Нездоров

#НЕЗДОРОВ.

Когда-то цыганка нагадала мне перемену хода всей моей жизни в среднем возрасте самым что ни на есть серьезным испытанием. Может, это оно?

1.
«Именем Российской Федерации…финансовые претензии Истца городской апелляционный суд Санкт-Петербурга постановляет отклонить!» Судья зачитала немногочисленным присутствующим вынесенный ею оправдательный приговор, коим наконец закончилась почти двухлетняя борьба довольно знаменитого в недавнем прошлом телекрасавчика Майкла с некоей коллекторской фирмой аж за полтора миллиона рублей, которые якобы взял в одном банке в кредит его лучший друг Эдвин, именуемый забавным прозвищем Медвежонок, а в простонародье просто Медви, иногда Медвеж, реже Медвежон, а на самом деле средства нахально украл бывший сотрудник филиала этого самого банка по фамилии Семенов, следы которого давно затерялись где-то на удаленном от цивилизации острове Бали. Банк, как это было принято, давно уже перепродал безнадежное дело полубандитской коллекторской фирме, и та накрутила на нем бешеные проценты. Майкл как телевизионщик был информирован об ужасах, которые позволено творить коллекторам, и слегка трепетал. Его друг мучился ужасно. Но… они с Медви, сами не ожидая того, победили. А все потому что лапки не складывали… Майклу на ум пришла его жизнь до злополучного суда: безумные переживания во время прямых эфиров, бессонные ночи монтажей, гламурный отдых в Ницце, где его друзья прошлым летом купили дом с видом, бесплатно прилагающиеся к этому Сен-Тропез, Монте-Карло и Канны… Неужели это все с ним? Примерочные нескончаемых бутиков, точеная фигура в зеркале и новые шмотки! Безумно весело и так же безумно глупо! Но все же… Неужели все плохое кончилось? Неужели можно вновь понаслаждаться жизнью? Ведь после черной полосы всегда наступает белая! Дома Майкла ждал ростовой букет белой садовой сирени, который Медви украдкой от озлобленных старух нарвал ему в благодарность во дворе, благо, что этих цветов в то лето было полным-полно. Прямо целый куст! По холостяцкой квартире плыл густой аромат. «Эх, теперь только и пожить!» - довольный Майкл накинул на тело тончайший шелковый халат, плеснул в свой бокал розового вина, расслабился на диване и принялся названивать в Израиль, откуда его бывшая одноклассница уже много лет никак не могла собраться и приехать в гости на свою бывшую же родину. На этот раз она внезапно согласилась. На горизонте все отчетливее обозначались и его собственные поездки - и в вышеупомянутый Израиль, и даже - повторно - в экзотическую Ниццу.

2.
Жизнь обещала быть беззаботной и беспроблемной! Майкла слегка беспокоили собственные и довольно глупые амбиции признанной, но слегка подзабытой телевизионной знаменитости. Всю жизнь он с переменным успехом пытался сделаться телезвездой, получая искреннее удовольствие от самого себя. Три десятка лет он брал бесконечные интервью, снимал и монтировал сюжеты, бывали и прямые эфиры. Чтобы придать этому времяпрепровождению хоть какой-нибудь смысл, Майкл все свои беседы превращал в литературу. Романы - тоже. Дам он любил часто и жадно, переходя из одних объятий в другие, хотя так и не встретил свою судьбу, впрочем, он собирался сделать это в ближайшее время, так как все еще выглядел лет на пятнадцать моложе собственного возраста. Его утешали выпущенные им книги, занимавшие отдельную полку. «Детей у меня нет, но какой-никакой след после меня уже останется! Если, конечно, мои книги хоть кому-нибудь нужны!» - гордился он. Жизнь удалась! А вскоре для него настал поистине страшный день, надолго сравнявший Майкла с читателями, зрителями, да просто со всеми обыкновенными людьми. Планы изменились все и сразу. До сих пор Майкл считал себя практически здоровым. Обследовался регулярно. Ничего тяжелее гастрита с ним не приключалось. И вдруг баловня судьбы внезапно накрыл серьезный инсульт. Стволовой, ишемический, и, как выяснилось впоследствии, обширнейший. Ну ничего себе! 2/3 пациентов с таким диагнозом, к сожалению, погибали. Это было абсолютно неожиданно, как трансатлантический суперлайнер, на полном ходу врезающийся в ледяную стену айсберга. Сам Медви воспринимал Майкла как красавца-оленя, сбежавшего из фойе близлежащего аквапарка - еще вчера он быстро и так горделиво скакал по искусственному покрытию ледяного склона, пренебрегая опасностью, размахивая обрывками сверкающих гирлянд, зацепившимися в его рогах, всячески красуясь и любуясь собой - и вот он уже беспомощно летит вниз, поскользнувшись на самом краю… Наутро Майкл уже лежал посреди палаты реанимации неврологического отделения и, воспринимая окружающее лишь на слух, так как временно повредился зрением, тупо, но при этом совершенно серьезно пытался понять: «Для чего больных тут складывают друг на друга? Места им, что ли, не хватает? И почему все врачи и медбратья вокруг пьяные? Ведь Новый год был уже целых пять дней назад!» Майкл опасался напрасно - в реанимации никто и не думал пить. И штабелировать больных. Майклу вообще многое тогда казалось: например, что кто-то вырезал у него из головы целый сектор, как ломтик торта к новогоднему столу. Такой вкусный-превкусный грушевый торт. Который, оказывается, до той поры управлял массой процессов, происходящих в его организме. И в один момент перестал. Чудодейственные лекарства под названием «нейропротекторы», которые могли это затормозить, ученые еще только собирались изобрести. «Ну почему - думал Майкл - Мы так слабо информированы?» До наступления всех этих неприятностей он ни о чем таком даже не слышал. Иначе - уж поверьте - постарался бы этого избежать. Откуда взялась эта напасть? Врачи утверждали, что его сердце всего лишь на секунду остановилось - вот тромб и оторвался. 
Когда Майкл наконец покинул отделение реанимации и переехал на реабилитацию, первым, кого к нему пустили, был Медви. «Очень они похожи, наверное, брат!» - подумала медсестра. Майкл схватил друга за руку изо всех оставшихся сил. Наконец-то! Как же долго ему пришлось ждать! Ему представлялось, что друг может взять его за руку и вытащить из всей этой истории! Может! Но говорить Майкл ничего не мог. Из глаз его лились тяжелые бурные слезы оказавшегося таким внезапным горя. Медви со своей стороны понимал, что его слова бессильны что-то изменить. Он тоже сжимал руки Майкла и тоже плакал. Тяжко, безутешно… Что же теперь будет?

3.
Майкл привык просыпаться в шесть утра от укола в живот. Вскоре он уже недоуменно вспоминал: а что, бывает иначе? Майкл не сразу догадался, что этот страшный недуг - не что иное, как отложенный почти на два десятка лет результат его ночной встречи с пьяными солдатами. Его тогда били сильно, долго, не стесняясь, по голове. Каждый удар - как копыто лошади. Безумного мустанга. И вот вам результат. Сотрясение мозга, несколько пластических операций, нарушение кровообращения… Многочисленные и присущие лишь телеведущему Майклу голоса, интонации, походки и пластика в одночасье куда-то исчезли, уступив место неведомым для него доселе запахам. «А все потому, что я больше не курю! Нос заработал! Но главное, что обаяние при мне. Да, впрочем, кому оно теперь нужно?» - думал бедняга. Про него всегда говорили «умеет одеваться!» Знал ли Майкл, насколько буквальным для него окажется значение этой фразы? «Умеет одеваться!» И это - не про последние коллекции лучших модельеров мира. Про носки, трусы, футболку. Попробуйте надеть их одной рукой! Одна мысль о самоубийстве казалась ему греховной, но цену выражению «жить надоело» он теперь знал прекрасно. Майкл обожал ночь, ведь во сне, под покровом темноты, его недуг временно прекращал существовать! А утром все начиналось снова… Майкл просыпался ни свет, ни заря, и, отчаянно скрипя больничной кроватью, заново прокручивал в голове события последних месяцев. Имея аж сорокалетний стаж курильщика, он по многочисленным просьбам врачей рискнул завязать, и это было довольно рискованно в ситуации, когда его со всех сторон стали атаковать вкуснейшими французскими эклерами - их ему понесли со всех концов города многочисленные знакомцы! Итог - огромный зад. А как же его точеная фигура? Опять бесконечные ходунки и бегунки? Впрочем, Майкла это не пугало. «В моей судьбе все страшное уже случилось!» - шутил он. Приятели поражались, да он и сам удивлялся своему невесть откуда взявшемуся упорству и силе духа. Хотя ленив он был по-прежнему беспредельно.

