Глава двадцать шестая. Модун

   Приятного чтения)


   На следующий день Вельмол отправился прямиком в кузницу, трудиться, помогать чем сможет жителям деревушки Докри. Так началась рутинная, но счастливая жизнь семьи. Чернобородый изо дня в день ковал разные инструменты, чинил уже поломанные, мастерил диковинные поделки из стали на заказ. Он не чурался также принимать заказы на разные оружия, начиная с обычных мечей, заканчивая достойными арбалетами. В это время в его доме, ныне в таверне «Пальчики оближешь», семья каждый день обслуживала посетителей, которым нравилось новое заведение. Люд заходил в таверну перекусить или наестся, побыть наедине или в компании за кружечкой тёплого, подогретого вина, отлежаться или выспаться. Вторая таверна на всей обширной территории нейтралитета стала пользоваться спросом, не было и дня, чтобы в неё не захаживали люди, уходящие потом довольными, с нескрываемыми улыбками. Но так оно и должно быть, этого и старались добиться Филити и сёстры, а именно – довольства посетителей, которые, быть может, захотят в скором времени вновь посетить это уютное гнёздышко.

   За это время у семьи скопилось немало денег, вдобавок к старым, не тронутым. Но был вопрос – на что теперь потратиться с умом?

  Миновал день. Вельмол проснулся разбуженный криком петуха. Он потянулся в разные стороны и встал из-за кровати. На этот раз в его голове было редкое, дурное предчувствие, и потому он на всякий случай оделся в свои старые одежды – кожаную куртку со стальными креплениями и решил прихватить топор, удобно расположив его за спиной на ремнях.

   Чернобородый спустился мягкой поступью, не желая разбудить постояльцев, на первый этаж. Он отпёр кухню на ключ, спустился в погреб, и перекусил золотистым батоном, слегка чёрствым, и вяленым мясом с квасом. В голову как на зло лезли дурные мысли, от которых никак нельзя было избавиться, но Вельмол верил и знал – во время труда все нехорошие мысли имеют свойство растворяться.

   Он усмехнулся, понимая, что сегодняшний день пройдёт также, как и другие хорошие, спокойные дни в кузне. Вельмол не глядя вперёд открыл входную дверь в свой дом и по его спине пробежал неприятный холодок. Перед ним стоял наблюдатель в ярко-белом облачении, с крючковатыми иероглифами на мантии. Он откинул капюшон назад и явил чернобородому своё лицо. Вельмол с трудом узнал несколько постаревшего, более возмужавшего Эрия, того, с кем он был на землях Хогари. Это несомненно был тот, кто помог ему добыть светоч.

   Брови Вельмола взметнули к верху, он попятился назад, прошептав:
   – Нет...

   – Ещё как да, – ответил Эрий, – Мы давно тебя ищем... Очень давно.

   – Этого просто не может быть, – сказал Вельмол, – Неужели вы не оставите меня в покое?

   – Некоторые люди, из-за ошибок в прошлом, не заслуживают покоя. Где светоч?

   Вельмол нервно сглотнул подступившую слюну, и подумал: успеет ли он быстро ослабить под рукой ремни, достать топор, и быстрым движением ударить наблюдателя?

   – Предлагаю обойтись без насилия, если, конечно, ты не против. Не очень хочется силой разума разрывать твою голову. В прошлом мы поработали сообща, у меня к тебе имеется некоторая доля симпатии.

   – Значит, светоч? И это всё? – спросил Вельмол.

   – Для начала светоч, а там уж посмотрим... – ответил тот с хитрецой в голосе.

    – Жди здесь, я сейчас вернусь с книгой.
   
   Вельмол поднялся по ступеням, держась за резные поручни, на третий этаж. Он тихо открыл дверь в свою спальню, подошёл к кровати и вытащил из под неё две книги: сам светоч и его копию, переписанную на родной язык.

   Чернобородый вернулся обратно на первый этаж и с большой неохотой, почти что отрывая от сердца всунул в руки наблюдателя обе книги.

   – Переписал? – спросил Эрий, – Ну надо же, сколько усердия. Что ж, владыка Нишлин, несомненно, оценит это по достоинству.

