Храм любви. Шаг в бездну. Гл14 Загул

                Коммерсанты были народ лихой: то в ресторанах   
                жизнь коптили, то один кефир пили.

                Автор

   В ресторане он сел сначала за стойку в баре и заказал коктейль. Рядом сидела молодая девушка и весело беседовала с барменом. Она искоса бросила на него взгляд и, слегка развернувшись в его сторону, раздвинула ноги, еле прикрытые коротенькой юбкой. Положив одну из них на его спущенную ногу, она ему мило улыбнулась.

Взяв рукой ее за колено, он снял со своей ноги ее ногу и, слегка развернув ее к стойке, отпустил, мило улыбнувшись в лицо.

— А вот этого делать не надо. За «полапал» придется платить.

Арабес, наклоняясь к ней, спросил:

— Куда сунуть — в трусики или в лифчик?

— Туда и туда штука, — услышал он в ответ.

— Ты дороже стоишь. Проси больше, — бросил он в ответ, отходя от нее к проходящей работнице ресторана.

Красивая женщина лет тридцати с небольшим по его просьбе предложила ему свободный столик в зале. Он находился недалеко от второго бара. Заказав хорошего вина, фруктов и что-то легкое для закуски, он стал рассматривать танцующую и сидящую в зале публику.

Певец на сцене пел песни то из репертуара группы «ДДТ», то что-то очень веселое для прыганья. Публика в зале состояла большей частью из мелких торговцев и рэкетиров. Ответственные и известные люди сюда не заходили. Побывать в ресторане — это в маленьком городке для них все равно, что показать их по телевидению, и они старались держаться в тени. Женская часть состояла из девчонок, что торговали в палатках. Возрастные одинокие дамы, которые не знали куда себя деть, находили утешение в том, что изредка позволяли себе посетить ресторан и этим развлечением скрасить себе жизнь. Других развлечений в этом городке практически не было.

Большая часть состояла из представителей мелкого бизнеса, развлекающихся с девчонками, у которых никогда не было денег, но которые желали красивой жизни. Многие из них учились в местных ПТУ, уже получая по несколько профессий кряду, так как после выпуска работы все равно не было, а в училище давали стипендию.

Многие предприятия развалились и множество леспромхозов закрылось, так как лес стране стал не нужен, кроме заграницы, но ей нужен был только хороший кругляк и почти за так. Взрослый люд, понимая, что прежние времена уже не вернуть, стал заниматься чем придется.

Проклиная наступившие времена и сожалея об ушедшей небогатой, но обеспеченной работой и хлебом жизни, основная масса народа рестораны себе позволить не могла.

Молодежь в поисках работы от безделья и скуки собиралась в таких областных и районных городках, кочуя, пока позволял возраст, по разным учебным заведениям, где платили хоть какие-то стипендии, и кабакам, где крутились залетные дельцы. Парни возле них поджидали загулявших или пасли продающих себя девчат. Этот народ больше толкался у стоек или в буфетах, не заходя даже в ресторан. Чаще они ждали какого-нибудь залетного захмелевшего господина или иностранца, у которого можно было что-нибудь урвать и развлечься.

Безработные девчонки, зная, что сосать родителей бесполезно, надеялись на знакомства со спонсорами, а потеряв надежду, в отчаянии напрямую просили у залетных добавить денег на бутылку водки или вина и развлекались, секс при этом не носил обязательного характера, только по настоянию, которого по возможности они старались избегать. Профессионалок от них можно было отличить сразу.

Долго в одиночестве оценивать публику ему не пришлось. К нему подошли две молодые девушки. Одна выглядела на лет семнадцать с большой натяжкой, другой наверняка было и меньше. Спросив, занято или нет, они сели за его столик, напротив. Девчонки постоянно выходили танцевать и даже приглашали его составить компанию, он отказывался. В перерыве между танцами они пили недорогое вино и быстро выпили свою бутылку. Заведя с ним беседу, попросили угостить их вином и сигаретой.

Он посмотрел на них и, наливая вина, спросил ту, что помоложе:

— А у родителей в ресторан идти разрешение спросила?