4.
Дальше - больше. Он стал узнавать печальные истории своих соседей. У одной из них после скандала с матерью буквально исчезла рука прямо под струей душа, а кто-то лишился власти над половиной тела на трассе, едва успев притормозить и выйти из-за руля! Врачи творили чудеса: как-то одна докторица взяла монету и ее ребром провела по ступне Майкла. Его недвижимая прежде нога сразу сократилась и начала сгибаться. Иное дело рука, казалось, поджавшаяся раз и навсегда. Она отказывалась выполнять самые простые операции! «Наверное, - думал он, безуспешно пытаясь завязать волосы в хвост - женщинам еще тяжелее. Вы только попробуйте одной рукой застегнуть лифчик или к примеру накраситься!» С его всегдашним ощущением, что вся жизнь еще впереди, вопрос неожиданно решился сам собой. Миллионы домохозяек помнили его веселым и энергичным, а главное - молодым! Но вот с чем он никак не мог смириться: вместо чувства восхищения и легкой зависти как прежде красивый Майкл теперь кроме жалости никаких эмоций у людей не вызывал. Ему казалось, костыль шел впереди него. Еще недавно он ждал от жизни новых побед, новых горизонтов, любви, семьи - да мало ли, чего он ждал? «Неужели отныне все хорошее в моей жизни закончилось? И что вообще творится? Тромбы ищут? Да не там! Ничего сами не могут!» - возмущался Майкл. Ему было очень трудно не забыться и не рвануть с места во весь опор. И так происходило на каждом шагу. А еще в больнице Майкл узнал о существовании таинственного черного света - именно им лечили его болезнь. Может, это свет оттуда?

5.
В начале болезни Майкл и не предполагал, до чего он может дойти, когда его в одном одеяле грузили в фургон с красным крестом: «И почему это в «скорой помощи» нас кладут лицом вниз?» Конечно, это было не так! Накануне он ложился спать усталый, но, казалось, совершенно здоровый. Той страшной ночью он как обычно вскочил, чтобы пописать - и в этот самый момент его разбил инсульт! Майкл не обнаружил левой ноги на ее законном месте. Обрывками своего любимого шелкового халата он вытерся, описавшись. Равновесия спросонья не удержал и, рухнув лицом в круг ковра, успел подумать: «Это что - все? Почему так рано? У меня все - как у папы!» У его отца инсульты случались по самым что ни на есть трагическим поводам, у Майкла, правда, таких не наблюдалось, до той самой ночи он боялся лишь оказаться «в маму», ушедшую из жизни от онкологии. Это называлось сложным словом «канцерофобия»! Но, оказывается, ему от отца по наследству достался не только талант художника! Были в его заболевании и плюсы. Лечение гормонами разглаживало его морщины и улучшало цвет лица. «И слава Богу, что у тебя инсульт. - сказал один врач, - а то бы точно онкология была! Ты - такой человек!» А вот «последнего китайского предупреждения» не случилось. Хотя, если припомнить - было, было… Он вспомнил свои так некстати затекавшие и постоянно отсиженно-отлежанные ноги. Этого, оказывается, было предостаточно! Теперь Майкл, закусив губы, ждал, когда же взамен утраченных у него заработают новые нервные связи между пострадавшим мозгом и конечностями, но они возобновлялись крайне медленно. По миллиметру в сутки. Это означало - по три сантиметра в месяц. Всего. Гораздо быстрее росли связи между ними самими. Днем Медви бесцельно бродил по улицам города и глотал тяжелые слезы незаслуженной обиды. Ему мерещилось, что прежнего Михо - как он иной раз на свой кавказский манер называл Майкла - бойкого, щедрого и очень веселого парня - у него однажды ночью своровала подлая болезнь, подсунув вместо него капризного, больного и хилого персонажа. За что им это? Майкл тоже горько плакал, лежа в больничной постели. За что? За что?

6.
Несколько запоздалые критерии гипотетического выбора спутницы жизни Майкл определил четко: вместе следует быть только с теми, кто будет дневать и ночевать в больнице, если с вами приключится инсульт. Потому что никто другой делать этого не станет. Иначе зачем? Ему даже было интересно: кто в случае не дай Бог чего - сделает ему последнюю инъекцию, рискуя попрощаться с собственной свободой, кто перекроет кислород умирающему, кто поднесет ему яд, отключит аппарат жизнеобеспечения? С другом Майклу просто повезло, хотя жены у него так и не случилось, но прочие обитатели больницы смотрели на него с завистью: многих из них сюда словно сдали на хранение домашние, чтобы наконец от них отдохнуть. «Вовремя смотреть нужно, на ком женишься!» - раздраженно думал Майкл, глядя на их вечно спешащих по своим делам жен. Как говорила великая Фаина Раневская: «Все меня любят, а в аптеку сходить некому!» Майкл немного видел действительно любящих «супружниц», способных месяцами изо дня в день вытирать любимому попу, мыть его под душем и разделять все «капризы» в его невеселой жизни. Немногих видел. Одну! Придя однажды домой, она обнаружила своего милого в объятиях любовницы. Вот от этого у него инсульт и приключился. Ну не могла же жена бросить супруга в такой ситуации!

7.
Обнаружила несчастного Майкла лежащим на ковре посреди его гостиной прямо под новогодней елкой та самая одноклассница, наконец нагрянувшая к нему в гости прямиком из Израиля, да еще за кампанию со своей родной сестрой. Как будто впервые за 12 лет она приехала в Россию, именно для того, чтобы спасти друга. Это случилось как нельзя кстати. Цифра «12» тоже казалась неслучайной. Светку кто-то свыше прислал спасти Майкла заранее, да еще со святой земли! Разве не чудо? Классе в восьмом отец Майкла дал им коробку «суворовского» печенья, такого вкусного и свежего, что друзья проглотили всю коробку в один присест. Светке стало плохо с желудком, ее друга раздуло от аллергии. Вскоре после этого они вместе попробовали длинные тонкие сигареты. Да, друзьям было, что вспомнить! За разговорами они с подругой просидели до утра, много курили и даже покрасили Майклу волосы. Светка за эти годы стала парикмахершей. Перемерили подарки. Разговаривали они обо всем, в частности, о том, что жить надо сейчас и сегодня, не откладывая на потом, потому что с каждым из них в любой момент может произойти все, что угодно. Такой возраст. Середина жизни! Кто бы знал. Легли спать. В эту ночь церковь была двуедина как никогда. Таким голосом красивая израильтянка еще не кричала светловолосому славянину ни разу в жизни: «Только не умирай! Только не умирай!» Мишка ее послушался и делать этого не стал, хотя был уже к этому готов. Но впоследствии оказалось, что это было бы слишком легко. Наоборот, Майкл еще успел сунуть Светлане свой телефон и указать немеющим пальцем левой руки, кому именно она должна позвонить. Его знакомому врачу. Те две женщины были счастливы, что спасли друга, и утверждали, что посланы ему небесами. Он не спорил. Ему действительно очень повезло! Он оказался у себя дома, а не в поезде, ехавшем в Москву, куда Майкл планировал отправиться на следующий же после отъезда гостей день, и в котором его могли принять за тривиального пьяницу, не уехал в провинцию, куда в последнее время зачастил в командировки, он принимал гостей, а не ночевал по обыкновению один в квартире, он был почти еще молод и инсульт сразил его с левой, а не с правой стороны, что переносится пациентами однозначно легче. Что и говорить, ему повезло много раз подряд! А еще болезнь могла вся, что называлось, «пойти в голову». У некоторых его соседей руки и ноги слушались хозяев прекрасно, но, выходя покурить, эти парни не помнили ничего: ни куда возвращаться, ни как их зовут! С одним соседом по палате Майкл начинает играть в шахматы - от скуки, иначе бы до этой еще в детстве заброшенной игры руки так никогда и не дошли. Сосед тут же забывает, какого цвета у него фигуры, и играет во время одной и той же партии то белыми, то черными, но ведь это такая мелочь!