   – Я надеюсь, мы в расчёте?

   – Разве тебя не интересует, что было после того, как я, Ронэмил и Гапдумол благополучно переместились обратно в Горбри? Тебе не интересно, что с ними стало?

   – Не думаю, что что-то плохое. У меня с ними крепкая связь, – я бы почувствовал, если бы произошло что-то худое.

   – Мы не совсем в расчёте. – надавил Эрий, – Планы изменились. Ты должен прибыть к владыке и выслушать его. Теперь, после того, как я передам ему долгожданный светоч, к нам обоим будут относиться лучше.

   – Без этого – никак? Я хотел бы и дальше жить спокойной жизнью, а с твоим приходом я чувствую себя нехорошо, потому как понимаю, на кого ты работаешь.

   – Без этого совсем никак. Пойдём же, я выведу нас до ордена через подземелье. Это рядом, тут, недалеко.

   – Хочешь сказать, что подземелье настолько обширно, что простилается от середины нейтральной территории до сердца Горбри?

   – Так оно и есть.

   Вельмол нехотя поплёлся за наблюдателем. Он злился сам на себя, но при этом и понимал, что этот момент просто должен был когда-нибудь настать.

   «От некоторых вещей никак нельзя отвертеться». – грустно подумал Вельмол.

   Некоторое время Эрий и чернобородый спускались с утёса, затем они повернули в сторону леса и углубились в его просторы. Их сапоги быстро вобрали в себя утреннюю росу из низкой травы. Казалось, в лесу, в покое, на природе, где поют птицы, и дрозды настукивают свой ритм по деревьям, в голове Вельмола должно быть спокойствием; но вместо этого в его разуме всё больше разрасталась неуверенность перед скрытым от него будущим. Он думал: зачем владыке ордена белых наблюдателей понадобилось с ним переговорить? Разве недостаточно того, что он передал одному из них светоч?

   Эрий и Вельмол некоторое время шли по лесу, где деревья были настолько стары, что скрипели на ветру, создавая впечатление, будто бы это живой лес. Впереди высилась небольшая гора, на которую с лёгкостью можно подняться за несколько минут. Наблюдатель подошёл к гладкой поверхности, попросил Вельмола отвернуться. Он, вытянув вперёд четыре пальца, нашептал на старом наречии несколько слов, смысл которых чернобородый давно позабыл. Затем Эрий прикоснулся к тёплому на солнце камню, и поверхность горы с неприятным дребезгом поддалась, опустилась под землю, явив вход в подземелье.

   – Скрытый лаз значит? – спросил Вельмол, дивясь, – Я видел подобное, но там всё обошлось без магии.

   – Это не магия, это сила, что заключена в нас самих по воле владыке.

   – Да как угодно, я останусь при своём мнении. – ответил Вельмол.

   Оба вошли внутрь, во тьму, с трудом освещаемую противоположным солнцем. Эрий взял настенный факел и зажёг его с помощью кремния, передав огонь в руки Вельмола, скомандовав тому идти впереди.

   В отличие от подземелья морских «демонов» здесь было сухо и воздуха с трудом хватало для полноценного дыхания. Вдобавок ко всему в стенных нишах красовались зловещего вида глиняные гробы, что слегка смутило Вельмола, который думал, что своим присутствием он нарушает покой мёртвых.

   – Это всё наблюдатели, – сказал Эрий, уловив мысли чернобородого, – Мало кто погибал от рук простолюдин, в основном от старости. Но мы работаем над тем, чтобы обмануть саму смерть и думаем, что светоч нам в этом поможет.

   – Очень, очень рад за вас.

   Впереди показалась развилка, по разным стороны вели четыре ответвления в другие стороны подземелья. Наблюдатель взял из рук чернобородого факел, подошёл к стене и начал читать крючковатые иероглифы, должно быть значащие обозначение пути. Он звучно щёлкнул двумя пальцами, хлопнул себя по лбу, и, дав факел в руки Вельмола, они направились в самый крайний левый.

   – Почему мы идём к ордену не через город, а по подземелью? – спросил Вельмол.

