. Огурцы покромсал кубиками, перемешал с мелко нашинкованным луком и окропил растительным подсолнечным маслом. Разлив водку в две рюмки до краев, пригласил:
 — Ну, Митя! Дёрнем, за твое выздоровление! — видя, что тот не тянет руку за бокалом, скомандовал: — Давай-давай!..
 — Не-е-е, я не буду… от одного вида воротит. Я бы, минералочки выпил.
 — Есть у нас и водичка, — Иваныч, сидя на табуретке, дотянулся до дверки холодильника и снял с полочки зеленую бутылочку. — А выпить надо, иначе не поправишься. Поверь мне, моему опыту…
 Митя нерешительно взял протянутую стопку. Чокнулись. Владелец дачи залпом вылил содержимое рюмашки в широко открытый рот и с аппетитом стал закусывать. У Мити внутри боролись два чувства, одно кричало «Нет!», другое «Надо!»; дрожащие пальцы предательски выдавали состояние его, угрожая выпустить вспотевший бокал.
 — Ну, давай, не думай. Проверенный способ лечения. Я всю свою жизнь редко-помаленьку выпиваю, как видишь, не спился. В этом деле, главное — не злоупотреблять! Если есть уважительная причина, почему не взбодриться? Важно, чтобы желание проявлялось изредка, иначе не миновать алкоголизма. Тут необходима твердая воля, если она у тебя хилая, лучше не увлекаться, — с наставлением закруглился Иваныч, пододвигая тарелку с огурцами, чтобы подбодрить будущего бухарика.
 Выдохнув шумно из легких воздух, Митя опрокинул в себя вонючую жидкость и, остолбенел. Отвращение, будто фекалии проглотил, стало выворачивать все нутро, в желудке развивалась девятибалльная буря, грозя свою энергию вытолкнуть вон из его организма.
 — Заедай быстрее или минералочкой придави, — посоветовал опытный пьяница. — Да, кстати, мы не пьем, а лечимся. Вообще-то, знаешь, чем отличается пьяница от алкаша?
 — Нет…
 — Пьяница пьет, когда душа просит, а бухарик всегда, когда хочет и не хочет. Так-что, иногда лучше быть пьяным, чем всю жизнь в розовом тумане.
 Митя даже не заметил, как в животе живо все успокоилось — кровь толчками ударила в голову, по сосудам пробежал жар, разгоняя остатки дискомфортности. Мир значительно повеселел и посветлел, хотелось жить, действовать, творить. После второй рюмки у мужчин завязалась неспешная застольная беседа, которая продлилась до самой темноты.
 Была теплая удивительная июньская ночь в столице. Была молодая вся в чудных ожиданиях жизнь молодого мужчины, и никто не мог знать, что его ждет впереди, какие люди встретятся на его пути, какую роль они сыграют в Митиной судьбе? Впереди была, вся жизнь…
 Жизнь! Прими еще одну судьбу в свои объятья! Пусть, они не будут слишком удушающими и губительными для него!..
 Жизнь! Будь благосклонна к молодости, не дай ей упасть на дно порочности, и подтолкни к созиданию!..

                VI

 Не прошло и полумесяца, как работы по отделке вновь возводимого дома, вошли в завершающую фазу. Десять строителей трудились так интенсивно и слаженно, что Дмитрию пришлось самоустраниться от тяжелой физической работы, дабы не путаться под ногами молодых и накачанных ребят, которые каждое утро получали от своего создателя подробное дневное задание, хотя это он мог сделать мысленно. Передавая голосовой речью необходимую информацию во время инструктажа, он предполагал, что этим придает своим словам значимости и важности. Поставив задачу на день, он отправлялся на микрогрузовике за строительными материалами, которых приходилось подвозить каждый день, поскольку виртуалы-строители производили строительные работы такой прытью, что отец-создатель уже пожалел о своей беспечности, «настрогав» десять «человечков». Он, никак не мог привыкнуть к тому факту, что эти мощные ребята не едят, не пьют, спят на голых дощатых щитах, хотя в этом совсем не нуждаются. Единственное, что они себе позволяли от человеческих действий — это было их ежевечернее купание после рабочего дня. Они делали сей ритуал, наверное, с большущим желанием, обливая друг друга из шланга довольно долго. И было в этом своя красота и гармоничность в движениях аполлоновских торсов, прикрытых плотно облегающими полосатыми плавками под ледяной струей родниковой воды из скважины. Шланг переходя из рук в руки, видимо, доставлял им превеликое удовольствие. Ведь им свое земное тело приходилось содержать в чистоте, так как их кожный покров служил им каналом биохимического взаимообмена с окружающей средой.
 Первоначальный замысел Мити о чисто химическом организме виртуалов, очень скоро оказался ошибочным, ведь не везде находятся необходимые химические элементы для синтеза. Новое устройство тел подсказал Абиг, своей тягой к земным радостям. И теперь в их организмах жили микроорганизмы, требующие для синтеза сложные органические соединения, поступающие в организм при помощи бактерий, извлекающих углерод прямо из углекислого газа, чего как известно, достаточно в воздухе. Кожа их стала универсальной, приобретя две основные функции на атомарном уровне, первая — прием из воздуха частиц химических элементов; вторая — вынос из организма тех же, отработанных частиц. Конечно, весь этот сложный химический процесс, заимствованный у Природы был бы очень громоздок и неэффективен, не будь в организмах виртуалов мини реактора холодного термоядерного синтеза со спичечную головку, точной копии нашего светила Солнца и большинства звёзд Вселенной. Производимая нашим солнцем энергия при помощи водородного цикла, пока никак не подается осмыслению человеком. Когда человек научиться управлять цепочкой термоядерных реакций, превращая водород в гелий без участия катализаторов, существование человечества станет на порядок выше по всем показателям. И у него, у человека, образуется масса свободного времени, чтобы обратить свой взор во внутрь себя. Этот фактор будет являться основополагающим в его нравственном развитии, стимулируя его на самосовершенствования своего «я».
 — Привет!
 Оторвавшись от бумаг, Митя посмотрел на Абига и жестом показал на стул, откликнувшись:
 — Привет! Немножко с тобой побеседуем, а потом съездим за материалами. Хорошо?
 — Я не против твоих планов.
 — После твоих ликбезов я совсем потерялся в пространстве и во времени. В моей тыкве такая каша, что я самостоятельно оттуда не выберусь. Если раньше мой мозг искал решение одной задачи, то сейчас передо мной десятки дорог, и я боюсь заблудиться. Правда, сам процесс моих рассуждений и логическое завершение их, мне очень нравится, это весьма круто и захватывающе. Мой мозг становится науко-зависимым, правда, на самом низком уровне, но я даже этому очень рад, поскольку раньше мои извилины в эту сферу далее, чем для решения каких-то социальных проблем не заходили. Честно сказать, тот уровень знаний, что я имел до сих пор, мне казалось пределом моих возможностей. Спасибо тебе, что «разбудил» меня и дал импульс моим исканиям. Мой низкий земной поклон тебе, Абиг!
 Митя глубоко поклонился.
 — Принимаю твою благодарность, — ответил тот, слегка улыбнувшись.
 — Но у меня небольшая проблема.
 — Какая?
 — Мой мозг в постоянном напряжении, и в моем «котелке» быстротой молнии проносятся обрывки мыслей, которые я не могу собрать в логическую цепочку и разложить по полочкам.
 — А этого и не требуется. Ты собирай информацию, а мозг в нужный момент сам прологарифмирует, обработает её, на основе научной информации доступной тебе и выдаст совершенный продукт твоих измышлений, готовый к употреблению в твоих умозаключениях. Всё… Поехали за материалом, а то ребята встанут.
 Абиг встал и направился к двери, уронив на ходу:
 — Я тебя у машины подожду.
 — Хорошо, я мигом, — отозвался хозяин.
 На обратном пути долго ехали молча. Груженый грузовичок под управлением Абига ехал на предельно допустимой, по правилам дорожного движения, скорости, обгоняя попутный транспорт очень грамотно и профессионально, чем не мог похвастаться Митя. Его езда всегда напоминала гонки на ралли, ввиду его излишней эмоциональности.
 — Я смотрю, тебе понравилось водить машину. Оказывается, ничто человеческое тебе не чуждо, даже в кайф.
 Через минуту.
 — А как тебе удается проехать так, что все твои маневры строго согласованы с общим полем транспортного потока? Если бы все водители были такого класса как ты, наши гибэдэдэшники померли бы с голоду. Ты для них, враг номер один.
 Митя мельком бросив взгляд на водителя, стал рассматривать квитанции счетов купленных стройматериалов.
 — Просто, я могу заглянуть чуть — чуть вперед в будущее, по этой причине я в состоянии подкорректировать свои действия.
 — А насколько вперед? Например, можешь подсказать, что меня ожидает? Ну-у-у… Допустим через десять лет?
 — Что касается тебя, могу. Но эта информация тебе нежелательна, поскольку этот элемент ясновидения в наших взаимоотношениях, в процесс твоего совершенствования не входит, так как точное знание о своем будущем разрушает человеческую психику, изымав его от созидательной работы. Относительно всего остального мне разрешается входить во временное пространство ровно на столько, сколько необходимо для твоего самосохранения и твоей безопасности.
 Подъехали к стройке. Абиг машину развернул и заехал во двор задом, чтобы рабочим удобно было разгрузить стройматериалы. Он заглушил мотор, захлопнул дверцу и подошел к Мите, который ожидая своего двойника, присел на скамью под кустом.
 — Ты хочешь поговорить со мной?
 — Я думал ты честный, а ты оказывается мошенник.
 — Почему ты решил, что я плут? — удивленно, спросил Абиг.
 — Мы с тобой купили двадцать листов гипсокартона, а ты уплатил только за восемнадцать. Как это у тебя получилось?
 — Я внушил менеджеру и кассиру, что плит восемнадцать, а не двадцать. Стоимость двух плит — это корыстная цель продавца, которая намного выше разумной прибыли.
 — Ах ты, сухая арифметика! — возмущенно произнес создатель. — А ты, подумал о тех сотрудниках — кассирах, грузчиках, контролерах и других, которые вообще не имеют никакого отношения к этой корыстной цели? Они просто работают за строго установленную зарплату, если они ошибутся в расчетах, то с них хозяин просто состружит мани-мани, да еще занесет в черный список.
 Он пристально вгляделся в карие глаза Абига. Тот молчал.
 — Что молчишь?
 — …
 Абиг действительно не мог ничего сказать, поскольку Митя был прав. «Как же так получилось, что я не смог просчитать все варианты своих действий?» — подумал он.
От этих мыслей его лицо приняло какой-то сизый цвет, что заметил хозяин.
 — У людей это, что с тобой происходит, называется стыдом. Но ничего страшного, любую ошибку при желании можно исправить. Завтра отдашь деньги в кассу, объяснив, что они ошиблись, такое часто происходит в магазинах. Только, прошу тебя, больше не суди людей, пусть они живут как хотят и как умеют. Это их жизнь, каждый за свой грех самолично ответит пред Божьим судом.
 Видя переживания двойника, успокоительно произнес, обняв его за покатые плечи:
 — Ладно, не переживай. Все исправимо.
 Немного погодя, продолжил:
 — Завтра приезжают моя жена и сын. Они целый месяц гостили в Киргизии. Встретишь их, предстанешь пред очами моей жены. Интересно… Заметит она подмену, али нет?..
 Абиг долго и молча, смотрел на Дмитрия, но так и не смог прочесть, какие замыслы держал в голове хозяин. Исполнительно ответил:
 — Хорошо! Я понял тебя, — хотя, ничего он не понял.

                VII

 Поезд мерным и нечастым постукиванием подошел к платформе под арочным перекрытием и плавно остановился. Высокие своды вокзала сразу же отозвались многоголосым эхом. Катя с сыном уже нетерпеливо стояли в тамбуре с сумками, где проводница недовольно ворчала:
 — Граждане пассажиры! Пожалуйста, отойдите немного назад! Назад! Я же, не могу открыть двери.
 Она не спеша откинула крышку, спустилась вниз, протирая влажной, пропитанной дезинфицирующим раствором, тряпкой поручни вагона и только после этого разрешила сойти.
 Катя за спинами встречающих заметила своего мужа, который стоял спокойно и не проявлял никаких эмоций. Но это не удивило ее, она-то знала своего суженного, сушняк он и есть сушняк, что с него возьмешь? Митя никогда не проявлял своих искренних чувств, и она, за эти неполных сорок лет, так и не научилась прочитывать его мысли, если, конечно, они были у мужа в голове. Он всегда был скрытен и сух в общении. И никто, наверное, не смог бы вызнать истинные замыслы ее избранника, про которые он вообще-то, никогда не распространялся.
 Сойдясь в браке, казалось бы случайно, они тем не менее, прожили довольно долгую совместную жизнь. В этой жизни было все — и любовь, и нетерпимость друг другу, и измены и взаимные обвинения. Много чего произошло за эти сорок лет, были времена — выть хотелось, а иногда, вроде бы, даже были счастливы. Но все-таки, как-то суждено было родить пятерых детей и вырастить их; выучить и слегка подтолкнуть в самостоятельную жизнь. Почему слегка? Да потому, что содержать и воспитать такую ораву детворы в переломный период для государства СССР и его граждан, когда рушилась империя, было чрезвычайно тяжелым и непосильным трудом. Перестройка и распад империи довели людей до ручки, до нищеты. Многие просто пропали как духовно, так и физически. Кто безвременно ушел в небытие, кто спился вконец, вытаскивая последние тряпки из дома, кто уехал за границу, еле-еле собрав денег на билет. Но многодетной семье Кати удалось все эти ветры социальных потрясений преодолеть вполне благополучно, так как сказалось умение семейной пары держаться друг за друга, какие бы разрушительные «бури» не дули своими ледяными ветрами. Семья благополучно обходила все препятствия на своем жизненном пути. Это несомненно была заслуга двух очень ответственных людей, положивших все свои амбиции на алтарь семейного долга.
 — Ты что? Не рад, что приехала? — Катя прижалась к мужу, заметив про себя: «А мой-то, похорошел!..»
 — Здравствуй! — чмокнув в щеку, муж принял сумку жены и поприветствовал сына, сунув свою пятерню в протянутую руку сына.
 — Привет пап! Ты что-то изменился здорово. Вроде как помолодел…
 — Я тоже заметила, — тронув мужа за лицо, Катя проронила — Ты не заболел? У тебя лицо что-то синее и глаза какие-то другие… зрачок в левом больном глазу у тебя был больше, чем в правом, а теперь они одинаковые. Ты что, опять операцию сделал?
 Муж стоял, и попеременно, смотрел то на сына, то на жену, и почему-то озирался по сторонам, как-будто кого-то выискивал в толпе, которая с гулом постепенно удалялась от них.
 — Мой муж, совсем одичал без жены. Может, ты здесь уже подженился в мое отсутствие? Сейчас приедем, а нас блондинка встретит с крутыми бедрами и бюстом пятого размера. Нет?..
 Не дожидаясь ответа, скомандовала:
 — Ну да ладно, поехали домой! Дома поговорим…
 У девочек все кипело на кухне. Все столы, стулья, шкафы и двухкамерный холодильник были забиты чашками с салатом, тарелками разнообразных блюд, запотевшими бутылками водки и вина, и банками огурцов, помидоров, грибов и еще черт знает с чем. Все носились как угорелые, незлобно покрикивая друг на друга. Кто-то резал, дуя на пальцы, обжигающее мясо, кто-то очень быстро стучал, словно пулемет, по разделочной доске, нарезая кубиками и лентами овощи, крахмал, вареную картошку. Дверцы шкафов и холодильника безумолку хлопали громко и раздражающе, но никто на это не обращал внимания, все были озабочены одним — достойно встретить мать с братом, по которым соскучились так сильно, что старшая из девичьей компании Рита, утром даже всплакнула, пожалев себя, представив себя брошенной близкими ей людьми.
 Мобильник, на телевизоре загудел, и пробегавшая мимо Вика, схватила трубку и стала слушать после «алло».
 — Уже едут. Папа звонил, — сообщив, она схватила тарелки с салатом и холодцом, — Вероника, давай, тащи остальные тарелки, — и потащила в зал.
 Через два шага, обернулась:
 — Мясо пока не надо, остынет, накрой чем-нибудь.
 Через десять минут большой семейный стол был завален всякими яствами, среди которых красовались красивые темно-зеленые бутылки импортного вина и традиционной русской водкой, прозрачные бутылки которых сплошь были обклеены разноцветными этикетками, зазывающих испробовать это чудо — творение природы и рук человеческих. Особняком, поближе к краю, стояли запотевшие с мороза емкости с коричневой, зеленой, прозрачной жидкостью — колы, соков и воды. Во главе стола, где обычно сидят родители, в вычурной вазе красовались анютайки, от которых мать была без ума. Чем они так ей нравились, никто не знал, даже папа. Возможно, эти скромные пахучие цветочки ей о чем-то напоминали, о чем-то личном и дорогом. Вообще-то, никто и не настаивал на том, чтобы мать рассказала о своей любви к этим представителям флоры.
 Вероника, самая младшая, без конца подбегала к окну, чтобы не прозевать приезда родителей. И вот из-за угла появилось наконец-то авто отца.
 — Приехали, встречаем! — вскрикнула она, подошла к двери и встала в ожидании улыбаясь, когда же загремят металлические двери лифта.
 Поскольку мать была довольно плотной женщиной, она не любила лестничные марши, а предпочитала лифт, хотя семья жила на втором этаже. Вот, наконец, в подъезде все загремело, словно взвод солдат в кирзовых сапогах протопали по ступенькам. Вероника повернула торчащий в двери ключ, толкнув входную дверь от себя…
 После поцелуев, объятий, восторженных возгласов и расспросов вся семья дружно и шумно расселась за праздничный стол. Кто открывал бутылки, кто салаты разные раскладывал, не спрашивая, кто чего желает, ибо все прекрасно знали вкусы друг друга, а отец молча, присел рядом с матерью и странно помалкивал, чего с ним раньше такого не бывало. Наконец, все затихли, даже малышня замолчала, подняли бокалы, рюмки и все обратились взором в сторону отца, ожидая его слов, так как глава семьи всегда и везде говорил первым, и другим нравилось, как он складно говорит, хотя иногда, и нравоучительно. Но отец молчал, рюмка его стояла на столе, все удивленно, ожидаючи, уставились на него.
 — Отец, что с тобой? Бери свою рюмку и скажи свой красивый тост. Все тебя ждут, — навязчиво проговорила мать, — наш отец совсем странный какой-то стал.
 Отец виновато улыбнулся своей красивой улыбкой. И все заметили, какие у него белоснежные зубы. Ну, чисто выпавший снег, хотя и раньше у него были в хорошем состоянии, правда, чуть–чуть с желтизной и легкой чернотой между нижними резцами.
 — Пап! Ты что, зубы отбеливал? — спросил Влад, сидевший напротив.
 — Да нет. Просто очищаю тщательно после еды, — наконец-то, услышали от отца ожидаемых слов.
 Но было видно, что-то неведомое тормозит его и угнетает. Поднял рюмку и произнес, мельком взглянув на жену и сына:
 — С приездом! Дай бог вам всем здоровья и личного счастья, — и опрокинул, в почти сжатые губы, рюмку водки. Закусывать не стал, чего в жизни никогда с ним не бывало, а почтительно стал ухаживать за женой и дочерью Ритой, которые сидели по обе стороны от него.
 Шумно отпили граммульку, никто в семье, кроме отца и матери, до дна не пивали, поскольку такое не было принято с первых дней, как дети стали справлять праздники с родителями за одним столом. Вообще-то им, детям, родители никогда категорично не запрещали. Но все, четыре дочери и сын, не могли позволить себе при родителях, опрокинуть рюмку-другую — это табу, кроме старшей дочери, которая еще в шестнадцать лет выскочила замуж и немного разболталась в замужестве. Её муженек был приличный урод с атлетическим телосложением, почему она, сопливая девчонка, и влюбилась в вечно поддатого обладателя геркулесовского торса, хотя Сергей, по своей натуре был добрым человеком. Вот так, в одном человеке соединились два разных по характеру индивида, а кто из них вынесет его натуру к финалу, одному Богу известно?
 За столом сидели довольно долго. Девчонкам было интересно разузнать все, что в данный момент происходит в их родном городе Каракол, на озере Иссык-Куль — редкая жемчужина — что расположено в горах Ала-Тоо, Тянь-Шанского хребта. Мать была уроженкой этого высокогорного областного города, и сильно тосковала по родине, почему на третий год жизни в России, помчалась туда, не вытерпев более ностальгического настроения своей натуры. Конечно, девчонки расспрашивали мать и брата в основном о своих подругах и кавалерах. Но информация была довольно скудной, так как почти все друзья разъехались в разные стороны, в основном по российским бескрайним просторам. Мать была довольна и полностью удовлетворена поездкой, принесшей ей душевного спокойствия и тихую безмятежную радость. Ей еще больше захотелось жить и быть неограниченно долго в семье, которую она сама, своей волей, сумела сохранить во благо родимых и любимых детишек, в пору, когда вопрос о совместной жизни с мужем висел на волоске.
 Девчонки и Влад время от времени, бросали взгляд на отца, который в разговоре был скуп на слова, молчал, и о чем-то напряженно думал, забыв даже о еде. Блюда остались нетронутыми во всех тарелках, расставленных около него. Но дети и жена сильно не удивились такому поведению, поскольку в последнее время, где-то месяцев семь тому назад, отец замкнулся в себе и на квартиру, не имел желания приезжать, а безвылазно сидел на даче, где строился новый дом. Отец и раньше не блистал красноречием в общении со своими детьми, в силу своей постоянной занятости. Чтобы прокормить большую семью, не приходилось сбрасывать робу и поваляться на диване. Даже один, не отработанный на производстве или на шабашке день, давал о себе знать некоторым ухудшением материального положения семьи. И вскоре поэтому, отец стал просто трудоголиком, которого невозможно было оторвать от работы, заканчивающейся глубокой ночью. Дети росли довольно свободно от родительских претензий и нравоучений, но тем не менее, никто из них не уронил в своей жизни тягу к порядочности и отказу от порочных поступков и пагубных пристрастий.
 Во время разговора девчонки и внуки перемерили все подарки китайского производства, которых мать привезла в большом количестве, не устояв перед дешевизной, базарная цена которых очень контрастна по сравнению с западно-российскими импортными товарами. В этой суматохе никто даже не заметил, что внуки не идут к деду и не просятся нАруки, как обычно бывало.
 — А ты что внуков не берешь на колени? — спросила мать с подозрением у отца.
 Он виновато улыбнулся и протянул руки к внучке, но та отскочила, словно обожженная кипятком и захныкала тоненьким голоском, словно мышка запищала.
 — Отвыкла от меня, — пробормотал отец, пряча глаза, — пойду, мне надо найти кое-что.
 Встал из-за стола и направился в спальню.
 — Отец наш выпрямился и похорошел. Он случайно не влюбился в кого, в мое отсутствие? Вон как помолодел. Юношеский стан все-таки красит мужчину, — заметила мать.
 — Вижу, соскучилась по отцу? — съязвила Рита, довольно плотно сложенная в свои тридцать лет.
 — Конечно! Родненький, все-таки… Хоть иногда, с него и прет говно, но все равно, он мой мужик. Вот проживешь со своим с наше, я посмотрю, как ты будешь относиться к своему суженному…
 — Его еще найти надо, а мне почему-то одни сволочи, попадаются. Как-будто все нормальные мужики повымерли, как в эпоху динозавров, а что есть, дерьма собачьего не стоят. Сделают детей и сбегают, как от огня, — отреагировала Рита. — Ну все, я устала! Целый день на ногах, словно белка в колесе. Пошла… Сына, помаши ручкой всем доси-доси… Спокойной ночи…
 Все стали разбегаться по комнатам. Влад тоже засобирался к жене, которая ждала его у своей матери, где они проживали вместе с родителями, поскольку своей квартиры еще не было, а дом пока не был готов к заселению, хотя в начале строительства и планировалось, что вселятся через два года. Работам не было конца, и похоже, заселение откладывается на неопределенный срок. Влад не мог еще знать, что коттедж почти готов и через неделю-другую уже можно справлять новоселье.
 Мать проводив сына, замкнула двери, потушив свет в прихожей вошла в спальню. Её муж стоял с телефоном спиной к двери, и не заметил, как появилась жена. Катя постояла молча, и не выдержав молчания, спросила саркастически:
 — Что? Любовнице звонишь?
 От неожиданности, муж вздрогнул и обернулся так резко, что лишился равновесия. Его опасно качнуло к зеркальной поверхности спального гарнитура.
 — Тише, тише… — замахала Катя руками, — Зеркало разобьешь. Кому это, ты звонишь ночью? Что? Обещался к ней приехать, — нарочито спокойно спросила и, не дожидаясь ответа, стала расправлять широкую постель. — Иди первый в ванную. Я пока разденусь, — сев на постель, стала скидывать с себя одежду. — Ну что стоишь, иди… Полотенце на второй полке, — указала пальцем на дверцу шкафа.
 Муж достал полотенце и направился в ванную.
 — Грязное белье оставь там, а чистое я сейчас найду.
 Через десять минут муж появился в дверях обтяннутый полотенцем ниже пояса. Катя посмотрела на мужа и чуть не ахнула. «Каков красавец мой, все-таки!» — восхитилась она, разглядывая мышечные рельефы всего его тела. «Что-то не пойму, раньше вроде, не таков был» — промелькнула подозрительная мысль. Муж так гармонично был сложен, что у Кати мгновенно проснулась безумная всепоглощающая страсть, которая током ударила по голове и разлилась благодатным теплом по всему ее организму. Да, конечно, она истосковалась по ласкам мужа. Она еле удержалась, чтобы не кинуться в его объятья, удержало ее только то обстоятельство, что после четырехдневной дороги она дурно пахнет. Она скинула нижнее белье, накинула халат и побежала в ванную, кивнув:
 — Вон, на подушке твое белье…
 Когда она вернулась, муж лежал уже в постели, укрытый под самый подбородок одеялом и, смотрел в потолок. Но, когда Катя скинула халат и шагнула к выключателю, его голова невольно повернулась, и он впился чувственным взором в крутые бедра Кати. Свет потух. Когда глаза привыкли к полумраку, он увидел, что Катя откинула одеяло; взяла ароматизатор с гримерки и брызнула на торчащие груди. По комнате разнесся приятный запах летнего цветника и легкий аромат какого-то экзотического растения.
 — Ну, что лежишь, как не живой? А ли не соскучился по жене? — спросила она и стала ласкать мужа, водя пальцами по могучему торсу, — ты какой-то весь гладкий и шелковистый. Намазался чем-то?
 — Нет… — еле выдавил слово муж.
 Абиг почувствовал, как от легких прикосновений пальцев Кати его организм наливается каким-то огнем, который был ему неведом до сих пор. И по тому как её рука опускалась все ниже и ниже, он понял, что он сейчас взорвется, его разнесет по всей комнате и на этом кончится вся эта эйфория блаженных чувств. Он резко повернулся набок к Кате, сбросив тем самым ее руку с себя и зажал её своим бедром.
 В свете уличных фонарей он скользил своим взглядом по ее телу и страстное желание туманило голову и требовало удовлетворения. Он начал ее ласкать руками, губами, зарываясь все глубже и глубже в свои ощущения, и ничто уже не препятствовало самовыражению истинных, заложенных природой для всего живого, глубинных чувств полового влечения, когда неудержимая и никем неконтролируемая всепоглощающая страсть требует жажду наслаждений и выхода гормонов, взрывом огромной силы, освобождаясь из плена воздержаний. Эти неуемные желания, требующие немедленного удовлетворения в крепкой связке с любовью, могут творить чудеса, возвышая человека над своей сущностью. Любовь и страсть, подняв человека на непомерную высоту чувств, дают возможность познать ему свою природу и свое место в этой природе. Без любви и страсти плоти, жизнь человека — тьма злобная, неправомочная быть. Только слияние двух сердец в любви и страстная работа плоти дают человечеству право на бытие, в коем мужчина изо дня в день обязан добиваться ее, свою женщину, чтобы воссоединить два любящих сердца и подарить свету плод страсти двух тел — маленького человечка, в которого они заложат свою любовь и страсть во имя размножения человечества.
 Звонок в дверь, как обухом по голове, прервал эту идиллию любви. Вся неземная любовь вернулась на грешную землю, в лоно реальной жизни. Пропала вся фантастичность любви и глубокий кураж от прикосновений. Ну зачем, прерывать событие, которое так романтично начиналось и обещало восхитительного продолжения в совокуплении?
 — Кого еще принесло? Может, сын чего-то забыл? — накинув халат на разгоряченное тело, Катя пошла к двери.
 Оторвав трубку от домофона, недовольно рявкнула в него:
 — Кто там?
 Но трубка молчала. Переспрашивать не стала, пошла назад. В данный момент, ночные гости просто нежелательны.
 — Наверно, ошиблись…, — она юркнула к милому, откинула одеяло и стала страстно целовать его тело, опять входя в неописуемое ощущение от близости с мужем. А он тоже испытывал неудержимое желание в совокуплении. Все нежное и гладкое тело Кати покрыл своими страстными поцелуями. Его пальцы обследовали и погладили каждый сантиметр и уголок ее, налитого от страсти, тела, вновь и вновь, возвращаясь к заветному зеву, войдя в которую мужчина дарит природе и женщине свою копию, чудный продукт двух влюбленных сердец.
 И два обезумевших от страсти тела отдались друг другу без остатка и комплексов. Ни что уже не могло им помешать в этом — ни шатание и скрип кровати, ни возможность быть услышанными детьми через две двери, ни непроизвольные стоны и «ахи», способные возбудить кого угодно, даже безнадежного дистрофика.
 Прошло довольно много времени, пока два тела насыщались друг другом, и любовная утеха, закончилась освобождением взрывоподобного содержания обоих тел. Кульминацией катания по кровати, двух любящих сердец, стал бесподобный одновременный оргазм. От сверхвысокого давления, лица обоих надулись и произошла непроизвольная задержка дыхания. Потом их тела начало трясти от неудержимого смеха, неуместного с точки зрения здравого смысла. Но их трясло и они не делали попыток остановиться. Они наслаждались своими чувствами. Их потные тела источали утомление и удовлетворение. От прикосновения его губ к соскам она все больше входила в веселый раж, и Катя была счастлива, счастлива по-настоящему, ибо давно уже не испытывала подобного, поскольку муж в последние годы все дальше и дальше отделялся от нее. Так ей, по крайней мере, казалось. Может, она ошибалась? «Вон как классно получилось», — подумала она, всем сердцем удовлетворенная близостью. В ней даже пробудилось незнакомое чувство, какого она за совместную жизнь никогда не испытывала, но которого ждала, будучи еще сопливой девчонкой, придумав его после прочитанных любовных романов. «Неужели нельзя было, чтобы это произошло лет двадцать назад?», — подумала она, все тише и тише водя руками по шелковистому телу мужа.
 Ощущение того, что они живут в этом изумительном мире, где царствует такая прекрасная любовь и запах их секса, заполнившего всю комнату, пьянели и возвышали их над всем и всеми. Дыхание обоих плавно выровнялось, и они откинулись на спину в блаженстве и истоме. Они достигли вершины блаженства и наслаждений, и были довольны друг с другом. Они получили то, чего хотели — удовлетворения плоти…
 Если бы все люди планеты жили своими естественными чувствами, удовлетворяя свои страсти и наслаждения, добавив к этим компонентам разум и позитивные мысли, мы бы, возможно, состоялись как супер разумные представители сообщества Вселенной. Возможно, когда-нибудь, Создатель наш и проявит в отношении человека милосердие и подведет его к частичному переформатированию, изменив вид и форму бытия своего создания, запрограммировав его на подчинение главному Кону Космоса — Любви и Доброте…

                VIII
 Народ высыпал из вагонов и стал расползаться по платформе, словно куча муравьев после дождя. Невозможно было проследить за кем-то конкретно, поскольку от многочисленного движения рябило в глазах. Сконцентрировав все свое внимание на вагоне, где появилась знакомая фигура жены, Митя принялся наблюдать за происходящим.
 — Ну, что стоишь, встречай! — вполголоса приказал он Абигу, видя, что тот стоит не шевелясь, как истукан, за толпой встречающихся.
 Митя сказал так, как-будто Абиг мог услышать его. Вот Катя подошла к Абигу и прижалась к нему. Митя про себя заметил, жена поправилась и потемнела приятным коричневым цветом от жаркого среднеазиатского солнца.
 — Что крутишь головой? Давай, действуй, идиот!.. — опять скомандовал и ругнулся Митя раздраженно, хотя, конечно, прекрасно понимал, какое неловкое положение сейчас испытывает его «брат».
 Честно сказать, просто подстава. «Я тебе набил бы твою бессовестную морду!» — подумал про себя Митя. Но, похоже, Абиг не воспринимал его мысли. Или наличие толпы ему мешало или слишком большое расстояние, хотя стоял за колонной, всего-то в тридцати метрах от родных. Как бы там не было, но Абиг не реагировал на его мысли. «Оказывается, не такой ты уж супер-пупер» — грустно подумал он. После Кати к Абигу прижался своим мощным телом сын, он взял в руки чемодан с сумкой и широким уверенным шагом направился в сторону стоянки. Катя что-то сказала Абигу, тот виновато улыбнулся и, озираясь по сторонам, схватив большую сумку, как щенок поплелся за нею.
 Подъезжая к дому, Митя позвонил дочери Веронике. После прикольного «Суслик, суслик — я сурок. Прием!» — трубу взяла предпоследняя дочка Вика. После ее «алло», он в двух словах сообщил, что приехали и отключил телефон.
 Довольно долго Митя наблюдал за окнами своей квартиры. Разные пакостные мысли пронеслись в его голове. То ругал себя последними словами, то тут же находил оправдание, надо же испытать жену. В кармане завибрировал мобильник. Посмотрев, что звонит Абиг не стал отвечать, а кинул телефон на сиденье. Прерванные мысли опять вернулись к нему, тормоша его сознание нескончаемыми вопросами. «А зачем, тебе это надо? Кому, это надо? А как же она? Ты о ней подумал? Что будет, когда все раскроется?», — эти мысли терзали его душу, не покидая голову. А в том, что раскрыться придется, он не сомневался и сильного удивления от жены тоже не ожидал, поскольку Катя уже давно была посвящена в теорию материализации мысли. Иногда даже подшучивала над мужем — говоря, что, может, ему на старости лет удастся вернуть объект первой любви и насладится любовью. Конечно, жена была жизненно практичной и реалистичной особой, и легкомысленный бред «чокнутого» мужа воспринимала как детскую безобидную шалость, хотя очень часто ее возмущал тот факт, что он вечерами после работы, пропадал в своей кандейке, забитой от пола до потолка книгами. Ей было обидно постоянно ложиться одной в холодную постель и засыпать незаметно в ожидании мужа, который мог просидеть в своей конуре и до трех часов ночи. На этой почве у них регулярно вспыхивали скандалы, переходящие в бурные разборки. После скандала муж был очень хорош, но не более, чем на сутки. И так, в течение почти сорока лет. Катя активно боролась с дурью мужа, но приземлить его спустив с седьмого неба, ей так и не удалось…
 От вопросов, поставленных перед самим собой, отвлек громкий стук металлической входной двери подъезда дома. Митя поднял голову и увидел сына, который видимо, собрался ехать к жене. Подошел к машине и бросил сумку с подарками на заднее сиденье, из сумки торчала голова мягкой игрушки, и сел в машину. Завел мотор, но не тронулся, а с кем-то разговаривал по телефону. «Наверно, с женой», — подумал Митя. При ярком свете дворовых фонарей было видно, как он время от времени поглядывает на свои окна на втором этаже, где поочерёдно свет потух во всех комнатах. Машина сына резво выехала из парковки, и также быстро скрылась за углом десятиэтажного дома.
 Митя тоже посмотрел на окна. В сердце, что-то ёкнуло. Он завел мотор и тронулся. Объехав дом, остановил свою машину прямо на остановке автобуса, напротив окна спальни, где еще горел свет. Через прозрачные шторы было видно, как перемещаются тени по комнате. Сердце так заныло, захолонуло, что ему стало плохо, в глазах потемнело и застучало в ушах. Это чувство было ему хорошо знакомо, хоть и казалось, всё уже прошло, теперь-то что ревновать? Ан, нет. Оказывается не ушло, не пропало это омерзительное чувство ревности, когда кажется, что готов весь мир разрушить и растоптать, лишь бы заглушить, удовлетворить в мести свой любовный порыв. Мощь этой фантазии такова, что она с легкостью раздробит гранит, выплеснет воду из реки, повалит деревья в лесу, как буря. Буйство воображения может довести до такой крайности воспаленный мозг противоположного пола, что в некоторых случаях мозг не выдерживает и человека просто вырубает на время — это в лучшем случае, а в худшем, ревнивец или ревнивица — потенциальный клиент «дурки».
 Свет потух. Кувалда ударила точно в темечко. Сквозь радужную пелену слез, Митя смотрел в окно и ждал, когда загорится свет. «Не может быть, не может быть…» — пронеслось в голове, — «скорее всего, он ушел…»
 Запустив мотор, он рванул к подъезду и интуитивно ожидал, хотел, чтобы так и случилось, встретить Абига у входа. Дорога была пустынна и враждебна, попадая под колеса автомобиля своими бордюрами. Резко затормозив у подъезда, он взглянул на окна своей квартиры, они были безмолвны и мрачны. У него еще была надежда, что двойник в кухне разместится на кресле-кровати. «Дурак! Как, он может спать на кухне, когда жена только-что приехала, истосковалась по мужу? Во, дурак! Ну что, дебил, допрыгался?..», — он мигом выскочив из салона устремился к подъездной двери. Стал шарить по карманам, совсем позабыв, что ключей у него не было, и нет. Дрожащими пальцами набрал номер квартиры и нажал на «вызов», стал ждать. Долго, очень долго… Хотел было повторно нажать, но зашипело, и прогремел недовольный, возбужденный рёв львицы: «Кто там?» Он все понял. Это произошло… Не ответив, прижался к стене, ноги подкосились, предательски не хотели удерживать обмякшее тело и мелко задрожали. Глухой стон вырвался из глубин пораженного, когда-то могучего тела, и силы покинули его.
 — Вам плохо?
 С усилием приподняв веки, он увидел соседскую девчонку, которая недавно переехала в новую квартиру с родителями.
 — Нет-нет… все хорошо… — Митя выпрямился и, осторожно спустившись по ступеням пошел к машине.
 Как только захлопнулась дверца авто, его взорвало — глухой надрывный рев смертельно раненого тигра, заполнил салон. Голову, плечи, туловище трясло так, как-будто супертяжеловес боксер Валуев, колотил Митю своими пудовыми кулачищами. Из перекошенных от страданий уст, вырывались клокочущие всхлипы, обильно перемешанные со слезами, соленость которых он чувствовал. Потом пропало все — чувство времени, ощущения. Только давление в груди разрывало мышцы, заполнив кровью все пространство в организме, а также болью и страданием. А кого винить, сам же накликал на свою бестолковку? Прошел целый час. Боль притупилась и глухо ныла. Ужасно болело голова. «Как бы не крякнуть…» — подумал Митя, как-то отвлеченно, и, будто о другом человеке. Визуально, он как бы ушел в себя, став совсем маленьким. А весь окружающий мир, ему казался огромным и далеким, ему было знакомо это чувство, он называл его «внутренним взглядом». Такое с ним происходило не единожды, и он знал, что нельзя допускать, чтобы окружающие предметы «уходили» чересчур вдаль — это опасно для зрения и мозга. Он усилием воли, вновь и вновь, возвращал себя в реальность. Минут через двадцать, он тронулся и, потихоньку поехал на дачу. Он тупо смотрел на уныло набегающую дорогу. Ни о чем не думалось…
 Проснувшись, Катя все не решалась приподнять веки, боясь, что вчерашнее видение исчезнет, унося всю сладость близости и нового чувства, проснувшегося ночью. Она прислушалась к дыханию мужа, и ничего не услышав, осторожно приоткрыла один глаз в паническом страхе, что откроет глаз, а его, мужа, не будет рядом, и всё, что было ночью просто сон, плод фантазии истосковавшегося по мужской ласке организма женщины. Но он лежал рядом с открытыми глазами и упорно, что-то высматривал в потолке.
 — Ты что, лекарство принимаешь? — беспокойно спросила она, учуяв запах лекарств.
 — С чего ты взяла? — встрепенулся муж, повернув голову в ее сторону.
 — От тебя больницей пахнет, — она буравила его полуоткрытое тело и лицо своим взглядом, — не могу понять…
 — Что?
 — Изменился ты здорово, вроде ты, и в то же время, вроде бы не ты. Никогда такого не было, сколько раз тебя оставляла одного! Ты всегда после разлуки худой и черный, смоляной даже, а тут такой хорошенький и гладенький. Что-то подозрительно. Может, нашел кого? А?.. — игриво вопрошая, она коснулась губами его кожи на груди.
 — Митя, в чем дело? Раньше от тебя потом пахло, а теперь лекарствами?
 Прямой вопрос и внимательный взгляд смутили мужа и по нему было видно, что в нем идет какая-то внутренняя борьба. «Возможно, он провинился», — заметила про себя.
 — Если ты нашкодил, я не удивлюсь. Я тебе уже говорила, что меня это, теперь сильно не трогает. Вешаться не побегу, можешь даже не рассказывать, мне это не интересно…
 Она поднялась с постели и стала натягивать на себя нижнее белье. Заметив, что муж очень чувственно смотрит на нее опять села на постель.
 — Что с тобой? Ты меня удивляешь… я такого взгляда, никогда раньше не замечала…
 Все остальные слова застряли во рту, поскольку муж, повалив её, страстным поцелуем прильнул к опухшим от ночных поцелуев полным губам Кати и стал неистово покрывать лицо, груди, с которых с треском слетел лифт, поцелуями. От нежных прикосновений, соски набухли и обрели красно-коричневый цвет, маня и кружа голову, ее единственному и такому ласковому зверю.
 Страсть опять обуяла их, они стали забываться, уходя все глубже и глубже в свои ощущения и предаваясь неописуемым удовольствиям и наслаждениям. Губы мужа, все ниже и ниже щекотали ее разгоряченное и мелко дрожащее, нежно пахнущее самкой, тело. Его нетерпеливые пальцы теребили пушок на лобке, неожиданно рука подсовывалась под бёдра и рывками ласкала их. А из уст, взбешенного от секса мужа, вырывался рев зверя, который ублажал ее слух и заставлял полностью сбросить все страхи и ложную стыдливость. Катя тоже водила руками по любимому телу, удивляясь гранитной эрекции детородного органа любимого…
 — Баба-а-а!.. Деда!.. — громкий крик и дробь кулачков по двери, мгновенно оторвали два слившихся в совокуплении тела. Она сидя, а он стоя перед ней на коленях, смотрели друг на друга растерянно, не понимая что происходит. Их сознание не хотело возвращаться в действительность бытия, их организм не хотел подчиняться разуму и требовал продолжения любодействия и удовлетворения.
 — Баба! — и опять кулачки внука стали выбивать барабанную дробь по полотну двери.
 — А-а? — отозвалась Катя и, улыбаясь мужу и указывая глазами ему ниже пояса, тихо произнесла, — одевайся быстрее… кино кончилось…
 Накинув на упругое обнаженное тело цветной халат, пошла к двери на ходу застегивая пуговицы, в дверях обернулась, посмотреть, оделся ли муж, и повернула ключ…

                IX

 Лучи утреннего солнца весело упали на зеркало, висевшего на стене, у которого по утрам Митя скоблил электробритвой челюсть и щеки, отскочив, прыгнули ему прямо на лицо. От прикосновения ласковых зайчиков он проснулся, и учуял, сквозь закрытые еще веки, приглашающие к побудке лучики солнца. Он лежал и смотрел, не разлепляя век, на светло-розовый цвет жизни. Постепенно в голову стали «собираться» мысли. Вчерашних мрачно-темных мыслей уже не было, хотя и проспал немного. Правда, в «котелке» стоял некий легкий неконтролируемый шум, который, кстати, думать не мешал. Конечно, все что произошло с Митей, по большому счету, для него не было категоричной неожиданностью, поскольку такой вариант развития событий он в мыслях все-таки допускал, хотя внутренне и не хотел признаваться в этом, оправдывая себя в своем не совсем чистоплотном поступке.
 То, что человеческая жизнь есть очень жестокая драма-трагедия с непрерывной цепочкой утрат близких тебе людей, он давно понял, но так близко к его родному гнезду, это понятие, еще не подходило, обдав своим ледяным крылом, от чего все внутри застыло и перестало чувствовать. Ему все казалось, что утраты его не коснутся, так как он их не хочет. И очень плохо себя представлял в роли страдальца, но жизнь человека непредсказуемая череда марафонского бега с препятствиями, большинство которых сокрыты от взора и других чувств человека, и представляют иногда, серьезную угрозу для физико-психологического состояния его организма.
 Прошептав: «Боже, помилуй!..», — он резко соскочил с постели, заметив, что уснул не раздевшись, после изнурительной бессонной ночи. Свесив ноги с дивана, он тупо уставился на кошку, сидевшую на стуле и внимательно наблюдавшую за хозяином своими черными вертикально-узкими немигающими зрачками.
 — Однако, похоже, я тебя потерял, — вслух, почти траурно, проговорил Митя, думая о Кате, без конца вспоминая вчерашний вечер, стараясь подобрать для себя достойную уважения роли.
 Но, кроме как жалости к себе, он ничто не находил и не испытывал, получилось очень скверно и необдуманно, словно этот поступок совершил пятнадцатилетний пацан, у которого граница между «хорошим» и «плохим» очень размыта и неустойчива, поскольку у отпрыска еще нет устоявшихся принципов и жизненного опыта, чтобы разрулить ту или иную проблему.
 Получилось, почти как в песне — «На перекрестке семи дорог…» Вся наша жизнь похожа на разветвленную дорогу, на каждом перекрестке мы ищем указатели направлений, предаваясь случайностям, двигаясь на «авось», игнорируя подсказки своей интуиции. Набиваем в результате этого беззаботного движения кучу шишек и синяков, стараясь подыскать виноватых в наших неудачах и просчетах, хотя все придумали и импровизировали сами, несильно потрудившись над составлением плана и маршрута своего продвижения по дороге своей судьбы.
 — Ну что ж… Что получилось, то получилось. Надо смириться и жить дальше. Вообще-то между нами «черная кошка» уже давно пробежала и только дети сдерживали этот распад полуразрушенной нашей семьи, — констатировал он вслух вполголоса, как-будто его слушатель стоял рядом.
 Закинув на плечо махровое полотенце, наклонился над умывальником. Ополоснув лицо, принялся чистить зубы.
 Он, как робот, вышел во двор, посмотрел на ребят, кивнув головой на их приветствие, пошел в зону хозпостроек, чтобы накормить скотину. Автоматически, как заведённый, подсыпал зерна курам и кинул повяленной травы-зеленки кроликам. Выпустил голубей из голубятни и кинул несколько горсточек пшеницы, прямо на плоскую крышу строения, уже ни о чем не думая. Вернувшись назад к ребятам призадумался, старясь выудить из словомешалки в голове какую-нибудь рациональную фразу, но ничего не найдя подходящего, спросил случайными словами, которые упали на язык, обращаясь к бригадиру Чику:
 — Слушай, материала достаточно, а то мне сегодня некогда с вами заниматься?
 — Да! Работы почти завершены. Сегодня, будем заниматься косметикой. У тебя очень утомленный вид и тебе следует, наверное, отдохнуть. Мы справимся сами, — откликнулся ровным голосом тот.
 — Если что, брякнешь в трубу. Я смотаюсь на море. Посижу на берегу, благо погодка ничего…
 — Хорошо. Не волнуйся, все будет хорошо.
 Запустив мотор Митя подождал пока двигатель чуть прогреется и, по-голливудски, лихо рванул с места. Колеса мерса многократно застучали по булыжной дороге, проложенной еще немцами до войны. Секунды, и авто скрылось за крутым поворотом узкой дороги, юркнув в густую зелень близрастущих к проезжей части полувековых деревьев.
 Балтийское море для Мити, всегда было каким-то загадочным и таинственным объектом его фантазий юношества и более взрослой жизни. Насмотревшись кинофильмов советского периода, он ассоциировал Балтику великими тайнами: потерей «Янтарной комнаты», секретными базами фашистов, оставленных после их бегства из окруженческого котла, организованного советскими войсками в весну победного года. Он даже был уверен, что в пору «холодной войны» наши военные могли по дну моря проложить, тайно, и нефтепровод, и кабельные коммуникации для снабжения наших военных баз, расположенных в Восточной Германии, наверное, так оно и было…
 Когда он на самом деле увидел море, к прежним предположениям добавилось мрачное и удручающее чувство страха перед этой громадиной. Оно, море, было действительно страшное и опасное. Если, теплые воды южных морей дают человеку чувство беззаботности и веселья, то холодные и массивные волны Балтики, оторвав твои ноги от спасительного дна и швырнув тебя на гребень волны, загоняют в твой желудок неосознаваемое чувство животного страха, парализовав все твои органы и конечности, заставляя тебя панически махать своими «граблями» к берегу. И когда ты видишь, что твои усилия тщетны — тебя начинает уносить в море, то весь твой организм подчинится только страху и это даст тебе, между прочим, шанс на выживание, ведь ты своими ногами и руками начинаешь вытворять такое, что море отступает и отпускает тебя из своих тяжелых объятий. И только нащупав кончиками пальцев ног каменистое склизкое дно мелководья, до тебя дойдет, что ты действительно был в полушаге от гибели по своей дурацкой удали. После одного такого эпизода в море, Митя больше ни разу не рискнул отдаться во власть стихии, а полюбил наблюдать за этим монстром издали, сидя на расстоянии не менее двадцати-тридцати шагов от плещущихся и бурунующихся темных волн. С этой позиции море уже не было таким страшным и агрессивным, можно было спокойно порассуждать обо всем, что придет в голову. Митя сел на свое излюбленное место, на теплые железобетонные плиты от старого полуразрушенного людьми и временем причала, и пересилив себя в воспоминаниях, решительно остановил бег мыслей в голове. Минуты три, он ни о чем не думал, просто наслаждался солнцем, морским бризом и пронзительным криком чаек, которые время от времени камнем падали на воду, выхватив на поверхности корюшку опять взлетали вверх, по пути одним движением головы, проглотив блещущую в солнечных лучах мелкую рыбешку. Такую тренировку, остановку бега мыслей, он освоил совсем недавно, как начал усиленно заниматься, бесстрашно кинувшись в процесс сочинительства. Это помогало в том случае, когда мозг уходил в ступор от дум, не мог даже согласовать предложения.
 Митина память опять вернулась к его первой любви…

                X

 Пробыв на даче Федора Ивановича четверо суток, Митя на пятый день собрал свои вещи в сумку и рюкзак, и направился к калитке, но тут увидел, что на остановке хозяин сошел с автобуса. Поставив сумку на землю, стал дожидаться Иваныча, чтобы попрощаться и высказать слова благодарности за гостеприимство, ведь он получил то, чего желал.
 — А ты что, уже собрался уходить? Вроде бы говорил, что на неделю рассчитываешь у меня пожить? И рассчитался со мной за неделю, не понятно, — скороговоркой проговорив, сунул свою пятерню Мите, твердо пожав протянутую руку, — может, что-то не понравилось? Скажи, я устраню. У меня, как раз два выходных дня, так-что все сделаю как надо.
 — Нет-нет, Иваныч! Все было отлично, просто не по мне это — бесцельно валяться в саду целыми днями. Там меня общежитие ждет и работа. Я сам думал, что недельку отдохну, но уже устал от такого отдыха. Не могу я один. Всякие темные мысли лезут в голову, к людям надо выходить, общение требуется. И притом, в общежитии надо освоиться, прежде, чем на работу выйти.
 — И то верно. В твоем возрасте уже через сутки начинает стучать в висках, по себе знаю. Для таких молодых, как ты, общежитие — самое то место. Держи сдачу! — вытащив из кармана «трешку», протянул купюру Мите.
 — Иваныч! Вы что? Не возьму, договорились, и все тут. Считайте, что я свою неделю у вас пробыл. Ну ладно, я пошел…
 Федор Иванович притянул Митю к себе, похлопал отеческими хлопками по спине и дрогнувшим голосом участливо проговорил:
 — Ну, сынок! Прощай! Желаю тебе, чтобы ты в этой жизни нашел свое счастье, и чтобы место в ней оказалось удачным и легким. И чтобы хороших людей на твоем жизненном пути встречалось больше, чем плохих. Если вдруг понадобится квартира, то моя дача в твоем распоряжении, знай об этом. Можешь в любое время прийти, где ключ лежит, знаешь…
 — Спасибо Иваныч, я не забуду вашу доброту.
 Взяв сумку в руку, Митя зашагал в сторону остановки. Через несколько шагов обернулся, чуя затылком взгляд Иваныча. Да, хозяин действительно стоял и провожал взглядом Митю, который не мог знать, что в голове Иваныча застряла болезненная мысль: «А ведь, мой сын тоже мог бы быть таким, — сверлила мозг пронзительно-обидная фраза, — если бы моя дура не сделала аборт при первой беременности». Тот необдуманный женой аборт здорово попортил жизнь им обоим. Федор Иванович так и не смог простить жене ее ошибку. И только внутренняя порядочность помешала ему бросить её и уйти к другой женщине. А ведь мог он тогда, это сделать, так как в то время к нему клеилась одна дама на работе. С этой порядочностью он так и прожил тридцать пять лет в бездетстве и глухой обиде на жену.
 — Да… — тихо протянул Федор Иванович, наблюдая как Митя садится в автобус и помахал вослед, в ответ на поднятую в прощании руку Мити, — зря! Надо было уйти тогда… — его губы задрожали в нервном тике.
 Окружающий мир разом стал расплывчатым и враждебным. Он резко повернулся и уныло, горбясь, тихо пошел вглубь сада…
 Не прошло и недели, как Митя стал в общежитии своим парнем для окружающих. Хотя он и был немного замкнутым в себе, но тем не менее, ребята его зауважали. Физически слабые — за то, что в его лице почувствовали защиту, а сильные — за то, что в этом угловатом парне видели себе ровню, которого просто так не обидишь. Да и характер у Мити был довольно сносным. У него можно было подзанять червонец до получки или аванса. За прошедшую неделю, уже четверо ребят из соседних комнат ходили у Мити в должниках.
 Убежденно он не пил, не курил, скромно питался, почти никуда не ходил, в его карманах всегда позвякивало. И все ребята узнали, что он не жмот и не скряга. Только ребят удивляло то, что человек, отслуживший два года в армии, имеет немалые деньги. Он в первую же неделю, купил семь выходных костюмов, фотоаппарат «Зенит» последней модели, классную дорогую гитару и радиолу «Урал 111», которая недавно появилась в продаже. Они же, ребята, не могли знать, что в военно-строительных частях солдатам-строителям платили реальные деньги. Зарплата, хоть и была не очень высокой, но ее хватало на то, чтобы оплатить на службе коммунальные услуги, ежемесячно приобретать зубную пасту, сапожного крема, туалетного мыла, белого материала для воротничков, пасту «Гоя» для чистки блях и пуговиц, почтовых конвертов и ручек. Кроме того, военнослужащие имели возможность часть денег от зарплаты тратить на усиленное питание. Это были: ежедневные дополнительные двадцать граммов свежего сливочного масла и коржик на ужин, и что немаловажно, в субботний день, день строевой и политической подготовки, и в воскресный, солдаты наслаждались почти домашней пищей, пловом или макаронами по-флотски. Все это готовилось гражданскими поварами-женщинами из свежего свиного или говяжьего жирного мяса. А также утром подавалось молочное блюдо — каша рисовая, либо макароны. Кстати, в наше время этих макарон нет вообще, уникальных по вкусу итальянских трубочек. И совсем уже детская радость — на воскресный ужин, солдатский стол украшал разнос с пирожными, либо приличными кусками торта с жирным кремом. Служба была — служи, не хочу…
 Оставшаяся часть заработка, это восемьдесят-сто рублей, перечислялась на счет солдата-срочника. На дембель, если военнослужащий в течение службы не снимал со счета наличными, каждый солдат уходил в запас с кушем примерно в две тысячи рублей. Очень большие деньги в те времена. Например, Митя свой шикарный шерстяной черный с полосками костюм, купил за сто сорок рублей.
 Радиола вообще была гордостью всех ребят, так как выставленная в окно Митиной комнаты на втором этаже, она целый день развлекала всю разношерстную молодежную публику, проводящую выходные два дня на спортплощадке под окнами общежития. Ребята, по очереди, забегали в комнату и переставляли большие грампластинки, когда музыка прекращалась, проиграв все пять-семь композиций. У Мити собралось много разных грампластинок. Ребята приносили поиграть свои пластинки и оставляли у него, твердо зная, что они не пропадут, никто их не сломает, поскольку пьянство в комнате с приходом Мити в холостяцкую семью прекратилось, хотя на эту тему разговоров между ребятами не было. Какая-то внутренняя сила этого, вновь прибывшего парня, не позволяла прежним хозяевам комнаты нарушать правила общественного совместного проживания.
 В общежитии жизнь молодежи была довольно веселой и беззаботной. Кто-то уходил на свидание, надушившись тройным одеколоном или «Сиренью». Другие собирались в одной комнате, отмечать чей-то день рождения, шумно, с музыкой и, конечно, с дракой в коридоре. А кто-то коротал вечера в Красной комнате, где рядом стояли столы со стульями, за которыми парни и девчата играли в шашки и шахматы, пролистывали журналы и газеты, которых было в изобилии. Иные смотрели телепередачи с громкими возгласами, при просмотре футбольного матча или хоккея. Жизнь молодая кипела и бурлила.
 В один из таких вечеров, Митя осмелился подойти и сесть за столик, где она, одна, молча, задумчиво сидела за шахматной доской, указательным пальцем выписывая круги перевернутой шашкой по клеточкам доски.
 — Вы позволите?
 Она кивнула головой не прекращая свою игру, нежного с подкрашенным красным ногтем, пальца. Девушка, не мигая, смотрела на него, отчего он немного смутился, на его щеке появился бледный румянец. «Она наверно не хотела», — подумал он, и все слова, которые он выучил и приготовил для ее ушей, вмиг улетучились и бесследно исчезли. Прошла целая вечность, пока он нашелся что-то глупое и банальное сказать:
 — Может, поиграем? — он кивком показал на шахматы, подумав: «Не согласится, уйду»
 Она опустила свой красивый взгляд. Он заметил, девушка в своей растерянности поспешно и молча, стала расставлять белые шашки на клеточки со своей стороны, а черные, пальцами руки передвинула в его сторону. С переменным успехом они сражались весь вечер, почти молча, хотя у Мити в голове было масса слов, что он хотел произнести. Он думал, что скажет, но так и не смог произнести, даже одного. Язык во рту был таким огромным и непослушным, что не было никаких сил, чтобы вытолкать изо-рта скопившиеся слова. Он сопел, краснел, пытался, но тщетно. Слова застряли в нем, как будто их опутали колючей проволокой. Она тоже молчала. Почему? Он не знал. Ее молчание он вменил себе в вину. В голове крутилось: «Она не хочет, а я ее держу. Ей просто неудобно меня послать подальше»
 Но тем не менее, какая-то сила прибила его зад к стулу двухсотыми гвоздями и не позволяла уйти. И только проводив ее до комнаты, на третьем этаже, наконец-то нерешительно осмелился спросить, еле ворочая языком:
 — Вас как зовут?
 — Таня…
 — А меня Митей.
 — Я знаю, с первого дня, — она улыбнулась.
 Он от ее улыбки совсем онемел и уже не смог вымолвить больше ни слова.
 — До свиданья, — взмахнув рукой, она упорхнула в свою комнату.
 Он стоял, как истукан, члены его не слушались его разума. Кровь, огромными молотками, стучала в голове до головокружения; в груди, вот-вот сердце выскочит; в штанах — руки засунул в карманы.
 Услышав, что по лестнице поднимаются девчонки, он поспешно пошел им навстречу, перепрыгивая через две-три ступеньки бетонного марша…
 Каждый вечер, они играли в шашки машинально водя кругляшками по доске, иногда произнося какую-нибудь фразу, которая была невпопад и некстати. Разум не контролировал их действия и речь. Их контакт происходил на уровне чувств, сенсорных ощущений. Беглые взгляды, учащенное дыхание, нервные движения от прикосновения рук — все это, делало их немного странноватыми и уязвимыми. Но Ангелы-хранители двух влюбленных сердец строго следили за всем, эффективно охраняя их от злонамеренного постороннего вмешательства во взаимоотношения молодых. За все эти дни к ним никто не подходил, не мешал. Слава тебе Боже, за твою защиту!..
 Происходило платоническое слияние двух сущностей, которые с каждым днем все более глубже проникали друг в друга, на уровне какой-то астрально-ментальной субстанции. Они уже не могли прожить друг без друга даже минуты, секунды. Выскочив из метро на станции «Каширская», он иногда, не мог дождаться автобуса и бежал галопом до общежития, которое находилось почти напротив МИФИ (Московского инженерно-физического института). Быстренько умывшись, почистив зубы, переодевшись, он прыжками спускался в красный уголок и садился за их столик. По стечению каких-то странных обстоятельств его никто не занимал. И ждал ее появления, поглядывая в окно. Она с работы приходила на час позже, поэтому Митя мог наблюдать, как ее каблучки ритмично, барабанной дробью, простучат по тротуару. И буквально через пятнадцать-двадцать минут ее девичий, налитой и такой желанный стан появлялся в дверном проеме большой Красной комнаты, с загадочной улыбкой на полных не целованных губах, от которой он млел и тупел. Только через неделю, насыщенной сумбурным, но сладостным и желаемым обоими состоянием, Митя, наконец, отважился пригласить ее на свидание.
 — Может, пойдем, погуляем? — с трепетом изрёк он, приглашая объект своего обожания на давно «перезревшее» свиданье.
 — Да, конечно…, — отреагировала она мгновенно, — только, я к себе поднимусь, буквально на пять минут. Ты меня подожди там, под каштанами, я мигом.
 Действительно, не прошло и десяти минут, как он присел на скамейку с массивными чугунными ножками, как она, почти бегом, приблизилась к нему. Он вскочил, не отрываясь смотря ей в глаза, в которых лучезарно светилась, яркостью молнии, любовь. Он неожиданно почувствовал, что больше ничто не мешает. Ушли в тартарары застенчивость и робость. Он вдруг почувствовал, что какая-то сила поднимает его над землей и на лопатках появились крылья. Секунда, и два влюбленных человека слились воедино в страстном поцелуе под огромным каштаном, на котором, мечущиеся от любовного ветра пахучие листья, «затараторили» тысячами бесшумных голосов — оду двум влюбленным, чьи сердца наконец-то, нашли друг друга в таком огромном городе. Взяв ее голову, нежно, двумя руками, он покрывал ее лицо ласковыми поцелуями. Его губы щекотали ее влажные от счастья глаза. Она весело и радостно, смеясь, поддергивала веками от щекотливых прикосновений его страстных губ. Весь, дрожа до последней клетки организма, Митя все ниже и ниже опускал свои поцелуи. То вдруг, хватал горячими и мгновенно пересохшими губами мочки ее ушей, на которых висели веселенькие золотые сережки, тихонько и нежно покусывал их своими зубами. Таня жеманно делала вид, что хочет оторваться от его губ, но любовное притяжение все плотнее и плотнее прижимало их тела друг к другу. Не было в мире силы, способной оторвать два слившиеся в любовной страсти тела.
 Митя, обезумев от любви и страсти, резко оторвался от её ушей и, «нырнул» опухшими губами прямо в декольте, где манящая прорезь межгрудья зазывала его взор с возможным обещанием исполнения его юношеских фантазий. Неожиданно для себя, он учуял запах материнского молока. Это было так кайфово, что у него закружилась голова от детского счастья. Он страстно и знойно покрывал своими поцелуями часть упругих грудей. Он блаженствовал и готов был на все. Разорвать на ней все и обнажить такое желанное тело…
 — Тише, тише… — дрожащим голосом, отрывисто проронила она, — совсем светло, люди увидят.
 На самом деле было уже сумрачно, а в тени деревьев, почти не видно. Только отблески уличных фонарей отображались на листьях каштана, мигающими точками искусственного света. Наверное, дерево почувствовало любовную волну, показалось, что его ветки опустились ниже, чтобы скрыть от завистливых и недобрых взоров наших героев. Конечно, так оно и было.
 Таня, взяв его голову, осторожно оторвала от груди своей и приподняла, заглядывая в глаза, обезумевшие от страсти.
 — Вон ты, какой!.. Я даже потерялась от твоих ласк. Давай, посидим с тобой спокойно, успокоимся, а то у меня аж сердце выскакивает из груди. Чуешь? — спросила кокетливо, прикладывая его руку к своей груди.
 Митя ничего не мог сказать в ответ. Его рука ощутила упругую горячую грудь своей избранницы. Его молодой организм, еще не познавший женских прелестей, совсем вышел из-под контроля его разума, животно-звериная плоть требовала удовлетворения. Он, дрожащими от волнения и хотенья пальцами, отстегнул пуговицу ситцевого в цветочек платья, потом другую, прислушался к ней, но она только отрывисто и тяжело дышала. Он понял, что расширение зоны действия разрешается и, смело вытащил горячую и пульсирующую, как ему показалось, скорее всего, это его рука колебалась в унисон его сердечным ритмам, ближайшую к себе ее левую грудь и, замер от увиденного чуда. Даже в такой темноте он увидел, что она бела и прекрасна. Темный сосок резко выделялся на белом фоне. Пахло молоком и радостью младенца. По его телу волнами пробежала дрожь, волосики встали «на дыбы», Митя вздрогнул от неожиданного ощущения. Таня, почувствовав его состояние, взяла его голову руками и прижала к груди. И тут же, сама высвободила вторую грудь, расстегнув еще две пуговицы. И теперь, это неописуемое творенье природы, красовалось пред его взором, маня и приглашая к испытанию, к испытанию счастьем и возможным удовлетворением желаний.
 Он целовал ее груди, нежно сосал соски, тихонько рыча и чувственно поглаживая их руками. От ее невольного, еле слышного стона, он приходил в такой азарт, что не будь тех норм поведения того поколения, к которому принадлежали наши герои, конечно, кульминацией этих действий закончились бы совокуплением двух влюбленных тел и сердец. Но, к великому сожалению, скорее к счастью, тогда не было принято вот так сразу, без долгих ухаживаний, без замужества, отдаваться своему, даже самому любимому парню. Иногда, такие ухаживания, продолжались по нескольку лет, изматывая молодые тела воздержанием, заставляя их заниматься мастурбацией, не нарушая девственности. Правда, парням было чуть полегче, поскольку не очень принципиальные, имели возможность заняться половым актом со старыми девами, а также вдовами или замужними женщинами, которые не очень-то соблюдали нравственные устои того времени. Ну, а принципиальным парням оставалась одна возможность, заняться рукоблудием, которое тогда называлось онанизмом. Правда, такой физиологический факт являлся объектом обсуждений и насмешек, если вдруг получал огласку среди друзей и знакомых.
 Прошли две недели таких ласк и ухаживаний, прежде, как они оказались у Тани в комнате одни и на вершине чувств, упали на железную пружинистую кровать, где Митя позволил в первый раз, провести по упругим бедрам рукой. Но, как только рука хотела попасть в ее трусики или пощупать лобок, покрытый шелковым мехом, так Таня начинала вырываться из-под него, и ему приходилось отступать от намеченной цели, мириться с этим сопротивлением, так как в противном случае, можно было потерять даже эту радость, которую ему дарила судьба.
 После таких свиданий Митя еженощно менял трусы перед сном, поскольку они колом стояли от его семени. И довольно часто приходилось переодеваться по утрам, так как ночные эротические сны приводили его организм к неизбежному семяизвержению, виртуальному оргазму…
 В двадцатых числах июня, в воскресенье, Митя с Таней договорившись еще накануне, с утра собрались ехать в Архангельское, отдохнуть. Наш рыцарь тремя прыжками забежал на третий этаж и постучался в двери. Услышав «да», влетел в комнату. Все обитатели девичьей комнаты были уже на ногах и активно помогали друг другу прихорашиваться. Кто-то волосы расчесывала, кто-то красила подруге губы помадой и ресницы черным карандашом.
 — Физкульт привет, девчонки! Какие вы все красивые! Вы что, все на свидание собрались? — весело полушутя, спросил Митя, с интересом поглядывая на свою Таню.
 — Вам можно, а нам нельзя разве? — отозвалась, также весело Надя, спортсменка-перворазрядница по волейболу, очень активная девчонка на пару лет старше наших героев.
 — Почему же нельзя, можно! Я был бы рад каждую из вас пригласить на свидание, но к счастью, занят…
 — О-о-о! Расхорохорился петушок, три дня тому назад, нельзя было слова из него вытянуть, — парировала, самая старшая из женской гвардии Тамара, подводя у зеркала свои брови карандашом.
 — Так у меня, как у того петушка, горло еще не созревшее было, поэтому и молчал, — весело отшутился он.
 — Ну все, я готова… Посмотри, я хороша? — подойдя вплотную, заглянула в глаза Мите.
 — Божественна… — сглотнул слюну, чуть не подавившись, влюбленный рыцарь.
 — Девчонки! Мы полетели, не скучайте, — Таня, послала воздушный поцелуй, — стоп! — она остановила Митю в дверях, — Пока все девчонки хорошенькие, сфоткай нас!
 Митя снял с плеча фотоаппарат, отошел к окну, долго перетасовывал девушек, одну краше другой, наконец, поймал желаемую композицию и несколько раз щелкнул затвором «Зенита».
 — Только не забудь фото отдать, а то забудешь, и мы даже не узнаем, какие мы на карточке получились, — затараторила двадцатилетняя Ирка, уроженка Тернополя, веселая хохлушка из хлебосольной Украины.
 — Вы все такие красивые, что фото без моих рук само проявится, — также скороговоркой, ответил Митя, — ну, пока!..
 Изобилие разнообразных лестниц, ступеней, террас, статуй и бюстов поражало своим великолепием и излишеством. Усадебный ансамбль Архангельское в стиле классицизма, восстановленный в восемнадцатом веке Бове, Тюриным и другими архитекторами, скульпторами и художниками, во всей красе предстал пред взором наших влюбленных героев. Архитекторы, создатели усадьбы, используя колоннады, галереи и фонтаны добивались в своих творениях величавости и гармоничности с окружающим ландшафтом. На первый взгляд, при всей своей оторванности от народа, эти сооружения, тем не менее, очень даже соразмерны российскому человеку. Конечно, парня из чувашской глубинки, никогда в своей жизни не видавшего подобного великолепия, можно понять и по-доброму посочувствовать, глядя на его изумленное лицо и приоткрытый рот. Он без конца щелкал затвором фотоаппарата, запечатлевая Таню на фоне фонтанов, статуй и бюстов. Она не хотела специально позировать перед объективом, поэтому Мите приходилось это делать незаметно, вследствие чего, и получились качественные снимки.
 Почти целый день пробыли они в Архангельском, где толпа отдыхающих так же, как они, отдыхали и наслаждались этим благолепием, не спеша передвигаясь по бесконечным ступеням, либо сидя на вычурных скамейках. Митю особо поразили статуи. Человеческое тело, отображенное в работах Витали, Фальконе, Бушардона и других, возбуждало его воображение и желание. Он даже искоса поглядывал на Таню, боясь, что она заметит чрезмерное его внимание к обнаженным каменным образам.
 В залах главного и малого дворцов, наши герои находились довольно долго, любуясь работами Дейка, Буше, Тьеполо и других художников, которые в своих работах отражали все богатство действительности своей эпохи — передачей света и чувства пространства, человека и его тела, среды его обитания. Гиды в залах довольно внятно и доходчиво рассказывали об этих картинах, статуях, бюстах. Митино внимание, особо привлекло гипнотическое черно-мраморное обнаженное тело лежащей Авроры.
 Домой они ехали почти молча, лишь иногда перебрасываясь репликами, пораженные увиденным и познанным великолепием, с каким-то чувством умиротворенности. Конечно, эта поездка им принесла удовлетворения исканий их натур, они стали на ступеньку выше в своей образованности, ведь искусство, прежде всего, увлекает, образовывает и улучшает душевное составляющее человека, помимо его воли и хотения. Это происходит потому, что художник или ваятель в своих работах выражает то состоянии его души, что присутствовало в нем, в момент создания полотна или ваяния. Хотя расхожее и устоявшееся общественное мнение и утверждает, что искусство принадлежит народу, но это не так. Творение художника не адресовано кому-то конкретно, даже избранным, как бы они не тешили свое самолюбие. Этот Божий дар — талант, принадлежит только ему — художнику, и никому более. И служит он для того, чтобы посредством созидания выразить свое видение и понимание окружающего его мира. Но посторонний человек, прикоснувшись своим взглядом или другими органами своих чувств к творению, получает всплеск своих индивидуальных эмоций и невольно становится соучастником тех переживаний, что посещали древнего, или посещают современного художника. Тем оно, искусство, и ценно, что без принуждения и навязчивости приобщает человека к прекрасному и недосягаемому. Только благодаря искусству, выражая свои чувства и мечты через полотна, музыку, сочинения, ваяния, человек имеет возможность, в этом мире, заглянуть в свое прекрасное будущее и свои фантазии.
 От увиденного и прочувствованного, они даже отложили свое ночное свидание. Их организмам требовалось время, чтобы разнести по клеточкам те чувства и ощущения, какими они насыщались в течение дня. Как-только вечерние сумерки накрыли землю серым покрывалом, они юркнули в свои постели и забылись спокойным добро творящим сном…

