Сон

 Сон    
                I
 Привет, меня зовут Чарли, мне 27 и я умер.

 Это случилось три года назад. Был холодный зимний заснеженный вечер. Мы с женой отправились за покупками. А Вы наверняка знаете, что такое отправляться накануне Нового года за покупками со своей любимой. Нужно и еды накупить, и подарков всем родственникам, и одежды. Да, одежды, чёрт побери, нужно взять много. Разве можно встретить эту ночь в неподходящем наряде? И что, что тебя видят только муж, собака и два кота? Видят же! Хотя, на самом деле, мне кажется, что ей было бы неплохо и без одежды. 
 Она у меня красивая, да. И её красоту я считаю именно красотой в чистом виде. Необычная. Такую не встретишь за прилавком магазина. Её рост - 167 см, ей 25. Огромные голубые глаза, тысяча и одна веснушка на лице, нос картошкой и эти тонкие, но невероятно притягательные губы. Она неуклюжа, взбалмошна и любит меня до чёртиков. Слушает джаз, обожает старые классические фильмы, читает
исключительно женские романчики, тащит в дом всё живое с улицы, и, казалось бы, ну что общего у нас с этой девушкой? Ах да, ведь я её тоже люблю до чёртиков.
 Мы возвращались из торгового центра с шестью пакетами. Как Вы уже, думаю, догадались, еда была только в одном из них. Ну и нёс эти пакеты я один. Мы подошли к машине, я погрузил пакеты в салон на заднее сиденье и мы отправились в путь. 
 Дорога была скользкой, снег успел подтаять. Играла наша любимая, как считает жена, песня. Хоть я и до сих пор не люблю джаз. Возможно, когда-нибудь она это поймет. После длительного и, собственно говоря, бессмысленного разговора с любимой, мы наконец-таки вернулись домой. Вечерние огни города, взволнованный голос радиоведущего, кислые мандарины, предстоящая поездка к тёще – всё это мы обсуждали по пути из торгового центра.
 Мы вернулись домой и разгрузили машину. Среди покупок не оказалось ни хлеба, ни молока, ни её любимых французских булочек. Так что мне пришлось возвращаться обратно в магазин. Не знаю, это ли стало причиной моей смерти, но что было дальше, после того, как я выехал на дорогу, я уже не помню.
Перед глазами только яркий, ослепительный свет, лицо любимой и её последние слова: «Это просто сон, любимый. Просто сон».               
А далее - всё. Всё закончилось, свет погас. И я умер. Что ж… ну хотя бы к тёще ехать не пришлось.               
               
                II               
 Как Вы представляете себе Рай? Место, где все перестают страдать, могут есть сполна и не толстеть, пить, сколько влезет и развлекаться? Такой себе пятизвёздочный отель на шикарном курорте, где всё включено. Верите, что именно в этом месте станете тем, кем не стали при жизни? Надеетесь, что здесь вы обретёте настоящий покой или сможете наконец встретиться со всеми погибшими близкими? 
 Я же, в свою очередь, об этом никогда не задумывался. Не то, чтобы я совсем не верил в Бога или не боялся смерти, нет. Я всегда верил во что-то высшее, что-то, что нельзя объяснить с помощью науки; в какую-то сверхсилу, что ли. Но я никогда не представлял перед собой седого старика, который управляет огромным миром. И да, я совсем не собирался умирать.
 Место, куда я попал, я назвал для себя «Между Раем и Адом». От Рая тут, в действительности, были отсутствие работы, полный покой, наличие всех наслаждений и развлечений, возможность наблюдать за морем, закатом в любое время... Хочешь - будет тебе солнце, море, чайки, не хочешь - ветер, дождь и огромные лужи. А ещё здесь можно видеть всё, что происходит там, на Земле, где все живы. А, вместо звёзд, на небе - детские рисунки.
 В первый же день, наблюдая за рисунками, я обрёл себе друга в лице Винни – высокого рыжего парня с ярко-зелёными глазами, инженера-техника, моего бывшего соседа по лестничной клетке, который умер год назад от одиночества. Нет, ну официальной причиной смерти, конечно, является самоубийство, но разве не от одиночества Винни выпрыгнул из окна?
 От Ада в этом месте для меня было лишь одно – видеть, как страдает моя Мэри.