— Мне и сестре и одной уже все и везде можно, да и матери на нас наплевать, она сейчас в запое. Мы сами уже мамы.

— Ах, даже так. У меня от вашего известия и бюстгальтер лопнул, и матка опустилась. А по виду еще дети. Один раз переспала, и уж навсегда мама. Это что же, у вас все как в том судебном анекдоте по поводу присуждения алиментов, когда школьника четырнадцати лет спрашивают: «Ты признаешь, что оба ребенка твои?», а он отвечает: «Нет. Один мой, другой не мой, я с ней всего один раз спал». Эта история не про вас?

— Нет, в энтом деле, как и в питье, мы вас научить можем.

— Да, что вы можете научить? Вы, наверно, вместе со своими детьми в куклы еще играете, а любому дитяте нужна мудрая мама, а не такой же ребенок. Скорей всего, хотите доказать, что вы уже зрелые сформировавшиеся дамы и вам все можно.

— Не сомневайтесь, мы свое еще докажем.

— Чем доказывать будете, если не работаете и на сигареты себе стреляете?

— Да мы и не работаем, но не глупей вас и чудеса творим настоящие, за это нам и платят.

— Мужчины только молятся на чудо, а такие, как вы, его творят. Так, что ли? Интересно, ну если вы детей уже сотворили, то это действительно чудо. Сотворение детей — смысл женской жизни, но для этого чуда большого ума не надо. Вот сотворить свою жизнь — это посложней.

— Ну, этой целью пускай мужчины мучаются, им самоутверждение в жизни нужно, а нам достаточно самоутверждения в чуде развлечения.

— Не хило для вашего возраста?

Они налили ему и себе еще вина. Выпили за компанию и, не ответив, пошли танцевать. Через танец его бутылки оказалось мало, и он заказал еще. Они очень старались выглядеть взрослыми и бывалыми дамами, хотя это плохо получалось. В беседе они выяснили, что он живет в гостинице и приехал сюда по делам. Та, что выглядела постарше, беседуя, неоднократно задевала его ногу своей, а после пожаловалась, что он своим ботинком зацепил и порвал ей колготки.

— Придется вам покупать мне колготки, — посетовала она.

— Хорошо, — ответил он и посмотрел на ноги, заглянув под стол. Девушка вытянула ноги, задрав юбочку, чтоб он лучше разглядел их. Узнав свои колготки из контейнера, который он поставил в этот город, удивился:

— Прекрасно.

Целый ящик таких колготок оставался у него в гостинице, так, на всякий случай, для подарков.

— Я вам куплю такие колготки, — ответил он. — А сколько вам надо?

— А сколько сможете?

— Сколько за ночь надену, будут ваши.

— Вы такой богатый, а по виду не скажешь. А с двумя справитесь? Мы в сексе жестокость любим.

— Жестокость, говоришь. Лица-то у вас ангельские, с выражением трогательной и нежной поэзии. Красота с жестокостью несовместимы. Наговариваете на себя? А к мужчинам тоже жестоки? Обувать их на денежки уже научились? Жестокость ведь, она для следов на теле хороша, вроде как для улик? Разборок в милиции не имели?

— Да мы шутим, жестокостью и насилием мужчин не возьмешь. Мы это знаем, им, да и нам, бабам, ласка нужна, как в любви с ежами. Они от тепла как мороженое: сначала холодные, потом становятся мягкими, а в конце липнут. Только мать нам еще говорила: если мужик не бьет, значит и не любит.

— Интересно, у вас такие же понятия или какая другая мораль?

— У каждого для счастья должна быть своя мораль, которая помогала бы жить. Религиозная мораль — это гроб, в котором хоронят счастье, охваченное страстью. Ее железные рамки — это тюрьма для молодых дураков. Музыку нам лучше закажете?

— Если хорошо попросите, закажу. Целуйте.

Они, немного поломавшись, исполнили его просьбу. Когда зазвучала музыка, они еще раз поблагодарили и напросились в гости в гостиницу.

— Если не пустите, мы вам этого униженья не простим. Месть будет коварной. Дамы если захотят, своего всегда добьются.