                XI

 Столичные теплые и солнечные дни семьдесят первого года пролетели такой прытью, что Митя даже не заметил, как истек трехмесячный срок, отпущенный Богом лету. Суета большого города закружила его со скоростью юлы, когда разноокрашенная поверхность детского верчка становится неразличимой и сливается в параллельные линии. Таким же образом, летние дни, пронеслись мимо его сознания. Утром спозаранку он спускался в метро и ехал на работу через всю Москву, из Москворечья до Ховрино, где находилось специализированное строительно-монтажное управление №6, место его работы.
 Профессия кабельщика-спайщика силовых кабельных линий во все времена, была достойной и доходной. Когда весь рабочий люд сидел на средней зарплате двести рублей, то Митя, даже будучи помощником кабельщика по второму разряду, получал сто семьдесят пять рублей аванса и триста пятьдесят-восемьдесят рублей получки. Такую зарплату получали ведущие ученые в НИИ. Поскольку природа одарила его ушлостью и сообразительностью, то он за неделю освоил эту профессию и, в дальнейшем, она ему сталась не интересной. Чтобы как-то скрасить рабочую будничность, он предложил своему наставнику-кабельщику шестого разряда, сконструировать прицепную двухосную будку-мастерскую для кабельных работ. Набросал эскиз-схему и показал своему коллеге, который немедленно побежал к Тимофею Ивановичу, главному инженеру. Через каких-то полчаса прибежал инженер-конструктор с намерением обсудить проект будущего оборудования. Митя в двух словах объяснил свой замысел, и тот, удовлетворенный уточненными техническими характеристиками будки-мастерской, похвалил Митю за изобретательность и посоветовал ему в этом же году поступить учиться на чертежника-конструктора, которому обучали на курсах от МИФИ.
 Мастерскую на колесах собрали за две недели. Получилось классно, тут тебе и две лежанки, и столы: рабочий, обеденный и для документации. Голубые тиски красовались на коричневом верстаке, многочисленные ящики и ячейки были забиты инструментами, болтами и гайками, изолирующим материалом. В самом низу, в большом отсеке, лежали низковольтные и высоковольтные муфты для спаивания кабеля разных размеров, а на верху, в надежных ячейках, находились электроприборы различного назначения: мегомметр, тестер, электроизмерительные клещи, вольтметры и высоковольтные измерительные приборы. В углу будки, в шкафу, хранились средства индивидуальной защиты. Мастерская всем понравилась. Многие сотрудники управления и рабочие подходили поглазеть на чудо-будку, говорили лестные слова, кстати, что Мите очень нравилось. Мужики набирали в алюминиевую кружку воды из крана над металлической раковиной и заглядывали во все углы, стараясь понять, откуда же все-таки бежит вода. А вода лилась из бака, который был расположен в отсеке для пропановых и кислородных баллонов, отделённый трехмиллиметровой металлической перегородкой. Первое же испытание мастерской на колесах показало удобность и продуманность конструкции, за что Митю похвалил его напарник.
 — Вот спасибо! Классная вещь получилась. Я почти десять лет проработал, как цыган в степи, кроме палатки не было ничего, а тут, пожалуйста, после обеда можно даже полежать. Хорошо! Бутылка с меня, сегодня же, после работы отметим это знаменательное событие. Тем более сегодня конец рабочей недели. Два дня балдеем, а в понедельник будем как огурчики на трудовом фронте.
 — Принимаю твои поздравления и обещания. Я согласен. Я искренне рад, что тебе понравилась моя задумка.
 В субботу наш изобретатель проснулся с сильной головной болью и тошнотой до одури. Мутило так, что невозможно было не обращать внимания на ежесекундные позывы к рвоте. Выпив стакан сырой водопроводной воды, тогда не боялись ее пить сырую, он тут же рванул в туалет, который находился в конце тридцатиметрового коридора, еле успев туда добежать. Выполащило так, как-будто желудок вывернулся наизнанку; мгновенно почувствовал бессилие в членах и отвращение ко всему окружающему миру. Митя, медленно вернувшись в свою комнату, упал на железную с жесткой сеткой кровать. Закрыл глаза, так как кружился потолок и тело падало с кровати. Через минут пять утешился беспокойным и тревожным полузабытьем. Неизвестно сколько он провалялся в постели, но вдруг сознание озарило воспоминание, он хорошо вспомнил, что же произошло вчера. По телу пробежал холодок, сузив кожу до гусиной, нервно вскочил; вчерашний день, вошел ему в память со всеми подробностями…
 Закончив работу ровно в пять вечера, Митя с бугром поехали домой. Доехав до станции метро «Таганская», в районе которой жил коллега, они вышли из метро. Направились в сторону речного ресторана, который располагался на списанном пароходе, на Москве-реке. Бутылку выпили скоро, закусив салатом из красных помидор и запивая минералкой. Почувствовав, что разносит, Митя распрощался с бугром и торопливо опять нырнул в метро. Пока ехал до станции «Каширская», правда развезло, и стоять, Митя никогда не сидел на сидениях, если кто-то из старших стоял рядом на ногах, было очень проблематично в дергающемся во все стороны вагоне электрички. Временами он даже отключался и приходил в себя, когда расслабевшая рука грозила вот-вот выпустить поручни, заставляя его вздрагивать.
 На выходе в фойе станции, он нос к носу столкнулся со своим соседом по комнате, с Ромкой, по бокам которого висели две девахи, лет по семнадцать-девятнадцать, пищавших так, что пассажиры, проходящие мимо предосудительно качали головами и глазами провожали шумную троицу, возможно, костеря их недобрыми словами.
 — О! Митя! Привет! Смотри, каких чувих-красоток я подцепил в парке Горького. В гости к нам пригласил, и вот едем, едем, … никак не доедем. Помоги мне, возьми под свое крыло эту красавицу, иначе, они меня разорвут на части и выкинут на помойку-у-у…
 Пока Рома своим пьяным языком все это проговорил, хихиканье девчонок переросло в дружный дикий хохот с хлопками в ладошки и по спине юморнОго, с точки зрения девок, их кавалера. Шумной толпой вскочили в подошедший автобус. Проехав две остановки, также весело покинули его.
 Митя с ужасом и содроганием вспомнил широко раскрытые глаза Тани, застывшей на волейбольной площадке, когда она увидела эту пьяную компанию, где главным героем был её парень. Лицо ее побледнело до мелового оттенка.
 У Тани глаза невольно прищурились, стараясь сохранить сухость. Огромный комок застрял у ней в горле, сердце ушло куда-то в пупок и придавило в груди так, что с ее губ сорвался глухой стон раненой волчицы. А Митя был герой. На виду всей общаги тащил к себе деваху. И естественно, все должны были восхититься Митиным геройством, так он наверно рассуждал своей глупой пьяной головой. Таща шмару, которая уцепившись двумя руками висела у него на плече, он демонстративно, с бравадой, в приветствии махнул рукой Тане. И ничего не соображая, скрылся в дверях общаги.
 Только выпили по рюмке как прибежала Танина подруга, Надя. Резко открыла дверь и остановилась на пороге.
 — Митя! Можно тебя на пару слов? — спросила отрывисто она, пристально вглядываясь уничижительным взглядом на пару шлюшек, раскрасневшихся от принятой дозы.
 Как только дверь захлопнулась за Митей, она коршуном накинулась на него, словно на своего парня.
 — Ты что творишь? Ты подумал о Тане? Или чердак тебе совсем снесло? Беги сейчас же к ней, она к себе убежала, — выпалив все это, она дернула его за локоть и подтолкнула в спину.
 Митя побежал наверх, пока поднимался пару раз нырнул носом в ступени, по счастливой случайности не разбив себе лицо. Он вломился в комнату и увидел Таню, лежавшую навзничь на кровати, ее тело сотрясали рыдания. Он подбежал к ней, упал на колени и стал гладить ее по спине. Она резко дернулась, отбрасывая ненавистную руку. Ее обильные слезы бежали тоненьким ручейком по вздутой венами руке и мочили подушку. Митя сунулся своей пьяной рожей в ее волосы, стал их целовать и забормотал:
 — Танечка, прости меня… Я не виноват. Честное слово… — лепетал заплетающимся языком он, — они не мои, я их не знаю. Ромка подцепил их в парке Горького. Я со своим товарищем, с бугром, после работы выпил, а их встретил на нашей станции метро. Я даже не знаю, как их зовут, честно… я честно не знаю… Мне, что-то плохо…
 У Мити кружилась голова, было очень муторно, ему так хотелось прилечь рядом со своей любимой и уснуть, чтобы избавиться от всего отвратительного, связанного с водкой, состояния, но молчание Тани, какая-то ее отчужденность не давали ему это сделать. Он все бормотал и бормотал, неся какую-то несуразную чушь, сам не понимая, что говорит. Его пересохшие и пьяные губы что-то шептали ей на ухо, он все тыкался в её волосы, как теленок в вымя коровы. Она перестала плакать, но упорно молчала, только время от времени вздыхала глубоко и рывками. Высказав все свои извинения и доводы, Митя замолчал, и казалось, что он уснул, сидя пред ней на коленях.
 — Хочешь, я пойду и сейчас же выкину их из комнаты? Я щас…
 Он резко встал, отчего потерял равновесие и, наклонившись вперед, завалился на соседскую кровать, где лежала Надя, читая толстенную книгу, не сумев осилить одну страницу вот уже в течение часа, как пришла вместе с Митей. Просто лежала и смотрела в книгу, не видя ни букв, ни строчек. Ее мысли были забиты думками о взаимоотношениях ее любимой подруги с Митей, и она судорожно искала выхода из создавшегося положения. Выпроводив шатающегося Митю за порог, она села на кровать напротив подруги и заговорила растерянно-виноватым голосом.
 — Я не знаю, как бы я поступила на твоем месте, но мне кажется, это просто нелепое недоразумение. То, что он сделал тебе плохо, это факт. Конечно, неприятно, но это водка сделала, а не он. Видишь, в каком он состоянии, по-моему он не врет, он действительно этих шалав не знает. Ты подожди меня здесь, не уходи никуда. Сейчас я приду…
 Надя вышла из комнаты и направилась вниз по лестнице. Войдя в комнату Мити она увидела веселое застолье. Пьяные лица девиц раскраснелись, как-будто вот-вот лопнут, глаза откровенно и блудливо блестели водочным блеском. С рюмками в руках, они отвернулись от Ромки и уставились на гостью, которая откровенно презрительно-уничтожающим взглядом проскользнула по их пьяным рожам и направилась к Мите, который лежал в одежде на своей кровати, поверх помятого одеяла, и похоже, вырубился совсем. Надя попробовала растормошить его, но он молчал и отбивался рукой, не обращая внимания на ее слова. Махнув безнадежно рукой, Надя подошла к столу, и почти приказала, своему пьяному кавалеру:
 — А ну-ка вставай! Пошли со мной, объяснишь Тане свое свинство! А этих… Ладно, пока некогда с вами заниматься. Вставай, что ты сидишь?
 Ромка весь съежился и молча встав, поплелся за Надей, ни взирая на реплики своих собутыльниц, пролепетавших что-то, вроде, что ты ее слушаешь, кто она такая? Девки-то, конечно, не знали, что Ромка был влюблен в Надю, но отшит ею, поскольку был поставлен вопрос, либо он бросает пить, либо у них ничего не получится. Но все усилия его были тщетны, хотя он после каждой очередной пьянки, устанавливал себе табу на водку. Но ничего не помогало, после каждой получки или очередного аванса Ромка приходил с работы на ушах и обязательно с бедламом, в виде одной или двух таких же, пьяных дешевок, с которыми он успевал иногда выпить бутылку водяры, после чего шавки обычно выдворялись подошедшей Надей, и Ромка получал очередную оплеуху. После таких сцен, как и положено, он просиживал у двери своей возлюбленной почти всю ночь, пока разгневанная Надя силой не отправляла его спать, проводив до самой кровати, где он делал безуспешные попытки уложить свою любовь в кровать, невзирая на своих соседей-парней, которые с любопытством и легкой насмешкой на губах, наблюдали за отчаянными усилиями «Ромео»
 — Ты видишь, что ты натворил? Ты, просто убил Таню! Сейчас же, объясни свой поступок. Где, когда и как подцепил своих шалав, и причем тут Митя?
 Ромка без утайки и очень подробно все рассказал с того момента, как он получил зарплату. Как он попал в парк, где встретил этих чучундр, как они упали ему на «хвост», как вытащили из кармана «бабки» — двадцать пять рублей, которые он специально оставил на пропой, спрятав зарплату в карман брюк, который был пришит Надей изнутри в клёше. В этом потайном брючном кармане, деньги хранились как в банке. Ромка несколько раз вырубался пьяным в разных местах, где его обирали до нитки. Снимали часы, запонки, выгребали все из карманов, даже дешевенькую расческу не оставляли, но нащупать карман в клёшах, никто не мог догадаться, за что он был безмерно благодарен своей возлюбленной.
 Когда Ромка до последнего действия все рассказал, Надя взяла его за плечо и скомандовала:
 — Иди, и чтобы через пятнадцать секунд твоих шалав не было, иначе, ты знаешь, что будет!
 — Бегу, бегу, моя любовь, я мигом. Ты придешь? — он по собачьи преданными глазами, смотрел на объект своей любви и ждал утвердительного ответа, от которого зависела вся его беспутная холостяцкая жизнь.
 — Приду, приду…. Давай, бегом марш-ш-ш!.. — почти прикрикнула она.
 У Ромки в один миг пьянка отошла на второй план, он пулей вылетел из комнаты. И правда, через две минуты Надя увидела в окно, как две подстилки поплелись заплетающими копытами в сторону остановки, захватив с собой полупустую бутылку водки со стола несостоявшегося ухажера, но, наверное, без сожаления, ибо на халяву напились, да еще в кармане небольшой сумочки лежала новая двадцатипятирублевка — дань с лоха.
 — Ну что, успокоилась? Мой баламут не врет, я знаю, а твой, вырубился и спит.
 — Он теперь не мой! Не нужен мне предатель. Он меня киданул и при всех опозорил.
 — Не бросайся подруга с такими обвинениями. Страшного ничего не произошло. Подумаешь, мужик напился, на то они и мужики-козлы. Водка у любого разум вышибет и заставит натворить глупостей. Ты к этому полегче отнесись. Твой кавалер не такой уж и бросовый. Я смотрю, он с характером и волей, а такие, очень далеко могут уйти, если себе цель поставят, не то-что мой, которому на протяжении всей его жизни нужна будет нянька. Если бы Ромик был таким, как Митя, я бы ни секунды не раздумывала. По-моему ты зря так чересчур сердито, такое может с кем угодно произойти. Ты Таня по трезвянке разберись с ним и прости его.
 — Не знаю, он мне очень больно сделал, я была готова убить его, так мне было дурно. Я там, на площадке, еле на ногах устояла. Ну почему, почему, он так со мной? Я к нему всей душой… Я никого так не любила, а он меня предал… — слезы опять брызнули из опухших и покрасневших глаз.
 — Хватит! Хватит себя накручивать, успокойся. Ничего смертельного не произошло, такова женская доля, так мне моя мать говорила. Мой папаша тоже, еще тот Казанова. Ничего, к сорока годам мать его переломила. Потом, как собачка, заглядывал матери в глаза, кстати, счастлива, и не только духовно. Ну все, хватит на сегодня страстей. Девчонки, ща… На боковую, завтра у нас спортивный день, надо набраться побольше сил для игр. Таня, раздевайся, ложись, — попросила настоятельно подруга.
 — Сейчас… Я схожу, посмотрю.
 Митя, действительно лежал на кровати в одежде и сопел еле слышно. Двое его сожителей читали книгу под легкую негромкую музыку, которая доносилась из радиолы. А Ромка наводил порядок на своей тумбочке и кровати, наверное, в ожидании Нади, которая и не собиралась к нему. Таня, при помощи Ромки, сняла одежду с Мити, уложила ее аккуратной стопкой на рядом стоявший стул, а черные лакированные туфли подсунула под стул. Укрывая простыней своего шалопая, заметила, что он в несвежих носках, сняв их, свернула в комок и взяла с собой постирать, до утра авось высохнут.
 — Ты тоже ложись! Не придет Надя, — сказала, обращаясь к совсем отрезвевшему Ромке.
 — Она обещалась прийти, — обидчиво парировал тот.
 — Обиделась она сильно. Сказала, завтра будет с тобой разбираться, — резковато сказала Таня.
 Посмотрев на Митю глубоко вздохнула, поправила ему чуб, успокоившись, пошла к двери…
 — Проклятая водка! Что, я натворил? — проснувшись, вслух произнес Митя, и начал торопливо одеваться.
 Заправив постель верблюжьим одеялом, вытащил из тумбочки зубную щетку с пастой, мыло, закинув на плечо полотенце, побежал в санкомнату…
 У двери Таниной комнаты, вдруг стало страшно и тоскливо. Не решаясь постучаться, он в смятении стоял и перебирал в памяти свою вчерашнюю глупость. Или подлость? Как же так получилось, что не желая измены, он все-таки попал на эту удочку? В его голове до сих пор не было никаких намерений о прелюбодеянии, ведь он был уверен в своей непогрешимости и верности к Тане. Но как только незнакомые шмары помахали хвостиком, про все забыл и уцепился за первую попавшую юбку. Где логика? Ну почему, именно с ним этот казус произошел? Где здравый смысл? Он же, любит только Таню, и никого более…
 Но с другой стороны, что он так сильно переживает? Ведь ничего не было и не могло быть, так как ему нужна только Таня. А если бы было? Ты уверен, что устоял бы перед искушением? Ведь в компании этих девах, ни разу не вспомнил о своей любимой. Не значит ли это, что ты не любишь свою избранницу? Просто развлекаешься с ней, тебе так удобно и комфортно. Нет, нет! Я люблю только мою Танечку, другая мне не нужна! Прочь от меня! — прогонял он от себя эти провокационные мысли. Все это пронеслось в голове за считанные секунды. Силой воли заставив себя собраться, сжав пальцы в кулак, поднял руку, чтобы постучать в дверь. Дверь настежь открылась и в проеме показалась Надя, одетая по-спортивному в легкий костюм.
 — А-а! Донжуан появился с утра-спозаранку. Проспался? Ну, проходи, проходи… Все уже встали, только тебя дожидаемся, — иронично, похлопала она Митю в плечо. — Тань, твой шкодливый котик у порога, может, позовешь?
 По хитрым и добрым глазам Нади, он мгновенно понял, что грозы не будет и смело шагнул за порог. И правда, все девочки были на ногах и занимались утренними хлопотами незамужних свободных женщин, приводя себя в порядок, поскольку суббота и воскресенье были днями очень интенсивного отдыха, присущего только молодежи, когда в молодом организме кипит ядерный котел с его ежеминутными выбросами кипучей энергии от эмоциональных взрывов. А чтобы не разнесло этот мощный биомеханизм от неконтролируемой энергии, люди придумали занятия спортом, что очень эффективно работает, выпуская критическое давление.
 Его Танечка, сидя на заправленной кровати перебирала свои бумаги и фотографии. Фотокарточки вставляла в толстенный альбом, заправляя уголки в специальные прорези. Фотки лежали на подушке и кровати.
 — Доброе утро, девочки! — веселым голосом, поприветствовал Митя, изучающее оглядывая Таню.
 Она даже не шелохнулась, продолжая пальцами перетасовывать фотки, и не повернула голову на приветствие. У Мити тонко и противно заныло под сердцем, так с ним бывало в детстве, в ожидании наказания от матери за его шалости, которых у него в ранние годы было предостаточно. Правда, сила приговора матери не была столь велика, чтобы чересчур сильно трястись от неминуемой кары, но тем не менее, было страшновато и боязно. Мать умела свою обиду так показать Мите, что ему потом приходилось ни единожды прилащиваться к ней, чтобы она не дулась и простила его. Прощение происходило так тонко и незаметно, что он даже забывал о своей шалости. После каждого такого воспитательного приема, они, мать и сын, становились друг другу ближе и роднее, и понимали друг друга без лишних слов. Правда, Мити надолго не хватало, поскольку деятельная натура его требовала проявления эмоциональных поступков, которые зачастую переходили границу дозволенного и приличного, после чего опять наступала пора наказаний.
 Ответив на его приветствие, девочки под незначительными предлогами быстренько удалились, незаметно кивая головой на Таню, давая понять Мите, что они на его стороне и поддерживают его шаг к примирению. Митя упал на колени и, упершись локтями в пружину койки, ласково и нежно заглянул в карие глаза, молча прося прощения и отдавая свою глупую голову на милость своей принцессе.
 — Что? Вчера от души нагулялся, теперь веселишься? — язвительно, но не зло, это он услышал в ее вибрирующем тембре, негромко спросила она.
 И посмотрела ему прямо в глаза, почти как мать, когда она хотела узнать у сына правду, отчего щеки Мити мгновенно заалели алым румянцем, и он сбивчиво и искренне промолвил:
 — Прости меня, Танечка… Я не знаю, как все это произошло. Водка проклятая, задурманила мне мозги, я не соображал, что делаю. Прости, пожалуйста… Я больше не буду, честно-честно! И так пить, больше не буду. Веришь?
 Он обнял ее за талию и носом ткнулся ей в живот, показывая и говоря этим действием, что себя полностью, без остатка, отдает во власть любимой. Конечно, какое женское сердце устоит перед таким фактом, когда покаянная голова, хоть она и глупая, и заслуживает сурового наказания, лежит на коленях ожидая милости, либо казни. Да нет таких женщин в просторах России, способных отсечь повинную голову своего мужчины, пусть он даже принес ей непомерный груз переживаний и страданий. Тем и славится во всем мире наша российская баба, что она способна простить, даже самое страшное предательство своему мужику, даря ему шанс на исправление своих ошибок.
 — Я не знаю, верить тебе или нет, — тихо и взволнованно проговорила она, чувствуя, как в ней пробуждается что-то нежное и теплое — материнское, перебирая пальцами его угольной черноты, слегка кудрявые волосы. — Без году неделю мы с тобой дружим, а ты меня уже предал. Не обидно было бы, если бы хоть за достойными кинулся, а то самые настоящие блудницы, каких валом в злачных местах. Неужели я для тебя такая дешевка, что ты меня поставил вровень с ними? Тебе не стыдно?
 — Стыдно… Я прошу, прощения. Не прогоняй меня, я этого не переживу. Сжалься надо мной. Я исправлюсь, вот увидишь! Правда, я сам не понял, как все случилось, и почему, эта беда стряслась именно со мной. Как мы с тобой познакомились, у меня никогда не было даже мысли о другой. Я совершенно равнодушно прохожу мимо других девушек, поверь мне…
 Он, как верный пес, снизу вверх глядел в родное лицо, в ясные глаза, в которых увидел прощения и материнскую нежность. Он притянул её голову руками, в лоб лоб, и устремил свой влюбленный взгляд в карие очи своей возлюбленной.
 — Ой, и наплачусь я с тобой! Пропала моя головушка бедная. И мамки рядом нет, может, подсказала бы что-нибудь…
 — Не надо мамы! Она меня сразу прогонит, я знаю…
 — Ты хочешь сказать, что ты будешь продолжать свои художества, если боишься?
 — Нет, я тебе обещаю, все будет пристойно и правильно. Только не лишай меня шанса исправить свою ошибку. А мама твоя, она же, не знает, как я тебя люблю! Она на меня посмотрит, я ей не понравлюсь, и всё… Тебе скажет, чтобы ты меня бросила. Лучше никого не надо, как-нибудь сами разберемся. А я тебе обещаю, пить так, больше не буду.
 — Посмотрим, — с ухмылкой проронила Таня, — обещания ничего не стоят, если они не закреплены поступками. И шанс на позитив у человека всегда имеется, если он готов принимать решения и способен воплотить обещанное в жизнь. А тебя, я ещё ни разу не испытала. И вообще, я не знаю, кто ты и каков ты в жизни? Ты про себя почти ничего не рассказываешь.
 — Придет время, ты всё узнаешь, я ничего не утаю. Мне, в принципе, и скрывать-то нечего. Значит, я прощен? — с радостью, парировал прощеный блудливый котенок. — Делай со мной что хочешь, я в твоей власти. Если ты захочешь отсечь мою дурную башку, вот моя шея…
 — Да? Хм, — вопросительно хмыкнула она, — не думаю, что ты стерпишь, когда я наступлю на твое самолюбие. Так что, давай, не будем друг друга испытывать. Я хочу радоваться той минуте, которую мне подарила судьба в данный момент, и тебя призываю — давай, не будем друг другу портить нервы. Никто не знает, сколько времени нам отпущено на счастье, я хочу получить сейчас и все сполна, и желательно, без больших душевных потерь.
 — Мы будем вечно счастливы, вот увидишь…
 — Дурачок ты мой, не говори о том, чего не сможешь контролировать и воздействовать на него в своих интересах.
 Она приподняла руками его голову и нежно поцеловала в кудрявый чуб. А он потянулся к её губам и страстным поцелуем дал понять любимой девочке, как он её любит и боготворит. Митя в свой поцелуй вложил всего самого до донышка, до последнего атома. Таня отстранила его, глядя в глаза, проговорила:
 — Все, пошли на площадку. Стресс надо вышибать физкультурой…

                XII

 — Дед! Почему, ты ничего не ешь? Для кого я собрала завтрак? — спросила Катя, явя в лице крайнее удивление.
 — Не хочу я что-то. Я вот чаю попью, — и протянул кружку с заваркой жене, чтобы та наполнила ее кипятком из пузатого чайника, стоящего на газплите.
 Наливая кипяток, Катя пристально всмотревшись в мужа заметила, что он совсем не такой, каким был. За этот месяц, что была в разлуке с ним, он здорово изменился. Помолодел, похорошел, лицо без глубоких морщин, тело накачанное, и главное — взгляд. Она никак не могла поймать его взгляда, он какой-то скользкий, бегло уходящий от прямого контакта. Да и цвет кожи настораживал ее, он тоже какой-то неестественный, кожа его лица и тела синюшная и гладкая, пахнущая хлорамином. До сих пор в носу стоит этот больничный запах. Чтобы убедиться, что этот запах именно от ее мужа, она нагнулась к его голове, как-будто желая поцеловать его, и зарылась губами в его волосы. В нос резко ударил запах медпрепаратов, отчего ей стало дурно, ибо всплыло в памяти перенесенные две тяжелейшие операции, когда она вырубленным сознанием от реальности, летала в облаках с чувством страха и потерянности. Она интуитивно отпрянула от его головы, взволновано пронеслась в сознании подозрительная мысль. «Потом, спрошу…» — подумала она.
 — Ну что, поедем на дачу? — обратилась она ко всем своим дочерям. — Все едут?
 — Конечно, поедем, — за всех ответила Рита, убирая со стола грязную посуду и складывая ее в раковину, — Вероничка, твоя очередь сегодня мыть посуду, так что прошу. Мы с сыном пошли одеваться. Тёмка, айда, к деду на дачу поедем. Там тебя курочки и собачки ждут. Они по тебе соскучились. Пошли.
 Позвав мужа, мать пошла в свою комнату, чтобы переодеться. Закрыв наглухо дверь в спальню, Катя решительно подошла к мужу и рывком, повернула его к свету пристально вглядываясь в родное лицо впросинь с убегающими глазами. Как она не старалась, но поймать его прямого взгляда ей не удалось.
 — Что у тебя за болезнь? — неожиданно и требовательно, спросила она. — Я же вижу, ты весь изменился, просто не узнаваем.
 — Я…
 — Ну, что мычишь? Говори правду, какой бы она горькой не была. Не измывайся надо мной. У меня сердце не на месте от неопределенности и подозрений.
 — Я… я, не твой муж…
 — Не поняла. Что ты меня разыгрываешь? Ну и шуточки у тебя. Что, без жены совсем крышу снесло?
 — Я… Абиг…
 — Какой еще Абиг, я никого не знаю с таким именем? — удивилась Катя. — Сам дурак, и шутки у тебя дурацкие. Что, говоришь, «дурка» по тебе плачет?
 Тут он поднял свой взор и откровенно с любовью вгляделся в зеленоватые глаза. У Кати екнуло в груди и она мгновенно ощутила, что мужчина похожий на ее мужа Митю, действительно не ее муж. В голове, с быстротой электромагнитных частиц, кряду пронеслись неимоверное количество мыслей, но ни одна не зацепилась за сознание и упавшим голосом с дрожью в горле и во всем теле, еле слышно проронила:
 — А ведь, правда, ты не мой муж… Кто ты, и почему ты меня обманул? Решил воспользоваться образом моего мужа? Тебе, это удалось… — в бессилии, ноги отказывались держать ее плотное тело, она опустилась на кровать.
 Глаза замокрели, мир стал расплывчатым и неуютным. Бельмо глаз стало покрываться красной сеткой и через секунду, слезы крупными каплями хлынули из ее обезумевших от горя глаз.
 — Что ты сделал с моим мужем? — рыдая, почти истерично спросила она и испуганно стала отодвигаться от него.
 Абиг упал на колени перед ней, судорожно хватая ее за руки.
 — Катя, родная, подожди! Я все объясню… Ну, послушай, пожалуйста, меня!
 Голос его на самом деле был искренним и ласковым, он не предвещал ничего опасного и агрессивного.
 — Я действительно не твой муж, но я… его двойник, виртуальный. Ты же знаешь, что он всю свою жизнь витает в облаках и ждет кого-то, вот и дождался. Вчера материализовал меня из Тонкого мира. Я — его копия. Многолетний труд твоего мужа увенчался успехом, он в состоянии копировать мне подобных существ, вполне реальных, ты сама убедилась, что я почти человек, только чуть-чуть отличаюсь. Он жив и здоров, находится на даче. Он мне поручил встретить тебя и такое развитие событий, я думаю, он предвидел, даже планировал. Но осудить его, я не имею права, поскольку он мой создатель. Это он меня нарек таким именем, — выпалив все это на одном дыханье, Абиг преданно и влюблено улыбался, поглаживая ее руки и прикасаясь жаркими губами к ним.
 Неожиданно для себя Катя мгновенно успокоившись задумчиво произнесла, не очень-то удивляясь:
 — А ведь, ты прав! Что-то подобное, я давно от него ожидала. С ним понятно, а вот как с тобой быть, после всего, что было между нами, я не знаю?..
 Катя на самом деле была в растерянности и неопределенности. Жуткое чувство обиды, брошенности, ненужности — незаслуженная оплеуха от мужа, с которым бок о бок прошла по жизни почти сорок лет, коробило ее и призывало к ответному шагу — к мести. Но, посмотрев в глаза Абигу, который так и оставался перед ней на коленях, она поняла. Вот она — любовь! Ведь пришла и засела это чувство, там под сердцем и, наполняет ее организм теплом и нежностью, выплескивая в кровь адреналина, чего так не хватало ей все эти годы совместной жизни с Митей. Хотя, она себя и убеждала, что мужа своего любит и другого чувства ей не надо, но в душе ждала чего-то такого необычного и внеземного, отчего вскипел бы пенным кипятком разум и плоть обмякла бы от прикосновений, желанных и долгожданных телодвижений, подобно вчерашним, от которых она до сих пор в кураже и умиротворении. Словно сладкий сон поселился в ее теле, одаривая ее все новыми и новыми ощущениями, доселе неведомыми, и посему очень желанными. Она уже и позабыла, что только-что собиралась отомстить мужу, который как-то отделился вдаль и стал неинтересен, как сосед по лестничной площадке, к которому никаких чувств не испытываешь, лишь вежливо и учтиво отвечаешь кивком головы на его восторженные приветствия. В ее руках была голова человека. Да, именно человека! Кем бы он ни был, но он любимый человек и она его никому не отдаст. Пусть только, кто попробует отнять его у неё! Она всей мощью своего плотного и налитого тела встанет на защиту своей любви, объекта своей любви. После того, как все эти мысли пронеслись в ее сознании, она радостно несколько раз чмокнула: в волосы, в губы, в преданные глаза своего избранника, и восторженно объявила:
 — Вообще-то знаю! Я никому тебя не отдам и мы будем любить друг друга всегда и страстно. Мне наплевать на все условности бытия. Я хочу любить и быть тобой любимой! Я хочу войти в тебя и чтобы ты вошел в меня. Хочу тебя и хочу, чтобы тебе хотелось меня. Мы растворимся друг в друге, будем жить и любит вечно. Ты ниспослан мне небом, а земля, тебе дарит меня. Будем любить, и любить, и ничего нам более не надо…
 Катя плакала и осыпала его своими жаркими поцелуями, отчего Абиг разомлел и предался полностью ее ласкам, также страстно отвечая поцелуями, обняв ее за талию, прижимаясь все сильнее и сильнее к разгоряченной плоти своего обожания. Страсть возгоралась с новой силой, затягивая сердца двух влюбленных в пучину порочности и соития…
 — Во!.. наши роди, зажигают!
 Возглас Вероники, вернул затуманенные от страсти мозги в реальность. Оба повернули головы в ее сторону, но друг друга не отпустили, а тупо, по-детски глуповато улыбнулись.
 — Мы соскучились, — просто сказала мать. — Вы уже собрались? Мы тоже, сейчас выйдем…
 Все уже стояли у автомобиля в ожидании родителей, которые через три минуты появились из подъезда и весело улыбаясь, рука об руку, шагали к детям и внукам.
 — Просто не узнаю наших родителей. Как майское солнце сияют и лучезарят, — восторженно проговорила Рита, а когда подошли родители иронично съязвила. — Что, дедуля-бабуля, первая любовь возвернулась? От вашего счастья все окна микрорайона осветились вашими любовными бликами. Никогда не видела вас такими радостными и влюбленными, может, поделитесь опытом? А то, что-то не везет мне с любовью в последнее время.
 — Поделимся! Сейчас приедем на дачу, и там вас ждет сюрприз. А каким он будет для вас, хорошим или плохим, каждая из вас будет решать сама? — начав радостно, грустно закончила мать.
 — Вы впрямь, такие загадочные, — в унисон Рите, продолжила Вика, весело и мягко улыбаясь своими черничными глазами, — меня, аж белая зависть цепляет. Может, мне тоже куда-нибудь съездить? И у меня все переменится и обновится?
 Весело и шумно сели в машину. Отец вырулил со стоянки и плавно тронулся. Всю дорогу весело шутили и смеялись. У всех было приподнятое настроение. А почему бы не порадоваться жизни счастливым родителям, самим себе, детям своим? Ведь жизнь, несмотря на все перепитии, прекрасна и завлекательна своей таинственностью, ожиданием чуда.
 — Пап! Я всегда с тобой немного боялась ездить раньше, а сегодня ты вел машину как профи, очень быстро и аккуратно. Отчего это? От любви к маме? — с легкой насмешкой сыронизировала, сидящая за спиной отца, Вероника.
 — Ну, конечно, — даже очень серьезно ответил отец, затормозив у помпезно устроенных бордовых ворот.
 Изумлению, приехавших девочек, не было предела, они ахали и охали, глядя удивленными глазами на теремок, который еще месяц назад был серым невзрачным недостроем. А теперь перед их взором восстал целый дворец с веселыми окнами, со стенами салатного цвета под красной крышей со шпилем уходящим в небо. Полностью достроенный трехэтажный дом был окаймлен ажурной железной оградкой в оригинальных линиях.
 — Теперь понятно, почему папа нас сюда не пускал. Но как ты, один смог выполнить столько работы за один месяц? — обращаясь к отцу, спросила Вика.
 — Не один. Там внутри, рабочие завершают строительство, — ответил отец и, открыв калитку, любезно пригласил всех во двор.
 Гурьбой, восхищенные женщины вошли в дом, где ахам и охам! не было конца. Отделка дома блистала строгими дизайнерскими линиями и тонко подобранной окраской стен. В каждой комнате расцветка была подобрана таким образом, что у любого складывалось впечатление, это — моя комната. Натяжные потолки очень гармонично сочетались с цветом стен и романтично рассеивали свет, исходящий изнутри. Подняв глаза в потолок, можно было ощутить чувство полета в звездное пространство, словно ты находишься внутри космического корабля, устремившегося к далеким неизведанным звездам, где тебя ждет вселенская любовь в виде прекрасного принца, либо ослепительной принцессы. В пустом доме стоял такой гул от восторгов, что казалось, происходит какое-то торжественное мероприятие — званый ужин или банкет в честь дня рождения.
 Симпатичные, хорошо сложенные, в чистых спецовках строители мило улыбались, грамотно и галантно поприветствовали женщин…
 Абиг подойдя к Чику, без движения губ, спросил у него, хотя мог прочитать в его глазах нужную информацию, но этого преднамеренно не сделал, поскольку себя он чувствовал человеком: «Где создатель?»
 — На море. Я позвонил, сейчас он будет, — ответил старший.
 Увидев в окно, что Митя подъезжает к дому, Абиг громко произнес, чтобы всем было слышно:
 — Тихо! Сейчас поднимаемся на третий этаж, там просторная комната, и стулья есть. Все, все, рабочие тоже.
 Пропустив всех Абиг прикрыл дверь и встал у входной двери.
 — Прошу всех сесть! Ребята, встаньте вдоль стены! Сейчас будет обещанный сюрприз.
 Передвигая по гладкому полированному полу стульями, наконец, все уселись и устремили свой взгляд на отца.
 Дверь бесшумно открылась за его спиной и рядом с отцом, появился… отец. У изумленных дочерей отвисли челюсти и, не захотели сомкнуться. Так и сидели. Только широко раскрытые глаза говорили о том, что люди находятся в шоковом состоянии и все мышцы лица поражены мгновенным параличом. Глаза девочек перескакивали с одного отца на другого и их сознание, ничем вразумительным не могло объяснить им этот феномен. Да, действительно, стояли два отца. Один, который приехал с ними, был более строен, моложав — без глубоких морщин с более строгими чертами лица и, очень влюбленными и добрыми глазами. Другой, только что вошедший, немного сгорбленный с изможденным лицом и потухшим отвлеченным взглядом.
 — Мама!.. — обернувшись к матери, Рита не заметила ни капельки удивления на ее лице, — ты не удивлена? Что это все значит?
 — Один из них ваш настоящий отец, второй его двойник, виртуальный, но вполне реальный. Можете его даже пощупать. Все остальное, пусть ваш отец объясняет. Он придумал эту… в общем, спрашивайте у отца.
 Митя взял Абига за руку и подвел к сидящим дочерям. Посмотрел на них виноватым взором, в коем невозможно было что—либо прочесть, слабо улыбнулся внукам, молчаливо сидящим и внимательно наблюдавшим за двумя дедушками и начал обстоятельно говорить, чем дал понять, всё, что будет сейчас сказано им, продуманно и осмыслено.
 — Я — ваш настоящий отец. А он, — кивнул головой на Абига, — мой виртуальный двойник, моя копия. Я его создал мысленно, силой своего разума. Вы все были в курсе, что я…
 Раздался визг тормозов. Выглянув в окно, он произнес:
 — Сын приехал… подождем его. Наверх поднимись! — крикнул он, высунувшись в окно, проходящему по двору сыну с внучкой, Виолеттой.
 В дверях появилась коренастая фигура Владислава. Сбоку, весело щебеча что-то, семенила вприпрыжку внучка Мити, кудряво-чёрновласая с глазками-смородинками Лета, которая сразу же замолкла, увидев столько дяденек и тётенек. Она в растерянности, постаралась спрятаться за широкие бедра отца и выглядывала оттуда как из-за дерева.
 — Во! Что за собрание? — удивленно произнёс Влад, устремив свой взгляд на молодых парней, стоявших в ряд у западной стены комнаты. — Здравствуйте! Мама, что произошло? Почему у вас такие лица? — не дождавшись ответа. — Пап, а кто дом достроил? Ты же, не мог один…
 И тут он осекся, увидев рядом с собой двух отцов. Его лицо вытянулось, глаза расширились, рот остался приоткрытым от удивления. Он не моргая, смотрел на двух отцов и слова его застряли в горле. Он полностью развернувшись к отцам, сделал два шага вперед, его изумленные глаза бегали с одного лица на другое.
 — Ничего не понимаю. Что за таблетку мне дала моя «выдра», что за глюки у меня? Я попросил у нее что-нибудь от аллергии, а она мне, наверное, по ошибке психотропное сунула…
 Он рукой провел по лицу зажмурившись, но когда открыл глаза, явление не исчезло. Рядом стояли два мужика, как две капли похожих на отца. Один был на вид чуть старее и притулен, а второй — строен и моложав.
 — Пап, — заглядывая Мите в глаза, растерянно спросил он, — что это значит, объясни? Я вообще ничего не понимаю…
 — Вот видишь, он не ошибся, — обращаясь к Кате, радостно проговорил Митя, — а ты, не смогла отличить мою копию от меня.
 — Так ведь, вчера, и сын воспринимал Абига, как отца. Теперь я тоже различаю, кто есть кто.
 — Владик! Садись на стул, сейчас я все объясню, — нежно скомандовал Митя, слегка подтолкнув сына в плечо.
 Когда Влад, поглядывая на парней, уселся на стул Митя продолжил свою начатую речь.
 — Так вот. Все вы знаете, что я много лет занимаюсь одной научной работой. Да нет, я, конечно, не ученый, — он осёкся от смущения, виновато и криво усмехнувшись над собой, — я хотел сказать, что я в течение последних сорока лет, делал безуспешные попытки развить идею профессора Богданова. Про него я вам не раз говорил, а также про его идею не единожды рассказывал. Теперь я могу сказать, что мои попытки увенчались успехом, а результат вы видите своими глазами. Мне, слава Богу, удалось материализовать свою мысль, то есть свое «Я», правда, точно не могу сказать что это моё «Я», облечь в осязаемую оболочку земного происхождения. Его сущность, имеет виртуальную основу, но он вполне очеловечен и прост в общении, вы уже вчера убедились, хотя, может, у вас и были кое-какие сомнения.
 Чем больше он говорил, тем тверже становилась его интонация в голосе. Глаза его начали светиться каким-то фанатичным, от которого волнами пробегала дрожь по телу, блеском. Голос имел такой тембр, какой обычно бывает у человека, способного манипулировать сознанием толпы.
 — Эти ребята — тоже продукт моих умственных усилий, — показывая рукой, продолжил он. — Это они достроили дом, как видите, сделали они его великолепным, красивым и удобным для проживания. Я смотрю, от шока вы уже отходите, значит, можете осмыслить, что я вам сейчас сообщу. Чтобы вам было понятно, ознакомлю вас с некоторыми нюансами их устройства. Состав их земного организма имеет химическую структуру. Питаются они моей энергией. Одной зарядки от меня, хватает на триста часов их жизни. Если их сравнивать с генератором, моя энергия служит им в качестве возбудителя в том генераторе. Основная энергия для их организма, вырабатывается мини термоядерным реактором, в виде лимфатического узла, расположенного в их плоти, но без моей энергии эти химические существа — ничто. И от моего желания зависит — быть им на Земле или нет. То есть, если я захочу, чтобы их не было, они исчезнут, удалятся в свой астральный мир. Но они, с моего разрешения, то есть желания, могут питаться от другой чужой энергии, если тот чужой осознанно захочет иметь рядом с собой такого жильца. Они, также могут существовать без такого желания, но в таком случае, им нужен будет прямой контакт в течение пятнадцати-двадцати секунд, посредством глаз. Но такое существование недолгое, всего несколько контактов, после чего они растворятся. Кстати, в радиационном отношении они для человека безопасны, так как термоядерный синтез в их организме происходит в замкнутом цикле.
 Общаться с ними можно голосом или мысленно. Если при общении вы не будете контролировать свое сознание, они будут читать ваши мысли, но вашего хотения «нет» достаточно, чтобы они не скачивали ваши мысли. Они не агрессивны и лишены враждебных замыслов против людей. По-другому, такой друг, это верный пес, который защитит и никогда не предаст. Информацию от человека они получают при помощи естественных приемников, расположенных в лобной части головы и на затылке, поэтому вам в глаза им заглядывать необязательно, чтобы не испытывать некоторый дискомфорт при контакте, от резкой утечки вашей энергии. Вот, вкратце, и все, что я хотел вам сообщить. Если кого-то заинтересует более подробная информация, то Абиг вам научно и доходчиво объяснит, — положив руку на его плечо, закончил свой монолог Митя. — Да еще, как вы к ним отнесётесь, это ваше личное дело, но пока, лишать земной жизни их, я не собираюсь. Как видите от них пользы, наверное… — взглянув на Абига и на свою жену, глухо выдавил из себя, — все-таки больше. По крайней мере, мне так кажется. Вообще-то, поживём-увидим…
 — Пап! Ну и делов ты закрутил! — удивленно, но бодро произнес сын, осматривая комнату и вглядываясь в лица ребят-строителей. — Как к данному факту подгребать, я не знаю, но наличие профессиональных строителей мне по душе. Это снимет с меня некоторую перегрузку в делах. Честно сказать, я довольно сильно приустал от постоянной напряженности по поиску спецов, а тут такое качество работ…
 — Папа! Твои ребята могут уйти? Я хочу задать тебе важный вопрос, — со слабой улыбкой на губах, задумчиво спросила, самая младшая дочь Вероника.
 — Чик, вы свободны! — скомандовал Митя.
 Крутые парни без суеты и шума покинули комнату. Когда за ними закрылось дверное полотно, он спокойно ответил дочке:
 — Ну, спрашивай. Что, ты хотела узнать?
 — Хочу… — Вероника открыла рот и застыла, смутившись своего вопроса.
 Она в растерянности оглянулась на сестер и брата, ища в них поддержки. И через секунду, почуяв в них единомышленников, решительно и нарочито громко, спросила: — Мы хотим узнать, как теперь отнестись к вашему треугольнику?
 — Мама! У тебя сейчас положение, напоминающее эпизод из кинофильма — «Иван Васильевич меняет профессию», там есть реплика: «Тебя вылечат, и тебя вылечат, и меня вылечат», правда, за точность не отвечаю, — саркастически, добавила предпоследняя дочь Вика.
 — Со всеми вопросами к отцу, — отпарировала мать, — я не собираюсь ничего вам объяснять, поскольку все произошедшее, я уже пережила и свое отношение к данному факту выскажу со временем.
 Глаза всех детей и внуков, черные и карие, уставились ожидаючи на родителя, который вдруг почувствовал неловкость и стыд за свои необдуманные действия, хотя вначале ему казалось, что все предусмотрел.
 — Ну что ж… Нашкодил, теперь надо ответ держать. Хотя мне сразу и казалось, что все происходящее держу под контролем, но в какой-то момент я выпустил «вожжи» управления ситуацией. Не буду лукавить, такой вариант развития событий я предвидел, когда отправил Абига встретить поезд, правда, в душе не хотелось верить, что колесо событий закрутится именно по этому сценарию. Но… — переведя взгляд с детей на жену, уверенно продолжил, — мы с матерью прожили довольно долгую, но скучную жизнь. Мы не можем похвастаться тем, что прожили нашу совместную жизнь в любви и согласии, отдав свои сердца друг другу без остатка. Сойдясь с матерью, после сверхтяжелого перволюбовного стресса, я не смог проявить к ней искренние чувства своего сердца и вызвать в ее сердце ответного чувства. В нас обоих сильно развито чувство семейного долга, поэтому мы не разбежались. А теперь, посмотрите на мать… Что вы видите? Посмотрите, какие у нее счастливые глаза, просветленное лицо, как она преобразилась? В ней проснулась любовь, большая любовь. Если живя со мной, она сильно не напрягалась, чтобы мне понравится, то теперь все изменилось. Вот посмОтрите, что сотворит любовь с ней через месяц! Хотя мне и очень больно, я за ночь такое пережил… Но, тем не менее, я рад за вашу мать, пусть она испытает свою большую любовь, нельзя её лишать этого шанса. Каждый человек имеет право на любовь и взаимность. Я правильно говорю? — закончил он свою речь, обращаясь к жене.
 — Я согласна с тем, что ты сказал, все верно, — откликнулась она.
 Ошарашенные услышанным, дети смиренно сидели и тянуче долго промолчали в разбитную.
 — Надеюсь, вы не собираетесь жить шведской семьей? — иронично, подняв свои черные глаза, спросила Вика, изучающим взором поглядывая на родителей и Абига.
 — Я пока буду жить здесь, как только кто-нибудь из вас вселится в этот дом, я перееду на следующий объект. Матери мешать я не собираюсь, но Абиг будет работать со мной. Он мне нужен как собеседник, который поможет мне встать на путь истинный в познании бытия и духа, тем более он пока не в состоянии существовать без моей энергетики, — глядя прямо в глаза Абига, продолжил, — свои функции в этом, передоверить матери, пока не могу. Мне все это надо пережить и осмыслить. У меня пока нет стопроцентной уверенности в том, что я все делаю правильно и справедливо.
 Много было сказано слов. Не обошлось и без взаимных упреков и обвинений. Дети, привыкшие к стабильным взаимоотношениям в многодетной семье, и вдруг оказавшиеся на распутье, немного потерялись и стушевались перед фактом распада отцовского дома, и всячески хотели сохранить его в прежнем статусе и виде. Но этот многоуровневый дом дал трещину, да такую, что произвести капитальный ремонт уже не представлялся возможным, ввиду отсутствия доброй воли главных жильцов этого дома — родителей. В конце концов, Мите удалось убедить детей своих в том, что все происшедшее лишь во благо, ибо человек не может и не должен жить без любви. Что — все эти годы в браке они просто мучили друг друга, не найдя точки соприкосновения ни в любви, ни в увлечениях, ни во взглядах на соцбыт и Тонкий мир, даже общих друзей у них не было. А когда дети стали высказывать матери обидные слова, обвиняя ее в том, что она со своей любовью к виртуалу разрушает семью, Митя резко вскочил и гневно выкрикнул требовательным властным голосом:
 — Кто вам дал право обвинять мать!? Сейчас же прекратите поносить мать, я запрещаю вам необоснованно обвинять ее, ибо во всем я сам виноват, и перед вами тоже! Я с себя не снимаю ответственности, но и оправдываться перед вами не собираюсь, поскольку свою жизнь прожил и буду проживать так, как считаю нужным. Это моя жизнь и, за ее моральный аспект перед Богом, придется отвечать мне персонально, вас туда не позовут на освидетельствование. Вы лучше постарайтесь свою жизнь прожить достойно. За других не надо переживать, так как каждый человек из множества вариантов развития личной судьбы, самостоятельно выбирает лишь один, после чего спираль развития личности уже не зависит от его усилий или бездействий. Оттого, какой проект вы сконструируете в начале движения по линии своей судьбы, зависит, какой вариант судьбы воспроизведется в действительности. Полагаясь на личный жизненный опыт могу вам сказать, что вся наша жизнь похожа на разветвленную дорогу. На каждом перекрестке мы безуспешно ищем указатели направлений, предаваясь случайностям, то есть движемся полагаясь на везенье, не прислушиваясь подсказкам своей интуиции. Никто не вправе осудить другого лишь за то, что другой не придерживается общеустановленных норм поведения в социуме, ибо другим неизвестно, какими мотивами руководствовался человек в своих экстраординарных действиях. Вполне возможно, человек, достигнув определенных высот в своем развитии, выпросил у Бога преференций. И он скорректировал ему судьбу.
 После этих слов все задумались и довольно долго сидели молча, каждый думал о чем-то своем, животрепещущем.
 После обеда заметно успокоились, свыклись с мыслью, что ничего уже не изменить, надо полагаться на судьбу свою и необходимо из всего, что произошло, вычерпать как можно больше бонусов для себя, не обижая, конечно, своих родных.
 И только ближе к вечеру, когда все довольно сильно приустали от душевных переживаний и бесконечных слов, собрались разъезжаться по домам. На прощанье все девочки чмокнули отца в небритую со вчерашнего дня щеку. А сын, подойдя к отцу, протянул руку, крепко пожав отцовскую ладонь, произнёс виновато:
 — Ну ладно, пап. Не обижайся. Может, мы не правы, кто знает? Время покажет, как будут развиваться события. Ну пока, до завтра…
 Посадив двух сестер, он тронулся, но сразу тормознул. Опустив стекло, громко, чтобы услышал отец, поскольку после тяжелейшего гриппа он стал туг на ухо, проинформировал:
 — Колька звонил, завтра приедет.
 Митя утвердительно, дав понять, что он услышал и понял сказанное, кивнул головой.
 Внук Колька, семнадцатилетний крепко устроенный и умный парень, второкурсник-автомеханик местного колледжа, вот уже месяц отдыхал с ребятами-друзьями на Балтике, где-то под Светлогорском, на даче одного из своих друзей. Митя с нетерпением ждал его приезда, поскольку очень скучал по родному человеку, который был дорог ему и Кате тем, что с первых дней своего появления на белый свет проживал с дедом и бабой, то есть, с ними. И его взросление было не очень простым и гладким. Будучи совсем еще маленьким, внук имел одно странное свойство своего организма. При падениях, либо столкновениях с предметами интерьера, мальчишка впадал в припадочное состояние от болевого шока с полной остановкой дыхания, тем самым доводя всех, кто находился рядом в это время, до истеричного состояния. Особенно запомнился первый случай, когда еще не умели, не знали, как поступать в таких случаях, когда нет времени даже на вызов скорой помощи, ибо секунды решали судьбу маленького комочка. Внук был от первого ребенка, старшей дочери Люды, которая своими необдуманными и вредными пристрастиями к табаку, одарила свое чадо этим недугом. Но Митя не осуждал свою дочь-первенца, которую он очень любил, как и остальных детей и внуков, очень строго, ибо не прощаемой вины ее в своей слабости, в тяге к табаку, не было, так как закурила она во время совместной жизни с первым мужем, который был очень блудлив и агрессивен. Когда их четырехмесячный сын скоропостижно скончался от болезни сердца, тут она и закурила по-настоящему. После смерти сына она так и не оправилась, и стала потихоньку угасать, проявляя полнейшее равнодушие к своей жизни. Примерно через полгода довела себя до такой степени, что врачи поставили ей диагноз — анемия крови, предупредив, что, если немедленно не переедет на прежнее местожительство в Среднюю Азию, то в ближайшее время, возможно, заболевание придется переквалифицировать по более страшному диагнозу — гипоксия.
 Когда Митя с Катей узнали о заболевании дочери, они настояли на том, чтобы она незамедлительно выехала домой, проявив довольно мощное давление на ее мужа. Тогда она проживала с мужем на Кемеровщине. После отъезда от первого мужа Люда потом уже к нему не вернулась, хотя этого дурака, первого своего мужчину, очень любила.
 Проводив своих детей и жену с Абигом, Митя пожелал ребятам-виртуалам спокойной ночи и спрятался в своей каморке. Весь опустошенный и сильно уставший, нАскоро облился холодной водой из скважины. Обтершись насухо, завалился в желанную постель, блаженно закрыв веки и приказав себе «спать!». Но сон не приходил. Воспаленный мозг, после стрессовой ночи и утомительного дня, вновь и вновь перелопачивал все события последних суток, сконцентрировавшись на отдельных эпизодах, доводя эмоциональное состояние его близкому к взрыву. В груди начинало вибрировать, кровонасыщенное сердце в своем пространстве стучало так, что весь организм сотрясался от его ритмичных высокочастотных ударов. Он не переставал многократно задавать себе один и тот же вопрос: «Как же так, почему именно с ним произошло это происшествие?» Но сразу, находил ответы на свои вопросы, стараясь как можно мягче осудить себя и находя оправдательные аспекты своей… Он вдруг понял, что его действия можно назвать только, как — подлость! Да, именно подлость! Иначе никак не назовешь свой поступок, ибо своими действиями он доставил кучу неприятностей и переживаний своим близким и дорогим людям — жене, детям, внукам. Как он не старался себя обелить от темного и грязного поступка, но другого определения себе так и не смог подыскать.
 В голове шумело и тонюсенько, словно надоедливый комариный писк, звенело, невольно заставляя углубиться отяжелевшее и отуманенное сознание в дебри беспокойного сна с обрывками неясных и разрозненных сновидений.
 Неожиданно, Митя сильно вздрогнул всем телом, мгновенно приоткрыл веки. Ему показалось, что внутри у него что-то лопнуло и ему грозит опасность. Он прислушался к работе своего организма, но не находя ничего страшного, заставил себя успокоиться. Луна, с половинкой блина, заглядывала в окно. Своим мертвым тусклым светом осветило Митино лицо, овевая его на давно происшедшие события. На него опять нахлынули воспоминания о первой любви…