8.
Пожалуй, никогда еще он не убеждался, насколько это неважно - кем человек был прежде, до болезни. Профессором. Водопроводчиком. Безработным. Больница уравнивает всех. Один анекдот рекомендует даже таким известным людям, как Майфкл, случайно попавшим сюда и от неожиданности забывшим свое имя, обратиться к дежурной медсестре! Одних соседей Майкла не слушалась левая сторона тела, других - правая, а кто-то уже вовсю выздоравливал и при ходьбе лишь слегка опирался на элегантную тросточку. Он же, используя одну правую, через уцелевшую часть мозга пытался оживить левую половину! Так Майкл оказался, как шутят врачи, «практически недообследованным». Когда же ему ставили в здоровую руку капельницу и надо было лежать неподвижно, он и вовсе оставался словно без верхних конечностей. Нос почесать нечем! Ну и дела! Соседи его тем временем окончательно распоясались, показывая Майклу фотографии внуков и грибов, найденных на дачном участке! Впрочем, он не собирался задерживаться в горизонтальном состоянии, вспоминая, как его отец любил приговаривать: «На том свете отдохнем и успеем належаться!» Где он, милый, добрый папа, где он, таинственный тот свет?
А еще во время злосчастного криза у Майкла обострились попутные болезни: гипертоническая, щитовидка… Жизнь вопреки его ожиданиям оказалась очень хрупкой. И психика - тоже. «Майкл, ты ведь не против иметь сиделку?» - спросил у него кто-то из друзей. Он кинул на незнакомое толстое бесполое существо незаинтересованно-расфокусированный взгляд: «А что, пусть будет! Должен же кто-то подавать ему утку? Утка… Дожили!»

9.
Майкл с трудом приподнял голову и огляделся вокруг. Ужас. Палаты без евроремонта, персонал без подтяжек на лицах. Но так ли это важно? Умели бы с недугом бороться! Пока он лежит в забытьи, жизнь преподносит ему еще один сюрприз. По больнице разносится слух: здесь лечится бывшая телезвезда! Посмотреть на него стремятся все обитатели лечебницы. Внезапно проявляется начальство - почти уже бывшее. Словарь Майкла пополняется еще одним новым словом - «квота», он наконец получает ее и переезжает в отдельную палату. Теперь они вдвоем: только он и его сиделка. Постоянное пребывание в обществе чужой равнодушной бабы настроения не улучшало, характер неминуемо стал портиться. Отныне сиделка представлялась Майклу повинной во всех его бедах. Это она одна во всем и виновата! А кто же еще? Она такое отношение к себе чувствовала, и то и дело сбегала от него в «фейсбук», особо к общению не стремясь. День за днем Майкл лежал в полном одиночестве, учился произносить пахнущее второй мировой войной слово «спастика» и прислушивался, как его университетская подружка, заехавшая в гости между примерками новых вельветовых брюк, сидя в предбаннике палаты, тихонько рассказывала его же претолстой сиделке о премудростях телевизионной режиссуры. Сиделка развесила уши, не забывая, впрочем, подслушивать и подглядывать за всеми прочими приходящими проведать Майкла звездами. Где бы она их еще встретила? Переживания Майкла ее не волновали совсем: «Плачете? А, это все ваши эмоции!» С ее «чувствительностью» ей и вообще-то было впору репетировать не на живых людях, а на кошках, желательно на дохлых. Она - сиделка? Да она никогда ею не станет!

10.
Сиделка твердила: «Я здесь только потому, что мне пора выходить замуж и рожать! Мне уже за сорок!» Рожать? Уж не от него ли? Уф, нет, слава богу, «Майкл не в ее вкусе!» У наглой бабы, оказывается, есть понятие о вкусе!!! Смешно… Сам Майкл был в ужасе: «Да она вообще в зеркало смотрит или нет?» А дебелая баба прямо при нем заявила аптекарше: «Вы что, пьяная? Какая я вам тут сиделка? Я его невеста!» Еще только подъезжая к лифту, она уже состояла в ссоре со всеми его пассажирами. Заходя в палату, своей огромной задницей она агрессивно сносила все на своем пути и цепляла все углы, но тем не менее носила кокетливый браслет на щиколотке толстой ноги - прямо поверх застиранного шерстяного носка, считая это высшим шиком! Красота! Доставая блокнот, всех приходящих проведать Майкла специалистов она учила искусству врачевания. Или назойливо училась у них сама. Больного это безмерно раздражало, но кто его спрашивал? Чтобы избежать неловкости, он, как мог, изображал рассеянный склероз. Все его друзья рады были свалить все ежедневные заботы на мощные плечи сиделки, и лишь забегать в гости, но никто не знал, какие муки терпит в ее обществе сам Майкл. Тем временем какие-то случайные прохожие мужики называли его ужасную тонкогубую сиделку с челюстью, достойной бульдога, не иначе как симпой! Фигасе! Сексуальная революция! Когда Майкл просил ее поднести ему утку, сиделка выговаривала по слогам: «Достаньте, пожалуйста, мужской половой член!» Ему каждый раз хотелось поинтересоваться, где именно достают этот член? У фарцовщиков?

11.
А еще у его сиделки девять лет не было секса: она об этом охотно ему напоминала, не уставая приговаривать: «Мы - недолюбленные!» и кидала плотоядные взгляды на часто приходившего в гости к Майклу ладного красавчика Эдвина и не упуская возможности ущипнуть его за попу! Эдвин же, не обращая на толстозадую приставалу никакого внимания, тем временем тихо наклонялся к уху Майкла: «Не бойся. Твой дом на месте и ждет тебя! Вот ключи…» - и его карман звенел чем-то знакомым. Странный звук! Долго, громко и как-то слишком электронно в палате кричит петух. Майкл тихо бесится и не сразу вспоминает: он же сам не так давно выбирал для будильника этот модный рингтон в магазине дорогих гаджетов! Первые полтора месяца своей болезни он неподвижно лежал на кровати. Вставать ему не хотелось. Сил не было никаких вообще совсем. Даже сидел Майкл и то, опираясь сразу на трех человек. Сила из левой части его тела будто куда-то ушла. Скрежеща зубами, Майкл молчал, терпел, и лишь иногда беззвучно матерился. Как быть? Он во что бы то ни стало хотел ходить. Хотя поначалу никто не верил, что Майкл может даже выжить. Но вопреки всем ожиданиям он вдруг заново научился дышать, глотать и разговаривать, правда, каким-то задавленным голосом. Как прежде безупречен в его исполнении остался только мат - этот исконный телевизионный язык Майкл выговаривал по-прежнему звонко! Но каждый раз перед этим логопед заботливо ставил ему на горло электроды, возвращая голос к жизни. И вот Майкл уже садится на кровати и даже пробует передвигаться с ходунками! Отныне одни врачи утверждают, что «если есть в медицине чудо, то вот - оно, перед вами!» Другие при его виде так и вовсе разевают рты: «А как это? Нифига себе!» А вот так это! Ведь недаром во многих храмах России, и не только, самые горячие сердца возносили за болящего святое животрепещущее слово!

12.
Первую неделю Майкл пролежал в тяжелом седативном бреду. В мозгу бедного больного все перемешалось. Кто это закрывает двери его квартиры? Неужели врач «скорой помощи»? Но почему он кладет ключи себе в карман? Никто ему квартиру пока еще не дарил! Дальше ему мерещится закулисное пространство перед началом неведомого шоу. Почему сквозь исколотые капельницами вены Майкла накачивают неведомым жарким гепарином и заставляют его выступать вместе с тем самым красавчиком-врачом со «скорой», только полуголым, одетым всего лишь в какие-то узкие ремешки с металлом? Он - врач? С таким первоклассным телом? Да что это за порношоу такое? Почему мимо них с довольной улыбкой проходит его двоюродная сестра? Билетами на него торгует? Какая она все-же сволочь! И главный вопрос, который его мучает: почему все это происходит в берлинском метро, где Майкл не раз бывал? Причем тут знаменитая немецкая подземка? С чего он это взял, никому не понятно до сих пор. Но… Майкл хочет отправиться домой! Но сначала нужно вытащить трубки из носа - с ними он далеко не уйдет! Да и катетер мешает! Но трубки не вытаскиваются! Кто это посмел его руки намертво бинтами привязать к кровати? Немцы? А кругом кричат от боли и пахнут лекарством одни лишь годами немытые старухи. Это что - зрительницы его шоу? Он добивается, чтобы его сестра позвонила другу называет номер:+7 911…! К его удивлению она сразу набирает восьмерку! Значит, они все-таки в России? Майкл ненадолго успокаивается.