   – В Горбри большие проблемы, там неспокойно.

   – Что значит неспокойно?

   – Там опасно. Владыка затем тебя и вызвал... – всё с той же хитрецой в голосе ответил Эрий.

   Дальше оба шли боком, держась за края ниш, так как из-за давнего землетрясения часть пола обвалилась, не выдержав мощной тряски. Вельмол протискивался вперёд, держась за липкие края выступающей глины; он шёл медленно, ступал твёрдо, старался не смотреть под ноги, в глубокий тёмный провал.

   Спустя четверть часа наблюдатель и чернобородый вышли на ровную поверхность и уткнулись в тупик. Эрий вновь попросил Вельмола отвернуться и проделав изящный жест рукой, сказав нужные, позабытые слова.

   Проход открылся вбок, явив собой обширную светлую комнату.

   Чернобородый шагнул первым и попал в незнакомое место. На цепях со сводчатого потолка свешивались люстры с толстыми свечами, под ногами был чистый, но местами в трещинах плиточный пол мозаикой. Пройдя в центр залы Вельмол начал различать то, как из ниоткуда начали появляться наблюдатели, медленно приближающиеся к нему. Эрий махнул рукой и они остановились.

   И только сейчас Вельмол заметил далёкий высокий резной каменный трон на постаменте, где восседало нечто нечеловеческое. Внешним видом оно напоминало человека, но под мрачной мантией виднелись коренные суставы, кости, выступающие сухожилия. На некоторых участках тела вместо кожи присутствовала кора различных деревьев, что совсем смутило Вельмола, не понимающего, что же он перед собой видит.

   Эрий со всем почтением начал приближаться к трону. Он нёс на вытянутых руках обе книги. Голову он почтительно опустил в пол. Когда наблюдатель приблизился к трону, он склонился в три погибели и произнёс:
   – Пусть и запоздало, но мы выполнили долг, владыка. Это то, чего мы так долго ждали, дорогой Нишлин.

   Эрий плавно положил обе книги существу на колени и моментально отбежал к остальным наблюдателям, встав рядом с ними. Владыка наблюдателей, именуемый Нишлином, некоторое время не торопясь листал обе книги, как бы сверяясь. В гнетущей тишине этого зала было слышно то, как наполняющаяся грудь воздухом этого существа скрипела из раза в раз. Когда он своими длинными кореньями-пальцами перелистывал страницы, они тоже издавали отвратительный, неприятный слуху скрип.

   Нишлин оторвался от чтения, перевёл взгляд на чернобородого, и скрипучим, медленным голосом произнёс:
   – Всеми нами уважаемый Терат отзывался о тебе, как о лидере Самоотверженных громко, даже с вызовом. Особенно он отметил то, что ты способен взяться за любую работу, поставить себе цель и выполнить её наилучшим образом. Такие люди моим нанимателям особенно нужны в такие изменчивые, бурные и неспокойные времена. Грянули перемены, они уже отражаются на каждом из нас без исключения. Мы, знающие цену баланса в мире и значимость отведённого нам времени должны немедленно дать отпор напасти...

   – О какой напасти идёт речь? – спросил с трепетом в голосе Вельмол.

   – Ты отсутствовал семь лет. – ответил Нишлин, – Твой сын Модун как-то узнал о твоём проигранном бое за «справедливость» и он от твоего имени начал народное восстание. Неизвестно как, но кто-то среди наблюдателей поспособствовал его побегу. Горбри уже как три месяца трещит по швам – и мы не в силах остановить масштабный захват страны. Ему за несколько недель удалось набрать огромную банду головорезов, именуемыми Непокорными. Каждый день гибнут и страдают невинные люди. Доверенное лицо сообщило мне, что он прочитал твой дневник и с головой окунулся в твои невыполненные планы, «любезно» оставленные в катакомбах под гробом. Он действует быстро и решительно, а наша хватка слабеет и орден сдаёт стратегические позиции врагу. Он пошёл по твоим стопам и не остановится, пока не довершит твоё начатое неправильное дело.

   – Этого просто не может быть... – сказал Вельмол с широко открытыми глазами, пятясь назад.