                XIII

 Про свой легкомысленный поступок, принесший столько страданий Тане, Митя вскоре забыл и всецело предался своим чувствам, выражая их ярко, ёмко и искренне. Он ведь был воспитан в духе средневековых рыцарей, вымышленных героев из толстенных классических романов, и естественно, ни о каком сексе не могло быть и речи. Хотя Таня в последнее время сильно не сопротивлялась при его ласках, но какой-то строгий контролер незримо следил за его руками и сознанием, не допуская чрезмерных вольностей. Только потом, лет так через десять, он понял, что в своей первой любви был неоправданно платоничен и по-детски глуп, полагая, что любовь без физического контакта, так же сильна и неразрушима, как ее описывают в книгах знаменитые, и не очень, писатели.
 Но что мог знать и уметь нецелованный мальчик, выросший в безотцовщине, если его наставниками были благородные и честолюбивые рыцари, которые за прикосновение к руке своей возлюбленной шли на самые отчаянные и смертельно опасные поступки, не щадя своего живота и положения. Митя тоже, вместе с ними, со своими героями-рыцарями, очищая землю от скверны и человеческой грязи при необходимости принимал бой с превосходящими силами врага, либо побеждая их малым количеством единомышленников, либо погибая, гордо поднятой головой и пренебрежительной улыбкой на страстных, от поцелуев возлюбленной, губах. И естественно, все пережитые ощущения любвеобильной виртуальной жизни, он переложил на реальную жизнь, на взаимоотношения с Таней, не понимая, в силу отсутствия жизненного мужского опыта, что действительность на самом деле весьма сложна в своем устройстве и проста в восприятии правил поведения в обществе, а может быть, рАвно наоборот, в зависимости от уровня мироощущений.
 Но как только молодой мужчина усвоит хоть один элемент этих правил и воспользуется им в завоевании женщины, то вся эта сложная реальность перед ним разложится как карточный домик, потеряв в один миг всю свою неприступность и устойчивую конструкцию. Если у мужчины будет отсутствовать внутренняя цензура и нравственная убежденность, то из него через некоторое время получится весьма привлекательный для слабого пола ловелас с огромным количеством завоеванных женщин-крепостей. Они, в глазах друзей и сослуживцев, поднимут его на заветный пьедестал, удовлетворив тем самым его самые дерзкие замыслы и фантазии, замешанные на нездоровом тщеславии. Но недолго будет этот марафонский бег с препятствиями, ибо физиология человеческого организма возьмет верх над человеческими возможностями, лишив нашего Казанова самого главного оружия в его мужских победах — мужской силы. Конечно, наш герой кинется к сексопатологу, который при помощи Виагры продлит ему на непродолжительное время его триумфальное шествие, тем самым еще более усугубив половое расстройство. Но расплата за беспорядочность в любви и частую смену партнёрш придет неожиданно, как гром средь белого дня, напрочь лишив мужчину-самца его козыря во взаимоотношениях с женщинами — мужского достоинства. Конечно, он будет доказывать всем окружающим, что он также силен и полон желаний. Но сама мысль, что сейчас перед женщиной придется продемонстрировать свои возможности, станет для него исчадием ада, и он найдет тысячу причин, чтобы лишь бы не остаться с ней наедине. Этот путь порочного альфонса проходят все мужчины без исключения, не придерживающиеся самого главного правила Создателя во взаимоотношениях мужчины и женщины — совокупление, только по любви или вынуждению. Если эти два аспекта будут соблюдены мужчиной, то он на протяжении всей своей жизни, вплоть до глубокой старости, будет способен испытать оргазм — этот божий дар влюбленному сердцу.
 Только любовь, дарит мужчине наивысшее наслаждение в своих ощущениях при обладании женщиной, обеспечив ему даже в зрелом возрасте деревянной твердости его мужского достоинства. Только любовь, поможет самцу испить всю прелесть самки, обеспечив его привязанность к ней устойчивым и притягательным запахом, и сочным соком — живительной влагой для его семени.
 Конечно, Митя был далек от этих знаний, доступных в наше время любому юнцу, но тем сладка и желанна истинная любовь, что в ней вовсе отсутствуют порочность и легкодоступность. Если теперь, чтобы обладать женщиной достаточно одного взгляда и двух слов, то во второй половине прошлого века, на это надо было потратить несколько месяцев ежедневных многочасовых свиданий, мириады ласковых и нежных слов. И все это без каких-либо гарантий, что старания мужчины будут его принцессой отблагодарены и оценены по достоинству, и кубок любовного наслаждения он изопьет до дна, удовлетворив тем самым свою, изнуренную от воздержаний, плоть.
 В любовных страстях пролетело жаркое лето и незаметно стала подкрадываться, своими опадающими с каждым днем все интенсивнее листьями, осень. Дворники все позже и позже заканчивали свою работу, костеря надвигающуюся осень не очень хорошими словами, как-будто она могла услышать их ругательные фразы. Но как не сопротивлялась подметающая братия, а сентябрь–листогон своим еще жарким солнцем и частыми порывами постлетнего ветра, все гуще и шире раскидывал светло-желтые листья с берез, каштанов, тополей и ив, и казалось, что этому потоку падающих листьев не будет конца.
 Неожиданно наступивший учебный месяц, слегка остудил опухшие от любовных страстей мозги нашей влюбленной пары. Митя с третьего сентября, уже сидел за столом учебного центра, по подготовке чертежников-конструкторов, от Московского инженерно-физического института (МИФИ). Обладая хорошей зрительной памятью, конструктивным мышлением и твердой рукой графика, в школьные годы он прекрасно переписывал портреты классиков тушью, он в первую же неделю проявил себя как преуспевающий учащиеся курса. А у преподавателя по физике, Митя ходил в любимцах, чем он и воспользовался в середине месяца, уговорив его на содействие в одном деликатном деле — помочь устроить его любимую Танечку в группу чертежников-конструкторов, поскольку в связи с престижностью специальности, после курсов без вступительных экзаменов принимали МИФИ, группа была укомплектована под завязку и приемная комиссия уже прекратила свою деятельность. Преподаватель по физике был вторым человеком в учебке, после директора, то, вполне резонно, все легко свершилось. И любимая девушка теперь сидела по левую руку влюбленного рыцаря.
 Но недолго длилась эта идиллия. Буквально через неделю, Таня перестала ходить на занятия, объяснив тем, что собирается на следующий год поступать в МИСИ (Московский инженерно-строительный институт), и профессия чертежника-конструктора, ей вряд ли пригодится. Митя не стал сильно настаивать на возвращении своей избранницы в учебный центр, так как невооруженным глазом было видно, что она принудительно выбранную специальность не тянет, особенно ей не давалась физика — основной предмет будущего конструктора-ядерщика.
 Ну, а наш герой, продолжал жить своей бурно кипящей жизнью молодого мужчины, в котором непрестанно кипел котел ядерной силовой установки. Распорядок дня был таков, что другой, на его месте, не выдержал бы и трети той нагрузки, что Митя взвалил на свои плечи добровольно и с большой радостью. Поднявшись в шесть часов утра, он успевал сделать непродолжительную, но очень напряженную утреннюю гимнастику, проглотить холостяцкий завтрак и к восьми часам утра доехать до Ховрино, до работы, после сорокаминутной езды в метро, почти через всю столицу. Отработав девять часов, с получасовым перерывом на обед, он галопом несся на учебу, теперь Митя уже и не помнит, где находился этот учебный центр. Плодотворно отсидев двойную пару, он опять аллюром мчался домой, успев по дороге произвести продуктовые покупки. Пока готовился неахти какой изысканный ужин, он приводил себя в порядок — мылся, брился, чистил зубы, выглаживал брюки и рубашку, пришивал пуговицу и производил с десяток других мелочей, без которых жизнь молодого человека просто немыслима. Оглядев последним взглядом свою внешность в зеркале, висевшем на внутренней половине дверцы шифоньера, он прытью рыси бежал через две-три ступеньки к заветной двери, где его ждала единственная и неповторимая девушка Таня. Он незаметно для себя проведет с ней пять-шесть часов, остаток бешеных суток, в любовном угаре-урагане и блаженстве прикосновений, после которых его нижнее белье становилось непригодным к ношению, так как зловонный запах семени не мог перебить даже аромат мужского одеколона «Красная Москва». По этой причине в каждые два-три дня, после свиданий, приходилось засучить рукава и заделаться работником мини прачечной, устроенной в санкомнате общаги, ввиду отсутствия моды и возможности, иметь на полке платяного шкафа, стопку готовых трусов и носков. На спасительный и оздоровительный сон, часов в сутках катастрофически не хватало. И в выходные дни, в субботу и воскресенье, Митя отсыпался по полной программе, чуть ли не до обеда.
 И сегодня, наш влюбленный герой, наслаждался сладким утренним сном, когда неожиданно, громкий голос Ромки, вернул его к реальности от эротических грез, таких желанных и безутешных.
 — Мить, подъем! На проходной, тебя какой-то парень с чемоданом вызывает, Никитична его не пропускает, хотя он и паспорт ей показывал. Вроде, твой родственник, — отарабанил друг и завалился на свою койку, затрещавшую тугими пружинами от тяжести сбитого восьмидесятикилограммового «борова».
 — Кого там ещё принесло? Я никого не жду, сообщений никаких не было. Кто там может быть? — в недоумении откликнулся Митя, накинув на себя рубашку.
 Он влез в трико и вышел в коридор. Подходя к входной двери, через стекло увидел своего двоюродного брата Леву, который заметив Митю широко и радостно заулыбался, показывая свои белоснежные ровные зубы.
 — О-о-о! — вырвалось у Мити, — Брательник, как же ты надумал? Ну, ты даешь?.. Почему, не позвонил? Или надо было дать телеграмму, я бы встретил на вокзале.
 — Я тебе что, маленький пацан, чтобы встречи на вокзале устраивать? — отозвался скороговоркой братишка. — Сам нашел. Да вот, только ваш шлагбаум не пропускает меня.
 — Сейчас откроем. Никитична, это мой брат Лева, — не дожидаясь ответа потянул Леву за локоть, а свободной рукой отобрал у него небольшой чемодан, но довольно весомый.
 — Я что, разве против? Пусть проходит, ты серьезный парень, кого попало не потащишь, — разрешительно проговорила кастелянша, нажав ногой на педаль импровизированного мини шлагбаума.
 — Спасибо, Никитична! Пойдем, Лева! Моя комната на втором этаже. Я очень рад, что ты приехал.
 Конечно, Митя был рад, что в его столичной жизни появился родной человек, двоюродный брат по материнской линии. Лева, хоть и был на год с лишним младше его, но отличался хваткой льва в жизненных вопросах. Он легко входил в доверие и умел этим пользоваться, извлекая из любого контакта с другим неоценимую выгоду для себя. Если Митя, хоть и умел зарабатывать неплохие деньги, но использовать их для приумножения не мог и не хотел, поскольку романтическая натура его требовала тратить заработанное на нужные и ненужные вещи, а также было много друзей, которых нужно было систематически финансировать небольшими суммами, перед получкой или авансом. Митя и сам в эти периоды частенько оставался без копеек, так как не умел планировать свой бюджет. А Лева был парнем диаметрально-противоположной психологии, от таких людей обычно, при позитивном развитии судьбы человека, вырастают дельные и состоятельные банкиры, бизнесмены или просто обыватели. У брата всегда в заначке была энная сумма, которая не позволяла ему ни бедствовать между получками, ни подзанять у других червонец до зарплаты. Но одолжить у него немного деньжат практически было невозможно, так как свой отказ он так искренне и знатно аргументировал своими вынужденными предполагаемыми покупками, что у заемщика не оставалось сомнений в правдивости его слов.
 Имея деятельную натуру, братишка не стал время прожигать зря и, прозондировав почву в столице, сразу усек, что есть шанс закрепится на этом плацдарме и стать одним из жителей огромного мегаполиса, благо родственные отношения не позволяли кинуть друг друга в беде. Значит, временная крыша на период оформления документов у него имелась. Он за короткий срок нашел место работы. В отделе кадров подал заявление, заполнил анкету и, засунув в карман заветный приемный листок, врученный кадровиком, с энтузиазмом ринулся проходить медкомиссию…
 Октябрь месяц не принес заметных перемен в столичную погоду. Так же было тепло и комфортно. Молодежь самозабвенно прыгала, скакала и орала на спортплощадке после работы и в выходные дни, разбившись на две группы — активных и не очень. Деятельные, играли в волейбол и баскетбол, а пассивные, в: домино, шахматы, карты.
 Выставив черную радиолу в открытое настежь окно, Митя включил звук на всю громкость и рычагом запустил получасовую грампластинку. Когда автоматическая головка проигрывателя плавно опустилась на диск, стал собираться на любовное свидание.
 Митя не услышал, как открылась дверь и вошли ребята, но когда один из них, Сергей, громко заговорил, перекрывая громкую музыку, он вздрогнул всем телом и резко обернулся, готовый ко всему.
 — Братуха, привет! Я бабки принес, и бутылку. Давай, стаканы и корку хлеба.
 Сергей бесцеремонно смел со стола все, что лежало на нем на кровать, со стуком поставил прозрачную поллитровку посреди стола и двух своих друзей жестом пригласил присесть. Те без слов пододвинули табуреты к столу и расселись с радостными улыбками на полупьяных рожах, в ожидании халявной попойки. Митя достал из тумбочки стаканы. Дунув, посмотрел на свет проверяя их чистоту и со звоном, разместил на поверхности стола, напротив каждого незваного гостя. Он также вытащил кулек с пирожками, с начинкой из капусты, купленные на завтрак братом, развернув промасленную хрустящую бумагу, разложил их на упаковке. Сергей, откупорив металлическую пробку за хвостик, степенно, разлил драгоценную жидкость, рассчитывая на два приема, по четырем маленковским граненым стаканам, и прежде, чем взять в руки пойло, также неторопливо, вытащил из кармана рубашки двадцатипятирублевую купюру и торжественно протянул Мите.
 — Митя, братка! Спасибо тебе, что выручаешь, а то бы с голоду подох. Ну, давайте, дернем за все хорошее и за таких парней, как мой друг Митя! — закинув свою руку-плеть на плечо Мите, другой рукой поднял свой стакан и потянулся чокаться со своими собутыльниками.
 Чокнувшись с Митей выдохнул воздух через левое плечо и залихватски опрокинул содержимое стакана в свой большой, с желтыми от курева зубами, рот, даже не поперхнувшись. Собутыльники Сергея дружно и спешно проглотили чертову радость, и принялись смачно жевать пирожки, расхваливая Митину запасливость. Митя не стал пить, а пригубив пойло, поставил на стол и прикрыл рукой, чтобы не заметили, что он не выпил, но Сергей узрел Митину хитрость и обиженно буркнул:
 — Что? Не уважаешь, да? Я тебе что, мочу предлагаю? Я специально для тебя «Столичную» купил, а они и «Московскую» жрали, не подавились бы, — кивнул головой на своих друзей.
 Митя понял, что, если сейчас не выпьет, обидит дружка своего до гробовой доски. Поэтому, решительно взял стакан в руки и, не спеша, проглотил вонючую жидкость, которая обжигая пищевод, устремилась в желудок и через десять секунд ударила по ушам, словно казацкой шашкой наотмашь. Кровь стала разносить тепло по всему телу, мгновенно стало жарко; пальцы, невольно расстегнули пуговицы оранжевой нейлоновой рубашки, чтобы выпустить испарину. Окружающий мир через минуту стал восприниматься в розовых оттенках, все невзгоды жизни отошли на второй план, а впереди ждало только хорошее и веселое.
 Вторая порция не заставила себя долго ждать, тут же была разлита и все опять дружно вылили водку в жадные глотки, словно скворчата, увидавшие червячка в клюве матери-скворчихи. Несмотря на сто децибелов шума от музыки, беседа наладилась стройная и резвая. Плотным строем пошли анекдоты с хвостиками, победы на любовном фронте и в драках.
 Дури в советской водке было валом, ведь она славилась своим качеством по всему миру. Она не имела аналога, ввиду неповторимости своей особой уникальной технологии производства, потерянный в пору развала СССР, так и не восстановленной после. Нынешняя российская водка не может претендовать даже на пародию той водки, что пивал советский народ в период существования большевистской диктатуры пролетариата.
 — Митя! Пойдем-ка в коридор, я тебе хочу что-то сказать! — прокричал Мите в ухо Сергей и, пошатываясь, поплелся к двери.
 Когда музыка утихла за закрытой Митей дверью, Сергей обнял его и сочувственно, прошептал в ухо несколько слов. Орбиты глаз Мити расширились, он гневно и злобно уставился в пьяные голубые глаза дружка. Еле выдавил из себя, дрожащим голосом, ругательные слова.
 — Да ладно, не бреши, лганьё это! Кто тебе сказал?
 — Мы вместе бухали, он сам хвастался. Я своими ушами слышал, братка, ты меня обижаешь…
 — Где он сейчас?
 — Я откуда знаю!
 Митя оттолкнул Сергея от себя и ринулся на четвертый этаж. На площадке последнего этажа, прислонившись к перилам, жадно курил сигарету с фильтром молоденький младший лейтенантик из той же части, где служил Митя. Увидев, бежавшего через две-три ступеньки Митю, он бросил окурок и устремился к двери, но был схвачен крепкими руками за офицерский ремень, отчего тот откинулся назад и чуть было не упал, но наш герой удержал его, рывком повернув его к себе лицом.
 Митины глаза, налитые кровью и взбешенные, ничего хорошего не сулили, и ноги Сашки, так звали лейтенанта, стали ватными, и он безвольно повис на руках соперника.
 — Это правда?
 — Что?.. Я … — лепетали, посиневшие от страха, губы.
 — Это правда, что ты Таню трахал?
 — Я?.. Я…
 Больше, военный, ничего не успел сказать. Страшный удар головы в челюсть, свалил его, словно привязанного быка, после укола острого ножа забойщика прямо в точку соприкосновения шейного позвонка и черепа.
 Сашка лежал на бетоне и не шевелился, но это не смутило Митю. Затуманенное сознание, которое взорвалось от ревности, словно атомная бомба, не контролировало его поведение, готово было уничтожить всё и вся на своем разрушительном пути. Перешагнув через неподвижное тело, он устремился вниз по лестничному маршу.
Тани в комнате не было. Сверля страшными глазами девчат, он дОсмерти напугал их, почему, те не сразу поняли, что спрашивает Танькин фраер.
 — Я спрашиваю, где Танька?
 — Ее нет… она к подружке ушла, к Ольге, сорок восьмая комната, — еле пролепетала перепуганная соседка любимой девчонки.
 Открыв дверь указанной комнаты, он нос к носу столкнулся с Таней, которая собралась было уходить и закрывала за собой дверь в комнату. Теперь, она стояла в маленькой, на полтора метра прихожей, предназначенной для встроенных шкафов, где жильцы комнаты хранили одежду и кухонную утварь. Здесь, даже, как-то разместился небольшой столик.
 Заметив, обезумевшие глаза любимого человека, она отстранилась от него в испуге, у нее вырвалось:
 — Митя, что случилось, что с тобой? — больше она ничего не успела спросить.
 — Это правда?.. Это правда, что ты переспала с Сашкой? Скажи правду, это так?
 От резкой ярости, Митю покинули силы, он прислонился к косяку двери и выжидающе сверлил, своими черными пьяными глазами, еще вчера любимые глаза.
 — Да ты что? Беленов объелся? Мы дружили, но…
 Митя замахнулся левой рукой и, как в замедленном кино, послал свою руку в лицо любимой девушки. Таня легко отпрянула от удара. Рука с громким стуком приложилась к дверце шкафа. Рыдание вдруг сотрясло его тело, заставив Митю резко развернуться и устремиться по коридору к лестничной клетке.
 Выскочив из общежития в сумерки, невидящими глазами, он побежал в сторону пустыря, где после прокладки инженерных коммуникаций строителями, кое-где остались кусты сирени с раскидистыми ветвями. Место тайных, не обязывающих ни к чему, совокуплений жильцов общаги и близлежащих жилых домов. Спотыкаясь о комья земли и полузакопанной гнутой арматуры, Митя добежал до кустов, рухнул лицом в зеленую густую траву и дал волю своим чувствам. Он довольно долго находился в стрессовом состоянии, кажется, даже на минуту ушел в забытье, потому-что не помнит, что было в этом промежутке времени. Потом успокоился, но только стоило представить Таню в объятиях своего недруга, как его разум опять пришел в ярость. Выхватив из кармана перочинный нож, поставил острие на сердце и занес правую руку, чтобы ударить по сжатой в кулак ручке небольшого ножа.
 — О, Боже! Почему, ты меня так ненавидишь, почему? Поче… — слова захлебывались в слюне и слезах, которых обильно исторгала замученная ревностью плоть. Он последний раз посмотрел на небо, повернул голову в сторону общежития и еле слышно проговорил, затвердевшими от перенапряжения губами:
 — Прощай…
 Но поднятая рука застыла в нерешительности, его слух уловил пронзительный крик.
 — Митя! Митя!..
 Ноги подогнулись, не захотели удерживать обмякшее тело и он резко сел прямо там, где стоял, почти упал. Он смотрел на полумесяц, а из его воспаленных от горя глаз тихо текли, непрерывным потоком, горькие и соленые слёзы. Он не старался их удерживать, у него просто не было сил что-то предпринять или думать. Его мозг полностью отключился от окружающего мира, воспринимая только сигналы от зрения, и то лишь, сквозь пелену горячих и обильных слез.
 Митя не помнит, сколько времени просидел на земле, но, когда ночная прохлада стала пробираться вверх по позвоночнику, упав на бок, встал на дрожащие ноги и поковылял в сторону общежития…
 — Митя, что с тобой? Ты весь в грязи, … что с твоим лицом? Ты что, плакал? — Никитична, заглядывая в глаза, руками поправила взбившиеся кудрявые пакли своего любимого жильца.
 — Никитична, плохо мне… извините, я пойду…
 — Да, да! Конечно, иди, отдыхай. Господи, что творится на белом свете!.. Такого парня обидели, ой-ой-ой!..
 Она обняла его за талию и проводила до ступеней лестницы, погладив рукой, на прощание, его шевелюру.
 Митя, войдя в комнату, не стал зажигать свет, поскольку ребята мирно сопели, а Ромка слегка похрапывал. Он не раздевшись, в одежде, лег поверх одеяла скинув с ног туфли, и через минуту, забылся тяжелым, неспокойным сном человека, перенесшего нечеловечески тяжелое переживание в своей жизни. В течение двух-трех часов, он перекатывался с одного бока на другой и только в предрассветный час успокоился, задышал умиротворенно и ровно…
 В десять часов, субботним утром, Митя проснулся от тряски.
 — Мить! Что с тобой? Скоро обед, а ты дрыхнешь, — Лева, сидя на своей заправленной раскладушке, тормошил брата, недоумевая и удивленно. — Мы же, вчера с тобой договорились, что поедем зАгород подышать воздухом. А ты, чего это завалился даже не раздевшись, бухой что ли был?
 Митя приподнял голову и опять уронил ее на подушку. Чугунную башку, не смогла удержать шея. Митина «тыква» гудела, как пчелиный рой, было такое ощущение, что мозг в черепке болтается, словно протухший желток в яйце. Он закрыл свои воспаленные, с кровяными прожилками, глаза. Перевернувшись на спину, пальцами рук стал протирать круговыми движениями свои виски. Стало чуть полегче, но не было сил приподнять веки.
 — Лев! Не поедем сегодня. Я очень плохо чувствую себя.
 — А что случилось? Заболел? Может, за лекарствами сбегать в аптеку? Какие таблетки нужны? — Лева, вскочив, стал шарить по карманам, ища денег.
 — Лева, не дергайся. Ничего я не заболел. Я с Таней поссорился. В понедельник я подаю заявление на увольнение. Я навсегда, уезжаю из Москвы…
 — Он, уезжает! А я?
 — Ты, как хочешь. Хочешь, оставайся.
 — Рад бы в рай, да грехи не пускают. Остаться не получиться, медкомиссию не прошел. Терапевт, долбаный коновал, у меня язву желудка обнаружил и не дал добро на столицу. Так что, колесить по стране, будем на пару. Не против?
 — О чем спрашиваешь?..
 — А что у тебя с Таней? Все же хорошо было. Я уже подумывал, что скоро «горько» орать буду, а тут…
 — Таня с Сашкой трахается.
 — С каким еще Сашкой?
 — Лейтенантик с четвертого этажа. Из части, где я служил. Я его, когда служил, даже не видел, а тут, козел, выявился.
 — А-а! Знаю, знаю! А кто тебе сказал, что она спит с ним?
 — Серега вчера сказал.
 — А он что, свечку держал?
 — Сашка сам в компании хвастался.
 — Ну и что, может, он натрепался по пьяне. Я тоже, когда бухну, могу что-нибудь лишнее сказать. Сам знаешь, по пьяни мы все крутые. Сама-то она, что говорит?
 — Ничего… Все, хватит! Не хочу об этом, тошно. Убил бы…
 — Если за каждую бабу убивать… уже бы всех мужиков ухлопали.
 — Она не каждая, я ее любил. Жизнь был готов отдать за нее. Я хотел на ней жениться.
 — Но ты, сам не ангел. Сам же рассказывал, как двух проституток припер в общагу.
 — Я в этом деле, ни причем был. Это Ромка притащил. Хотя… какая разница… — его передернуло при напоминании о тех событиях. Он подумал: «Теперь я ее понимаю, что она тогда чувствовала?»
 — Может, ты пойдешь и поговоришь с ней? — подбадривая, произнес Лева. — Ты же, не донской казак, чтобы с плеча рубить. Девка-то ничего, ягодка-малинка, кровь с молоком.
 Тут Митя, явно ощутил запах ее грудей, они взаправду пахли молоком. Младенец тоже пахнет молоком. И тут же в воспаленном мозгу проявилась картина, как, этот козел-военный, целует груди его любимой, и все…
 Захолонуло бурно и больно в сердце, появились разные картинки, одна откровеннее другой. Дыхание сперло, челюсти задрожали, зубы сжались до боли, желваки крупными буграми перекатывались по щеке. Кровь долбила в висках, сознание уже не могло логически разложить события вчерашнего дня по полочкам, чтобы найти, где же все-таки правда?
 — Никуда не пойду…
 Лева сочувственно посмотрел на брата и вышел вон, плотно прикрыв за собой дверь в комнату…
 Главный инженер ССМУ-6, Бабурин Тимофей Иванович, не подписал заявление на увольнение, сказав:
 — Я пока у тебя не приму заявления. Ты хорошо подумай, прежде, чем покинуть Москву. Сгоряча можно много дров наломать. Другие вон, мечтают, чтобы попасть в столицу, а тебе судьба сама дарит, ничего не надо делать, только пользуйся. Если, все-таки, будешь увольняться, потом придешь, я тебя без двухнедельной отработки уволю. А пока, думай и знай, что уедешь из Москвы, потом локти себе будешь грызть, но будет поздно, обратной дороги не будет. Давай, пока работай…
 Как он был прав! Этот умудренный жизненным опытом человек, пожелавший искренне помочь парню обустроиться в таком большом городе. Буквально через полгода, Митя действительно кусал себе локти, он даже написал письмо главному инженеру о возвращении, но получил ответ, что при всем желании он, Тимофей Иванович, помочь не в состоянии, так как не сможет оформить лимитную прописку. Это действительно было так, вопросы по прописке решались в тиши высоких кабинетов.
 Через два дня, после первой беседы, Иваныч с утра Митю вызвал к себе. В просторном кабинете, усадив его движением руки на венский стул, заговорил спокойным голосом:
 — Ну что Митя? Не раздумал увольняться?
 — Нет…
 — Зря… Слушай! У тебя есть невеста?
 — Была…
 — А-а! Вот где, оказывается, собака зарыта! Поругался с ней, да?
 — Да.
 — Давай, помирись, и подавайте заявление в ЗАГС, а я тебе выделю двухкомнатную… вообще-то нет, трехкомнатную квартиру на Таганке для твоей будущей большой семьи. Через месяц наш дом сдается в эксплуатацию, а пока, на месяц, поедешь со своим наставником Анатолием в Крым, на наш пансионат, там необходимо проложить сто двадцать метров кабеля и спаять все муфты по уму, от десятки. Работы там вам на неделю от силы, остальное время, будете греть пузо под жарким южным солнышком. Ну что? Тебя устраивает такой расклад? — Тимофей Иванович, выжидающе уставился на своего работника, с которого, он точно знал, получится классный профессионал.
 — Я уже решил, — отказом ответил Митя, хотя в душе скребли кошки, но гордость молодого глупого ума заставляла говорить необдуманные слова, словно там сидел маленький чертик и тыкал своими рожками на точки управляющие гордыней.
 — Он решил! Любое решение можно перезагрузить, не меняя формулировку, но кардинально поменяв его содержание. Не спеши, прошу тебя, как сына. И притом, я тебе дам направление в институт, на заочное обучение. Ректор электротехнического института, мой друг, и в следующем году все устроим, — отечески похлопав по спине, Иваныч, на прощание, настоятельно закончил, — все, мы с тобой договорились. Ты мои слова обдумаешь, а я, твое заявление, не видел. Добро?
 Безмолвного Митю он проводил до двери, крепко пожав ему кисть, офицерской выправкой развернулся на левой ноге и зашагал вглубь кабинета. Хоть и было сказано много добрых и многообещающих слов, но они не смогли переубедить глупого парня, который просто не понимал, что тыча в спину, свою судьбу, он, фактически, ломает свою будущую жизнь. Фортуна предоставила парнишке из глухой волжской деревни, уникальную возможность — без всяких усилий получить от жизни все, что другим достается огромными усилиями физических и умственных сил и не всегда приносят результата, а тут, такая пруха, только в сказках может быть такая везуха, но…
 За короткий срок Митя с братом распродали все лишнее, и к концу октября в комнате стояли два чемодана, туго набитых личными вещами будущих путешественников. Митя даже представления не имел в какую сторону направит свои стопы. С карандашом в руке он с братом рыскал по карте автомобильных дорог СССР, в надежде отыскать тот заветный уголок, где его ждут, где его сердце там успокоится. Мысленно они уже побывали во многих местах, но реальное положение — финансовые возможности, не позволяло сильно фантазировать. Если ехать в Мурманск, то есть на север, то нужна теплая верхняя одежда, которой не было, если на восток, то расстояние, и опять же холод, сожрут все накопления и, скорее всего до этой Находки, вряд ли доедешь. И вот, после долгих поисков, наконец, на карте была найдена точка — город Рыбачье, на озере Иссык-Куль, что находилось в Средней Азии. Тем более, Митя прочитав книгу «Тайны озера Иссык-Куля», мечтал попасть в это таинственное место на земле, еще со школьной скамьи. В его представлении это озеро находилось в тех глубоких каньонах, со множеством приключений, что было прочитано в толстых приключенческих романах в семьсот страниц. В общем, место было найдено, и решено — будем рыбаками. Название города — Рыбачье, значит, там живут рыбаки.
 Такое глупое суждение было присуще многим молодым людям того времени, во времена полетов в космос; ныряния в бездонные глубины океанов при помощи батискафов; строительства огромных всесоюзных строек, дорог, судов, «БелАЗов» и сотни других масштабных особо значимых для страны дел и начинаний. Тогда, бородатый молодой человек с гитарой у костра, являлся самым мечтаемым и желаемым образом романтической фантазии. Про него писали стихи, под гитару пели песни. Он был главным героем на экране кинотеатров. О нем мечтала любая девчонка.
 Отношения с Таней не налаживались. Хотя, она сама сделала первый шаг к примирению, но найти дорогу к его сердцу не смогла, оно было наглухо закрыто и забито ржавыми двухсотмиллиметровыми гвоздями. Оскорбленное и пораженное самолюбие не давало ни малейшего шанса на улучшение взаимоотношений. Даже наоборот, все интенсивнее подталкивало к отдалению от объекта безумной всепоглощающей любви, которая только десять дней назад возвышала Митю над планетой на ажурных крыльях Амура, даря ему, его сердцу, тонны, так необходимого для великих дел, адреналина.
 И вот, настал предпоследний день отъезда…
 — Привет!
 Митя резко обернулся на такой родной голос, в котором слышались нотки сожаления и еще чего-то такого, отчего мгновенно захотелось броситься в ноги и просить прощения у любимого человека. Он даже дернулся, но голос брата все вернул на прежние рельсы и от сердечного порыва остались одни ошметки, и то, их мгновенно сдула обида.
 — Привет, Таня! — отозвался Лева.
 — Уже собрались? И когда же поезд? — совсем тухлым голосом, спросила Таня.
 Она прислонилась к стене, ожидая ни столько ответа, сколько хотела поймать неуловимый взгляд Мити.
 — Завтра, после обеда в четыре, — Лева встал с койки и пошел к двери, — вы тут поговорите, а я пойду, погуляю.
 Митя, боясь взглянуть на Таню, сидел насупившись и со стороны похож был на малолетку, у которого отобрали его любимую игрушку, и который вот-вот заплачет горькими слезами от невыносимой обиды.
 — Ну что ты молчишь? Скажи, хоть что-нибудь на прощанье. Или так и уедешь, не объяснив ничего? Мне можно присесть, а то что-то ноги не держат?
 Она присела на край Митиной кровати, одернув короткую юбочку. Он очень любил эту ее серебристую однотонную юбку, подчеркивающую ее стройные ноги и крутые бедра. Когда он смотрел на Таню в этой одежде, особенно сзади, у него просто текли телячьи слюнки, туманился взор, мутнело сознание. В таких случаях, он просто нагло и пошло, глазами, раздевал её. Хоть и понимал, что это безнравственно и подло по отношению к ней, к объекту своей любви, но ничего не мог поделать со своими желаниями. И сейчас, ему остро захотелось упасть на колени перед ней, сунуть свое лицо ей в ноги, ткнуться макушкой в ее мягкий живот, и целовать, оголенные на целых пять пальцев выше колен, такие желанные и умопомрачительные, ноги. Но, ничего этого не произошло. Он сидел на середине койки, тупо уставившись в пол, молчал, словно рот был забит огромным кляпом.
 — Неужели тебе, совсем нечего мне сказать? Что, ты молчишь? — голос ее задрожал от боли и обиды.
 — Мне нечего тебе сказать. Между нами все кончено. Я не хочу ни в чем разбираться.
 — Почему, ты мне не веришь? Он же, был до тебя. Мы просто дружили, — она чуть слышно всхлипнула.
 Митя подняв голову увидел, как слезы покатились по ее лицу. Ему вдруг, ужасно стало жалко ее, себя, он чуть было не заплакал. Проглотив застрявший комок в горле, он незлобно буркнул:
 — Мне не ведомо, что у вас было. Если бы не было, он бы не трепался.
 — Значит, кому-то веришь, а мне… нет…
 Таня не смогла больше выговорить ни слова. Слезы душили ее и разрывали сердце на части. Конечно, будь они чуть-чуть постарше, они бы нашли нужные слова, чтобы разрулить эту надуманную ситуацию, но в таком возрасте наше сознание не обладает опытом преодолевания конфликтных ситуаций и не может положить нужных слов на наш язык. Это приходит с годами.
 Прошел час, и два, и три, но два сердца, когда-то страстно любившие и хотевшие друг друга, так и не смогли приблизиться друг к другу даже на йоту. Все Танины слова отскакивали от него, как горох об стенку. Отравленное ревностью сознание не могло логично рассуждать и аргументировать глупый поступок, когда-то влюбленного юноши. Все это выглядело так непристойно и тупо, что можно было, наверное, засомневаться в уровне интеллекта Мити.
 Уже смеркалось, когда Таня встала и пошла к выходу, в дверях, обернувшись, в сердцах бросила:
 — Значит, свои поступки, ты себе прощаешь, а мое прошлое, не можешь? Ты на моих глазах, изменил мне, я тебе твою измену простила. Какой же ты, все-таки, жестокий! — разрыдавшись, она убежала.
 Дверь громко хлопнула, как-будто поставила жирную точку во взаимоотношениях двух людей, которые, возможно, могли быть очень счастливыми в совместной жизни. Но, как показывает жизнь, такой шанс выпадает, быть может, одной паре из миллиона. Почти все союзы, испытывающие безумные чувства первой любви, заканчивают так же плачевно, как наши герои, так и не успев понять и ощутить в полной мере, все прелести этого божественного дара, первой любви. Первую любовь можно сравнить с клубком, намотанным из разноцветных обрывков нити, разматывая которого, мы обнаруживаем все новые и новые цвета. Так и любовь у каждого первовлюбленного проявляется новыми оттенками, удивляя нас своим разнообразием и новыми открытиями в быту, творчестве и психологии человека. Влюбившись впервые, мы совершаем те же ошибки, что совершали представители предыдущих поколений. А именно то, что получив от природы неоценимый дар — любить, мы не можем в силу ослепленности любовью, осмыслить такое понятие, как, что любить друг друга не означает только обладать ею или им, дарить ей или получать от него дорогие подарки и цветы. Любить друг друга — это, шанс показать своей избраннице или своему избраннику то, что ты свою независимость кидаешь в ноги ей или ему и даешь ей или ему возможность возвышаться над тобой.
 Нам, неопытным юнцам, непонятна сила настоящей многогранной первой любви, которая нас возвышает над обыденностью и серостью, и что немаловажно, помогает возвышаться в этом самим, без посторонней помощи. По этой причине, бОльшая часть разочарованных в первой любви людей находят утешение в пороках человечества, другая часть уходит в творчество, чтобы выразить свои переживания и ощущения в своих творениях, и лишь единицы, находят силы вернуться в лоно чувств первой любви и поискать для себя новый объект обожания.
 Многие из нас, могут похвастаться, что испытали и познали настоящую любовь, но это лишь наши заблуждения, наше желание причислить себя к когорте по-настоящему счастливых людей. Лишь единицы на самом деле, испили этот восхитительный нектар первой любви, который возбуждает и удовлетворяет не только физиологические потребности плоти, но и творческий потенциал личности. Ведь проснувшиеся духовные силы производят чудеса творений, открытий и изобретений, поскольку любовь придает человеку безмерную силу, укрепляя все его члены для физической нагрузки, осветляет мысли и одухотворяет сознание для добрых дел. Но, если мы, все-таки, умудряемся потерять свою любовь, то только через годы осознаем то, чего мы лишились, а именно — негу любви…
 Настала ночь. Последняя ночь, которая могла бы подарить еще один шанс на сохранение взаимоотношений. Если бы в этих отношениях присутствовал секс, то все бы само собой образовалось. Ведь известно, ночная «кукушка» кого хочешь перекукует. Но она, близость, не могла выполнить свои функции — помирить два обескровленных сердца, поскольку отсутствовала. Ни с одной стороны не было сделано решительного шага, чтобы разрешить эту ситуацию.
 Митя не стал ложиться спать, он просто не мог. Когда в комнате стало тихо и засопели, уставшие за день жильцы, он тихонько вышел их комнаты и направился в зону отдыха, что была оборудована посредине коридора и имела обширный балкон-лоджию. Он довольно долго просидел в удобных креслах под неизвестными ему растениями в кадках, стараясь о чем-то размышлять, но в башке, кроме обрывков каких-то мыслей и картинок, ничего не было. Было душно, со стороны лестничной клетки тянуло противным известковым запахом сигарет. Он вышел на балкон, прислонившись к перилам стал наблюдать за звездами и месяцем.
 Вспомнив дни, проведенные с Таней, он опять вернулся к своим воспоминаниям, и опять же, дошел до причины ссоры. Расчувствовавшись, он начал себя жалеть и рыдание глухим стоном, шепотом исстрадавшихся губ, вырвалось из его груди. Он начал потихоньку подвывать, задрав лицо к небу, словно голодная волчица мордой на луну.
 — Ты чего? — послышался вопрос сверху, с балкона третьего этажа.
 Голос Тани был так неожидан, что Митя мгновенно отпрянул от перил и забежал в холл. Через минуту, вытерев глаза от слез, направился в свою комнату...
 В день отъезда в Митиной комнате с утра кипела работа. Девчата резали овощи на салаты, весело подшучивая друг над другом, заставляя парней кого картошку варить, кого колбасу резать. Ребята, втихаря опрокинувшие по рюмочке, охотно исполняли все приказы девчат и чтобы показать друг друу, какие они удалые молодцы, частенько прикладывали свои жилистые и охочие до женского пола руки на разные части тела, стараясь попасть на более округлые места, за что получали по рукам от прекрасной половины. Правда, чисто символически, абы разгоряченная от лимонада, куда ребята незаметно капнули водочки, молодая и здоровая плоть тоже требовала удовлетворения желаний. Только присутствие многих глаз немного сдерживало их от более откровенных действий.
 Таня тоже была здесь, но девчата и ребята, зная все перипетии во взаимоотношениях между ними, сразу отправили их в соседнюю комнату, выпроводив хозяев комнаты. Дверь заперли снаружи, а ключ подсунули в щель под полотном, пообещав, что постучат, когда все будет готово.
 Много было сказано слов, но Митино козлиное упрямство не давало никакого шанса на то, что отношения, возможно, взойдут на новый виток развития. Позабудутся обиды и обвинения. Два безумно влюбленных, совсем недавно, сердца, найдут нужные слова и чувства возобладают над разумом, разрушив все негативные элементы ревности.
 Митя, конечно, сам прекрасно осознавал, что сотворил глупость, своими руками добровольно разрушил и удавил любовь. Он был готов попросить прощения у своей возлюбленной, но сожженные виртуальные мосты не давали ему воссоединиться с объектом обожания. Их, мосты, можно было мгновенно восстановить, протяни только свой перст навстречу открытому сердцу. У парня не хватило решимости и сил сотворить это чудо, о чем он потом, всю свою жизнь будет жалеть и незаметно вытирать слезу, объясняя близким, что в глаз попала соринка. Они, конечно, поверят отцу, но ветер-то, который из далекого края навеял эти страдальческие воспоминания, он-то знает, почему вдруг слеза покатилась по глубоким морщинам. Он знает, почему, внутренние тисы обхватили истосковавшееся сердце в груди, отчего сразу перехватило дыхание и отяжелела голова от нахлынувшей крови. Жена, может, и поймет что к чему, но ради спасения семьи промолчит, хотя ох! как это трудно и обидно ей будет.
 Незаметно пролетели долгих два часа, но наши герои так и не смогли о чем-то конкретном договориться. Конечно, Таня находилась на более высокой ступени разумности и, смогла бы разрешить этот клубок недопонимания и недоразумений, допустим, отдавшись ему и доказав тем самым, что ее возлюбленный единственный в ее жизни мужчина, которому дано право первообладателя непорочностью девочки. Но, что-то мешало ей, то ли непрощаемая обида, то ли условности ее воспитания, когда всю жизнь мать твердила о мужчинах-сво, которые только и мечтают о сексе и ни о чем более серьезном.
 Пригласительный стук в кирпичную перегородку, заставил их вздрогнуть. Они уже десять минут сидели и молчали, он уставившись в пол, а она поглядывая в окно. Их затуманенные от бестолковой беседы головы, уже ни о чем разумном не могли думать, чтобы на язык положить подходящие слова и фразы. Они молча поднялись, отворив дверь, медленно пошли к столу, где все уже сидели и ждали Митю с Таней, поглядывая изучающим взглядом на них.
 Довольно долго гудела комната от шума и гама, от грохота музыки и стука разнообразной посуды. Много людей подходило, желали доброго пути, выпивая по сто грамм, обнимались на прощание. Спиртного хватало всем, ребята даже выносили бутылки в коридор и там выпивали в узком кругу, разливая горячительную жидкость в одну посуду, занюхивая кулаками и «закусывая» сигаретами. Некоторые даже успели подраться на площадке лестничной клетки, а потом вынести бутылку и выпить за «мировую».
 Когда Ромка подъехал на пойманном такси к подъезду, вся огромная толпа веселых и пьяных молодых людей обнималась и танцевала на площадке перед общагой. Парни бурно выражали свой восторг от откровенных телодвижений девчонок, а те захмелевшие и сбросившие ненужные в данный момент условности, вовсю старались понравиться своим ухажерам и рьяно дырявили своими шпильками разогретый, горячим солнцем, асфальт.
 Лева с присущей ему деловитостью, быстренько закинул чемоданы и сумки, собранные девчонками в дорогу, в багажник, и стал прощаться со всеми сразу одновременно, кого-то обнимая, кого-то хлопая по плечу, успевая между делом, чмокнуть девицам в губы. Улыбаясь своей обворожительной улыбкой, он напоследок послал всем воздушный поцелуй и с облегчением нырнул в спасительный, от пьяной толпы, салон «Волги», крикнув громко брату:
 — Митя! Садись! Поехали!
 А Митя стоял посреди толпы, которая его толкала по площадке в разные стороны. Каждый хотел, как следует, попрощаться и запомниться Мите на всю жизнь, поэтому ребята и девчата тщательно выбирали слова и подчеркивали важные на их взгляд слова интонацией и ударением. В ответ Митя улыбался, еле слыша слова прощанья, которые в одно ухо залетали и тут же вылетали в другое, а глаза его смотрели только на Таню, стоящую неподвижно на первой ступеньке подъезда.
 Наконец, все удовлетворившись обрядом прощания, отошли. Он подошел к ней. Тут все, хоть и были довольно пьяны, разом отошли от них, благоразумно оставив их наедине. Таня, спустившись на асфальт протянула руку и дрогнувшим сдавленным голосом произнесла:
 — Все-таки поехал? Признаться честно, я ожидала, что передумаешь.
 — Поехал… Может, что-то и не так делаю, не знаю, но… знаешь, я не хочу этого делать, но какая-то сила заставляет меня уезжать. Не понимаю. Прости меня, если сможешь… — и, чтобы скрыть накатившую слезу, он резким поворотом туловища направился к машине…

                XIV
 Не прошло и месяца, как с нуля построенный трехэтажный дом с башней в стиле немецкой готики, который уже третий год возвышался над окрестностью, издали заметный своим острым шпилем и с крышей под красной металлочерепицей, подошел к своему заключительному аккорду. Дом действительно выстроился хорош. С улицы его отличала безупречно строгая отделка, гармонично вписывающаяся в окружающий прибрежный ландшафт, а внутренний дизайн внушал ощущение легкости и небесной романтики, создаваемой французскими натяжными потолками. Внутреннее убранство было продумано до мелочей и не требовало желания что-то изменить. Вся обстановка комнат была подобрана таким образом, что даже очень дорогие вещи, тем не менее не кричали о роскоши, будя в сознании чувство устремленности в будущее, крепко вросшими в землю корнями.
 Отполированные светло-коричневые деревянные ступени винтовой лестницы башни, плавно выносили на следующие уровни, на которых открыв коричневые деревянные двери, попадаешь в светлые и просторные комнаты, откуда не хочется уходить. Узкие полуметровые на всю высоту башни высокие окна с двух сторон ярко освещали солнечным светом внутренности башни, отчего настроение сразу приподнималось в праздничном настрое.
 После недолгого семейного совета было решено, что в новый дом вселится сын со своей семьей, поскольку бесквартирные неурядицы негативно влияли на их семейные взаимоотношения, тем более, по первоначальному замыслу, так и предполагалось. И вот сегодня, в воскресный день, было решено устроить праздник новоселья. С утра в доме кипела суматоха, и легкий морской бриз уносил к соседям изумительные запахи кулинарных изысков, дразня из ноздри фантастическими запахами неведомых блюд. В большой гостиной был накрыт сборный большой овальный стол, уже заваленный разнообразными яствами. Парни-строители таскали всякую посуду со снедью и аккуратно расставляли на столе строго по этикету.
 Когда весь приглашенный люд вошел в гостиную, то все были поражены великолепием и запахом пищи. Изобилие еды мгновенно приворожило вошедших, маня и требуя, незамедлительно испробовать и оценить кулинарное искусство создателей этих чудесных блюд. Гости с восторгом и шумно, не дожидаясь приглашения, расселись за столом, гремя тяжелыми из ценных пород мебельной древесины, стульями. Когда бокалы женщин были наполнены янтарным вином из запотевших вычурных бутылок, а рюмки мужчин крепкими напитками отечественного и импортного производства, когда все тарелки были наполнены желанной и красивой пищей, Митя, сидевший во главе стола, поднялся и, взяв пальцами резную хрустальную рюмочку за холодные бока, торжественно произнес:
 — Дамы и господа! Друзья и товарищи! Прошу всех выслушать мой скромный тост. Мы сегодня собрались в этом прекрасном доме по поводу новоселья, которое невозможно было бы, если бы не усилия многих из вас здесь сидящих. Мы все хорошо потрудились и теперь имеем возможность радоваться творению своих рук и мыслей. Только реальные материальные предметы нашего обихода могут показать нам, на какой ступени развития стоим мы в своей земной жизни, я имею в виду материальную часть нашего бытия. Ну, а в духовном плане, я могу вам только пожелать, чтобы еще очень долго солнечный свет освещал и грел ваше лицо на заре, и сиял любовью на устах ваших, и чтобы этот мир не был слишком тесен для ваших сердец. И пусть Бог, даст вам время осмыслить его творенье, жизнь человеческую, и возможность проскочить к своей заветной цели без излишних усилий и страданий. И пусть, ваш жизненный марафон с препятствиями будет для вас легким и комфортным, а финал достойным и безболезненным. Побольше перышек вам в хвост для полета. Будьте здоровы!..
 Стоя, не спеша, он опрокинул рюмку водки, и присев, устремил свой взгляд в свою тарелку до верха наполненную едой. Подцепив вилкой разноцветную пищу, он отправил ее в рот и, подняв голову, стал незаметно следить за гостями, которые радостно и весело, от сказанных слов, от восхитительного вида продуктов и тонкого аромата, опустошали бокалы, закусывая желанной благодатной прелестью природы.
 Рядом с Митей по правую руку сидела Катя, хотя раньше всегда прижималась к нему с левого боку. Говорила, что так ближе к сердцу, а теперь другое сердце ее волнует, обладатель которого, Абиг, сидел рядышком и очень аккуратно, маленькими порциями отправлял в себя пищу, в которой не нуждался, просто было необходимо создавать иллюзию надобности. Рядом с Абигом, сидел быстро охмелевший дальний родственник жены сына, который после третьей рюмки был уже довольно шумлив и развязен. Он все пытался рассказать, своему соседу по столу, горячий анекдот с хвостиком, но каждое его эссе прерывалось на второй половине, поскольку пьяный язык ему уже не подчинялся. Он нес всякую чушь, которую Абиг пропускал через себя, как сито и улыбался рассказчику дежурной улыбкой, делая попытки отвернуться. Но тот, все не унимался. Стараясь рукой повернуть своего слушателя к себе лицом, хватал, довольно крепко, за правое плечо. Он на минуту замолк, но потом его что-то осенило, он уставился на Абига своими красными свинячьими глазами и брякнул, обдав своего собеседника дурным запахом изо рта, вперемешку с перегаром.
 — Ты кто? Почему, ты так здорово похож на Митю?
 — Я его брат.
 — А-а-а… близнец, значит, … понят… ик…
 Тут на него напала икота, он сразу же потерял интерес к своему соседу, добросовестно предавшись своей икоте с большим удовольствием, о чем говорили расплывшиеся в улыбке пухлые губы.
 С большим интересом, урывками, Митя наблюдал за гостями, уплетающими халявную вкуснятину и поглощающими дьявольскую жидкость. Он также заметил, как некоторые перешептывались между собой, кивками головы показывая на хозяина, Катю и Абига, на одинаковых парней, вперемешку сидящих с женщинами и галантно ухаживающими за ними. Пытливые взгляды приглашенных были прикованы к визуальному обзору внешности этих парней, поэтому они даже не заметили, что ребята вообще не пьют и не едят.
 — Дед! Мы выйдем во двор танцевать, а вам включу ретро. Хорошо? — шепнул на ухо, подошедший сзади внук Колька.
 Митя одобрительно кивнул головой и назидательно попросил:
 — Ты там за внучками и внуком присмотри, и вон, ребятам тоже поручи, — попросил он, показав на виртуалов, — хорошо?
 — Ладно, все будет о-кей, не беспокойся дед.
 Во дворе застучали в танцевальном ритме барабаны, а в гостиной зазвучала знакомая, дорогая старшему поколению мелодия из серии «дискотека 80-х». Многие соскочили с мест и стали танцевать свои родные танцы молодости, когда они были очень юны и безумно счастливы, ввиду отсутствия проблем связанных с взрослением.
 Катя с Абигом тоже присоединились к танцующим, прижавшись друг другу очень плотно, не обращая на других внимания и закружились в ритме медленного танго. Она любила танцевать вот так с Митей, с первых дней совместной жизни, в противоположность мужу, который кайфовал от бешеных движений в танце, особенно, если перед ним хвостиком крутила какая-нибудь молоденькая смазливая особа. Он также заметил, что в жене произошли заметные перемены, интересно, как ее теперь называть, бывшая?.. Килограммов тридцать, она точно сбросила, стала более стройной и желанной; у него по телу пробежала страстная дрожь, отчего голова непроизвольно дернулась набок и верх, он до боли сжал зубы, прикрыв глаза. В голове промелькнуло: «Видать, секс на пользу идет, если за такой короткий срок так похудела». Ему стало себя жаль до такой степени, что навернулись слезы, и чтобы скрыть их, он налил себе полную рюмку водки, и одним махом опрокинул спасительную отраву. Ничего не почувствовал. Повторил. Через минуту, опять…
 Когда к нему подошла дочь, незаметно наблюдавшая за ним, он был очень хорош, то того хорош, что не смог подняться на ноги. Рите пришлось звать на помощь брата, и они поволокли его под ухмылочки некоторых гостей, на второй этаж, где положили на диван, укрыв разноцветным одеялом.
 — Отца измотала такая жизнь. Если так будет продолжаться, как бы нам не пришлось его в «дурку» свести, — с горечью в голосе проговорила она, смотря вопросительно на брата.
 — Послезавтра, на новом объекте начинаем строительство, может, отвлечется, — откликнулся задумчиво Влад, сочувственно поглядывая на отца. — Нафига, всё это ему надо было? Не понимаю…
 — Что тут не ясного! Вспомни, каким он был! Он даже с нами не разговаривал, жил своей заоблачной жизнью. Он все эти годы шел к своей цели и достиг ее, но результат оказался тяжелым и нежелательным для него.
 — Я боюсь за него. Может, ему другую женщину подобрать, познакомить с кем-нибудь? — немного подумав, брат продолжил. — Слушай, разве он не может уничтожить этих эфирных существ, и всё само собой войдет в прежнее русло?
 — Если бы он хотел, так бы и сделал, но он не желает их убрать из нашей жизни. Значит, он чего-то ищет. Либо это какая-то научная цель, либо… — немного погодя, — Мне кажется, он что-то задумал. А ты, разве не можешь поговорить с ним начистоту, по-мужски, может, он поделится с тобой своими замыслами на их счет?
 — Попробую. Завтра он будет никакой. Отойдет, откиснет от пьянки, поговорю, — пообещал брат.
 — Ты издалека начни, а то он заблокируется, и ничего не скажет.
 — Ладно, как-нибудь сориентируюсь…

                XV

 На новом объекте работы начались такими темпами, что через две недели на бывшем пустыре обрисовался вполне четкий контур кирпичного, из красного отделочного, полуэтажа будущего дома. Свежий деревенский воздух, обильно-зеленый ландшафт, тишина, хотя в километре от городского шума, всё это вкупе Мите понравилось и он без сожаления переехал на участок, перетащив все свои вещи. Это: инструменты и приспособления, одежда и домашняя утварь с мебелью, остатки строительных материалов и транспорт, и конечно, главное свое богатство — книги разного толка. А также множество тетрадей и папок с записями. Хотя времянка из силикатных блоков и красовалась в восточном углу большого участка своей строгой без архитектурных излишеств современной отделкой, но он не торопился вселиться туда. Человеческое жилище непросохшее от строительной влажности и не проветренное сезонными теплыми потоками воздуха стенами, от вредных составляющих строительных материалов, очень негативно влияет на человеческий организм. Ведь именно таким способом был устранен русский император Павел, которого вселили во вновь построенные хоромы без выдержки временем, где он через несколько месяцев начал чахнуть и потерял свой трон, уйдя в небытие. Правда это или нет, никто не скажет, ибо вся наша история сочинения наших врагов.  Митя поселился в прицепном автодоме, вполне подходящем для него, где было легко и сухо, а парни-строители разместились в пятнадцатиметровой бытовке, почти со всеми удобствами, в которых они вообщем-то не нуждались. Из всех удобств ребята использовали по назначению только душ, ежедневно тщательно обливаясь чуть теплой водой.
 К чему не мог Митя никак привыкнуть, это к тому неудобному для него факту, что рабочие не ели пищи, это противоречило его правилам — рабочего человека необходимо хорошо и сытно кормить. По этой причине он частенько по объявлениям в газетах, машинально искал повара, выявляя его профессиональные навыки, и только в последний момент до него доходило, что повар-то не нужен, не нужен…
 Абиг каждый день приезжал на автомобиле строго к девяти часам и, в течение дня, успевал организовывать работу строителей, съездить за строительными материалами, либо с документами в госучреждения, и конечно, главная его цель была — это диалоги с Митей. Тему выбирали спонтанно, в зависимости от того, какие вопросы сегодня интересовали Митю. А голова его была забита всякой ерундой и Абигу приходилось приложить максимум усилий, чтобы упорядочить поток поступающей информации в голову своего подопечного и помочь правильно выбрать направление умоисканий. В этом вопросе, Митя был довольно покладист. Суть обсуждаемых проблем схватывал на лету и способен был самостоятельно выстроить план или схему тематики, эффективно анализировать сведения и аргументировано подытожить результаты своих умозаключений. Абигу приходилось от всей информации, что воспринимал Митя, отфильтровывать ненужное и псевдонаучное. Вот и сегодня, Митя весьма успешно излагал свои мысли о науке и ученых. Вопрос очень волновал его, поскольку он был твердо убежден, что человеческое спасение возможно только в результате напряженной работы мозга большинства человечества и напряженных усилий каждого человека. Он был уверен, что ученые своими изысканиями подведут человеческое сознание к признанию обществом о разумном мироустройстве Создателем.
 — Я замечаю, этот вопрос тебя все больше и больше завлекает в свои необъятные дебри. Ты сильно увлекся им, не боишься потеряться, ведь многие умные головы человечества, вследствие этого, попали в психушку, не сумев объять своим разумом Бога творение? Может, тебе стоит притормозить в этом вопросе, пока твое сознание подгребет к твоим запросам? Ты ведь знаешь, любое исследование должно осознаваться и подтверждаться реальными фактами. Этого у тебя пока нет, — испытывающе взглянув на Митю, Абиг стал помогать ему готовить нехитрый холостяцкий обед.
 Он порезал репчатый с фиолетовыми прожилками лук, соскреб с нарезочной дощечки в сковородку, где от сильного жара начало дымиться подсолнечное масло.
 — Да, согласен с тобой, я увлекающаяся натура, но… Увлечение — полет, душа зовет, — заулыбался Митя, прикрывая краник газовой горелки, поскольку после брошенной в суп разнообразной зелени, содержимое кастрюли стало угрожающе приподниматься, намереваясь убежать от отвлеченного беседой повара. — Да я собственно, пока не ныряю глубоко в пучину знаний, где я просто-напросто заблужусь ввиду своего непрофессионализма. А сегодня, я хотел с тобой поговорить конкретно об ученых. Меня волнует эффект внедрения научных разработок, который по какой-то неизвестной мне причине очень низок. И не только в нашей стране, а по всему миру. А некоторые открытия или изобретения основываются на псевдонаучных знаниях, но тем не менее, эти направления в изысканиях имеют солидную поддержку со стороны властей и бизнес-класса, в виде многомиллиардных вложений в научные разработки.
 — Да, это имеет место. Правда, бизнесу «лапшу» на уши не навесишь. Если ученый не выдаст ему какой-то результат своей работы, он будет бизнесом наказан в известной мере. А дело вот в чем… Настоящие, стоящие, ученые в состоянии придумать, открыть, создать любой продукт деятельности современного человека, но им не выгодно вот так сразу, выдать «на-гора» свой продукт исследований и разработок. В этом случае они лишатся своих основных притоков финансирования. Любой, мало-мальски талантливый ученый муж, при разработке основного, утвержденного заказчиком, задания, имеет личное, параллельно направленное исследование, которое может кардинально отличаться от первого, то есть ученый ведет поиск сразу в двух направлениях не пересекаясь искомым заданием. Придерживая сроки исполнения выполняемых работ, он имеет возможность продолжить или закончить персональную творческую работу за счет заказчика. Такой подход в среде научного мира широко практикуется во всем мире и поймать их на этом мошенничестве, очень проблематично, так как заказчик, имеет весьма поверхностное представление о своей предложенной работе. А госчиновники высшего звена, зная о таком обмане, тем не менее не предпримут никаких шагов, по предотвращению такого мошенничества, ведь этот фактор продвигает фундаментальную науку, на которую у бюджета всегда не хватает средств.
 — Значит, человечеству еще очень долго придется прозябать в бедности и невежестве, если наши ученые не торопятся нас сделать счастливыми и сытыми?
 — Если человечество будет рассчитывать только на ученых, то благополучия оно может и не достичь никогда. Благосостояние людей зависит, прежде всего, от духовного насыщения их поступков и мыслей. А ученый… — Абиг голыми руками взял горячую кастрюлю с готовой пищей и отставил на подставку, а на освободившуюся горелку поставил наполовину наполненный блестящий никелированный чайник, открыв кран горелки на полную мощность.
 Повернувшись к своему создателю, спокойно продолжил свою речь:
 — Всякий ученый еще при своей жизни, уже является живым трупом, поскольку запрограммированный на конечный результат своих изысканий, его мозг не в состоянии воспринимать реальный человеческий мир и адекватно реагировать на происходящие мгновения. Он живет либо в будущем, либо в глубоком прошлом, и если кому-то придется сожительствовать с таким интеллектуалом, то тому придется набраться большого мужества, поскольку равнодушие ученого, особенно к близким, к их делам и проблемам, может сломать и разрушить любое олимпийское терпение и спокойствие. Поэтому настоящие ученые, не могут быть духовными наставниками, у них совсем другое предназначение. Мозг их, на веру, ничего не воспринимает, им для истины, надо: увидеть, пощупать, осознать, разобрать и собрать до последнего атома, и сотню раз перепроверить все это. И только тогда они будут удовлетворены своим озарением, а в конечном счете, им наплевать на то, сколько выгоды принесет обществу их открытие или изобретение, им важен сам процесс познания. Эта категория членов общества, свой творческий зуд, ставит выше материального благополучия. Материальная часть бытия и окружающая его среда для него, это просто фон его творческого вдохновения.
 — Так в чем же тогда прорыв науки в общественную жизнь человека? — удивился искренне Митя.
 — В необходимости коренного изменения существующей системы руководства научными исследованиями. Она в настоящий момент, ориентирована, прежде всего, на производство вооружения, переизбыток которого уже грозит всей цивилизации. В данный момент достаточно небольшого конфликта между двух держав, кто располагает ядерным арсеналом, чтобы спровоцировать глобальную войну, после которой уцелеют немногие. И человеку, опять надо будет начинать свое развитие из пещеры.
 — Но, любому государству без прерогативы в этой области не обойтись, иначе его уничтожат. Например, наши враги только и ждут, когда мы ослабнем. Тогда они свои клыки вонзят в российское тело.
 — Это ошибочное мнение. Даже самый малый народ, нельзя, просто так, уничтожить. Достаточно нескольких мощных держав, чтобы обеспечить порядок на Земле, а остальным все основные средства, после отчисления в общий «котёл» обороны, надо направлять на социальные нужды народа. И еще немаловажный фактор — это рассекречивание военных разработок. Львиную долю этих изысканий, только косвенно можно отнести к обороне. Огромное количество открытий пылится на полках хранилищ, не имея доступа в народное хозяйство. Режим чрезмерной секретности, который себя оправдывал полвека назад, необходимо пересмотреть и установить запрет на секретность тех тем, которые напрямую касаются фундаментальной науки. При одинаковой информированности в научной сфере и интеллектуальном слое общества, снижается уровень тяги к мировому господству одной нацией над другой.
 — Так с гласностью в наше время проблем нет. Любой секрет ученый может выложить в Интернет и он станет достоянием многих, — заметил Митя, поставив себе тарелку с горячим супом.
 Он жестом показал на стул, и перед Абигом поставил другую тарелку с небольшим количеством еды. Выложил хлеб из пакета и кольцами нарезал свежего репчатого лука.
 — Любой ведущий ученый, работы которого могут заинтересовать соответствующие органы, находится под неусыпным контролем этих органов. Попытка рассекречивания результатов своих изысканий для ученого может оказаться крайне затруднительно технически, и социально болезненно, как для самого творца, так и для его близких и родных, и они об этом осведомлены, — ответил, подсаживаясь к столу виртуал-двойник.
 — После твоих слов у меня щемящее чувство в груди. Я раньше почему-то думал, что ученые — люди творчества. Ведь, если ученый будет работать без вдохновения, не забывая об отдыхе, еде и развлечениях, он не достигнет своей цели, а станет самым обыкновенным мастеровым, коих море.
 — Так и есть. Ученый по своей сути, является высшим звеном в творческой иерархии, так как его амбиции в познании материального мира не предполагают оценки его вдохновения и удовлетворения материальными стимулами.
 — Разве художники и артисты, писатели и поэты, скульпторы и архитекторы, музыканты и многие другие, не являются этим звеном? — спросил хозяин, явя в своем лице выражение глубокого удивления.
 — Все тобой перечисленные творческие личности, своим вдохновением удовлетворяют, прежде всего, свои личные амбиции. Они своим трудом показывают нам, каким они видят и ощущают окружающий их мир, «мир сотворенный», и до некоторой степени познанный другими предшественниками, и никаких новых открытий для нас, они не смогут нам предоставить, а ученый…
 Отхлебнув суп, через секунду Абиг спокойно продолжил:
 — Предназначение ученого — доказать всему миру, что он в своем развитии стоит на ступеньку выше, чем другие члены общества в познании материального мира; цель ученого — достичь недосягаемое; задача ученого — добывание и доказательство истины; награда для ученого — уменьшение коэффициента незнания. Как видишь, ничего реально-земного и материального. И притом, результат его титанического труда, не является его достоянием и не сможет его прокормить. Достойное его житье полностью зависит от порядочности его заказчика — частника или государства. А если он потратит всю свою жизнь на поиски истины с отрицательным результатом, вдобавок, к его негарантированному материальному благополучию, добавится самое страшное для ищущей натуры — забвение, которое его уничтожит как личность. Но, несмотря на все эти негативные факторы, он все-таки, осознано головой уходит в этот поиск, хотя прекрасно знает, что его каторжный труд может и не принести ему успехов. Значит, ученый — высшее звено в творчестве. А все остальные творческие личности, в крайнем случае, свой предмет вдохновения, смогут обменять на кусок хлеба, и смогут еще при жизни, купаться в лучах славы, либо оставить след в истории человечества, ради которого и трудится некоторая часть творческих людей в ущерб своему благополучию.
 — Но ведь, у всех творческих личностей, имеется любовь к истине, они ищут ее и служат преданно ей. Это самодовлеющая важность придает их натурам творческую злость, вследствие чего они выдают миру прекрасные свои творения, доказав тем самым свою приверженность к творчеству. Для меня они имеют такую же ценность, как ученые, мне кажется, ты поступил несправедливо, принизив их вклад в развитии человечества.
 — Все мастеровые от творчества, прежде всего, удовлетворяют общественный спрос на красоту вида, слога, вкуса и мыслей, приукрашивая свои творения художественной правдой, что к истине имеет весьма относительное значение. Но по своему содержанию, их работы намного ценнее ученых трудов, абы они формируют духовное сознание членов общества, что стократно важнее практических знаний по физическим величинам и законам. Но мы говорим о творчестве, где ученые играют главенствующую роль. Если другие представители от творчества, могут сотворить свой замысел в конечный продукт, осязаемый другими, то ученый, будучи человеком со своими слабостями и пристрастиями, бросается в омут с головой, твердо зная о девяностодевяти процентной вероятности «утонуть», хотя он и вооружен существующей научной парадигмой, этой строгой научной теорией. Они, как никто, подвержены к отчаянию от разъедающих сознание сомнений. Им не надо иметь большого мужества, чтобы остаться на почве консерватизма и довести свои исследования до логической развязки на данном этапе, ибо достигнув искомых результатов, они тут же, сталкиваются с фактом «ускользания» истины. И поиск их, не приведя к финалу, не приносит их душе творческого удовлетворения. Лишь немногие осознают то, что познав кусочек истины, они прикоснулись к самой истине, это можно сравнивать с эффектом голограммы, когда «отщипнутый» кусочек от общего фона, несет всю картину изображения, и будут удовлетворены этим научным фактом.
 — Значит, любая научная работа для ученого — самоцель, если он удовлетворяет свои душевные запросы? — разочарованно, произнес Митя заканчивая трапезу.
 — Своим конечным результатом, да. Но сам процесс исследований, выдает обществу много открытий и изобретений, что повышает благосостояние общества, предоставляя членам его быть более свободными от изнурительного труда по добыванию куска хлеба, а освободившееся время тратить на нравственное развитие своей личности. Научная страсть одних и душевные порывы других, в конце концов, приведут общество землян к гармонии с природой, поступками и мыслями, что является замыслом Создателя…

                XVI

 Хотя Влад и пообещал Рите, что после новоселья поговорит с отцом о виртуалах, исполнить обещанное не удалось. Было как-то неудобно и неприятно беседовать с родителем на эту волнующую его тему. И сегодня, он не хотел затронуть этот вопрос, поскольку беготни было много, а времени в обрез. Сегодня, кровь из носа, а документы на регистрацию автосалона надо забрать, завтра открытие.
 После того, как виртуалы-строители отца, освободили его от мук строительных проблем, Влад решительно взялся за любимое дело — автодело, которое его притягивало как ни что другое. То, чем он любил заниматься. Бизнес, захиревший после всемирного финансово-экономического кризиса, наконец, сдвинулся с мертвой точки, стартовав от одной шиномонтажки. Теперь у Влада была целая сеть этих шиномонтажек, где очень профессионально работали спецы-виртуалы. Клиенты, полюбившие вежливых и честных ребят, теперь стали постоянными. Они были довольны работой опрятных и знающих свое дело ребят, которые за умеренную плату могли выполнить еще массу мелких, но так нужных и дорогостоящих услуг. Это и чистка ходовой части, и диагностика, и что немаловажно, ремонт электрической и электронной начинки, за что на других автоточках драли бешеных бабок, почему ремонт авто приходилось все время откладывать до лучших времен. Клиенты, передавая друг другу нужную информацию, за короткий срок переметнулись с других точек на мини мастерские Влада. Почувствовав финансовый грев в своих ладонях, он навязчиво стал подумывать о большом многофункциональном и оснащенном по последнему слову передовой технологии, автосалоне с большой пропускной способностью.
 Перекупив бывшее здание автосалона на оживленной улице у незадачливого бизнесмена, он в кратчайшие сроки произвел ремонт и замену оборудования. Виртспецы без особых усилий к намеченному сроку подвели объект со стопроцентной готовностью к сдаче, и сегодня занимались завершающей операцией — косметической полировкой здания и оборудования. Предвкушая завтрашний праздничный настрой, Влад не удержался, прикатил на своем мерсе к отцу, похвастаться своими успехами.
 — Пап, привет! Ну, как у тебя дела? Я смотрю, скоро можно будет и новоселье справлять? — поприветствовал Влад, выйдя из машины и осматривая стройплощадку.
 — Привет! С такими молодцами, что нам стоит дом построить? Так мелочь, — отозвался отец, приглядываясь к сыну. — Ты что такой радостный? Кошелек нашел или лотерейный билет твой оказался выигрышным?
 — Кошелек ни что, по сравнению с тем, что завтра пробный запуск автосалона. Ребята к девятнадцати ноль-ноль завершат все работы, а персонал уже опробывает оборудование и осваивает помещения, — отпарировал он, улыбаясь белоснежными ровными зубами.
 — Ты никак зубы отбелил? Почти как в рекламе, ярким пучком света отражаются, можно ослепнуть. Осталось только под чьим-то балконом серенады петь.
 — Да, ночью фары не включаю, а серенады своей жене ночью под ухо храплю, — отшутился Влад.
 — Я рад за тебя. А то, совсем было уж духом упал. А теперь в глазах твоих вижу блеск охотника. Еще вчера, как говорится, ты был против моих ребят, вот видишь, какая польза от них при минимуме затрат? Все-таки, моя паранойя не совсем уж бредовая.
 — Ты откуда знаешь, что я был против?
 — По твоей физиономии я это заметил, когда ты общался со мной и с ребятами.
 — Да. Имел место данный факт, а теперь не знаю, что и сказать? В первое время, конечно, были большие сомнения в факте присутствия твоих ребят в нашей жизни, не скрою.
 — Не надо ничего говорить. Время само расставит все точки над «i». И притом, чтобы убрать их мне не нужно время, достаточно моего желания.
 — Но, так тоже не может долго продолжаться! Ребята без документов. У меня уже был инцидент с властями, пока удалось уладить конфликт через знакомого во власти.
 — Да, с этим вопросом я тоже озабочен. У меня тоже, такое недоразумение на объекте было, правда, старшему удалось внушить участковому менту, что с документами все в порядке, но это противозаконно, а закон нарушать, я не имею никакого желания. В моем возрасте люди живут тихо и мирно, не конфликтуя с законом.
 — А нельзя их легализовать? — с надеждой, спросил Влад.
 — Каким образом? Они же, и не люди, и не роботы. Не получится. Спецслужбы сразу возьмут меня в разработку и зароют в «дурку», — с сожалением ответил отец. — Я уже по всякому размышлял, и ничего пока не придумал. Придется, наверное, их все-таки ликвидировать, хотя жаль. Пользы от них много, вреда — ноль. Правда, кое-какие сомнения у меня имеются.
 — Какие?
 — Например, что будут делать люди, если человечество возьмет виртуалов на свое обслуживание?
 — Как что? Мы будем заниматься любимыми делами.
 — Любимыми?.. Валяться на диване вылупив шары на телеящик, попивая пиво, водку, и заедая чебуреками, да ещё положив рядом виртуальную любовницу?
 — Я же не делаю этого, хотя уже и мог бы поваляться.
 — Таких, как ты, девять-десять процентов, остальные предпочитают отработать и завалиться в любимое кресло, поболеть за любимую футбольную команду. А если они не будут трудиться, то задницу свою, вообще не оторвут от дивана, и через десять лет человечество превратится в стадо дегенератов, поскольку не будут работать стимуляторы развития человека: труд — ради благополучия семьи; образование — ради карьерного роста; наука — ради знаний; увлечения — ради духовного развития, и наконец, объект любви — ради любви.
 — А любовь-то причем тут?
 — Человек сможет создать любой образ для любви в ущерб своей соплеменнице. Я думаю, на земле начнется виртуальная истерия, если я раскрою секрет своего открытия. И это будет только во вред ему, — задумчиво произнес отец, взглянув на него из-под бровей.
 — Зачем же, тогда, ты их создал? Все равно, ты не сможешь долго удержать эту тайну в себе.
 — Я на это пошел преднамеренно и осознанно, дабы проверить и подтвердить научную гипотезу профессора Богданова. Все получилось. Его бредовая идея, имела под собой вполне реальную почву, просто он чуть-чуть не дожил до революционных открытий ученых, в том числе сотрудниками ИЗМИРАНа. Ученые института земного магнетизма и ионосферы, что расположен в подмосковном Троицке, кстати, я служил рядом в Красной Пахре, за последние десятилетия произвели значимые изыскания в области магнетизма, особенно в аномальных зонах, что мне и нужно было. Мне удалось, за мои тридцать лет поисков, как я начал серьезно увлекаться с этой проблемой, соединить воедино законы магнетизма атома и ядра, аномального поля и энергию частицы темной материи, хотя эту черную материю, я не смог определить и квалифицировать, возможно, её вовсе нет, а есть материя мысли… Присядем, а то я с утра уже набегался.
 Они присели на деревянную с рельефной фактурой и покрытую лаком скамейку, что стояла на солнце под окнами времянки между двумя уже отцветавшими кустами сирени.
 — Что это за кака, темная материя?
 — Это материя, которая пронизывает всё и вся во Вселенной, притом мгновенно. Не знаю, узнаем ли мы люди при существующих видах и формах бытия эту вселенскую мысль? Но мне кажется, что энергией темной материи Высший Разум управляет всеми процессами, происходящими во Вселенной. В религии есть понятие Святого Духа, суть которого, досконально, никто не в состоянии разъяснить, может, он и является элементом этой темной материи? Не знаю… просто, мне пришла откуда-то эта мысль. Я все-таки, черную материю отнес бы к материи мысли разумной жизни, то есть к Высшему Разуму Вселенной.
 — Пап! Я в шоке, как тебе удалось соединить, как ты там говоришь, … темную материю и-и-и… магнетизм чего-то? У тебя же не было ни лаборатории, ни Большого Адронного Коллайдера? Бред какой-то! Извини! Просто, до меня все это не доходит. Я просто удивлен.
 — Я не обиделся. Понять и осознать это, почти невозможно. Как ты думаешь, что есть мысль человека? — постепенно возбуждаясь от своих слов, спросил отец, сняв обувь с ног и вытягиваясь во весь рост с хрустом в суставах.
 — Ну… Мысль, есть мысль. Как иначе скажешь?
 — Ты можешь представить себя на другой планете, которая, допустим, находится на расстоянии в миллиард световых лет?
 — Конечно…
 — И за какое время ты туда «долетел»?
 — Как за какое? Конечно, мгновенно.
 — Так вот, человеческая мысль тоже является элементом темной материи, точнее, энергии этой материи. Поэтому, мне не нужны были ни лаборатория, ни БАК.
 Поскольку в вакууме, правда, он не сосем пустой, возможно происхождение виртуальных частиц, которые способны влиять на физические процессы, происходящие на Земле, то появление моих ребят вполне объяснимое понятие. Только к этому факту, земное разумное биосущество, то есть человек, должен отнестись не сознанием, а с верой. Разум человека зациклился на том понятии, что разумная и неразумная жизнь в просторах Вселенной, возможна в разных видах и формах, либо в других вариациях, только в биосфере. Это потому, что мы имеем биомассу, которая в любой агрессивной среде уничтожается. И нам сложно представить, как можно существовать, допустим, в серной кислоте? У нас это не укладывается в голове.
 — Ну, а как ты попал в вакуум, ты же ни космонавт и не обладатель двадцати миллионов «зеленых», чтобы заплатив, попасть туда, хотя бы космическим туристом? — удивлению Влада, не было предела.
 — Я в вакуум, компьютером отфутболил частичку своей мысли, которая там инкубировалась в информационном поле Земли, и вернулась ко мне в виде голографического изображения. Через некоторое время изображение трансформировалось в химическую оболочку. Оно, конечно, могло появиться в любом виде, но мне, недалёкому человеку, не хватило фантазии, чтобы оно приняло другую форму и неопознанный вид.
 — Ты хочешь сказать, что все это сотворил мысленно? — недоуменно, пробормотал сын.
 — Вот именно! Силой своей мысли.
 — И как это делается?
 — Вот в этом и весь секрет, раскрывать который, я не собираюсь никому, даже тебе, моему сыну.
 — Но любое научное открытие становится со временем достоянием многих. Твой секрет, тоже когда-нибудь раскроют.
 — При нынешнем сознании, вряд ли. А когда оно у человечества изменится, то необходимость приглашать к себе виртуала отпадет сама собой, поскольку перекроенный человек будет обладать теми же способностями, что имеются у представителя астрального мира, коими являются виртуалы. Мы, люди, потому слабы в своем развитии на данном этапе, что слишком крепко цепляемся за материальную основу нашего бытия. А вот когда мы станем бессребрениками, тогда нам и будет предоставлена возможность погружаться за знаниями в информационное поле Земли и Космоса, и все наши мечты и фантазии станут вполне реальной нашей действительностью.
 — Ну и зачем тебе все это, если ты не собираешься с этого дела сейчас иметь дивидендов?
 — Они уже есть. Ты на себе испытал их тепло в кармане. Если бы я эту научную идею не пропустил через свой мыслительный процесс, я бы остался не удовлетворенным своей жизнью. Всю свою жизнь укорял бы себя за бездействие. У меня свой план и стратегия на этот счет, и я должен испытать и осознать все аспекты данного открытия. Кроме того, у меня в этой работе есть свой, личный интерес, который касается только меня, то есть моей души.
 — Что за интерес? — вскинув брови, глухо выдавил из себя Влад, поняв, что у отца есть какая-то тайна от всех.
 — Я этого не могу сказать, это болезненный вопрос для вас. Давай лучше оставим эту тему.
 — Ну, хорошо… Я вот что, думаю! Почему нельзя, хотя бы на время, дать людям нашей страны воспользоваться твоим открытием, чтобы улучшить нашу жизнь? Посмотри, в какой нищете мы живем!.. При помощи их, мы улучшим свою жизнь, хотя бы до западного уровня, а потом можно их убрать.
 — Наша нищета в нас самих, мы не умеем пользоваться тем, чем обладаем. Под нашими ногами и в руках наших, бОльшая часть сокровищ недр мира и огромная часть суши, которые сформировали у российского народа инертное мышление, менталитет иждивенца, а сам народ стал ленивым и расхлябанным. А те возможности, что даст мое открытие человечеству, кроют в себе страшную опасность. Разум современных людей, в основном, материализуется в агрессию. Сейчас в информационном поле Земли сконцентрировалось столько зла и негативной энергии, что сообщество людей планеты встало на водоразделе духовности и порочности в зыбком равновесии, и от того, в какую сторону он сделает свой следующий шаг, зависит его дальнейшее существование. При всей лояльности Высших Сил к «Гомо Сапиенс», он имеет реальный шанс быть уничтоженным либо самим собой, либо Высшими Силами, ради сохранения планеты и комфортных условий для других цивилизаций Земли.
 — Так ты, дай попользоваться только нашим, русским людям. Зачем нам весь мир? Гори он синим огнем, нам с ними детей не крестить, — полушутя, парировал с улыбкой сын.
 — А русский разум еще более агрессивен, чем разум всего остального мира. Он слеп в своей злобе и разрушителен до безумия. Равного, по масштабу, нет во всем мире. Вспомни, сколько народу мы положили только на алтарь коммунистической идеи? Целое государство!..  Нет, я не дам ему в руки этот «дамоклов меч», от которого он сам и погибнет. Эта тайна уйдет со мной. Судьбу человечества не надо подталкивать в спину, она может соскользнуть в своем развитии с витка на виток и сломать себе шею. И вообще, мне наплевать на весь мир со всеми его пороками и бедами. Когда меня СМИ пичкают всей этой информационно-фекальной суспензией у меня начинается изжога и отторжение моего личного и доброго, что заложено в мой организм для моего развития и совершенствования Создателем. За все эти годы раздумий и изнурительного труда у меня выработался принцип: котлеты отдельно, а мухи сами по себе. Так что извини, но я из другого «санатория».
 — Если тебе все до «фонаря», зачем тебе тогда все это? Сиди и жди, когда «крякнешь», — обидчиво произнес сын, не глядя на отца.
 Слова отца слегка тронули его за сердце, хотя, быть может, отец все это сказал ради красного словца. Ведь, если бы ему было все пофигу, он бы не стал помогать своим уже состоявшимся «птенчикам» во всем. Отец свою помощь облёк в такую незаметную оболочку, что постороннему показалось бы, что он вообще равнодушен к своим родным. Он просто строил дома, дом за домом. Без выходных, изо дня в день, забыв об отдыхе и развлечениях, не говоря уже о том, чтобы съездить в теплые края, погреть, как говорится, пузо.
 — Страсть к самоличному познанию Природы, вот что во мне неизменно берет верх, но то, что я сейчас сказал, не касается вас, моих дорогих и любимых людей. Это у меня своего рода бронежилет, чтобы спасти и сохранить свой организм от поражения и разрушения. Просто, пока я строил коммунизм для всего человечества, комфортная жизнь пронеслась мимо, обдав меня грязью, и на склоне лет я остался без внутренних маяков и стержня, вокруг которого шло мое духовное развитие. А теперь я мечусь и болтаюсь, как «говно» в проруби, не находя своему сердцу комфортного пристанища, в котором с каждым днем все больше и больше я буду нуждаться. Если бы мои мысли и сердце были наполнены любовью, этой проблемы не было бы, но…
 Было видно, что последние слова дались ему нелегко, «фотолинзы» его заблестели, он задрал голову к небу, чтобы скрыть и удержать слезу. Капли, собравшиеся уже сбежать по изможденному лицу, от душевных переживаний последних недель, потихонечку рассосались, и отец, опустив голову, закончил свою речь фразой:
 — Не будем ничего гадать, что получится — то состоится. Предстоящие события человек не в силах ни предотвратить, ни создавать своими усилиями, каким бы, он не был великим, поскольку это — прерогатива Высших Сил. Они могут нам включить ту или иную картинку, отводя нас от действительности.
 Отец и сын еще довольно долго беседовали, совсем позабыв о том, что Владу нужно бежать по делам, которыми, как нам кажется, как-будто бы, мы управляем. На самом деле, бег дел человека мало зависит от его усилий. Все расписано до секунды, и любая секунда судьбы, либо спасет тебя от гибели, либо погубит. И эти секунды зависят от того, какой духовный багаж у тебя за спиной, ведь содержание этого багажа гарантирует тебе личную программу жизни, то есть, судьбу, которую, кстати, Создатель может подкорректировать на любом отрезке жизни человека, лишь бы было целенаправленное стремление к совершенству.
 Мы тоже с вами, уважаемый читатель, не будем торопить хронометраж, а будем наблюдать, как будут развиваться события, и как будут реагировать на них наши герои…

