Перемежечки жизни. Рассказ

Возможно, что тогда он говорил не совсем то, но моё право, – право автора, -  изменять слова, интонации, жесты тех, с кем довелось встречаться, поэтому и этот рассказ наполняю своим видением.
- Итак, взглядами и словами мы прощупали друг друга, а теперь... – И, как бы представляясь, он кивнул головой: - Я Григорий, а Вы?.. Вот и хорошо, что познакомились, а то всегда неудобно себя чувствую, не зная имени того, с кем разговариваю.

В тот весенний вечер он остановился напротив скамьи, на которой я сидела... А пока читала, он ходил по аллее напротив, потом перешёл в ту, где сидела я, и мне подумалось: «Не подсел бы... хотя с виду вроде бы симпатичный мужчина», но вот...
Я коротко взглянула на него, потом - на резвящихся детишек детской площадки и опять - к книге, но услышала:
- Извините, хотелось бы узнать... что Вы читаете?
«Ну вот... И банально-то как знакомится». Но, скрывая легкое раздражение, ответила:
- Лескова*.
- А-а, - оживился: - так Вы тоже любитель Николая Семёновича?
И моё «легкое раздражение» растворилось, - ну как можно иметь что-то против человека, которому нравится Лесков? А он уже подошел, присел на мою скамейку, протянул руку к книжке:
- Разрешите?..
Перелистнул несколько страниц и вслух прочитал:
- «Все, друг, в жизни с перемежечкой». -  Улыбнулся: - Да уж... И иной раз с такими!.. что потом диву даешься.
- И много было... дивных? – зацепилась за слово, надеясь, что расскажет что-либо интересное, коль читать уже не придётся.
- Много. - И помолчал. - Но о «многом» не стану... а вот о том, что именно сегодня вспомнилось... – И махнул рукой: - Да и не только сегодня. – Распрямился, раскинул руки на спинку скамейки: - Весна, знаете ли...
И почти рассмеялся, а я подумала: «Хорошо, что он с чувством юмора, значит, не станет занудить, как многие... его возраста». И сказала, чтобы направить наш разговор на что-либо «весеннее»:
- Весной, знаете ли... – И осторожно улыбнулась: - всё больше о любви хочется думать. – Но тут же поправилась: - Ну, может, не столько думать, сколько вспоминать... в наших-то летах.
И снова улыбнулась… вроде как извиняясь.
Нет, он не огорчился напоминанием о возрасте, а даже оживился:
- Вот-вот, вспоминать. И если хотите, то я...
- Хочу, - прервала, тихо обрадовавшись: – Рассказывайте.
- Ну, тогда... – И вынул пачку сигарет, кивнул на неё: - Разрешите?
- Разрешаю. Только – не одну за другой...
- Договорились, -  улыбнулся открыто и почему-то чуть удивлённо.
И, положив её в карман, затянулся дымком, помолчал, словно еще решая: а стоит ли рассказывать?.. но заговорил:

- Итак, взглядами и словами мы прощупали друг друга, а теперь... – И кивнул головой как бы представляясь: - Я Григорий, а Вы?.. Вот и хорошо, что познакомились, а то как-то неудобно себя чувствую, не зная имени того, с кем разговариваю. – И посмотрел на меня долгим, чуть изучающим взглядом: - Знаете, иногда очень хочется с кем-то... кому-то высказать то, что вдруг вспдыдо, вот и ищешь... так что простите уж, что подсел... -  Сигарета чуть светилась в его пальцах, но он словно забыл о ней: – Так вот... Давно то было, эдак лет двадцать пять назад. Тогда закончил я институт и уехал работать по направлению под Ленинград. И как-то послали нас... меня и еще двоих ребят, в командировку налаживать аппаратуру в одну воинскую часть. Ну, вечерами мы там скучали... Да нет, книги читали, но ведь были молоды, а как раз тоже... – кивнул на верхушки разлохматившихся лип: - Как писал «наше всё»: «Улыбкой ясною природа сквозь сон встречала утро года», поэтому душа просила еще чего-то такого!.. Вот и ходили в соседний посёлок, что был в трёх километрах от воинской части. Конечно, каких-то особых впечатлений оттуда не приносили, но знаете, всё же нам, городским, были интересны те знакомства, да и клуб там был неплохой, фильмы показывали, молодежь на танцы сходилась... – Чуть заметно улыбнулся: - Наверно, слушая моё, столь детальное вступление, ждёте захватывающую душу историю, да?.. Вот и хорошо, что «не обязательно», потому что моя история... – Глянул на сигарету, загасил её, бросил в урну: - А у меня едва ли получится история... так, воспоминание, но которое...
И, вопросительно взглянув, жестом пригласил в аллею.