13.
Вердикт родственников однозначно его ошарашивает: «Чтобы больше наш Майкл не простужался, ему срочно надо жениться!» Близкие вообще реагируют на случившееся по-разному. Знакомый врач пишет ему: «Восстановишься! Ты же - исключение во всем!» Его подруга утверждает: «Выберешься! Шмотки - мощный стимул, а у тебя их полно, особенно ненадеванных!» Оба они ржут. Знакомый доктор говорит ему: «После дерьма обычно бывает халва, если только не оказывается, что то, что ты считал дерьмом, и было халвой, и теперь будет еще хуже! Ну да, случилось! Но ведь ты же выжил! Ничего, не дрейфь, грузовик с пряниками еще перевернется и на нашей улице!» Он отвечает: «Но у меня были совсем другие планы!» Врач вытаскивает инвалидное кресло с сидящим в нем Майклом в коридор и показывает ему толпы больных: «У них у всех тоже были другие планы! Поверь, что никто из них сюда не собирался! Это теперь уже совсем другое качество, но ведь качество … жизни! Бокал наполовину полон, а не пуст! И не плачь, а благодари Господа, что все сложилось так!» А вот обидное для Майкла откровение другого казалось бы знакомого ему доктора гласило: «Всем не поможешь!» Ничего себе! Голоса у Майкла нет, но ему хочется закричать в ответ на такое хамство: «Это же я! И я - в большой беде! У меня - не грипп! Это же серьезно!» Еще один эскулап оптимистичен: «Забудь былое, живи сейчас! Ну, был ты звездой, потом пережил инсульт, и хорошо, что так все обошлось, все могло быть гораздо хуже. А теперь полюби себя нового, полюби свою болезнь! Тебе нужна полная перезагрузка!» Певица-давняя-подруга ведущего неожиданно откровенна, но почему-то не с ним самим, а с Эдвином: «Если я сейчас позвоню Майклу и буду сердце себе рвать, ему ведь не полегчает? Так ради чего звонить?» Так Майкл ли бредит? Майкл. Певица права стопроцентно.

14.
Ему грезится, что, возвращаясь в свой дом, он видит всю мебель перевернутой и с удовольствием ползает по ней, как муха: «Как это удобно! Надо было с самого начала все так устроить! Никому об этом не скажу! Буду наслаждаться сам!» Пришло непреходящее ощущение мурашек. Левые конечности Майкла как будто схватили, ошпарили кипятком, прищемили дверью! Нарушение функций опорно-двигательного аппарата. «Поотрывать бы им эти органы движения!» Майкл чувствует, что центр его болезни расположен где-то между его плеч и пониже спины - и помогает массажистам, указывая им, что массировать ему нужно зоны крестца и воротниковую. Впрочем, поясница у него побаливает уже лет пять, прям-таки требуя ежедневного двадцатиминутного лежания на аппликаторе Кузнецова. Это такой коврик с железными иголками. Поясница - провозвестник серьезной болезни. А опытный массажист помаленьку будит движение в его руке и ноге, заставляя их уворачиваться от частых щипков и вырываться от «обидчика».

15.
Эдвин тем временем берет отпуск за свой счет и усаживается возле постели больного. Майкл даже серьезно сомневается: окажись они в зеркальной ситуации - не дай Бог, конечно, сможет ли он сам вести себя столь же самоотверженно? Впрочем, Майкл никак не может поверить, что недуг привязался к нему надолго, и задумывается: так ли случайно все с нами происходящее? Врачи обещают: «Как было, у вас уже ничего не будет, но терпение и труд творят чудеса! Вам нужна лишь разумная нагрузка!» Но что такое эта пресловутая разумная нагрузка? Ходьба по пандусу с высоко поднятыми коленями, спиной вперед, брусья, шведская стенка… Всего и не перечислишь! Чувство меры ему знакомо, но какова она - мера - в данном случае? Майкл тщетно старается не испытывать угрызений совести. Ведь лень называют двигателем прогресса! Он постепенно сходит с ума и никак не может почувствовать себя инвалидом. Скука его обуревает, смертная скука. Но ведь так же отчаянно скучают и все его здоровые знакомые. Так в чем же между ними разница? А может, это - свобода? Первое, что он подумал, обретя сознание после криза: «Больше на телевидении мне работать не придется! Не будет ни изнурительных дальних поездок, ни неподъемных сумок, ни ненавистных ночных монтажей! Я даже не сойду с ума!» С чего он это взял? Много лет он с большим или меньшим успехом делал шоу из одного себя. И вдруг это прекратилось. Словно его любимую куклу сломали злые дети! И если прежде Майкл совмещал сразу целую кучу амплуа: был и журналистом, и писателем, считал себя и художником, и ювелиром, и скорняком, был курильщиком и даже - представьте себе - пьяницей, то новое занятие психоневрологического больного никаких таких совмещений не подразумевало. Ничто не мешало. Болей - не хочу! Не хочу…

16.
Кормили в больнице исключительно серыми макаронами, а еще неизвестным науке быстрорастворимым веществом под названием «пюрешка», кашами всех сортов и - кулинарный шедевр! - королевой больничной кухни, ее величеством капустой! Но поглощать все это великолепие Майклу не позволял верный Медви, готовивший для него обед собственноручно. Грудинка индейки под ароматным соусом песто и нежнейший фермерский творожок с кусочками абрикоса - были обычными блюдами его рациона. От этих «деликатесов» у больного постоянно текли слюнки. Сиделка даже начала повязывать Майклу слюнявчик! Он слышит от нее зловещее: «Привыкайте!» Да он не собирается ни к чему привыкать! К чему? К тому, что с ним отныне обращались, как с чемоданом? Он что, идиот? Майкл рассматривает изредка попадающиеся навстречу ему коляски с инвалидами и пытается понять: облизывать игрушечный пластмассовый грузовичок, будучи 60-ти лет от роду - это разве нормально? Майкл изо всех сил старается жить так же, как до болезни. Но все ему мешают. А сиделке даже нравится эта новая живая игрушка и возможность наконец-то проявить себя «в его последний час», поднося человеку с бездействующей рукой яичко всмятку - попробуйте-ка его почистить одной правой! Без помощи вы не обойдетесь ну никак! В разговорах сиделки фигурируют исключительно «мяско» и «сметанка», ее обуревает неодолимое желание вести вокруг Майкла столь раздражающее его хозяйство, вить гнездо и спрашивать с плотоядной улыбкой: «Ты же хочешь сырничков?», и тут же, прямо при нем, обсуждать с соседями по отделению и персоналом, как сильно поправился за время болезни подопечный: «А помните, каким он раньше был?» Когда же он прикрывает глаза, чтобы ее хоть недолго не видеть, она важно заявляет: «Спит!» Все это вызывает у него лишь одно желание - дать ей в жбан, и покрепче. А «горе-сиделке» ничто не мешает разводить вокруг Майкла тараканов и натыкаясь на них, бешено верещать не своим голосом, как будто их расплодил он сам!