                XVII

 Полноценный ночной сон снабдил Митю добрым и прекрасным настроением. Ополоснувшись прохладной чистой водой, он насухо обтерся махровым однотонным полотенцем, намереваясь незамедлительно сесть за письменный стол. В предчувствии творческого подъема, его организм стал тонко вибрировать в области пупка. В его руках оказалась ручка, а из кармана рабочих брюк он достал небольшой блокнотик, где во время работы он записывал свои заметки и сопроводительные выражения при прослушивании радио или во время вечерних чтений периодической литературы, газет и журналов. Поскольку его мозг постоянно о чем-то думал, размышлял, логически раскладывал, исчислял и тому подобное, то каждые полчаса Митя садился где-нибудь в укромном местечке, где можно было устроить блокнотик и записывал свои мысли. Такой подход к творческой работе он практиковал с тех пор, как начал увлеченно заниматься сочинительством. В первое время это получалось сумбурно и с большим разбросом тематики, что потом создавало помехи в работе, трудно было, сразу вот так, найти нужное высказывание. Впоследствии он эту работу усовершенствовал, озаглавливая тему ключевым словом, подчеркивая цветными чернилами. Записав мысль, он две-три странички оставлял для последующих записей. Другому читателю показалось бы, что в блокнотике обычные выписки из изречений знаменитых людей. В начале так оно и было. Но со временем в этих выражениях чужих мыслей и слов становилось все меньше, а в последние годы Мите достаточно было услышать или увидеть информацию на интересующую его тему, чтобы потом своими словами высказать свое видение проблемы, так как он имел личные твердые убеждения в любом вопросе. И теперь он легко находил необходимые записи и при помощи комментариев или добавочной информации без проблем собирал обрывки мыслей в один стройный опус.
Митя разложив бумаги на столе, собрался было просмотреть свои записи, как в комнате появился Абиг.
 — Привет! Можно, я с тобой посижу? Не мешаю? — без эмоций, спросил Абиг.
 Не дожидаясь ответа присел на табурет у окна и стал следить, как ребята профессионально работают по возведению дома.
 — Мешаешь, но раз пришел, то пожалуйста, все равно уже от мысли оторвал, — ответил, повернувшись лицом к своему детищу. — Что, устал? Вид у тебя, как-будто после тяжелой работы.
 — Не могли с Катей проехать по Московскому проспекту, пробка от начала до конца. Говорят, на улице Ялтинской несанкционированный митинг. Кто-то вырубает нормальные деревья, а жильцы близлежащих домов выступают против порубщиков. Как-будто, ОМОН грубо разгоняет толпу, и говорят, есть пострадавшие, — сделав паузу, продолжил, — ты спрашиваешь, устал ли я? Не знаю, у меня какие-то новые чувства появились в последнее время, вроде бы во мне все прекрасно работает, но в то же время, что-то слегка гнетет мое состояние, какое-то щемящее чувство.
 — Я смотрю, ты в скором будущем станешь стопроцентным человеком, меня это тревожит и смущает, — кивком головы, Митя показал свое удивление и тревогу.
 — Что именно?
 — А то, если вдруг тебя мне придется лик…, нейтрализовать, то как это я буду делать? Это же, с точки зрения человеческой морали, будет самое что ни есть убийство. Не дай бог, мне на старости лет такие страсти!..
 — Я не знаю…
 — А говоришь, все знаешь.
 — Мои возможности тоже ограничены, а что касается характеристик человеческой психики, то эта сфера для меня темный лес, тут я полный аутсайдер, хотя некоторые моменты я уже осмыслил и принял на вооружение.
 — Какие именно?
 — Например, обиду, гнев, сочувствие и еще некоторые.
 — Тебе-то, зачем гневаться? У тебя же олимпийское спокойствие, кувалдой не прошибешь.
 — Кое-что уже пробивается. Отрицательные эмоции я только визуально показываю, я их пока не ощущаю и не переживаю, а от положительных чувств, я кайфую… — Абиг, вдруг резко прервал речь и виновато посмотрел на хозяина комнаты.
 Но Митя уже понял, почему двойник осёкся, и глядя на него с улыбкой ободряюще проговорил:
 — Не переживай. У меня почти все уже прошло. Свой крест я, на свой горб, добровольно закинул и понесу его до конца, каким бы он тяжелым не был. Я уже смирился с этим.
 Митя дотянулся до пульта, лежащего на телевизоре и включил местный канал «Каскад». Было время новостей. Как раз освещались события, происходящие на улице Ялтинской. Телевизор давно уже перестал интересовать Митю, как источник информации и положительных эмоций, поэтому он им не пользовался. Современное телевидение он считал деструктивным, аморальным и милитаризованным, где пропагандируется насилие, жестокость, убийство, вакуум знаний и безверие. Оно давно потеряло свое изначально доброе и познавательное предназначение, превратившись в хранилище аудио-видеожвачки, приспособленной для удовлетворения запросов желтой элиты и серого обывателя. И вообще, Митя считал, что, если не увлекаться просмотром телепередач, девять десятых из которых не только пусты, но и вредны, то человек за свою жизнь успеет сделать очень многое. И хорошего, и плохого. Хорошего, конечно, желательно поболее.
 Сегодняшние новости его заинтересовали и он внимательно стал слушать. Пробежали кадры разгона ОМОНом митингующих, пострадавшие крупным планом показывали свои ушибы и ссадины, кровь и слезы. Десятилетнего мальчика с тяжелой травмой головы, увезли на карете скорой помощи. Этот факт Митю возмутил до слёз. Он в гневе произнес не совсем приличное слово. На щеках заиграли крутые бугры от желваков, отчего у него заныли зубы от перенапряжения. Он резко встал и вырубил телик в сердцах закинув пульт в угол дивана.
 — Козлы вонючие! Сволота поганая! Народный хлеб жуют и этот же народ мочат. Не знаю, как можно к этому спокойно отнестись, я в бешенстве. Убил бы!..
 — Но зло, при помощи зла, не устранишь. Тебе не кажется, что ты не с той ноги начинаешь путь к триумфу добра? — отозвался Абиг.
 — Да я сам понимаю, но эмоции перехлестывают мой разум, — еще злобно, продолжил Митя. — Все проповедники и миротворцы твердят одно и то же, чтобы мы были добродушными и не отвечали негативом на зло, но когда чужое зло изо дня в день бичует мою психику и мой организм, то извини… Любому терпенью приходит конец и хочешь ты или нет, но придется свой кулак преподнести к носу носителя зла, хотя бы для устрашения. Вообще-то я считаю, добро не может быть без равнозначной, даже более, силы.
 — К сожалению, ты отчасти прав. Сознание современного человечества, на данном этапе развития, целенаправленно и эффективно работает только в точных науках и технике, в ущерб духовному развитию.
 — Но, если люди не будут преуспевать в этих направлениях, то у них не останется свободного времени на удовлетворения духовных потребностей.
 — Да. Теоретически, освободившееся время человек должен использовать для своего внутреннего совершенствования, но на практике этого не происходит. Свои незанятые трудом часы он тратит на свои слабости в бесцельном времяпровождении.
 — Так зачем надо было Создателю, закладывать в его организм эти слабости, против которых он не в состоянии противостоять на физиологическом уровне?
 — Чтобы бороться телесными недугами, Творец дал человеку разум.
 — Этот дар не работает, когда меня разносит. Например, когда я занимаюсь сексом, мне на всё, на весь мир наплевать, лишь бы заполучить блаженный оргазм. Где же логика?
 — Насколько мне известно, Создатель, бытующего разумного биосущества снабдил сильными гормонами и тягой к порокам преднамеренно, чтобы экспериментально выяснить, в состоянии ли оно, существо, силой разума победить свои физиологические слабости?
 — Значит, я просто лабораторная крыса в руках Создателя? Он у меня спросил, хочу ли я быть этим зверьком? Если меня создал по образу и подобию своему, то почему меня лишил свободы выбора? Если я такой же, как он, почему мне отведена роль подопытного кролика? Я не хочу этого! Я протестую! — Митя в волнении вскочил с места и нервно заходил по комнате, натыкаясь то на откидной столик, то на табуретку.
 — Это в тебе гордыня сверхчеловека разыгралась. Человеку свойственно чувствовать себя царем природы. Он не осознает, что он всего лишь, частица Вселенной, пылинка. Если он хочет находиться в гармонии со всем содержимым Вселенной, то ему необходимо соблюдать законы Космоса, вести себя подобающе и, самое главное, не разрушать свое духовное начало.
 — Опять двадцать пять! — искренне возмутился Митя. — Каким образом я буду придерживаться законов Создателя, если даже не знаю, кто я, и главное, зачем я? Мне всю жизнь твердили родители, школа, СМИ, что труд облагораживает человека и вырабатывает его самосознание. Я полвека тружусь, яки ишак. Ну и где же мое благородство и благоразумие, если я даже в таком возрасте могу нагрубить кому угодно или в дурости совершить правонарушение? Если меня разнесет, я в своих пороках могу упасть так глубоко, что все твои киношные злодеи по сравнению со мной, будут ангелами. Я так и не понял за все это время, если я человек, то, кто я?; если я властелин природы, то, почему против стихии я просто червяк?; если я сосредоточие всех земных добродетелей, то, почему во мне столько агрессии и безумства разрушителя?; если я носитель необъятных мыслей и благородных помыслов, то, почему я живу на земле не думая и лживо? Сотни подобных вопросов. И я знаю, никто не сможет дать исчерпывающих ответов на них, ведь даже самые великие гении совершали подлости и глупые ошибки в своей жизни. Значит, ни один человек, из живших и живущих, не может претендовать на роль истинного мудреца, каким бы он не был великим.
 — Чтобы разгрузить человеческое сознание от этих мыслей, Создатель подарил ему задатки творчества, где он сможет реализовать свои внутренние ресурсы и удовлетворить свои запросы. Обычно, ищущая творческая личность находит в своем творчестве ответы на интересующие его вопросы и бывает удовлетворен поиском смысла жизни.
 — То есть, мне предлагают жить вымышленной жизнью. Я должен виртуально плакать и смеяться, умирать и воскрешать, любить и ненавидеть, летать и падать. Но я не хочу жить жизнью вымышленных героев, я хочу все это испытать в действительности и полном объеме. Это будет уже не жизнь, а драма-трагедийный театр абсурда.
 — Это невозможно, ввиду многочисленности человечества. Просто для полноценной жизни человека, нужны идеальные климатические условия на Земле и широкое пространство для его деятельности, — Абиг говорил ровно, без эмоций, и было такое ощущение, что Митя беседует с бездушной машиной.
 — Нет, тут у тебя что-то не состыковывается твоя трактовка. В древние времена людей было совсем мало, а их общество мало чем отличалось от теперешнего. Социальные условия бытия современного человека мало перетерпели изменений в сравнении с древним бытом, та же нехватка материальных ценностей и тот же полный хаос в мыслях. Просто, мы стали более красиво жить — изящно одеваться и разнообразно жрать…
 — Может, кушать?
 — Двое из десяти кушают, остальные жрут. Ты приглядись, что твориться за обеденным столом обывателя? Взяв тонкий ломоть хлеба, он намазывает его толстым слоем сливочного масла, сверху кладет двухсантиметровый голландский сыр и такой же толщины ветчину, спрятав между ними листик салата. Широко раскрыв «жернова», запихивает туда половину всего собственного кулинарного творения и тут же хватается за ложку, чтобы смочить откусанный бутерброд жирными пельменями, обильно задобренных густым майонезом и кетчупом. И прежде, чем отправить остаток бутерброда в свое «хлебало», он опрокинет двухсотграммовый бокал вина, вслед суточным калориям. Откушав кило пельменей, пакетик майонеза, пакетик кетчупа, четыреста граммов сыра и пятьсот ветчины, три листика салата и шестьдесят граммов хлеба, да еще забыл, сто граммов сливочного масла и семьсот граммов прекрасного виноградного вина, все это придавит стаканом экзотического сока. И, удовлетворенный и разморенный недельными калориями, отправляется на «заслуженный» отдых, на свой родной и любимый диван, который своего обожаемого «хомячка» обхватит своей мягкостью и будет убаюкивать его под «фанерный» концерт серых шоуменов, оккупировавших все основные каналы телевидения. Прослушав полторы композиции и поглядев десять минут, на гордость домашнего очага, плазму в полстены, его масляно-поросячьи глазки, наконец-то закроются между двумя холмами, налитых салом жародышащих щек.
 — Да, очень смачно…
 — Ну да ладно, я отвлекся немножко. Так вот… Если древнему человеку предостаточно было десяти элементов из периодической таблицы Менделеева, то современному человеку не хватает даже восьми десятков. Но это восьмикратное увеличение уровня потребления химических элементов, не обеспечило человеку улучшения его духовных качеств. По сути, человек внутренне остался таким же зверем, жестоким в гневе и равнодушным к слабому и несчастному, невоздержанным в еде и развлечениях, хамом на публике и одиноким трусом в сердце. Из этого можно сделать вывод, что возрастание и улучшение материальной части бытия человека его не делает ни добрым, ни счастливым. И все потуги лидеров государства по повышению уровня жизни своих граждан, напрасны и тщетны, ибо духовное развитие людей не зависит от материального благосостояния общества. Позолотой не прикроешь наготу бездушного дегенерата.
 — Но правительство обязано накапливать и улучшать материальную базу государства, ведь от этого зависит политическая обстановка в стране. Голодные люди выходят на разбой, чтобы прокормить себя и своих близких.
 — Бюджет взрослых людей чересчур насыщен и в основном, работает на удовлетворения их пагубных пристрастий и человеческих слабостей. Бюджетный «мосол» дяденек и тётенек необходимо «обглодать» как следует и, «отгрызенное», пустить на детей.
 — Как мы видим, внутренняя политика государства постепенно поворачивается лицом к молодежи. На ее воспитание все больше и больше увеличивается расходная часть бюджета.
 — Молодежь нельзя отделять от общества, она его часть и должна жить в гармонии с ним. Дети в силу малого ума и жизненного опыта не в состоянии определить моральные качества своих поступков и мыслей, находясь на водоразделе между двух течений — между добром и злом. По этой причине наши дети с первых дней своей жизни обязаны жить со всеми заботами и тревогами своих родителей и общества. А те деньги, что тратятся на молодых людей после пятнадцати лет, просто «уходят», как вода в песок Сахары, в никуда. В таком возрасте, ребенку, родители и общественные институты уже ничего не смогут дать, ни в духовном, ни в материальном плане. В переломный момент молодой человек не знает, чего и что он хочет, и сколько? Он в поиске, он будет активно использовать весь запас своего опыта, что успели «напихать» в него его предки и учителя, которые полностью потеряют весь свой авторитет пред ним и станут, просто бытовым фоном для него. Вот почему в нашем государстве так много стало идиотов, которые повзрослев придут во власть и ещё более усугубят духовное падение членов общества! В настоящее время нет связи поколений, что скоро скажется на социально-политической обстановке страны. Если государство хочет пополнить свои армейские ряды верными и умелыми воинами, поскольку в скором времени они потребуются, то все усилия его должны быть направлены на воспитание детей до пятнадцати лет и во главу этой работы поставить, прежде всего, духовные ценности.
 Митя включил телик. Наполнив литровый чайник чистейшей родниковой водой, поставил его на зажженную горелку и хотел было нарезать батон, но выронил его из рук, увидев в новостях, как избивают омоновцы резинками толпу, в которой в основном были женщины и старики. Крик стоял такой, что продирал до желудка. Крутые парни в камуфляже дубинками махали так, как-будто им противостояли такие же мордовороты с утюженными рожами.
 Митя упал на колени перед телевизором и неотрывно следил за всем происходящим, как-будто хотел запомнить это на всю жизнь. Вдруг, кадр прямого эфира дрогнул и погас. Диктор стал сообщать другую информацию. Стало ясно, что камеру либо разбили, либо пострадал оператор.
 Митя, угрюмый и понурый, привстав на ноги и повернувшись к Абигу, жестко проговорил:
 — Извини! Я хочу остаться один и осмыслить происходящее.
 Абиг молча, встал и направился к двери. В дверях обернулся к своему создателю и чувственно произнес:
 — Ты, пожалуйста, сильно не переживай! На все воля Божья, и от тебя одного, ничего не зависит. Лучше обрати свой взор к своему внутреннему содержанию…
 Когда дверь захлопнулась за Абигом, Митя присел перед зеркалом и уставился в свой взгляд…
 Митя вышел из автодомика и удовлетворенно направил свой взор на ровный ряд молодых и крепких парней в камуфляже необычной раскраски, где преобладали красные цвета. Все ребята были в полутемных очках, намертво приклеенных к полушлемам красного цвета с синими кругами по всей поверхности. Синий костюм с красными зигзагообразными широкими линиями, состоял из куртки и брюк с множеством карманов. Увесистые на вид, серые ботинки с высокими голенищами, на самом деле были очень легки и прочны.
 — Ты, все-таки, решился на эту авантюру? Не боишься? — подойдя сзади, через плечо спросил Абиг.
 — Чего? — откликнулся не оборачиваясь, Митя.
 — Что наломаешь дров по горячке, а потом будешь страдать сам, да ещё могут семью зацепить?
 — Чему быть, того не миновать. Война план покажет. Война без жертв не бывает. Транспорт готов?
 — Готов, вон на дороге стоит.
 Повернув голову влево, Митя увидел двенадцатиметровую сигарообразную с широкими колесами и боковыми дверьми машину, немного напоминающую БМП, но без всякого вооружения. Техника имела боевую окраску, и определить ее предназначение, было просто невозможно, так как небольшие овальные иллюминаторы на уровне две трети высоты машины, давали ассоциацию подлодки, чем наземного транспорта.
 — А документы?
 — Все в ажуре, с «подлинными» печатями, — криво усмехнулся двойник.
 — Да пока наши бюрократы разберутся, возможно, я свою миссию выполню, — с надеждой, проговорил оригинал.
 Митя очень внимательно рассмотрел каждого виртуала, проходя вдоль ровной шеренги. Отойдя на несколько шагов, по-военному развернулся через левое плечо и, твердым командирским голосом начал говорить:
 — Бойцы! Свою задачу, каждый из вас, знает не хуже меня, но я хочу закрепить вашу программу окончательно своим голосом, не столько для вас, сколько для себя. Итак! Я приказываю! Защитить наших граждан, горожан, которые в данный момент на одной из улиц города подвергаются избиениям и унижениям. Власти города крепкими руками омоновцев, избивают безвинных людей, хотя они имеют полное право на законный протест необдуманным действиям функционеров. Ваша задача — устранить насилие. Но от ваших действий не должен пострадать, даже легко, ни один человек, независимо от того, кто он — простой гражданин, либо представитель власти, если последние не превысят свои полномочия. Как это делать, вы знаете? Всё! Операция началась! Удачи всем!
 Командир отделения бойцов безмолвно скомандовал своим подчиненным, и отряд спешно погрузился в машину. Когда Митя с Абигом уселись на переднем сидении, машина плавно, почти бесшумно, мощным ускорением двинулась по ухабистой дороге. Хотя колдобины были довольно значительными, в салоне тряски не ощущалось, и было весьма комфортно. Выехав на асфальт, машина резко прибавила скорость, резво обгоняя попутное авто. Водители встречных транспортных средств, увидев необычную технику притормаживали, которая неслась с огромной скоростью, при этом, не создавая эффекта аварийной обстановки.
 — Слушай! Вообще-то, желательно, чтобы я был неузнаваем. Ты про это подумал? — поглаживая свои челюсти, спросил Митя.
 Абиг нажал на кнопку, открыв перед ним крышку-столик, объект зависти любого актера, здесь был полный набор париков и косметики. Буквально через пять минут рядом с Абигом сидел рыжеволосый мужчина с небольшой бородкой, чистым лицом и голубыми глазами. Не было даже намека на прежнего хозяина.
 — Ну как, я похож, на себя?
 — Нет. Похож, скорее всего, на скандинава.
 — А ты? Тебе тоже надобно поменяться. Нас там вдоль и поперек будут снимать и найти нас потом не составит большого труда, — озабоченно, проговорил Митя.
 Нажав на кнопку, он спрятал косметический столик.
 — Нет проблем, через минуту ты меня не узнаешь. Если ты с северных широт, то я буду противоположностью, с юга.
 И действительно, двойник прямо на глазах стал меняться: курносое лицо стало принимать образ представителя кавказской национальности с горбатым носом, слегка калмыцкие глаза немного округлились, а брови выпрямились в широкую струнку.
 — Наверно уже хватит? Ты настоящий армянин, даже я тебя не узнаю. Да, пока не забыл. Желательно, чтобы среди людей команды подавались голосовой речью, иначе горожане могут не так понять. Необходимо, чтобы они почувствовали, что их защищают такие же простые парни, как они сами. Не должно быть отторжения от толпы.
 Поскольку улица Ялтинская была вся забита машинами, до места доехали дворами. Выйдя из машины, Митя и Абиг услышали крики, плач женщин и детей, что-то ломалось, билось стекло. Мимо пробежала девушка лет двадцати с большим кровоподтеком на лице и в залитой кровью кофте.
 — Занять боевую позицию и ждать моей команды! — скомандовал Митя, направляясь за угол дома, обернувшись, бросил, — ждать!
 Вся улица оказалась заполненной народом, машинами — полнейший хаос. Часть толпы, стояла смирно с бумажными плакатами в руках. В другой половине мелькали черные фигуры омоновцев, высоко поднятые дубинки которых, часто и резко падали вниз, пробивая слабую защиту людей — поднятые вверх руки с плакатами, сумочками и зонтиками. Крики от боли, гнева и обиды заглушали все остальные звуки города. По тому, как работали костоломы от власти, было видно, что они вошли в кураж, их руки и ноги уже работали в автоматическом режиме, не разбирая, где ребенок, где женщина, а где и девяностолетняя старуха — божий одуванчик.
 Командира отряда ОМОН, Митя определил без проблем и, подойдя к нему сзади, требовательным голосом прокричал:
 — Прошу вас прекратить избиение людей! Вы нарушаете Конституцию…
 — Пошел, дед отсюда! Не путайся под ногами, а то, ненароком можно и под каблук попасть! — грубо прервал плотно сложенный командир и направился к группе подчиненных, которые очень уж неохотно исполняли его приказы. Сходу закричал на них: — А вы, какого… сачкуете, давай работать, в темпе!
 Митя понял, что в этой обстановке словами ситуацию не изменишь. Нужны конкретные и жесткие действия.
 — Ну, защитники! Пошли! Работаем, будем защищать людей. Омоновцев нейтрализовать без особых повреждений! — подал команду он.
 Через несколько секунд из-за угла появился необычный отряд, он вмиг рассосался в толпе. Не прошло и двух минут, как шум стал утихать, и в течение пяти минут ослаб до того, что стало слышно, как работают незаглушенные машины в пробке. В той части толпы, где только что отрабатывали свои боевые навыки бойцы ОМОНа, люди скопились кучками. Посреди кучки можно было заметить, что в людском кругу на асфальте чернеет неподвижное тело омоновца. Люди, как завороженные удавом обезьяны, стояли и тупо смотрели на бездыханное тело молодца, который минуту назад одаривал их хлесткими, болезненными ударами своей резинки. В суматохе люди даже не поняли что произошло? В какой-то момент, «даритель» ударов, упал и остался лежать, а от него отходил другой боец в необычном камуфляже, не обращая никакого внимания на людей.
 Установилась гробовая тишина — люди перестали кричать, разговаривать; водители заглушили свои моторы и, только один боец ОМОНа, стоял на ногах напротив виртуального бойца и пристально вглядывался в него.
 Но Миша, боец ОМОНа, не мог ничего разглядеть через полутемные очки, сколько бы ни старался. Когда боец в красноватом камуфляже, подошел к нему и встал перед его взором, он удивился необычной его экипировке. Его удивил костюм с разными карманами, из которых торчали непонятные предметы. В его руках не было предметов спецсредств. Русские буквы на шевроне — СЗЧ, были неузнаваемы. В органах не было службы с подобной аббревиатурой и тем более в такой униформе.
 Миша стоял и смотрел на бойца. Он не собирался нападать на него или сказать что-либо, просто стоял и смотрел. Он видел, как его сослуживцы, пытавшиеся оглушить этих необычных бойцов, падали оземь, как мешок с дерьмом, от молниеносных телодвижений и больше уже не поднимались. Мишу это очень удивило, поскольку омоновцев не так-то просто вырубит в полную отключку.
 За эти два месяца, что Миша работал в отряде после учебки, ему пришлось участвовать в четырех точках по восстановлению общественного порядка. Хотя, вроде бы, и говорилось правильно, устами начальства в оценке деятельности отряда, но на самом деле Миша был разочарован в своем выборе, так как фактически, бойцы занимались обычным избиением ни в чем неповинных граждан. Если ему на Северном Кавказе во время службы было понятно, где он, а где стрелок, намеревавшиеся подстрелить его, то здесь была полная неразбериха. Невозможно было понять, где нарушитель закона, а где обиженный гражданин государства, которое наплевало на своих граждан и пустило социальное развитие на самотек, ограничившись фактом выделения бюджетных средств на соответствующие статьи расходов, направляемые на социальные нужды. Поскольку за расходованием этих средств, контроля со стороны государства почти не было, то львиная доля этих денег, просто разворовывалась на всех уровнях чиновничьего аппарата. Еще на учебке Миша был уверен, что будет защищать интересы государства и он был готов к этой борьбе за справедливость, но у него, после первой же операции, появились большие сомнения в выборе профессии. Высокопарные слова большого начальства на торжественных сборах и короткий инструктаж перед боевой операцией, разнились огромной и глубокой пропастью. Если в торжественных случаях говорилось о долге и патриотизме, то в строю, командир разносил за пассивную работу в толпе. У командира было одно единственное требование, чтобы полученные боевые навыки были отработаны на головах митингующих. И ему было наплевать, из каких побуждений состояло требование недовольных граждан? Главное, чтобы бойцы взвода своими рездубами махали, как заведенные, разгоняя толпу. Задача ОМОНа — разгон митингующих, а моральные аспекты, пусть разрешаются в прохладных кабинетах высокого начальства.
 Михаил уже дважды получал замечания от командира взвода за пассивную работу, но он, и сегодня не смог себя перебороть. Он свою резинку даже в кулак не брал, она просто висела на запястье. Когда плотный ряд бойцов ОМОНа пошел на толпу, Миша своим щитом осторожно оттеснял людей, всего лишь. В момент противостояния к нему неожиданно пришло твердое решение, что после этой операции он напишет рапорт на увольнение, так как сегодня он лишний раз убедился, что все это не его и претит его внутреннему состоянию и убеждениям. Утром он дал себе жесткую установку — буду учиться дальше! Необходимо завершить начатое дело — доучиться. Жалко будет, вот так просто, выкинуть из жизни три года учебы в ВУЗе и не получить гарантированный диплом психотерапевта, тем более, что учеба давалась ему легко и без особых усилий. Сегодняшний инцидент окончательно закрепил эту установку своим бесчеловечным и жестоким обращением к простым горожанам. Миша решительно сказал себе: «Все! Я не хочу в этом беспределе участвовать. Действия ОМОНа антигуманны и преступны»
 Среди могильной тишины вдруг раздался громкий и твердый голос. Люди повернули головы в сторону говорившего и увидели бородатого высокого роста мужчину преклонных лет. Рыжие густые волосы и борода немного старили его, но в упругой, спортивного телосложения фигуре, чувствовалась сила и мощь матерого «лося».
 — Прошу внимания, друзья! Я представитель Службы Защиты Человека, хочу дать некоторые разъяснения по поводу сегодняшнего инцидента, произошедшего только что. У вас в ногах лежат тела бойцов ОМОНа, которые пять минут назад колотили ваши головы и спины. За свой беспредел, они наказаны…
 Тут в толпе пробежал недовольный гул, как-будто морская волна уткнулась в волнорассекатель и разбежалась мелкими гребнями, шумя многоголосьем безобидных волн.
 — А что, обязательно надо было их убить? По-другому что, нельзя было? — выкрикнул молодой мужчина лет тридцати.
 — Граждане, не волнуйтесь, они не убиты, а в обмороке! Сейчас придут в себя!
 И правда, кое-кто уже шевелился и чертыхался. А один вскочил на ноги, его повело в разные стороны, как пьяного, было видно, что человек не может сориентироваться в пространстве. Видя такое, митингующие немного успокоились, обратив свой взор на говорившего дядю.
 — С сегодняшнего дня, — продолжил Митя, — наша служба приступает к исполнению своих обязанностей по восстановлению справедливости в обществе и защите граждан от неправомерных действий правоохранительных органов и исполнительной власти. Создана специальная служба, которая будет реагировать на ваши жалобы и предложения. Номер телефона доверия вам сейчас раздадут, он работает круглосуточно в автоматическом режиме. Ни одна жалоба или просьба о помощи не останется без внимания. Служба незамедлительно среагирует на ваши звонки и постарается вам помочь. Но, граждане-горожане! Я вас убедительно прошу, действовать и выражать свой протест в рамках закона и пределах ваших полномочий, закрепленных нашей Конституцией. Служба Защиты Человека не может защищать граждан, нарушающих действующее законодательство. Я рассчитываю на то, что сегодняшний конфликт немного отрезвит наши власти, и у вас, не будет повода для несанкционированных выступлений. А сейчас, я прошу вас, возьмите номер телефона доверия и разойдитесь по домам. Наша служба ситуацию будет держать под контролем. Всего хорошего!..
 Ворвавшись в кабинет начальника горотдела милиции, командир ОМОНа подполковник Храмов, четким шагом подошел к столу и, взяв руку под козырек, взволнованным голосом произнес:
 — Товарищ полковник, разрешите доложить?
 Тот взглянул на него поверх очков в золотой оправе и, молча, указав на стул, очень спокойно предложил:
 — Сядь и докладывай.
 Омоновец сел на указанный стул, положив черную кожаную папку на стол.
 — Петр Иванович! У нас ЧП. Десять минут тому назад, мне доложил мой комвзвода Васин, что на улице Ялтинской, где несанкционированный митинг, моих ребят вырубила какая-то служба…
 — Что ты несешь, Володя? Какая служба? Как это, какая-то служба твоих ребят вырубила? Ты не пьян? — изучающе, стрельнул взглядом начальник.
 — Я три дня капли в рот не брал, Иваныч. Служба Защиты Человека, так они себя назвали. Вырубили моих бойцов очень профессионально, на пять-десять минут в полную отключку. Видео уже в нашей сети, можно посмотреть. Я кусочек увидел и скажу, очень серьезные ребята, с такими еще не приходилось сталкиваться.
 Иваныч включил ноутбук, и пока он загружался, нервно теребил пальцами сигарету.
 — Иваныч, ты же бросил курить?
 — Да… тут с вами бросишь, каждый день какой-нибудь сюрпризик. Что-то в последнее время невезуха катит. Может, кто-то копает под меня? Не знаешь?
 — Не в курсе. Вряд ли… — Храмов поднес зажигалку и сунул под нос шефу светло-желтый огонек газа.
 — Не-е-е… — помотав головой, отказался начальник от услуги, — просто поддержу во рту и выплюну, между прочим, помогает. Ну-ка посмотрим, что за ерунда такая?
 Храмов встав, подошел и через плечо своего начальника стал внимательно наблюдать за монитором. По тому, как развивались события на экране было видно, что действительно против омоновцев выступила хорошо подготовленная команда. Они сразу даже не поняли, отчего бойцы попадали оземь, пока вновь не просмотрели видео в замедленном темпе, где четко можно было рассмотреть, как производились удары рукой в шею, печень и под дых.
 — Ё-моё! Что за служба, почему не было никаких циркуляров? Может, конторские, а? — вытирая вспотевшую лысину, недоуменно спросил Селиванов.
 — Не похоже. Я все службы знаю. С такой экипировкой и подготовкой, точно нет. И этого рыжего хмыря, я не знаю. Эту рожу никогда не встречал, если он нашенский, все равно, где-то должен был встретить. Сам знаешь, у меня фотографическая память на лица.
 — А этот черный азер рядом с ним, мне кого-то напоминает.
 — Да с таким профилем весь Кавказ забит. Ребята идентичность уже проверили, никакой информации по паспортному столу нет, он нигде не зарегистрирован.
 — Странно… очень странно. Ну-ка, звякну Петровичу.
 Полковник спешно набрал по служебному аппарату номер и, рассматривая свои коротко подстриженные недурные ногти, стал ожидать ответа.
 — Петрович, привет! Как здоровье? Как там Маша твоя? Твой будущий светило науки звонит тебе? — выслушав ответ, продолжил. — Слушай! В нашем городе какая-то новая команда появилась, не твоя случайно? Я тебе сейчас отфутболю картинку. Ты только, пожалуйста, будь на связи, а то я, не дай бог крякну, так и не узнав, кто такие.
 На некоторое время в кабинете нависла лесная тишина, только слышно было, как жужжит где-то муха.
 — А кто же они такие, если даже ты не знаешь? А может, это президентская команда? Он ведь обещался создать нечто подобное. Может, ты в неведении? Точно? Гарантируешь? Тогда давай, еще пошерстим по базам данных и через полчаса встретимся у «удельного» … Ну, хорошо! Пока!
 Ровно через тридцать минут оба силовика были у губернатора, и тут же, были приняты. В течение получаса было выяснено, что никакой службы с подобными полномочиями не существует и быть не может. Президент, требовательно попросил губернатора, в течение второй половины дня, все выяснить и доложить в любое время суток. И закрутился государственный механизм, кажущийся таким неуклюжим и неповоротливым, весьма прытко и эффективно. Спецы в органах, разбежались по своим рабочим местам и точкам. Информация интенсивно стала накапливаться, но противоречивая и скудная.
 Аналитики всех мастей раскладывали всю информацию, как карточный преферанс, производя в секунду миллиарды операций на мощнейших электронных устройствах, но их усилия были тщетны. Команда молодцев до сих пор на улице Ялтинской, а сведений о ней — ноль.
 Обстановка в тиши высоких кабинетов постепенно стала накаляться и приняло угрожающее состояние для их владельцев, отчего они еще более усилили свое давление на силовиков, прямо намекая на служебную несостоятельность их лидеров, что немедленно по цепочке, сказалось на всей системе, до последнего агента, нервируя их и провоцируя на необдуманные шаги.
 Так несколько агентов сразу попытались сблизиться с новой службой, но были каким-то образом вычислены и оттеснены от команды. Пришлось им удовлетвориться хронометражем — посредством видео-аудиотехники.
 Бойцы ОМОНа отошли от толпы вглубь двора и бурно обсуждали свое поражение. Командир Васин уже оправился после своего позорного поражения от «красного» бойца и в каждые пять минут выходил на связь с начальством. После очередного доклада выслушал цэу, поправил форму, пощупал личное табельное оружие, оглядев своих ребят, направился к неопознанной команде, стоявшей тут же неподалеку около сигарообразной боевой техники неизвестной службы, которая переломилась на повороте под сорок пять градусов, не нарушив при этом целостности своей обшивки. Взводный командир ОМОНа подошел к бойцам-виртуалам, но визуально не смог определить старшего из них, так как вся команда была запакована в камуфляж без регалий и, по-внешнему виду, нельзя было отличить их друг от друга.
 — Я могу поговорить со старшим? — нарочито спокойно, спросил взводный, оглядев всех сразу.
 — Да, это я, — ответил близстоящий боец. — Я вас слушаю.
 — Может, отойдем в сторонку, чтобы не было лишних ушей?
 — Необязательно, говорите здесь.
 — Хорошо. Мое начальство, хочет знать, с кем мы имеем дело? Ваша служба нигде не зарегистрирована и мы в неведении, от какой конторы вы работаете?
 — Служба Защиты Человека, — спокойно парировал командир, развернувшись к Васину боком, чтобы показать шеврон на рукаве, с русскими буквами — СЗЧ.
 — Это мы уже видели и слышали. Нас интересует, от чьего имени вы действуете?
 — Большего, я вам ничего не могу объяснить. Обратитесь к нашему начальству, оно там, где говорят.
 Васин и так был уверен, что ребята ничего стоящего не скажут, и поэтому, спокойно отошел от них и двинулся в сторону толпы. Рыжий мужчина эмоционально беседовал с группой людей, окруживших его со всех сторон, а его помощник — кавказец, стоял поодаль от кучки людей, наблюдая за окружающей обстановкой. Абиг сразу заметил Васина, как только взводный вынырнул из-за угла дома и спокойно поджидал его.
 Васин подойдя, вскинул руку к шлему.
 — Здравствуйте! Я могу у вас узнать, с кем мы имеем дело? Почему, ваши бойцы вырубили моих парней и меня, если вы действуете от имени государства?
 — Нет. Наша служба не подчиняется государственным институтам. Мы общественная организация.
 — Но общественное объединение не вправе иметь военизированных бойцов? Значит, вы вне закона.
 — А где вы видите военных? Наличие камуфляжа не является доказательством принадлежности к военной организации.
 — Но у вас подготовленные бойцы…
 — Ребята подготовлены защищать людей от неправомерных действий властей, всего лишь. У них нет оружия, нет спецсредств. Так-что, все в рамках закона.
 — Ваша организация не зарегистрирована нигде, значит, ваши действия не правомочны.
 — Мы не успели. Вы помешали нам, своим избиением ни в чем неповинных людей. Ваши действия тоже не имеют законной силы, так что мы с вами в равных условиях. Мы уйдем отсюда тут же, как только вы ретируетесь, пообещав нам, что подобного костоломства больше не повторится.
 — Это не в моей компетенции, я и моя команда всего лишь исполнители.
 — В таком случае доложите по субординации, а мы будем дожидаться решения вашего начальства.
 Откозырнув, Васин направился к своим подчиненным. Доложил начальству про обстановку и передал сведения, что удалось выудить ему своими усилиями.
Через двадцать минут, взвод ОМОНа погрузился в автобус и укатил восвояси без каких-либо объяснений. Абигу уже скачали содержание разговоров и распоряжений начальства от власти. Он прошел в небольшой толпе к Мите и тронув за локоть, тихо проговорил:
 — Закругляемся. Все спокойно, ОМОН укатил.
 Митя его внимательно выслушал и обращаясь к людям, громко, чтобы все услышали, прокричал:
 — Друзья! На сегодня достаточно страстей. Все устали, и я в том числе! Все остальные вопросы в рабочем порядке, через нашу службу по контакту с населением! Живите, работайте, отдыхайте, и знайте, что теперь имеется организация, которая будет защищать ваши повседневные интересы! Будьте счастливы!
 Митя с Абигом сели на свои места и машина вырулила на улицу, где транспорт уже проезжал без пробок. Как-только техника прибавила скорость, на мониторе высветилось предупреждение, красным огоньком, и голосовой речью раздалось:
 — Мы находимся в зоне преследования и наблюдения.
 — Ну и как мы от них оторвемся? Видишь, какое интенсивное движение на дороге? — озабоченно спросил Митя, обращаясь к Абигу.
 — Теперь мы постоянно будем в этой зоне. Разве ты это не предвидел? — как-будто удивленно, откликнулся тот.
 — Думал, но незаметно скрыться на такой «дуре», вряд ли удастся. Мы тут всех потопчем и подавим.
 — Не волнуйся, есть способ уйти от погони.
 — Какой?
 — У людей, это называется техникой скрадывания, технология, которая для вас находится на грани фантастики. Но как только люди научатся, хотя бы примитивно, входить во временное пространство, она станет вполне реальной и принесет им немало пользы, или бед. Пользы, если у людей произойдет переоценка духовных ценностей; бед, если этого процесса не произойдет. А у нас, в астральном мире, кванты времени для нас, такая же обыденность, как вода для вас. Мы время ощущаем только потому, что находимся в прямом контакте с человеческой личностью.
 — Что это такое — техника скрадывания, правда, я слышал об этом, но что это такое, я не знаю?..
 — Теоретически, человек мысленно может себя украсть из реальной жизни и оказаться в совсем другом месте.
 — А практически? Люди тоже могут перемещаться в пространстве, например, йоги.
 — Йога — это целенаправленная, совершенная работа над физическим телом, а техника скрадывания состоит немного из другой субстанции. Для человека это, пока просто красивая сказка. Он пока, свою задницу, даже от дивана не может оторвать, больно уж ленив, так как с детства ему одно внушают. Вот придет волшебник, махнет палочкой и все для него проявится: и ковер-самолет, и скатерть-самобранка, и чудо-печь. Набравшись терпенья, только сиди и жди. Но не дождется человек ничего подобного. Все надо зарабатывать, за любой результат надо попотеть. Чудо придет после изнурительного труда над собой. Ну, а теперь исчезнем, — Абиг нажал на кнопку и, через доли секунды, Митя увидел с дороги, на которой стояла «сигара», свой участок…
 Еле слышно прозвенел вызов-звонок селекторной связи. Начальник ГОВД, нажал кнопку приема.
 — Товарищ полковник! Команда исчезла…
 — Как исчезла?! — заорал Селиванов. — Ты что там мелишь? Вся агентурная сеть висит у них на хвосте, ты хочешь сказать, что вы упустили?
 — Я не знаю… ребята вели до моста, а там, эта техника, просто исчезла из поля зрения. У нас все зафиксировано, вы сами посмотрите видео, — сбивчиво, отрапортовал заместитель по оперативно-розыскной работе.
 Просмотрев материал, Петр Иванович снял трубку и стал дожидаться ответа.
 — От тебя тоже ушли? — почти зло, спросил он у фээсбэшника.
 — Еще как ушли. Просто кино какое-то, фантастика и только. Ничего не понимаю. Я уже всех спецов подключил, дал им разгону, но пока без результатов. Если что, я брякну. Давай, работаем, а то не снести нам с тобой голов наших…
 Сняв парик и псевдо бороду, Митя обтер лицо лосьоном и наложил тонкий слой увлажняющего крема на лицо, после чего, спрыгнул из кабины на землю. Абиг стоял и дожидался у скамейки. Митя сел и с удовольствием вытянул ноги.
 — Да, напряженный был день. Неплохо бы подкрепиться. Не желаешь?
 — Нет. Меня, Катя ждет.
 — Вкусно кормит? — то ли серьезно, то ли иронично, спросил Митя.
 — Да, — коротко брякнул тот.
 — Вот что значит любовь, — с сожалением, отозвался он.
 — А тебе, кто не давал любить?
 — Образ был другой.
 — У нее тоже.
 — Я знаю… — задумчиво произнес Митя, потом словно проснулся. — Ну, хорошо, мы оторвались, а ребят куда девать? Отправить на исходные позиции?
 — Если ты каждый раз будешь так делать, у тебя может случиться деактивность. На этот процесс уходит уйма энергии. Технику уберу в укромное место. А вообще, если ты и дальше решил действовать в этой стезе, то тебе придется легализовать их, зарегистрировав их, допустим, как членов общественного объединения Службы Защиты Человека. Нам же, все равно придется регистрировать нашу службу.
 — Ты что несешь? Как я смогу это делать, они же не люди? Где паспорта я им раздобуду? Если мы зарегистрируемся, нас в пять секунд возьмут за задницу и прищемят её, будет ой-ой как больно! — в крайнем изумлении, выкрикнул создатель виртбойцов.
 — Да очень просто. Взломаем базу данных МВД, выберем парней подходящих, пропавших без вести, оформим нашим ребятам их паспортные данные.
 — И что? Думаешь, там глупцы работают? Да менты только по одному адресу проверят, и все родители этих ребят тебя за горло возьмут, будут требовать своих ребятишек.
 — Внешность виртбойцов можно будет изменить по фото. Родители будут знать, что их ребенок служит правому делу.
 — Бездушный ты, все-таки! А ты подумал о родителях? Каково им будет, когда они найдут своих отпрысков, а потом они опять исчезнут? Ты что, думаешь, они из химии сделаны, как ты? Да они… половина из них просто «крякнет» от таких потрясений. Нет! На это я не пойду. Что хочешь делай, но людей не трогай.
 — Хорошо. Тогда срочно покупаем какое-нибудь производственное помещение, где можно будет наших ребят спрятать, согласен?
 — Действуй!..

                XVII

 Из кухни доносился аромат вкусной еды. Это чувство — обоняние, а вслед за ним и вкус к Абигу пришло совсем недавно, после эмоциональных высказываний Кати, когда он в очередной раз, отказался от пищи. Она очень обиделась и расплакалась. Чтобы успокоить её, пришлось ему в любовном порыве пообещать ей, что впредь он будет кушать все, что она приготовит. И что интересно, Абиг после этого, стал чувствовать голод и сытость, и еще страннее то, что пища стала нужна его организму. Для чего? Непонятно…
 И вообще, в последнее время для него стало много непонятного, что за процессы происходят в его организме? Было такое ощущение, как-будто его переделывают полностью, против его желания. Многие внешние раздражители вдруг стали его волновать и тревожить, и что интересно, память хранила ощущения и чувства пережитые не только во взаимоотношениях с Катей. Временами, ему остро хотелось забыть о своем происхождении и мире, куда ему все-таки, придется вернуться, а жаль…
 При всех недостатках мир землян прекрасен. Прекрасен тем, что таких чувств в любви, не испытывает более никто в биосфере. Даже самые продвинутые представители нашей вселенной, свою любовь проявляют в процессе передачи информации, что не идет в никакое сравнение земной любовью, где в любви участвуют и сознание, и плоть, и душа — свободная матрица — подарок человеку от Бога.
 Дверь в кухню открылась и в проеме появилась Катя. Белоснежный с изображениями веселых зверят передник, накинутый на шею и завязанный на талии, подчеркивал «подтаявшую» ее фигуру. Если раньше она старалась носить одежду прямого фасона, чтобы скрыть бесформенную свою фигуру, то теперь наоборот, одежда должна была подчеркивать все ее прелести: крутые бедра, стройные ноги, бюст пятого размера. Сутулости, этого наследственного бича, почти не стало. Голова сидела прямо и на своего возлюбленного, теперь она смотрела широко открытыми и счастливыми глазами. Если раньше, Катя только и делала, что рычала, как привязанная дворняжка, на мужа, на детей и черт знает еще на кого, то теперь в доме поселились покой и умиротворение. Все, что раньше раздражало и выводило ее из себя, отошло на второй план, стало таким незначительным, что об этом даже не хотелось думать. И что интересно, этот покой в доме стал необходимостью.
 В этих преобразованиях, конечно, тайны не было. Просто Катя любила, и что самое главное для нее, она была любима. Она это чувствовала своим сердцем и телом. Она обожала своего возлюбленного, ее организм постоянно хотел, чтобы его руки ласкали ее, его губы целовали ее всю, в ее уши бежал бурный поток нежных и ласковых слов, где слово «люблю» произносится в каждой фразе. Ведь слов этих, она никогда не слышала от Мити, хотя, вполне возможно, он её и любил. Пусть по-своему, молча, ревностью бешеной, но любил. Иначе, как объяснить тот факт, что в течении сорока лет, находился рядом с ней, терпел её, хотя сам был не подарок. Может, во всех их бедах была виновата наша российская жизнь, ведь она ох! как сложна, если мы строим то социализм, то капитализм, а страдаем сами от своей глупости. Чересчур доверчивы и глупы, поэтому, наверное, все беды приходится испытывать на своей шкуре.
 Любовь, действительно возвышает и окрыляет человека, делает его сильным духом и телом, дарит целеустремленность и омолаживает. Катя взаправду посветлела лицом и телом, что говорило о правильном обмене веществ. Стала совсем мало поглощать калорий, так как почти отказалась от жирной и сладкой пищи. От заядлого телемана не осталось и следа. Диван перед телевизором ее уже не привлекал, а в руках, в свободное время, крепко закрепились книги, содержание прочитанных глав которых, потом она с чувством пересказывала своему избраннику. В десять утра и в шестнадцать часов пополудни, в углу их спальни ее дожидалась беговая дорожка, на которой она уже вполне резво производила двадцатиминутную пробежку. Это чудо-дорожка, напичканная электроникой, в первый раз, когда Катя встала своими ста килограммами, дала рекомендацию пройтись тихим шагом. Она не послушалась и побежала, но не тут-то было, умная машинка вырубилась и предупредила, что «будущая чемпионка» взяла не тот ритм. Пришлось, каждый день строго выполнять инструкции умницы-машинки, но зато, хозяйка преодолела все болевые синдромы в таких случаях, когда с охотки побежишь прытью, а на следующий день суставы невозможно без боли вытянуть, вследствие растянутых сухожилий и подвязок.
 Когда Катя без сожаления распрощалась лишними тридцатью килограммами, она перестала чувствовать под собой ноги. Было такое ощущение, что за спиной выросли крылья и немножко, оторвали ее от грешной земли. Это давно позабытое чувство, дало ей возможность по-другому взглянуть на окружающий мир и по-иному воспринимать его. Если ее внутренний мир раньше не воспринимал многие шумы реальной жизни, то теперь она слышала как поют птички, даже здесь, в спальном микрорайоне; она подметила, как прекрасна и радостна мать-природа; какие сладостные и желанные чувства ее плоть ощущает в порыве безрассудной и всепоглощающей любви. Она была довольна этим обстоятельством и благодарила Бога, в которого вдруг стала верить, за этот божественный дар — блаженства в любви.
 — Устал? — чувственно спросила она, после того, как Абиг поцеловал её в пылкие и горячие губы. — Спасибо, за цветочки… Иди, умойся, а я пока соберу на стол.
 Посвежевший от мытья и переодетый в тоненький треник и свежевыглаженную оранжевую сорочку, Абиг вошел в кухню. У Кати все уже было собрано на овальном обеденном столе. Посреди стола красовались анютаечки.
 Абиг подойдя сзади, нежно обнял свою женщину за талию, прижав ее, стал целовать в шею и мочку уха. Катя откинув голову назад, наслаждалась ласковыми прикосновениями, а губы, дрогнувшим голосом, прошептали:
 — Довольно. А то, я забуду тебя покормить. Ты устал и голоден. Садись…
 — Я еще не хочу кушать. Зачем ты так много наготовила, я не съем столько?
 — Как раз. Ты забыл, сколько нас человек? Сейчас дети и внуки придут. Все уставшие и голодные, сметут до последней крошки. И тебя, мужика, я должна сытно и калорийно покормить, — она в его объятиях повернулась к нему, чмокнув ему в нос, продолжила. — Ты пойми одно, я хочу готовить для тебя, я хочу кормить тебя как ребенка. Это доставляет мне великое удовольствие и душевного удовлетворения, не лишай меня их.
 — Ну, хорошо. Убедительно прошу тебя, чуть-чуть наклади. Природа не терпит, когда одна энергия превращается в другую без надобности, не принося полезной работы. А я наоборот, трачу свою энергию, чтобы переработать твою еду. Ты ведь знаешь, я тебе это уже говорил, что для синтеза элементов, вообще-то ненужных моему организму требуется мощная энергия.
 — А мое самочувствие тебя тревожит?
 — Да, я хочу, чтобы ты была в прекрасном настроении.
 — Вот видишь! Значит, твоя работа не бесполезна, она приносит мне радость и чувство счастья, которое продлевает мне мою земную жизнь. Я страстно желаю, как можно дольше побыть с тобой здесь, на земле. Если мы с тобой в небесах и будем вместе, то об этом я, земная, знать не буду, поэтому это будущее там меня не интересует. Я хочу на земле испить любовный нектар из кубка любви, и ты мне в этом поможешь, как объект моей любви и страсти, — она повторно чмокнула его в нос, — вот так-то, мой глупыш…
 — Я понял. Я буду делать все, чтобы тебе было приятно и ты чувствовала себя комфортно и счастливо.
 — Вот и прекрасно! Будем кушать…

                XIX

 К двадцати двум часам, руководители всех силовых структур области, были приглашены к губернатору. Последним к назначенному часу подошел начальник УФСБ Кухтин. И все по приглашению помощника приглушенным шумом вошли в высокие и массивные двери. Когда все расселись по своим местам, хозяин кабинета оторвал взгляд от бумаг и, взглянув поверх очков строго, но в тоже время сочувственно, произнес:
 — Ну что, господа хорошие! Чем обрадуете? Прояснили ситуацию?
 Все сидели, молча уткнувшись взглядом в стол перед собой. Кухтин приподняв лысеющую голову, оглядел всех присутствующих и совершенно спокойно, промолвил:
 — Объект расследования исчез, информации — ноль, — и замолк.
 — Как нет информации? Что прикажете наверх доложить? То, что мои лопухи прощелкали целую команду какой-то военизированной организации?
 — Мы не лопухнулись, Георгий Иванович. Мои и полковника Селиванова агенты, вели наружку аккуратно до момента исчезновения объекта, сигарообразной неопознанной боевой техники.
 — Как она, эта пятнадцатиметровая махина могла исчезнуть? Что она с моста в реку бухнула?
 — Вы сами посмотрите, — Кухтин кивком головы, указал на ноутбук, — мне, думаю, и остальным, больше нечего сказать.
 Через две минуты шум видеозаписи прервал возмущенный голос хозяина кабинета:
 — Тьфу ты, зараза! Это что вы записали? Голливудский боевик? Как, такое может быть? А?.. — обратился ко всем сразу, пробежав за две секунды глазами по всем удрученным лицам своих подчиненных. — Кто-нибудь из вас мне объяснит?
 — Возможно, это новый вид разработок наших оборонщиков? — вопрошающе, откликнулся вновь назначенный начальник УМВД генерал Неминущий.
 — У нас нет ничего подобного, — ответил на вопрос генерала Кухтин. — Мы, самостоятельно не в состоянии разгрести это дерьмо, надо выходить на самый верх, там много светлых голов, может, поймут.
 — Верх, сам не знает, что это такое. Оттуда наоборот на меня давят, чтобы мы здесь на месте разобрались, — проинформировал губернатор.
 — Мы бессильны, я даже не знаю, за что хвататься? Тут нужны ученые, может, они разрулят? — пожав плечами и вытянув губы в трубочку, Кухтин отбросил ручку.
 — Так приглашайте!
 — Уже работают, но пока ничего.
 — А говоришь, не знаешь, за что хвататься.
 — Этот шаг от отчаяния. За сорок лет работы в органах, я так еще ни разу не облажался. Кто-то лоханул нас крепко, курам на смех. Я думаю, нам, — посмотрев на Селиванова, — надо подумывать об отставке.
 — А работать кто будет, я? — в голосе губернатора зазвучали стальные нотки. — Вы бросьте это, выкиньте из головы пораженческие настроения. Надо работать. Если это люди, то мы должны их найти. Все! Я вас не задерживаю. Ночной сон, отменяю. Отдыхайте урывками, но к утру, хоть что-нибудь прояснить! Касается всех! До утра…
 Просидев за столом до полуночи, Митя так и не услышал по телику новостей о сегодняшнем инциденте, хотя там, на улице Ялтинской, телекамеры активно снимали.
 — Да — протянул он, прослушав ночные новости, — гласности, как не было, так и нет. Власть любую информацию фильтрует по-своему усмотрению, — произнес он вслух, как-будто перед ним сидел собеседник.
 Он вырубил телеящик и стал перебирать свои школьные тетради с многочисленными записями и чернильными рисунками, где преобладали устремляющиеся ввысь «Яки» и «Миги», оставляя за собой длинные инверсионные шлейфы — романтическая мечта Мити. Ведь он тогда мечтал о небе и стреловидных самолетах, не понимая о том, что для этого будущий летун должен иметь исключительное здоровье и хороших знаний школьной программы, чтобы поступить в летное училище, чего, ни того, ни другого у него не было. С рождения, имея наследственное некрепкое здоровье и полуголодное детство, он к восемнадцати годам не мог похвастаться отменным здоровьем, без которого было немыслимо сесть за штурвал самолета. А знание школьных программ полностью зависело от памяти, которая у ребенка не может развиваться, если он в свое время, то есть до пятнадцати лет, не получит необходимого количества сахара, без которого мозг не в состоянии гармонично развиваться. Эта небесная романтика у него появилась в шестом классе, когда во время урока, кто-то из учеников, открыл классную дверь и заорал во всё горло:
 — На поле самолет сел!
 Класс, словно на пружине, соскочил из-за парт и ринулся на улицу, не обращая внимания на выкрики учительницы, пытавшейся остановить этот ураган детских голов, рук, ног и криков. Минута, и в школе воцарилась тишина. Даже учителя покинули её, чтобы вернуть своих архаров в классы.
 Когда добежали до грязно-синего «кукурузника», толпа детишек из близстоящих избёнок, прибежавших раньше других, плотным кольцом окружала самолет и летчика, сидевшего на крыле и насмешливо отвечающего, на чисто русском, на восхищенные вопросы детишек. Когда прибежала вся школа, это четыре сотни черно-белых голов, ответов пилота уже невозможно было разобрать. Он улыбался и разводил руками, поскольку тоже не слышал, и поэтому не понимал вопросов детей.
 Учителям стоило больших усилий, чтобы загнать учеников в классы, но половина мальчишек тут же, снова сбежала, оставив свои матерчатые и дерматиновые сумки в классах. Митя тоже, по пути бросив на крыльцо родного дома свою матерчатую сумку, устремился за околицу, где прямо посреди поля красовалась железная птица мечты. Когда он прибежал на место, он увидел, что пилот ковыряется под фюзеляжем самолета, одновременно беседуя с подошедшим председателем сельского совета и агрономом, русским по происхождению, но крепко закрепившимся в чувашской деревне после военных лет.
 Митя долго крутился вокруг самолета. Заглядывал во все места, щупал нагретые солнцем заклепки, резиновые колеса, восхитительный пропеллер с бугорка, который дети соорудили своими руками, чтобы дотянутся до винта. Даже тогда, когда мать прибежала за ним, чтобы утащить его домой, он со слезами на глазах упросил ее оставить его у самолета. Мать с улыбкой на губах, согласилась и наказала, чтобы до сумерек воротился домой, иначе она придет с прутиком. Митя, конечно, пообещал все исполнить, что мать требовала, но проводив ее, тут же забыл про свои обещания.
 Только в сумерках летчик, наконец, отремонтировал свою винтокрылую машину. Пройдя по еще не вспаханному полю, осмотрел все ямки и бугорки, после чего надел свой чудный шлемофон и, поднявшись на крыло, крикнул:
 — Ну, все! До свидания! Теперь отойдите от самолёта, а то сдует! Потом ищи вас в поле…
 Все уважительно прислушались к его словам и отбежали на довольно большое расстояние. Техника два-три раза чихнула и взревела таким звуком, что у всех заложило в ушах. Ребятишки с визгом затыкали уши грязными пальцами и орали друг другу что-то, показывая кивком головы на самолет, который еще больше увеличил обороты и затрясся, словно его колотили бревном. И вдруг сорвавшись с места резво побежал по полю, подпрыгивая на небольших ямах и буграх. Все быстрее и быстрее. Пробежав три сотни шагов, он резко устремился ввысь, помахал крыльями и был таков.
 Митя долго еще стоял и слушал удаляющийся гул, устремив свой взор вслед улетающему чуду, пока оно не превратилось в точку и не исчезло в иссиня-оранжевом горизонте. По серому, от пыли, лицу мальчика катилась слеза настоящей обиды и будущей мечты, а пересохшие детские губы тихо, чтобы никто не услышал, шептали:
 — Я все равно стану летчиком, все равно… слышите?..
 С этой мечтой, он окончил школу. Пройдя медкомиссию, где ему пришлось, чуть ли на коленях упрашивать женщину, председателя комиссии, чтобы она допустила его до приёмной комиссии и, с семидесяти пятью рублями в кармане, укатил в Харьков, поступать в Высшее Военное Авиационное Училище.
 Наверное, председатель медкомиссии все-таки написала что-то по латыни на карте медицинского освидетельствования, если Митю по приезду, вновь отправили на повторное обследование. После вступительных экзаменов, он был зачислен в только что организованную экспериментальную группу с четырёхгодичным обучением, где будущие лётчики получали более глубокие знания по авиамеханике. Курсантов сразу же предупредили, что после окончания учёбы их без всяких условий могут направить в авиаподразделения авиамеханиками. Конечно, ему было очень обидно и горько, но это ему давала возможность остаться при самолетах. Притом, при удачном случае, можно будет сесть за штурвал самолёта. И он смирился. В течение недели аккуратно и усидчиво вникал в учебный процесс. Что интересно, почти всё запомнил, чего у него не было в школе. Видать, мечта подключила скрытые резервы организма, чтобы ускорить процесс своего воплощения.
 Но душа требовала полета. Несмотря на строгий режим курсантской жизни, Митя стал часто появляться около дверей тренажёра, куда салагам вход был запрещён. Ему даже личное обращение к инструктору тренажера не помогло, а только выслушал не очень лестные слова в свой адрес. Майор с сытым круглым лицом, строгим поставленным голосом буркнул:
 — Когда учебный процесс по программе дойдет до кабины пилота, вот тогда и сядешь в кресло пилота. И то, лишь для того, чтобы закрепить визуально учебную программу. Дело будущего авиамеханика — досконально знать машину и качественно её ремонтировать. Понятно, товарищ курсант?
 — Так точно…
 Митю, конечно, такое объяснение не удовлетворило, и он начал искать пути подхода к тренажеру. В течение недели он установил, что на тренажер можно попасть два дня подряд в неделю, сразу после обеда, когда начальник куда-то уходит в сторону боксов, около большого ангара, и возвращается только через полтора часа с розовым лицом и блестящими глазами. Заглянув в кабинет преподавателей идет в библиотеку, где пропадает в беседе с сорокалетней библиотекаршей. В шестнадцать часов дня появляется в тренажёрном классе, чтобы все проверить и уйти домой.
 Входная дверь закрывалась на ключ, но сбоку служебная дверь не запиралась и по коридору, где находились кабинеты с разрезанными двигателями и оборудованием, можно было попасть в тренажерный зал. И то только, если не запиралось выходящее в один из кабинетов технологическое окно. Но, на счастье или беду Мити, в течение двух дней, ему удавалось попасть в кабину тренажера, поскольку в занятиях группы появилось свободное парное окно, ввиду отъезда преподавателя по механике. Все два часа, что он проводил в кресле виртуального самолета, он только изучал приборы, кнопки и рычаги, мысленно взлетал и садился. Даже в койке под верблюжьим одеялом, он поднимался в небо и приземлялся на своем самолете. Кое-какие практические сведения по самолетам, он получил у помощника майора, второкурсника Пети, который следил за порядком в тренажерном классе.
 Когда уселся в кресло под колпаком, щелкнув тумблером, он сразу заметил, что задрожала стрелка прибора генератора. Митя проверил по приборам заправку топливом, напряжение питания. Пошевелил рычаг тяги, рули поворота, надел шлемофон. Он решительно нажал на кнопку запуска двигателя. Появившись от нуля уровень шума турбин стала нарастать и через мгновенье, машина взревела. Прогрев двигатель, Митя плавно вырулил на взлётно-посадочную полосу. На экране после рулежки появилась информация — встречный ветер дул со скоростью семь метров в секунду, с галсом в десять градусов. «Разрешите взлёт!» «Разрешаю» Ответил: «Понял»  И двинул рычаг управления двигателем вперед. Когда техника взревела по-настоящему и как-будто потянулась вперед, резко отпустил тормоза. Понесло так, что дух захватило. Аппарат стал крениться вправо, угрожая чиркнуть крылом об бетон полосы. Машина не слушалась руля поворота, ее стало разворачивать. Мите стало страшно, он интуитивно потянул рычаг тяги на себя. Через несколько секунд машина стала послушной, правда, разбег происходил с отклонением от направления взлетной полосы. Глядя на авиагоризонт, Митя рулем поворота выровнил самолет и, пробежав глазами по приборам, дал полный газ, хотя половина взлетной полосы осталась за хвостом. Он устремил свой взгляд вперед, на набегающую полосу. Вдруг в голове пронеслось: «Закрылки!..» Он дернулся…
 Митя даже не понял, что оторвался от земли, пока его взгляд не упал влево, на высотомер, который уже показывал тридцать метров. Он щелкнул тумблером и по стуку понял, что шасси убрались, совсем позабыв о том, что по инструкции он должен произвести два витка полета по кругу, прежде, чем войти в зону планового полёта с неубранными шасси. И тут на него нашло. Осознание того, что самостоятельно взлетел в небо, и он летит, впрыснуло в сердце столько адреналина, что кровь наполнила весь организм до предела, дав ему возможность испытать настоящую победу над своими страхами и сомнениями.
 В себя пришел, когда замерцала красная лампочка от датчика топлива. Пришлось срочно разворачиваться и, при подлёте, ловить полосу посадки. Разворот не понадобился, благо ветер оказался встречно-боковым. От резкого снижения аппарат затрясся так, что казалось, вот-вот оторвутся крылья. Но хорошая машина «МИГ», любые перегрузки выдерживает без проблем. После резкого снижения стало не хватать высоты, появился реальный шанс не дотянуть до полосы. Митя резко увеличил обороты и пока двигатель набирал мощности, нервно задергался в кресле, сейчас грохнусь. Но в последний момент, секунд через пять, тяга появилась и бетонка бешено помчалась навстречу. Как только машина миновала первую полосу касания, Митя плавно потянул рычаг тяги на себя. Когда он заметил, что самолет садится с большим креном, было уже поздно. После касания правым шасси самолет подбросило и стало кренить на левый бок, и тут Митя вспомнил, надо смотреть на полосу влево и вперёд на сорок пять метров. До второго касания ему удалось немного выровнять взбесившую технику. После нескольких раскачиваний с бока на бок аппарат, наконец, покатился ровно и тут, Митя нажал на тормоза.
 Заглушив двигатель он снял шлемофон, вспотевшей рукой вытер мокрый лоб. Посидел минуты две в кресле, успокаиваясь. Когда дыхание успокоилось, отключил рубильник и направился было к окошку, но краем глаза заметил майора, который стоял и удивленно сверлил курсанта своими покрасневшими глазами. У Мити, что-то оборвалось в животе и ему так стало дурно, что захотелось сползти на пол и закрыть глаза.
 — Фамилия! — строго, рявкнул майор.
 — Курсант Митонов, — еле выдавил из себя Митя.
 — Ты что, раньше летал на самолете за штурвалом? — спросил взволнованно, упитанный офицер.
 — Нет… Первый раз… — прошептали онемевшие губы потерявшегося курсанта.
 — Ну-ка посмотрим, что ты там налетал?
 Майор включил рубильник и сел за свой стол, где экран засветился голубым.
 — А когда тренировался и с кем?
 — Ни с кем… Два дня по два часа посидел в кресле, пока вас не было.
 — Н-да-а-а! Однако. То, что взлетел и произвел удачно посадку отрадно. Но для летчика самое главное — дисциплина. Я буду вынужден доложить начальству о твоем самовольстве, — сожалением констатировал майор.
 — Можно идти?
 - Не можно, а разрешите идти.
 - Разрешите идти!
 — Разрешаю…
 Майор сочувственно провожал взглядом угловатую фигуру молодого курсанта. Он, конечно, позабыл бы рапортовать об этом инциденте, но после двух запоев начальник училища стал очень грубо с ним общаться и майор понял — еще одно нарушение дисциплины, он вылетит на досрочную отставку и без звездочки. «Доложу» — подумал офицер и пошел к себе в кабинет. Отперев замок, открыл дверь, качнув головой, произнёс вслух:
 — Каков молоток, парнишка! Жалко будет…
 Когда майор рапортовал начальнику, в его просторном кабинете сидел замполит, подполковник Хорьков, невзлюбивший майора за то, что тот своими систематическими запоями ухудшал показатели деятельности замполита, ответственного за моральные качества членов и не членов коммунистической партии, работников военного училища. Когда майор доложил по всей форме, начальник вуза с улыбкой на лице, по-доброму отозвался:
 — Нам такие молодцы нужны, а наша задача, научить его к дисциплине и порядку. Курсанта примерно наказать, и пусть продолжает учёбу. Для него этот случай будет хорошим предупреждением от будущих нарушений.
 — Товарищ генерал! — не вставая, жестким голосом произнес замполит, смотря на начальника своими поросячьими глазами. — В свете принятых решений пленумом ЦК КПСС по реформированию армии и высших военных учебных заведений, мы не можем на такое грубое нарушение дисциплины смотреть сквозь пальцы. Нас… там, — многозначительно пальцем показал в потолок, — неправильно поймут и могут вынести оргвыводы.
 Генерал, поворотом головы, удивленно посмотрел на своего зама, нервно проговорил:
 — Ладно, посмотрим…
 Слова, сказанные этим сынком-выскочкой одного бывшего большого штабиста, немного закачали кресло под задом начальника училища. Генерал давно уже понял, что кто-то копает под него, но никак не мог вычислить кто? Вполне возможно, этот блюдолиз торит тропинку будущему начальнику, который может быть назначен откуда угодно. Он, конечно, не мог знать, что подполковник вычищает место для другого будущего курсанта, сына полковника из Одесского военного округа, который приехал к замполиту с дорогими подарками и целый вечер, позавчера, угощал его в ресторане армянским коньяком. Хотя Хорьковым и не было, ничего конкретного обещано, поскольку сынок полковника вступительных баллов недобрал, но подполковнику очень уж хотелось оставить у себя целый багажник дорогих и шикарных подарков, о чём он, вот уже двое суток, не переставал думать. Он безутешно искал способ, как всё это воплотить в жизнь, а тут Фортуна сама подкинула такой уникальный случай, который он, конечно, ни за что не выпустит из своих алчных цепких рук. Ведь одни сапоги жене, чего стоят. Таких сапог, даже в «Берёзке», за валюту не сыщешь.
 В обед на доске объявлений висел приказ об отчислении курсанта первого курса Митонова Дмитрия, за грубое нарушение учебной дисциплины. Последний раз пообедав в столовке училища, Митя собрал свои пожитки, выданные в каптерке, взамен сданной курсантской формы и, попрощавшись с ребятами, сел в отходящий автобус и укатил в неизвестность…

      ПРАВКА                XX

 За завтраком, наконец, Митя услышал в новостях ожидаемую информацию о некой военизированной группировке, противоправно действующей на несанкционированном митинге, на улице Ялтинской. Информация была скудная, а видеоролик освещал лишь незначительные эпизоды инцидента. Заворчав про себя что-то недоброе, он прибрался на столе и выключив телевизор, вышел во двор. На объекте стоял привычный строительный шум: что-то визжало, трескалось, гремело и стучало. Бригада строителей дружно возводила мансардную крышу дома. Удовлетворенный быстро продвигающей работой, он хотел было вернуться к себе в комнату и сесть за бумаги, но увидел, что подъехали Абиг с Колькой. Оставив свое намерение, пошел к машине.
 — Дед, привет! Ну, дед даешь, уже дом стоит! — восхищенно поприветствовал внук, поглядывая на новый дом и протянул пакет. — Баба передала, там что-то вкусненькое.
 — Мне ничего не надо, у меня все есть, — сумрачно отозвался тот.
 Заметив, что настроение деда мгновенно изменилось к плохому, внук сразу заговорил весело и задорно.
 — Мы съездили недвижимость смотреть, нам понравилось. Какая-то бывшая автоколонна. Мы сразу договорились и ударили по рукам. Юрист уже занимается оформлением.
 Было видно, что семнадцатилетнему парню нравится быть в гуще событий, где он сможет почувствовать свою значимость и востребованность. «Я с ним, почти не занимаюсь» — подумал Митя и, одобрительно отозвался:
 — Хорошо, молодцы! ДОрого обошлось?
 — Если учесть два гектара земли в собственности и кучу производственных зданий, то пустяк, — вмешался в разговор Абиг, протянув руку для приветствия. — По рукам хлопнули за сорок лимонов. И хозяин лимон скинет, если рассчитаемся налом и сразу.
 — Отлично! Сэкономленный лимон перечислишь на счет фонда.
 — Сделаю.
 — Дед! Что за фонд? Это бабло лучше мне подари, я себе крутой байк куплю и к байкерам на тусовку буду мотаться, — с улыбкой, но вполне серьезно попросил Колька.
 — Во-первых, деньги эти, уже не мои, а фонда. Что за фонд, я тебе потом расскажу. Во-вторых, чтобы стать крутым байкером недостаточно наличия дорогой техники. В этом деле главное — порыв сердца и влечение в мозгах, чего я до сих пор у тебя не замечал. Ну, а в-третьих, у меня нет кожаного мешка.
 — А мешок-то зачем? — удивленно уставился внук.
 — А чтобы твои мослы собрать на асфальте, когда на скорости двести пятьдесят километров полетишь на таран с «КАМАЗом».
 — Ой, дед! Что ты говоришь! Вон сколько байкеров по трассе носятся и ничего!
 — Настоящий байкер с пелёнок занимается техникой, и никогда не проскочит грань разумной скорости по обычным дорогам. А те мамкины сынки, купившие за папины бабки крутые машины, долго не катаются. При первой же попытке, показать свою крутость, уходят под тридцатитонный грузовик. С такими, настоящие байкеры, даже не знакомятся.
 — Почему?
 — Потому, что трудно их имена запомнить, они в каждый сезон меняются, как китайские одноразовые перчатки.
 — Ну, дед! Наговорил страху, аж холодок по спине пробежал. Скажи, пожалел денег?
 — Денег не жалко, жаль тебя потерять. Я слишком сильно люблю вас — детей и внуков, чтобы добровольно собственными руками рыть вам могилы. Так-что не проси, не дам, и тем более, тебе скоро в армию, там нарулишься, если за руль или за штурвал посадят.
 Немного погодя.
 — Ну что, поедем на объект, поразмыслим, что-где разместить?
 Здание с боксами на пятнадцать большегрузных длинномерных машин, действительно было подходящим местом для Митиной «армии». Он уже не сомневался, что придется создавать еще бойцов. В его голове ночью созрел безумный план, о котором он помалкивал, и не пожелал, чтобы двойник об этом узнал.
 — Хорошо. Мне нравится недвижимость. Пусть завтра же, рабочие начнут ремонт, а сегодня… — посмотрев на Абига, продолжил, — начинайте завозить стройматериалы. Организуйте службу безопасности. Тебе сколько спецов надо?
 — Человек двадцать…
 — Человек?..
 — Но, ты сам к ним обращаешься как к людям.
 — Прости, ты прав. Не будем осложнять себе жизнь, люди так люди. Да кстати, мы начинаем ремонт без оформления документов, а хозяин возьмет да откажется от сделки.
 — У него очень тяжелое финансовое положение, на нем висит огромный долг, а кредитор дал ему неделю отсрочки. После срока начнет прессовать.
 — Он тебе сам об этом сказал?
 — Нет, он молчал. Я сам…
 — А-а-а… Можешь не продолжать. Я поехал, а завтра, когда освободишься, я тебя жду у себя. Необходимо обсудить кое-какие вопросы, возникшие по причине инцидента.
 — Добро, я буду.
 Развернувшись по-военному через левое плечо, Митя бодро зашагал к машине, но резко обернувшись, произнёс:
 — Чуть не забыл. На базе, должны быть и настоящие фуры, для маскировки. Ты продумай, как это сделать, и о водителях тоже. Один из них должен быть настоящим, но их присутствие, не должно распространяться далее зоны первого уровня. Документы наших парней должны соответствовать оригиналам наемного водителя, который об этом не должен знать.
 — Хорошо, я все сделаю как надо, не беспокойся.
 — Пока.  Колька, поехали.
 Абиг появился сразу после обеда, когда Митя, разморенный едой, полулежа отдыхал в полудреме под разросшимся кустом сирени во дворе. Кресло-качалка прекрасно убаюкивало его, он даже временами забывался, сладостно посапывая во сне. Шум подъехавшей машины мгновенно прогнал дремоту и он, прищуриваясь от яркого солнечного света, покинул свое ложе.
 — Обедать будешь? — для приличия спросил Митя, хотя прекрасно предвидел отказ.
 — Нет спасибо, уже успел.
 — Тогда хватай стул, и пойдем в кусты под тенечек. Там потише, мешать никто не будет.
 За Митиным участком были расположены муниципальные земли, никто их, уж который год, не обрабатывал. Брошенная земля потихоньку зарастала подлеском и годилась разве что для пастбищ. Тем не менее, на сочных травах не было видно ни одной головы домашней живности. Земли пустовали, не принося никакой пользы обществу. Желающих «пахать» на земле с каждым годом становилось все меньше и меньше, поскольку государственная сельскохозяйственная политика не позволяет порядочному крестьянину самоотверженно трудиться на своем наделе. Чиновничий аппарат с усердным постоянством собирает «дань» с сельского труженика, но помогать ему, согласно законов Госдумы и указов Президента, не собирается. А житель села теперь умный, он не будет горбатиться на рядках картофеля за те гроши, что он получит осенью за свой урожай после засухи, либо затопления, после всех вычетов и расчетов за ГСМ и запчастей. Хорошо еще, что он свой труд еще не умеет оценивать, поэтому его не включает в расходную часть своего бюджета. Когда он этому научится, тогда хотелось бы посмотреть, кто останется в деревне, кто будет выращивать урожай для города. Конечно, какой-то промежуток времени можно продержаться народу на импортной сельскохозяйственной продукции, но этот путь развития губителен для государства, и это не могут не понимать светлые умы там наверху.
 Под сенью подрастающих деревьев, действительно было потише от шума стройки и прохладно. Зеленый ковер не скошенной травы, имел ярко зеленую окраску и радовал своим естеством и покоем.
 — У меня возникла идея — создать ещё бойцов. Как ты, на это смотришь? — спросил Митя, усевшись на свой стул.
 В лицо подул свежий ветер с залива, с легким морским воздухом.
 — Для чего? Вчера ребята отлично справились со своей задачей, зачем тебе лишние бойцы? — отозвался удивленно, Абиг. — Чем больше бойцов, тем труднее скрыть их.
 — А ты разве не знаешь, что в других местах тоже, сплошь да рядом, нарушают права человека?
 — Ты возомнил себя мировым жандармом? Не высоко взял? Как бы шею не свернули?
 — Если я ребят раскидаю по городам, властям сложно будет концентрировать свои усилия по поимке меня. Я хочу расшевелить общество и воткнуть прутик в «рай» государственной системы, где жиреет госчиновник.
 — А тебе не кажется, что с государством нельзя играть в азартные игры? Это все равно, что тревожить медведя в берлоге. Если он оттуда выскочит, нарушителю покоя мало не покажется.
 — Иначе, я не смогу достичь своей цели.
 Абиг, очень внимательно вгляделся в глаза хозяина, но ничего не смог оттуда выудить. Обеспокоенный неизвестностью, заерзал на своем стуле и внешне спокойно, спросил:
 — Может, ты меня ознакомишь со своим замыслом? Мой совет может оказаться кстати. Одна голова хорошо, а две — Госдума.
 — Можешь не волноваться, я не собираюсь завоевывать мир. Мой план значительно скромнее и уверяю тебя, он на пользу нашему обществу.
 — Ты решил в одиночку переделать общество? Много великих людей пробовало это делать, но мир не меняется по их сценарию. Даже целый народ не сможет изменить естественный ход истории.
 — Это я понимаю, но понимаю и то, что выпавшей на мою долю удачей, грех не воспользоваться. Если от моих усилий в нашей стране произойдут, хоть какие-то подвижки, я свою миссию буду считать выполненной. А ты мне в этом поможешь.
 — Если я буду с тобой работать в одной упряжке, то хотелось бы знать, хотя бы цель поисков. От единомышленников не скрывают генеральный план наступления, в противном случае возможен сбой в действиях наступающих сил.
 — Хорошо, скажу, но вслух не произнесу. Боюсь сглазить, — согласился он с доводом двойника, с ухмылкой на губах пристально проникся взглядом.
 Через несколько секунд Абиг ответил преданно, видимо он понял, что сообщил ему мысленно создатель.
 — Это другое дело. В этом деле, я с тобой пойду до конца, чего бы мне это не стоило.
 — А что тебе, это может стоить? Ты можешь в любой момент ретироваться в свой мир, где тебе комфортно и понятно.
 — Мой мир только землянам может показаться идеальным, на самом деле, в нем почти такие же проблемы, что у вас. Та же иерархия и разница в уровнях разума. Единственное преимущество перед вами — отсутствие материального составляющего, этого мощного стимулятора для вашего развития. Но мой мир, не может существовать без твоего мира, ибо он сотворен Создателем для гармоничного развития «гомо сапиенс». Поэтому я туда сильно не тороплюсь, тем более здесь, на земле, я познал то, чего никогда не испытал бы в моем мире — любовь.
 — А как же вы там размножаетесь, если у вас нет любви?
 — Объем моего мира создан единожды и он не меняется, в нем существует двуполярность, которая периодически меняется, освобождая нашу сущность от излишней информации, то есть, когда ты умрешь, вместе с твоей душой моя субстанция тоже проходит горнила очищения. У людей это называется адом. И так до тех пор, пока будет существовать ваша цивилизация.
 — А как же вы там проявляетесь, я имею в виду совершенствование, если не можете ни любить, ни творить?
 — Посредством человека, в тебе могут проявиться какие-то сверх способности или талант, которых раньше ты не замечал, не было даже предпосылок, а тут вдруг заиграл на пианино, решаешь сложнейшие математические задачи, пишешь картины или конструируешь оригинальные машины. Да много чего, где может проявляться представитель моего мира.
 — И как вам все это, удается «запихать» в голову человека?
 — Во время засыпания и пробуждения, когда человек находится в полугипнотическом состоянии. В эти минуты, он не может контролировать свой разум, и на его «сайт» можно легко скачать любую информацию. Но есть одно «но»…
 — Какое?
 — Если человек не будет развивать и совершенствовать полученный дар, он быстро рассеется и иссякнет. Чтобы удержать мою информацию в информационном поле человека, мне приходится тратить огромное количество моей энергии, чего я себе позволить не могу. Мой девиз: малой энергией — кучу дров. И я не работаю без предоплаты, то есть пока человек не предоставит мне, достаточной энергии в виде желаний, эмоций и правильных поступков, он ничего не получит.
 — Да, хорошая установка у вас. У людей так не получается, мы тратим кучу энергии, чтобы получить «щепку». И вообще, по-моему мнению, человек не самое удачное творение Бога. Разум человека, имеет невообразимое воображение и проницаемость во всё, но тем не менее, не в состоянии подавить физиологические импульсы, исходящие от плоти. Мне не совсем понятна такая конструкция и запрограммированность человека.
 — Нам никогда не познать промысел Творца. Живи тем, что имеешь и чем обладаешь.
 — Мне этого мало! — вскинулся Митя. — Для чего, мне такой обширный разум, если я не могу приблизиться к нему в осмыслении объектов его творения?
 — С каждым циклом своего развития, ты все ближе и ближе подбираешься к этому, — невозмутимо ответил двойник.
 — Я этим был бы удовлетворен, если бы мог проследить свое развитие. А так, я не знаю, в какую сторону амплитуда моего совершенствования качнулась. Пытаясь совершить благие намерения, я могу таких дров наломать, что потом до конца дней своих это не расхлебаю. Это сейчас, когда на моей голове лежит снег, я чуть-чуть поумнел, а по молодости глупостей совершал одну за другой, не вдаваясь в моральные аспекты. Да и сейчас, я не могу сказать, что мудр. Я даже не понимаю, в чем она заключается, мудрость моя? В том, что я перестал, точнее, снизил поток исходящей из меня глупости? По моему разумению, каким я был глупцом, таким и остался. Конечно, я могу на публике себя показать мудрецом и упиваться тщеславием от этого. Сама фраза, «я хочу быть мудрецом», уже говорит о моей бездонной глупости. Как же, я могу быть мудрым? Мудрость разве в том, чтобы окружающие рукоплескали мне и возводили на пьедестал в лаврах? Человечество в течение всего своего существования, «перелопачивает» одну и ту же мысль, высказанную кем-то в поисках смысла жизни. И сегодня, ни один мудрец не сможет ответить на этот вопрос. Значит, весь мыслительный процесс человечества направлен в ложном направлении, скорее всего преднамеренно. Так, где же мне найти причал для моего воспаленного воображения? Почему, познав что-то, я в смятении, и опять моя больная фантазия меня уносит в далекие миры с причудливыми пейзажами и прекрасными образами? Где он финиш? Кто остановит мой бессмысленный и безумный бег взмахом вожделенной палочки и найду ли я в конце своей беговой дорожки, тот ответ, который мучил меня и заставлял делать столько непрощаемых земных грехов в течение всей моей жизни?
 Высказав эмоционально, Митя отпил из горлышка бутылки родниковой воды и откинулся на спинку раскладного стула. Абиг не перебивая, внимательно слушал его и, сосредоточившись на чем-то своем, ответил:
 — Наверное, понятие смысла жизни потому и размыто Творцом, чтобы побудить человека к поиску. Чтобы он совершенствовал свою мысль, развивал свой мозг и расширял его возможности. Поэтому, даже достигнув определенных успехов в работе, в творчестве и вообще в жизни, человек все равно остается неудовлетворенным, он хочет еще чего-то, а чего — не знает сам. Создатель, преднамеренно вложил в человека это чувство, чтобы он не прекращал искать и совершенствоваться в своем развитии.
 — О каком развитии и расширении мозга можно говорить, если по молодости в голове одни половые гормоны, а по старости — атеросклероз, когда же человеку совершенствоваться?
 — В молодости достаточно того, что услышишь, увидишь и почувствуешь. Все это заложится в памяти и в нужный момент вытащится, если в пожилом возрасте научишься управлять своим мозгом, — ответил Абиг, смотря Абигу прямо в глубину глаз, словно в душу заглянул.
 Митя, мгновенно отреагировал:
 — Какой смысл учиться, обучаться и запоминать какую-то информацию, если мозг пожилого человека не сможет сохранить эту информацию? Память в этом возрасте, можно сказать, почти отсутствует.
 — Чушь собачья! Это инертное мышление некоторых ученых, которые не провели собственных исследований, а полагаются на авторитетное высказывание научных светил, в общем, устаревшая муть. Способности мозга не зависят от возраста, если он постоянно работал, то есть думал. Нейроны мозга и дендриты на них не стареют, даже с возрастом, прекрасно работают и могут эффективно улучшать свои качественные характеристики, в частности, легко адаптироваться к любым внешним раздражителям, в виде эмоциональных стрессов, так как у зрелого человека в подсознании имеется конкретная установка на все случаи жизни. Единственное условие для такой эффективной работы мозга — это постоянная и интенсивная нагрузка его, то есть, надо думать, размышлять, запоминать, исчислять, решать логические задачи бытия и тому подобное. Непрерывный бег мысли с короткими перерывами на отдых, вот залог хорошей работы мозга. Не жалеть свое серое вещество, а эксплуатировать самым жесточайшим образом и до гробовой доски останешься в строю, во здравии и при памяти. Главное, не лениться, ведь человек без лени, что окно без пыли.
 — Но в современном мире поток информации такой мощный, что никакого объема серого вещества не хватит, чтобы все запоминать.
 — Не надо превращать свой мозг в мусоропровод, где на свалку уносится все подряд — и хлам, и хорошие вещи. Надо, научиться правильно, складировать информацию. Пусть лучше, твой мозг будет мусорным контейнером для поступающей информации, откуда ты легко извлечешь пригодное. Уникальность твоего, то есть людей, мозга в том, что он обладает необъятностью человеческого восприятия. Мозг человека — это микроскопическая копия вселенского компьютера. Количество нейронных соединений, а их только в одном нейроне двести пятьдесят тысяч соединений, пока известных человеку на первом этапе познания своего мозга, миллиарды.
 — А почему пока, а что мы узнаем на других этапах?
 — Хотя в институтах мозга и ведутся интенсивные исследования во многих странах мира, но ощутимых результатов в этой работе, по программированию поведения человека, еще не наблюдается. Это сейчас главное, поскольку мир катится к своему концу.
 — А результаты будут?
 — Да. Просто, они не обращают должного внимания на один нюансик в своих изысканиях.
 — Какой?
 — Преобладание в поведении человека порочных качеств, связано с тем, что в участках мозга, отвечающих за эти поступки, межклеточное пространство имеет более слабую сопротивляемость, впоследствии чего, происходит интенсивное соединение дендритов. Секрет управляемости мозга, находится в рамках умения изменять сопротивляемость между клетками мозга. Разность — в тысячных и более… долях омиков, факт — другой человек. Как только, ученые, научатся в нужные зоны мозга вводить и закреплять необходимые растворы со сверх проводимыми материалами, так кардинально изменится поведение человека.
 — А разве, сам Творец, не может подсказать этот способ улучшения моего сознания?
 — Ему важно, чтобы его творение само дошло и созрело в своем совершенстве. Дошло? — закончил свой монолог вопросом Абиг.
 — Слабо, — ответил тот, сморщив лицо и вздернув ноздреватый «картофельный» нос.
 — Это от того, что ты не умеешь управлять мозгом. Я думаю, человечеству в ближайшем будущем все-таки придется пойти на неординарные шаги в своем развитии, в частности, на действия по улучшению, фильтрации и стиранию памяти от ненужной информации для плодотворной работы мозга.
 — Так, уже сейчас есть таблетки! — окрылено, тут же отозвался Митя.
 — Таблетки рассчитаны на определенный срок, и они, имеют негативные побочные явления. Будущее человечества, на данном этапе, пока человек не научился управлять своим мозгом, зависит от вживания, при рождении, чипа с определенной программой развития человека для закрепления установки на порядочность в генетической цепочке. Иначе, я боюсь, что изменения, в сознании человека, вряд ли произойдут.
 — Твои чипы, до добра не доведут, особенно, если у власти окажется урод. А ты думаешь, что этим сознанием мы не достигнем совершенства?
 — Духовного? Нет…
 — Почему?
 — Ваш мир чересчур материализован. Человек сохраняя достоинство — ущемляет свой быт, а приобретая уют и комфорт — теряет духовность.
 — Мне кажется, твой мир, более заинтересован в этом парадоксе нашего развития или не так?
 — Вообще-то астральному миру пофигу, какие, человек, совершает поступки на протяжении всей своей жизни, главное, чтобы он в конце витка своего развития пришел к совершенству, прежде всего в духовном плане, поскольку духовному ангелу важна мотивация его поступков, а не содержание их.
 — А мне, в настоящее время, до «фонаря», что будет с человечеством в будущем. Оно не заслуживает того, чтобы я о нем пекся. Мне важно, что будет со мной и с близкими мне людьми.
 — Но твое и твоих близких гармоничное развитие, невозможно без этого общества, — удивленно, произнес виртуал.
 — Возможно, но мне, мои переживания и проблемы важнее, чем утопия развития сообщества планеты…
 Вдруг, Митя замолк, помолчал в задумчивости, и без всякого перехода «перепрыгнул» на другую тему.
 — Меня, например, страшит один вопрос в жизни, — невозмутимо произнес создатель.
 — Какой же?
 — Вдруг я, на смертном одре, не смогу адекватно оценивать окружающий мир. Мне, хотелось бы проследить переход из земного биологического состояния в эфирную субстанцию сознательно, ощущая блаженное состояние этого процесса.
 — Ты уверен, что смерть человека, приносит ему блаженство?
 — Нет. Что такое человеческая кончина, мне знакомо. Я однажды умирал, от страшного гриппа, и тогда я познал эту стерву с косой.
 — И какова она? — с интересом спросил Абиг.
 — Омерзительна да ужаса. Такое ощущение, что тебя облили блевотиной, нахаркали на тебя харчками, высосали из тебя все соки и, как половую тряпку, выбросили в яму с жижей свиного дерьма, и держат над твоей головой ушат с вонючими плесневелыми помоями, чтобы вылить на тебя, как только ты поднимешь голову. И еще, над твоей головой висит на жердине, желеобразная, готовая вот-вот сорваться, латинская буква Z.
 — Да, весьма колоритно. А боль, боль, присутствует при этом? Может, какие-то другие ассоциации?
 — Боли, ощущений нет.
 — В чем тогда, заключается твоя ожидаемая эйфория при переходе в другой мир?
 — Очень многие утверждают, что после смерти наша душа испытывает неописуемое блаженное состояние. Как-будто она влетает в какую-то трубу, в конце которой притягательная, желанная и обворожительная палитра света. Вот это, если оно на самом деле есть, я хотел бы сознательно ощутить, хотя бы виртуально. А мой мозг, если он при смерти вырубится, лишит меня этой возможности. Вот чего я опасаюсь!
 — Можешь не бояться.
 — Почему?
 — Потому, что у людей умственно активных, число соединений, то есть синапсов между нервными клетками нейрона, в два и более раза больше, чем у обывателей умственно ленивых. Сознательная работа мозга зависит от этих соединений. Чем больше ты мыслишь логически, с полным циклом умозаключений, тем больше у тебя шансов встретить ангела смерти при здравом уме. В общем, если свой мозг будешь насиловать нагрузками, уйдешь осознанно.
 — В народе, наоборот, бытует мнение, что тот, кто много думает, имеет больше шансов угодить в «дурку».
 — Да, это возможно, если человек подвержен какой-то навязчивой идее, когда его сознание зациклилось на одном и том же, и он бездействует, не пытаясь разрулить ситуацию. Если разумное существо, каковым является человек, возникшую идею начнет реализовывать в жизнь, хотя бы микроскопическими шагами, что предотвращает планы от идеализации, то эта навязчивость только помогает ему, поскольку его разум уже давно разобрал и технологически разложил выполнение своего замысла. Человеческий мозг в состоянии удержать всю поступающую информацию в таком состоянии, чтобы при необходимости применить ее без проблем по первому требованию.
 — А что же я, в таком случае, нужные сведения не могу вспомнить, когда они мне остро необходимы?
 — Потому-что, вы, в своем хранилище, информацию складируете не по уму. Ваш мозг все равно, что персональный компьютер. Точная копия вселенского Разума, которым управляет тот, кто сидит за этим компом. И доступ в те или иные сайты этой сети зависит от того, какими словами, мыслями и поступками человек ведет свою страничку. Ты когда работаешь на компьютере, каким образом находишь нужную информацию?
 — Ну как? Нахожу сайт, ввожу ключевое слово и щелкну «поиск».
 — Ну, вот видишь! Очень просто. А почему бы, когда получаешь информацию, не наметить его ключевым словом? В этом случае, мозг моментально вычислит местонахождение информации. Мозг человека способен поместить все основные библиотеки мира, это, примерно, более двадцати миллионов томов, миллион и более знаков в каждом томе. И все это, помещается в малую толику части твоего мозга. Твой мозг в состоянии «переварить» всю информацию Вселенной, да еще останется место, это место для грядущей информации. А за всю свою жизнь, даже самый крутой интеллектуал, сможет использовать только один процент потенциальных возможностей своего мозга. Так-что, ваш мозг рассчитан на вечную жизнь, на миллионы лет. Значит, Творец сотворил вас навеки. Даже потеряв свое земное бренное тело, ваше сознание никуда не исчезает, а вновь и вновь, после очищения, возвращается на планету Земля или на другую, пока полностью не исчерпает ресурсы мозга, то есть, потенциала энергетического заряда, придя на финише к полной гармонии с Богом, то есть с Высшим Разумом.
 — А потом что?
 — Это мне не неизвестно. Удивительное создание — человек! Живет всего сто лет, но хочет знать, что будет с ним через десятки тысяч веков. Парадокс и только!