Он посмотрел на них с удивлением. Захотелось сказать что-то едкое.

— Нет, похоже, на вас никакой власти. Женщина же всегда живет в духовной власти. И это власть ее совести, ее духовная красота.

Они некоторое время промолчали, а потом вдруг та, что помладше, спросила:

— Вы что, сомневаетесь в нашей духовной красоте? Хотите, я в подтверждение нашей духовной красоты стих прочту? «Скука» он называется, — и начала читать:

Скука, скука, скука, сука!

С безысходностью, как мука.

Эта скука в яви ночи

Вся в тревогах, нет уж мочи.

Сплю с открытой форточкой,

Хоть на стенку лезь,

И пилюль глотаю от кошмаров смесь.

Мне луна с окна во тьме

Молвит, будто бы во сне:

«Пропадает молодость,

Подумай о себе».

Замуж я не собираюсь,

Но в одиночестве теряюсь.

Развлечений не хватает,

Жизнь тихонько в скуке тает,

Как проклятия подруга

Из мучительного круга.

Все виляет мне хвостом

И грозит худым концом.

Не ложись со мною рядом

И не мучай меня взглядом.

Откреститься б от тебя,

Твои путы — боль моя.

Как порвать мне эти путы?

Вот тут и ну-ты, лапти гнуты.

Что же делать? Как мне быть,

Чтобы скуку позабыть?

Перешагнуть кольцо приличья?

Во все тяжкие пуститься?

«Я с тобой», — она твердит,

Пока любовь рядом не спит.

«Закрути роман со скуки,

Без любви забудешь муки».

Скука, горькая ты штука,

Как тюремная услуга.

Но, может, в чем-то ты права,

Развлекусь, ведь молода.

И вот уже я в кабаре,

И тут и там, и смех везде.

Танцует дама на столе,

Другая где-то на шесте.

Душа в томительном огне.

Здесь пляшет скука в пустоте.

Взгляд не ложится ни на ком,

Хоть соблазняют все кругом

Друг дружку, только все бегом.

Секс предлагают за углом.

Кому за так, кому за деньги,

Страсти мгновений, как у стенки.

Стреляют скукою по ним,

И приговор — лишь едкий дым.

Секс без любви — торжество тризны,

Над смертью скуки — боль отчизны.

Здесь неприличия прощают,

Кто возмутится, закатают.

Так скуку душат и карают,

Печаль с невинностью теряют.

Здесь одиночество танцует, и поет,

И это жизнью настоящею зовет.

Я, как палач, стою у бара,

В купе растленного товара.

Я пришла скуку убивать,

А где ее еще карать,

Чтобы приличье не терять?

Но развлеченье не отрада,

Будто в празднике отрава.

Неужто в нем души лечение,

От скуки горькой упоение?

Радость чужого развлечения

Не дает мне искушения.

Веселье тискает сознание,

Не даря очарования.

Здесь все от скуки на все руки,

Но получают снова муки.

Ошибаются, но ищут,

Будто совесть муки чистят.


                * * *

— Ну как, талант? — спросила другая, когда закончила читать стих ее подруга.

— Вы меня удивили.

— То-то, а вы об отсутствии духовности молвите, — бросили они с укоризной ему в ответ и пошли танцевать.

После одного из танцев, сославшись на то, что их пригласил к себе какой-то местный азербайджанец, контролирующий их рынок, неожиданно ушли за другой столик. Похоже, они все-таки приторговали чем-то, но скорее не на рынке, а своим телом, а всю нелегальную торговлю, как он заметил, чаще всего контролировали какие-нибудь выходцы из ближнего зарубежья. Они практически контролировали и весь овощной рынок.

Некоторое время он сидел опять один. В это время к нему подошла та самая красивая женщина — завзалом, которая усадила его за стол. Она присела напротив и приветливо с добродушной усмешкой посетовала на его одинокое положение.

— Вас покинули?


ЧИТАЙТЕ ПРОДОЛЖЕНГИЕ В ВЫЩЕДШУЙ В ПЕЧАТИ КНИКЕ "Шаг в бездну"