   – За то, что ты выполнил первое задание и предоставил нам светоч с его переводом, я даю тебе право выбора. Первый вариант пути: ты, любыми способами, остановишь Модуна и возьмёшь его банду под контроль. Твои проблемы, как ты усмиришь их пыл и куда ты его направишь; голова у тебя на месте, а значит – придумаешь. Если ты выполнишь задание – мы навсегда оставим тебя и твою семью в покое. Ты сможешь жить в своём доме на нейтральной территории вольно, не ведая и понятия трудностей в жизни. Мы всячески поддержим тебя, только дай клич. Второй вариант пути: Ты плюёшь на судьбу Горбри, страна медленно загнивает от действий Модуна, словом, ты отказываешься нам помогать – и ничего хорошего из этого не выходит, кроме смиренного заточения в одной тесной камере вместе с твоей семьёй. Каждый день мы будем ломать твою волю, пытать, давить на разум, выдавливать информацию, дабы найти план по устранению сопротивления.

   – Мне нужно подумать над услышанным – буквально несколько минут. – твёрдо выговорил Вельмол.

   За несколько лет Вельмол вынес не одну идею и далеко не один план по искоренению гнёта власть имущих и парламента, и с недавних пор, самих воротил – просвещённых наблюдателей. Сказать, что раньше он вложился с головой в сопротивление, значит не сказать ровным счётом ничего. Сколько себя помнил, он всегда боролся со злом, но раньше оно было мелочным, сейчас же, перед ним, был самый корень всемогущего, всеобъемлющего зла, презирающего людскую мелкоту ради собственной выгоды.

   Вельмол подумал:
   «Модун... Сын... Что же тебя побудило устроить разгром? Я не мог в планах написать что-либо губительное для просто народа... Или мог? Много лет прошло, каков он сейчас? Этман, очнись! Дай подсказку!»

   Потусторонний, до сих пор чуждый слуху Вельмола голос со вздохом грусти произнёс следующее:
   «Твой сорванец, видать, неправильно воспринял твои намерения, или эти белые халатики тебе зубы заговаривают? Как знать... Я думаю так: ты, как семьянин, должен думать о своих родных и об той прелестной девице, а не о чужих людях, проблемы которых вовсе не твои. Живи своей жизнью, дай должное и правильные наставления своим детям. Осуществи свою мечту, вновь обрети семью и гармонию с собой. Не думай о других, – они в твою сторону даже и не посмотрят. Все твои деяния, а именно попытки погони за справедливостью – забыты. Очнись, ты переродился, старость тебя не поглотит ещё долгое время, проживи жизнь достойно, не соверши прошлой ошибки, не старайся на благо чужих людей».

   «Сейчас передо мною стоит очень тяжкий выбор, и, к сожалению, всё клонит под первый вариант пути. Мне, похоже, придётся пойти против собственного сына, чтобы дать достойную жизнь остальной родне».

   «Модун тебе нипочём. Ты молод, разумен, силён, и остановишь его либо словами или каким-то хитрым планом, либо топором – третьего не дано. Вдумайся: какое будущее ты предоставишь своей семье, если опять окунёшься с головой в бессмысленный бой за невозможные идеалы? Забудь о сопротивлении наблюдателям. Одолей обезумевшего сына, не думай об остальном и начни жить своей жизнью! Вспомни слова своих друзей о народе, к примеру, вот это от Ронэмила: «Они сами не знают, ради чего живут! И все они чувствуют облегчение, когда начинают страдать окружающие».  И ещё не забудь вот это от Ивралия: "Всё что ты затеял – пустое. Я видел ваш народ – он не ждёт избавления. Он смирился, свыкнулся».

   «Припоминаешь?»

   Вельмол хотел было закричать от безысходного, единственного верного пути в данной ситуации, который ему вовсе не нравился. Собравшись с духом, он понял, что не боялся проблем. Он чувствовал, что как-нибудь найдёт способ переубедить сына, прекратить это безумие в городе.

   Чернобородый глубоко вздохнл и сказал владыке наблюдателей:
   – Я всё сделаю должным образом. Прошу только: не трогайте мою семью. Я со всем справлюсь, вот увидите.