17.
Всем вокруг нужен больной, только вот он себя таковым не ощущает. Он просто однажды неудачно заночевал - и проспал то время, когда гигантская судорога скрутила почти половину его тела. Она подкралась к нему незаметно. Так, ни страха, ни боли. Судорога. Спазм. Конвульсия. В живых временно осталось две трети его тела, он так и называет себя - «ПОЛ-БОЙЦА», реже - «ОДНОРУКИЙ БАНДИТ»! Смешно. Было бы. Если б не с ним. Хотя обходиться всего одним комплектом конечностей вместо двух оказывается непросто. Очень непросто. А что касается анализов - так дайте, дайте ему наконец кофе и сигарету - Майкл вам вдоволь и написает, и накакает! Но их-то как раз ему и нельзя! А Майкл никак не может забыть свой излюбленный многолетне-ежедневный телевизионный коктейль.
Жизнь в больнице непохожа на сахар. Главное тут  - терпение и смирение. А вот превращение Майкла в существо неопределенного пола и возраста прошло на редкость легко, вскоре о прежнем имидже знаменитого некогда плейбоя никто и не вспоминал: он случайно подбил себе глаз, чуть не выбил при случайном падении передние зубы, из-за необычайной белизны фарфора прозванные в народе «унитаз во рту», его длинные ноги оказались до крови стерты об кровать, а дорогое мелирование чуть не сменили бесплатные пролежни. На себя он теперь походил мало. Но каждую свободную минуту по совету врачей все же старался двигаться. Чтобы оставаться в тонусе. К этому добавилась и другая проблема, связанная с его внешностью. За своими любимыми преогромными волосищами мог ухаживать только сам Майкл, но для этого ему потребовались бы обе руки, и тогда хозяин волос решил от них избавиться. Когда под ножницами горе-мастера длинные локоны упали на пол, Майкл стал неузнаваем. 54-летний парень мгновенно превратился в молодого старика!

18.
Теперь инструктор ЛФК называет его не «молодым человеком», как он привык, а «этим смешным дядькой» с полным на то основанием! Недавно все в его жизни еще только начиналось, и вот он уже надел очки и стал зависим от погоды… Не отпустить ли ему бороду? Дедуля! О внешности Майкл думать перестал. Временно. Ночью он спал в маске, спасаясь от солнечных ночей и бесконечных дум. Ненавидимая им на протяжении всей жизни, никому не нужная и свежее обожаемая врачами графа «Полных лет» никак не желала успокаиваться. Даже в четыре часа утра яркое восходное солнце нагло будило его и косые лучи беззастенчиво освещали табличку, на которой зачем-то был проставлен его возраст! «Молодец - похвалил кто-то Эдвина - Как вы хорошо ухаживаете за отцом!» «Что-о?» Эдвин поторопился пообещать Майклу, что будет заботиться о нем, как о родном сыне. Но он не успел возмутиться, как его угостили «комплиментом» и поздравили с тем, что инсульт в его исполнении очень помолодел!
А вокруг него, ежеминутно повисая на костылях, будто тащили свои немощные ноги восставшие из гробов персонажи клипа Майкла Джексона «Триллер»! Помните этих инвалидов на кладбище? Рядом с Майклом были несчастные люди, упыри, оборотни и вурдалаки. И все они здесь, как в бане, были равны. Скромная продавщица и отважный пожарный, телезвезда Майкл и мастер по возведению коттеджных поселков удостоились одинаковых диагнозов. Но, несмотря на многочисленные уродства больных, персонал в клинику подбирали молодой и самый что ни на есть привлекательный!

19.
Словарь Майкла пополнялся с каждым днем. Даже его банальная болтливость именовалась в больнице заумным термином «расторможенность»! Только вот не с кем ему болтать! Майкл оглядывается в поисках собеседника. На эту роль рыжебородый плечистый красавец - его тренер лечебной физкультуры. Он внезапно признается: «Я люблю помогать людям, и у меня это получается! А еще я живу через дорогу от больницы, поэтому я здесь. Но вообще-то конкурс на мое место - минус пять человек. Идти сюда работать люди не хотят!» Майкл умолк. Конкурс на его место - куда меньше! Как же ему трудно жить, не зная, что будет дальше! Рыжебородый же на долгие месяцы остается среди всех этих вурдалаков единственным собеседником Майкла! За его жаркое горячее тело явно готовы были бы поспорить самые знатные дамы больницы, если бы таковые имелись в наличии. Но вот больные тут были - увольте! Подавляющее большинство пациентов неврологической клиники - как и лифтеры, охранники и гардеробщики - относились к другому социальному срезу, чем он сам. Майкл таких всегда сторонился - и вот попал! От многих из них несло свежей выпивкой и куревом. Шикарные привычки и замашки Майкла были тут совсем ни к чему! Если ему, скажем, все же терпеливо удавалось дождаться прибытия на этаж вечно занятых и недовольных жизнью «хозяек» лифта, он рисковал услышать от них очередное откровение, приправленное изрядной долей мата. «Как мне тут с вами тяжело!» - в сердцах воскликнула как-то раз усталая больничная лифтерша. Майкл ей не ответил - понятие о том, что такое «тяжело», было у каждого своё.

20.
Как остроумно заметил Майкл, первую группу сексуальности ему заменили на первую группу инвалидности. Мучаясь в тесной массажной кабине, он никак не мог раздеться, и не сразу понял, почему стоящий рядом массажист ему не помогает. Лишь когда тот налетел лбом на ширму и уронил на пол нелепые в помещении темные очки, Майкл понял: да ведь его массажист абсолютно слеп! Впрочем, оплаченные государством занятия с основными врачами в больнице - инструктором лечебной физкультуры и массажистом - закончились подозрительно быстро и за их продолжение Майклу предложили заплатить! А ведь одна неделя лечебной физкультуры просто физически не могла поставить его на ноги! Все в этой клинике делалось исключительно за деньги! Он до сих пор вспоминал свои первые шаги, сделанные на полусогнутых ногах между местными брусьями, но этого ему казалось до крайности мало! Майкл недоумевал: услуги логопеда и вовсе считались здесь чем-то необязательным и чуть ли не постыдным! А для него, например, это было так важно! Странно! Ему самому еще более странными казались регулярные визиты психолога: эта дама то просила на время показывать ей цифры от одного до двадцати в клетках, то буквы в таких же клетках, заменяя этим отсутствовавшую в начале его болезни речь. «Хочет выставить меня идиотом!» Майкл недоумевал: он же в себе, даже больше, чем раньше! Его возможность к движению ограничена, это да. «Опыт получен! Достаточно!» - молча кричал он в синюю высь, но на его слова почему-то никто не реагировал…

21.
«Судя по говору, здесь полно украинок-беженок, знаменитых бескрайне добрыми душами и такими же бескрайними грудями! Много их тут, теплых и таких же громогласных! Это от них в больнице такой колорит восточноукраинского села?» Многочисленные беженки здесь жили, здесь же и работали! Даже обедали они тут же, на скорую руку, сервируя для этой цели холодильник, установленный возле мужской туалетной комнаты. Спали - по очереди, вполглаза. В палате Майкл оказался в кампании надоевшего всем и постоянно ходящего под себя генерала, отправленного сюда с глаз долой молодой богатой женой и точно такой же дочерью. Он явно мешал дома. Когда звали на завтрак, этот больной надрывался в бреду: «Рота, подъем!», а вскоре уже вопрошал собственную сиделку, пытавшуюся накормить его отвратительной кашей: «Как стоишь перед командиром?» Майкл совсем уж было собрался придушить постоянно стонущего на соседней от него кровати, когда за стариком явились дюжие санитары и увезли его на занятия! «Какие ему еще занятия? - недоумевал Майкл - Видимо, будут учить, как правильно садиться на сковородку!» В том, что сосед попадет в ад, он даже не сомневался. В углу сидел еще один пострадавший от той же болезни, который с утра до вечера с вами здоровался. Вежливый! Лечащий врач, приходя накормить его с ложечки, рассказывала, что это - вообще-то ее учитель, профессор, в отечественной невралгии - большая величина. В прошлом. Приходя в себя, больной профессор и вправду поражал окружающих тонким умом и широтой кругозора. Рассказывал по-настоящему интересные вещи. И тут же утверждал, что, мол, у него «врачиха градусник украла»! А рядом верещал еще один старый «шпион»: «Никифорова! Принесите мне в штаб чертежи!» Увидев Эдвина, он заводился по новой: «Провокатора расстрелять!» В коридор выскочила кокетливая коротко стриженая старушка в дешевом засаленном и почти лопнувшем халате поверх уже рваной ночнушки: «Я - 43-я в списке Форбс-Россия!» Но никто в целях обогащения не торопился на ней жениться. Наоборот, встречная тетка строго прикрикнула на нее: «Мальчик! Ты опять ничего не выучил?» Потомственная учительница и в больнице вела уроки…

22.
Одних больных Майклу было искренне жаль, другие - и он это ясно видел - были такими же сволочами, как и когда-то, в свои 20 лет, будучи еще совершенно здоровыми. За спиной Майкла интеллигентно откашлялся еще один клиент клиники: «Можно один вопрос? Что мне дальше прикажете делать?» «А мне?» - переспросил у него терпеливый Майкл. По коридору с громким матом метнулась санитарка, которая, как и пятьдесят лет назад, встречала инспекцию из городской управы: «Твою мать, уже целых два часа!» Другая больничная санитарка - из тех, из украинок - приходит в восторг от его последней книги, а Майкл тем временем радуется, что она не читала его книгу о сексе! Печальный опыт! Восторга было бы куда меньше! Иногда ему казалось, что мир наконец пришел в себя и все возвращается на круги своя: его рука восстанавливается, он попадает прямиком на родное советское телевидение, а сиделки - обратно, в свой как прежде мирно-провинциальный Донбасс.