                XXI

 К девяти утра, все руководители отделов и групп, собрались у начальника УФСБ области. Кухтин, завершив телефонный разговор с Москвой, носовым платком смахнул со лба и щек испарину. Уставшие покрасневшие глаза оглядели всех присутствующих, надеясь, зацепиться на чьем-то веселом лице, но, увы…
 — Товарищи офицеры! Прошу отрапортовать об обстановке, — нарочито спокойно, произнес шеф.
 Выслушав всех без исключения, он произнес:
 — Итак! Делаем выводы. Отработав всю ночь, мы ничего не имеем. Ни одной зацепки, даже косвенной…
 Речь начальника прервала мелодия звонка мобильника руководителя оперативно-розыскной группы, майора Захарова. Начальник, выжидающе наблюдал, как его подчиненный виновато улыбнулся и достал телефон, испросив разрешения у шефа, взглянул на дисплей и приложил к уху.
 Кухтин, по-посветлевшему лицу майора, понял, что новость хорошая. У него сразу отлегло от сердца, чего не было еще час назад, даже после выпитого корвалола, противный привкус которого до сих пор ощущался во рту и носоглотке.
 Наконец, майор оторвал трубу от уха и радостно доложил:
 — Товарищ полковник! Мои ребята обнаружили технику. Нами были подняты в небо все исправные аппараты аэроклуба, и в восемь тридцать, в квадрате 28-Б, была зафиксирована неопознанная машина, напоминающая искоемую технику. Туда выдвинулась опергруппа, во главе со старшим лейтенантом Бондаренко, они будут вести наружку.
 — Отлично! — приподнято отреагировал начальник. — Теперь, прошу вас, пожалуйста, не вспугните. Только наблюдение! Это приказ! — закончил он. — Всё, по местам, работаем!..
 Не доехав целый километр до указанной точки, старший лейтенант Бондаренко, приказал своим подчиненным бросить машину на дороге и пешком выдвинуться к месту наблюдения.
 — Никому не курить, не разговаривать, телефоном не пользоваться! — деловито попросил, приказным тоном офицер. — Проверить спецсредства!
 Все четверо утвердительно кивнули головами и провели руками по карманам. Группа бодрым шагом двинулась по лесной дороге, где следов от странной машины, однако, не наблюдалось. «Может, другой дорогой проехали?» — озабоченно, подумал Бондаренко.
 Через семь минут быстрой ходьбы обнаружились широкие следы от протектора нужной техники, которые от дороги сворачивали вглубь леса по еле заметной колее. Офицер на пальцах дал команду, и группа, разделилась на две части, продолжая движение по обе стороны проселочной дороги.
 Через двадцать минут осторожного движения, они, наконец, увидели сквозь листву разросшихся деревьев «сигару». До объекта было довольно близко и можно было наблюдать, даже без бинокля, который висел на шее у одного из оперов. Боевая машина, почти слившаяся с зеленью леса, стояла без движения и шума. Иллюминаторы были темны и без признаков жизни. «Может, бросили?» — подумал Захаров и, вытащив свой небольшой инфракрасный монокль, стал наблюдать за «сигарой»…
 
 — Да, кстати, где ты спрятал ребят? Там надежно?
 — Прятать на открытом пространстве бесполезно, объект очень велик, чтобы скрыть. Его уже обнаружили. Но, ничего страшного. Пусть пока стоит там. Как только бокс будет готов переместим туда, — деловито и спокойно отозвался двойник.
 — А если их возьмут штурмом? Ты их запрограммировал на оборону? — не на шутку озабоченно, поинтересовался Митя.
 — В этом нет необходимости. Первичного озадачивания бойцов достаточно, чтобы свою работу выполнили в полном объеме. В их программе элементы защиты тоже имеются. О них пока можешь не беспокоиться. У нас тут, появилась другая проблема…
 — Какая?
 — С утра пошел шквал телефонных звонков от пострадавших и обиженных. Пока их регистрирует автоответчик в офисе. По-моему, ты зря это затеял, ты утонешь в этих телефонных звонках, и текучка, тебя зароет в болячках общества. У тебя не хватит ни времени, ни сил все это расхлебать. Если ты рассчитываешь, что проблемы людей будут решать мои соплеменники, то ты ошибаешься, они выполняют только команды. Эти вопросы даже мне не по зубам, хотя в нужный момент я, и смогу «заглянуть» в твой мозг, — сочувственно, искренне переживая за создателя, проинформировал Абиг.
 — А что, мне прикажешь делать? Сгоряча людям дал слово, ляпнул не подумавши. Я сам прекрасно понимаю, что не в те оглобли залез. Как выкрутиться из этого ада, ума не приложу?
 На лице Мити повисла гримаса озабоченности и растерянности. Так бывает тогда, когда шел-шел и забыл, куда шел и зачем? Абиг участливо посмотрев, произнес:
 — Ну, хорошо! Я постараюсь эту проблему решить и потихоньку спустить на тормозах. И мобильный телефон-автоответчик теперь надо будет убрать, по нему, нас спокойно вычислят. Пока, звонки не накладываются в памяти симкарты, но это не надёжно. Мы не можем постоянно держать под контролем этот процесс. А тебе, для решения твоего замысла, зачем общественность будоражить, а не лучше эти деньги заработать посредством бизнеса?
 — Да, для отдельно взятого региона, конечно, все это можно устроить, но это не решит саму проблему. Вон сколько их, фондов! А где результат? Так… потуги, всего лишь. Для претворения моей идеи в жизнь, надо расшевелить общество и поменять менталитет народа.
 — А ты не круто берешь? Менталитет за короткое время не меняется, для этого необходимо жизни нескольких поколений и воля политических лидеров.
 — Если заложу фундамент будущего сознания, я буду доволен и удовлетворен, — с надеждой проговорил он, мечтательно вглядываясь вдаль, где между вековыми придорожными дубами синел залив.
 — Чем больше я тебя узнаю, тем тверже убеждаюсь в том, что ты всегда, на протяжении всей своей жизни, был вне контекста своего времени. Ну зачем, тебе все это? Живи спокойно, занимайся любимым делом, за столом тебя бумага ждет, радуйся, за своих близких и родных. Строй и эксплуатируй свои Детские Центры. Сколько работы!..
 — Я бы с удовольствием, но как говорится, грехи в рай не пускают. Я не вижу, в другом ракурсе, приложения своих возможностей. Все это, я делаю ради своих потомков, они достойны жить в нормальном обществе, где духовные ценности будут доминировать над бытом.
 — В таком случае тебе придется заниматься политикой.
 — Потом, может, и займусь, а пока…
 — А ты не откладывай на завтра то, что можно вообще не делать. Если надумал свое дело делать, то рано или поздно, но придется заняться политикой, а при данных обстоятельствах твоя нерешительность смерти подобна. Я не уверен, что ты сможешь удержать нейтралитет, когда тебя и твоих близких начнут прессовать власти. Если за политику не возьмешься ты, политика возьмется за тебя. Надеюсь, исход этой борьбы тебе ясен, власть тебя сломает в любом случае, это однозначно. Но у тебя есть шанс в данный момент. Теперешний лидер государства весьма порядочен и умён, способен понять любое движение снизу, если оно отвечает чаяниям народа. Если, ты поделишься своим замыслом с первым лицом государства, я уверен, он поймёт и, возможно, ты ощутишь его поддержку.
 — Что ты мелишь? Где я, и где они? Мой писк никто не услышит. А вот когда я разворочу этот рой, под названием россияне, вот тогда будет грохот, от которого все бюрократические «пробки» повылетят и мой писк будет услышан.
 — Сомневаюсь! Россия, еще на долгие года, а может навсегда, останется монархическим государством и поэтому, все вопросы в политике, социалке и предпринимательстве, будет решать жесткая, твердая и справедливая рука царя.
 — Возможно, ты прав, хотя монархию я не признаю, но замахнувшись, руку лучше не опускать, есть шанс заполучить в зубы и удар противника может оказаться роковым. Да ладно, не переживай! Что народу, то и мне. Не так страшно будет миром умирать. Ничего, перезимуем, как-нибудь…
 
 Открыв глаза, Митя сразу понял, что на улице хмуро, возможно, идет дождь. Мысленно поблагодарив Бога за подаренный еще один день, он, лежа в постели, занялся растяжками и медитацией. Эти занятия для него уже стали неотъемлемой частью его жизни и приносили ему не только физического удовлетворения, но и душевной радости и спокойствия. С тех пор, как он стал обращать внимания на свое здоровье и психическое состояние, его организм намного окреп физически и психологически. В возрасте за сорок, своими необдуманными и бесшабашными поступками, довел себя до такой разрушительной точки, где он, должен был вот-вот сыграть в «ящик». Разнообразные болезни высосали из его организма все жизненные соки, сотворив, из когда-то натренированного жилистого тела, беспомощного полустарца с неуравновешенной психикой и затухающим зрением.
 Когда зрение совсем ухудшилось, один глаз различал только тени, Митя вынужден был оставить работу электромонтера, поскольку, полуслепому стало опасно работать с электричеством. Хотя семья и не очень почувствовала материального ухудшения, после ухода с хорошо оплачиваемой должности, тем не менее, он прекрасно осознавал, что посиди он год-другой дома без дополнительных денежных вливаний, его семье будет туго, может даже придется нищенствовать. Когда иссякнет денежный кулек — не поможет даже домашнее хозяйство со скотиной, птицей и земельными участками. Слишком велика была семья, тем более, все дети подросли и им требовалась усиленная помощь, прежде всего в финансах для обустраивания вновь создаваемых семей. Митя, после недолгих раздумий, решился на операцию. Предварительно пройдя обследования, решительно лег на операционный стол в полной уверенности, что с этого стола он встанет зрячим. Так оно и случилось. Микрохирург, пораженный катарактой зрачок, удалил, но искусственный не вживил, поскольку тогда еще, не умел этого делать. На второй день врач снял повязку и скомандовал Мите открыть глаза, но боязнь была так велика, что он, в течение двух минут, не мог решиться на это, пока доктор своими пальцами не разодрал слипшиеся мокрые веки. Яркий солнечный свет ударил с такой силой и резкостью, что Митя вздрогнул всем телом, и мгновенно, прихлопнул воспаленные опухшие веки.
 — Дядя Митя! Давай-давай, открывай глаза, мне нужно посмотреть, как прошла операция, — потребовал доктор, хотя был моложе всего на год, но учтиво обращался к своему больному как к старшему по возрасту.
 В Средней Азии, к человеку, который старше тебя хоть на один день, обращаются уважительным «дядя» или «тётя». Это один из элементов правильного воспитания мусульман, чего, к сожалению, не примечаешь в среде россиян.
 Радости Мити не было предела, несмотря даже на то, что резкости зрения, вдаль, не было. Это не так было страшно. Главное, он теперь мог писать и читать, правда, в очках, а ведь раньше, даже этого нельзя было делать, более пяти минут. Второй глаз, хоть и был более здоровым, но тоже не имел резкости для чтения и выполнения мелких работ, и нельзя было подобрать очки, так как зрение очень резко садилось. Окружающий мир, мгновенно преобразился, из серого и бесцветного превратился в яркую палитру света, где присутствовали все цвета радуги со множеством тонов и полутонов. Митя стал замечать людей, их лица и глаза. Он не мог уже сидеть на кровати или лежать, его организм требовал действий, в голове роилось множество идей и планов. Физическое прозрение потянуло его вперед по жизненному пути, где перспектива — любимый труд и возможно, долгожданная любовь. В этом он был уверен, что она, любовь, обязательно придет. Она же обещалась, он хорошо помнит, как это было…

 В РЭСе (Район Электрических Сетей), у Мити режим работы был таким, что приходилось дежурить днем и по ночам. После двенадцатичасового дневного дежурства в течение двух суток, надо было отработать еще две смены в ночь. Дежурной оперативно-выездной бригаде, в составе: электромонтера и шофера-монтера, а также диспетчеру, после полуночи, когда резко падает нагрузка в сети, удавалось прилечь в настоящую постель, в одном нижнем белье, хотя инструкция этого не позволяла. Начальство на это смотрело сквозь пальцев, прекрасно осознавая то, что от полусонного и уставшего от постоянного бдения электромонтера большой отдачи ждать не приходится, да и опасно, не дай бог, по запарке прикоснется к высоковольтным шинам или неточно произведет переключения на районных подстанциях.
 В одну из таких спокойных ночей, под утро, она, и появилась перед глазами Мити. Тогда, он не поверил этому видению, подумал сон, хотя он хорошо помнит, как проснулся от прикосновения ее руки, похожего на дуновение северного прохладного ветра в жару. Перед ним в предутреннем сумраке стояла, хорошо видимая, стройная, с прекрасными чертами лица и большими глазами молодая женщина лет тридцати. Она убрала руку, выпрямилась, став еще более изящной, и молча, выжидающе смотрела на него.
 — Ты кто? — трепетно, полушепотом, спросили его задрожавшие губы.
 — Я любовь твоя.
 По его телу, пробежал огонь! от миллионов вольт энергии. Энергия молнии, пробила все клетки его организма, разбросав их в хаотичном беспорядке, отчего запрыгало сердце в аритмии, кровь огромным давлением ударила по периферийным сосудам, угрожая разорвать их в клочья, а в висках застучали пудовые кувалды, грозя вот-вот разнести вдребезги мозги. Глаза сделались круглыми, как блины и сверлили долгожданный лик. Митя, резвостью зверя вскочил на ноги, далеко отшвырнув одеяло. Своими жаркими руками, тронул драгоценный образ за прохладные щеки и развернул к свету, который исходил от задернутого окна, и вгляделся в любимые глаза. Да, это были именно они, всегда, всю жизнь преследовавшие его, разноцветные сине-зеленые очи. Один глаз был с синевой, а другой — с зеленью. Эти милые глаза так мило и сочувственно глядели в Митины глаза, что он забыл, где находится, что рядом на другом диване, посапывает его напарник.
 — Откуда ты появилась? — почти молча, прошептал он.
 — Оттуда, — она, глазами показала на потолок.
 Он не удивился, он понял ее, также шепотом спросил:
 — Как тебя зовут?
 — Сантегрео, — прошептала она, хотя губы молчали.
 Он взял ее за руку и потянул к окну. Отдернул шторку, ее стало хорошо видно. До него только сейчас дошло, что она стоит обнаженной, только прядь темных волос прикрывала ее левое плечо. Он, внимательно, даже придирчиво, стал ее рассматривать. Она стояла, ничуть не смутившись, словно всю жизнь прожила рядом с ним деля брачное ложе. Ее облик был таким, каким он представлял себе образ объекта своей любви еще в юношеские годы. Все черты лица имели правильную форму и неброский вид. Все было в меру — не узкий лоб, задернутый прядью темных волос; немножко вздернутый, милый нос с прямыми ноздрями; большие округлые, неглубоко посаженные глаза, с прямыми, чуть приподнятыми концами бровей и густыми длинными ресницами; розовые щеки с будоражащими ямочками; небольшой рот с припухлыми губами; подбородок, симметрично смотрящийся с размерами лица, с еле заметной ямочкой. Его взгляд постепенно падал все ниже и ниже: на ее ямочки на шее, где ритмично пульсировало; на покатые, неширокие плечи, они были округлы; на правую грудь, которая еле заметно отличалась от левой, своим размером, она была чуть больше. Его удивило не то, что соски были довольно крупными, окаймленные коричневым кольцом, и что бюст был весьма пышен, а то, что груди не висели, как у большинства женщин, а торчали, словно были изваяны из мрамора.
 Митя, заворожено смотрел на свой объект любви и радовался, как дитя, заполучивший, наконец-то, желанную игрушку. Он довольно долго не мог оторвать свой взор от этого чуда природы. Его дыхание стало учащенным и прерывистым. Он временами даже забывал дышать. От прекрасных её грудей взгляд упал на тонкую талию с небольшим животиком, еле заметный пупок которого, говорил о том, что организм хорошо устроен. Скользнув по животу, глаза уперлись в темный лобок с шелковистым мехом, заодно заметив полные нежные бедра и стройные ноги. Дева была так прекрасна и вожделенна, что у Мити, невольно вырвался стон, он страдальчески произнес:
 — Господи! Как долго я тебя ждал…
 Он упал на колени, обхватил ее своими «клешнями» и головой прижался к ее животу. В порыве своей любви, он даже не заметил, что ее тело было довольно прохладным, разве что сравнимо с комнатной температурой. Она тоже опустилась на колени, обхватила его разгоряченную голову и, поцеловав его в мокрые глаза, промолвила:
 — Не плачь, мой миленький, я здесь. Сейчас мы уйдем туда, где ты, в своих мечтах, всегда искал меня…

 Зеленый, довольно широкий альпийский луг, расположившийся на пологом склоне между двух гор, был усеян красными тюльпанами и разнотравьем, дурманящий запах от которых кружил голову и будоражил желания. Верх этого чудесного плато завершался белоснежным конусом вершины горы, отчего складывалось впечатление, что это все нарисовано рукой художника-мастера. Где-то сбоку, журчал горный ручеек, умиротворенно ублажая слух. Жужжание пчел и шмеля, перекрывалось трелью какой-то пичужки, которая внезапно прервала свою песню, устремилась за насекомым и, поймав его, мгновенно скрылась с глаз в густой высокой траве. Разнотравье было таким великолепным, что здесь, наверное, имелись все известные Мите растения. Он очарованно и восхищено разглядывал этот луг, знакомый и родной. Неизвестно почему, но этот уголок земли показался ему очень близок к его сердцу. Он в своих мечтах всегда находился здесь, в горах бывшей Югославии, хотя раньше, нигде и никогда, он не видел эту местность, которую он уже, будучи пятидесятилетним, случайно увидит в телевизоре, и что удивительно, ландшафт будет в точности соответствовать Митиным видениям.
 Тут Митин взгляд, уловил еле заметное белое пятно на горизонте. Заслонившись ладонью от бокового солнца, он пристально вгляделся, хотел разглядеть предмет, но было слишком далеко, и он не смог определить, что это такое, но он точно знал, что ему нужно идти туда. Ноги сами понеслись, разбрасывая оборванные головки тюльпанов по траве. Он несся вверх по склону, не замечая, что после его ног остается широкий, с примятыми стеблями тюльпанов, след от его ботинок. Из-под его ног с недовольным и угрожающим жужжанием вылетали шмели и, покружив пару раз вокруг торопящихся ног, опять садились на алые головки в поисках желанного нектара. В одном месте с частыми и шумными взмахами крыльев, почти вертикально, вспорхнула перепелка, и тут же упала в двух шагах, в гущу травы, наверное, там у нее находились притаившиеся тетерята. Белое пятно заметно увеличилось, было ясно, что это человек, женщина, бежавшая вниз навстречу Мите. А он бежал, почти не ощущая под собой ног. Дыхание, хоть и участилось, но не чувствовалось ни одышки, ни усталости. Он легко бежал навстречу своей судьбе, точно зная, что эта женщина бежит к нему, и она нужна ему, как воздух, как водица в жару.
 Вот она, в белоснежном развевающемся платье, несется вниз по зеленому с красными точками тюльпанов склону. Уже видно улыбающееся и радостное лицо. Веселые искрящиеся глаза улыбчиво и зазывно зовут его к себе. Три секунды и…
 Он обхватил ее за талию, она свои нежные прохладные руки закинула ему на шею и закружились они в любовном вихре, ловя восхищенные взгляды друг друга. От быстрой круговерти ее пышные и блестящие волосы вытянулись, словно лисий хвост, и «разрезали» горизонт на безоблачное голубое небо и ярко-зеленую землю. Из наполненной любовью груди вырывались восторженные возгласы и веселый смех. Ее белое полупрозрачное платье плотно облегало ее тугое тело, четко обозначив все выпуклости и пухлости, от которых у Мити пробуждалось сильное желание обладать ею. Упругие груди колыхались в такт ее движениям, дразня его взгляд доступностью и красотой. Его взор блуждал по прекрасному женскому телу, усиливая его желания и наполняя его плоть жаром хотения. Она бесстыдно ловила его мутный взгляд, и словно невзначай, прикасалась то бугорками плотных грудей, то повернувшись, прижималась к его одеревеневшему мужскому достоинству, то откинувшись на его руках назад, притягивала его голову к животу и, придавив её, наслаждалась тем, как он в порыве чувств делал попытки ухватить зубами ее кожу. Это ее очень забавляло, отчего, она заразительно и жеманно хохотала. Потом, она завалила его на землю и стала осыпать его своими страстными поцелуями. Он также, самозабвенно, покрывал ее лицо и шею засосными поцелуями, оставляя на ее коже хорошо заметные коричнево-синеватые следы от присасываний.
 — Ты мой, и только мой, — шептали ее опухшие губы, — я твоя, и только твоя, навеки…
 Они катались по зеленому ковру разнотравья и пестрому разноцветью, приминая его своими телами, одежда сбрасывалась, как будто сама собой. Когда они совсем обнажились, Митя оказался на спине, а она сидела на нем, топорща свои торчащие груди с коричневыми сосками.

— Сантегрео, как ты прекрасна, — прерывисто проговорил он, чувствуя, как по бедрам побежало теплое семя.
 — Любимый мой, моя краса создана для тебя. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты вошел в меня.
 Она, медленно, наклонилась к нему, подсунув свою грудь в его пересохшие от любовной жажды губы и смотрела, как он страстно и в то же время по-детски сосет набухший сосок, мурлыкая и пристанывая. Через минуту она поменяла грудь, засмеявшись от удовольствия и удивленная от того, что он в наслаждении крутит головой, закрыв глаза и причмокивает.
 — А теперь, входи в меня…
 Сантегрео стала медленно сползать вниз по потному его телу. Митя застонал так, будто его ноги придавила многотонная железобетонная плита.
 — Любимая… — вырвалось у него.
 Судорожные содрогания затрясли его налитое кровью тело и брызнул фонтан освобожденной энергии по всему кожному покрову, словно град по черепичной кровле. Их телодвижения не оставляли сомнения в том, что два влюбленных сердца нашли друг друга, соединившись воедино своим разумом и жаждой плоти. Отдавая друг другу частичку своей плоти, они обогатили себя душевными чувствами, отчего еще ближе и сильнее притянулись их сущности, как разнополярные полюса магнита…
 — Слушай! Я сразу не заметил. Ты вроде, была прохладной. А сейчас такая же горячая, как я, или мне показалось? — лаская руками ее груди, томно спросил Митя.
 — Мое тепло, осталось в моем мире, а здесь, на земле, ты мне подарил свое тепло, теперь я буду для тебя всегда такой. И во мне что-то происходит, я не знаю сама, но, как будто, меня изнутри переделывают. Там, — указывая пальцем в грудь, — запустился какой-то интенсивный процесс, и я, уже не та, что была минуту назад. Но меня это, почему-то, нисколечко не пугает, хотя мы с тобой уже должны расстаться…
 — Как! Уже? — невольно вскрикнул он. — Я не хочу, не оставляй меня. Я не могу без тебя жить и не хочу…
 Губы затряслись, неистово осыпая поцелуями, прошептали:
 — Не хочу…
 Она по-матерински погладила его по лохматой шевелюре, отчего, он успокоился и незаметно забылся.
 — Миленький, — безмолвно шептала она, — еще не время. Я скоро вернусь…
 Митя не помнит, сколько он пролежал на ее грудях, но когда очнулся, он оказался уже одетым, а Сантегрео стояла рядом, держа его за руки, прямо и сочувственно глядя ему в глаза. Казалось, взгляд её сверлил сердце.
 — Любимый, родной, — она прижалась к нему и уткнулась ему в шею, — мне пора.
 — Останься…
 — Не могу, это от меня не зависит. У них там, — показала рукой на небо, — другие планы, насчет тебя и меня. Я только одно знаю, скоро я буду с тобой, а на сколько? Мне, это неведомо.
 Она обхватила его руками, несколько раз чувственно поцеловала и пошла. Через три шага обернулась.
 — Не плачь, родной, — глядя в мокрые глаза, прикусила губы, намереваясь вот-вот заплакать, но чего-то ей не хватило, чтобы выразить свои чувства земным путем. — Я скоро буду, я вернусь. Жди меня…
 Митя стоял и смотрел, как уходит его любовь, его страсть, его жизнь. Сердце сжалось в маленький комочек и почти перестало стучать. Она отошла довольно далеко. В это время с небес опустился сферический шар, весь в серебристом тумане с оранжево-розовыми бликами. Его очертания, еле-еле угадывались в этой «сметане». Вот она обернулась, подняла руку и медленно помахала ею. Через секунду, она уже была под аппаратом, который медленно растворил ее в своей утробе. Миг, и склон горы уже был пустынен и безлюден. Митю силы покинули, и он, навзничь, не сопротивляясь, грохнулся об землю. Рухнув оземь, он только глухо охнул и тут же потерял сознание…
 
 — Во! А ты, где был? — удивленно спросил Костя, водитель-монтер, напарник Мити.
— Я проснулся, тебя нет. Одеяло лежит у окна. Думал, в туалет ушел. Ждал-ждал, не выдержал, приперло по маленькой. Выхожу, тебя там, тоже нет. Даже не заметил, как ты прошмыгнул в двери. Захожу, а ты еще в трусах сидишь. Чудеса… Ты, что в расстроенном состоянии? — проговорил напарник, улыбаясь, отчего кончики его усов поперли вверх.
 — Я только встал, — замучено отозвался тот.
 — Ну и ну! Анашу не употребляю, а глюки, как у синяка. Смотрю, ты тоже хреново спал. Что, кошмарики мучили, замученный какой-то?
 — Не помню…

 За трое суток, что Митя находился в стационаре, он перезнакомился со многими больными в глазном отделении. В одной палате, он играл в шахматы; в другой, раскидывал картишки; в третьей, просто травил анекдоты. Он находился в прекрасном настроении и жажда жизни толкала его на интенсивные действия. Он носился по всей областной больнице, проникая в некоторые отделения, куда доступ был свободен. Неосознанно заглядывал в глаза женщин, даже не догадываясь, что собственно в их глазах ищет? Выбегал на улицу, хотя доктор строго-настрого предупредил, что глаз простужать нельзя, во избежания осложнений, чтобы посмотреть — не идут ли жена или дети его навестить.
 После тихого часа, Митя дождался жену с дочкой, и в коридоре они довольно долго общались. Жена рассказывала последние новости, очень часто осведомляясь о состоянии здоровья Мити. Он, как мог успокаивал ее, прекрасно осознавая ее обеспокоенность. Потом, были процедуры, ужин и…
 Сосед по койке, старше на пару лет, стал рассказывать Мите про свою холостяцкую жизнь. И почему-то, он этим откровением заинтересовался, внимательно его выслушав. А тому, такой слушатель оказался востребованным, и он выложил всю свою жизнь на Митин суд.
 — Да-а! Досталось тебе, — откликнулся он, выслушав рассказчика. — А сейчас, почему холост? Времени прошло довольно много, как умерла твоя жена, можно уже и подыскать себе жену. Это не дело, всё самому в доме делать, да и женщина тебе, еще вот как нужна, — показал выше головы.
 — Не могу найти подходящую, одни бухарки, да стервы попадаются. Меня напоят и тащат из дома все, что под руку попадется, а к таким сердце не лежит.
 — Слушай! У меня есть знакомая, родня моего друга Сергея, кстати, здесь в больнице работает лифтершей. Вроде бы неплохая баба, не пьет, не курит, в разводе уже давно. Пошли, узнаем, может, как раз сегодня работает. Митя постучался в деревянное полотно двери, рядом с лифтом. Из каморки слышались громкие голоса и женский смех. Дверь резко открылась и в проеме появилась Ольга, знакомая Мити.
 — О, Митя! Привет! А ты что с повязкой, фингал что ли, посадили? — удивилась хозяйка лифта, жестом приглашая, — Давайте, входите…
 Когда прошли в помещение, дверь прикрыла на крючок, объясняя вошедшим:
 — Люди дверью ошибаются, рядом выписная комната, а табличку не повесили еще, вот и путают.
 В маленькой комнате, два на три метра, было довольно людно. Сидели еще две женщины и незнакомый мужчина, рассказывающий им анекдот, отчего те так весело хохотали.
 — Присядьте на топчан, стульев больше нет, — скомандовала хозяйка комнаты. — Сейчас будем пить кофе. Сегодня баночку на базаре купила, вроде бы ничего, вкус нормальный. Митя! Тебе как, с молоком? — после его утвердительного кивка, продолжила, — Сахару класть?
 — Да, ложечку.
 — А вам? — спросила Ольга, обращаясь к товарищу Мити. — Мить, может, познакомишь со своим коллегой по больничке?
 — Ой, простите меня девочки! Мой друг Леша, хоть молодец и поддержан, но конь еще не заезжен, как и я. Мы с ним одного калибра, ну, а кто дальше улетит — жизнь покажет, — с иронией ответил тот.
 Когда всем был разлит терпкий и ароматный кофе, все дружно взялись за кружки и стали поглощать этот заграничный напиток. После анекдота, рассказанного незнакомым мужчиной, Митя тоже выдавил из себя один анекдот, да такой пошлый, что пока тянул текст, так и охота было заткнуться, но чертик, сидящий внутри, так и ширял своим костлявым пальцем в ребро: «Давай-давай, расскажи…» После этой пошлости, женщины все рьяно кинулись к своим кружкам, чтобы сгладить очерненную ситуацию. Митя, почти уже допил свой напиток, когда, вдруг, поймал на себе изучающий и пристальный взгляд миниатюрной светловолосой женщины, которая держа чашечку у рта, неотрывно смотрела из-под изящных бровей на него. Он еле проглотил, застрявший комок жидкости в горле, увидев ее глаза. Это были они, глаза его любви и вожделения, глаза безрассудной страсти и звериного желания. И ему стало так стыдно за свой разнузданный треп, что он поперхнулся и закашлялся, отвернувшись в сторону. Митю, как-будто вырубили, он замолк и не проронил более ни слова, а только делал вид, что попивает свой давно остывший кофе. Через минут тридцать начали расходиться, осталась лишь эта блондинка и Митя, с соседом по койке.
 — Ну что, разбегаемся? — вопросительно, кивнул Митя, смотря на Ольгу.
 — Да сидите, куда вы торопитесь?
 — Хватит уже. Поздно. Доктор будет ругаться, — отозвалась чувственным тембром Галя.
 Митя уже знал, как ее зовут, так как Ольга в разговоре, несколько раз обращалась к ней по имени.
 — Оля, я приходил, чтоб познакомить тебя с моим другом Лёшей. Может, найдете общий язык, так-что оставляю его у тебя. Будь умницей, пожалуйста, — шепнул он ей на ухо и вышел вслед за Галиной. — Ну, пока!
 Оля широко улыбнулась в ответ на Митины слова. Посмотрев хитро в глаза подруги, попросила:
 — Митя, пожалуйста, проводи Галю до кардиологии, а то еще потеряется.
 — Обязательно, — согласился тот.
 Галя только улыбнулась загадочно, после Олиных наставлений. Они, молча, пошли по длинному коридору больницы к своим палатам, поскольку их отделения находились в одном крыле здания. Когда поднялись на третий этаж, а Митя лежал этажом ниже, он, чувствуя неловкость и стыд, негромко спросил:
 — Галя! Можно, я завтра навещу вас в палате?
 — Конечно, приходите, что здесь такого, — живо, отозвалась она, искренне заулыбавшись.
 У Мити сердце встрепенулось, он-то ждал отказа, а тут, она согласилась без всякого, как-будто и не было той неловкой минуты с анекдотом. Пожелав спокойной ночи, он радостно спустился к себе. Очень долго не мог уснуть. Лёжа в постели с прикрытыми глазами, он вновь и вновь, мысленно, возвращался к сегодняшним событиям, и славил Бога за эту встречу, которой могло ведь и не быть, но случилось чудо…
 Утро принесло Мите хорошего настроения и отличного расположения духа. Еле дождавшись обхода, он быстренько сбегал к воротам больницы, где толстые и не молодые торговки, продавали всякую мелочь, нужную для посещения больных. Купив букетик из трех тюльпанов, галопом понесся на третий этаж. Галя ждала его, это было видно по тому, как она его встретила — веселой и радостной улыбкой.
 — Добрый день! — Митя, легким кивком головы поздоровался со всеми больными и радостно протянул букет.
 Ее детская невинная улыбка, на все лицо, совпала как раз с тем моментом, когда солнце выглянуло из-за курчавых облаков и палату залило ярким солнечным светом.
 — От твоей улыбки, вся палата озарилась солнечным светом, — слукавил он, сразу почему-то перейдя на «ты».
 Все женщины и Галина засмеялись от приятной шутки. Это первое общение с разговорами ни о чем, продлилось до самого обеда, пока медсестра зычным голосом не позвала к обеденному столу.
 — Ну ладно, не буду вам мешать обедать, побегу к себе. До свиданья! — встав с края кровати, Митя попрощался с больными.
 — Я тебя провожу, — отозвалась Галя.
 В вестибюле, Митя остановился и, вглядываясь в такие милые глаза, спросил:
 — Можно, я тебе свидание назначу?
 — А почему нет? — вопросом на вопрос ответила она, очень просто и почти по-родственному.
 — Спасибо! Тогда я жду тебя после ужина на улице, около аптеки.
 — Хорошо, я приду.
 Кровь кипела в сосудах, а день никак не кончался. Не сиделось, не лежалось, даже в любимую игру, в шахматы — не игралось. Наконец, медсестра пригласила, заглянув в палату, на ужин. Быстренько отужинав, свежевыбритый, надезодорантовшись, освежив рот чисткой зубов, Митя рысью, побежал вниз по железобетонным ступеням лестницы.
 Когда прибежал на назначенное место, на площадку между тремя контейнерами, где на всех трех красовалась вывеска «Аптека», Митя тревожно заметил, что Гали еще нет, и у него вдруг, заныло сердце. «Придет или не придет?» — без конца спрашивал у себя Митя. И от одной мысли, что она может не прийти, ему становилось дурно и мятежно.
 Но вот, хлопнула входная дверь больницы, через секунду из-под тени козырька появилась она.
 — Привет! — поприветствовала Галя, — Заждался? Я торопилась, но все равно заставила тебя ждать, опоздала, извини…
 — Ну, что ты! — искренне брякнул он, первое, что пришло в голову.
 Потом, как-то странно посмотрел на нее и продолжил:
 — Я готов ждать тебя всю оставшуюся жизнь, тем более, первую половину, я тебя уже прождал.
 — Я что-то не помню, чтобы мы с тобой где-то встречались, — лукаво отозвалась она.
 — Когда я засматривался на девчонок, ты еще пачкала пеленки, поэтому мы с тобой, никак не могли встретиться. Но я, искал тебя повсюду. Исколесил пол страны, меняя местожительство, но судьба, все-таки, опять вернула меня в этот город, где мы должны были встретиться с тобой, и вот, долгожданное свидание состоялось. Я стою, держу тебя в своих объятьях, а любимые твои разноцветные глаза смотрят на меня, и я счастлив и благодарен судьбе за то, что она подарила мне этот шанс, то есть, тебя…
 Он крепко прижал к себе ее податливое тело, но ничего более не посмел, ибо ее поведение, взгляд, речь, и все остальное говорило о том, что перед ним любимая женщина, которая знает себе цену и достойно ведет себя, а к своей любви нельзя относиться пренебрежительно, по-хамски, это табу. Объект своей любви, можно боготворить и обожать, осыпать лепестками алых роз и на коленях протянуть ей, вырванное из груди, свое сердце. Любовь производит чудеса и делает любящего мужчину рабом. Хорошо, если объект твоей любви окажется умным и справедливым — испытаешь все прелести беззаветной любви, но, не дай бог, если он прикинется овечкой в волчьей шкуре, познаешь страшные унижения и оскорбления, будешь растоптан в грязь и иссушен, потеряв в одночасье и здоровье и тягу к жизни.
 — А ты не ошибся? Я самая что ни на есть рядовая женщина. Я замужем, и у меня, двое детей…
 — Нет, нет! — не дав ей договорить, он прикрыл своей рукой ее губы. — Я всегда знал, кто ты, и какая ты? Твой образ запечатлелся в моей памяти еще в отрочестве, и эти глаза всегда и всюду, всю мою жизнь, преследовали меня. Я искал их с тех пор, как стал мужчиной, но не мог найти.
 — Значит, ты познал много женщин, я права? — обидчиво, прошептали ее алые губы.
 — Да, но все таки я нашел тебя, все остальное пустое. Все наше прошлое, для наших чувств, не имеет никакого значения, пустое все.
 Он резко притянул ее голову и прильнул к ее пахучим, слегка накрашенным губам. Поцелуй был долгим. Галя нисколько не сопротивлялась, поскольку она сама уж давно ждала чего-то такого, что отвлечет ее от мужа-пьяницы и лодыря; от всех домашних хлопот, навалившихся на ее щуплые плечи, по мере взросления детей; от тяжеленных сумок челнока с китайским товаром, после которых такое чувство, как-будто живьем выдрали руки с плеч; от неласканных слёзных ночей, рядом с храпящим в винном перегаре мужем-иждивенцем.
 — Ты у меня съел всю помаду, — дОбро усмехнувшись, проговорила она, когда Митя, наконец, оторвался от ее моментально опухших губ.
 — Хм-м… — фыркнул тот, и еще крепче прижал ее к себе, чувствуя, как ее тело мелко-мелко дрожит, то ли от холодного ветра наступающей ночи, то ли от проснувшегося желания.
 В этом областном городе, на Иссык-Куле, в любую летнюю пору, ночью, всегда прохладно и ёжко. Если днем солнце нажарит и нагреет воздух до тридцати градусов, то ночная прохлада, принесенная горным воздушным потоком из Каракольского ущелья, очень быстро выветрит накопленное днем тепло, заковав тебя в свитер или пиджак. Но, тем не менее, воздух так чист и полезен, что все негативные нюансы от гор в расчет не берутся. Просто дыши и наслаждайся воздухом, набирайся сил и здоровья.
В поцелуях, в объятиях, в разговоре, они даже не заметили, что отбой в стационаре прошел, и окна, трехэтажного здания областной больницы, последовательно и попеременно гасли, погружая корпус в ночной мрак. Она откинула волосы назад, навесившись на его руках, проговорила дрожащим голосом:
 — Пойдем. Нас потеряют, и нам влетит от доктора.
 — Еще минутку…
 Он, вновь и вновь, ее прижимал к себе так, что у неё трещали косточки. Снова и снова, осыпал ее лицо и шею своими страстными поцелуями, вздернутым массивным носом стараясь попасть в межгрудье, где пахло женщиной, где пахло молоком и детством. Она гладила его слегка кудрявые и мягкие волосы, и нежно, трясла его за ухо, прося Митю не мучить ее.
 — Я же живой человек, Митя. Ты меня сейчас натискаешь, а потом, я не буду спать всю ночь. А мне теперь, сердце беречь надо.
 — Ничего. Я тебя вылечу, твое сердце, своей любовью. Сейчас пойд…
 И опять, волна ласк захлестнула их с головой, заставляя их забыть про всех и вся. Ведь, этот мир существовал только для них двоих. Ни что и ни кто, не мог помешать им, выразить свои чувства и желания, переполнивших их тела кровью, которые так откровенно и жадно тянулись друг к другу, что они готовы были тут же, воссоединится в плоти. Но, ни он, ни она не захотели, чтобы это произошло вот так, буднично и не совсем романтично. Да и место, за контейнерами, было не самое чистое.
 — Хватит, хватит… я не хочу вот так. Пусть, все будет красиво и чисто. Ты ведь тоже этого желаешь, — бурно шептали ее губы, опухшие от Митиных поцелуев, как украинские вареники.
 — Хорошо, я потерплю, но недолго. Договорились?
 — Я согласна, я на все согласна, только не здесь…
 Когда они из тьмы вышли под фонарь, часы показывали уже полночь.
 — Бог ты мой! — воскликнула Галя, посмотрев в зеркало. — Что ты с моими губами сделал? Посмотри, какие оладушки…
 Митя стоял довольный и улыбчивый, держа маленькое зеркальце в руке, пока его любимая и такая желанная женщина подкрашивала губы.
 — Готова? Пойдем через приемное отделение, там вон больного привезли, значит, дверь не заперта.
 Митя, обняв Галю за талию, слегка потянул её к светящимся окнам. С большим трудом, они попали в свои отделения, пришлось им дать слово медсестре, что больше режим нарушать не будут. В эту ночь они уснули незаметно для самих себя, с улыбкой на губах и утомленными от долгого стояния суставами. Эта ночь принадлежала им, как и они, звёздному небу, хотя их тела находились в разных местах, они, мысленно, были вместе и растворились друг в друге до последней клетки, до последнего атома…

                XXII

 Ранним утром, Митя, приехал на базу и заглушив мотор у ворот, вышел из машины. Цепким взглядом опытного строителя заметил, что ремонтные работы закончены. Объект, окруженный трехметровым забором из железобетонных элементов бордового цвета, блестел свежей окраской и симметричными геометрическими линиями и плоскостями. На ограждении, по всему периметру, были навешаны элементы электронной охранной сигнализации. Заметив про себя, что объект получился добротным и изолированным от посторонних глаз, он остался доволен работой Абига. «Вот что значит, когда у человека нет корыстных целей. Другой бы на его месте, расхищая средства, тянул бы сроком строительства» — по-доброму подумал он.
 Круто подъехал Абиг, выйдя из авто, ровным шагом подошел к Мите и протянул руку.
 — Привет! Что так рано? Раньше десяти, тебя не ждал, — поприветствовал он. — Я смотрю, тебя обуревают какие-то хлопоты. Что-то не так? Может, объект не понравился?
 — Нормально… мне нравится. Просто ночью спал плохо. Нарушил свой обычный режим. Лег до полуночи, но сразу уснуть не удалось, промучился до четырех утра, а в семь уже был на ногах.
 — Что за мысли тебя тревожили?
 — О сегодняшнем общегородском митинге все думал.
 — Так ты, все-таки, решил участвовать в нем?
 — А почему нет? Отличный шанс проявиться основательно, — озорно посмотрев на своего помощника, отозвался встречным вопросом Митя.
 — Как мне известно, митингующих будет несколько тысяч. Из столицы ночью прибыл эшелон со спецтехникой для разгона. Вполне возможно, кроме техники прибыли и спецы. Они теперь уверены, что на митинге будем мы, поэтому приготовились основательно. Может, не стоит дразнить власти? Весьма вероятно, будут человеческие жертвы, и всё спишут на нас. Сам знаешь, власти умеют уйти от ответственности, если есть на кого спихнуть эту ответственность.
 — Я созрел, пора действовать. Если сейчас не сделаю, что замыслил, то не будет никогда… Ну что, где охрана? Что не открывают ворота? — раздраженно, спросил он.
 — Ты подойди или подъезжай к ним, они сами откроются. Хорошая работа охраны заключается не в том, чтобы глаза начальнику мозолить, а в незаметности и всеохватывающем контроле охраняемой территории.
 — Так у тебя их, охранников, всего четверо. Как они смогут, перекрыть своим вниманьем, всю эту обширную территорию?
 — Оперативной работой, заняты только двое, этого достаточно. У них круглосуточная бдительность, а охранное оборудование срабатывает при малейших изменениях параметров. Еще двое, заняты профилактическими работами. Так что, можешь не беспокоиться, объект на замке. Мышь не проскочит.
 — Ну-ну… посмотрим…
 Когда автомобили тронулись с места, ворота тут же бесшумно разъехались, приоткрыв панорамный вид на всю территорию бывшей автобазы. То, что здесь когда-то были гаражи, напоминал только огромный ангар с множеством огромных металлических ворот, отсвечивающих свежевыкрашенным серебряным блеском. Вся площадь базы радовала глаз, ухоженностью и строгими линиями бордюров. Ярко зеленые газоны, с только-только пробившейся травой, имели разную конфигурацию, разделяя весь участок базы на сектора. Все здания, кроме ангара, были снесены, а на их месте, на ровной площадке, рядами стояли новые фуры.
 — Абиг! А зачем, ты все здания убрал? Где бойцы будут отдыхать? — недовольно, внешне спокойно, спросил Митя.
 — Сейчас увидишь…
 Пройдя в здание с торца ангара, попали в небольшой вестибюль, забитый разнообразными растениями и цветами. Полутораметровая лестница с никелированными перилами уходила вверх. Поднялись…
 От последней ступени уходил широкий трехметровый коридор, освещенный дежурными светильниками, с вереницей боковых дверей по обе стороны.
 — Ну, ты даешь! — восхитился Митя. — Зачем столько дверей, и что в этих комнатах делать?
 — Тебе же не нравится, что бойцы будут сидеть в креслах бронемашины, вот и устроили им помещения с минимальным набором мебели и предметов обихода.
 — Ну, а зачем, так много комнат, тут не одну тысячу виртуалов можно разместить?
 — Ты же, намереваешься создать их для многих городов. Где ты, в тех местах, найдешь для бойцов помещения, их же надо будет прятать?
 — А отсюда как их перетащишь в нужный город?
 — Тебе достаточно будет самому быть в том пункте, и они, при твоем желании, проявятся и будут выполнять свою работу по программе. А тебе не обязательно находится с ними, можешь дальше путешествовать. Вся необходимая информация будет заложена в старшего бойца группы. Ресурс времени у них — триста часов. За это время, они должны выполнить задание и вернуться на базу.
 — Как они смогут выполнить задачу, если не могут интеллектуально общаться с людьми? Там же живые и умные люди, они сразу усекут, что парни не адекватны.
 — В каждом городе имеются общественные объединения от оппозиции, и среди них есть довольно амбициозные лидеры, которые с удовольствием возьмут на себя роль пастора. Моя команда уже успешно контактируют с ними, так-что проблем не будет.
 — А разве, я просил тебя об этом? Я что-то не припоминаю, чтобы у нас состоялся разговор на эту тему, — изумленно от неожиданности промямлил создатель, удивленно качнув головой и глядя прямо в глаза.
 — Не просил, но думал. Я это уловил, когда ты беседовал со мной на одну тему, а сам размышлял об этом, — спокойно отозвался Абиг.
 — Однако…
 «Мысли надо держать на цепи. Неизвестно, что может из этого выйти» — подумал Митя.
 — Я пришел не погубить тебя, а помочь найти дорогу к Творцу. Неужели, до сих пор не понял? — обидчиво, проронил виртуал.
 — Прости. Никак не могу привыкнуть к твоим «походам» в мой мозг, иногда меня это страшит.
 — Я не враг тебе…
 — Я уже извинился, все… забыли…
 Сильный минутный ливень, в одно мгновенье, намочил и раскидал всю толпу, собравшихся было митингующих. К назначенному времени на площади собралось народу, где-то около пятисот человек, но зато краснопогонных служивых было предостаточно. Они полностью окружили небольшую толпу, участников митинга. Военнослужащие внутренних войск, плечом к плечу загородили все улицы, выходящие на площадь, оставив узкую лазейку на тротуаре, где стояли крепко сложенные парни и внимательным взглядом провожали каждого подозрительного проходящего человека. На каждой улице, вокруг главной площади города, на придворовых площадках, стояла в боевой готовности спецтехника — водомет и бронемобиль. На скамейках детских площадок, разместились бойцы ОМОНа, прозрачные бронещиты которых играли солнечными бликами. Среди бойцов, вереща и крича, носились мальчишки и девчонки.
 Дождь так же, в мгновение ока прекратился, обильные воды его сбежали через решетки водоотводов, отмыв и без того чистые блоки покрытия площади. Когда люди опять собрались в кучу, солнце весело и задорно выглянуло из-за туч и заискрило в мириадах капель.
 Люди стояли небольшими группами и эмоционально обсуждали какие-то вопросы, поглядывая в центр толпы, где стоял импровизированный деревянный подиум, на который время от времени поднимался упитанный мужчина и, оглядев толпу, снова покидал его.
 Прошел час, но митинг не начинался. Организатора митинга не было. Кто-то крикнул:
 — Да его, наверно, закрыли!..
 Гул волной прошелся по толпе, все более и более усиливаясь. Менты засуетились, стали передвигаться с места на место, поглядывая на близстоящих людей. Постепенно, толпа расширялась, оттесняя служивых, отчего их плотные ряды поредели. За считанные минуты площадь стала похожей на бурлящий котел. Говор, отдельные выкрики, перекрыли обычный шум города. Давление толпы поперло вверх. Никто с людьми не беседовал.
 «Матюгальник», висевший на шее у одного из лидеров митинга, молчал. У людей на руках забелели откуда-то появившиеся листовки. Когда несостоявшийся митинг стал почти неуправляемым, сквозь толпу, в окружении крепких парней в камуфляже, прошел человек, мужчина, в деловом костюме и при галстуке. Он, не спеша, поднялся на подиум, попросил громкоговоритель и прохрипел: «Раз-два, раз-два!»
 Откашлялся и, включив громкость на всю мощность, рявкнул:
 — Граждане! Граждане! Митинга не будет. Организатор ваш, отказывает…
 Внезапный возмущенный гул многотысячной толпы наглухо заглушил слова мужчины-чиновника. Никто, никого не слушал. Каждый стал выкрикивать свое требование. И пошло-поехало. Провокаторы умело и очень эффективно «подливали масло в огонь». Молодые парни в одинаковых футболках, стали хамить милиционерам, напирая грудью, заставляя их потихоньку отступать. Было заметно, что менты лояльны к митингующим гражданам. У них не было никакого желания ввязываться в драку с хамоватыми парнями. Но те, наглые и напористые, упорно нарывались на противодействия со стороны милиционеров. В одном месте, словесная перепалка переросла в открытый конфликт. Туда кинулись несколько парней в футболках, и…
 Через пять минут почти вся милиция была задействована в стычках. Плотными рядами из-за домов вышли скучающие бойцы ОМОНа и непробиваемыми щитами стали оттеснять митингующих. Над их головами замелькали черные стержни дубинок. Крики на разные лады, визжание женщин, матюги и проклятия, оглушали и наводняли ужас на людей. Уже кое-где появились пострадавшие, мужчины и женщины, с залитыми кровью лицами и стонущие от боли.
 В одно мгновение, на всех перекрытых улицах между пограничниками и незадействованными ментами, ниоткуда появились «сигары», из чрева которых за считанные секунды выскочили парни в необычном камуфляже и тут же, растворились в толпе, словно сахар в кипятке.
 Не прошло и пяти минут, как гул заметно стал утихать. Все менты, бойцы ОМОНа и парни в футболках лежали на бетоне. Лишь один милиционер стоял, и удивленно, смотрел на неподвижное тело бойца в неординарном костюме. Тут подошли два бойца из команды чужаков, молча, подняли своего товарища и унесли к «сигаре», где уже была собрана вся группа.
 Стало тихо. Только стоны раненых и вой сирен, подъезжающих карет скорой помощи, нарушали тишину. Люди, тихо переговаривались меж собой. Лежащие служивые и крепкие парни стали приходить в себя и встав, шатаясь, понуро, удалялись из толпы. Кое-кого «штормило» так, что они ногами выделывали кренделя. Тут люди услышали громкий голос из мегафона, все разом повернулись на него.
 — Горожане! Друзья! К вам обращается представитель Службы Защиты Человека!
 Все увидели бородатого рыжего мужчину, державшего у рта черный микрофон от громкоговорителя. Оглядев толпу на все триста шестьдесят градусов, он продолжил:
 — Товарищи! Дамы и господа! У вас сегодня черный день. Многие из вас получили ранения и ушибы. Но не это, самое больное. Самое страшное то, что власти не захотели вас признать как полноправных граждан и выслушать ваши просьбы и требования.
 Гул одобрения сказанным словам прошелся по толпе. Люди стали более внимательно слушать оратора.
 — Сегодня власти проигнорировали вас и побили, а завтра, если будете молчать и бездействовать, загонят всех непокорных и активных из вас в лагеря и шахты. Наши демократы со всех высоких трибун внушают нам, что они строят справедливую, счастливую и сытую жизнь. Но демократия не держится на одном хлебе и тряпках. Фундамент демократии — это равенство! А где оно? Кто из чиновников поговорил с вами, как с ровней? Хотя вы, своим трудом, очень сытно кормите всю эту бюрократическую орду, она, тем не менее, наплевательски относится к вам и вашим проблемам. Сколько власть не корми, она все равно не будет на тебя смотреть. Если ее благосостояние зависит от вашего труда, то она обязана жить вашими заботами. Если она не хочет, надо её заставить. Среднедушевые доходы, в России, обусловлены значительным расслоением между богатыми и бедными, и что тревожно, эта «пропасть» расширяется и углубляется по всем показателям. Разбогатевшие на ваших сбережениях и воровстве бюджетных денег мошенники и хапуги, теперь еще более богатеют. Легализовав свои преступные миллионы и миллиарды, эти нувориши сейчас расхищают наши недра, будущее России, то есть будущее детей наших. Лоббизм в Государственной Думе достиг таких размеров, что практически не осталось ни одной отрасли, где бы ни запустила свои воровские «грабли» общероссийская мафия, укрывшая под надежной броней всяких суперкорпораций и компаний, якобы болеющих за государство. Но нет в этих структурах, ни одного государственного мужа, а есть чиновники-преступники, зарплата которых достигает десятки и сотни миллионов рублей в год при нулевом результате труда. Кто-то покупает за наши с вами деньги, яхты и дворцы у теплых морей, а вы не можете своего ребенка устроить в детсад, потому-что ваша очередь пятнадцатитысячная. Такой расклад в нашей социалке, не может устроить никого, и что самое страшное, он может разрушить наше общество и государство. У нас чувство справедливости не по закону, а по совести, переполнив которое негативом, не жди разумных поступков, а какова цена таким поступкам, я надеюсь, еще не все позабыли? Может, хватит экспериментировать, на российском человеке пути развития всего человечества. Мы хотим просто нормально жить — в меру трудиться, нормально отдыхать; воспитывать порядочных детей без наркотиков и порнухи; иметь стабильный заработок и гарантированную пенсию; выразиться в творчестве, без страха перед приговором «тройки». Вот в этом, нам должна помочь наша власть, став гарантом всех демократических преобразований…
 Взрыв шумовой гранаты и свист вырывающейся из брандспойтов струи воды, прервал эмоциональную речь рыжего оратора. Все обернулись на шум, откуда громко доносились крики. Но недолго лилась вода из пушек водомета. Секунды, и «сигары» своим корпусом заблокировали спецмашины и прижали к домам, угрожая вот-вот раздавить их.
 На митингующих, со всех сторон, шла новая волна спецназа, которая начала забрасывать толпу слезоточивым газом. Многие ринулись в сторону от едкого дыма, чихая и протирая невидящие глаза, отчего еще более наступала зрительная нЕмощь.
Разозленный тем, что не дали досказать все, о чем хотел высказаться, Митя резко скомандовал:
 — Давай, покажи им нашу силу!
 Абиг отвернув рукав рубашки, нажал пальцем на дисплей, на запястье левой руки. Из боевых машин, быстрой струйкой, потянулась пестрая лента из могучих парней в полушлемах. Достигнув плотных рядов ОМОНа, они вмиг врезались в них, разметав парней, мгновенно. Спецназовцы даже не заметили, как крепкие кулаки могучих ребят летели в их, более уязвимые точки, тела. Все произошло так быстро, что взводные, получившие приказ о применение табельного оружия для устрашения, даже не успели снять свои стволы с предохранителей, так и остались лежать на земле с зажатыми в кулак пистолетами.
 