   – Мы с нетерпением будем ожидать твоих результатов. Уходи.

   Вельмол опустил взгляд в пол и почувствовал, как его под руку взял Эрий, уводя обратно в подземелье, откуда они пришли. Чернобородый шёл тяжёлой поступью молча. Его думы блуждали по далёкому, запомнившемуся лику молодого Модуна. Он давно его не видел, скорее всего тот сильно изменился.

   – Как ты планируешь остановить своего сына? – спросил Эрий. – У него огромная банда головорезов. Они в восхищении перед ним оттого, что он первым посмел поднять бунт в копях за многие годы рабского гнёта. Можно даже сказать, что они им вдохновились. И кстати – они обосновались в Академии Алхимии.

   – Я не знаю что мне делать, но я надеюсь, что что-нибудь придумаю.

   – И все мы тоже на то надеемся, – охотно ответил наблюдатель, переступая через опрокинутый гроб.

   Около получаса Вельмол и Эрий шли по подземелью. Когда они вошли в закуток и, обернувшись, увидели позади себя четыре входа, наблюдатель высказался, что дальше он сам найдёт дорогу до дома.

   Эрий вытянул руку вперёд и высказался:
   – Не думай, что я плохой человек. Я такая же жертва обстоятельств, как и ты. Мы не выбираем то, как сложится жизнь. А ты как думаешь?

   – Ты прав, мы не выбираем то, какой путь преподнесёт судьба. Но мы выбираем то, каким способом пройти или обойти этот путь. – Вельмол крепко пожал руку Эрию, кивнул с наигранной улыбкой и, отвернувшись, ушёл с факелом в руках прокладывать путь через тьму.

   Спустя некоторое время скитания по подземелью, Вельмол уткнулся в тупик, посвятил факелом в разные стороны. Обнаружил скрытый рычаг, надавал со всей силы обеими руками, и каменная плита поддалась.

   Чернобородый вышел в лес, где отдалённо ухал филин. На дворе был вечер, кровавое солнце в последний раз одаривало округу тёплыми лучами. Пока он шёл по папоротниковому лесу, его разум мало-помалу прорабатывал план по тому, как влиться в коллектив банды, находящейся в захваченной Академии Алхимии.

   Вельмол поднимался к утёсу своего дома с мрачными думами; уже отсюда из таверны доносился приятный запах чего-то мясного с запашистыми травами. Он проглотил подступившую слюну и решил перед тем, как отправиться в захваченный город Горбри, перекусить.

   Он толкнул дверь таверны «Пальчики оближешь» и увидел уже знакомую картину. За столами сидели, распивали и вкушали приятную, недорогую еду люди разных мастей. Сэндри вытирала столы, переставляла поровнее лавки. Ляда переворачивала и нарезала мясо с вертела по тарелкам. Филити стояла за стойкой в фартуке и с косынкой, надетой на кудрявую светловолосую голову.

   На вошедшего Вельмола с угрюмым лицом моментально обратили внимание. Все кроме Нифии подошли к нету и предложили усесться за стол. Они присели и стали расспрашивать, почему у него такое недоброе лицо.

   Он промычал про себя и нехотя сказал:
   – Когда Модун поднял бунт в соляных копей, слухи поползли по городу и его примером вдохновилась некоторая часть населения. Вышло так, что ему удалось сбежать от наблюдателей, отыскать мои записи, прочитать что-то из них и сколотить свою банду, которая грабит, разоряет и ещё что похуже вытворяет в Горбри. Звучит как вымысел, или бредовый сон, так? Но, к сожалению, это скорее всего правда, и мне придётся с этим разобраться, или вас постигнет гиблая участь, чего я позволить не могу.

   Семья не могла поверить его словам. Они не раз переспрашивала его на счёт того, откуда он это узнал, на что он давал правдивый ответ. Когда расспросы были закончены, то каждый из семьи огорчился, изменившись в лице. Вельмол попросил накормить его на дорогу и оставить одного подумать.

   Сестра Ляда, жена Филити и дочь Сэндри поняли, что дело серьёзное и то, что на данный момент следует просто послушаться. Все трое удалились на кухню хлопотать и готовить, оставив Вельмола наедине со своими думами.