23.
«Ты что, сволочь, выпил без меня?!» - из трубки прожурчал знакомый голос его подруги, которая еще ни о чем плохом не знала. Пришлось ему униженно объяснять, что он не пьян, вообще спиртного в рот не берет, и давно, просто из-за болезни его плохо слушается язык! Его часто понимали неправильно, или не понимали вообще: вот и в ситуации с постоянно кричащим соседом-стариком не деда, а самого Майкла перевели в другую палату. Хотя он не мешал никому! Майкл всего лишь добивался справедливости - ну, почему все вокруг считали его характер плохим? А еще у него теперь был постоянный ком в горле и повышенная слезливость. Готовность плакать по любому поводу. Особенно это усугублялось, когда Медви уменьшительно называл его «Мишуткин»! Каждый Божий день Майкл плакал - такого не было никогда, раньше он делал это только от злости, природного цинизма ему вполне хватало, чтобы выставлять его впереди себя в качестве брони, и вот… Шел ли по экрану «бессмертный полк», проплывали ли мимо него очередные «Алые паруса», все вызывало у Майкла потоки слез! Его успокаивало, что он не один такой: как-то однажды во время процедуры «вихревые ванны» его слезливой старушке-соседке сказала в сердцах соседкина же сиделка: «Так! Вы все время плачете! Это невозможно! Я сейчас вызову себе такси и уеду, хоть мы и находимся далеко за городом!» Майкл нервничал. От этого его рука билась по утрам, как выброшенная на берег трепетная рыба. Спастика. Но когда Майкл жаловался на судьбу, мудрый Эдвин ставил ему диск с фильмом «Список Шиндлера», и он замолкал, поняв, что же такое «плохо» на самом деле. Он обязательно выберется, прорвется, восстановится! Лишь бы это не было похоже на отвратительный продукт под названием «восстановленное молоко»!

24.
И даже в этой ситуации Майкл, как и прежде, питался чужой любовью. Прекрасная незнакомка писала ему: «Я - твоя! Я - с тобой! Сейчас сварю тебе бульон и приеду кормить!» И, хотя никто никуда никогда так и не доезжал, их смс-роман так и не превращался в реальный, но Майклу становилось от этого легче. Довольно быстро выяснялось, что красотке не на что и даже не с чем к нему добраться. Как будто это было важно! А потом был бред Кики о том, что к нему приехали все друзья разом, и все это уже оказалось реальностью! Ему то ли казалось, то ли было чудесной правдой, что ему предложили все, о чем Майкл только мечтал: и выпустить его новую книгу, и даже родить от него ребенка! Одна из бесчисленных подруг Майкла, крайне богатая бизнесвумен, подарила ему посредине зимы букет сирени! Привезла из-за границы! Это было чудом! Букет сирени зимой заменил в палате охапку ирисов, подаренную ему режиссером. Он казался Майклу похожим на него самого - он был таким же красивым, вроде бы живым, а вроде и не очень! Стоя посреди толпы, его подруга юности отчитывала его же почти уже изгнанную сиделку за преглупый вопрос «Приедет ли встречать Майкла из больницы сама Эдита Пьеха?»: «Какая Пьеха? Заткнитесь! Моему другу предстоит вертикализация тела, и он боится! Я должна его поддержать!» Многих тут подвешивали к потолку, как настоящие мясные туши. Впервые вертикализированный, что, кстати, оказалось совсем не страшно, он сообщил друзьям и близким: «Вы не понимаете, какое это счастье - просто стоять!» Его здорово ослабевшее тело просто принудительно поставили на ноги и зафиксировали специальными ремнями! Подняться, несмотря на то, что в вертикальном положении его тело безжалостно удерживали мощные механизмы, оказалось тяжело, и даже очень. И тут Майкл убедился, что не все и не всегда зависит исключительно от его желания. Ноги двигались шустро, как прежде, но к самому Майклу это отношения не имело. Ему ласково улыбалась его двоюродная сестра: «Ты даже тут все делаешь красиво!» И Майклу больше не чудилось, что она торгует на него билетами.

23.
Когда Медви делал ему педикюр, а сиделка возмущалась: «Это с одной лишь пятки столько мусора набралось?», Майкл на нее злился: она же должна не возмущаться, а делать ему педикюр сама! Он ведь ей платит! А что, если ему убить нахалку? Определенно он ее убьет! Вот что! Повесит в туалете, четвертует, зарежет, задушит!! Но в последний миг он застал сиделку в слезах: ее мать тоже оказалась тяжело больна! О, вполне вероятно, что его сиделка, эта преглупая баба, на самом деле была добра, но сколько же можно? Не было в его безрадостной жизни месяца длиннее, чем этот, и Майкл от сиделки наконец избавился. Накануне выписки Майкл спросил у врача, можно ли ему теперь заниматься сексом. Не то, чтобы ему очень хотелось, но знать-то надо! Врач смутилась: «Обычно больных интересует, будут ли они ходить!» Секс - это вообще что-то из прошлой жизни! Сиделка - тоже! Однажды утром Майкл увидел под соседней кроватью целое озеро чужой зловонной мочи, к тому же на его исколотых руках больше не осталось места для капельниц - и тут он понял, что ему пора в санаторий.

24.
В это учреждение здравоохранения из больницы он переехал уже с Медви. Тот без устали ухаживал за другом, тратя на него все свободное время и ничего не получая взамен. Что вам еще нужно? Медви стал его правой рукой. Медви его просто по-человечески любил! Хотя кто-то называл это скучным термином «гиперопека»… Общая судьба. Одна на двоих. Здоровье у них с Медви было теперь тоже одно на двоих. Как и друзья. К этому золотому периоду относится и знаменитая история падения Майкла. Дело было в ванной комнате. Медви только что вымыл друга и, попросив его ни за что, кроме палки, не держаться, отвернулся буквально на секунду. Этого оказалось более чем достаточно. «Что мне палка?» - подумал Майкл и отпустил костыль, взявшись за показавшуюся ему надежной, а на поверку оказавшуюся такой скользкой раковину. Оценив это, он тут же полетел на пол, покрытый плиткой - с размаху, во весь рост - больно ударился, и лишь снесенный его ребрами с постоянного места дислокации унитаз помог ему избежать более серьезных увечий! Голова уцелела! В полу образовалась здоровая дыра, но Майкл торжествовал: он жив! Это звучало как тост, тем более что в санатории они с другом встретили и день рождения Медви - очередной, и, по его мнению, лучший из многих!! Не было на нем, правда, ни гостей, ни подарков! Ни-че-го!!! Более полувека этим ребятам понадобилось, чтобы понять: еду, алкоголь и даже любовь нужно лишь пробовать, и ни в коем случае ни с чем таким не стоит перебарщивать!