После таких неожиданных встреч с незнакомыми людьми иногда думается: и почему мне везёт на них? Вроде бы не бросаю завлекающих взглядов, но довольно часто ко мне подходят, подсаживаются в парках, троллейбусах и заговаривают. Может, видят во мне того, кто уже существует в их подсознании? Или просто хотят поделиться тем, чего нельзя сказать близким или чего не поймут? Ведь многие ждут сочувствия или хотя бы того, чтобы их просто выслушали, а я могу... я хочу слушать, ибо такие заглядывания в чужие души подталкивают к самоанализу... хотя это - неприятнейшая штука. Но избавиться от неё невозможно, - сколько раз пробовала! Безуспешно.   
 
- Вам не кажется странным, что весна...
И Григорий рукой очертил круг, в который попала полянка цветущих одуванчиков с тремя берёзками, весело шелестящими молодыми листочками.
– Ведь весна каждый раз, каждый год,.. и, как Вы изволили выразиться, даже в наши лета будит в душе давнишние желания.
- Кажется, кажется, - усмехнулась: - Правда, неведомо: зачем?
- Вот-вот... зачем? – опять взглянул с чуть заметным удивлением: - Но знаете, как-то приятно, что душа еще может... – И снова – круг рукой: - отзываться ожиданием чего-то, хотя...
И не договорил. А я не стала ждать пояснения, ведь молчание тоже может быть ответом.

Мы вышли из аллеи, стали спускаться в рощицу, вплотную примыкающую к скверу, ступили на широкую тропку меж сосен:
- Тогда, в той памятной командировке, - заговорил он опять: - со мной и случилось то, о чём хотелось бы... – Взглянул чуть виновато: - Чем хотелось бы поделиться с Вами... – И улыбнулся почти весело: - раз вовремя под руку попались и так хорошо слушаете.
Мы вышли на полянку, усыпанную веснушками одуванчиков и призывно распластанную под тремя соснами, склонёнными над глубоким, поросшим кустарником оврагом, остановились:
- Удивительно приветное местечко. Третий раз я здесь… и всегда не хочется уходить.
- Так Вы, наверное, гость нашего города?
- Да... – И он окинул взглядом рощицу: - Зелёный Ваш город и хорошо в нём дышится, не то что в нашем... промышленном, - махнул рукой: – Но ладно, не будем о грустном. Так вот... Ходили мы в ту деревеньку, смотрели фильмы, купались в речке, по выходным танцевали под баян или радиолу на танцплощадке...
Окинул взглядом кроны начинающих цвести лип, переливающиеся всеми оттенками изумруда кустарники по обочинам оврага:
- Согласитесь, когда видишь... когда живёшь среди такого... – Помолчал, вздохнул: - то душа оживает и в ней просыпается что-то забытое, смолкшее в шуме и суете города и начинает она ощущать иначе даже привычное, не так ли?
- Да, конечно... – только и согласилась, боясь каким-либо неуместным словом сбить его с завязавшегося повествования.
- И уж не помню, - отблагодарил взглядом и продолжил: -  была ли она столь красива, но...
Я остановилась, взглянула на него вопросительно, а он, поняв мой «жест», поспешил пояснить:
- Да она, Настя, о которой хочу рассказать. А увидел её в первый раз, когда мы, накупавшись днём в реке, вечером направлялись к танцплощадке. – И усмехнулся: - Шла она по улице за коровой с хворостинкой в руке... как раз только что стадо пригнали. Спросите, почему раньше не встречал? – И, не ожидая ответа, продолжил: - А потому... как потом она сказала, что только недавно приехала из Ленинграда, где сдавала экзамены.
Почему-то замолчал, потом махнул рукой, будто отгоняя неуместные мысли:
 - А, ладно, об этом потом. Так вот... И показалась тогда мне Настя необыкновенно красивой... красивой той красотой, которую уже давно не приходилось видеть и... – Хотел еще что-то добавить, но... – В общем, была красива не ярко-гламурной красотой, а... – И снова не найдя нужных слов, лишь улыбнулся: – В общем, было в её лице то, во что хотелось всматриваться, хотелось разгадать.
Я взглянула на Григория:
- Не художник ли Вы? Уж очень взгляд у Вас любопытствующий, а, вернее, цепкий.
- Нет, что Вы! Просто меня всегда интересуют люди... вернее, их души, а они не материальны, их не напишешь красками, не так ли?
- Так ли, так ли... – улыбнулась ободряюще: - И что же дальше было... с той красивой Настей?
Но он лишь коротко взглянул, шагнул к широкому пню, так уютно расположившемуся под соснами на краю поляны, жестом пригласил присесть.
 