 — Товарищ полковник! Наши действия безуспешны. Две попытки разгона митингующих провалились. Опять эти парни-чужаки, поломали нам весь наш сценарий. Петр Иванович! Да они, наверное, не люди. Я наблюдал, как они работают. Ни один спецназовец в мире, не может так работать, даже голливудские. Мы бессильны против их, я своим ребятам дал команду на отход.
 Выслушав доклад своего подчиненного, подполковника Храмова, начальник горотдела милиции, полковник Селиванов, в сердцах швырнул трубку на широкий стол и гневно произнес:
 — Сволота! Не дадут мне спокойно еще два года отработать и уйти на пенсию. Тьфу… зараза… Навалилось же, мне, на мою бедную голову. Не зря меня, в последнее время, кошмары во сне колбасят. Да!..
 Он растерянно вытащил из ящика стола пачку дорогих сигарет, пальцами достал одну, фильтр нервно сунул в дрожащие губы.
 — Закурить что ли? — вслух, подумал он.
 Но поджигать эту заразу на стал, поскольку доктор, строго-настрого, потребовал обеспечить отсутствия табачного дыма в легких, так как альвеолы в них стали интенсивно атрофироваться, то есть разрушаться. Но тяга к этому наркотику, после почти сорока лет приема, была так велика, что временами Селиванову казалось, что он потихоньку сходит с ума, особенно аромат незажжённого табака доводил его до умопомрачения. Он хорошо помнит, как он делал несколько десятков попыток отвыкания от курева, но все они были безуспешными и бесполезны, пока в один из зимних дней, после новогодних праздников, от жадно выкуренной сигареты, ему стало плохо, и он, упал в обморок прямо за рабочим столом, во время одного экстренного совещания.
 После этого инцидента ему понадобилось целых два года, чтобы отвыкнуть от этого пагубного пристрастия. Подсказанный доктором метод был очень прост, до банального. Необходимо было, перед каждой выкуренной сигаретой, вытерпеть несколько минут, и с каждым разом, промежуток между дозами табака, увеличивать на несколько секунд или минут. На это испытание духа и плоти ушло целых два года, и вот теперь, уже три месяца, как полковник не зажигает свою зажигалку, хотя каждую неделю покупает пачку дорогих сигарет в близлежащем ларьке. Требовательно зазвонил телефон спецсвязи. Сняв трубку, Селиванов подумал, что сказать чекисту и приложил к уху. Выслушав Кухтина, он отбросил все свои предварительные мысли и спокойно, отпарировал:
 — Петрович! Мы с тобой все равно не сможем расхлебать это дерьмо, поскольку мы не знаем с кем или чем имеем дело? Надо призвать ученый мир из всех университетов страны и, в короткие сроки, разгадать этот «сканворд». Если так и дальше пойдет, мы с тобой облажаемся до плинтуса и схоронят нас там. Я своих отвожу из зоны конфликта, хотя, Неминущий требует от меня решительных действий, вплоть до применения боевых зарядов на поражение. Мы не знаем происхождение этих бойцов и, как они отреагируют на наш огонь. Мои командиры взводов, не успели даже свое табельное оружие снять с предохранителей, как эти парни их положили на землю.
 — Я только-что, был на связи с центром, отослал им картинки, - ответил чекист. - Пусть думают и решают, у них полномочия безграничные и зарплата поболее, чем у нас, а за эти гроши я не собираюсь мочить кого попадя, тем более, не зная, кого и за что. Наши политики не желают даже носа показывать в этой толпе, а с нас уже требуют, чтобы мы разгребли эту кучу фекалий неизвестного происхождения. Вообще-то я буду ждать официальной, завизированной команды. Ты Иваныч, правильно сообразил убрать свою команду. Тут у нас командиров много, отдающих необдуманных приказов, а как до ответственности дойдет, мы с тобой, Иваныч, окажемся козлами отпущения. Ну все, пока! Держи меня в курсе, и не робей. В крайнем случае, на даче мемуары будем писать.
 — Так-то оно так, — задумчиво, вслух произнес полковник, кладя красную трубку на аппарат, — но хотелось бы доработать до приличной пенсии, абы придется поясок потуже затянуть от минимальной пенсии.
 Полковник, проработав в милиции, где коррупция запустила свои щупальца от низа до самого верха, за весь свой трудовой стаж так и не научился брать на «лапу», хотя и был один случай. Тогда, он не мог спокойно спать целую неделю. После этого дал себе слово, что не будет делать больше других попыток мздоимства, хотя самому, и приходилось этого делать раньше, когда у руля сидел один м…к-взяточник. Тогда ему приходилось скрывать от жены часть зарплаты и собирать в коробке от скрепок, которую он засовывал в настенные часы с боем, в кабинете, постоянно держа в голове нужную сумму.
 Слава богу, теперешний, точнее ушедший в отставку, начальник, после того взяточника, вообще не брал на «лапу», но все равно, Селиванову приходилось очень туго с финансами, поскольку бОльшую часть зарплаты ему приходилось отдавать сыну, на строительство индивидуального дома, которое сын затеял в прошлом году.
 В дверь постучали. Вошел боец ОМОНа Донников и с порога представился:
 — Товарищ полковник! Боец Донников по вашему приказанию прибыл!
 — Хорошо. Присядь, — скомандовал начальник. — расскажи-ка мне боец, как это у тебя получилось, что ты завалил одного бойца-чужака?
 — Не знаю, товарищ полковник. Я сам не понял, как это получилось. Просто ударил коронным приемом, и он упал.
 — Что, твой прием никому неизвестен?
 — Да нет. Наоборот, меня ребята из взвода научили.
 — А почему, другие чужаки тебя не трогали. По видео видно, как они к тебе подходят, но не трогают.
 — Я не знаю, товарищ полковник. Я других не замечал.
 Селиванов наблюдал за выражением лица своего подчиненного и понял, что боец не лжет, вполне допустимо, что он действительно ничего не видел, возможно, он был потрясен происшедшими событиями.
 — С тобой работают ребята из следственной группы?
 — Так точно! Еще двое из ФСБ подошли.
 — Хорошо, иди! Только, все как на духу расскажи, ничего не утаивай.
 — Да мне нечего скрывать, товарищ полковник.
 Полковник утвердительно кивнул головой. Когда дверь захлопнулась за Донниковым, уткнулся в бумаги.
 Через два часа, спецрейсом из столицы, прилетела следственная группа из шестнадцати человек, сходу с трапа самолета начала свою работу. Проработали до полуночи без отдыха, перекусывая прямо на рабочем месте. Бойца Донникова, следаки своими вопросами достали до такой степени, что когда психолог, намеревавшаяся побеседовать с ним, посмотрела на бойца, и твердо заявила:
 — Товарищ полковник! Бойцу необходим отдых, он «нулевой», до девяти утра его желательно не трогать.
 Бойца увели в комнату отдыха, где он мгновенно вырубился. После завтрака, Донникова, снова пригласили на беседу. Ожидавший, что его опять будут допрашивать эти хамоватые следаки-морды из столицы, он был приятно удивлен. За столом сидела симпатичная и приятная женщина. Когда боец вошел, она встала и поздоровалась, хорошо поставленным голосом:
 — Здравствуйте, Донников! Прошу вас присесть на диван, — показала рукой на угловой диван, и сама присела напротив. — Как вы спали?
 — Как убитый…
 — Это хорошо. Вы давно служите?
 — Три месяца.
 — Вам нравится ваша работа?
 — Не очень…
 — Вы хотели бы поменять её?
 — Да.
 — А чем, вы хотите заниматься?
 — У меня два курса психологии, хотел бы закончить учебу.
 — Отлично! Значит, мы с вами коллеги, — радостно отозвалась женщина. — Кстати, меня зовут Нелли Сергеевна. А вас в детстве, мама как называла?
 — Мишуней…
 — Прекрасно! Можно, я вас буду Мишей называть, а вы меня Неллей. Вас не оскорбит, если мы с вами перейдем на «ты»?
 — Отчего ж, можно…
 — Миша! Тогда, в первой стычке, тебя бойцы-чужаки тоже не тронули, отчего бы это? Ты можешь, как-нибудь это объяснить?
 — Я не знаю, — пожав плечами, недоуменно ответил Миша, всматриваясь в карие глаза, на слегка азиатском лице Нелли.
 — А ты, предпринимал какие-нибудь действия против их? Ну, может, там замахнулся дубинкой.
 — Нет. Я совсем не хотел драться, мне все это, до чертиков остохр… чертело. Ой… извините!
 — Значит, ты просто стоял?
 — Да.
 — А он, тоже не двигался?
 — Точно так.
 — Ты не смотрел ему в глаза, он был агрессивен?
 — Они в полушлемах и очках. Лица их, как каменные. Глаза его я не видел, поэтому не могу что-то сказать.
 — Ты что-нибудь заметил? Ну, что-то особенное — кожа, их движения? Может, они передвигались, как киборги, или еще как?
 — Да нет, нормальные они, и кожа у них почти такая же, как наша, правда, немного синевой отдает.
 — Лица или рук?
 — Лица, руки их в перчатках.
 — А ты, когда он подошел, думал о чем-нибудь?
 — Нет. Я очень удивился его экипировке — необычный костюм, такого ни в одной службе не встречал.
 — У них были спецсредства?
 — Нет. Только все карманы были забиты чем-то.
 — Как ты думаешь, что в них было?
 — А фиг его знает. Я ничего не заметил.
 — А ты как думаешь, это люди?
 — Конечно, только весьма правильные черты лица у них.
 — У всех?
 — Когда стояли у своей бронемашины, я их хорошо рассмотрел, все на одно лицо, и рост у них одинаковый, где-то на метр девяносто тянет, накачанные. Реакция у них супер.
 — Да, на записи, я это заметила, — немного погодя, продолжила так же ровно и доверительно, — значит, ты стоял ни о чем не думая, и у тебя не было агрессивных действий?
 — Именно так…
 Через час, Нелли Сергеевна отпустила Михаила. В оперативном штабе, нашла руководителя группы и доложила:
 — Товарищ полковник! Я свою работу закончила и сажусь писать отчет. Здесь нужны специалисты из Института Мозга. Психологией тут ничего не добьешься, не тот уровень.
 — Хорошо, Нелли Сергеевна! Я вас прошу, потом помочь специалистам по фильтрации информации.
 — Да-да, конечно…
 Тут к начальнику группы подошел его помощник и доложил:
 — Товарищ полковник! Только что сообщили, команда чужаков села в свои машины и мгновенно испарилась.
 — Как испарилась?
 — Техника стояла на месте, но как только захлопнулись люки, боевые машины стали невидимыми.
 — Видеонаблюдение имеется?
 — Так точно!
 Просмотрев видеозаписи, полковник нервно закурил, сидел потерянный, в голове сочинял рапорт высокому начальству. Но доклад не получался, хоть как слова верти-крути, а нужное и окончательное предложение не собиралось. С докладом тянуть нельзя, так как дело находится на контроле самого директора, который строго-настрого приказал, руководителю группы, докладывать незамедлительно при любых изменениях обстановки лично ему. «Так могут и в отставку отправить», — подумал полковник и поднял трубку спецсвязи. После доклада, минуты три, молча, слушал. Его лицо посветлело и глаза заблестели радостью. Поговорив с Москвой, он положил трубку на аппарат, откинулся довольный в кресле и сообщил своему помощнику приятную новость:
 — Собирают ученых, ночью будут здесь. Из Сибири уже вылетели.
 — И много их будет?
 — Сказал, человек сто двадцать.
 — Это неплохо, с нашей шеи немного ответственности снимется, иначе нам головы открутят.
 — Ладно, ты много не болтай. Давай работать… Посмотрим записи, еще раз повнимательней, может, что-то не заметили?
 После просмотра видеоинформации, позвонил в центр и поинтересовался о результатах спутникового наблюдения. Ответ его не порадовал, спутники — эти классные шпионы, ничего подозрительного в окрестностях Калининграда не засекли. Из штаба Балтфлота и Западного военного округа, тоже ответы были не утешительны — радары молчали.
 — Чудеса!.. У кого-то в руках великолепная волшебная палочка. Сидит, гад, где-то и нам проблемы создает! Хотел бы я ему в глаза посмотреть, чего он хочет? И хочет ли, может, просто сидит и балуется, а тут, как шавки дворовые, не зная отдыха и сна пашем. Даже не знаем, за кем или чем гоняться?
 Оторвав взгляд от компьютера, обратился с вопросом к помощнику:
 — Как ты думаешь, они люди?
 — Визуально, да. А физиологически, черт их знает!
 — А может, и правда, они от Бога?
 Помощник удивленно, посмотрел на своего шефа.
 — Ладно, ладно… Я пошутил…

                XXIII

 Митя с Абигом, не стали более дразнить спецслужбы. После того, как бравые ребята-омоновцы спешно покинули площадь, они быстренько запрыгнули в «сигару». Как только захлопнулся люк машины, она, вместе с остальными машинами, сразу же растворились на месте, прямо на глазах сотен людей, беспредельно удивленных. Правда, нашелся хорошо «осведомленный» дядя. Нарочито, он громко объявил:
 — Вот видите, каких результатов добилась наша российская наука! Эта техника, последняя разработка наших ученых. Она работает по методу телепортации. Аналогов ни одна страна не имеет. Россия, впереди планеты всей!..
 Все окружающие с уважением посмотрели на него, отчего «знатоку», от безмолвной похвалы, все лицо залило краской, что говорило о том, что публичная похвала для него все равно, что бальзам для сердца, истосковавшего по славе…
 Выйдя из машины, внутри ангара, накачанные парни стремительно устремились вверх по металлической винтовой лестнице, выкрашенный в цвет хаки. Из других «сигар» бойцы тоже потянулись на второй этаж, темно-сине-красной лентой, молча, будто многоводная тихая река в низовьях, протекающая по ровной долине.
 В офисе было уютно и комфортно, почти по-домашнему. Митя плюхнулся на мягкий диван, сняв с усталых ног туфли. Вытянулся во весь рост на удобной лежанке.
 — Будем считать, что день мы провели интересно и плодотворно, — тихо проговорил он.
 — Что–нибудь будешь пить, может, перекусить желаешь? — учтиво, спросил Абиг.
 — А кто, у тебя, здесь кушает?
 — Ты будешь. Иногда, сам в рот что-то кладу.
 — Разве тебе нужна пища?
 — Теперь, да.
 — Хм-м… — Пожалуйста, мне томатного сока, если есть?
 Спустив с дивана на мягкий ковер ноги, молча, с удовольствием выпил стакан светло-красного томатного сока и опять завалился на свое место.
 — Слушай, боец восстановился?
 — К восьми вечера завершится синтез поврежденного организма бойца.
 — Что служит восстановителем?
 — Гидриды. Химические соединения водорода с другими элементами.
 — Почему так долго? Твоя ранка, за считанные секунды затянулась.
 — У меня было механическое повреждение, а у бойца виртуальное.
 — Какая разница?
 — В валентности, так как сила связывания одного элемента с другим, на атомном уровне, здорово разнятся в этих случаях. При виртуальной катастрофе, атомы получают чужую информацию, которую надо фильтровать и удалять, что отражается на временном промежутке синтеза.
 — Ты хороший учитель, доходчиво объясняешь… Стоп! Ты сказал виртуальное повреждение, кто этот человек?! — почти вскричал Митя.
 — Некий Миша Донников, боец ОМОНа, с высоким интеллектуальным уровнем. Но он, ничего не понял, поскольку его мозг совсем другим занят. Он совершил ошибку, выбирая эту профессию. Теперь думает оставить службу и закончить учёбу. У него два курса вуза, мечтает стать психотерапевтом, — проинформировал Абиг.
 — Дай-то бог, — умиротворенно отозвался он. — Так ты, пошел бы учителем к детям?
 — Пойду, когда тебе уже не понадоблюсь.
 — А ты что? После всего, еще хочешь остаться на земле?
 — Хотелось бы, мне нравится.
 — Ну-ну…
 Митя не заметил, как сознание отключилось, и он уснул глубоким и спокойным сном. Ему приснилась мать в ночной самотканой сорочке, на которую невозможно было, не зажмурившись, смотреть, до того она была бела и тонка. Он себя чувствовал совсем маленьким, ему остро хотелось к матери. Но мать не пускала его, загородив ему дорогу своей узкой ладошкой. «Сыночек мой! У тебя еще много дел на земле. Закончи их! Нехорошо оставлять, не завершенными, работы» — с этими словами, мать бесшумно удалилась от него. А он плакал и просил ее взять собой, но она была неумолима. От собственных рыданий, он проснулся, но остался лежать, его сердце колотилось так, что его всего трясло и неудержимые всхлипы вырывались наружу. Было, до дури дискомфортно, в груди придавило, как после свежего вина.
 — Я надолго отключился? — спросил он у Абига.
 — На пятнадцать минут. Что тебе снилось? У тебя был огромный выброс энергии. Нельзя, так безумно ранжировать её, это не рационально.
 — Мать приснилась. Я хотел к ней, но она не пустила к себе. Сказала, чтобы я закончил земные дела.
 — Правильно, тебе еще рано на тот свет. Не торопи эту неизбежность. Одному Богу известно, когда ангел смерти позовет тебя и придет за тобой, поэтому не умирай раньше времени. Добровольно туда уходят только самоубийцы, а что в их сознании в это время, одному Богу известно. Я только то знаю, что сознание осознанных самоубийц может очень долго находиться в запасниках Творца невостребованным. Значит, нет шанса, что оно придет к своему совершенству для перехода на иной уровень сознания в своем развитии, просто станет элементом, наполнителем, материи вселенной.
 — Если я в этой жизни не получу то, что прошу у Творца, то зачем мне это обрыдлое существование? — эмоционально выговорив, он сел и подобрал под себя ступни ног.
 — Ты бы давно получил, если бы праведно жил. Теперь придется подождать и работать над собой, чтобы очиститься от всего духовного шлака. Придут к тебе: и творчество, и радость от достигнутой мечты, и безумная любовь. Смиренно терпи. Ты еще не готов.
 — Ты меня достал! Ты все твердишь, что я не готов. Так, когда же я буду готов? Когда я буду в той форме, потребной для исполнения моих желаний? Когда мне будет сто лет? Нафига мне всё это нужно в этом возрасте, когда я не смогу ни полноценно работать, ни любить, ни быть любимым? Какая нормальная женщина полюбит столетнего динозавра? И как мне, старцу, удовлетворить ее физиологию, да и свою тоже, руками? Бутон, с розового куста, надо срывать вовремя, пока он пышно расцветает и благоухает. Увядший цветок никому не нужен, он только засоряет сады Эдема. Человеку любовь нужна весною, когда в сосудах бурлит горная речка, а в сердце горит маленькое солнце. А осенью, в ненастную погоду, ему понадобятся жаркая печь, теплые шерстяные носки и горячий ароматный чай с маковой булочкой. Да и красота человеческая, фактор быстротечный и непостоянный. А то у нас, у людей, получается все как в той присказке — всю жизнь человек бежит от своей жизни, как от волка, а на финише этого марафона, попадает в лапы ярого медведя. Вот и спрашивается, зачем все это?
 — Если ты не веришь в эту жизнь, то чего ты дергаешься?
 — Хочу верить, что мне удастся спеть свою «лебединую песню», без которой я не представляю нашу земную жизнь.
 — Ты сам себе противоречишь. То ты не хочешь жить, то жаждешь до последнего.
 — Так уж мы, люди, устроены. Даже на финише ждем чуда. Ты же сам говорил, что Творец преднамеренно вложил в человека надежду. И я надеюсь, только вот что-то уж сомневаться начал. Года мои уходят, как пыль по ветру, а просвета в моем жизненном мраке не просматривается.
 — В таком случае, если ты желаешь ускорить исполнения ожидаемых желаний, тебе необходимо форсировать выполнения намеченных тобой планов.
 — Ты хочешь сказать, что я без этого ничего не получу? — уныло, спросил Митя.
 — Ты должен испытать все человеческие искушения, чтобы понять, чего ты стоишь? — отозвался тот.
 — Эти искушения так велики, что моей целой жизни не хватит, чтобы все их испытать.
 — Так ты определись, что для тебя главнее? А то болтаешься, как говно в проруби. Ты прекрасно знаешь, что на всех соблазнов не хватит и трех жизней. Поэтому ты выбери для себя приоритетное направление и, долби в эту точку, пока не добьешься какого-нибудь результата. Ты хочешь, чтобы Бог тебе подарил чудо, но сам ты пассивен, не вкладываешься в действо. Любой позитив, любое чувство, любое открытие должно быть выстраданным и осмысленным.
 — И как же мне определиться, когда я хочу всё и сразу? В процессе любого начинания, меня гложут сомнения, а чтобы преодолеть их, мне нужно время. Кто мне подскажет правильный путь в моих исканиях? Никто.
 — Сомнения, для ищущей натуры, очень нужны и полезны. Если, конечно, эта натура с высокоморальным содержанием, о чем человек по молодости может и не догадываться. Тогда человек, достигнет больших успехов в познании самого себя и окружающего мира. Ну, а если объект натуры носит в себе большую концентрацию признаков дегенератства, то с него получится очень приличная сволочь, чего я в тебе не нахожу. Значит, кое-что ты в этой жизни поймешь и осмыслишь.
 — Вот спасибо! — съязвил творец, представителю зазеркалья. — Если бы ты мне еще одну жизнь подарил, тогда твои речи ублажили бы мой истомлённый по чуду слух, а так!..

                XXIV

 После того, как выпроводила своего возлюбленного, Катя неожиданно в себе обнаружила необъяснимую тревогу, которая с каждым часом все более нарастала и к обеду, довела ее до сердечного спазма. Пришлось проглотить таблетку валидола, дабы заглушить изнуряющую глухую боль в груди. «Что это со мной, неужели что-то случится?» — подумала она, нарезая ножом овощи на красивой разделочной дощечке, подаренной внуком на Восьмое Марта, которую он сам смастерил, будучи еще восьмиклассником. Таблетка помогла, но тревожность не проходила, тем более, что по телевизору целый день вещали об общегородском митинге. Мелькали кадры, где кучка бойцов в оригинальной униформе противостояла многочисленным омоновцам и явно превосходила их по своей выучке.
 — Вика! — зазывно, крикнула она в коридор, откуда доносился смех и захлебывающие возгласы ее дочки-малышки, внучки Регинки.
 Через мгновенье, смеясь и веселясь, в проеме появилась Вика, неся свою дочку на левом боку. Та, переломленная пополам, висела на руке и весело верещала, что-то лопоча и дергая ножками.
 — Что? — с дрожью похохатывая весело, спросила дочь.
 — Посмотри на этих бойцов в красноватых костюмах. Тебе не кажется, что они сильно так смахивают на наших работников? — тревожно спросила мать.
 — Я… не знаю, ты хочешь сказать, что папа сотворил этих вояк? Зачем ему это надо? — недоуменно разглядывая парней в полушлемах, ответила дочь.
 — Да от вашего отца, что угодно можно ожидать. Я с ним прожила сорок лет, но так и не узнала его. Каждое коленце, выкиданное им за эти годы, всегда заново раскрывали его новой гранью. А сколько их у него? Один Бог знает. Но сдается мне, все это, его рук дело. Не зря мое сердце сегодня колотится и не на месте.
 — Но там ни папы, ни Абига не видно. Если этот говорящий у них главный, то он явно не папа. Он весь рыжий и с бородой, а рядом с ним какой-то кавказец стоит. Нет. Это не они, так-что успокойся. У тебя тут с утра работает телевизор, если бы отец с Абигом были там, они бы были в центре событий и все равно где-нибудь попали бы в кадр. Ты их не заметила?
 — Нет. Я внимательно смотрю.
 — Ну вот. Только зря себя накачиваешь.
 Слова дочери слабо утешили ее. Она беспрестанно раскручивала в голове события последних месяцев, все более и более убеждаясь в том, что эти ребята на площади — плод больной фантазии ее мужа. Она себя поймала на мысли, что, хотя с мужем в разводе вот уже больше полугода, но до сих пор его называет мужем и расторгнуть брак не собирается. Он тоже развода не просит. «Это, наверное, от того, что мы прожили очень долгую совместную жизнь. Временами нам было очень тяжело, особенно по молодости» — по-доброму подумала она. Жалела ли она о размолвке с мужем? Пожалуй, нет. Хотя, где-то в глубине души, его было жалко, но чувства, ощущаемые ею во взаимоотношениях с Абигом, лихвой перекрывали все эти переживания. Она, хоть на склоне лет, но познала всепоглощающую и всепожирающую любовь, о которой даже в самых смелых мечтах своих не смела желать. Еще совсем недавно она себя почти списала в отвал и жила ожиданием скорого конца жизненного пути, а тут… Каждый день она просыпалась и засыпала в объятиях любимого человека. Он был таким, каким она мечтала и хотела иметь мужчину рядом собой — ласкового, с нежными движениями и прикосновениями, не перечащего ей и очень внимательного. Слава Богу, небо подарило ей такого мужчину-мечту! Она оценила эти его качества, и в благодарность, отдавала всю свою нерастраченную любовь без остатка и самозабвенно, доводя в своих чувственных порывах, своего избранника, до внешнего проявления им своих ярких ощущений.
 То, что Абиг был представителем другого мира, о котором она не имела никакого представления, это ее мало волновало. Она-то замечала, что он с каждым днем становится все более и более очеловеченным и родным. Она не знала ни одного мужчины в своей долгой жизни, кто бы мог претендовать на место её любимого, конечно, кроме мужа, будь у него этих качеств, что имелись у Абига. Катя не единожды размышляла о том, почему она так легко ушла от мужа? И пришла к выводу, что причиной разрыва их отношений послужил дуализм — двойственность, как-то психологи говорили по телевизору на эту тему, её мужа. Рутина длительных отношений, задобренных тяжелым физическим трудом и неброским бытом — это с одной стороны, и с другой — ожидание перемен, чуда. Она просто безмерно устала от нескончаемых проблем и одиночества, при живом муже, который был вечно занят. То у него неотложная работа, то уткнется в свои бумаги, то очередное любовное увлечение. Когда она бесшабашно и сразу же, нырнула в иллюзорный мир любовного романа, где её ничто не беспокоило, ни плачущие дети и внуки, ни социальные проблемы, ни финансы, она сразу же оценила окружающий ее реальный мир и себя. Она, оказывается, еще не совсем бросовая, какою она себя считала. Ее можно любить, и она, на удивление самой, может еще о-хо-хо, как любить! Если раньше, процесс обслуживания мужа, доводил ее до бешенства и истерик, то теперь эту процедуру она делала с удовольствием и душой, окутывая своего возлюбленного всеохватывающей нежной заботой, что замечалось и благодарилось им, чего нельзя было дождаться от мужа, отчего складывалось ощущение полного безразличия с его стороны, хотя чего, может, и не было, поскольку он всегда был занят добыванием денег на безбедное проживание большой семьи в сложное экономическое время. Катя взяла мобильник в руку и подошла к окну. На улице стоял прекрасный солнечный день. Окна противоположных домов ярко отражали лучи светила, глаза невольно прищуривались. Она набрала номер и приложила трубу к уху:
 — Привет, милый! Ты где? На площади, не тв…
 — Привет любимая! Сейчас я приеду и все тебе расскажу. Хорошо? А сейчас, прости, некогда. Я лечу…
 Немного успокоившись, не суетясь, она стала готовить любимому стол. На ее полных чувственных губах засияла счастливая улыбка вкупе сердечным ритмом в ожидании родного человека. И правда, не прошло и получаса, как ее суженый появился в дверях. Сняв передник, она бросила его на стул. Плавными шагами подойдя к нему, подставила свои губы для поцелуя.
 — У меня все готово. Сегодня горячей воды нет. Сообщили, что проводятся профилактические работы, так-что, придется тебе умываться холодной, — на одном дыхании выложила всю информацию она, отстранившись от него после поцелуя. — Сегодня у нас лагман, правда, азиатского не получилось.
 — А какая разница? — спросил влюбленный муж, ласковым тоном и нежностью в глазах.
 — В качестве продуктов. Там, на востоке, вкус пищи намного превосходит своей остротой и своеобразностью. Особенно мяса, главного компонента основных восточных блюд. А баранина, вообще бесподобна. С таким специфическим ароматом ты ее, просто в мире не сыщешь. Они ведь, овцы, пасутся высоко в горах, где мало кислорода, но много солнца. Вкус баранины такой, что людям из других регионов, он не понятен и не приемлем.
 — А говоришь превосходный вкус, если другим не нравится, то какой смысл баранину покупать?
 — Чтобы оценить ее, надо хотя бы чуть-чуть пожить там. Потом тебя за уши не оттянешь от нее, — с улыбкой ответила Катя, — вот поедем туда и ты испробуешь азиатскую кухню. Она незабываема и оригинальна.
 — А мне твоя еда нравится, я от нее получаю истинное наслаждение. Очень вкусно, я балдею.
 — Спасибо! — с радостью, отозвалась она, пожирая его глазами. — Всё, иди мыться…
 Абиг с аппетитом съев лагман, удовлетворенный приемом пищи, откинулся к спинке углового дивана.
 — Такая глубокая чашка, что еле съел, — проговорил он.
 — Это не чашка, а кесе. Только в нем подается настоящий лагман. Так, о чем ты хотел мне рассказать? — неожиданно спросила она, подавая в пиалах ароматный черный чай.
 — Это мы были на площади, — проговорил он, отхлебывая горячий напиток, как-будто прохладную воду.
 — Я догадалась. Только не пойму, зачем вам это надо, так рисковать своими жизнями, да и нашими тоже? Неужели нельзя жить спокойно и наслаждаться тем, что имеем? Я всю свою жизнь прожила с ним как на вулкане в ожидании, когда и с какой силой он извергнется. Он со своими необдуманными выходками, всегда набивал себе шишек и наживал семейных проблем. Достал уже, сил нет! — в сердцах ответила она.
 — Ему, как ему кажется, неведом смысл жизни, вот он и ищет его. На очереди у него новое искушение…
 — Какое?
 — Чувство всемогущества.
 — Это что, его солдаты что ли?
 — Да, они…
 — Что, они действительно так сильны и неуязвимы?
 — В недобрых руках, они могут разрушить земное мироустройство.
 — Надеюсь, дело не дойдет до этого? — озабоченно, спросила Катя.
 — Нет! Очень скоро он успокоится и нейтрализует их.
 — И тебя что ли!? — с болью вскрикнула она, вся побледнев лицом.
 — Возможно…
 — Как, возможно?! — спросила, воскликнув и вскочив с места. — Я не отдам тебя ему! Ты мой! Он не посмеет!..
 Катя зарыдала, обняв его и прижалась к нему всем телом, как-будто хотела защитить свое самое дорогое от тирана-мужа.
 — Он может, но я думаю, что всё зависит от тебя. Я тебе не говорил. Я уже давно не питаюсь его энергией. Теперь мой донор — это ты. Он ведь, тебе не желает горя, вряд ли, пойдет на это. Если даже решится, то у него может не хватить энергии, чтобы отправить меня в мой мир, ведь сила любви сильнее силы воли человека. Ведь, не зря же, Бог, нас соединил? Мы нужны друг другу. Ты мне, чтобы я смог испытать силу человеческой любви, я тебе, чтобы ты пришла к своему совершенству, через нашу любовь, испытав которую ты обретёшь новое мировоззрение и согласуешь свои поступки замыслом Творца.
 — Моя любовь сильнее его дара. Я не отдам тебя! Ты мой, я твоя, только люби меня даже тогда, когда я вся буду в морщинах и беззубая.
 — Дурочка, ты моя! Для меня ты будешь всегда такою, какою ты хочешь выглядеть в моих глазах, — нежностью проговорил Абиг.
 — Я была хороша в тридцать лет.
 — Я тебя такою и вижу.
 — Вот и прекрасно…
 Она обняла его за шею и притянула его к себе.
 — Мне не пришлось любить по-настоящему, а ты мне это чувство подарил. Спасибо тебе за это. Теперь я знаю, что не зря небо копчу.
 — Если ты не любила Митю, так зачем же, столько детей нарожала ему?
 — Потому, что русская женщина, от своей несчастной судьбы, спасается чадородием, вот я и спасалась.
 В замочной скважине входной двери нервно провернулся ключ. Дверь резко отворилась и в квартиру ворвался внук Колька. Лицо его было в бешенстве, с белым нездоровым оттенком. Судорожно сбросив с ног туфли, молча, ушел в свою комнату, где навзничь упав на кровать отвернулся к стене и хрипло задышал. Катя побежала вслед за ним. Войдя в комнату, с сочувствием в глазах и голосе, спросила:
 — Что случилось? Заболел? Подрался?
 — Ничего… — сквозь рыдания проронил внук, еле сдерживая свое бешенство и тут же. — Ненавижу этих тварей продажных. Все они гады… Ненавижу!..
 Бабушка, конечно, все поняла. Опять поругался со своей девчонкой, с этой малолеткой. Этих разочарований в жизни внука будут не раз и не два. Жизнь перемолотит его жестоко во взаимоотношениях с женщинами, пока он не наткнется на свою единственную зазнобушку, споткнувшись о которой, больше уже не встанет, как охотник-медвежатник, кто на сорок первом медведе, либо одолеет его, либо ляжет под ним жертвой.
 — С девчонкой поругался?
 — Да…
 — Ничего, вечером помиритесь, уже не раз бывало.
 — Мира не будет. Она с другим парнем целовалась.
 — Быть может, это дружеский или благодарственный поцелуй. Ты разобрался?
 — Она целовалась по-настоящему, взасос и долго.
 — Ну, ничего страшного! Раз так получилось, значит, она не твоя зазнобушка. Когда ты встретишь свою девчонку, она уже не будет водить шашни с другими. Не переживай! Успокойся и постарайся уснуть.
 Оставив внука в покое, она тихонько прикрыла дверь в его комнату и пошла в кухню.
 — Что случилось, опять с девчонкой поцапался? — сочувственно спросил Абиг, заканчивая мытье посуды.
 — Вот стерва-малолетка, все нервы ему истрепала! — возмущенно, отозвалась Катя.
 Вошел Колька, не смотря ни на кого, молча, прошел к столу и сев, попросил:
 — Баба, насыпь мне что-нибудь.
 — В стрессовом состоянии нельзя кушать, — отреагировала бабушка на его просьбу.
 — Кто тебе сказал? — удивленно, спросил Абиг.
 — Ученые-врачи утверждают. Мой му… Он меня всегда ругал, что после скандала я ела. Он говорил, что я поэтому растолстела, а сам он не кушал.
 — Это ошибочное утверждение. Ученые тоже заблуждаются. Из вас двоих, кто страдал от болезни желудка?
 — Он.
 — Вот видишь! Надо слушать свой организм. Колька, тебе сейчас хочется кушать?
 — Еще как. Я бы быка съел.
 — Вот видишь? Его желудок заставляет его едой прикрыть спазмовые узелочки на слизистой оболочке, образовавшиеся при стрессе от нервного перенапряжения. Если их, узелочки, не заставить перерабатывать пищу, то большинство спазм превратятся в язвочки, так как при этом, защитный слой слизи выдавливается и начинается самопереваривание слизистой оболочки. Если процесс будет иметь продолжительный характер, то начинается разрушение стенки желудка с необратимыми последствиями. Это для человека пострашнее, чем накопление жиров в организме, которые можно легко сжечь физической или умственной нагрузкой. Так что Колька, лопай и никого не слушай. Если научишься прислушиваться к своему организму и слышать его, то многие проблемы минуют тебя безболезненно, главное, свой организм как можно быстрее освобождать от стрессового состояния.
 На подоконнике прозыкал и заплясал мобильник.
 — Да, я слушаю тебя, — взяв телефон, сухо сказал Абиг.
 — Я отправляюсь в путешествие по южным городам России, через два часа мой поезд. Пожалуйста, за мной приедь, отвезешь меня на вокзал, — взволнованно, попросил в трубке голос Мити.
 — Хорошо. Через полчаса я буду у тебя.
 — Что там опять? — озабоченно, с тревогой в голосе, спросила Катя, заглядывая своему возлюбленному в глаза.
 — Митя уезжает на юг по делам, надо его отвезти на вокзал, — успокаивая, ровном тоном отозвался тот.
 — Какие могут быть у него там дела? На юге у нас нет никого, к кому бы можно съездить. Что он опять задумал?
 От волнения на её лице появились розовые пятна, которые расширяясь, через минуту покрыли весь её лик сплошной краснотой. Своим женским звериным чутьем она почувствовала, что ее любви угрожает какая-то неведомая страшная опасность. Она напряглась, как пружина курка ружья. В ее голове пронеслись быстротой молнии, одна мысль пострашнее другой, сердце забилось в груди, как зверек в тесной клетке. Ей стало дурно и душно. Подойдя к окну, отворила створку и шумно втянула в себя прохладный и влажный воздух.
 — Господи! Неужели нельзя жить спокойно? Ну зачем он это делает? — обернувшись, в сердцах бросила она.
 — Успокойся, пожалуйста, — подойдя к любимой жене, Абиг обнял ее, — все будет хорошо, поверь мне.
 — Я боюсь. Понимаешь?! Я боюсь за нас. Я не хочу потерять ни тебя, ни его… Будь он не ладен, — почти зло выговорила она. — Сядем, а то у меня ноги трясутся.
 — Милая, нельзя так волноваться. Если за все будешь остро переживать, то ты посадишь свое сердце. Ты же прекрасно знаешь, что я могу заглянуть чуть-чуть вперед в будущее. Доверься мне, там ничего нет опасного для нас, да и для Мити тоже. Немного подуркует, пар спустит и будет жить спокойно. Но то, что он делает, ему это важно и надо, для его духовного возрождения. Он ищет смысла жизни и он найдет его, пройдя по ухабистому и тернистому пути с незначительными повреждениями плоти и духа. На этом пути без этого не обойтись. Несколько раз чмокнув в щеку, он погладил ее по плечу и, обращаясь к Кольке, попросил:
 — Колян! Я поехал, а ты, пожалуйста, не оставляй бабушку одну. Добро?
 — Усёк…
 Когда Абиг приехал к Мите, тот уже с перекинутой через плечо спортивной сумкой, стоял на улице. Как юноша, он запрыгнул в салон, кинул сумку на заднее сиденье и весело рыкнул:
 — Гони на вокзал!
 Немного погодя:
 — А ты что, ничего не спрашиваешь или прочитал в моей башке?
 — Нет. Просто я знаю, что бы я тебе не говорил, ты все равно будешь делать по-своему. Разве не так?
 — Возможно, — со смешком, откликнулся Митя, — я попробую, а там что получится, увидим? Да, кстати, меня с твоим лже паспортом не завяжут?
 — Он, оригинальная копия твоего паспорта, так-что, никаких проблем.
 — Хорошо.
 Когда подкатили к вокзалу, он твердым голосом заакцентировал:
 — Все! Дальше я сам, а тебя прошу, предупреди людей, чтобы встретили. Хорошо?
 — Конечно, будь спокоен. Только прошу тебя, не потеряй голову от успехов, — искренне, попросил двойник.
 — Постараюсь, — с кривой ухмылкой, отозвался тот. — Слушай! Я могу бойцов трансформировать без техники?
 — Можешь, но тебе придется находиться рядом с ними и тратить огромную энергию на их передвижения в другие точки. Если этот процесс будет многократным и продолжительным, то возможна потеря здоровья. А так, в капсуле, которую ты не в состоянии материализовать, поскольку существующий материальный мир объективен и вне сознания человека, земные законы, на них не действуют.
 — Но, ты и ребята тоже объективны, имеете довольно внушительную массу, я же вас перемещаю хоть куда?
 — Наша исходная материальная точка, поскольку в нас нет земной биомассы, равна нулю, а я, если необходимо, свою земную биомассу могу "сжечь" за считанные минуты, ну, а расстояние, по земным законам, бесконечно.
 — Приблизительно, какой путь?
 — Стартовав от исходной точки ты обежишь Вселенную и, на старте, подтолкнешь сам себя в затылок.
 — Круто! А как же я капсулу с бойцами трансформирую? Вон какая масса?
 — Просто. Ты перемещаешь ребят, а с ними, масса «сигары», пренебрежительно малая величина, приближенная к нулю. Материя ребят и техники не являются частицей материи Земли, поэтому, силы планеты на них не действует.
 — Понятно…
 Абиг протянул руку на прощание и назидательно, произнес:
 — При таком раскладе твой путь по южным весям матушки России, окажется быстротечным и эффективным, что немаловажно для тебя, поскольку тебе надо торопиться. Грядут большие перемены в твоей жизни, тебе надо выкроить время для претворения твоих замыслов в реальность.
 — Все, устаканил. Пока…

 Экстренное совещание, у директора ФСБ России, затянулось до самой ночи. Выслушав всех и всю обработанную информацию, начальник спецслужб подытожил:
 — Итак, товарищи офицеры! Из всего, что мы сегодня услышали и узнали, можно сделать единственный вывод. В течение месяца, наша служба работает в авральном режиме, а результат — кот наплакал, от исходной точки не продвинулись ни на йоту. По европейской части страны прокатилась волна беспричинных несанкционированных митингов по одному и тому же сценарию. Митингующие не выдвинули ни одного политического требования. Все затронутые ими вопросы касаются только социальной сферы. Из этого вытекает следующее соображение, мы не имеем дело с неизвестной политической организацией, как некоторые из вас утверждают. В этих социальных требованиях красной ниточкой проходит вопрос воспитания подрастающего поколения, то есть наших детей. Значит, вполне возможно, эта структура имеет какое-то отношение к детским организациям. Аналитической группе, необходимо срочно проработать эту версию. Поскольку данная проблема выскочила из Калининграда, самые высокопрофессиональные сотрудники нашей службы продолжат свою работу в этом регионе. Полковник Кухтин, я вас прошу, установить, наконец, первоисточник этой проблемы и личность рыжебородого. К расследованию подключить все имеющие людские и материально-технические ресурсы. С вами в тесном контакте будут действовать сверхсекретные разработки Института мозга. Нам нужен результат, любой.
 Высказанную, полковником Ясницким, версию об инопланетном вторжении, я отбрасываю сразу, так как события последних дней красноречиво говорят о том, что весь сценарий выступлений митингующих создан человеком. Ну, а на бойцов, приказываю, обратить особого внимания и, за недельный срок, предоставить мне свои соображения и результаты расследований об их происхождении. Спецгруппам, любой ценой добыть бойца или образец части плоти его, без которого наши ученые беспомощны нам помочь, им нужен материал для исследований. Бойца ОМОНа, — посмотрев в ежедневник, продолжил, — Михаила Донникова, включить в оперативную спецгруппу. Максим Анатольевич, пригласите к себе дополнительно ученых из Института мозга человека. Срочно отозвать, из заграничной командировки, профессора Богданова, он ведущий специалист в области эволюции головного мозга человека.
 Президент и Председатель Правительства, очень обеспокоены развивающими событиями и требуют от нас конкретных действий, поэтому приказываю: считать сложившееся положение чрезвычайным, а режим работы военным, поскольку, мы не знаем с кем или с чем имеем дело. Все силовые структуры страны приведены к повышенной готовности номер один. Все объекты стратегического назначения, взяты под особый контроль и усиленную охрану. Для нас до сих пор не было невыполнимых задач, и я верю, с этой бедой справимся и не облажаемся подчистую. Все, товарищи офицеры! Работаем! Все свободны!
 Металлический тон на последних словах, поставил жирную точку в речи директора, после чего все спешно и шумно покинули свои места за длинным изящно выполненным столом шефа.
                XXV

 Приехав из аэропорта, Николай рассчитался с таксистом, взяв в руки две увесистые сумки весело и радостно двинул в сторону родного подъезда. Сумки с личными вещами, подарками для матери, жены и, конечно же, для обожаемой дочурки Маруси, грузно оттянули руки вниз. Он с ностальгией оглядел свой чистый и такой родной двор, расположенный между старинными купеческими особняками, мельком кинул взгляд на свои окна, на втором этаже. На фоне ярких комнатных цветов заметил мать, которая увидев его трепетно и по-детски замахала рукой, приветствуя его. Он поставил одну сумку на асфальт и с искренней улыбкой помахал рукой, испытывая в сердце чувства благодарности и сыновей любви.
 Мать встретила его в дверях, любовно глядя на свое чадо. Николай прямо на пороге поставив сумки нежно прижался к матери, целуя ее в губы и щеки. Из ее красивых карих глаз обильно по щекам побежали горячие слёзы.
 — Мама, здравствуй!.. — поглаживая ладонями вздрагивающие плечи матери, он еле выдавил из себя слова.
 Он почувствовал, как что-то родное и теплое наполняет его трепещущее, как голубенок в ладонях, сердце.
 — Я… очень скучал по вас, — вдруг, резко отодвинувшись от матери, — а где Оля с Марусей?
 — Ты же не можешь позвонит заранее, чтобы предупредить нас. Они в театре, там какое-то кукольное представление идёт. Скоро, наверно уже будут. Третий час уже, как ушли. Коленька, что стоим-то в дверях? Проходи…
 Николай переставив сумки в прихожую, прикрыл дверь.
 — Ты, конечно, голодный, я тебя сейчас накормлю, — защебетала мать, засуетившись в кухне.
 — Да, мам. Я очень скучал по твоей кухне. Тамошние обеды всухомятку достали меня. Мне даже снились твои неподражаемые супы, особенно гороховый суп с травами.
 — Ты приведи себя в порядок, а я сейчас все подогрею, а гороховый, я тебе завтра сварю. Хорошо?
 — Спасибо, мам!
 Свежевыбритый и порозовевший после ванны, он достал подарки из сумки. Разорвав яркую шуршащую упаковку, протянул матери плед в розовых тонах с электроподогревом.
 — Вот, мама! Пусть твои ноженьки наслаждаются в тепле.
 — Ох!.. Спасибо, сына. Как ты уехал, я не могу ночами спать, а тут еще ноги мои разнылись, спасу нет.
 После скоропостижной кончины отца, мать, после похорон, сразу лишилась движений обеих ног, чем безумно напугала Николая и Олю. Даже семилетняя Маруська, видя беспомощность бабушки, участливо щебетала ей на ушко волшебные слова, чтобы она, как в сказке, встала и пошла своими совершенно здоровыми ножками. Но, только после трёх изнурительных лет врачебного лечения и ежедневных внушений Николая, мать, наконец, начала шевелить суставами. Еще понадобилось целых два года настойчивых тренировок, чтобы она твердо встала на ноги. Но по ночам мать не спала. Когда бы он ни просыпался ночью, она всегда бодрствовала, объясняя свою бессонницу каждый раз разными причинами. И было заметно, что не показать свое истинное состояние ей приходится прикладывать все больше и больше усилий. Конечно, он смог бы, применив лабораторное оборудование института, убрать болевые синдромы матери, но…
 Экспериментировать на родной матери, это уже ни в какие ворота не влезает, тем более, метод еще не прошел клинических испытаний в полном объеме. И применять его необходимо очень и очень осторожно, так как продолжительное обезболивание организма приводит к нарушению выработки им иммунитета, вследствие чего могут проявиться злокачественные новообразования. Учитывая все эти опасения, он отказался от своего намерения, хотя соблазн был очень велик.
 — Мам! Сегодня, что за праздник? У тебя такой богатый стол! — удивился он, протирая ладошками в ожидании наслаждения едой.
 — Меня предрассветный сон известил, что ты приедешь. Вот я и постаралась, — радостно отозвалась мать. — Плов сразу накладывать? Я его сготовила так, как ты любишь — с изюмом и травками. И с мясом мне повезло сегодня, как раз мой знакомый фермер в свой ларек свежатины завёз. Баранина отличная, в меру жирная и, молодняк.
 Не дожидаясь ответа сына, она в небольшую глубокую пиалу с горкой наложила дымящийся паром ароматный плов. Вид плова, его запах и вкус, сопровождающие его с малых лет, и сегодня возбудили в нем здоровый аппетит с обильным слюнотечением. Мать умела, будучи уроженкой Татарии, очень вкусно готовить. Что бы она ни готовила, Николай не помнит, чтобы он хоть раз, отказался от предложенной ею пищи.
 Достав из холодильника непрозрачную коричневую поллитровку, мать подала ему штопор, чтобы он откупорил пробковую затычку. Он любил этот материн напиток, водяру настоянной на нескольких травах, известных только ей. Когда забулькала желанная светло-коричневая жидкость, в нос ударил аромат имбиря и чабреца, что заставил Николая невольно сглотнуть набежавшую слюну.
 — Мамочка моя любимая, родная! Спасибо тебе, что ты есть на этом белом свете. Из любой командировки я могу вернуться в наше теплое, уютное и родное гнёздышко, которое существует только благодаря тебя. Я искренне желаю, чтобы оно принимало меня еще очень и очень долго. Мама, за твое здоровье! Радости тебе и покоя! — произнёс он тост.
 Тепло чмокнув мать в щеку, он опрокинул рюмашку и со звериным аппетитом накинулся на еду.
 — Не торопись, сына, — со слезами в глазах попросила та.
 Отпив капельку водки она рюмочку оставила в пальцах, и нежно, с умилением наблюдала, как азартно сын поглощает пищу. Отец, её муж Сергей, тоже имел такую манеру приема пищи. Ел жадно, с малой дозой водочки, но стройность фигуры не терял, наверное, потому, что он на своей научной работе микробиолога, сжигал любые килокалории. Кольчик, как и отец, спиртным не увлекался, хотя от пары-тройки глотков, никогда не отказывался.
 Отец, при жизни, делал безуспешные попытки заинтересовать своего сына своей научной работой, но того эта отрасль науки не зажигала. Даже будучи пятикурсником юридического факультета, Николай не имел представления, куда направит свои стопы в поисках самого себя и места под солнцем, пока совсем неожиданно, готовясь к дипломной работе, не наткнулся в отцовской библиотеке на научные работы деда, профессора Богданова, сотрудника Института Курчатова. Этот научный поиск деда, так зацепил его, что он отказался от предложенной шаблонной дипломной работы и, накатал целую папку с тесемками, научный труд по изучению мозга преступников, имеющих маниакальные наклонности. Конечно, вся технология исследований была списана с бумаг деда, но была немаловажная деталь, предложенная молодым дипломантом, а именно, идея недеяния.
 В своей работе, будущий знаток серого вещества, предлагал создать условия при которых цели можно будет достичь, прилагая сознательные усилия исследователя по слиянию самой ситуацией, то есть, просто изучающему раствориться в существующей проблеме. Прочувствовав малейшие изменения колебаний от источника темной силы маньяка, исследователю присоединиться к ним и полученный арсенал информации использовать в своих интересах, нейтрализовав в подсознании преступника, маниакальные импульсы беспричинной агрессии, что дает возможность локализовать рецидивы. Будущий светила науки предлагал не пыхтеть над проблемой преступности, а воздействовать на нее при помощи самих же преступников. А каким путем это делать? Он еще не знал. Но дипломную работу завершил надписью: «Технология достижения результатов этой задачи — тема будущей моей научной работы».
 Изумленный декан и ничего не понявший преподаватель были уверенны, что работа у кого-то скопирована, но их усилия по поиску источника информации, по представленному научному опусу, потерпели фиаско. Они были вынуждены дипломную работу принять и зарегистрировать успешную защиту. А молодой похититель, чужого, хотя и у родного, научного трактата, стал узником этого творческого «бастиона» — безумной идеи спасения человечества, а именно, применив генную инженерию изменить сознание современного человека, закрепив в подсознании его установку на благопристойные действия и полный отказ от всех земных общечеловеческих пороков. А то, что эта непосильная ноша будет ему по плечу, он не сомневался. Даже теперь, после семилетних на грани психофизиологических срывов, тяжелых трудов, он был уверен, что только благодаря его идее, человечеству удастся избежать самоуничтожения.
 А то, что наша цивилизация движется к своему печальному финишу, он не сомневался, поскольку духовное вырождение ее, на фоне достижений и развития технической и технологической революции, есть факт очевидный. Этот фактор, в конце концов, приведет к применению одной половиной человечества по отношению к другой части, результатов технической мысли для порабощения. Финал этого противостояния предсказуем — ограниченное количество индивидов, сущность которых станет не прогнозируемой, так как будущее уже разрабатываемое сверхоружие уничтожит все живое на огромных территориях и неведомы последствия его применения на уцелевшую часть населения. Это оружие будет такими колоссальными поражающими характеристиками, что весь ядерный арсенал всех ядерных держав, это вчерашний день, даже против одной установки супер оружия. В том, что это оружие есть и испытывается, Николай не сомневался по той причине, что для исследований он был привлечен к этой работе, где в секретной лаборатории в течение полугода проводил свои научные изыскания на сером веществе пораженных био объектов. У него до сих пор, перед его взором, проявляются эти образцы пораженного мозга, которые как-будто сварились от высокой температуры. На самом деле так оно и было, поскольку атом водорода, потерявший силу взаимодействия в молекуле воды, в результате применения этого оружия, провоцирует синтез, экзотермическую реакцию, при котором выделяется огромное количество тепла.
 Но, слава богу, его хватило только на полгода изысканий. Удивленный результатами своих открытий, он категоричной форме отказался от исследований и, подписав бумажку о неразглашении тайны, был освобожден от обязательств. Правда, он очень долго еще сомневался, оставят его в покое или закатают в асфальт? Но все прошло без последствий. Все-таки в государстве произошли кардинальные преобразования и, человек стал чуть-чуть ценнее для него.
 Когда сын насытился пищей и довольный откинулся к спинке дивана, Руфина Наиловна убрала со стола грязную посуду. Убрав белоснежную с несколькими пятнышками скатерть, подсела к сыну. Погладив его шевелюру, заинтересованно спросила:
 — Ты же говорил, что твоя командировка продлится до следующего лета? Что-то изменилось?
 — Да. Меня срочно вызвали, какая-то сложная проблема. Меня даже не поставили в известность о предстоящей работе.
 — А там, твой труд был успешным?
 — Да, мам. Результата я добился, хотя планировал через год. У них там хорошие условия для исследований. Денег они не жалеют. У них любой заказ на оборудование выполняется в сжатые сроки и оно высокого качества. Меня еще подстегивало то, что я очень по вам скучал. Мне постоянно снились вы и город…
 Мелодичный колокол электрического звонка прервал беседу двух родных людей. Мать вскочила, всплеснув руками побежала к двери.
 — Бог ты мой! Я забыла ключ в замке…
 — Папа! — радостно вскрикнула Машка, увидев стоящего и улыбающегося за бабушкиной спиной отца. — Мам, мама! Папа приехал!..

                XXVI

 Митя находился в Ульяновске, когда в средствах массовой информации прокатилась мощная волна новостей о событиях произошедших в столице, в частности на садовых участках общества «Водник», где по самоуправству госчиновников сносились десятки частных домов. Обстановка на дачах была довольно взрывоопасной и в любой момент могла перерасти во что-то более серьёзное и масштабное действие. «Это самый подходящий случай заявить о себе» — подумал Митя. Все взвесив и проанализировав последствия, он утром собрал свои вещи и вызвав такси, спешно покинул гостиницу…
 Самолет резко задрал нос и за считанные секунды оставил под крылом редкие белые барашки облаков. Насколько хватало взгляда, горизонт был чист и лучезрел неописуемой голубизной. Хотя гул турбин проникал сквозь все поры, а в желудке вибрировал скудный завтрак, Митя умиротворением откинулся на спинку авиакресла, предавшись своим воспоминаниям. Он тихой грустью вспомнил свою мать, которой обещал прокатить на самолете, когда он станет летчиком…
 Мать всегда была сухощава, жилиста и в движении. Митя не помнит, чтобы мать просто так сидела или лежала без дела. Только тогда, когда в дом приходили люди, она отвлекалась от домашних хлопот и, наверное, с удовольствием сидела с ними или потчевала их. Изнурительная работа по содержанию сельского двора, добровольно-принудительный колхозный каторжный труд и унизительная с мизерной зарплатой работа уборщицы в сельском совете и библиотеке очень скоро доконали ее. Здоровье пошатнулось так, что в пятьдесят лет она стала похожей на ходячую куклу. Тело высохло, ребра торчали как у жертвы концлагеря, красивые карие глаза потускнели. Она совсем перестала улыбаться, на лице появились глубокая печаль и еле сдерживаемые болевые муки. Ничем не согретая грудь, выхолощенные рабским трудом внутренние органы, не выдержали беспощадного режима и мать, стала таять прямо на глазах. На вопросы односельчан, «Пелагея, что с тобой? Ты что, болеешь?», она замучено улыбалась потрескавшимися синеватыми губами и отвечала, что здорова, просто немножко устала. Конечно, она прекрасно знала и чувствовала, что у нее болит, но жизнь бесправной колхозницы, цепко держала ее в своих колючих объятиях, не давая ей шанса даже на самую простую врачебную диагностику, не говоря уже о стационарном лечении. Болезнь прогрессировала и в один из позднеосенних дней, она не смогла встать с постели, чем здорово озадачила своих родственников. Растревоженная близкая родня — братья и сестры, решили повезти ее в райбольницу, хотя больная и отказывалась, видать, почувствовала свой близкий конец.
 В больнице мать пролежала недолго. Опытный доктор выписал ее через десять дней, шепнув брату Леонтию на ушко несколько слов. По лицу брата Пелагея поняла, что ей осталось жить всего ничего. Сразу сгорбившись и повиснув на рукаве брата Фадея, совсем по-старушечьи, поплелась к выходу, шаркая по истертому линолеумному полу в истоптанных черных калошах.
 Через месяц, высохшую, как прошлогодняя былинка, мать, повезли к известному татарскому колдуну, который по слухам творил чудеса, излечивая любые болезни. Митя хорошо запомнил это мрачное предновогоднее путешествие. В четыре часа утра мать вынесли из дома и уложили на толстый слой соломы в розвальнях. Эти крестьянские крепкие сани с двумя боковыми деревянными ограничителями от опрокидывания, в те времена, в пору первых полетов человека в космос, были самым ходовым и востребованным транспортным средством в зиму, когда после любого снегопада, невозможно было проехать по проселочным дорогам российской глубинки. Из четырёх колхозных машин, две постоянно находились на капремонте, одна после любой поездки ремонтировалась, а новый исправный газончик не мог выехать из машинного двора по причине заваленных снегом дорог, а бульдозер месяцами находился на ремонте. Но даже, если председатель колхоза смилостившись, разрешит кому-то куда-то съездить, оплатить такую поездку было просто невозможно, так как с односельчан оборзевшие шофера драли денег кому как вздумается, особенно на дальнее расстояние.
 Мать укутали в тулуп, сверху бросили еще один тяжеленный овечий тулуп, пропахший конским и человечьим потом. Мите достался подростковый тулуп, тоже неподъемный и вонючий, запах которого въелся в его организм на всю оставшуюся жизнь. Ну, а зачем, его пятнадцатилетнего паренька взяли в этот довольно-таки дальний путь, он не знает, скорее всего для того, чтобы он сыграл роль подсадной утки, авось, знаменитый колдун смилостившись, возьмет за свое неординарное лечение недорого.
 В двадцатиградусный мороз, застоявшийся кастрированный жеребец, взяв колею по нАледи, резво и шумно зацокал по скрипучему снегу. Прижавшись к матери, Митя лежа на боку следил за полным блином луны, который неотрывно несся следом, часто заныривая за огромные ели и неожиданно выныривая оттуда. Желтый диск вечного ночного светила, простукивающий сквозь стылые ветви обснежевших деревьев азбуку Морзе, завораживал своей таинственностью и причудливыми девичьими формами на своей поверхности. Мёрзлую декабрьскую тишину леса нарушал только топот крепкого коня, от которого доносился терпкий конюшный запах и дробные глухие звуки инертного газа, испускаемого им. Обитые железной полосой полозья с тонким посвистом, швыдко скользили по накатанному лесовозами зимнику и настраивали на веселый лад, но страдальческие и глухие стоны матери, вновь и вновь возвращали Митю в действительность. Хотя легкий ветерок от быстрого хода коня кололся сухой и колючей струйкой холода, под тулупом рядом с матерью было тепло и уютно. Он даже не заметил, как под негромкий и монотонный говор двух мужиков, братьев Ивана и Фадея, от которых пахло крепким духом махорки с известковым привкусом и набегало облачко цигарочного дыма, он уснул.
 Проснулся он от того, что ему приснилось, будто бы он обжег ноги кипятком. Острая боль пронзила его тело от пальцев ног до самой макушки, отчего сон улетел в тартарары, и Митя осознал свое самочувствие. Холод достал почти до колен.
 Конь шел так же резво и ровно, как-будто и не было четырёх часов пути. Мужики всё о чем-то беседовали и дымили своими цигарками. Вмерзшая в небо луна также бежала с боку, но заметно поблекшая, намекала, что морозный день проснулся и перенимает эстафету от долгой ночи. Впереди лежал свежий мерцающий снег, а белоснежный чистый горизонт, почти слился с осветлевшим небом и, только по одиноко стоящему дереву, можно было догадаться о нем. Снег также лежал на тулупах мужиков и в санях, спрятав под полупрозрачным покрывалом свежую желтую солому. Мите не хотелось подниматься, но холод пробирался все выше и выше, принуждая его на активные действия. Он привстал на колени, вытащил фуфайку, на которой лежал, накинул ее на ноги матери, а сам спрыгнул с саней, но тут же, свалился на бок, так как затёкшие, ничего не чувствующие ноги подкосились под ним, не удержав его в тяжеленном тулупе.
 — Фадей, Митя упал! — вскрикнула мать.
 — Тпру-у-у! — скомандовал коню, брат. — Ты что, Мить? Решил на свежем снегу поваляться?
 Мерин послушно остановился и, перенимаясь с ноги на ногу, косился своим лиловым глазом, фыркая, наверное, от негодования, что заставили прервать стабильное движение.
 — У тебя, Митька, ноги застыли без движения. Давай, мы с тобой пешочком пройдемся, а то меня тоже уже пробирает, — сказал дядя Ваня, спрыгнув с розвальней.
 Он помог Мите подняться и отряхнул свежий колючий снег с его тулупа огромными меховыми варежками. Они потихоньку засеменили за повозкой, постепенно все дальше и дальше отставая от нее. Хотя дядя Фадей придерживал кастрата, но шаг коня был значительно длиннее и быстрее наших путников. Не прошли они и полверсты, как от них холод ушел, а над головами появился легкий парок, свидетельствующий об их разгоряченных телах. Хотелось раздеться, но оба прекрасно понимали, что такое желание чревато осложнениями — болезнями или даже смертью. Когда они дошли до остановившейся повозки, Митя сбросил с себя тулуп и накинул на вспотевшую спину фуфайку, а тулуп со своим теплом, бросил на валенки матери.
 — Я за санями бегом, — ответил он мужикам, пригласившим его сесть в сани.
 — Ладно. Как устанешь, запрыгнешь, — отозвался дядя Фадей, отпустив натянутые вожжи.
 Конь опять взял свой размеренный ход, фыркая и без конца мотая вниз головой. Митины черные с кожаными заплатками на пятках валенки, шустро замелькали за санями…
 Глубокой ночью они подъехали к воротам пятистенного дома и, после долгого стучания, их пропустили во двор крепкого поселкового домовладения, хозяином которого и был тот самый, знаменитый на всю округу, неординарный колдун белой магии. Незваных гостей сразу же пригласили в теплый бревенчатый дом, а распряжённого уставшего коня укрыли дерюжной накидкой и поставили под утепленный навес, насыпав полведра овса и накидав полные ясли, вкусно пахнущего лугового сена.
 — Только, пожалуйста, пока не давайте воды. Я сам через два часа напою коня, — попросил Фадей.
 На что, молодой мужчина лет тридцати, ответил, что с конем умеет обращаться, и знает, что коня, после большой физической нагрузки, нельзя поить, пока не остынет. Удовлетворенный ответом мужчины Фадей, по ступеням поднялся в приглашенную избу. Хозяева и ночные гости сидели за полукруглым низким столом на подушечках, поджав под себя, кто как мог, ноги. Женщина в годах, жена колдуна, и молодая, наверное, сноха, в считанные минуты собрали, довольно-таки, богатый стол и пригласили отведать угощения. Самовар с округлыми латунными боками, уже сипел, собираясь вот-вот забурлить. Было видно, в этом доме поздние посетители не редкость и еда с питьём всегда наготове.
 Утолив голод и напившись горячего чаю, Митя даже не заметил, как стал клевать носом прямо за столом. Видя это, хозяйка увела его за занавеску, около контрамарки и указала на постель, рядом с железной кроватью, где лежала, слегка постанывая мать, отказавшаяся от предложенной пищи. После выпитой ею кружки горячего напитка ее сразу уложили в постель. Когда Митя оказался в постели, он мгновенно вырубился. Проснулся под утро, от слабого голоса матери.
 — Сынок, Мить…
 Сквозь дрёму, он даже не понял, где находится, пока сквозь тонкую занавеску не рассмотрел, освещенный ярким электрическим светом, комнату дома.
 — Что?.. — протянул сонным голосом он.
 — Принеси мне холодной воды, — попросила мать измученным шепотом, — у меня все горит внутри…
 Он принес полный ковшик колодезной воды и поднес матери. Она жадно приложилась к ковшу и до дна высушила большими глотками пол-литровую емкость, после чего, удовлетворенно откинулась на подушку, на время затихнув. Было еще темновато, когда дядя Ваня разбудил Митю — повелел одеться и выйти к столу. Матери в постели не было. Кровать была заправлена и покрыта голубым покрывалом. Он быстренько оделся и поспешил к рукомойнику, стоявшему около входной двери. Мужики сидели на корточках, трапезничали. По негромкому разговору, Митя понял, что мать, полулежащую на подушке, колдун уже полечил и, после завтрака, они поедут назад, домой. Отзавтракав, все поблагодарили хозяев, и, поддерживая мать за локти и талию, стали ее одевать. Было видно, что эти действия приносят ей сильные боли. Её лицо стало белым, как сукно, пересохшие губы сомкнулись в тонкую ниточку, а глаза невольно закрывались. Когда мать уложили в розвальни, укрыв тулупом, вышел из дома сам хозяин и, подойдя к саням, произнёс:
 — Прости, сестра! Я не смог тебе помочь. Всё в руках Всевышнего. Я очень сожалею…
 Он круто развернулся и пошагал к внутреннему крыльцу дома, даже не попрощавшись. Конечно, он был раздосадован и искренне переживал, что не смог помочь больной. Только по приезду домой, дяди рассказали Мите об осмотре больной матери колдуном, который сразу сказал, что они сильно поздно ее привезли, и он не в силах ей помочь. Он даже отказался от предложенных денег, сославшись на свою беспомощность. После этой неудачной поездки, мать резко стала сдавать, сгорая от страшной болезни. Её живот опух до страшных размеров и она безумолку стонала. Лёжа на высокой железной кровати, она вожделением ждала прихода сына из школы, из клуба или с улицы. Как-только он скидывал верхнюю одежду, она звала его к себе. Он, подойдя, свои озябшие покрасневшие от мороза руки, клал на живот матери, где у нее ликовал непрерывный раковый пожар. В такие моменты, она замолкала, и даже забывалась в тихой безболезненной дрёме. Сестра матери, Татьяна, тоже пробовала класть свои холодные руки ей на больное место, но эта процедура не приносила ей облегчения, и она, с укором отпихивала ладони сестры.
 Самый тяжелый месяц для всех, был февраль. Мать безудержно стонала днем и ночью, не хотела отпускать от себя Митю ни на минуту, умоляя, чтобы он своими руками водил по животу. Бывало, он незаметно для себя засыпал у ее постели, уронив свою лохматую голову ей на живот. В эти минуты она старалась не стонать, только благодарно гладила его шевелюру своими высохшими желтыми руками. Митя, по своей подростковой глупости, иногда даже хотел, чтобы мать поскорее умерла. Он рисовал себе жалостливую картину, как он, обиженный судьбой, появляется в центре внимания друзей и девчонок. Особенно он хотел, чтобы его по-настоящему пожалела Люся, в которую он был влюблен своей детской книжной любовью. Дочка директора школы, одиннадцатиклассница Людмила, изредка вполне по-женски кокетничала с ним, будоража в нем безумные тайные страсти. Ее очень откровенные слова, каких он ни от кого не слышал, туманили ему мозг и он в уединении фантазировал о своих эротических желаниях и действиях, где он себя представлял рыцарем, защищающим ее честь, за что потом, получал желанное удовлетворение своей плоти от возлюбленной. Эти виртуальные плотские страсти для него всегда оканчивались одним финалом — ярким неожиданным освобождением мужской энергии, после чего, приходили слабость в чреслах с дрожью мышц и затуманенное сознание. Как он не противился приходам этих постыдных, как ему казалось, сцен, но собой ничего не мог поделать, поскольку это было выше его сил. И слава богу, что у нас в стране ещё есть парни, которые с ума сходят от девчат, а не от своего парня-друга, каких валом не Западе. Может, вот именно это — естественная ориентация, спасет наш народ от разложения и погибели.
 Морозная зима шестьдесят шестого года, в конце марта месяца, неожиданно стала сдавать свои позиции и по канавам, размывая мерзлую землю, побежала грязная весенняя половодица. Снежная слякоть в один миг все дороги превратила в снежную кашу, которая по утрам застывала в твердую корку, давая возможности колхозникам произвести кое-какие транспортные работы. О том, чтобы как-то проехать на санях днем по раскисшей черной снежной массе, не было и речи, ибо конь не мог даже пустые сани вытянуть из этого месива. Второго апреля, в четыре часа утра, Митя неожиданно проснулся от толчка, услышав голос дяди Фадея:
 — Митя, проснись… Мать, умерла…
 Еще не понимая, что произошло, он натянул штаны, накинул на себя пиджачок и подошел к постели матери. Что сразу бросилось ему в глаза, это совсем опавший ее живот. И то, что она не дышала, не стонала. Он тупо уставился в лицо матери и молчал. Ему даже показалось, что веки ее глаз как-будто вздрогнули в свете тусклой керосиновой лампы, висящей над столом в восточном углу дома, где горела лампадка пред иконами. В груди похолодало, отчего он стал мелко дрожать. Митя, как во сне, притронулся до материной руки, но сразу же одёрнул свою руку, так как рука матери была ледяной, что говорило о много прошедшем времени, от последнего ее вздоха. Мужики, конечно, специально его не разбудили, дабы не травмировать психику подростка.
 — Мы не стали тебя будить, она очень мучилась, — страдальчески, проговорил старший брат матери, дядя Леонтий, председатель колхоза. — Все тебя звала, наверно, что-то тебе хотела сказать, но язык её уже не слушался. Мы, только твое имя разобрали, поэтому не стали тебя будить.
 Неожиданно у Мити брызнули слёзы и, чтобы скрыть их, свою слабость, он уткнулся в высохшую грудь матери, мелко вздрагивая своими подростковыми угловатыми плечами…
 Огромное количество народу пришло к покойнице, в течение трёх дней, пока гроб с матерью стоял в сразу почерневшем доме, чтобы попрощаться. Ведь почти каждый человек в деревне, так или иначе, был с нею в контакте, поскольку работа посыльной от председателя сельсовета, вынуждала её заходить в каждый сельский дом.
 Шесть женщин, по чувашским обрядам, перекинув через свои плечи концы длинных самотканых рушников, приподняли гроб с табуреток, стоявших у раскрытых настежь деревянных ворот и, со скорбью на лицах, потопали в сторону деревенской площади, где, до времен ярого советского атеизма, стояла довольно пристойная и ухоженная церковь. Люди не забыли это место и, несмотря на запрет и тайную угрозу со стороны партийцев, всех покойников провожали только через эту площадь. Поскольку явление было массовым, то власть предержащие делали вид, что не замечают данный факт. От площади процессия двинулась верх по улице к околице, в сторону кладбища, утопая по колено в снежной жиже, в своих черных резиновых сапогах. Женщины менялись в каждые сто шагов, поскольку было тяжело нести сосновый гроб с телом по бездорожью…
 После смерти матери, Митя ни на минуту не мог оставаться один в пустом доме, который сразу осиротел и потерял свою привлекательность, хотя тетя Таня очень старалась заменить свою сестру. Но Митя резко изменился, став раздражительным и грубым, игнорировал все слова тети. Ухудшилось и школьное поведение. Классный руководитель, учительница русского языка и литературы, проходя мимо дома, часто беседовала с тетей, но проку от этих усилий не было. Неуправляемость и неусидчивость Мити доводили учительницу до белого каления, и она в бешенстве, ставила ему сплошные двойки и колы, чем вообще, привела его к неприятию и демонстративному игнорированию её уроков. Прибежав со школы он швырял свою общую тетрадь, которая заменяла ему все тетради по десяти школьным предметам, на широкий окрашенный белилами подоконник и проглотив скромный обед, в основном постные блюда из картофеля и капусты сваренные в русской печи, убегал либо на волейбольную площадку около клуба, либо к своему другу Володе.
 Пришло лето. Незаметно подкрался сенокос, самая веселая пора для молодёжи и детворы, где ребятня — мелочь пузатая, с удовольствием управляла конскими упряжками и водила коней на водопой с диким криком на скаку обгоняя друг друга. А парни и девчата в одном ряду с мужиками махали косами. Хотя работа косаря на колхозных полях была довольно тяжелой и изнурительной, но тем не менее, молодёжь с превеликим удовольствием трудилась на этом лоне. Для всех, в те времена, сенокос был единственным местом, где можно было потусоваться. На сенокосе позволялось то, чего нельзя было допускать в иное время — покувыркаться с девчатами в короткие промежутки отдыха, в укромных местах позажимать их откровенными прикосновениями и смущать беззастенчивыми словами. Многие брачные союзы создавались именно на сенокосе. Здесь происходили такие сюжеты мелодрам, что современным сочинителям не по зубам описать все страсти и действия участников этих былых драм.
 В первый день сенокоса, шестьдесят шестого года, четвертый сезон для Мити, он заметил, что взрослые относятся к нему по-другому, чем раньше. Поучастливее что ли? Женщины подходили и говорили добрые, поддерживающие слова, а мужики хлопали по спине, замечая, что Митя подрос и возмужал, что они скоро будут отбивать свои ноги на его свадьбе, конечно, после армии. А он застенчиво молчал, потупив взор, и краснел. Но такое отношение взрослых мужчин к себе ему нравилось и было желанным, поскольку его лохматая черная голова никогда не ощущала грубую мужскую руку. Он при этом чувствовал себя взрослым мужчиной, что помогало ему, подростку, самоутвердиться в своих и сверстников глазах.
 Вторая бригада — мужики и бабы, юноши и девушки — собралась на краю колхозного поля, где вырос и созрел отличный клевер, который кое-где уже лежал на почве, что очень плохо для косарей, так как косить такую траву, ох! как тяжело. Колхозники и колхозницы стояли на целине, держа свои косы в руках, а кто-то на плече и шумно переговаривались, весело шутя друг над другом в ожидании первой руки. А первой рукой в этом году был Тимофей, дальний родственник и крестный Мити, который не спеша и степенно встал, раскинув ноги в кирзовых сапогах широко, на ширину плеч, в начале покоса, подставив свою могучую спину раскаляющемуся солнцу и гортанно, по-волевому, прокричал сельчанам:
 — Ну, селяне! Вырастили мы в этом году неплохую зелёнку. Так давайте, дружно и спешно уберём ее до дождей! Низкий поклон вам за то, что доверили мне первую руку!
 Поскольку был коммунистом, про себя буркнул: «Ну, Тимофей, с Богом!» Скосив затоптанную с краю траву, он через два шага вышел на хорошую и замахал в полную силу. Зеленый, с красными цветами, пчелами и шмелями, клевер ложился в покос ровным красивым рядом. Когда Тимофей скосил метров десять зелёнки, начали косить другие мужики, которые были в теле и расцвете сил. За ними сразу, замахали юноши, в составе которой была команда Митиных друзей: Вася Денисов — самый сильный из всех, его братишка Миша, Коля и Володя Абликовы, Миша и Петя Богдановы, Миша Борисов, Лёна Данилов. В очереди за ребятами, ожидали, выработавшие свои могучие когда-то организмы на колхозной каторге, мужики, среди которых шумной стайкой щебетала совсем юная группа тринадцати — пятнадцатилетних пацанов. Замыкали стройную картину косарей женщины, отходившие все дальше и дальше по краю поля, абы они стояли рука к руке, а ширина каждого ряда равнялась двум-трём шагам.
 Митя не сразу увидел ту, которую он очень хотел увидеть и ждал. В кузове колхозного грузовика, на котором они приехали её не было, и на бричках он её, тоже не приметил. Он подумал, что она вряд ли уж выйдет на общественные работы в преддверии предстоящих вступительных экзаменов, поскольку после одиннадцати классов, собиралась поступать в какой-то институт в Ленинграде (нынешний Санкт-Петербург). Пока косил, он незаметно рыскал глазами по ступенчатому ряду косарей, но её не было. Настроение его с каждым взмахом косы падало. Внутри его поднималась какая-то беспричинная обида и необъяснимая злость раздирала почти детское сердце. Хотелось все бросить и убежать в лес, где веселые с желтыми стволами свечки сосен манили его к себе и, где, возможно, можно будет найти удовлетворения своим униженным и оскорбленным чувствам.
 Интенсивный ритм, заданный Васькой Денисовым, уже на половине покоса стал выдавливать из всех пор обильный пот. Светлая рубашка на спине и груди стала темной от пота, противно прилипала к телу, но сбросить ее не было времени, так как пропуск даже одного взмаха косы, приводил к нарушению слаженного ритма работы. Косари шли друг за другом в шаге и это расстояние, нельзя было ни сокращать, ни удлинять. Команда ребят работала так синхронно, что, если на нее посмотреть с высоты птичьего полета и со стороны, будет ощущение работы одного механизма, детали которого связаны невидимыми рычагами.
 — Стоп, ребята! — скомандовал, Васька. — Жарко стало. Скидываем рубахи.
 Все дружно побросали мокрые рубашки и майки на скошенную траву и опять дружно взялись за косы и, чтобы догнать ушедших на десять взмахов мужиков, Васька резко увеличил «обороты». Его сильное и могучее тело заиграло красивыми мышцами. Митя тайной завистью любовался атлетическим торсом друга и старательно работал своими мышцами, прекрасно осознавая, что он во многом проигрывает Ваське. За считанные минуты ребята догнали основную группу косарей и вклинились в их ритм косьбы. Наконец-то можно было успокоить свой пульс и дыхание, приноровившись к размеренным движениям опытных в труде мужиков, чей ритм не изматывал члены. Отдышавшись, Митя кинул взгляд на шеренгу женщин, и сразу же, заметил Люсю. Ее нельзя было не заметить, с кем-то спутать, одетую по-городскому. Она не покрывала голову платком, как это делали деревенские девчонки. Волна мелкой дрожи пробежала по спине и ушла через макушку. Сердце затрепыхалось, кровь из головы ударила в пах, стуча молоточками в висках, и заполнила все сосуды, обогатив утомленные клетки свежей энергией. Коса вжикала сама без лишних усилий, а голова так и норовила, бесконтрольно, поворачиваться в ее сторону. Ребята один за другим заканчивали косить свои ряды. Воткнув косы в землю расположились на теплой земле, чуть поодаль от мужиков под соснами и кустами черёмухи. В кустах орешницы чирикали какие-то пташки. Земля, согретая жарким солнцем, была приятна и ласкова. Парни шутками и прибаутками повалились на слой хвои и мечтательно, стали глядеть на голубое небо между зеленными шапками сосен.
 Митя преднамеренно отошел от друзей к бугорку под могучей кроной вековой сосны и прилег на живот исподтишка поглядывая на ряд женщин-косарей. Вот она, Люся, последний раз взмахнула косой, взяв пучок травы обтерла ее и воткнула в почву на краю поля. Отбросив кивком головы с потевшего лба волосы, вытянулась стройным станом и огляделась. Девчонки тоже одна за другой заканчивали свои ряды и весело шутя, расположились рядом с ребятами, которые вмиг переметнулись к ним.
 Люся, намереваясь было уже сесть, как вдруг поймала горячий взгляд Мити. Она томно улыбнулась, подправив белое с черными горошками платье, умопомрачительной походкой двинулась к нему. Митя, видел ее всю — ее улыбку с белоснежными зубами; длинную белую шею с откровенным декольте; ее упругие развитые груди, колыхающие в такт пружинистым шагам; плоский живот и туманящие сознание бедра и, оголенные выше колен на целую ладонь, стройные ноги.
 — Привет, Митюш!
 Люся, подойдя, присела напротив, поджав под себя ноги, отчего у Мити потемнело в глазах, кажется, остановилось сердце, так как на расстоянии вытянутой руки расположились обнаженные колени любимой принцессы.
 — Привет… — вытолкнув, с остатком воздуха сквозь пересохшие губы, слово, промолвил он.
 — Ты что, весь покраснел? Стесняешься меня что ли?
 Она рукой поворошила его вспотевшую шевелюру и загладила пальцами, словно расческой, волосы. Митя не смог ничего ответить, слова застряли в горле и не было сил их вытолкнуть. Он затравленно огляделся по сторонам. Не насмехается ли кто над его неловкостью? И свой стыдливый взгляд от ее коленей, старался ввинтить в землю, но зрачки непроизвольно возвращались вновь и вновь на тело, наливающееся женским соком. А его пульс стучал, где-то в паху, будоража и туманя еще не устоявшее сознание юноши, парализовав все его члены.
 — Мой братишка, Витя, сказал, что ты собираешься поступать в летное училище после школы, это правда?
 — Да…
 — Папа сказал, что в дальнейшем будет десятилетка, так что вам с Витей повезло. Вы на целый год раньше окончите школу, а мне вот, пришлось одиннадцать лет тянуть волынку, к сожаленью или к счастью… Я не знаю…
 Люся мечтательно и загадочно замолчала, вглядываясь вдаль, на темную полосу леса на противоположной стороне колхозного поля. Ее большие с блеском глаза говорили о том, что она сейчас где-то очень далеко отсюда, возможно, уже в Ленинграде. Мите стало вдруг тоскливо и больно. Он одномоментно понял, ее скоро не будет, скорее всего исчезнет навсегда и больше, он ее никогда не увидит.
 — Не уезжай, — еле слышно, попросил он.
 — Почему? Мне надо учиться дальше. Я хочу поступить в институт. Или ты хочешь, чтобы я была необразованной? — спросила она, заглядывая ему в глаза и, вдруг негромко рассмеялась. — Ты что, влюбился в меня?
 Протянув руку растормошила ему волосы. От такого прямого вопроса он так застыдился, что лицо стало пунцовым, показалось, кожа на лице вот-вот лопнет. Ничего не смог ответить Митя, только мычал, опустив глаза, смотрел на мураша бестолково бегающего по коричневой хвое. Люся посмотрела на парня и, наверное, поняла, что перегнула палку, тут же поправилась простительно.
 — Ты меня прости, если я что-то не так сказала. Ты еще совсем юн, когда ты станешь зрелым мужчиной, я уже буду старухой для тебя.
 — Не будешь, — буркнул он, подняв голову, пронзительно вглядываясь в ее серо-зеленые глаза.
 — Ну, тогда спеши взрослеть, может, когда-нибудь и встретимся…
 Тут мужики поднялись с земли, отряхиваясь широкими узловатыми ладонями от прилипшей хвои, двинулись по скошенной стерне между валками к началу покоса. Люся резко вскочила, поправила свое шикарное платье, улыбнувшись, весело помахала рукой.
 — Пока!..
 Митя застенчиво, еле заметно кивнул головой, провожая взглядом стройный ее стан. Если бы у него хватило смелости, он бы пополз за ней на четвереньках, и нюхал бы след от ее ног, но…
 Покосные дни проходили беспрерывной вереницей, незаметно и быстро. Они каждый день встречались на поле. Люся так же непринужденно и слегка подшучивая, кокетничала, и непреднамеренно, прикасалась к нему, отчего у Мити были безумно сладкие ночные эротические фантазии и божественные утренние грёзы. Он похудел, весь покрылся мелкими прыщами, но признаться в своей любви пред своей возлюбленной так и не решился. Слабость эту, Митя, перенеся её через всю свою бурную жизнь, так и не смог себе простить. Он часто потом обвинял себя за ту нерешительность, вновь и вновь вспоминая все подробности тех мимолетных мгновений. Вдобавок у него осталась обида, обида на Люсю, за то, что она уехала, даже не попрощавшись. Повзрослев, конечно, он понял, что иначе и быть не могло, так как никаких чувств она к нему, наверное, не испытывала, быть-может, кроме симпатии, а о Митиной любви к ней была в неведении. Когда ее братишка Витя сообщил об отъезде сестры в Ленинград, он убежал домой и весь вечер проплакал навзрыд на сеновале, дав себе слово, что в будущей жизни сделает всё от него зависящее, чтобы показать Люсе, что! она потеряла.
 Прошла основная часть жизни, но ее образ — улыбчивое лицо, веселые зеленоватые глаза с хитринкой, высокая грудь, стройный стан и ее точеные ноги с крутыми бедрами, до сих пор нет-нет да появляются в минуты воспоминаний. Конечно, Митя прекрасно осознаёт, что ничего тогда не могло получиться, но он должен был признаться в своей любви, несмотря ни на какие перипетии судьбы. Вот это, до сих пор он не может себе простить!
 — Дорогие пассажиры! Просим пристегнуться ремнями безопасности. Наш аэробус приступает к снижению высоты. Мы подлетаем к столице нашей родины, к Москве! — четко проинформировал динамик над головой.
 Впереди загорелось зеленое табло на русском и английском языках. Все пассажиры зашевелились, пристёгиваясь ремнями безопасности. Бэушный «Боинг» нырнул в белые барашки облаков, а люди отвернулись от иллюминаторов, и все напряженно замолчали…