25.
Накануне Майклу приснился так похожий на правду сон о том, что у него есть второе, запасное тело: «Ну почему я им не пользуюсь? Сейчас ведь - самое время!» Первые несколько дней все еще сидевший в инвалидной коляске Майкл комплексовал выйти к завтраку - и вот решился! В санаторном лифте заскучавшие в обществе местных стариков семидесятилетние «девченки» сразу обступили Медви: «Ты почему вчера не был на танцах?» «А ты, - это уже Майклу - сними резинку с головы! Мы хотим любоваться твоими волосами!» В гигантской столовой, чтобы не мешать всем остальным, наш герой и его верный попутчик оказались за крайним столиком. В этот день эта соседка по их столу запоздала, и, увидев ее, Майкл подтянулся и старался быть как можно лучше. Это точно санаторий? Их соседка была красива, а еще она казалась здоровой и вовсе не старой, как все прочие. На второй день он как никогда спешил к обеду. А 8 марта подарил ей свою последнюю книгу. На следующий же день эта понравившаяся обоим друзьям красивая выздоравливающая женщина без возраста по имени Ольга, прочитав ее, довела Майкла до слез, поцеловав его и воскликнув: «Какая у вас была интересная жизнь! К тому же, Вам всего-то слегка за пятьдесят, а мне уже семьдесят! У вас еще все впереди!» От ее искренности и тепла ком застрял в горле у Майкла, эмоции захлестнули его, и впервые в жизни Майкл не смог ответить. Как - «семьдесят лет»? И почему интересная жизнь у него - «была»?.. Конечно, когда-то ему посвящала свои строки великая поэтесса (а точнее, поэт) Белла Ахмадулина, а певица Света Медяник даже подарила песню, но ведь все это повторится еще не раз! Разве нет? Тем не менее, Майкл залился уже привычными слезами - это для него было внове, но почему-то считалось в порядке вещей. Остановить глазной водопад Майкл был не в силах, плакать при всех - тоже.

26.
«Вы просто обязаны сделать жизнь Майкла невыносимой! - усталая высохшая врачиха санатория, похожая на немку, ударяется в откровения. - Вы же самые близкие друг другу люди! Вот когда мой муж сломал шейку бедра, я так его доставала, что он снова начал ходить. Поднялся на ноги! Но своему лечащему врачу он на меня в прямом смысле жаловался! Мы тогда чуть не развелись! Майкл, а Вам предстоит привыкнуть, что не Вы теперь - главный, и полюбить свою болезнь!» Полюбить болезнь? Интересно, что она имела в виду? Про нее поговаривали, что после службы в гестапо эта жестокая врачиха новой работы так и не нашла. «Как было, у Вас ничего уже не будет! Ничего не ждите, чтобы потом иметь возможность обрадоваться!» - говорила она, словно не узнавая Майкла. «Нашим больным нельзя врать!» - учила она, не стесняясь казаться жестокой. В окружавшем их Зеленгорске стояла потрясающе красивая белая зима. Гигантские сосны покрылись белоснежным хрустящим инеем. Как-то Медви узнал, что в санатории выдают финские сани, первый раз взял их в руки, впереди посадил Майкла и вывез на гладь залива. Рука несчастного больного в первый раз распрямилась до конца. В его улыбке отныне проскальзывало что-то новое. Пребывание в санатории явно шло ему на пользу. Но самое страшное происходило, когда редкие узнавшие его постояльцы давали советы: «Что-то тебя твой врач плохо лечит, иди к моему знакомому профессору! Такому известному человеку он поможет точно! И недорого!» - то и дело назойливо раздавалось из телефонной трубки. Майкл перестал отвечать на незнакомые номера. Это были пресловутые шарлатаны. А врачиха продолжала: «Не хотел есть две таблетки в день? Считал это «стариковством»? Придется тебе теперь пожизненно принимать шесть таблеток только с утра!»

27.
Дома Майкл увлекается кинематографом. Он смотрит кучу фильмов, много фильмов, каждый раз засыпая в новом месте того же самого кино и в новой позе. Но он не может не замечать, что людей вокруг становится все меньше - такое уже бывало, и не раз: когда его лицо исчезло из эфира, когда он перестал выпивать и слыть завидным собутыльником - и вот теперь, когда он заболел. Знакомая доктор пообещала помощь. Придя к нему, напилась кофе и, хищно оглянувшись вокруг, изрекла: «Не знаю, что у тебя с деньгами, но если бы ты мог купить у меня один прибор всего за двести тысяч…» Новоявленный инвалид первой группы возмущенно отказался. Когда же его друзья собирались встретиться, они осторожно осведомлялись друг у друга, а не приведут ли к ним на этот раз Майкла. Как льва. Ведь даже если его «приводили», была одна опасность. Стоило кому-то спросить его «как дела», он мог тут же рассказать интересующимся все, что вы только что прочли. Медви не всегда оказывался рядом, чтобы Майкла остановить. Мол, «перебор». И это было похоже на правду. Новые времена! Многолетний аттракцион - его любимые прогулки по Невскому проспекту Майклу заменило бесцельное ковыляние по собственной квартире! Он начал изводить своих домашних бесконечными уборками: ведь, по его стойкому всегдашнему убеждению, квартира должна была выглядеть как люксовый номер пятизвездного отеля, который только что покинула первоклассно вышколенная горничная. Ну, а хозяин - хозяин должен быть подстать. Простим его. Могут быть у человека маленькие слабости?

28.
Сбывается прогноз одной подруги, когда-то похвалившей ремонт его квартиры с одной оговоркой: «У тебя очень красиво! Но слишком много зеркал! Настанет день, когда тебе захочется закрасить их масляной краской!» Тогда хозяин квартиры подругу не понял. А теперь день настал. В зеркала он старается не смотреть. Знакомый доктор интересуется: «Тебя еще на настигла фобия? В зеркала смотреть не боишься?» - и он оказывается прав. Вконец одурев от пиетета, заведующая его домом в те дни, что отключалось электричество, грозно вопрошала электрика: «Когда ты выключаешь лифты, они продолжают работать или нет? У меня уважаемый человек спуститься вниз не может!» И бедный электрик пытался отключать лифты таким образом, чтобы они не прекращали работать. Изменилось все вокруг Майкла, даже теплая прежде вода в ванне стала казаться ему кипящей! Многое ему пришлось терпеть и выносить - раньше он на английский манер смешивал горячую и холодную воду, подолгу валяясь прямо в ванне, Медви же предпочитал мыть его сидя, под душем - где температура воды никак не желала быть комфортной для мозга! Майкл никак не мог сесть в свою роскошную акриловую ванну, похожую на лодку, как прежде! А ведь раньше он делал это каждое утро!

29.
По наследству от недавно умершего друга-инвалида-режиссера он получил его коляску. Иногда Медви пытался вывезти на ней Майкла на прогулку в парк. Если он встречал там особенно противных личностей, то устраивал им развлекавший его аттракцион - просто по Ильфу и Петрову. Заехав в самую гущу людей, инвалид неожиданно для них вставал с кресла. И грозно-степенно шествовал сквозь толпу, опираясь на посох. Люди лишались дара речи. Поистине чудо, «Слепые начинают ходить, а глухие - говорить!»
Дома у Медви было сто дел на день: постирать, приготовить, помыть, убрать, принять, проводить, купить лекарства - и тут еще Майкл просил его о чем-нибудь второстепенном - сто первом. А тому было некогда. Майкл пытался хоть что-то делать самостоятельно. Чтобы разгрузить друга, он как-то раз решил самостоятельно хотя бы подстричь себе ногти. Подстриг вместе с пальцами, и только на одной руке. Глазомер у него еще - увы - хромал. Как и почерк.
У нотариуса, куда друзья пришли оформить необходимую доверенность, бывшей звезде также пришлось пережить пару неприятных минут. Майкл всегда был уверен, что выглядит гораздо моложе своих лет. А тут служащий конторы, препротивного вида парень подошел к нему вплотную и стал орать бывшей звезде в ухо, как настоящему старперу: «Михал Дмитрич, у Вас все в порядке? Вас тут никто не обижает?» Как сказать… Обижало Майкла именно такое к нему отношение, но не жаловаться же ему было парню на него самого? Майкл решил проглотить обиду и поскорее начинать молодеть обратно что было сил. Коллеги ему писали: «Ты - молодой! Справишься! Хоть и в каталке: ты тот самый наш Майкл! Ты - фартовый! Сука, сильный! За полгода выбраться из инсульта! Надо же! Я б тебя в казино за руку держал!»