Ах, мой случайный собеседник, если бы ты знал!.. Ведь на этой самой поляне много-много лет назад сидела я когда-то с ним... Но тогда была осень и овраг, который теперь перед тобой, пестрел всеми оттенками оранжево-красного, и над ним всё так же склонялись эти три сосны. Сколько лет назад?.. Да, почти тридцать. И была я в красной короткой юбочке, черной, открытой кофте… И сидели мы здесь прямо на траве, выбравшись из оврага, по которому пробирались босиком, сбросив обувь, а потом обмывали ноги выпавшей росой. Димка, моя неизбывная светлая память...

Какое-то время Григорий сидел молча, потом встал, сорвал несколько одуванчиков, посмотрел на них, сорвал еще один... отцветший, хотел на него дунуть, но возвратился, сел и почему-то осторожно воткнул их в одну из трещин пня:
- Тогда я не подошел к ней, но оторвался от своих ребят, проследил за Настей до её дома, и подумал: может, на танцах увижу? Но она не пришла. И тогда в выходной день пришёл в Фроловку, нашёл её дом... как раз в огороде она что-то делала, попросил водички, а она... – Тихо засмеялся: - А она вопросительно посмотрела на меня своими тёмно-бездонными глазами, молча прошла в хату, вышла с ковшиком, протянула мне: «Пейте на здоровьице» и шутливо улыбнулась: «Может, еще кусочек хлеба вынести?» И знаете, после этих её слов, мне сразу показалось, будто уже давно знакомы, ведь так легко с ней стало, так...  – Взглянул на свой букетик: - Да и потом, когда опять приходил к ним, знакомился с матерью, братом... Все они казались такими близкими и понятными, что... – Махнул рукой: -  Да что там говорить. Бывает, живёшь с человеком много лет, а понимания...
И встал, подошёл к склону оврага, а мне подумалось: «Наверно, неладно у него в семье, раз сказал такое», а он вдруг обернулся и почти весело выкрикнул:
- Но снова... не будем о грустном!
И постоял напротив меня, поглядывая то под ноги, то на кроны деревьев:
- Потом были у нас с Настей купания в реке...– И радостно заулыбался: - А как-то, когда уже шли к её дому, нас застал дождик, мы побежали, но, конечно же, вымокли и её платьице так беззастенчиво выписало её изящную фигурку! – Но радостная улыбка погрустнела, он помолчал, но снова оживился: - А еще были танцы на площадке, стояния возле её дома до поры, когда нам надо было возвращаться в часть, поездки в соседний городок, где жил её брат и где в парке качались мы на качелях и однажды... – Григорий отстранённо взглянул на меня: - А однажды мы опоздали на автобус, заночевали в квартире брата... как раз он уехал в командировку, и она... и я... – Коротко взглянул: - Нет, не подумайте чего-то! Моё отношение к этому юному существу... я же был старше ее почти на десять лет… моё отношение к ней, было настолько восторженно и чисто, что не посмел притронуться к ней, да и она... Уверен, что не ждала она от меня этого, и только утром...  Когда подошёл к ней, еще спящей, и тихо прикоснулся к щеке, то она вдруг проснулась, улыбнулась и... обняла меня. – Растерянно улыбнулся, притронулся к щеке: - Удивительно. Я и теперь ощущаю её руки... её мягкие руки на шее и лёгкое прикосновение губ к щеке...
Григорий опустил голову, бросил на меня растревоженный взгляд и жестом пригласил идти.

Помню, помню и я! Сразу заметила Стаса там, на танцплощадке и подумала: какой красивый... неужели не пригласит на танец? А он тут же и пригласил. И танцевали мы молча, но разве то было молчанием? Нет, душа моя пела, трепетала.
А потом вечерами приходили мы в сквер, я садилась на скамейку, он ложился на нее и головой - на мои колени. До чего же сладостно было вот так сидеть, перебирать его волосы и замирать от счастья!.. Помню и такое: я иду по бордюру тротуара, он поддерживает меня за руку; сижу в глубоком кресле, а он, опершись руками на поручни, склоняется надо мной, смотрит в глаза, и я вдруг ощущаю себя м аленькой и совсем беззащитной; у детской беседки целует меня порывисто, спешно, будто в последний раз… Так и случилось.
 