   Когда кушанья были принесены, чернобородый вновь попросил оставить его одного, на что семья ответила бурно, мол, мы может опять тебя не увидим, а ты нас гонишь. Но стоило ему посмотреть на каждую из них по строгому, как они тут же понимающе удалились.

    Вельмол ел не спеша, как бы оттягивая тот момент, когда придётся выдвинуться в Горбри. Он подцепил стальной вилкой жирный кусок баранины, отправил в рот, и принялся тщательно пережёвывать. Мысли захватывали его разум, вкусная еда приятно бодрила, но будущее неуклонно намекало, что впереди предстоят трудности. Доев, он откинулся на спинку скамьи, вытер руки и рот тряпкой и принялся слушать разговоры людей.

   – В Горбри лучше не соваться, – вымолвил какой-то старик с трубкой во рту, – Про Горбри лучше забыть...

   – А вы слышали? – проговорила рыжеволосая девица, – Император Мистамин-то, поговаривают, скоро женится. И это несмотря на то, что его цитадель под угрозой нападения...

   Когда Вельмолу надоело слушать чужие перешёптывания, он хотел было встать, но сзади услышал плачь женщины и обратил на неё внимание. Она переговаривалась с другими женщинами, более молодыми, которые охотно её слушали и поддерживали.

   Посетительница молвила в пол шёпота:
   – ... И тогда осенью моя дочь отправилась собирать ягоды в лесу, и не вернулась обратно. Не верите? Она была смышлёной, я навсегда её такой запомнила. Сама она мне не рассказывала, но мы с супругом поняли по её внешнему виду и опустошённому взгляду и рваному платью, что её изловили нехорошие люди, надругались над ней, обесчестили. Мне больно об этом говорить, но как-то же надо излить душу, правильно? – спросила она с широко раскрытыми глазами, – Спустя три дня моя доченька всё же вернулась обратно домой под утро, вся потрёпанная и грязная. Она не пила и не ела, наотрез отказывалась разговаривать с отцом и мной, даже пыталась повеситься в своей комнате. Мы были в отчаянии, и не знали, что с ней делать, как вернуть обратно ту былую доченьку. Супруг предложил обратиться к инспектору, ну мы так и поступили, и тот обещался нам помочь. Всё кончилось тогда, когда ночью её увезли куда-то на окраину Бронзового квартала... Горько, горько мне от такой правды...

   Вельмолу было грустно от услышанного. Он понял, куда дочь этой бедной женщины увезли и его моментально озарило. Чернобородый понимал, что против сына нельзя идти силой – это будет непоправимой ошибкой. Нужно уколоть его в больное место. Он сопоставил то, что случилось с той дочерью бедной женщины, а именно приступ безумия от зверских издевательств и то, что его сын с малых лет до слёз и заикания боялся одну сумасшедшую старуху по соседству, которую никто не хотел пристроить.

   Встав из-за стола, он прошёлся на кухню и поблагодарил за всё каждого из члена семьи в отдельности. Также он дал слово, что постарается в кротчайшие сроки справиться с трудностью. Дав обещание, он поднялся на третий этаж, взял бритву, и за несколько минут полностью обрился; исчезли усы, бакенбарды и борода. Тем самым он помолодел на несколько лет. Он верил, сын ни за что не догадается кто он на самом деле.

   Чернобородый на всякий случай прихватил с собой серебряники в двух небольших кожаных мешочках и распрощался с семьёй, обещался беречь себя и справиться с задачей как можно скорее. Филити строго-настрого попросила его, чтобы он хотя бы попытался вернуть Модуна обратно к семье, на что глава семьи ответил со встречной готовностью так поступить.

   Он вышел на свежий вечерний воздух, на веранду. Он глубоко вздохнул и выдохнул, и на этот раз решил не брать лошадей, так как он не знал, сколько понадобиться времени, чтобы всё задуманное выполнить. Также он не хотел, чтобы без его присмотра лошади померли с голоду или от рук мародёров, что обосновались в Горбри.


   Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 18.05.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите в мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)