Картина 19, тёмно-вишнёвая. Мать. Моя Россия

Утром Михаил не мог поднять головы от подушки. «Как бы то ни было, но ты должен встать», – уговаривал он себя. Когда он, наконец, сел, тысячи молоточков неистово застучали у него в голове. Через четверть часа он поднял себя на ноги и поплёлся в кухню. «Малашка, рассолу», – заорал он во всю головушку. На самом деле это был лишь слабый шёпот. Кухонная девка принесла кувшин рассолу. Он пил тёплую, солоноватую жидкость с отвращением, но это помогало. Смерть больше не казалась единственным благоприятным исходом. Возвращаясь в комнату, он столкнулся нос к носу с матерью.
– Славный дебош был, как я слышала. Ты становишься настоящим купцом, – тон матери был холоднее, чем у служителей испанской инквизиции.
Мать, как всегда, не понимала его.
– Стараюсь оправдать твои ожидания, – не сдавался Михаил.
– И сегодня ночью пойдёшь играть в карты? – атака продолжалась.
– Боишься, что проиграю всё семейное дело? Честное слово купца превыше всего?
– Ты? Да у тебя нет купеческой чести! Ты ничего для этого не сделал. Я – владелица! Проиграешь – не дам ни копейки. Пойдёшь топиться – глазом не моргну.
Потрясённый, Михаил не нашёлся что ответить и, уходя, хлопнул дверью что есть силы.
 ***
Ярмарка близилась к концу, и хлопот у Михаила поубавилось. Все дни он черкал, набрасывал что-нибудь для души, а мысли его витали далеко; прерывал он эти свои занятия только для еды и сна.
Михаил заметил, что мать больше не ходит в чёрном. Она стала носить хотя и старомодные, но вполне элегантные, солидные платья бежевых или терракотовых цветов. В дом зачастила портниха, примерка и подгонка платьев происходили чуть не ежедневно. С портнихой обязательно приходила помощница – её красавица-дочь. Однажды, спускаясь по лестнице, Михаил едва не столкнулся с девушкой. И остановился как вкопанный, не в силах отвести глаз. Её глаза были до боли знакомого цвета спелой вишни… Девушка прыснула со смеху, прикрыв рот ладошкой.
– Добрый день! Всего самого наилучшего! Я Михаил, – выпалил он.
– Здравствуйте, барин! Я знаю Вас, – смело отвечала девушка. – Я всегда играла на этой улице и видела Вас, пока Вы не уехали в Петербург. Меня зовут Елизавета, фамилия Есырева.
– Почему ты называешь меня “барин”? Я такой же, как ты, – удивился Михаил.
– А как же ещё? Гражданский чин после Академии, одеты по последней столичной моде, целыми днями ничего не делаете – это по мне значит барин.
Михаил был озадачен такой дерзостью:
– Что ж мне, по-твоему, делать? Я художник, для коммерции не создан.
– И правда, как может помочь ближнему человек сведущий в науках и искусствах?.. Знаете земство? Находится в Сормово, здесь недалеко от города. Школе нужны добровольные помощники. Вы можете найти меня в земской больнице, и я покажу Вам как пройти.
И она убежала – мама позвала помогать с примеркой платья.
 ***
В декабре 1863 года Михаил получил замечательное письмо от профессора Пименова, своего бывшего наставника. В письме со значительной долей беспокойства профессор сообщал о странной ситуации, сложившейся в Академии с выпускными экзаменами. После скандальной картины Михаила Совет Академии решил больше не полагаться на волю случая. Профессорам было предписано выбирать только библейский или мифологический сюжет выпускной картины. Претендентов на медаль должны были запирать на 24 часа в изолированных мастерских, где им предлагалось нарисовать эскиз своей будущей картины. Эскиз официально утверждался на Совете и не подлежал изменению. После этого конкурсант должен был по этому эскизу создать картину в течение нескольких недель до выпускного экзамена.

Приближался столетний юбилей со дня дарования Екатериной академического устава, и Великая княгиня желала показать, что Академия является последней крепостью стабильности и порядка в окружающем хаосе. Она волей своей выбрала для всех экзаменующихся единый сюжет пира скандинавского бога Одина, который, она знала, должен был особенно польстить Императору. К её разочарованию, большинство конкурсантов подписало петицию с просьбой отменить новые правила выпускных экзаменов и вернуться к старым. Группу протестующих возглавил Иван Крамской. Руководство Академии не удостоило эту “наглую выходку” своим вниманием. Тогда претенденты демонстративно отказались от экзамена и покинули Академию. Всего один из пятнадцати соревнующихся явился, но был изгнан раздражёнными профессорами с саркастическим ответом, что конкурс из одного участника состояться не может. Великая княгиня была в страшном гневе, назвала всё это “бунтом четырнадцати” и требовала примерно наказать бунтовщиков.

Профессор Пименов в своём письме в целом поддерживал позицию руководства Академии и сожалел, что ничего нельзя было поделать – все выпускники получили звания классного художника второй степени и малые золотые медали.
А вышедшие из Академии живописцы организовали Санкт-Петербургскую артель художников, чтобы сообща доставать и выполнять заказы, устраивать свои выставки. Тем самым они нанесли сильнейший укол самолюбию Императорской Академии художеств и доказали, что русский художник может жить и работать самостоятельно, не прибегая к помощи государства.

Михаил подпрыгнул со стула, прошёлся по комнате и выскочил на улицу, чтобы прогуляться и немного успокоиться. Он почувствовал себя полностью оправданным: он уже больше не какая-то аномалия в истории Академии, его вызов консервативной академической системе вдруг приобрёл глубокое значение и, наконец, у него появились последователи!

Все эти невероятные события последних лет окончательно убедили Михаила в своей правоте и правильности выбранного жизненного пути.
Через год после этого письма пришла печальная весть: не стало Николая Степановича Пименова.

На иллюстрации:
Фотография Михаила с матерью

Оглавление        http://www.proza.ru/2019/06/12/820
Картина 18, румяная, ярмарочная. Дома.  http://www.proza.ru/2019/06/13/457
Картина 20, блестящая. Учитель.               http://www.proza.ru/2019/06/13/715