                III               
 После похорон, Мэри никого не впускала в дом. Все её подружки, знакомые, соседи и даже мать, приходившие выразить свои соболезнования, оставались за дверью. Она обложилась нашими совместными фотографиями, книгами, вещами, подарками и пила. Много пила. По всей квартире раздавались запах дешевого алкоголя и наша песня. Её лицо было ужасно бледным, под глазами - огромные синяки, да и похудела она килограммов на 5. Что сложнее всего - Мэри каждый день вглядывалась в небо и разговаривала со мной. Но разве мог я ей хоть что-нибудь ответить?
 Я знал, что она не услышит. Письма слать тоже бессмысленно. Трудно поверить в то, что ты умер и никто живой больше не сможет ни услышать твоего голоса, ни увидеть тебя наяву. Хм... Наяву. А что, если...? Тут я вспомнил последние слова любимой в свой адрес: "Это просто сон, любимый. Просто сон".
 И я стал просить. Неважно кого: Бога ли, инопланетян или каких-то других высших существ. Я просил о возможности хотя бы во сне ей помочь. Пусть хоть там будет видеть меня и слышать звук моего голоса, пусть вновь почувствует моё горячее дыхание, моё тепло, ведь последнее, что она ощущала во мне - его отсутствие.
               
                IV               
 Не знаю, кто меня услышал в тот момент и услышал ли. Возможно просто, что здесь исполняются любые наши желания, но я наконец-таки встретился с любимой, пусть и во сне.
 Встретившись там с ней, я сразу стал говорить о том, что не мучился, что сейчас нахожусь в отличном месте и ничего меня не тревожит. Я стал напевать эту чёртову нашу песню, извиняться, что так и не привёз её любимых французских булочек. И что силы прижимался к ней. Она здесь, со мной. Она рядом.               
 Мэри то плакала, то смеялась, и при этом при всём никак не могла отпустить из своих рук мои. Я ловил каждый момент, чтоб поговорить, чтоб обняться, чтоб запомнить запах у волос, тонкость рук. Впрочем, в жизни было так же.      
 В очередной раз обнимая её, я заметил на своей руке чёрную метку с цифрой 7. Что бы она могла значить? 
 Далее мы приступили к нашим любимым разговорам ни о чём и обо всём одновременно. Мы просто восполняли наше отсутствие в мирах друг друга.               
 Меж тем, после каждого обсуждения или нелепой шутки, я напоминал ей о том, что она жива.
 Сон закончился, Мэри проснулась и наконец ответила на звонок матери, я же вновь очутился в своём новом мире, где меня встретил Винни и парочка новых детских рисунков. А на моей руке теперь ярко светила цифра 6.
               
                V
 Что ж, неплохо. У меня в запасе ещё 6 снов. Я прекрасно понимал, что их нельзя растягивать, нельзя тратить на пустую болтовню. Так она не оправится, а просто будет жить одними снами. Я же преследовал совершенно другую цель - чтоб она нашла в себе силы отпустить меня.
 Следующие сны я планировал заранее. Между ними были значительные перерывы. В каждом я давал советы по дальнейшей её жизни. Как бы ужасно не звучало, но я снился ей для того, чтобы рассказать, как дальше жить без меня. Также я давал ей задания и наблюдал за тем, как она их выполняла.
 После второго сна, Мэри наконец перестала пить и вышла на работу, после третьего - открыла двери в дом для матери и своих подруг. Впервые она рассказала им обо всём, что лежит на душе со дня моей смерти. А когда она заболела, я приснился ей целых два раза. Удивительно, но когда я лечил её во сне, Мэри выздоравливала наяву.
В предпоследнем сне мы отправились в кругосветное путешествие.

                VI
 Как бы я не хотел, чтобы эта цифра на руке оказалась просто цифрой, но у меня остался один сон. Всего один. И я понимал, что в нём я вынужден навсегда попрощаться с Мэри.
 Это было летом. Море. Палящее солнце, горячий песок, шум волн, крики чаек и радостный детский смех. Любимая сладко уснула на пляже. В этом сне не было никаких рекомендаций и заданий. Никаких ограничений. Мы просто делали то, что хотели и получали от этого удовольствие. Это был первый сон, в котором моя Мэри не плакала.
 Под конец сна, я, как обычно, напомнил ей, что она жива. И попрощался. Что меня удивило, она нашла в себе силы отпустить мои руки до пробуждения.
Проснувшись, Мэри поднялась на ноги, вышла из под зонта, вдохнула свежего морского воздуха, подставила своё лицо под лучи солнца, поставила руку на уже видный живот, в котором спала наша будущая дочь, и впервые за долгое время растянулась в улыбке.
 С тех пор она часто говорит со мной, смотря на небо. И мне от этого больше не больно, нет. Наоборот. Мэри вновь ожила. Она вновь улыбается.
 
 Прощай. Я Чарли, мне всё так же 27 и я в Раю.