30.
Постепенно конечности начали подавать некоторые признаки жизни, к тому же у него отрастало то, что уже можно было начинать мелировать. Он уже переставал хромать и плакать. Неработающие рука и нога по утрам стали дрожать. Их поручили разрабатывать лучшему в городе китайцу-иглоукалывателю. Больно. «Ты любишь боль? - шутливо вопрошал при встрече китаец. - Я умею делать больно!» С тех пор Майкл не взлюбил слово «прикол». Дорого. Настолько, что этот курс пришлось оплачивать в складчину всем его знакомым, даже тем, от которых Майкл этого никак не ждал. Спасибо им! Майкла смешил лишь Медви, со знанием дела заявивший при китайце: «Японец-то настоящий!» А боль уже стала привычной. Следующим на очереди оказался мануальщик. Тоже дорого. Тоже больно. Майкл рыдал, но все это терпел. Поборов отвращение, он даже согласился ставить себе на копчик пиявок. Лишь бы он их не видел, и мерзкие твари не пробрались туда, сами знаете куда… Ну, вы понимаете. Рядом с копчиком! Гирудотерапия, блин! Он постепенно привыкал выдвигаться в туалет заранее, проснувшись среди ночи и не имея никакого к тому желания, а просто так, «чтобы не наделать дел по пути!» Даже оставаясь дома наедине с самим собой, он был вынужден пить кофе там же, где его сварил. Мыться не каждый день ему тоже пришлось привыкать. Как и к ежедневным упражнениям - чтобы держать временно парализованные конечности в тонусе и не растолстеть. Что еще делать?

31.
Тандем «диван+телевизор» оказался очень скучным. На фразе «президенту Венесуэлы объявлен импичмент» Майкл щелкнул пультом и вырубил телеприемник. Тоска. На горизонте маячили лишь одни только многомесячные тренировки. И гипотетические уколы ботулотоксина в руку, если она все-таки не пожелает оживать. Перфекционист Майкл был согласен даже на это: все у него всегда было чисто, аккуратно, разложено по линейке и исправно работало, а тут он сам вдруг начал плохо функционировать! Непорядок! Врачи твердили: «Не ждите чудес!» Он вовсе не ждал никакого чуда! Лишь хотел вернуть то, что, как он считал, принадлежало ему по праву. Свободу движения. Разве же это так много? «Верните незамедлительно! Какие еще годы тренировок?» Но ему отвечали: «Чудо уже случилось - тебе сохранили жизнь! Ты что, не рад этому? Ты «оттуда» вернулся! Полюби себя таким, какой ты есть, и просто живи!» У Майкла произошла полная смена приоритетов: ему, например, стало абсолютно неважно, закрыты ли на ночь двери его неприступной прежде квартиры. Какая разница? Вскоре одна из подруг пригласила Майкла в ресторан, чтобы он вконец не одичал. И все шло хорошо, пока не пришло ему время посетить туалет. Нет, он не описался по дороге и не потерял равновесие возле раскаленного кальяна. Но вдруг обнаружил себя одиноко стоящим посреди туалета со спущенными ниже колен штанами. Он понял, что он не в силах их застегнуть и был вынужден выйти в таком виде в предбанник, откуда уже виднелся роскошный ресторанный зал, заполненный заигрывающими и выпивающими людьми. Подруга, поджидавшая его там, проковырялась битый час, помочь ничем ему так и не смогла и привлекла на помощь проходившего мимо подвыпившего мужчину. Это смахивало на акт группового секса, затеянный неким похотливым инвалидом прямо у туалета. Больше он таких экспериментов не предпринимал. Только теперь он замечает, как много на улице людей с палочками, оканчивающимися устойчивыми четырехпальцевыми площадками!

32.
Он быстро идет на поправку. Правда, его еще укачивает в авто, лежачих полицейских он считает своими личными врагами, но вот на речном кораблике Майкл кататься может, а во время посещения Мариинского театра-2, куда он специально не берет коляску, его не пускают в туалет для инвалидов, заставляя встать в обычную очередь, как все стоят. Соседи Майкла во дворе дома сочувственно спрашивают у него: «Перелом? Велосипед?» Он сокрушенно ответствует им: «Если бы! Лыжи!» В то же время Майкл, прослывший из-за этого заядлым спортсменом, затевает съемки собственного видеоблога - и находит в этом определенную радость. Его друг даже восторгается: «Майкл! От тебя исходит настоящий свет!» Все это было, конечно же, неправдой! Общий настрой многочисленных комментариев не может его не радовать: оказывается, этот его видеорассказ о произошедшем нужен многим людям! «Какая красивая женщина, - глядя на Майкла, работающего на съемочной площадке, причитает очередная обитательница очередной больницы, - Молодая, жалко! А как ее зовут?» Другой больной в норковом кепи со знанием дела утверждает: «Галина Николаевна! Мы с ней уже встречались!» В который раз читая в откликах, что «все будет хорошо», Майкл сомневается: да разве? Если бы все было хорошо, все бы уже давно стало, как раньше! Хватит! Немедленно верните ему все, как было! Но все сугубо индивидуально: даже сама великая Бехтерева - специалист и авторитет - в конце жизни, говорят, призналась, что про человеческий мозг, изучению которого она посвятила жизнь, эта ученая дама так ничего и не поняла. А Майкл понимать постепенно начинал.

33.
Осмысляя все с ним произошедшее, Майкл думал, что он попал в клетку - и никакого выхода из нее, кроме бесконечного ожидания улучшения и нескончаемых упражнений по мелкой моторике руки и ноги, у него нет. Хотя в эти дни в очередной раз ему казалось, что все плохое в жизни кончилось. Впереди была история выписки из санатория еще неходячего Майкла, оформление ему совершенно нерабочей группы инвалидности, увольнение с работы, отчаянная тоска от постоянного сочетания «диван-телевизор» и его долгий путь возвращения к жизни, которая больше никогда не будет прежней. В ней появились мощные ручки, за которые ему предстояло теперь держаться в ванне и очень много питьевой воды по утрам для разжижения крови. По утрам Майкл никак не мог взять в толк: где именно он находится. Пара инвалидных колясок, гигантский ходунок и несколько тренажеров окончательно захламили его холостяцкую квартирку-«бонбоньерку». Более нелепо здесь смотрелся бы, пожалуй, строительный экскаватор. Бедному больному казалось, что все это требует от него постоянных уборок.
Нашелся и повод для радости. Узнав о происшествии с Майклом, банк, в котором он брал кредит, этот кредит погасил. «Это - страховой случай» - продекламировала грудастая девица в окошке. «Эх, мало взял!» - горько шутил Майкл. Круг его отношений с банками замкнулся!

34.
А потом всего-навсего два шага, сделанные им без костыля, да еще после двух бокалов вина отбросили его на два месяца назад. Падение. Перелом бедра. Оказалось, что все пережитое до сих пор было - увы! - белой полосой. А вот теперь пришла по-настоящему черная. Операция. Установка штифта. Оказалось, что так называемый спинальный наркоз обладает такой же хорошей проводимостью звука, как перекрытия в хрущевке - в самый ответственный момент сквозь стенку к вам внезапно врывались молоток и долото! Больно! Очень больно! Оказалось, что может быть еще хуже, чем прежде. Сочувствующие писали ему: «Сколько же испытаний выпало на твою долю - в башке не укладывается! Значит, ты сильный, и надо держать все эти удары судьбы!» Ему самому предстояло понять, что он нашел, что потерял и за что так наказан. Несомненно было одно: Майкл стал совсем другим. И в то же время остался тем же. Люди ведь не меняются! Он был уверен, что еще снова будет молод, и это продлится целую вечность - да разве же может быть иначе? Но теперь у него было совершенно другое ощущение времени - каждую минуту жизни ему надо было выстрадать! Рядом по-прежнему был верный Эдвин, и он, как мог тащил Майкла за руку: «Прорвемся!» Вскоре, впервые за почти тысячу лет, из Италии в Россию привезли мощи Николая Чудотворца. И поклонение им стало надеждой всей исковерканной болезнью жизни Майкла. Хотя, если разобраться, никакой он был не Майкл, а просто бедный-бедный Миша…

2017