Низкое солнце удлинило тени деревьев, косыми полосами расчертило тропинки, подсветило кроны деревьев, отчего листья на верхушках окрасились позолотой. Моя любимая предвечерняя пора. Ведь именно в такие минуты воздух наполняется запахами зелени, начинают громче звучать голоса птиц, трели настраивающегося соловья... «Интересно, а Григорий ощущает всё это, слышит ли птиц? Но спрашивать об этом не стану, а вот о Насте...»
- Скажите, а было ли продолжение этого, столь романтического знакомства, или...
- Нет, - не дал договорить: - А вернее, «или»... -  Вынул пачку сигарет, кивнул на неё: - Разрешите еще одну?
- Да, конечно, - улыбнулась ободряюще: – Судя по тому, что Вам захотелось курить, услышу еще что-то волнующее?
Нет, то был не вопрос, а понуждение к продолжению.
- Да. Услышите. Хотя... - Затянулся, помолчал: – В такой прекрасный вечер Вам, наверное, хотелось бы слышать не такое... – И взглянул вопросительно: - Но коль согласились слушать, то... и раз мы начали строить некое здание общения, то надо и закончить его, не так ли?
Я не ответила, ведь он не у меня спросил, а у себя.
– Так вот, конец был таким, о котором и захотелось поделиться с кем-то... с Вами. Тогда наша командировка закончилась и через день мы уехали. Я оставил Насте свой адрес... правда, она почему-то редко писала, но как-то сообщила, что скоро снова приедет в Ленинград на очередную сессию. Я, конечно, обрадовался, послал ей номер рабочего телефона... мобильников же тогда не было, попросил, чтобы обязательно позвонила.
И вот потом-то... – Григорий замолчал, остановился, подошел к сосне и двумя руками опёрся о неё: - И вот тогда-то началось то, что не даёт покоя здесь, в вашем зелёном городе, где у меня нечаянно появилось столько свободного времени для воспоминаний… для этой весны.
И взглянул на крону зацветающей липы:
- Кстати, тогда тоже цвели липы, одуванчики...
Остановился, постоял с опущенной головой и заговорил, будто только теперь вспоминая:
-  Мы встретились. Я повёл её в ресторанчик и от радости вначале не обратил внимания на её простенькое платьице, на какие-то нелепые босоножки, на косу, перехваченную розовым бантом... – Растерянно улыбнулся: – Ведь там, в деревне я не замечал всего этого, а теперь... а теперь, поглядывая на Настю, стал невольно сравнивать её с девушками, сидящими за другими столиками.  А тут еще... – Сделал какое-то непонятное движение руками: - Когда нам подали заказанное, то почему-то она взяла сразу несколько кусочков тонко нарезанного сыра, свернула их трубочкой и стала с аппетитом есть... – Усмехнулся: – Да и потом... шницель наколола на вилку и начала понемногу откусывать, хотя рядом нож лежал. – Посмотрел на меня чуть растерянно: - И знаете, почему-то я сразу представил себе, как познакомлю её со своими родителями, хранящими былые этикеты, и она вот так же станет... – Махнул рукой: - Короче, я, назначил ей свидание, но... –- Улыбнулся виновато: - Но не пришел, а она... – И снова улыбка, но почти извиняющаяся: - А она позвонила. Но трубку снял мой коллега и услышал: «Передайте, пожалуйста, Грише, что звонила Настя». И всё. – Взглянул на меня вопросительно: - Да нет, потом я хотел с ней встретиться и дважды ходил к её институту на набережной, но... А на третий всё же увидел её в парке, что был рядом. Она... всё в том же платьице и в тех же нелепых босоножках сидела на скамейке и читала книгу.
- И Вы не подошли к ней, - почему-то уверенно сказала я.
- Нет, не подошел, - не удивился моей догадке: – А тут еще хлынул дождь, Настя сунула книгу в сумочку, побежала к институту, я – за ней... хотя и не думал окликать и лишь видел... лишь опять любовался её обозначившейся под мокрым платьем точёной фигуркой...         

Пройдя круг по роще, мы возвратились к поляне, присели на тот же пень, украшенный его букетиком одуванчиков:
- Так что же Вас, Григорий, так взволновало в этой, в общем-то обычной истории?  – посмотрела я на него и тут же спохватилась: - Вы уж извините, что назвала её обычной, ведь встреча людей разного уровня воспитания почти всегда...
- Обычной, говорите? – И он взглянул на свои одуванчики, взял их: - Может, для Вас и обычная, а для меня... Ведь потом я познакомился с девушкой, чем-то похожей на Настю, женился, перебрался к её родителям в Ленинград, обзавёлся семьей и всё у нас шло вроде бы нормально...
И вдруг почти рассмеялся:
- Нор-маль-но... - повторил по слогам. – Но почему же я всё чаще и чаще возвращаюсь к той, в простеньком платьице Насте, и каждый раз мне кажется, что те дни с ней были самыми счастливыми?
Почувствовав, что мой неожиданный рассказчик не ждёт от меня ответа, я молчала, а он вдруг смял цветки, отбросил их, но тот, отцветший, приподнял, резко на него дунул и... Фейерверком взлетев перед нами, белые зонтики стали медленно опускаться на траву.

Мимолётные перемежечки жизни... Далеко не все из них оседают в нашей памяти, душе, но те, которые прячутся в дальних уголках, однажды выпархивают на волю, являясь среди серой рутины жизни, и словно подсказывают заново взглянуть на них, дабы придать им иные краски, смыслы.