                XXVII

 Митя еще сидя в такси, заметил плотное кольцо бойцов ОМОНа у ворот дачного общества «Водник». Покинув такси, пошел пешком мимо ряда легковых автомобилей. Дойдя до первых людей, он обратился к молодому мужчине, стоявшего около своего авто с потухшей сигаретой в пальцах.
 — Здравствуйте! Не разъясните, что здесь происходит?
 — Разве не видите? Рушат всё… даже нас, владельцев, не пускают в свои дома. Козлы!.. — зло отозвался тот.
 — Менты-то не виноваты, они выполняют приказ начальства. А оно здесь?
 — Приставы были. Сейчас попрятались, наверно в машинах сидят. Утром здесь такая драка была, что одному мужику даже руку сломали. Меня тоже резинкой так огрели, что до сих пор хребет ноет.
 — Вроде тихо?
 — Экскаватор у них сломался.
 — Так, туда никого не пускают?
 — Никого. У вас что, тоже ломают или еще не дошли?
 — Да нет, хотел друга навестить.
 — А кто такой, может, я знаю? Я многих здесь знаю.
 — М-м… Бориса…
 — Если Резникова, то он, забаррикадировался на втором этаже. Вон, видите? На балконе сидит с канистрой бензина. Пригрозил, что сожжет дачу и себя, — мужчина рукой показал на кирпичный дом с мансардным балконом. — Экскаватор к нему во двор заехал и сломался. У него там мощные металлические ворота были. От перегрузки шланг лопнул и весь двор залило маслом.
 — А там на территории толпа стоит, как они туда попали, если никого не пускают?
 — Они не уходили, уже четвёртые сутки там.
 — И не выпускают что ли?
 — Выпустить-то выпустят, только назад не попадешь.
 — Пойду, поближе посмотрю. Спасибо за информацию.
 Мужчина, молча, кивнул головой и щелкнул зажигалкой, а Митя пошел к воротам. Пока шел, заметил, что вся территория садового общества по периметру отцеплена сотрудниками внутренних органов до самой реки, а в реке патрулируют два милицейских катера. От ворот просматривались почти все дачи. Были видны разрушенные дюжина домов, где копошились хозяева, собирая уцелевшее имущество. Между гражданскими лицами и милиционерами происходила громкая перебранка. Бойцы ОМОНа стояли молча, их командир разговаривал с мужчиной в очках, который совал ему в лицо какой-то документ. Журналисты и фоторепортеры метались с места на место и брали интервью у всех желающих говорить. Через два часа Митя уже знал почти все. Он узнал — третьи сутки никого не пускают. Ночью милиционеры дежурят с включенными фарами авто вдоль забора.
 Неожиданно всё пришло в движение. Часть людей, что были внутри общества, побежала к экскаватору, который двинулся к дому, где сидел дядя с канистрой на балконе. Он начал махать руками и что-то орать вниз, где стояли двое мужчин с папками в руках, похоже, судебные приставы. Толпа у ворот прибавила звук и постепенно стала приближаться к стенке силовиков. Но бойцы стояли, словно каменные, даже на сантиметр не подвинулись. Яростно замелькали фотовспышки, журналисты через головы людей пихали штативы микрофонов вперёд. Митя немного отошел назад и стал наблюдать, что происходит за воротами. Экскаватор задрав свой ковш к верху, двинулся к углу дома. Мужик неистово замахал руками и что-то заорал, но его никто не слушал. Техника своим ковшом, резким движением, выломал угол дома под самым карнизом. Мужчина наклонившись, спрятался за балконом и, через мгновение, приподнялся с пылающей канистрой. Засунутая в горловину тряпка разгоралась все сильнее. Секунда и, огненный шар полетел вниз в сторону экскаватора, а дядя звериным криком нырнул вниз, так как у него пылали обе руки по локоть. Видать, при толчке бензин выплеснулся из горловины. Канистра не долетев до техники, плюхнулась на землю в трёх метрах от колес. Огонь объял весь экскаватор и через пять секунд его языки уже метались выше крыши дома. Вот из огня появился, дергаясь, зад техники, из глушителя пошел черный выхлопной газ. Через секунду  машина оказалась вне зоны досягаемости огня. Машинист выскочил из кабины и стал тушить огнетушителем пылающие резиновые колеса. А огонь около дома стал разрастаться. Пластиковая отделка цокольного этажа стала плавиться и дымить.
 Толпа загудела с обеих сторон ворот и пошла на милицейский кордон. А те, в свою очередь, с поясов сняли дубинки и приготовились к отражению атаки. Командир взвода ОМОНа с кем-то поговорил по мобилу и дал команду. В ту же минуту над головами людей замелькали черные эрдэ. Крики усилились, превращаясь в сплошной гул. Несколько человек выбежали из толпы залитыми кровью лицами. Фоторепортеры защелкали аппаратами с близкого расстояния.
 Подъехал большой автобус, из которого на ходу выскакивали бойцы ОМОНа и, защитившись своими прозрачными щитами, двинулись на толпу. «Это уже перебор» — мысленно, произнёс Митя. И в гневе, закрыл глаза. Лицо его побелело от эмоций, по светлым щекам перекатывались желваки. Прошло немного времени, с полминуты, его лицо приняло спокойное выражение, даже какую-то одухотворенность. Он опустил голову, а руки с оттопыренными пальцами, напряженно вытянул по швам. Затаив дыхание, отрешённый от реального мира, простоял целую минуту…
 Из-за поворота в двухстах метрах от ворот садового общества, вынырнул сигарообразный бронетранспортер, на большой скорости подъехал к колыхающей и орущей толпе. Из его чрева в обе стороны «потекли» ручейки бойцов в оригинальных костюмах. Командир ОМОНа увидев линию незнакомых бойцов, что-то крикнул и стал отходить вглубь территории. Его подчиненные прекратили свои действия и тоже попятились назад. Прошла минута. У ворот образовалось две шеренги, одна — в черных камуфляжах — бойцы ОМОНа, другая — в сине-красных костюмах, бойцы-виртуалы, от которой выдвинулся один молодец на два шага вперёд и заговорил, обращаясь к командиру бойцов милиции:
 — Командир! Попрошу вас покинуть поле и оставить людей в покое. Ваше насилие противоречит Конституции.
 — А кто вы такие, что будете нам, законным формированиям, указывать, что нам делать? Наши действия закреплены законом, а каковы ваши полномочия нам не известно? У меня приказ, который я должен привести в исполнение, так-что, прошу не мешать нам, — жестко, ответил главный омоновец.
 — Мы представляем Службу Защиты Человека. Я предлагаю вам, незамедлительно удалиться во избежания кровопролития. Свяжитесь со своим начальством и объясните ситуацию.
 Пока командир ОМОНа разговаривал по телефону со своим начальником, бойцы Мити, который также стоял на своем месте и наблюдал за переговорами, стояли молча, и сквозь полупрозрачные очки на полушлемах смотрели прямо в глаза противнику, отчего у тех появилось чувство дискомфортности.
 — Есть! — закончил, телефонный разговор, омоновский командир, подошел и, обращаясь к незнакомцу, сказал:
 — У меня приказ, обеспечить беспрепятственный снос домиков. Так-что, командир, извини, не можем мы уйти с поля.
 Ряд виртуалов продвинулся вплотную к омоновцам, которые скомпоновались в безбрежный ряд, укрывшись своими щитами. Журналисты и фоторепортеры засуетились, подойдя совсем близко к бойцам, стараясь ничего важного не упустить и щёлкали своими массивными аппаратами везде и всюду. Строй виртуалов, принял клино-зубчатую линию и пошёл на черный ряд милиционеров. Передний виртбоец вклинился между двух омоновцев и легко их раздвинул друг от друга, не имея в руках никаких спецсредств. У бойцов ОМОНа от такой наглости, сработала автоматика навыков, они замахали своими дубинками. Но ни одна резинка не достигла своей цели, дубинки остались в зажатых руках, а их хозяева повалились оземь без чувств. Увидев, эту странную картину, командир милиционеров громко скомандовал:
 — Стоп! Прекратить сопротивление!
 Обращаясь к командиру бойцов-чужаков, произнёс:
 — Командир, мы отходим. Разреши вынести бойцов?
 Тот молча, кивнул головой в знак согласия. После отхода омоновцев, люди кинулись к своим спасателям, стали благодарить и восхищаться их действиями. Тут подъехали кареты скорой неотложной помощи. Врачи прямо на месте начали оказывать первую медицинскую помощь и, кое-кого увезли в стационар. Пришедшие в себя омоновцы, погрузили своих пострадавших товарищей в автобус и уехали, а оставшиеся милиционеры не стали противиться тому, что владельцы дач стали расползаться по своим участкам. Пресса тоже побежала к сломанным домам, чтобы запечатлеть разрушения и слёзы людей, несправедливо наказанных по произволу властей. Воспользовавшись этим моментом, Митя незаметно «нырнул» во чрево броневика, чтобы отдохнуть и подкрепиться сухпайком и горячим чаем, что было запасено предусмотрительным двойником, Абигом. После поглощения скромного обеда, он нажатием кнопки свое кресло превратил в импровизированный лежак и вытянулся во весь рост. Проснулся он от легкого толчка в плечо. Митя резко вскочил и уставился на своего бойца, который сообщил:
 — Опять подъехал ОМОН, в большом количестве и с боевым оружием.
 — Действовать, строго по программе. Всем бойцам включить камеры, чтобы я мог корректировать ваши действия. Переговоры веди дипломатично в пределах своих полномочий. Все! Работаем…
 Бесшумная дверь выпустила старшего бойца и мгновенно, задвинулась на свое место. Сев в кресло рядом с водителем, Митя обратил свой взор на широкий дисплей одного из двух мониторов, который давал панорамное изображение от стационарных видеокамер, расположенных по периметру оболочки боевой машины. Прибывшие бойцы ОМОНа, плотным строем сгруппировались в ста метрах от «сигары». Теперь в их руках были не защитные щиты, а короткоствольные пистолет-автоматы спецназа. «Неужели будут стрелять?» — подумал он, сфокусировав камеру на иномарке милицейского генерала, который давал распоряжения окружившим его офицерам. По эмоциональным движениям начальника было видно, что он настроен по-боевому. «Похоже, без крови сегодня не обойдётся. Надо включить прослушку их переговоров. Вот незадача! Тьфу ты…» — в сердцах, он плюнул себе на грудь воздухом. Генерал махнул рукой в сторону дач. Черная шеренга рослых подготовленных мужчин пошла вперёд, к воротам.
 — Ну что ж… Посмотрим, чья сила возьмет, — вслух проговорил Митя, и перевёл взгляд на второй дисплей, изображающего десятки рамок, изображения от камер на полушлемах каждого его бойца.
 — Стой! — громко, скомандовал командир спецназа, когда его группа бойцов подошла почти вплотную к шеренге бойцов-чужаков. — Я хочу поговорить со старшим!
 От противоположной шеренги, отделился боец.
 — Я вас слушаю.
 — Мое начальство желает знать, кого вы представляете? Какие у вас полномочия и, пожалуйста, покажите ваши документы?
 Виртуал протянул разноцветную пластиковую карточку. Командир ОМОНа долго изучал документ, потом обращаясь к владельцу, спросил:
 — Я могу ваш документ показать генералу?
 — Конечно.
 Генерал взял карточку из рук подошедшего подчиненного, нажал на мобилу и боком сел в машину, изучая удостоверение чужака-бойца. Минут через десять встал и дал какую-то команду своему подчиненному, который откозырнув, вернулся в строй.
 — Ваш документ не действителен, он нигде не зарегистрирован и такое подразделение в силовых структурах не числится. Предлагаю вам, сдаться властям и сложить оружие, если таковое имеется, — отчеканил командир, протягивая карточку владельцу.
 — Мы не противостоим власти. Мы защищаем людей от произвола. Действия ОМОНа не адекватны в отношении мирных граждан.
 — Наше подразделение обеспечивает исполнения судебного решения. Судебные приставы работают строго в рамках закона. Нарушений нет.
 — Любое судебное решение не должно находиться в конфронтации с обществом. Судебное решение должно быть разумным и не ущемлять конституционные права и интересы большого количества налогоплательщиков, то есть, законопослушных граждан. В данном случае, затрагивающем интересы населения целого поселка, решения одного районного суда недостаточно. И, как нам известно, люди свои участки в свое время, получили на законных основаниях. Это не их вина, что чиновники от власти своевременно не оформили им документы собственности.
 — Меня эти нюансы не интересуют. У меня приказ — очистить территорию от посторонних лиц, в том числе от вас, правда, я не знаю, кто вы? Я вам приказываю, сдаться. В противном случае, я имею право, применить боевое оружие на поражение.
 — Это ваше право, но я вам не советую. Ваши намерения, могут статься не под силу вам. Не советую…
 Командир ОМОНа не заметил ни одной дрогнувшей мышцы, на синеватом лице противника, только полутемные очки, закрепленные на полушлемах, бесстрастно смотрели на него. От этого олимпийского спокойствия у майора что-то ёкнуло под сердцем, и он, боец спецназа, прошедший несколько горячих точек и повидавший всякого сопротивления властям, озабоченно подумал: «Фиг его знает, во что мы вляпались? Не зря говорят: „Паны шкубаются, а у холопов чубы трещат“. Больно серьёзные парни, как бы ни опрофаниться? Или, будешь потом всю жизнь кровью отхаркиваться». Он отвернулся, поднес телефон к уху и сообщил генералу об итоге переговоров. Через пять минут, генерал, опять стал что-то орать по телефону. Майор спрятал мобильник в карман, и скомандовал:
 — Вперёд!
 Плотная черная стена омоновцев колыхнулась в сторону чужаков. Защелкали затворы автоматов. Дачники и журналисты отпрянули подальше от противоборствующих сторон и стали громко кричать, махая угрожающе руками. У многих дачников в руках оказались куски арматуры и труб. Некоторые звонили по телефону, что-то эмоционально крича в трубу. Ряд сине-красных бойцов стоял без движения, только в их очках замерцали красные точки огоньков. Первый ряд бойцов ОМОНа резко остановился в пяти шагах от противника.
 — Последний раз приказываю, сдаться. Или я открываю огонь!
 Не дождавшись ответа, через десять секунд скомандовал:
 — Огонь!
 Стволы автоматов выплюнули огонь в сторону противника, но ни один боец-чужак не дрогнул, не упал. Это был классический приём устрашения спецназа, когда выстрелы производятся поверх голов разгоняемых, после чего, как обычно, толпа рассеивается и становится легкой добычей для подготовленных парней. Видя невозмутимость сине-красных, командира ОМОНа взяла оторопь, ему, никогда еще не приходилось вот так, с пяти шагов, пусть даже в воздух, в упор стрелять в безоружных людей. Он громко скомандовал:
 — Прекратить огонь!
 Отойдя на десять шагов от бойцов, он опять позвонил генералу, который в свою очередь, стал рапортовать вышестоящему начальнику громким голосом, эмоционально жестикулируя рукой. Через минуту, гневно кинул телефон на сиденье автомобиля и рукой подозвал майора, тот бегом устремился к генеральской машине. Говорили минуты три, после чего майор не спеша, пошел к своим бойцам, что-то говоря по радиосвязи своим подчиненным.
 Митя прекрасно слышал все разговоры противника и распоряжения высокого начальства. Оборудование боевой машины, позволяло контролировать любую связь в радиусе ста километров, не прибегая к процессу выискивания нужных частот. Для этого достаточно было видеозаписи или голосовой команды. Митя понял, что сегодня без крови не обойдется. Хотя его бойцам никакой команды не требовалось, он для успокоения своей души, четко скомандовал:
 — Бойцы, повышенная боевая готовность! Включить защиту, отразить атаку!
 Командир ОМОНа подойдя к своим подчиненным, заметил, что бойцы противника, вроде бы, стали чуть объемнее и лица их скрылись за защитными щитками. Он с минуту стоял, о чем-то думая. Его мужественное лицо явно выражало недоумение и сомнения.
 — Внимание! — проговорил он по связи, и подумал: «Бог ты мой! Что я делаю?» — скомандовал: — Огонь!..
 Огонь опять полоснул поверх шеренги чужаков, но два бойца сине-красных зашатались и посмотрели на свою грудь. Камуфляж на их груди превратилась в лохмотья от автоматной очереди, но бойцы стояли стойко и целы. Подняв головы, они вперились, своими очками в изумленные глаза стрелявших бойцов. В тот же миг, шеренга сине-красных бойцов, ринулась вперед в два прыжка настигнув омоновцев. Воздух сотрясся от очередей и громких охов и ахов. Не прошло и десяти секунд, как всё подразделение ОМОНа повалилась оземь. У многих лица залило кровью, они лежали без чувств. У кого-то рука с зажатым оружием, неестественно была вывернута набок, а у некоторых нога в голени или в бедре согнулась под прямым углом, что говорило об открытом переломе суставов. Больше половины омоновцев в разных положениях лежали без движения и, только малая часть бойцов, постанывая, ошарашено глазели на своих победителей. Майор с пистолетом в руке сидел на земле, пытаясь посмотреть на бойца-чужака, стоявшего напротив, но кровь из страшной раны на лбу, заливала глаза. Он что-то пробормотал, спрятал табельное оружие в кобуру. Попытался встать, но беззвучно повалился набок.
 Несколько виртуалов лежали на земле неподвижно. Под ними разливалась какая-то синяя суспензия, похожая на тормозную жидкость, остро пахнущая медпрепаратами. Митя, хотя и знал физические достоинства своих бойцов, но был поражен происшедшим. Картина была удручающей и печальной. Его зубы сомкнулись в крепкий замок, тело мелко предательски задрожало, а ладони рук покрылись холодной испариной. Голова не хотела ни о чем думать, вертелась одна и та же мысль — ну, зачем все это? Ради чего?
 — Ради будущего! — вслух, ответил он сам себе.
 Посмотрев на панорамный дисплей, он увидел стоящего у машины генерала.
 — Стэл! Ну-ка возьми генерала! Поговори с ним, с козлом!
 Старший боец быстрым шагом направился в сторону генеральской тачки, который увидев приближающего бойца, запрыгнул в салон машины и что-то крикнул водителю. Иномарка взревела мотором, колеса, вырывая пласты земли с травой, закрутились в бешеных оборотах, и авто просто прыгнуло вперед. Стэл протянул левую руку и тачка генерала встала как вкопанная, прокатившись по инерции пяток метров. Шофёр дрожащими руками, под крик начальника, судорожно пытался завести мотор, но бортовая электроника молчала, не было даже питания. Дверца салона открылась и мощная рука чужака легла на плечо генерала. Через секунду, пузатый вояка, жалко моргая глазами, стоял на дрожащих ногах. Бледный, что-то пытался объяснить бойцу Мити. Увидев дряблое, жалкое, с двумя подбородками лицо генерала, он сам решил побеседовать с ним.
 — Дай-ка ему связь, я сам поговорю с ним! — приказал он, старшему.
 Стэл прикрепил приёмо-передатчик к дрожащей щеке генерала, не больше спичечной головки, и сказал:
 — Слушайте, с вами сейчас будут говорить.
 — Генерал! Тебе же сказали, не применяй силу, это может для вас плохо кончится. Почему не послушал? Ты что, такой крутой или тупой? Себя пупком земли почувствовал, ведя огонь по безоружным людям? А?.. — разъяренно заорал Митя.
 — М… мне приказали…, — промычал тот, заикаясь.
 — Кто?
 — М… моё начальство.
 — Конкретно?
 — Генерал-полковник Шаршеев.
 У генерала лицо запотело и стало пунцовым от перенапряжения, губы тряслись, а руки свои он судорожно засовывал в карманы брюк с лампасами, через секунду-другую так же поспешно их вытаскивал, что говорило о его полной потерянности.
 — В общем так, генерал, — уже более спокойно, продолжил голос в оба уха, — сейчас мои бойцы окажут всем пострадавшим первую медицинскую помощь и помогут отправить их по больницам, а твоя задача, генерал, проинформировать свое начальство об инциденте со всеми подробностями и убедить их, что силой вы здесь ничего не добьётесь. Мои бойцы, вам не по зубам. Если будете раздувать конфликт, то я со своих парней сниму все ограничения, и у вас будут огромные человеческие потери. Уберётесь вы отсюда — уйдём и мы. Ты все понял?
 — Да…
 — Для связи, оставишь свой телефон. Ответа жду в течение двух часов. Все! Поторопись, дорогой…
 Машина генерала на бешеной скорости скрылась за поворотом. А бойцы, разом похудевшие, и гражданские лица, стали оказывать помощь раненным. С воем сирен подъезжали кареты скорой неотложной помощи. Пострадавших бойцов спешно грузили в реанималки и увозили в стационар. Шум и гам потихоньку замер, у ворот садового общества воцарилась тишина. Слышался только реплики телевизионщиков и тихий говор зевак. Пораженных виртуалов затащили в «сигару», уложили в разложенные кресла, их оказалось шесть индивидов. Хотя их камуфляжи были разлохмачены во многих местах на могучих телах, но поражены они были в самое плохо защищенное место, в шею. Ведь эту часть тела очень трудно обезопасить, в связи высокой её подвижностью. Парни сняли с себя и раненных одежду, пришедшую в негодность, кинули в урно, в хвосте машины. Из шкафа достали новое обмундирование. Облачились в него сами и натянули на пострадавших.
 Митя сидя в кресле, держал в руке телефон генерала и ждал звонка. Хотя и были кое-какие сомнения, но он думал, что здравый смысл преобладает там наверху, на конфронтацию с незнакомой и грозной силой, вряд ли пойдут, хотя… Чем черт не шутит, пока Бог спит?
 — Будем надеяться, — проговорил он вслух, и подозвал Стэла. — А ты, как остановил машину генерала? Что там у тебя в левом рукаве?
 Не дожидаясь ответа от старшего, он отвернул рукав костюма, но ничего примечательного у виртуала не заметил. Виртуал другой рукой провел по рукаву, расправляя свой костюм, и разъяснил:
 — Здесь, кроме всего прочего, находится мощнейший электромагнитный блок, импульс которого в состоянии вывести из строя или заблокировать на время, любую электронную начинку техники землян с радиусом действия до трёх тысяч метров.
 — М-м-м… — промычал творец. — Понятно. Как ты думаешь, они согласятся на наши условия?
 — Я не знаю. Мои возможности предвидения колеблются в пределах десяти минут, и то, если объект находится в прямом контакте со мной. Тут, Абига надо. Позвони ему, раз необходимо.
 — Не буду. Сильно гладкой получится жизнь, если постоянно будешь знать о предстоящих событиях. Подождем…
 Он откинулся в кресле, прикрыл веки и замолчал. Уже было задремал, как знакомый хит завыл в руке.
 — Ну и вкус у тебя, генерал, — проговорил Митя, поднося мобилу к уху. — Алло! Я слушаю…
 — Здравствуйте! — прохрипело в трубке, незнакомым властным голосом. — С кем, имею честь разговаривать?
 — Служба Спасения Человека, — спокойно, ответил нарушитель спокойствия.
 — Это, мы уже знаем. Если вы человек, то у вас, наверное, имеется имя?
 — Оно вам ничего не скажет. Обращайтесь ко мне, как вам угодно. Вы между собой, как меня называете?
 — Нобом.
 — Интересная кликуха, расшифруйте…
 — Неопознанная борода.
 — Хорошо, меня устраивает мое имя. Итак, я вас слушаю…
 — Мы согласны на ваши условия. Исполнение судебных решений откладывается на неопределенный срок. Законность постановления районного суда будет рассматривать вышестоящий суд. Нашим сотрудникам дано распоряжение покинуть территорию садоводческого товарищества. Я надеюсь, вы тоже покинете наш город?
 На последней фразе твердый голос высокого начальника дрогнул. «Похоже, не сладко тебе», — подумал Митя.
 — Да. Мы тоже покидаем эту зону, — удовлетворенно, ответил он.
 — Вы меня не поняли. Мы хотим, чтобы вы, вообще, оставили столицу. Как нам известно, вы не житель нашего города. Я вас прошу, не создавайте в городе конфликтную обстановку, тем более в преддверии президентских выборов.
 — Этого я вам обещать не могу, так как мы специально здесь находимся, чтобы решать конкретные задачи по защите граждан от произвола властей.
 — Вас на эти действия, никто не уполномочивал. Ваша структура вне законов государства…
 — А мне твоего разрешения не требуется, генерал! — вскипел Митя. — Мои полномочия — это моя совесть. И вообще, это пустой трёп. Свои претензии к властям, я выложу завтра на сайте президента. Все! Конец связи…

                XXVIII

 Оперативная группа ФСБ и штаб ее, вот уже в течение двух месяцев действовали в круглосуточном режиме. Если штаб постоянно находился в столице, то группа продвигалась вслед за происходящими событиями, описав дугу от самого западного округа страны по городам и весям европейской части, сомкнувшись на Москве. Только в северных регионах пока было относительно спокойно. Но все силовые структуры, включая воинские подразделения, несли службу в усиленном режиме, приближенного к чрезвычайному положению. Никто не мог гарантировать, что волнения исключены в том или ином регионе, городе. Напряженность в обществе, усилиями безответственных журналюг, с каждым днем все более накалялась, становясь взрывоопасной и непредсказуемой. В преддверии эпохальных событий в тиши высоких кабинетов политическая жизнь замерла. Все ранее находящиеся на повестке дня важные вопросы отошли на второй план. За закрытыми дверями одно экстренное совещание заменяло другое, где принимались безотлагательные решения под персональную ответственность высокого чина. Руководитель оперативно-розыскной группы ФСБ майор Захаров, после совещания, почти бегом покинул здание оперативного штаба и укатил в расположение дислокации группы. Ему только что сообщили, что эксперты в зоне конфликта обнаружили важные улики.
 — Ну что там? — забежав в свой кабинет, спросил он у помощника, который спешил вслед начальнику.
 — Товарищ майор, обнаружен физический материал — почва с жидкостью в тех местах, где лежали пораженные бойцы чужаков. В данный момент вещдоки находятся на исследовании у наших экспертов и в лаборатории МГУ.
 — Кто конкретно из ученых занимается?
 — Профессора Лаудин и Гобелян.
 — Режим секретности установлен?
 — Так точно!
 — Хорошо. Любую информацию, сразу ко мне на стол! Электронные носители, исключить! — приказал начальник.
 — Есть!
 Только через шесть часов майор держал в руках пространное экспертное заключение ученых, из которого руководитель группы ничего не понял, хотя был сведущ во многих научных вопросах, в силу своей деятельности в спецслужбах. Он позвонил ученым и, предупредив, что сейчас подъедет с подчиненным, торопливо уехал на Ленинские горы.
 — Здравствуйте!
 Майор протянул руку для рукопожатия двум уважаемым светилам, оторвав их от бурного диалога.
 — Господа ученые! Я что-то ничего не понял из вашего экспертного заключения. Так что мы имеем в наличии?
 — По всем признакам, суспензия, которую мы отделили от почвы, является носителем питательных элементов для некоего биохимического существа, то есть неопознанного объекта, кровью, — пояснил профессор Лаудин.
 — Предварительное заключение было весьма поспешным, поскольку вы нас поставили в строго ограниченные временные рамки, поэтому вы не смогли разобраться в наших выводах. В данный момент, мы можем констатировать следующее: жидкость с характерным запахом, можно сказать, их кровь, является низкотемпературной биохимической плазмой, в которой происходит радиационно-химический синтез высокомолекулярных и низкотемпературных, взаимоисключающих окислений, углеводородов с кислородом. Ну, а дальше у нас, одни вопросы. Мы не можем объяснить химическую связь во взаимодействии атомов. По химическим законам, соединения, которые мы обнаружили, не должны в принципе синтезировать. Но это происходит, хотя такой процесс — нонсенс. Изучение этого парадокса может иметь место в продолжительном временном промежутке, и, вполне возможно, с отрицательным итогом изысканий, поскольку нарушены земные законы химии — продолжил его коллега профессор Гобелян.
 Кивнув головой, в знак утверждений научного собрата, профессор Лаудин возбужденно заключил:
 — Из всего сказанного, мы можем сделать вывод, что имеем дело с объектом внеземного происхождения, поскольку ученый мир нашей планеты предполагает, что физическая материя с такими характеристиками является элементом устройства Вселенной.
 Профессор закончил свой научный вывод и виновато посмотрел на майора. «Только этого мне не хватало», — раздосадовано подумал тот и, попрощавшись, взял бумагу из рук ученого и направился к выходу.
 Помощник президента увидев, что сам, напряженно уткнулся в свой ноутбук, хотя полминуты назад по селектору пригласил его к себе, тихим голосом, чтобы предотвратить неожиданность, прямо с порога доложил:
 — Дмитрий Анатольевич! Вот распечатка требований Ноба…
 — Хорошо. Я уже с ними уже ознакамливаюсь, — отозвался тот, оторвав взгляд от дисплея. — Требования этого психа очень обширны и нереальны. Этот «фрукт» явно не имеет никакого представления о государственном обустройстве и общественных процессах развития нашего общества. Выполнение этих его требований весьма проблематично, даже можно сказать, невозможно. Такой объемный вопрос в стратегии развития детства, требует всестороннего изучения и всенародного обсуждения. Даже я, как президент, не в состоянии единолично решать такие вопросы.
 — На носу президентские выборы. Нам крайне необходима спокойная обстановка в стране. Я думаю, нам достаточно будет что-то незначительное пообещать, чтобы они убрались восвояси, тем более он не требует немедленных действий.
 Положив бумаги на стол, помощник стоял в ожидании ответа, который не заставил себя ждать.
 — Добро… Продумайте, какое это должно быть обещание, чтобы не обременять меня последующими обязательствами.
 Помощник, молча, утвердительно кивнул головой.
 — И ещё… Установили личность этой бороды?
 — Пока нет. Но все службы работают в авральном режиме. Уже известно, что бойцы-чужаки предположительно внеземного происхождения. Вы оказались правы в своих предположениях. Доклад уже готовится и через полчаса он будет у вас на столе.
 — Хорошо…
 Помощник бесшумно удалился.
 — Ну что ж, посмотрим далее, что ты здесь накалякал, — вслух проговорил глава государства, опять вперившись в разноцветный экран...
 В лаборатории Института мозга человека в составе Центра психического здоровья, профессор Николай Сергеевич Богданов, был своим человеком. Здесь, он начал свою серьёзную исследовательскую работу, зарекомендовав себя перспективным ученым. Защитив высокую ученую степень, он рьяно с головой ушел в исследовательскую работу, которая скоро стала приносить вполне конкретно реальную помощь, прежде всего его коллегам. На практике доказав им, что не стоит заниматься наукой своим сознанием сознательно, он убедил их в том, что необходимо научиться работать на подсознании, интуитивно, но при этом пытливое сознание обогащать другими знаниями, пусть даже не имеющими прямого отношения к исследуемой теме. Эта, на первый взгляд, несуразица, вызвала в первое время жаркие дебаты среди коллег. Но, когда его коллеги, один за другим, интенсивно и успешно стали защищаться, спесь с оппозиционеров спала и к работам Николая стали присматриваться очень заинтересованно, даже маститые светила науки.
 И сегодня, подведя итоги недельных исследований, проведённых в аналитической группе ФСБ с бойцом ОМОНа Донниковым, Николай вдруг ясно осознал, что способности милиционера не в его физических данных, а в его работе мозга. После тщательного и скрупулёзного анализа всего исследовательского материла, он уже имел четкое представление о физико-химических характеристиках крови чужаков. Данные говорили о том, что он впервые в своей жизни столкнулся с чем-то или с кем-то, что не укладывалось в рамки общепринятых закономерностей всего ученого мира и противоречило законам биохимфизики материи живых существ Земли.
 Приклеив скотчем бумажку с банальной надписью: «Прошу не беспокоить, занят!», на наружную поверхность двери своего временного кабинета, он воодушевленно кинулся сочинять пространный отчет, где наличие профессиональных терминов делало этот опус не только неудобочитаемым, но даже, немного смахивало на произведение параноика. Через два часа упорных трудов, на столе лежала небольшая кипа бумаг формата А-4. На последнем листе машинописного текста, он вывел своей рукой дату, и широко, вензельно расписался. Еще раз, бегло пробежав по тексту глазами, Николай, довольный и гордый собой постучал по столу стопкой бумажных листов, выравнивая края их и многозначительно произнёс вслух:
 — Ну и прекрасно. Вот так-то!..
 Спрятав копию отчёта в сейф, заперев кабинет на кодовый замок, с оригиналом в руках он решительным шагом двинулся к шефу.
 Руководитель оперативно-аналитической группы ФСБ полковник Чилигин Максим Анатольевич, взяв в руки папку с докладом, бегло просмотрел и спокойно, даже демонстративно спокойно, положил папку на край стола и, обращаясь к профессору, сидевшему за Т-образном пластиковым столом, проговорил:
 — Эти бумажки для аналитического отдела, а мне своими словами без излишних терминов объясни, с кем или чем, мы имеем дело?
 Николай заёрзал на стуле, собираясь с мыслями, и неторопливо стал излагать свои выводы, демонстративно подчеркнув интонацией первые слова.
 — Из вынуждённо-срочных исследований на данный момент, предположительно, имею следующий результат: неопознанный объект внеземного происхождения, является продуктом эффективно-направленной работы мозга земного человека, поскольку мозг чужака, мне так кажется, запрограммирован вполне реальным земным человеком…
 — Стоп, стоп… Ты хочешь сказать, что боец-чужак, создан человеком, но… он, оттуда? — изумленно, спросил полковник, указав пальцем в потолок. — Николай, ты ничего не путаешь? Как это ты сможешь объяснить?
 — Поскольку сконцентрировав мысль на чем-то конкретном, возможно воспроизвести мысленно все что угодно, то возникновение этих бойцов, это всего лишь очень мощная работа чье-того гениального мозга. Мой дед, профессор Богданов, еще в семидесятых годах прошлого столетия, вплотную подошел в своих изысканиях к этим открытиям и осмыслил весь процесс этого явления. Но в те года еще не было технических разработок для изучения аномальных полей — порталов, то есть точек проникновения в другие измерения. В наше время мы имеем неплохую научно-доказательную базу, и я могу научно утверждать, что во Вселенной эволюционирует всё: планетарная система, пространство, мысль. Значит, возможности нашего мозга будут только приумножаться. Мои зарубежные исследования мне дали понять, что мозг человека в своем поступательном движении, как мыслительный центр, на очень высоком этапе своего естественного хода, то есть, развития. И может спокойно перекрыть физические возможности мозга и перейти в эфемерное состояние, спасая человека, как мыслительную систему, от внезапного самоуничтожения. И теперь…
 Я вполне обоснованно подозреваю, что создатель этих бойцов, имеет какое-то близкое отношение к разработкам моего деда. Если бы я пообщался с этим человеком, или даже с его бойцом, хотя бы пять минут, я бы вам точно обосновал свою версию.
 — Хо… Размечтался. Мы не можем достать не только этого человека, даже его бойца. Или, хотя бы фрагмента их плоти. Эта их кровь, большая удача для нас, а то бы вообще ничего не имели — раздосадовано, отозвался Чилигин.
 — Я думаю, за бойцами охотиться бесполезно.
 — Это почему же?
 — Если он потеряет бойца, то его просто уничтожит, мы не сможем ничего узнать. Если боец на какие-то действия запрограммирован, значит, он имеет систему самоликвидации. И притом, создатель сам может нейтрализовать его импульсом своего мозга на атомарном уровне, то есть, если мы этого бойца даже будем держать в руках, он может прямо на наших глазах исчезнуть до последнего атома.
 — Ну, ты нарисовал картинку!.. И что же нам делать? Мы не можем сидеть и ждать, когда нас этот псих за жабры возьмет, — воскликнул начальник.
 — Надо найти создателя, — отозвался ученый.
 — Легко сказать… — отпарировал тот.
 Группа, майора Захарова вот уже в течение четырёх часов, просматривала и прослушивала все аудио-видеоматериалы той стычки, добровольно-принудительно изъятые у всех журналистов и репортёров, участвовавших в сборе информации на дачных участках.
 — Товарищ майор! Ну, нет ничего, не за что зацепиться, в кадрах только бойцы, — обращаясь к руководителю, недовольно буркнул его помощник.
 — Сам вижу. Но ищите, кто-то же корректировал действия чужаков. Не мог он, сидя за несколько километров, руководить ими. Не могли эти автоматы-биокиборги самостоятельно принимать решения, а может он в своей «сигаре» сидел? Вы…
 — Нашла! — выкрикнула светловолосая девушка за двадцать, тыкая своим бордовым ногтем в монитор.
 Все ринулись к ней.
 — Товарищ майор, посмотрите! Вот на этих кадрах телевизионщиков, вон на заднем плане сидит какой-то мужчина, нагнувшись, а через семь минут, на этом же фоне, но другая камера, его уже не фиксирует.
 — Да, действительно… Так… попробуйте увеличить объект, может, удастся идентифицировать.
 — Я уже пробовала. Лицо его полностью скрыто, ни одной части лица не видно. Козырек фуражки все закрывает сверху, а нижнюю часть он закрыл ладонями, как-будто сидит и думает. По одежде я просмотрела весь материал, он исчез…
 — Так, внимание! — громко произнес начальник. — Еще раз внимательно и тщательно изучаем весь материал, возможно, что-то пропустили. Ищите!..
 — Что у тебя? — спросил майор у сотрудника, изучающего аудиозаписи.
 — Почти ничего. Есть сигнал от мобильника генерала, предположительно из этой «сигары». Все голоса зафиксированы, кроме Ноба, посмотрите, — подчиненный пальцем указал графический идентификатор на дисплее, — идентифицировать невозможно, тембра с такой амплитудой в природе не существует. Это выше возможностей нашей аппаратуры.
 — Понятно. Подготовь материал к отправке в Центр нанотехнологий, может, там что-нибудь накопают.
 — Есть!..
 Ежедневные разносные оперативные совещания, весь персонал аналитической группы ФСБ держали в таком физическом напряжении, создавая нервную обстановку в штабе, что начальник полковник Чилигин, сознавая всю взрывоопасную атмосферу, своим приказом запретил вход в штаб всем госчиновникам, не имевшим непосредственного отношения к расследованию, чем вызвал недовольство высоких чинов. Он был вызван к шефу, где ему пришлось убедить директора в правильности своих действий, поскольку вопрос эффективной работы штаба был на контроле президента. Хотя сверху шло такое мощное и угрожающее давление при вызовах «на ковер», полковнику приходилось терпеть и оскорбления и унижения, но он сам старался как можно мягче и лояльнее относиться к своим подчиненным, даже при разносных планерках.
 За те многие годы работы, что прошли сквозь его скрытую для окружающих жизнь, он научился самому важному в своей работе, а именно, скрывая под маской исполнительного служаки свое истинное душевное состояние, фактически, постоянно анализировать, во время экзекуции непосредственным начальником, свою работу. И сегодня, пока его разносил высокий начальник за якобы пассивную работу, он придумал как вычислить Ноба. Добравшись до своего штаба, он всех сотрудников собрал на экстренное совещание.
 — Все, тихо! Теперь, слушаем меня внимательно. Пока я находился на совещании у шефа, ко мне пришла одна зацепка. Итак… Сейчас откладываем все версии и поиски, полностью переключаемся на базу данных Министерства транспорта. Очень тщательно отслеживаем путь Ноба по датам событий из города в город, начиная с Калининграда, — произнес он, сам возбуждаясь от своей догадки.
 — А если, он на своем авто? Нам не удастся его установить, — повернувшись всем корпусом к начальнику, спросил один из сотрудников.
 — Он же не по проселочным дорогам проезжал. На многих постах ГИБДД мог засветиться. Все! Некогда базар разводить, работаем. Все свободны, — властно закончил Чилигин.
 Он был твердо убежден, что вдруг пришедшая в голову версия принесет ему удачи. Отложив все дела, рьяно кинулся в процесс доказательства своей догадки. И, правда, не прошло и трёх часов, как помощник положил на стол одну единственную бумажку с фотографией.
 — Товарищ полковник! Под вашу версию подпадает единственный человек, это некий Митонов Дмитрий Николаевич, проживающий в городе Калининград. Точный адрес регистрации имеется, — отрапортовал он.
 — Теперь надо проверить, где в данный момент он находится и всю его подноготную, вплоть до любовницы, если таковая имеется, — радостно отозвался на приятное сообщение Чилигин.
 — Он уже в разработке. Наши коллеги в Калининграде начали работать по нему.
 — Вот и прекрасно. Ну, Ноб! Получишь ты в лоб, кОзел, — незлобно, даже как-то по-доброму произнёс шеф, — хорошо, продолжайте работать.
 Но через два часа настроение полковника испортилось. Причиной тому стало сообщение калининградских коллег, где сообщалось о том, что Митонов Дмитрий Николаевич тысяча девятьсот пятидесятого года рождения, проживающий по указанному адресу, в данный момент находится дома и в последние месяцы никуда не выезжал. Имеются неопровержимые свидетельские показания родных, соседей и знакомых. Также выяснено, что Митонов является представителем рабочего сословия и к научным разработкам не имеет никакого отношения. В настоящее время он преуспевающий предприниматель средней руки, занят в строительной индустрии и в собственности имеет автобазу большегрузных грузовиков на тридцать единиц.
 — Тьфу!.. — раздосадовано, выплюнул он изо рта комок недовольства. — В руках была синичка, а превратилась в журавля. Вот невезуха… Сколько пашем, хоть бы одна версия что-то принесла…
 Он еще раз, внимательно пробежал глазами по бумажке.
 — А как сам Митонов, объясняет тот факт, что по его паспорту были приобретены жэдэ билеты? — спросил у помощника.
 — Да никак. Не знает ничего. Заявил, что паспорт никому не давал, он всегда лежит дома, не исчезал. Погранично-таможенных отметок в документе, не имеются. Паспорт настоящий, проверили, — деловито ответил тот.
 — Ну и дела… Так… Надо идентифицировать данное фото со всеми видеозаписями, где он засветился в своем путешествии, — задумчиво произнёс Чилигин. — Я на пару часов отключусь, если что-то серьёзное разбудишь.
 — Понял, товарищ полковник.
 Чилигин почувствовал такую тяжесть в чреслах, что через силу скинул туфли. Уронив свою голову на мягкий подлокотник кожаного дивана, мгновенно уснул, как подкошенный, вырубившись от реальности. В его организме сработал защитный механизм самосохранения. Эти бешеные дни ежедневных поисков невидимого врага, держали его в таком напряжении, что другой бы давно сдался. Многолетняя закалка психики в органах, в пору великих потрясений, за последние тридцать лет, со времён перестройки, установила в нем твердое убеждение в том, что своим трудом он ускоряет процесс восстановления и развития своей, вновь созданной страны. Именно это убеждение остановило его тогда, в девяностых годах, когда была реальная возможность отщипнуть жирный кусок от государственного пирога и заделаться крутым бизнесменом с приличным состоянием. Ведь почти все его коллеги по комитету, от нищенской зарплаты разбежались по коммерческим структурам. И только единицы, остались в органах на своих должностях, но участвовали нелегально в теневом бизнесе, используя свое служебное положение. Высокое начальство прекрасно было осведомлено о тайных делах своих подчиненных, но сильно не преследовало за это, поскольку могли уйти из органов последние профессионалы. Первостепенной задачей органов было тогда, сохранение кадров любой ценой, тем более комитет растаскивали по мелким комитетам, бюро и службам. Высветился реальный шанс потерять все наработки КГБ за весь полувековой период, что было равносильно развалу не только государства, но и вообще общества русского народа.
 Чилигину тоже тогда пришлось очень туго. Нехватка денег сказывалось во всем — в еде, в одежде, в досуге, и даже во взаимоотношениях в семье. Как он не хотел, но все-таки, ему тоже приходилось оказывать кое-какие консультативные услуги коммерческим структурам, и даже приторговывать незначительной информацией. Этим занимались все сотрудники отдела, поэтому этот период работы в органах, проскочил для него без каких-либо осложнений и последствий. Сожалеет ли он об этом? Да, вряд ли… Тогда ведь был такой хаос, что определить где государственные интересы, а где воровство, просто нельзя было. Все действовали от имени государства и во имя государства. Когда упал «железный занавес», исчезли непроходимые границы, в страну попёрло столько нечистот и искаженной информации, что силовики оказались не в состоянии предпринять что-то эффективное, чтобы предотвратить распад государства Советов. С большими усилиями и потерями, все-таки удалось тогда органам сохранить саму систему и схему деятельности спецслужб. Правда, не спаслись от утери всей агентурной сети внутри страны, бывшего СССР. Радовало то, что удалось, хоть и с большими потерями, но сохранить достижения внешней разведки и агентурную сеть. К сожалению, и здесь нашлись сволочи-тридцатисеребряники, за «зеленку» сдавшие своих товарищей, коллег по цеху, но слава богу, их оказалось мало, и эта структура не перетерпела разгромных последствий.
 А в наши дни, приходится на себе, на гражданах российского государства, испытывать эффективность работы силовых структур и надо признать, что очки не в пользу спецслужб. Слишком они слабы и беспомощны пока, пред вновь проявившими угрозами, прежде всего со стороны международного терроризма, поддерживаемого Западом. Сказывается тот разрушительный процесс последних десятилетий, когда безвластие и стяжательство выдернули из плотных рядов силовиков самых умных, честных и способных. А ведь главная потеря — утрата внутренней агентурной сети, при помощи которой удавалось работать раньше на упреждение, не восстановлена, и вряд ли будет в прежнем виде, так как человек новой формации уже не будет стучать из-за патриотических чувств. В наше время на голом энтузиазме никто не работает. В глазах современного обывателя цену имеет только высокооплачиваемая услуга, значит, спецслужбам придется обратить свой взор на техническое составляющее внутриразведывательной сети.
 Но Чилигин верит, придут новые времена, тем более страной стал управлять человек с русским духом и умный, и восстановят органы былую деятельность без элементов тоталитаризма, возьмут под строгий контроль весь государственный механизм, большой бизнес и деятельность внешней гидры. Качественно улучшится деятельность внешней разведки и контрразведки, и установится паритет в информационной войне с Западом. Не может такого не быть, ибо есть еще в стране порядочные и умные госмужи, способные принимать правильные решения даже во вред своим рейтингам.
 На исходе вторых суток, после дачных критических событий, на сайте президента страны, наконец-то, Митя прочитал обращение президента к гражданам России, где недвусмысленно было обещано, что он, своим указом, запускает процесс всенародного обсуждения программы по развитию детской политики в стране. Он также призывал представителей средств массовой информации активно принимать участие в обсуждении. В обращении Митя нашел скрытое обещание, что администрация президента начинает работу по решению задач поднятых Нобом.
 Удовлетворенный таким ответом, Митя в прекрасном приподнятом настроении дал команду своим бойцам на перемещение. «Сигара» пришла в движение по направлению на запад. Все журналисты и фоторепортеры хаотично зашевелились, замелькали яркими бликами фотоаппаратов и видеокамер. Люди, караулившие боевую машину бойцов-чужаков вот уже вторые сутки, наконец-то возымели возможности действовать. Журналисты, будучи по натуре людьми деятельными, в этой роще, недалеко от садового общества, просто изнывали от безделья, поскольку не могли ни на минуту оставить свои посты, дабы каждый старался первым заполучить горячую информацию. И вот всё пришло в движение. Кто пешком, кто на автомобиле, тронулись вслед за боевой машиной. «Сигара» проехала буквально сотню метров и вдруг, исчезла из поля зрения. Репортёры заметались, стали щелкать аппаратами во все стороны, в надежде на то, что камера зафиксирует исчезнувшую технику. Но, на дисплеях было пусто…

                XXIX

 Солнечным утром следующего дня в прекрасном расположении духа, Митя проехал по своим строительным объектам. Объехав все бригады, занятые на возведении частных коттеджей и других строений в разных районах города, он остался доволен проделанной работой, мысленно поблагодарив своего двойника: «Молодец, Абиг! За полгода, что меня не было, проделал огромную работу. Четыре объекта уже можно сдавать. Хорошо… Деньги к деньгам…» — удовлетворенно, подумал он. Пока ехал домой, решил позвонить Абигу.
 — Привет! Ты где? — выслушав ответ, спросил: — А это, где? Ну… Все понял, я сейчас приеду, подожди меня там.
 Проехав через центр города на восток, не доезжая Большой окружной 4-ой улицы, он свернул в тихий район и въехал в зеленый массив. Через несколько минут проселочная дорога вывела на строительную площадку, где развернулась огромная стройка. Своими цветными длинными стрелами, прорезали синь неба сразу шесть подъемных кранов. Одновременно возводились четыре большие коробки зданий. Чуть в стороне от масштабных объектов расположились почти готовые строения хозяйственного назначения. Стройка жила своим привычным ритмом — гремела, визжала, ухала и рычала. Митя любил этот шум созидания, это придавало ему уверенности в завтрашнем дне. Он остановил машину у будки охраны и покинул салон авто. К нему, улыбаясь, подошел Абиг в желтой каске и протянул руку для приветствия.
 — Привет! Ну как? По тебе вижу, в прекрасном расположении духа, — весело поприветствовал он.
 — Привет! — пожал кисть двойнику Митя. — Ты тоже, я смотрю, не хмуришься.
 — Да. Как видишь, работа кипит.
 — Вижу… Я что-то не припоминаю, чтобы я тебе поручал эту работу. Я тебя, если не ошибаюсь, ознакомил только с эскизами будущего Детского Центра.
 — Я хотел тебе приятный сюрприз сделать, вот и развернул стройку. Что-то не так сделал? — измененным голосом, спросил двойник.
 — Ладно, прости… Молодец! Я даже рад.
 Митя действительно был рад от души, поскольку эту идею он носил в себе многие годы и не находил способа претворять ее в жизнь. А тут…
 — Со стройкой понятно, но как тебе удалось все это… — он широко махнул рукой, показывая на объекты, — как всё это ты согласовал? На это надо уйму времени, ни один год уйдет…
 — Ты же знаешь, с однодневным визитом к нам приезжал премьер и мне удалось заранее записаться к нему на прием. Он как раз приезжал на открытие детского спорткомплекса. Правда, в этом деле мне помог наш губернатор, которого я заранее ознакомил с нашим замыслом, Уставом и документацией. Поэтому все согласования прошли под зеленый свет. А где приходилось туго, мне пришлось применить свой дар убеждения. Это в тех конторах, где от меня выжимали мзду. Я думаю, ты меня за это не будешь ругать? — вопросительно посмотрев на Митю, продолжил: — Получил разрешение на производство инженерных коммуникаций, сразу же развернул строительство в полном объеме, а там и другие разрешения подошли.
 — Молодец! Спасибо… Смотрю, привлеченные работают?
 — Да. Сорок человек строителей и шестнадцать технарей. Так что, почти все законно.
 — А наших сколько? Я уже не помню, сколько ты просил сотворить?
 — Все сто восемьдесят работают, только двое на охране. Наши, в основном, в ночь пашут. Днем две бригады по десять чело… — запнулся Абиг, испытывающее заглядывая в глаза творцу.
 — Правильно, для людей они человеки. Или ты себя не считаешь человеком?
 — Я — человек, — твердо, ответил тот.
 — Вот и прекрасно. Ну, хорошо… Я рад, что центр уже в такой готовности. По-моему, уже можно начинать работу по набору персонала. Как ты думаешь?
 — Вся подготовительная работа в кадровой сфере проведена. Будущий директор пробивает себе дорогу в Министерстве образования. На днях уже будет на площадке, чтобы сопровождать строительство, поскольку потом он будет нести ответственность за каждый объект.
 — Что за человек?
 — Заинтересованный педагог. Тестирование по твоим тестам прошел на ура. Он раньше был в опале за свои неординарные взгляды по школьному воспитательно-образовательному процессу и духовному развитию детей. У него целая база данных о «белых воронах» в просвещении. Так что у тебя не будет проблем с поиском нужных профессионалов, по крайней мере, по этому центру.
 — Отлично, лишь бы в минобре не застрял. Там такие гидры сидят, что любое начинание заплюют и заболтают.
 — Первый его визит в эту контору был неудачным. Пришлось мне, напАру с ним, к министру ходить на поклон. Удалось убедить совместными усилиями, — улыбчиво и многозначительно, ответил двойник.
 — Хм… — хмыкнул Митя. — Ну что, посмотрим стройку?
 — Посмотри, только без меня.
 — Что так?
 — Нежелательно, чтобы нас видели вместе.
 — А-а… Совсем забыл. Тогда лучше вечером посмотрю. И заодно, поговорим. У меня кое-какие вопросы возникли.
 — Хорошо. Я сообщу Кате, что задержусь.
 Митя утвердительно кивнул головой. Махнул рукой на прощание и укатил к себе на участок. От хорошего настроения, от приятных новостей хотелось петь. Митя ехал по городу мурлыкая знакомую классическую музыку с загадочной улыбкой на губах.
 Вечером, когда Митя подъехал на стройплощадку, было еще довольно светло, а привлеченные строители разъехались по домам. Строительство велось интенсивно и эффективно, ибо виртуалы знали свое дело. Привлеченные специалисты, крановщики-машинисты, даже не подозревали, что работают не с людьми, так как прямого контакта с виртуалами не имели. Если бы и имели, ничего они не могли заподозрить. Виртуалы мало чем отличались от людей. Разве-что точностью и скоростью движений и, еле заметными элементами быта, что не могли заметить люди, сидящие за штурвалами подъемных механизмов, так как у них не было свободного времени, чтобы шататься по строительному объекту, краны ежеминутно перемещали различные грузы. Ознакомившись со стройкой, удовлетворенный и умиротворенный от радостного воодушевления, Митя присел на кожаный диван в офисе у Абига.
 — Хорошо. Аж душа поет, хоть стихи пиши.
 — Скоро будешь сочинять.
 — Да ну… Мне это не дано. Я всегда белой завистью завидовал творческим личностям. А сам чего только не перепробовал, нет… Нет у меня таланта ни в музыке, ни в поэзии, ни в живописи.
 — Каждый человек, является проводником своего таланта, поскольку Создателем этот элемент человеческого совершенства заложен каждому. Но он проявляется только у тех, кто систематически, ежедневно, изнуряет свой мозг, свой организм для достижения своей заветной мечты. При таком подходе любой талант, заложенный в твой мозг, проявится в течение полугода после приложенных усилий. А ты попробуй, и через пол года, может, мы откроем современного Пушкина.
 — А-а-а… Все-таки, может… Значит, может, и не быть?
 — Да это я так, к слову сказал, а ты попробуй. Давай, нАспор. Проиграешь, я диктую условия. Я проиграю, можешь меня отправить назад в мой мир…
 — Неужели не боишься? А как же любовь? А вдруг я специально подведу к твоему проигрышу?
 — Не боюсь. Я знаю… Твою порядочность тоже.
 — О-о-о… Человек, такая сволочь, что!.. Говорит в лицо одно, а за спиной делает совсем другое, губительное и подлое.
 — Согласен, но таких мало.
 — А если я из этой части?
 — Если бы из этой, тебе не дали бы сделать то, что ты сотворил. Это сильно авантюрно для человеческого сообщества. А там за этим следят строго. Без их ведома человек ничего разрушительного для всей цивилизации, не сможет натворить.
 — Наверно, ты прав. Хорошо, я попробую заняться стихомучительством, — с кривой ухмылкой, подытожил Митя.
 — Потом придет творчество, — спокойно, отозвался тот. — А какие вопросы тебя волнуют?
 Митя удивленно уставился на него, сразу не вникнув в суть вопроса. Через секунду вспомнил.
 — А-а-а… Вот что хотел у тебя спросить. Как работает техника передачи моей энергии тебе мне уже известно, но сам принцип нет. И как ребята, в мое отсутствие, ее получают?
 — Схема передачи для моих соплеменников, работает только при наличии «сигар» наших, то есть, ты из одной передаешь, а я на другой — принимаю. А принцип, основан на поляризации частиц бочи, еще неизвестных человеку. Как ты заметил, ты двумя ладонями обхватываешь шар с жидким кристаллом, где и происходит процесс поляризации. Передача энергии происходит по обратной схеме, то есть, ты еще не передал, а я уже получил.
 — Как это? — удивился Митя.
 — Ты же знаешь, что за частицы, тахионы?
 — Да. Световые, если не ошибаюсь.
 — Так вот, они движутся со скоростью, намного превышающей световую скорость, более трехсот шестьдесят тысяч километров в секунду, в зависимости от среды, даже могут многократно превышать скорость света. Они летят навстречу земному времени, то есть, от будущего к прошлому.
 — Понятно. Своего рода машина времени.
 — Ну вот, по этой же схеме работает передача твоей энергии мне. А ребята питаются от меня, тоже в «сигаре», но без шаров. Вся эта схема работает только в космических условиях, где нет ни скорости, ни времени, ни пространства, а наша «сигара», частичка этой вселенской сути.
 — Интересно… Хотел бы я, слететь навстречу всему, — мечтательно произнес создатель.
 — Человеку, до этого ох, как далеко!
 — А все-таки, он будет это делать, да? — спросил Митя, соскочив с горизонтального положения
 — Удивляюсь вам, людям… Свой организм, свою планету нифига не знаете, а вас уже тащит в глубины Вселенной! Зачем вам это? Что, вы там потеряли?
 — Так интересно же, мечта… Вдруг там ждет меня она, образ моей мечты — сине-зеленоглазая принцесса?!
 — Все ваши принцы и принцессы рядом с вами живут, вы раскройте шары свои и посмотрите повнимательней вокруг.
 — Может быть, но… там все равно, интереснее…
 — Тьфу ты… просто, баранье упрямство.
 Митя молча, улыбался Абигу, а глаза были такими мечтательными, что у двойника что-то ёкнуло там, в груди. В его голове пронеслось: «Неужели, и я могу стать таким? Я нашел свою любовь, зачем же еще где-то что-то искать? Странные создания, эти люди…»
 В хлопотах строительной суеты, Митя даже не заметил, как подкралась теплая осень, что в этих краях было редким явлением, так как Балтийское море существенно влияло на состояние климата, принося от темных и прохладных вод повышенную влажность, отчего ныли суставы, а стволы деревьев покрывались зеленым лишайником. Объекты будущего Детского Центра, освободившись от строительных лесов, теперь на солнце сверкали своими строгими, но ласкающими взор архитектурными линиями. По тому, какую отделку имело то или иное здание, можно было догадаться о его предназначении. Так, например, учебное здание со всех сторон покрывали гранитные и мраморные плиты виде геометрических фигур; на однотонных участках стен красовались высеченные в мраморе формулы по математике, физике и химии; под глазурью можно было прочесть с двадцати шагов изречения знаменитых ученых и мудрецов. Все окна имели автоматические жалюзи, реагирующие на поток солнечного света. А крыша здания, покрытая нержавеющим сплавом металлочерепицы, говорила о том, что застройщик строит на века и средств на красоту, надёжность и безопасность не жалеет. Учебный, спальный, административный и детского творчества корпуса, а также столовая, спортзал и игровые площадки меж собой сообщались так гармонично, что складывалось ощущение о едином здании, хотя весь этот комплекс соединялся галереями на разных уровнях и примыканием. Внутри помещений уже вовсю кипели монтажные и пусконаладочные работы. Монтировалось высокотехнологичное оборудование в учебном корпусе и столовой.
 Митя вначале думал, что ввод объекта в эксплуатацию затянется минимум на два-три года, очень внушителен оказался строительный объем работ, но потому как продвинулись в строительстве за лето, понял, есть реальный шанс к следующему учебному году успеть. И с финансами, похоже, проблем не будет, поскольку Абиг в Интернете, нашел очень состоятельных, заинтересованных спонсоров-филантропов. Доверенные лица этих бизнесменов приезжали для ознакомления со стройплощадкой и уехали весьма довольными, так как своими глазами увидели, что дело имеют действительно с деловым и фанатичным человеком, который их дары не пустит на ветер. Вчера Митя получил по электронной почте уведомление о готовности спонсоров к сотрудничеству и подписанию договоров. В прекрасном расположении духа он пораньше уехал к себе домой. Приняв освежающий душ, слегка перекусил на ужин. Намереваясь сесть за письменный стол к своим бумагам, он неожиданно по радио услышал программу, где обсуждались вопросы детства. Он увеличил громкость радиоприёмника и присел в кресло. Прослушав минут десять, вдруг осознал, что точно такую же программу слушал два месяца назад. «Не может быть!..» — удивленно подумал он. И у него так заныло сердце от обиды и горечи, что потемнело в глазах и сердце забилось, как синичка в клетке. Через мгновение его всего трясло от ярости. Голова сделалось чугунной — тяжелой и тупой. Все лицо залило краской крови, бельмо глаз густо покраснели, из носа обильно потекла жидкость, заставляя его шмыгать носом. Шмыгая массивным носом, он, как дряхлый старик, кряхтя, встал с кресла и пошел, шаркая тапочками к себе в кабинет. Сев за стол, придвинул ноутбук и уставился в дисплей…
 
 — Дмитрий Анатольевич! Ноб, опять объявился и выставил категоричное требование на вашем официальном сайте. Пожалуйста, ознакомьтесь, — четко проинформировал селектор голосом помощника.
 Хозяин кабинета не ответив своему помощнику, отложил бумаги в сторону и подтянул к себе ноутбук. «Вот неугомонный, теперь-то что придумал?» — подумал он и его пальцы заскользили по клавиатуре.
 «Господин Президент! Господин Председатель Правительства!
 Как известно, основой любого государства являются людские ресурсы, то есть народ. От того, в каком духовном обличии находится общество в любой стране, напрямую зависят качественные характеристики государственного механизма. За прошедший век тоталитарный режим большевиков почти полностью уничтожил те наработки демократических преобразований, какие были накоплены за несколько столетий предшествующими поколениями. Но режиму пришел конец, и усилия, которые выражались в виде безверия и равнодушия последних поколений, привели государство коммунистов к краху. Самоликвидация государственного механизма произошла только потому, что народ потерял свое духовное начало. У советского общества оно держалось, прежде всего, на коммунистической идеологии, но поскольку не имело гармоничного развития с первых дней существования советского строя, распад Советского Союза — логичный конец.
 Тот же процесс происходит в нашем новом государстве. Потеряв голову от свобод, вседозволенности, мы до конца разрушили те духовные ценности, что еще имелись в недрах российской народности. Стремясь, как можно быстрее построить новое общество с привлеченными из-за рубежа ценностями бытия, мы в итоге потеряли свой народ. Что, мы имеем в данный момент? Это — больных, невоспитанных и малограмотных детей; погрязшую в разврате, наркотиках и пьянстве циничную молодёжь; поголовно курящих и гулящих женщин, не способных рожать полноценных детей; пьющих и слабовольных мужчин, не способных принимать решения; богатых и бедных, изолированных друг от друга социальным взрывоопасным положением, и, наконец, государственных ликвидаторов, чиновников-коррупционеров, служащих только ради своего кармана.
 Как показывает история, с каждым новым поколением социальные пороки только усугубляются, поэтому существование нынешнего государства может оказаться даже более в коротком временном промежутке, чем предыдущий режим. Мне, как патриоту своей страны, не пофигу, что будет с моей Родиной через год, десять лет, даже через сто лет. А вы, похоже, не поняли или не захотели понять, с кем и чем имеете дело и с какой силой вы столкнулись? Поэтому, все мои дальнейшие действия будут для вас убедительными и непредсказуемыми. Можете мои требования считать ультиматумом, и я от вас жду срочных и адекватных ответных шагов. Итак:
 во-первых, предлагаю незамедлительно начать процесс по-всестороннему обсуждению детского вопроса для принятия доктрины по воспитанию, образованию и развитию детей;
 во-вторых, государство обязано выступить в роли органа консолидирующего усилия общественных институтов и отдельных граждан по формированию общественного самосознания своих граждан относительно детства;
 в-третьих, в кратчайший срок создать правовой механизм обеспечения прогрессивной социальной политики детства;
 в-четвертых, узаконить неукоснительное исполнение ежегодно возрастающих отчислений расходной части государственного бюджета на развитие детства;
 в-пятых, создать предпосылки для передачи полномочий, части касающиеся воспитательной, образовательной и развития детей Министерством образования в руки общественных институтов с полным объемом государственного финансирования.
 Поскольку я прекрасно знаю нашу прославленную бюрократию, способную заболтать и оплевать любое начинание, то для принятия первых решений даю срок — десять суток.
 Бюджет на предстоящий год, должен быть принят с учетом моих требований. Желаю в кратчайший срок получить ответ от Вас — господин Президент, господин Председатель Правительства, на мое обращение. И прошу свои конкретные планы, по всем пяти пунктам моего требования, выложить на своих сайтах. Отмалчиваться не советую, так как через десять суток, в случае вашего бездействия, я разверну широкомасштабные активные действия по всей стране, а каков будет результат, не ведомо даже мне. Поэтому прошу Вас к моему требованию отнестись взвешенно, и адекватно на него реагировать.
 Обещаю, при запуске Вами процесса преобразований, носящего поступательно-стабильный и необратимый характер, свою деятельность прекращать полностью и бесповоротно. Надеюсь, в нашей стране еще не перевелся ряд государственных мужей, способных принимать ответственные судьбоносные решения для страны.
     Пока без уважения, Ноб. 01.08.2011 г.

 Долго сидел глава государства, постукивая концом перевернутой ручки по поверхности стола и поглядывая в сумрачное окно, при этом слегка покачивая аккуратно подстриженной головой. «Я сам хотел бы того, что ты требуешь Ноб. Но как это сделать в кратчайшие сроки, когда выполняемость моих указов колеблется на уровне тридцати процентов?» — с сожалением, подумал президент. Он пальцем ткнул в селектор и спокойным голосом проговорил:
 — Сергей Леонидович, завтра у нас плановое совещание Совета Безопасности, пригласите туда всех руководителей силовых структур, не входящих в Совет, а также представителей Общественной Палаты.
 — Хорошо, Дмитрий Анатольевич! Будет исполнено, — твердо отчеканил селектор голосом помощника.

 Как только полковник Чилигин вошел в приемную директора ФСБ, он сразу же был приглашен в кабинет. Начальник, будучи очень простецким человеком по натуре, привстал со своего кресла и добродушно протянул для приветствия розовую узкую ладонь.
 — Здравствуй, Максим Анатольевич! Присядь, побеседуем…
 Сам тоже сел в кожаное кресло, и продолжил:
 — Ты уже ознакомился с требованиями Ноба?
 — Да, я в курсе.
 — Ну и что, ты думаешь по этому поводу?
 — Я, что-то не пойму. Какие-то детские вопросы, без политики. Я почему-то думал, что человек рвется к власти, а там даже намека нет на это. Может, мы имеем дело с каким-нибудь шизиком? Мы тут про сон забыли, а потом выяснится, что он просто сбежал из «дурки» — ответил полковник.
 — Да нет, Максим Анатольевич. Дело мы имеем вполне со здоровым, даже весьма умным человеком. Может, даже с гением. Если все это он сам сотворил, то точно с гением. Эксперты дали заключение о вменяемости и адекватности Ноба. Я уже доложил наверх.
 — И что вы в Совете Безопасности решили? — озабоченно спросил Чилигин, заглядывая в глаза начальнику.
 — Насчет Ноба, конкретно, ничего. Так и не пришли к единому мнению. Один осторожничает, другой наоборот готов весь военный арсенал кинуть на усмирение Ноба. Хотя президент и премьер были готовы принять все его условия, но Совет в целом, не одобрил форсирование конкретных шагов по выполнению ультиматума.
 — Почему?
 — Ну, как ты себе представляешь выполнение его требований? Возьмем, хотя бы увеличение бюджета на детские программы. Это же миллиарды! А где их взять? Это же затронет интересы всех высокопоставленных чиновников. Они без крови не отдадут свои прибыли от бюджетного пирога.
 — Ну, а если Ноб начнет действовать? Он же со своей армией всю страну поставит на дыбы. Кому тогда будет хорошо, я не знаю?..
 — Говорил я им подобное, как об стенку горох. Они все больны своими бюджетами и ничего не хотят уразуметь, — с досадой, ответил директор. — Единственное, на что согласились, это на организацию всенародного обсуждения детских вопросов. Но я думаю, Нобу это не понравится, значит, нам предстоят тяжелые дни, если мы не успеем за эти дни его изолировать.
 — А как это, вы собираетесь делать? — расширив глаза, удивленно спросил Чилигин.
 — Конечно, с помощью твоей группы. Впереди целых десять дней. Сам знаешь, мы за два-три дня проводили такие масштабные операции, что потом даже сами удивлялись своим успехам. Может, Фортуна еще не покинула нас? — отозвался начальник.
 — Все так, но во всех тех случаях, мы имели дело с людьми, а тут, фиг его знает, с кем?
 — Ладно, не паникуй. Может, агента попробуем внедрить?
 — Это невозможно. Чужаки на контакт вообще не идут, а самого Ноба, пока мы бессильны найти.
 — Ну, ничего, будем надеяться на успех. А что там ученые, нового нарыли?
 — Профессоры Лаудин и Гобелян, открыли новое химическое вещество, биц… Нет, не так. Сейчас… — полковник вытащил записную книжку из кармана, — а… вот, биацетилхолин.
 — И что это за вещество?
 — Ацетилхолин, известный, передает между клетками электрические импульсы в нервной системе. А у бойцов-чужаков, они несколько раз быстрее, поэтому у них такая реакция.
 — Как они это обнаружили?
 — В их крови находились поврежденные волокна нервной системы.
 — Если Богданов говорит, что боец, погибнув, полностью ликвидируется до последнего атома, то почему их кровь не исчезла?
 — Значит, боец жив, возможно, его реанимировали.
 — Может быть…
 Начальник встал со своего места, из ящика стола вытащил пачку сигарет и полез в карман за зажигалкой, но обшарив карман, ее не нашел. Потом виновато посмотрел на Чилигина и произнес с сожалением:
 — Понимаешь, никак не могу отвыкнуть от них. Ты вот молодец, никогда не курил, а я премьеру слово дал, что брошу, и три месяца уже мучаюсь. Уши опухают, как у слона, особенно после еды.
 — Сочувствую, но… — улыбаясь, отозвался тот.
 — Да еще вот что! Вашу группу переводим на повышенный уровень защиты и изоляции. Там, за бугром, засуетились спецслужбы. Есть информация, что бойцы-чужаки, они уверены в этом — это наше творение, и они весьма обеспокоены этим фактом. На их запросы наши лидеры, преднамеренно ничего конкретного не выдают. Хотят на этом кое-какие политические очки выиграть, а нам с тобой этот фактор необходимо покрыть пеленой таинственности и секретности. Понятно?
 — Да. Я все понял. Мы усилим до предела своими действиями их неподдельный интерес.
 — Ну и прекрасно, Максим Анатольевич! Работай спокойно и вдумчиво, но не забывай, у нас всего десять суток, чтобы что-то предпринять, иначе нам, как дворовая шпана говорит, кирдык, — шутливо, протянул руку на прощание директор. 
 
                XXX

 Распрощавшись с Абигом на перроне под сводами высокого вокзала, построенного в довоенное время еще немцами, Митя вошел в вагон и пробираясь между пассажирами стал искать свое купе. Отодвинув полуоткрытую дверь купе, он обнаружил, что все три места уже заняты и попутчик с верхней полки сидит на его месте.
 — А я надеялся, что четвертого пассажира не будет, и мне, удастся посидеть у окошка. Люблю наблюдать, как меняется ландшафт за окном вагона, — проговорил мужчина, выбираясь из-за стола.
 — Я тоже это дело люблю, поэтому уступить вам место вряд ли смогу. Здравствуйте!.. — иронично ответил Митя.
 Он из сумки вытащил все необходимое в дороге и запихал сумку в ящик под сиденьем. С разрешения попутчиков, благо не было женщин, переоделся в спортивный костюм и переобулся в кожаные тапки с задником. На плечики аккуратно повесил костюм у изголовья, а коричневые туфли запихал в проем между обогревателем и багажным ящиком.
 За окном замелькали строения все быстрее и быстрее. Минут через десять, поезд оставил прославленный город и весело покатил вдоль заросших бурьяном полей. А ведь еще совсем недавно, Митя отлично помнит это время, все поля обрабатывались и давали несметный урожай. Ни одного кусочка земли не было пустующего. По весне на полях стоял такой гул от тракторов, что в близстоящих домах невозможно было спокойно спать по ночам. «Куда все подевалось, куда вся эта мощь ушла? А теперь? Жрём, именно жрём, импортную дрянь с химикатами, носим яркие одноразовые тряпки. Вроде живем лучше, чем прежде, а радости нет от такой жизни» — с тоской подумал он. Только отъехав от города километров десять, он заметил, что поля кое-где обработаны, и что-то там растет. Земля-матушка находилась в полнейшем запустении, на заброшенные поля агрессивно наступала молодая лесная поросль, тем самым, расширяя границы лесных массивов.
 Наблюдая за мелькающими деревьями, Митя с улыбкой вспомнил, как впервые путешествовал по железке, когда поехал поступать в Харьковское Военно-авиационное Училище. Молодой сопляк из глухомани с семидесятипятью рублями в кармане, в шестьдесят седьмом году прошлого века, впервые сел в общий плацкартный вагон, где можно было спать только сидя на жёстких фанерных сиденьях и, поехал в неизвестность — искать романтику души. Никогда, ничего примечательного, не видавшему парнишке было так интересно, что он глядел в окно не отрываясь, запоминая дома, реки, мосты и даже цифры на километровых столбиках. Когда поезд, после остановки в Рузаевке (Мордовия), вдруг поехал назад, Митю охватил страх. Он подумал, что ему, наверное, надо было там выйти и пересесть на другой поезд, прокомпостировав билет. Застенчивый, плохо говоривший по-русски парнишка, даже не расспросив у проводника, что да как, на первой же станции, в Медведевке, где поезд остановился всего на две минуты, спрыгнул с подножек вагона и, проводив глазами хвост своего поезда, пошагал к зданию станции. Железнодорожник в форме, проводивший своей желтой палочкой состав, увидев парнишку с чемоданчиком, подошел и участливо спросил:
 — Тебе что, плохо стало?
 — Да… — обрадовался Митя наводящему вопросу.
 — А куда ты едешь?
 — В Харьков…
 — Поезд только завтра будет, после обеда. Тебе придётся переночевать здесь, на голом сиденье, вытерпишь?
 — Да.
 — Может, тебе лекарство какое-нибудь надо? — с тревогой, спросил дядька.
 — Нет…
 — Ну, смотри сам. Завтра я тебе билет перекомпостирую, и поедешь спокойно. Хорошо?
 — Хорошо…
 Наверное, начальник станции понял, что с парнишкой что-то происходит, поскольку по Митиному виду, можно было сразу догадаться, что молодой человек впервые куда-то поехал и с ним могут случаться всякие казусы.
 — А ты, откуда едешь-то?
 — С Алатыря…
 — Из Алатыря? А-а-а… Ну, понятно. Ты, наверно, подумал, что поезд назад поехал? В Рузаевке поезд от вокзала катит назад и постепенно поворачивает на юг, на Харьков. Ну, ничего, завтра поедешь дальше, — объяснил он, показывая полукруг рукой.
 Сорок лет прошло с тех пор, а Митя до сих пор с благодарностью вспоминает, как самый рядовой человек проявил к нему столько великодушия и участия, и главное, такта. Ни одним словом не обидел, не унизил его за эту глупую оплошность. С волнением, вполголоса, он проговорил:
 — Спасибо тебе, дяденька…
 — Мне что ли? Вообще-то, для вас, я еще не дяденька, мне только тридцать четыре, — свесив голову с верхней полки, удивленно отозвался молодой попутчик.
 — Да нет, это не вам, — с хохотком ответил Митя. — Вспомнил одну историю из юношества, всякое в жизни бывало.
 — А-а-а… — протянул сосед, откинувшись на свое место.
 — Товарищи пассажиры, приготовьте документы, подъезжаем к литовской границе, — громко объявил проводник, приоткрыв купейную дверь…
 Новая иномарка российского производства стремительно неслась по вполне приличной асфальтированной дороге между стройными соснами. Митя до крайности был удивлен, что к его родной деревне проложена такая классная, для бесконечных просторов России, дорога с твердым покрытием. Не прошло и двадцати минут, как впереди замелькали знакомые силуэты домов. Ландшафт из детских воспоминаний, значительно разнился с современным, но, тем не менее, знакомые очертания и возвышающаяся за новым кирпичным зданием его родная деревянная двухэтажная школа, говорили о том, что это все-таки его родная деревенька. Хорошенькие деревянные дома на солнце сверкали резными наличниками окон как-то безмятежно и весело. Мите даже показалось, избы как-будто вытянулись вверх. В детстве они были скособочены и приземисты, темны, даже мрачноваты. Может от того, что тогда больно уж бедно жили. А теперь вон, у многих легковушки и всякая техника сельскохозяйственного назначения возле дворов, что намекало на зажиточность и трудолюбие хозяев. Прежней сельской картины он не увидел. В пору его детства все улицы села были завалены колотыми и не колотыми дровами, хлыстами строевого леса, разлохмаченными горбылями на дороге, в колее от машин.
 — Тут потише поезжайте, пожалуйста… — попросил Митя водителя такси, когда стали проезжать центральную часть села.
 Конечно, не центр родного села волновал его, а родительский дом, расположенный за магазином. Мельком он заметил, что дом пустует, хотя кому-то принадлежит, поскольку входная дверь была заперта на висячий замок, и что успел понять — ведутся мелкие ремонтные работы. Комок подкатил к горлу, придавив дыхание, принося в грудь дискомфорт. От ритмичной работы сердца завибрировало в животе. Дрожь резко поднялась до головы и вырвалась из глаз со слезинкой, заставляя хозяина быстро-быстро заморгать веками. Чтобы не уронить слезинки из глаз, Митя приподнял голову, повернув её на правый бок, и с прищуром, стал всматриваться в знакомые дома с тревожной мыслью: «Не пропустить бы Володин дом. Интересно, узнаю или нет, может, перестроили до неузнаваемости?»
 — Здесь, направо, — слегка скомандовал он, заметив и без труда узнав знакомую избу.
 Взяв, в одну руку тяжелую сумку с гостинцами, а второй рукой большой пакет с дорожными принадлежностями, он уверенно двинул к крыльцу. Без звонка толкнул полотно двери коленом, сняв со щеколды. Оказался в чистых сенцах, где пахло знакомым запахом трав. Он поставил свой багаж на крашенный коричневый пол около двери, открытой во двор и начал разуваться. В это время, в проеме двери, показалась Ира, жена друга Володи, с пустым ведром из-под молока. Увидев Митю, она метнулась назад, поставила там ведро и с улыбкой кинулась к гостю.
 — А мы, вас с утра ждали… Ну, а потом подумали, что завтра приедете. А я тут корову доила, вылила молоко в сепаратор, да услышала, что кто-то подъехал, и побежала, дура, с пустым ведром. Вы уж простите меня, дуру, — быстро, как пулемет, затараторила она.
 — Да все нормально, не волнуйтесь. Здравствуйте! — весело, в том же ритме, ответил он.
 — Ох, извините! Даже поздороваться забыла, вот дуреха, — засмутилась она. — Проходите в дом. А сумки там, наверху можно поставить, там почище.
 — У вас и здесь пол блестит, как лакированный, — отозвался Митя.
 Взяв сумки, он поднялся по ступеням на целый метр, где крашенный пол сверкал зеркальным блеском. В это время входная дверь в дом приоткрылась и оттуда высунулась разлохмаченная голова Володи. Он был неузнаваем. Знакомые черты лица почти не просматривались. Руки, согнутые в локте беспрестанно дрожали, что говорило о болезни Паркинсона. Наклонившись вперед, он почти бегом, сделал три шага к Мите, уткнувшись своей седой щетиной к Митиной щеке.
 — Здравствуй, друг мой, здравствуй!.. — дрогнувшим голосом, поприветствовал Митя.
 — Привет… Мить… — с вибрацией и заторможено, отозвался друг. — Проходи, проходи в дом… Мы тебя уже двое суток ждем, после твоего звонка.
 Он также, падая вперед, побежал в дом.
 — Вот так он у нас теперь ходит. Прямо ходить уже не может. Если куда идем, приходиться его тормозить, просто убегает от меня — проинформировала жена друга. — Вы пока умойтесь с дороги, а я щас быстренько все на стол соберу. У меня все готово, только пельмени поставлю на огонь.
 «Эка как, тебя эта зараза закрутила» — подумал Митя, сочувственно глядя на друга, бегающего из комнаты в комнату.
 Много было сказано добрых слов за столом, обильно заставленным разными яствами. Помаленьку выпивая домашней водки, изготовленной под коньяк, из крошечных рюмочек, вспомнили и детство, и юношество и взрослую жизнь. На Митю посыпалось столько информации, сельских новостей, что он тогда еще подумал: «… Ведь не запомню, все это». Но напрасно он так думал, все подробности деревенской жизни, крепко засели в памяти.
 Утром следующего дня после плотного завтрака Митя в сопровождении Иры и Зины, жены Володиного брата, двинул свои стопы по полевой дороге, в сторону деревенского кладбища. В животе у Мити было полно пищи, и дурновато, поскольку по дороге на погост, они с Ирой заглянули к брату друга, к Николаю. А Зина так нахраписто потчевала, что невозможно было, не обидев, отказать ей. Пришлось попить водочки и отведать высококалорийную пищу, а ведь еще предстояло после обеда идти в гости к Вере, к сестренке Володи, в которую, Митя был влюблён в десятом классе и намеревался жениться на ней, когда она подрастет.
 На кладбище все здорово изменилось. Оно стало намного обширнее и густо заселилось черными бугорками. Митя с трудом, при помощи женщин, нашел могилу матери. И попросив их оставить его одного, опустился на колени, понурив свою седую голову. Мгновенно в памяти, высветилась вся жизнь при живой матери, и слёзы с огорченного лица закапали на могильную увядающую траву…
 На следующее утро, узнав, где живет теперешний владелец его родного дома, Митя, даже не позавтракав, прошел переулком на соседнюю улицу и не спеша пошел направо, считая дома. На удивление, после первых же слов, хозяин скоро и с радостью согласился на продажу дома.
 — Я давно разочаровался в этой покупке. Ни сам со своей семьей, ни моя дочка с зятем в этом доме не ужились. Не знаю почему, но жизнь там очень сложна и полна бедами. Я уже собрался его продать, даже мелкий ремонт затеял. Ваша цена меня вполне устраивает, — весело проговорил мужчина.
 — Ну и отлично! Берите документы на дом и сходим сейчас же в сельсовет, оформим сделку, если, конечно, вы не возражаете?
 — Да нет. Какие возражения? Я сейчас переоденусь, — сказал хозяин, суетливо засеменив в соседнюю комнату.
 В обед, Митя с документами на руках, отперев амбарный замок, перешагнул порог родного дома. Войдя в избу, он с удивлением заметил, что внутри почти ничего не изменилось, дом не подвергался перепланировке. Даже огромная русская печь стояла на своем прежнем месте. Только вместо тканевой занавески, отделяющей кухню от комнаты, была устроена дощатая перегородка. Он повернул голову направо и, комок невольного внутреннего давления, передавил ему горло. Глаза увлажнились, он поспешно стал глотать нахлынувшие слёзы. Железная кровать с никелированными металлическими шариками, стояла на своем месте.
 — Эта же наша кровать, на которой мать умерла… — с дрожью, вполголоса вырвалось у Мити.
 Ноги подкосились, он прошел к самодельной скамье у окна, и подавленный, присел на неё. На Митю опять нахлынули воспоминания детства. Увидев на подоконнике небольшое углубление для колки лесных орехов, он ясно вспомнил своего друга, дядю Семена. Этого однорукого природного силача, который в сельповском складе одной рукой закидывал на спину семидесятикилограммовые мешки с сыпучими товарами: сахаром, крупами, солью и заносил их в магазин, где он работал ночным сторожем. Свою руку он оставил во вторую Отечественную, в прифронтовом госпитале, где её, хирург, оттяпал по самое плечо. Потеря в те времена, ничем невосполнимая для труженика послевоенной деревни российской глубинки. По этой причине, он запил. В первое время, конечно, чтобы снять невыносимые ночные боли, когда каждый палец тянет, словно к нему привязана пудовая гиря. Ну, а потом этот розовый туман в глазах, стал необходимостью, без которой дядя Семен уже не мог прожить и дня. Он каждый день приходил в Митин дом. С порога снимал свой полукожаный картуз, не глядя, вешал его на деревянный крюк, с полдюжины которых были прикреплены к бревенчатой стене дома, возле входной двери. Здоровался и не дожидаясь ответа, проходил к столу и садился на широкую сосновую скамью, занимающую две трети пространства всей фасадной стены дома.
 Митя улыбнулся и хмыкнул, вспомнив тот солнечный день, когда дядя Семен широко приоткрыв входную дверь, закинул ногу через высокий порог, скинул слегка замасленный картуз и весело, даже возбужденно, поприветствовал:
 — Пламенный привет, моему другу Мите от моей Матрёны и от меня лично!
 Митя, стоявший на коленях на широкой скамье, прекратил свое занятие по колке лесных орехов в подоконочной дырке, и вполоборота повернувшись, отозвался ответным приветствием:
 — Доброе утро… Орехов будешь?
 — Да нет, Мить. Кушай сам, они тебе полезней. Ты растешь, а мне уже некуда расти, только к земле. Спасибо…
 Дядя Семен, проходя к столу, заметил мать, управляющуюся в кухне, где она спешно вытаскивала из печи длинной и широкой кочергой на деревянной ручке большие с высокими бортами противни. Завтра ожидалась Троица, большой религиозный праздник православных, и весь дом пропах изумительным ароматом булочек, пирогов, ватрушек и всяких крендельков, накрытая гора которых уже возвышалась на широком обеденном столе.
 — Привет, Пелаша! Бог в помощь. Я бы сам помог, но не умею печь. Так-что, извини…
 — Привет! Да… ладно, как-нибудь сама управлюсь. Вот, последнюю партию вытащила. Сейчас чугуны в печь запихаю и посижу с вами, пристала сегодня я что-то. Ночью приходилось вставать и перемешивать тесто. Опара хорошая получилась, тесто так и норовило убежать, — ответила мать, в приподнятом предпраздничном настроении.
 Мать, взяв большой ухват, затолкала в зев печи вначале большие чугуны с картошкой для скотины. Потом, поменяв, большой ухват на средний, поставила чугуны поменьше, уже с едой для себя. Поставив в угол печи ухват, взяла самый маленький и, приподняв малюсенький чугунок с молочной кашей, осторожно поставила его прямо за заслонкой. Надев старые из грубой ткани варежки, плотно придавила заслонку к зеву печи. Кочергой, прикрыла вьюшку под потолком.
 — Ну, вот и всё, — облегченно вздохнула мать, присаживаясь на массивный деревянный табурет.
 — Моя Матрена тоже сегодня что-то там печёт. Я с утра ушел из дома, поэтому не знаю, справилась она или нет, — как-то озабоченно, пробормотал дядя Семен.
 — А ты куда уже смотался с утра-спозаранку?
 — Да вот, к Клавдии ходил. Обещалась от алкоголизма меня вылечить. Вот пузырек с приправой дала. Сказала, от зелья зависимость как рукой снимет. Поэтому к тебе пришел. Я знаю, ты мне в помощи не откажешь, — произнес дядя Семен, протягивая матери, вытащенную из внутреннего кармана полувоенного френча, чекушку, наполненную какой-то мутной жидкостью. — Вот, смотри!
 Мать взяла в руку бутылочку, вытащила газетную затычку и поднесла к носу, и тут же отпрянула от горлышка.
 — Фу-у!.. Какая гадость вонючая. И дёгтем, и навозом, и еще какой-то травой пахнет. И как же ею лечиться? — спросила мать, возвращая приправу владельцу.
 — Три-четыре капли на стакан самашки, и два раза в день пить, утром натощак и вечером за полчаса до ужина.
 Он осторожно накапал, в стоящий на столе граненый стакан, колдовского зелья, и протянул матери.
 — Пелаша, наполни… Только до краев не надо, иначе зелье не сработает. Нужна определенная доза.
 Мать со стаканом пошла в кухню и через минуту вернулась, бережно неся почти полный сосуд с желтой и вонючей дьявольской жидкостью, которую в те времена изготавливали из вареной картошки, свеклы и ржаной муки. Почти в каждом деревенском хозяйстве тогда стояли деревянные, на пятнадцать ведер, бочки с брагой. Из этой гремучей бурды варили вонючий и желтый самогон. Без магарыча в то время никто никаких услуг не оказывал. Зачастую, стоимость магарыча намного превышала стоимость самой услуги, но этот аспект мало кого волновал, так как настоящий специалист в каком-нибудь деле стОил больших денег, которых у сельчан просто не было, разве что у тех, кто работал в бюджетной сфере и имел гарантированный оклад. Этот слой тружеников мог себе позволить рассчитываться наличными и по этой причине деревенские мастеровые их обслуживали в первую очередь и с большим желанием, но госслужащих было мало, что накладывало некоторую конкуренцию между спецами.
 — На, попробуй, может, правда поможет. Говорят, она вылечила Петра Чернова из Сойгино. Он уже четыре года как эту заразу в рот не берет, — проговорила мать, протягивая своему другу детства стакан с водкой.
 — Я тебе, что и говорю, может, поможет, а то я чувствую, не доживу я до пенсионного возраста. Что-то плохо стал чувствовать себя, утром еле-еле голову от подушки отрываю.
 В течение недели дядя Семен как на работу, заходил за очередной порцией «лекарства» от алкоголизма. И каждый день он убедительно просил мать, чтобы она не доливала стакан до краев, ибо не подействует.
 А сегодня, ближе к обеду, к матери пришла тетя Матрена, жена дяди Семена, разузнать у матери, когда к ней придет её подруга, монахиня Мария, часто захаживающая просто так, чтобы побеседовать и рассказать последние церковные новости и слухи. Монахиня Мария ходила пешком на любые расстояния, но бывало, что приезжала в кузове какого-нибудь грузовика, подобравшего её по дороге. Потом она про свое путешествие, так волнительно и красочно рассказывала, что Митя до сих пор помнит многие нюансы её дорог. Когда она бывала в Митином доме, то женщины, среди которых находились даже довольно молодые бабы, хотя было время ярого атеизма, втихаря от властей собирались на посиделки. И внимая ласковый и одушевленный нежно-темберный голос монахини, многие часы просаживали в прохладном деревянном доме летом, когда не было напряженной работы, или в теплой избе, в студеную зиму, забыв про все бытовые проблемы, оставленные за порогами своих домов. Тетя Матрена собралась было уходить, когда мать неожиданно спросила:
 — Ну что, Матрена, зелье Клавдии помогает Семену?
 — Какое зелье? — удивленно, вскинула та брови.
 — Он же, к колдунье Клавдии ходил, и та, ему что-то нашептала в чекушку. Он уже неделю принимает. Я ему два раза в день наливаю по стакану самогона. Он туда накапает несколько капель из вонючей бутылочки и выпивает. Говорит, вроде легче становится, даже повеселел.
 — Вот зараза!.. — всплеснула руками, Матрена. — А я, дура, все терялась в догадках, где он нашел дыру? Приходит домой и уже поддатый. Я уж подумала, что кто-то авансом его поит, чтобы ярмо ему накинуть. Сейчас, вон в каждом доме, море работы. Вот бессовестный! А я думаю, что он там, в чекушке, смешивает прутиком, даже конского навоза туда накидал? Вот сволочь!.. Я спросила, а мне-то приврал, что средство делает антигрибковое для пальцев ног. Ну, скотина!..
 Еще долго тетя Матрена сокрушалась. Потом обе как начали хохотать… Чуть ли не до коликов натряслись. Правда, вечером, когда великий махинатор пришел за очередной порцией спасительного лекарства, и после его извинений за обман, мать все-таки расщедрилась и налила ему полный стакан желанной жидкости, которую он с превеликим удовольствием опрокинул в свой жадный рот и шумно закусил молоденьким зеленым лучком с подоконника.
 Мать потом еще несколько раз пересказывала своим подругам, этот неординарный случай, отчего те ухахатывались, хватаясь за подвязанные передниками животы. Но мать не обижалась на Семена, ибо он был доброй души человек, и никогда не отказывал в посильной помощи. И пьянство ему прощала, поскольку проживая в страшную эпоху тирании, войны, разрухи и голода, она прекрасно понимала и сочувствовала внутреннему миру своего друга Семена.
 На следующий день Митя с удвоенной энергией принялся за организацию ремонтно-строительных работ на территории родного гнезда. В первую очередь, он пригласил, в качестве прораба, друга детства Николая, который прекрасно разбирался в деревянных конструкциях и был весьма ушлым и нагловатым в социально-бытовых вопросах. Митя вручил ему проект своего будущего хозяйства и подробно разъяснил все нюансы ремонтно-строительных работ. По проекту предстояло полностью демонтировать дом и заново собрать, заменив негодные элементы. И что было немаловажно, обновленная изба в прежнем виде должна быть поставлена на железобетонный фундамент, отделанный красным гранитом. Все это объяснив, Митя сделал небольшую паузу, и опять обратился к Николаю, заострив его внимание на последних словах:
 — Коль! Я тебе доверяю и надеюсь, что ответственно отнесешься к моему поручению. И прошу тебя, пожалуйста, произведи работы интенсивно и качественно.
 — Понятно. Дом будет стоять на этом же месте или куда-то подвинем? Ты, вроде говорил, что хочешь подвинуть? — спросил тот, внимательно вглядываясь в Митины глаза.
 — Я завтра утром проверю местность и укажу, где конкретно будет стоять дом, а где пирамида.
 — Пирамиду я никогда не строил и не могу тебе гарантировать высокое качество работ, — озабоченно, отозвался Николай.
 — Ты не беспокойся, Коля. Специалисты, которые завтра приедут, профессионалы, их не надо учить. Твоя задача, контролировать ход строительных работ и своевременно обеспечить их фронтом работ, то есть, бесперебойно снабжать стройку материалами. Ты себе, из деревенских, подбери помощников, сколько надо, чтобы ребята не простаивали. Они работают слажено и быстро, поскольку пашут весь световой день. Ребята молодые, сильные, все спортсмены, Так-что тебе придется попотеть. С транспортом проблем не будет?
 — Нет. И грузовик есть, и трактор с прицепом. Мужики непьющие, серьёзные.
 — А сам как, не сорвешься? — неожиданно улыбаясь, спросил Митя.
 — Я вообще-то, когда работаю, не пью. Как сдам объект тебе, так отмечу. Ты же, наверное, поставишь магарыч? — тоже улыбаясь, ответил прораб. — Положено…
 — Ну, раз положено, куда ж я денусь, придется…
 В семь часов утра, Митя уже был в родном гнезде. Настроив биорамку, две метровые толщиной в мизинец, ивовые свежесрезанные палочки, связав их крест-накрест, а в центре, привязав метровый шнур, он пошел в конец огорода. Вытянув вперед руку с биорамкой, он почти час обследовал территорию, записывая результаты в тетрадку.
 — Ну что, нашел место для дома? — спросил, подошедший прораб, Николай.
 — Да. Оказывается наш дом стоял на самом плохом месте. Когда я начинаю подходить к нему, биорамка с ума сходит, вращается, словно пропеллер самолета. А говорили, раньше в деревне знаток был, который знал, где дом ставить. Неужели он не проверял это место? — с досадой и обидой, спросил Митя.
 — А фиг его знает… Как я знаю, по байкам стариков, наши дома перестраивались после войны, тогда вряд ли было до проверок, ведь больше половины мужчин села не вернулись с фронта.
 Митя обухом топора забил деревянные колышки по углам, в местах будущего дома и пирамиды.
 — Я приблизительно отметил, ты потом точно установишь. Только, пожалуйста, по компасу установи, где север-юг, чтобы дом и пирамида строго стояли по краям света. Хорошо?
 — Найдем, хотя я без компаса тебе скажу, в полдень, где юг или север.
 — Вот и прекрасно, но перестраховаться компасом надо.
 Повернув голову на шум, продолжил:
 — Во! Вот и ребята подъехали.
 Микроавтобус, подъехав к дому, с визгом тормознул и умолк. Тут же подъехал автотягач, буксировавший на жесткой сцепке десятиметровый прицепной автовагон, в советское время назывался кунгом. Молодые ребята, выйдя из автобуса и выгрузив сумки с вещами и коробки с инструментами, собрались возле тягача в ожидании. Один из них отошел от группы и направился к стоящим мужчинам. Подойдя вплотную, поздоровался почтительно.
 — Коля, познакомься… старший, Атронь. В общем, Анатолий, — не очень уверенно, сообщил прорабу имя своего виртуала Митя.
 — А что, не нашенские? — удивился тот.
 — Наши. Они же сейчас продвинутые, поэтому имена у них такие странные. Чего ты хочешь, век компьютера. Во всем и везде одна экзотика. Ну, да ладно…
 Обращаясь к Атроню, продолжил:
 — Анатолий, давайте, бытовку установите в углу участка около опоры ЛЭП, чтобы можно было легко подключиться к электросети. А это, Николай, ваш прораб. Познакомь его с ребятами, и начинайте работать.
 — Хорошо, понял, — ответил молодой, хорошо сложенный физически, строитель.
 — Ребята у тебя все на подбор, накачанные и резвые, хоть на конкурс красоты выставляй, — проговорил Николай, провожая взглядом виртуала.
 — Я их, очень долго искал, но не жалею о потраченном времени, они здорово выручают меня, — самодовольно отозвался Митя, хитро косясь на прораба.
 И вдруг на лице друга он заметил тленный цвет. С сожалением подумал: «А ведь ты, Коля, не жилец на этом свете». В страхе за своего друга, отогнал от себя фатальные свои мысли, проговорив мысленно: «Прости его, и меня, Боже!»
 На объекте бурно закипела деятельность. Дюжина сильных и умелых ребят за считанные минуты установили автодомик на опоры, затащили свой багаж и через мгновение вышли уже переодетые в рабочую спецовку. Подойдя к новоиспеченному прорабу, встали полукругом для получения инструктажа.
 К обеду деревянный дом был разобран, бревна от него пронумерованы и сложены в штабель. Привезенный на грузовике средний экскаватор-бульдозер, шустро разровнял грунт на месте бывшего дома, а рабочие горючий строительный мусор сожгли в овраге, так как в деревне такой мусор, и вообще, любой мусор, никуда не выкинешь — нет мусоросборников. Что понравилось прорабу, это то, что ребята с новой техникой были на «ты». Он стоял и любовался, как бульдозерист ловко и умело управляет техникой, оставляя за собой ровные полосы отгребённой земли…
 В строительных хлопотах незаметно пролетели две недели. На синеватом крепком железобетонном фундаменте уже собрался бревенчатый дом из двух больших комнат и прихожей. С южной стороны избы на всю длину стены, была пристроена светлая веранда. Вся стеклянная с прозрачной пластиковой крышей, она не препятствовала солнечным лучам проникать в дом, отчего в комнатах, с двумя полутораметровыми окнами, с первых секунд пребывания в них складывалось умиротворенное и радостное настроение, что сразу же ощутил на себе Митя. В прежней комнате, расположенной с правой стороны от входа, все оставалось как раньше. Большая русская печь, которую мастер уже выложил до трубы, возвышалась на своем прежнем месте. Потолок, пол, перегородка белели желтизной сосны своей поверхностью, в унисон чуть-чуть коричневатому обеденному столу, широким скамьям вокруг него, и таким же табуреткам, полдюжины которых находилось под большим столом.
 Во второй комнате слева от входа все убранство было устроено по-современному, где колготилась молодая женщина, обустраивая пространство под себя, поскольку она устроилась на работу с постоянным проживанием в Митином доме. Женщине в обязанность вменялось: управлять всем будущим придомовым хозяйством, хранить и беречь, как свое имущество. Женщина эта, Анна, была очень довольна, что ей посчастливилось найти приличную работу, и что немаловажно, высокооплачиваемую. Ведь в деревне количество вакансий весьма ограничено и до смешного низка оплата труда, а тут такая везуха. Она уже не ждала, после позавчерашнего тестирования, когда на одно место претендовали двадцать четыре человека, среди которых были молодые и красивые женщины. Но вчерашний предвечерний телефонный звонок круто изменил весь настрой Анны, поэтому она с утра, к семи часам, прибежала на объект и, дождавшись Митю, подошедшего к восьми часам, получила все условия и наставления по работе. Работница и работодатель договорились довольно быстро и без взаимных претензий. Анна, сразу же определила, что обязанности, хотя на первый взгляд, и жестки, но не обременительны. Единственное жесткое условие Мити было то, что Анна не могла, ни под каким предлогом, оставлять хозяйство без присмотра. Если ей необходимо будет отлучка, то она обязана вместо себя оставлять доверенного человека. А с этим у Анны как раз проблем не было, поскольку родная сестра, старше на пять лет, вот уже третий год не могла устроиться на постоянную работу, удовлетворяясь разовыми заработками.
 На заднем плане двора под красной крышей, как и дом, из металлочерепицы, красовались хозяйственные постройки с полным набором помещений крестьянской жизни, хотя необходимости во всем этом не было. Но Митя хотел, чтобы двор был настоящим деревенским, со всякой живностью.
 В метрах двадцати от двора, почти в центре участка, возвышалась девятиметровая из свежих сосновых брусьев пирамида, с основанием шесть на шесть метров. По три окна на каждой стороне её, говорили о том, что пирамида устроена в трёх уровнях, и плоскости сторон строго перпендикулярно направлены на стороны света. Работы в строении подходили к концу.
 Митя, удовлетворенный ходом месячных строительных работ, решил было присесть на штабель остро пахнущих смолой досок, сложенных за хозяйственными постройками, но услышал со стороны пирамиды громкий голос прораба.
 — Что случилось, Николай? — спросил Митя, подойдя к размахивающему руками Николаю.
 — Я вот, Анатолию доказываю о необходимости в десяти метрах от пирамиды, установки громоотвода. Ты сам знаешь, какие у нас грозы!.. — ответил тот эмоционально.
 — Помню, Коля, но громоотвод не понадобится.
 — Почему? Вон, какая высота! Первая же гроза, и от нашего труда, один пепел останется, — взмахнул рукой в небо, прораб.
 — Дело в том, что такое пирамида никто из ученых, на данный момент объяснить толком не может, но в истории не было случая, чтобы они горели от молнии.
 — Да?.. Тогда я молчу… Анатоль, ты прости меня, что я наскочил на тебя, по-своему незнанию, — обратился Николай к улыбающемуся строителю.
 Месяц сентябрь, месяц-листопад, порадовал Митю своей теплой и сухой погодкой, хотя осенний дождик иногда, намачивал округу своими уже не теплыми водами, но ему, раскиселить дороги, не удавалось, поскольку температура окружающей среды была довольно высокой, что позволяло земле быстро высыхать.
 Все строительные работы подошли к завершающей фазе. Парни занимались благоустройством территории, которая контрастно отличалась от соседских домовладений своей несхожестью. Весь огород по периметру обсажен фруктовыми саженцами в торфяных горшках, где по листикам можно было распознать яблоньку, вишенку, грушу или абрикосину. В центре будущего великолепного сада красовалась своими желтыми боками, невиданная для сельчан пирамида, предназначение которой никому не было ведомо, даже Николай не смог до конца угадать истинное предназначение сооружения, хотя и делал попытки выудить секрет строения. Предположив, по многочисленным полкам и массивному самодельному письменному столу, что здесь, скорее всего, разместится Митина библиотека, он перестал задавать вопросы и азартно продолжил руководить доверенным ему строительным объектом. Условия устного договора не позволяли прорабу расслабляться и он с удвоенным усердием трудился в полной уверенности в том, что еще до морозов завершит строительные работы и получит свои, обещанные Митей, весьма неплохие премиальные деньги.
 Двор и подъезд к дому были выложены тротуарной плиткой серо-коричнево цвета. Такая же плитка полутораметровой дорожкой тянулась к пирамиде под дюралевыми арками, расположенными на расстоянии двух метров друг от друга. На арки, в непогоду и зимой, при помощи туго натянутого троса, электродвигателем натягивалась толстая полиэтиленовая пленка, что позволяло дорожку содержать в идеальном состоянии. Вдоль дорожки по обе стороны тянулись зеленые ряды кустов смородины, ежевики и крыжовника. А пирамиду окаймляли кусты сирени и черёмухи, между которых уютно расположились удобные, с вычурными линиями отделки, садовые скамейки. Митя сразу оценил их пользу, на этих сиденьях он превосходно себя чувствовал. На него наваливалось какое-то умиротворение и покой, которого так не хватало ему в последнее время. И сегодня ближе к вечеру он присел на одну из скамеек и, блаженно вытянув уставшие ноги и опрокинув лицо к небу, отдался всем телом теплым и убаюкивающим лучам солнца. То, зажмурившись, то приоткрывая веки, он ловил радужные блики светила своим зрением и наслаждался игрой света, ни о чём не думая, полностью отключившись от реального мира.
 «Б-з-з-з…» — завибрировал мобильник в боковом кармане, заиграв знакомой мелодией.
 — Привет, Митя! — поприветствовала трубка, родным голосом. — Как у тебя там дела?
 — Привет, Абиг! — отозвался он. — Нормально. Работы на днях закончим. Получилось даже лучше чем я ожидал.
 — Вот и отлично. Я думаю, там уже без тебя справятся. Давай, дуй сюда. Пора действий подошла, самый благоприятный момент для тебя. Все твои планы, если сейчас начнешь работать, благополучно совершатся. Приезжай, мы с тобой все детально обсудим и, в атаку…
 — Раз ты говоришь, значит надо. Завтра же вылетаю.

                XXXI

 — Привет! Как прилетел? — протянул руку Абиг, а второй рукой взялся за сумку.
 — Привет! Да нормально, только при приземлении немножко поволновались, — ответил Митя, отдавая тяжелую сумку. — Пилот, то ли новичок, то ли «под мухой», аппарат так припечатал к бетонке, что все подумали, конец. Я в хвосте сидел и видел, как крыло изогнулось, но, слава Богу, обошлось.
 — А ты, на будущее, знай, и не бойся, если на борту есть хоть один праведный человек, то с лайнером ничего не случится.
 — А я откуда знаю, есть он, этот праведный, в салоне или нет? У него что, на лбу написано, что он избранный?
 — Ты, избранный…
 Митя, повернув голову, выразительно посмотрел на двойника.
 — Ты, кирпичей что ли накидал в сумку? — с улыбкой спросил тот.
 — М-м-м… А-а-а… Земляки напихали гостинцев. Там десяток баночек с грибами, ягодами и солениями. Тамошняя пища здорово отличается вкусовыми характеристиками от нашей еды. Здесь у нас мало солнца, поэтому пища сильно пресная, не вкусная. Попробуешь, сам оценишь, — не сразу отозвался Митя.
 Выйдя из аэровокзала, они не спеша направились к автомобилю, лавируя между припаркованными машинами.
 — Так чего ты вдруг засуетился с действиями? — спросил создатель, когда машина выкатила на трассу.
 — Ты прекрасно знаешь менталитет русского человека. По осени его, внутренний чертик, всегда подталкивает к агрессивным действиям. В данный момент в обществе очень высоко протестное настроение, что тебе на руку, тем более, по условиям твоих требований ничего не делается. Просто, тянут время, чтобы выйти на тебя и взять в разработку.
 — Я по новостям заметил, идут активные обсуждения. Значит, что-то делается… Поэтому я не дергаюсь, даже сроки ультиматума отодвинул, зная русский менталитет.
 — Эти обсуждения могут продлиться на десятилетия, а воз проблем от этого не уменьшится. На законодательном уровне ничего нет, даже в первом чтении.
 — Вот сволочи! — выругался Митя, сжав зубы, отчего по щеке побежали желваки.
 — Ладно, успокойся… Ты начинай действовать, там видно будет. Только подумай хорошенько, чтобы себе шею не свернуть. Ты руку поднял на систему, а она неподвластна даже самому крутому гению. Тебе тоже, если будешь действовать один. Тебе, если решился на активные действия, необходимо расшевелить большие массы граждан страны, чтобы разрешить свои вопросы, — проговорил Абиг спокойным тоном и придавил на акселератор.
 После того, как ознакомился с проделанной Абигом работой по строительству Детского Центра и, выказав ему удовлетворение итогом работ, Митя удалился к себе в деревню, попросив своего двойника, чтобы его не тревожили пару дней пока он сам не позвонит. Он намеревался в течение двух дней принять какое-то конкретное решение и разработать план дальнейших действий. Он с желанным удовольствием изолировался ото всех в новом, пахнущем новостройкой, доме. С минуту постоял у окна, выходящего на восток, вполголоса проговорив несколько слов с внутренней дрожью в районе желудка, присел за дубовый письменный стол и с вожделением взял в руку красную пластмассовую ручку.
 Двое суток, с короткими перерывами на сон, он интенсивно трудился. Исписал десятки листов бумаги, которая стопками лежала на столе, диване и подоконниках. Корзина для бумаг заполнилась скомканной бумагой. Временами он выходил из-за стола, подходил к окну и долго стоя о чем-то сосредоточенно размышлял. Тупо наблюдал за виртуалом, исполняющим функции садовника, работника и сторожа, как он аккуратно справляется со своими обязанностями. Утром третьего дня, спозаранку, он позвонил Абигу и попросил его срочно приехать к нему. Тот без лишних слов ответил утвердительно и через двадцать минут его авто уже заехало под навес, устроенный в просторном Митином дворе.
 — Привет! Ну что, решил задачку с неизвестными? — с улыбкой спросил Абиг, протянув руку для рукопожатия.
 — Здорово! Решил, хотя нет-нет да посещают сомнения. Фиг его знает, где тот компромисс, который бы всех удовлетворил? — тихо ответил Митя. — Чаю будешь?
 — Нет. Я уже успел позавтракать, спасибо.
 — Тогда держи, ознакомься, а я попью чаю покрепче.
 Взяв в руки исписанные листы бумаги, двойник, бегло просмотрев текст, изрёк:
 — Не плохо. Когда?
 — Сегодня вымоюсь в бане, а завтра с восходом и начнем. Благо луна на подъеме, значит, будет сопутствовать удача.
 — А как, ты нашел способ трансформировать ребят, не будучи в том или ином городе?
 — По карте провел карандашом по названиям городов, не отрываясь, и видишь, получилось…

 Директор ФСБ просматривал оперативные сводки, когда к нему без приглашения вошел его помощник, подойдя к столу, остановился. Он, молча, смотрел на шефа с потерянным лицом.
 — Что с тобой полковник, желудок мучает? — шутливо, спросил начальник.
 — Никак нет. У нас ЧП.
 — Ну… — выжидающе, кивнул он головой.
 — На всей территории европейской части страны, точнее во всех крупных городах, на площадях тысячи людей в камуфляже.
 — Не понял… По какой причине?
 — Неизвестно.
 — Что делают? Несанкционированные митинги или что-то другое?
 — Просто стоят. У всех маршрутные листки от компьютерной игры. В центре толпы идут подготовительные действия по организации митингов. Также на всех площадях замечены бойцы-чужаки.
 — И у нас здесь, в столице?
 — Да, на всех крупных площадях. Численность быстро растет. Площади уже заполнены на треть.
 — Ого!.. А что МВД?
 — Задействованы все сотрудники, основная часть на Красной площади. У них пока нет приказа на производство активных действий.
 Зазвонил телефон президента. Бортников, цвиркнув досадно сквозь зубы, поднес трубку к уху.
 — Александр Васильевич, здравствуйте! Вы мне можете объяснить, что происходит под моими окнами? Уже минут двадцать меня не могут проинформировать о происходящем под стенами Кремля.
 — Здравствуйте, Дмитрий Анатольевич! В настоящее время выясняем обстановку. Задействованы все структуры служб. Как только ситуация прояснится, вам будет доложено.
 — Хорошо, Александр Васильевич! Я буду ждать вашего доклада.
 Не прошло и получаса, как вся информация со всех городов страны была профильтрована и проанализирована спецслужбами. Директор ФСБ еще раз пробежал глазами по экрану ноутбука и поднял массивную трубку аппарата спецсвязи с гербом России.
 — Дмитрий Анатольевич! На данный момент я могу доложить следующее: во всех областных городах европейской части страны идут несанкционированные митинги, участники которых собраны под видом виртуальной игры, по индивидуальным маршрутным листкам…
 — Кем собраны?
 — Пока неизвестно, но на митингах присутствуют бойцы Ноба.
 — Что, во всех городах?
 — Да…
 — И много их?
 — В среднем по двадцать бойцов на каждую площадь в регионах и по пятьдесят в столице. У Кремля, в пределах ста.
 — А почему они все в камуфляже?
 — Компьютерная игра предполагает свою униформу.
 — Какие требования у митингующих?
 — Только социальные вопросы. Никаких политических требований.
 — Ноба местонахождение известно?
 — Он нигде не замечен.
 — Что вы, Александр Васильевич, намерены предпринять?
 — Штаб экстренного противодействия несанкционированным митингам заканчивает выработку тактических мероприятий.
 — Хорошо. Держите меня в курсе.

 К обеду во всех крупных городах к митингующим присоединились многочисленные, под разными лозунгами, группы оппозиционных сил, на транспарантах которых уже появились требования политического характера. Тут же появились мобильные полевые кухни и начали раздавать кашу в разовых тарелочках и пирожки с картошкой. Молодые люди с удовольствием уплетали халявный обед, запивая подслащенным чаем, весело подшучивая в адрес благодетелей. Шум на площадях заметно усилился. Из мощных динамиков гремела заигранная музыка попсы. Сотрудников правопорядка было довольно много, но они пока не предпринимали никаких действий по разгону нарушителей закона, выжидали. Видимо, не было распоряжений сверху. Огромные автобусы с омоновцами стояли во дворах близстоящих домов и движения в них не наблюдалось.
 Теплое октябрьское солнце к трём часам пополудни довольно жарко прогрело сухой воздух. Под ногами стали попадаться и трескаться пустые пластиковые бутылки из-под воды. Появились развеселившиеся с багровыми лицами парни, шумя и нарочито громко хохоча стали между собой дурачиться. Шум добавил децибелов и над площадями стабильно навис гул от тысяч людских голосов. Ораторы менялись в каждые пять-десять минут. К их словам никто не прислушивался и всех подряд освистывали. Время от времени озвучивались призывы националистического толка, но их никто не поддерживал и они затухали мгновенно.
 На Красной площади со стороны кремлевских стен вдруг началось движение. Подошли дополнительные силы милиции и стали шаг за шагом, молча, оттеснять толпу без резких движений от стен Кремля — символа государства. Освободившуюся полосу тут же, заполняли автобусы, грузовики и всякая другая тяжелая техника. Толпа потихоньку уплотнялась, но уходящих людей с площади было мало. Через минут двадцать она сжалась, как пружина до предела и, в ней началось обратное движение. Парни, кто покрепче, выдвинулись в контактный ряд, руками и ногами стали сопротивляться натиску ментов, плотные ряды которых, тем не менее, сантиметр за сантиметром завоевывали новое пространство. И вот настал момент, когда толпа встала намертво на пике противостояния. Началась словесная перепалка, задобренная крепкими словами русских ругательств. Командиры подразделений призывали людей при помощи «матюгальников» покинуть площадь, не допускать нарушения закона. В ответ, прозвучали выкрики наиболее активных участников митинга о том, что нарушаются права человека на свободоизъявление, в частности, на проведение митингов. Конфликт разрастался, грозя выйти из-под контроля.
 Гул толпы усилился, шум, недопустимый для человеческого слуха, стал разрушать психическое состояние некоторых наиболее ослабленных индивидов. Люди, входя в раж от своих же выкриков, стали кидать в сторону милиционеров всё, что попадало под руку: пластиковые бутылки с водой, какие-то пузырьки и коробочки из сумок и всякую другую мелочь, оказавшуюся в карманах. В передних рядах началась потасовка. Крепкие молодые парни начали кидаться на плотный строй омоновцев, нанося удары ногами и кулаками по прозрачным щитам спецназа. В ответ замелькали дубинки, довольно точно падали то на головы, то на ключицы парней, отчего те, кривляясь от боли, отходили вглубь толпы.
 За всю свою историю главная площадь страны, много чего перевидала, но такого ещё не было, чтобы под окнами царя толпа так агрессивно себя вела, да ещё в таком масштабе. Огромное количество людей откровенно противостояло существующей власти, которая в свою очередь предпринимала решительные шаги по очистке своего символа, Кремля, от посягательства толпы.
 В это же время на Манежной площади, изолированной от Красной площади плотными рядами больших автобусов и милиционеров так, что между ними невозможно было проскочить человеку, вполне мирно проходил митинг. В динамиках звучала музыка, прерываясь короткими речами ораторов. Люди кучками, весело и безмятежно, проводили время. Стоявшего около импровизированной сцены Митю, который о чём-то задумавшись, рассеянно глядел поверх толпы в небо, привёл в реальность зуммер телефона.
 — Да… Привет, Абиг!
 — Привет! Я тебя, что-то не понял. Почему на Красной площади не задействовал ребят? Там уже почти очистили площадь, — удивленным голосом, спросил Абиг.
 — Я знаю. Бойцы уже здесь. Красная площадь для российского народа слишком крутой символ, чтобы ещё там я окропил камни кровью. Не поднялась у меня рука, — как-то, очень смиренно ответил Митя.
 — Может, вообще не стоило её поднимать? Ты же знаешь, что один человек не в силах изменить неотвратимый ход исторических событий.
 — А я не один. Ты посчитай, сколько народу сейчас стоит на площадях по всей России. Такую армию власть не сможет проигнорировать.
 — Тогда действуй решительнее. Замахнулся — бей!..
 Весть о том, что на Красной площади разгоняют митинг, мгновенно достигла и Манежную. Толпа пришла в движение, беспорядочно перемещаясь по разным точкам площади. И среди служивых наблюдалась оживленная подготовка к решительным действиям. Вперёд выдвинулся ОМОН со щитами и с дубинками в руках. И, началось…
 Шаг за шагом омоновцы приближались к людям. Возбужденная и разгневанная от слухов, которые обрастали всё новыми и новыми подробностями о силовом разгоне митинга на Красной площади, толпа уплотнилась в зоне контакта с омоновцами и, по всей видимости, не намерена была отступать. Но натиск накачанных ребят оказался таким эффективным, что вызвал мгновенную ответную реакцию толпы. Люди с ругательствами стали швырять в омоновцев поверх щитов всё, что попадало в руки. Ногами, сумками и зонтами колотить по щитам. В разных местах своими огненными брызгами фаеры окатили спецназовцев, отчего бойцы отскакивали, образовывая свободные от бойцовских ботинок круги на мостовой. Через десять минут на Манежной площади стоял такой гул, что со стороны казалось, на площади работают сотни моторов тяжелой техники во всю мощь. Вот уже появились и первые раненные с окровавленными лицами и руками. Молодые ребята и девчата с медицинскими сумками оказывали посильную первую помощь пострадавшим.
 Митя, продвинувшись в зону стычки, наблюдал за происходящим. Его со всех сторон подстраховывали его бойцы. Толпа яростно, волной, двигалась то в сторону омоновцев, то в обратном направлении. Плотность толпы была такая, что трудно было передвигаться, чтобы с кем-нибудь не столкнуться. Поскольку дубинки в сильных и умелых руках омоновцев все чаще и чаще достигали своей цели — головы и плечи дерущихся, поток пострадавших заметно возрос. Омоновцы завоевывали все новое и новое пространство площади.
 «И отсюда сейчас нас погонят» — подумал Митя.
 Он еще раз посмотрел на мелькающие в воздухе черные дубинки, оглядел своих бойцов, и крикнул, перекрывая шум толпы:
 — Стэл! Начинаем работать!..
 Боец, молча, кивнул и… Парни тут же растворились в толпе. Через минуту Митя заметил, воздух все реже и реже прорезали дубинки, и гул толпы стал заметно затухать.
 — Отбой! — прозвучало из громкоговорителей, многократно повторяясь по цепи омоновцев.
 Митя понял, ребята в черных камуфляжах прекратили избиение людей. Любопытные бегом ринулись в зону стычки, посмотреть, что же там произошло, отчего менты прекратили свои действия. А они оттаскивали своих пострадавших товарищей, которых много лежало на мостовой без движения. Некоторые корчились от боли, но не кричали, что говорило о подготовленности этих ребят. Гул над площадью утих, только глухой рокот переговаривающихся людей нарушал столичную тишину. «Ну и что дальше?..» — как-то отстранено, как-будто не его это дело, подумал Митя. Если пять минут назад он чувствовал ритм и дыхание толпы, то сейчас, вдруг, он потерял этот контакт. Ему до боли в груди, захотелось домой, вымыться в бане, выпить баночку вожделенного пива и, завалиться в гусино-пуховую материнскую постель, чтобы забыться… забыться…

 — Дмитрий Анатольевич! Ноб, задействовал своих бойцов на всех площадях столицы. Из регионов тоже поступают подобные сведения. Среди личного состава силовых структур много пострадавших
 — Что и убитые есть? — обеспокоенно спросил голос президента в трубке правительственной связи.
 — Слава Богу, пока нет.
 — Что вы намерены предпринять, Александр Васильевич?
 — Пока отвели личный состав из зоны прямого контакта с митингующими. На дальнейшие действия необходимы ваши распоряжения, — взволнованно прозвучало в трубке.
 — Конкретно, какие действия?
 — Штаб тактического противодействия митингующим решил применить против бойцов-чужаков бронетехнику, в частности, легкие пехотные танки и БМП внутренних войск.
 — Александр Васильевич, это не очень круто?
 — Дмитрий Анатольевич! Мы, без техники, бессильны против этих ребят. И должны же мы, наконец, узнать, чего они стоят против техники? Иначе, мы не сможем планировать свои дальнейшие действия.
 — Вы что, намерены задействовать технику с боевым снаряжением?
 — Никак нет. С холостыми патронами и снарядами только для устрашения.
 — Хорошо, только прошу вас, не усугубите ситуацию. О любом изменении обстановки немедленно доложить мне, — жестко, закончил разговор президент.
 — Непременно. Вы постоянно будете в курсе событий.
 Директор ФСБ положил трубку и обратился к членам штаба:
 — Ну что, господа-товарищи, раз решили, то действуем? Равиль Нагизматович, сколько вам понадобится времени, чтобы выдвинуть технику?
 — Проходные улицы уже перекрыты. В течение получаса вся техника будет на точках, — ответил поджарый министр МВД.
 — Хорошо. Давайте пожелаем друг другу удачи, чтобы этот инцидент разрешить и не опозориться.
 — Удачи… Удачи…
 
 «Танки!.. Танки!..» — воскликнули голоса со стороны улицы Моховой. Крики, наконец-то вывели Митю из оцепенения. Он встрепенулся, оглядел снующих вокруг людей, в окружении своих бойцов выдвинулся на крики. Да, действительно, танки и БМП, плотными рядами перекрыли всю ширину площади со стороны улицы Моховой, но не двигались, наверное, ждали команды. «Сюда бы Абига. Черт их знает, какие у них намерения?» — озабоченно подумал Митя. Его действительно тревожило неведение. Он вовсе не хотел, чтобы в этом противостоянии пролилась людская кровь. Если бы здесь находились «сигары», он был бы в курсе намерений силовиков и действовал более уверенно. Тем временем боевая техника тронулась с места, оттесняя людей. Но буквально через пять минут техника остановилась, поскольку людям некуда было далее уплотняться. Они кидались на машины, швыряя в ненавистный металл всякие мелкие предметы из сумок и карманов, да так метко, что механикам-водителям пришлось опустить люки-защитки. Хотя люди и упирались руками в броню, тем не менее, боевая техника помаленьку, рывками, по пять-десять сантиметров, наступала на митингующих. Люди кричали, умоляли, угрожали служивым, но те молча, делали свое подневольное дело. Неожиданно прогремел орудийный выстрел и мгновенно по всей площади забили дробью пулеметы боевых машин. Это было так эффектно, что толпа отхлынула от техники. Образовалась давка, люди падали на мостовую, кто половчее перепрыгивали через них, не давая подняться упавшим. Выпустив очередь, пулеметы замолкли, и вдруг…
 Перекрывая весь шум площади, раздался душераздирающий женский крик:
 — А-а-а!!!
 Митя, услышав этот крик, метнулся туда в окружении своих бойцов, и то, что он увидел, его потрясло… Его лицо, мгновенно стало белым, как мука. Глаза расширились, а рот перекосило от страданий. Женщина, стоя на коленях, держала в руках окровавленного мальчика лет десяти, голова которого была приплюснута, словно каравай хлеба. Глазные яблоки вывалились из глазниц и висели на красных прожилках. Изо рта, тоненькой струйкой стекала кровь на локоть женщины. Женщина прижала труп к себе и, подняв голову к небу, истерично закричала:
 — Сыночек! Сыночек!
 — Стэл! — прорычал Митя, хотя тот стоял рядом. — уничтожить всю технику!
 — Что, на этой площади? — безмолвно спросил тот.
 — Я сказал всю, везде, где она задействована! — властно, закричал он.
 Боевые машины одна за другой замолчали. Не прошло и минуты, как экипажи машин, спешно стали покидать свои места, поскольку внутри танков и БМП температура повысилась до такого уровня, что казалось, техника стоит в огне. Экипажи только успели соскочить с брони, как из техники повалил удушливый черный дым. Внутри загорелась электронно-электротехническая часть механизмов.
 — У них там боеприпасы не взорвутся? — озабоченно спросил Митя.
 — Нет. Температура по минимуму, только разрушает изоляцию, — ответил Стэл.
 Тем временем омоновцы, милиционеры и военные, стоявшие на боковых улицах в оцеплении, оставили свои посты и рассеялись по дворам. Видя это, Митя из кармана вытащил визитку и ручку. На обратной стороне визитки написал: «Пожалуйста, позвоните мне, когда Вам будет удобно» и, обращаясь к бойцу, сказал:
 — Положи визитку в карман или сумочку матери погибшего ребенка, —  повернувшись к Стэлу, продолжил, — а нам, пора сматывать удочки. Театр трагедий закончил свою игру. Уходим…

 На членов штаба после просмотра видеозаписей с площадей столицы, напала глухая немота, парализовав все органы. Начальник штаба даже почувствовал, как по телу пробежал волнами холодок. Он про себя выругался непристойным словом, подумав: «Да… С кем же и с чем же, мы имеем дело?». Видя, что члены штаба тоже сидят в растерянности, тихо проговорил:
 — Ну что, товарищи, у кого-нибудь есть, что сказать?
 На директора ФСБ члены штаба посмотрели как-то отрешенно и с удивлением, как-будто вопрос они не расслышали или не поняли.
 — Я спрашиваю, есть у кого какие-нибудь соображения по факту, — уже более решительно переспросил начальник, пристально вглядевшись в лицо министра обороны.
 А тот, в светлом гражданском костюме, поскольку из гражданских, как-то неопределенно пожал широкими и полными плечами.
 — Ну, а вы, Рашид Гумарович, что думаете?
 — Мои познания в этой области почти нулевые, но то, что я увидел меня потрясло, и скажу честно, я больше ни одного своего сотрудника не выставлю против этой силы. Нам не осилить это неведомое. Я даже не могу предположить, что это было? Члены экипажей со всех площадей, где были задействованы бронемашины, единодушно подтвердили, что внутри машин резко поднялась температура, вследствие чего они вынуждены были покинуть свои места, — эмоционально отозвался худощавый, побритый до синевы министр МВД.
 — Я думаю, необходимо срочно, поврежденную технику, поставить на научно-техническую экспертизу, иначе, мы так и будем ловить истину, как вилами по воде, — подхватил уверенным голосом, заместитель Председателя национального антитеррористического комитета.
 — Уже повезли на полигоны, в лаборатории, — заметил, министр внутренних дел.
 Министр обороны, тоже утвердительно кивнул головой, подтверждая слова министра МВД.
 — Ну, хорошо. Пока разбегаемся по рабочим местам. Соберем максимум информации, тогда и поразмышляем. А пока президенту я доложу в общих чертах, — закончил совещание, начальник штаба экстренного противодействия ЧП.

                XXXII

 — Ну ты и спать здоров! — с иронией воскликнул Абиг, сидя в кресле, напротив Митиной кровати, увидев проснувшегося создателя.
 — Который час? — потягиваясь, спросил тот.
 — Уже обед, второй час.
 — Да-а… Вот это я дал. Вчера, в первом часу ночи как завалился в постель после бани, так сразу и вырубился.
 — Конечно, у тебя такая напряженка была в последние дни, ты просто психофизически истощил свой организм, — участливо заметил Абиг.
 — Особенно этот мальчик у меня не выходит из головы. Я в горячке даже стих сочинил, послушай:
 Нет, не хочу я в твоем Мире жить,
 Нет, не хочу я тебя любить!..
 Нет оправданья мне, как убийце,
 нет оправданья тебе, как Творцу!
 Ты слышишь моего разума крик?!
 Ты чуешь моего сердца боль?!
 Мир твой, что сегодня я постиг,
 теперь для меня все равно, что ноль…
 — Для начала неплохо. Я тебе говорил, что будешь писать, а ты не поверил. Это приходит неожиданно и навсегда, если, конечно, перо из рук не выпустишь. А теперь, что касается дела. Если бы не смерть этого мальчика, ты вряд ли решился на крайние меры, а так хоть и с такой ценой, но ты добился своей цели. Теперь процесс выполнения твоих требований — вопрос времени, всего лишь.
 — Ты думаешь, они пойдут на уступки? — вопросительно заглядывая в глаза, спросил Митя.
 — Я не думаю, а знаю. Вопрос решится в течение двух дней.
 — Ну, дай-то Бог! — удовлетворенно, заметил Митя. — А пока, я хочу вплотную заняться фондом. Да кстати… Ты в тех регионах, где мы завершаем строительство, нашел исполнительных директоров для будущих Детских Центров.
 — Да, почти во всех. Просто, помешали политические события последних дней, кстати, по твоей вине.
 — Уже ноябрь на носу. Скажи мне, до конца года удастся мне раскрутить «колесо» фонда?
 — Раскручивать будешь в четырнадцатом году, и в ближайшие годы выйдешь на всю мощь деятельности.
 — Почему так долго, что будут проблемы с финансами?
 — Вот как-раз с деньгами проблем не будет. Их у тебя будет предостаточно. А вот с кадрами будут трудности и большие. Просто, тех людей, каких нам надо, нет. Придется набирать из того контингента, что под рукой окажется, а они, как тебе известно, пришли из бандитской поры девяностых. У них довольно низок профессиональный уровень, да и корыстью заражены они, как и большинство граждан страны. Они больше о своем кармане думают, чем о педагогике. И нельзя их винить, так как очень сложно прожить на нищенскую зарплату. Нужных сотрудников придется воспитывать самим.
 — Но это долго, ох, как долго!..
 — Другого выхода нет, но твоя игра стоит свеч и фактор времени не играет решающей роли. А с позиции Творца, вообще, выпадает из программы развития человеческого сообщества планеты.
 — Я боюсь, вот чего!.. Может, мне осталось совсем мало жить. Ведь я, по молодости, слишком буйно жил, и думаю, значительную часть своей жизни, всё-таки, прожёг так интенсивно и бесцельно, что у меня там только на донышке, — с большим сожалением проговорил Митя.
 — Ты еще проживешь достаточно лет, поскольку любая цель, к которой стремится личность, подключает к процессу реализации этой цели внутренние резервы организма, подпитывающиеся космическим излучением. И естественное разделение клеток, запрограммированное ДНК, замедляется. Правда, для этого придется этой личности взять себя в кулак, то есть, вести правильный образ жизни, и главное, очень мало есть пищи, постепенно уменьшая до минимума из рациона мясную продукцию. И вообще, не надо переживать об итогах своей работы. Сколько успеешь сделать, столько сделаешь. То, что не доделал, сделают другие, следом идущие. Им-то уже будет легче идти по проторенной тропинке, тем более ты воспитал прекрасных детей. Находясь, рядом с тобой, твои дети и внуки поймут задачи и цели фонда, и так же усердно будут руководить фондом или просто в нём работать, успокаивающе ответил Абиг.
— Но в руководстве фонда могут быть и любые другие люди, это оговорено Уставом. Лишь бы они отвечали требованиям Устава.
 — Насколько я могу заглянуть в будущее, на ближайший век в руководстве будут только те, кто учредил фонд и их потомки, поскольку фонд может оказаться слишком лакомым кусочком для алчных людей, поэтому этот аспект необходимо держать под бдительным присмотром.
 — Спасибо, успокоил… Значит, не зря растил детей и, не зря обратился к нужным людям.
 — Да, не зря…

 — Доброе утро, Дмитрий Анатольевич!
 — Если вы, Александр Васильевич, в таком приподнятом настроении здороваетесь, значит, оно действительно будет добрым. Здравствуйте! Ну, чем обрадуете? — по-дружески, отозвался главный гражданин государства.
 — Что касается нашей боевой техники… Наши ученые установили, что вся электронно-электрическая система машин вышла из строя потому, что в цветных металлах возникло хаотическое движение молекул, то есть атомы потеряли взаимосвязь, из-за чего начала распадаться кристаллическая решетка металлов. Все это сопровождалось большим выделением тепла, вследствие чего повысилась температура, предельно допустимая для изоляции, — спокойным голосом доложил главный чекист.
 — Как мне известно, мы ведем такие исследования?
 — Да, но дальше лабораторных опытов, дело, вот уже третье десятилетие, не продвигается.
 — Может, этот фактор подтолкнет ученых мужей до прозренья?
 — Вполне, возможно…
 — Значит, Александр Васильевич, дело наше «швах»? — иронично прозвучало в трубке.
 — Да. Против Ноба, мы бессильны. Он может вывести из строя всю нашу обороноспособность. Расстояние, как мы установили, ему не помеха.
 — А вы не засекли его на наших площадях?
 — В окружении бойцов-чужаков, в разных местах каждый раз другой человек по внешности, хотя рост идентичный. Эксперты еще не подготовили отчет. Думаю, через два-три часа я смогу вам доложить о результатах.
 — Хорошо. Тогда и примем решение, как дальше действовать.
 Через три часа у президента собралась вся верхушка огромного государства. Надо было рассмотреть перезревший вопрос с Нобом. Государственный механизм получил от этого придурка такую оплеуху, что остро встал вопрос о правомочности всей правящей элиты. В Государственной Думе шли такие острые дебаты, что не на шутку закачались кресла под лидерами страны. Дальнейшие полумеры в конфликте с этим Нобом, могли привести к краху всей системы государственного управления. Хорошо еще, что оппозиционные партии в Госдуме не могут между собой договориться, поскольку правящая партия «Единная Россия», с сильным и умным лидером, премьером, пока еще сдерживает натиск других партий, рвущихся к власти.
 Высокие расписные двери открылись настежь и все встали из-за стола, приветствуя президента. Тот прошел по ряду, поздоровавшись с некоторыми за руку, другой половине кивнул головой и пригласил сесть. Когда все уселись, ровным голосом начал говорить:
 — Товарищи! Сегодня у нас неотложный вопрос, и пока мы его не разрешим, я не могу вас отпустить никого. Договорились?
 Все, молча, кивнули.
 — Ситуация всем ясна, думаю, объяснять никому не надо. Александр Васильевич, пожалуйста, доложите, что удалось установить по Нобу?
 Бортников встал, оглядев всех цепким взглядом, проинформировал:
 — Личность Ноба идентифицировать на сто процентов пока не удается, но кое-какие параметры уже имеются. В данный момент все службы государственной власти перелопачивают базу данных своих досье. На это уйдет не меньше недели, поскольку надо поднимать архивные документы. Дело в том, что под Нобом мы воспринимаем разных по внешности людей. Если даже допустить гримирования, размеры лица не удается проверить с большим разрешением оптики, так как при увеличении снимки дают искаженные изображения.
 Ученые работают над этим, но сразу предупредили, результат может быть нулевым. Что удалось точно установить? Это то, что сигары базируются в окрестностях Калининграда. Там сейчас работают лучшие наши кадры, других ведомств, тоже. Вот и вся информация пока…
 — Спасибо, Константин Васильевич, — оглядев присутствующих, президент продолжил, — какие будут соображения или предложения?
 — Я думаю, — тихо проговорил премьер, сидящий по протоколу рядом, — не надо в ступе воду толочь. У нас нет даже суток, мы сегодня должны дать понять Нобу, что его условия будут приняты, в противном случае, никто не сможет гарантировать, что он выкинет завтра. Вот сейчас нам необходимо решить вопрос по ультиматуму. Я предлагаю, незамедлительно, принять все условия его требований и начать их реализацию. Этот человек не простой, он гений, а кто таким озарения подкидывает, нам известно. С иной сферой сознания, не следует шутить, она, полностью может контролировать наши действия и мысли. Я прошу после обсуждения, мое предложение выставить на голосование.
 — Спасибо, Владимир Владимирович. Кто еще хочет высказаться?
 Долго, до самого вечера обсуждался этот вопрос. Были и крики, и возмущения, и нейтральные реплики, но все-таки вопрос с повестки дня был снят и принят к исполнению. По постановлению Совета Безопасности страны, надлежало немедленно начать действия по реализации требований Ноба, без всяких оговорок и исключений.
 В своем заключительном слове, премьер высказался эмоционально и искренне:
 — Товарищи! Детский вопрос в стране все равно давно встал ребром. У нас постоянно не хватает денег и времени на детские программы. Мы все откладываем и откладываем проблемы детства. Наше Министерство образования уже давно не справляется со своими функциями. Сколько реформ мы провели в этой отрасли? А результат, нулевой, только разбазариваем народное достояние. Наши просчеты в образовании подарили нам армию полуграмотных, никому ненужных псевдоспециалистов с низким духовным уровнем. Это нас приведет, в конце-концов, к развалу нашей экономики и к меркантильности наших граждан. Если этот человек, я имею в виду Ноба, в состоянии будет организовать свой институт детства, мы должны только поблагодарить его за его титанический труд. А то, что мы пойдем на такой шаг, это нам принесет свои дивиденды в управлении государством. В конце-концов, что мы теряем? Одной реформой больше, одной меньше, какая разница? Если будет результат, ну и слава Богу! Я прошу, товарищи, проголосовать за мое предложение!..
 — Я ставлю предложения на голосование по списку. Первым у нас идет предложение Владимира Владимировича. Кто, за то, чтобы…
 Ухоженные руки, одна за другой, какая быстро, какая медленно — поднялись вверх…

 События вокруг Мити закрутились с невероятной быстротой и результативностью. В хлопотах и тревогах по организации фонда и поисках нужных кадров, время летело месяц за месяцем. Год две тысячи тринадцатый, оказался для спасителя человечества, коим себя считал Митя, знаковым. В начале июля месяца, он получил известие от Абига о том, что некий состоятельный дядя пожелал выделить довольно внушительную сумму на благотворительные цели. Поскольку его советники являлись людьми вполне порядочными и болеющими за благо человечества, посоветовали этому миллиардеру обратить внимание на Устав Детского Фонда «Па-Ма», который они нашли в Интернете, в процессе поисков благотворительного адресата. Когда они прочитали, на страничке пользователя, на сайте «Одноклассники», письмо, адресованное к будущему донору, то просто посмеялись, так как оно было таким по-детски наивным и эмоциональным лепетом, что воспринимать это как серьёзную идею было невозможно. Они, может, и не вспомнили бы про Митю, если бы в тот же вечер не проверил это письмо советник-контактёр, по своему каналу связи с иной сферой сознания. У этого контактёра двадцатиграммовый, из редкой породы дерева, напоминающий веретено, маятник так закачался над названием фонда Мити, что он повторно внимательно прочитал письмо и Устав. И тут же сообщил своему боссу, что объект для донорства найден и проверен.
 Когда босс сам еще раз прочитал письмо, то обнаружил, что учредитель фонда не просил средства у людей, а страстно просил у Бога, и просил ох! как много, миллиарды. При этом, по Уставу, самому учредителю, фонд не сулил никаких благ, кроме скромной зарплаты. И что еще понравилось донорам, фонд, даже после юридической регистрации, должен оставаться независимым. Хотя и существует мнение, что любая идея, имеющая нереально высокие требования для претворения в жизнь, провальна изначально, но, тем не менее, вопрос с благотворительностью был решён в пользу Мити.
 — И откуда мне ждать гостей? — спросил Митя у двойника, известившего его об этой радостной вести.
 — С островов из пиратского моря, — ответил Абиг, усаживаясь в кресло.
 — Неужели, сокровища пиратов? — с иронией, спросил тот.
 — Да нет. На этом острове имеется один из крупнейших заводов по переработке углеводородов. Состояние на нем нажито.
 — Тогда хорошо. Значит, чистые деньги. А то что-то не хочется, чтобы за нами тянулся кровавый шлейф. И когда они будут?
 — Четырнадцатого июля.
 — И что, просто так поверят мне?
 — Нет, конечно. Проведут тестирование.
 — А вдруг я навру в этих тестах?
 — Не сможешь. Сильно сложный и продуманный тест. Мошенника или говнюка первые же вопросы выведут на чистую воду. А их тест такой провокационный, что не подготовленного, то есть, не готового к самопожертвованию человека, могут довести до беспамятства или самоубийства. Да еще тебе предстоит пройти мои испытания.
 — Какие, ещё могут быть испытания, если ты про меня, всё знаешь?
 — Знать-то знаю, но испытание искушением, тебе все-таки придется пройти.
 — Что, бабами будешь искушать?
 — Ими тоже, но главное, это твоя мечта.
 — Хочешь сказать, я на этом споткнусь?
 — Вполне возможно. Ты же не пускаешь меня в свое сознание. Откуда я знаю, что у тебя там заложено?
 — Заложено правильно. А вот, как ты со мной будешь играть, от этого многое зависит? Если ты поставишь непреодолимые условия, я могу не выдержать. Тогда ты уйдешь со мной в небытие. Ты это понимаешь?
 — Нет, не поставлю. Я тебя люблю и от твоей жизни, от твоего стремления к совершенству зависит мое благополучие в моем мире, правда, тебе оно будет непонятно.
 — А что, тебе плохо в нашем мире?
 — Нет. Но вы, очень мало живёте и неэффективно пользуетесь Божьим даром, сроком своей жизни. И притом, ты не знаешь, кто я есть на самом деле? Поэтому, я заинтересован в твоей продолжительной жизни.
 — А что, разве не можешь сказать, кто ты есть на самом деле?
 — Могу, но в данный момент эти сведения тебе ни к чему. Потом сам поймешь, без меня.
 — Значит, будут экзамены? Давно я не сдавал их, ну что ж, попробуем, авось, прокатит…
 Конечно, Мите очень хотелось получить эти средства, поскольку тех копеек, что он вкладывал в строительство своих Детских Центров в дюжине регионов, катастрофически не хватало, хотя несколько тысяч его строителей день и ночь работали на разных прибыльных объектах, зарабатывая ему деньги. Он прекрасно понимал, чтобы осуществить свою мечту, а именно, охватить своей деятельностью всю территорию страны, Русь-матушку, ему понадобятся десятки миллиардов рублей. А он еще при своей жизни, рассчитывал застолбить филиалы фонда, хотя бы еще в трёх десятках странах. А с такими деньгами, что натекало на счета его фирм, мечту придется отложить до следующей жизни.
 Абиг, видя, как мучается и временами уходит в себя его создатель, нарушил Закон Космоса, который гласит, что, ни под каким предлогом, он — представитель астрального Мира, не имеет права вмешиваться в земные дела людей, нарушая естественный ход развития событий, когда он, виртуал, находится в земных условиях. Виртуал прекрасно понимал, если информация о его земных проделках станет известно Творцу, что в конце-концов непременно произойдёт, поскольку помощники Творца входят без проблем в любое информационное поле, даже, если эту информацию замкнешь под личный код, ему несдобровать — он потеряет свой статус и опустится по лесенке иерархии на ступень ниже. А это еще несколько тысяч земных лет, пока он достигнет теперешнего положения. А ведь восьмой уровень статуса из одиннадцати, дает ему большие полномочия в его мире.
 Но он, всё-таки, пошел на этот риск. Пребывая в шкуре земного человека он понял, что человечеству даже в далеком будущем не светит счастливое продолжение рода. Если все так же будет развиваться человек, то Творец, скорее всего, цивилизацию удалит с планеты, ради сохранения самой планеты и живой разумной клетки. Взвесив всё, за и против, Абиг плюнул на свой статус и решительно, с мыслью «пусть всё будет, как будет», Митину страничку в Интернете, «подсунул» советникам и контактёру миллиардера, да еще «задобрил» своей положительной энергией, что и закачала сильно маятник контактёра.
 Не прошло и трёх дней, как Митя получил сообщение, что он приглашается на собеседование с представителем донора. Соскоблив жесткую щетину со щек одноразовой бритвой, он, не спеша, оделся во все новое, обул свои любимые коричневые туфли и, сказав себе, «Ну, с Богом», бодро выбежал из подъезда. Добравшись до указанного адреса, он уверенно нажал на кнопку электрического звонка и,…

                Конец первой книги