Храм любви. Шаг в бездну. Гл. 10 Мочалка раскрутки

         
                Счастье, даже если оно обманчиво,

                иначе назвать нельзя.

                Автор

Все лето Арабес провел в делах, доныне ему малознакомых. В одном из провинциальных городков они с Надеждой сделали аранжировки новых песен и переписали старые, в другом наложили на них голос. Эту работу он называл «мочалкой» раскрутки. Сделать подбор и аранжировку песен для записи альбома и его дальнейшей раскрутки для него значило все равно что сделать мочалку для мытья, но уже не тела, а сознания. Плохой мочалкой чувства зрителей и слушателей не разотрешь, считал он.

— Для этого надо, чтоб мочалка, — говорил он, — пробирала от души, особенно те места, которые особенно чувствительны и легко чешутся у большинства.

К этому он отнесся очень серьезно и отдался этому процессу полностью. Человеку, никогда не занимающемуся шоу-бизнесом, все-таки было трудно предусмотреть все подводные камни, которые требует эта работа. То за этим, то за тем он периодически приезжал в Москву, покупая то на музыкальном рынке «Горбушка», то в специализированных магазинах необходимые кассеты и диски для записи и прочее.

Когда все дела были завершены, они возвратились в Москву и на студии «Союз» выпустили альбом тиражом в четыре тысячи. Тираж, по их понятиям, был небольшим, вроде как пробным, который они хотели распространить на съезде одной из политических партий, в которую вступила Надежда. На политическом бомонде страны таких партий было множество. Заодно с этим выступить на съезде с речью как один ее член и агитатор.

Все это время у жены он, естественно, ни разу не появился. Однако с Рушави периодически поддерживал телефонную связь, так как все коммерческие дела оставил на него, и при необходимости давал указания сделать те или иные финансовые операции. Надежда иногда тоже уезжала в Подмосковье, якобы к своей любимой учительнице из детского дома, у которой она жила как приемная дочь и которая то ли помогала ей по кукольным делам в мастерской, то ли все было наоборот. В детали своего дела старалась никого не посвящать и к распространению информации относилась как бы суеверно, стараясь рассказывать об этом как можно меньше.

Он, веря в искренность информации и благость дела, помогал ей приобретать некоторые материалы для мастерской, а точнее выделял денег и на варианты кукол в разных магазинах и городах для ее коллекции. Она рассказывала, что в детском доме ей было намного лучше, чем некоторым детям, находящимся со своими родителями, и поэтому ее постоянно тянет туда. У них в детдоме, рассказывала она, была масса художественных, спортивных и творческих кружков. Постоянно велись творческие образовательно-тематические конкурсы и даже конкурсы по творческому проведению перемен.

На переменах устраивали конкурсы от каждого класса, как и на лучшее музыкально-танцевальное представление. Победители во всех сферах стимулировались и дополнительными коллективными культпоходами, и индивидуальными билетами в кино, театры, а также дополнительными подарками к питанию в виде конфет. Кроме того, лучшие участники поощрялись правом на проживание в индивидуальных комнатах на одного–двух человек, по выбору компаньона на проживание. Все достижения воспитанников оценивались баллами, и по достижению определенного количества баллов они могли ходатайствовать на приобретение в свою комнату и для себя тех или иных украшений, и некоторых свобод в передвижении и в режиме. Рассказывала также, что у них было две организации, похожие на пионерские. Одна только для девочек, другая только для мальчиков. Девочки ходили под голубым флагом, в голубых пилотках, галстуках и юбочках. Мальчики ходили под зеленым флагом и в защитной форме. Обе эти организации развивали интересы и мероприятия отдельно для групп девочек и мальчиков, а когда и их взаимодействие. Был общий и раздельный совет, который следил, чтобы ни те, ни другие не нарушали интересы друг друга и никто никого не обижал. Существовал кодекс мальчиков и кодекс девочек.

Ему казалось все это желаемой фантазией, которую она хотела выдать за реальность, но он корректно не хотел ее обижать сомнением.

Показала однажды ему свои фотографии, снятые на природе и в самом доме, он удивлялся и даже восхитился той насыщенной жизни, которой жила она в детском доме. Ему стало понятно, почему ее постоянно тянет к своим воспитателям, и он как мог старался не препятствовать ее стараниям в содействие тому, где она провела свое, как ему показалось, счастливое детство.

Оставшись тогда в Чечне, посчитал он, она либо погибла, либо имела совсем безрадостную историю детства. То, что ее стало тянуть к нарядам, он тоже отнес к отголоску постоянной детдомовской недостаточности индивидуальной заботы и внимания.

За время общения с ним она сменила полностью свой гардероб. Покупала даже то, что носить никогда бы не стала больше одного раза, и очень серьезные вещи не очень-то ценила. За это он называл ее барахольщицей и тряпичницей. Она убеждала его, что настоящие, красивые женщины все тряпичницы. Уговорила и его сменить его старые, хоть и не потрепанные, но, как она считала, не совсем модные вещи.

— Ты должен выглядеть как с иголочки, — говорила она, — ведь с тобой такая красивая молодая особа. Я твое украшение. Образ женщины — лицо мужчины. Как она будет выглядеть, так будут смотреть на тебя. Пусть все на тебя смотрят и завидуют. Я принесу тебе счастье и успех.

Говорила она это так часто, как будто не его, а себя хотела убедить в этом. Он усмехался ее щепетильности в этом и заметил ей как-то, что образ куклы и несерьезной женщины может в таком подходе стать лицом только легкомысленного мужчины.

Между тем ее убеждения в остальном были довольно просты. Она точно знала, что критиковать в общении никого нельзя, хотя в творчестве своем этого не придерживалась. Всегда старалась всем понравиться, используя свое обаяние. Книга Дейла Карнеги «Как находить себе друзей…» была ее учителем. Он, наоборот, играть в кого бы то ни было не собирался, чаще был прямолинеен, доверчив и говорил, как думал.

Учение Карнеги считал учением подхалимажа, а что ласковый теленок всегда двух маток сосет, ему и без Карнеги было ясно.

В отношениях с мужчинами вела себя по принципу: чем больше мужчина вкладывает в женщину денег, тем больше он ее ценит. Она не понимала, что, в конце концов, если все до последнего каприза будет оплачено мужчиной, женщина превратится в купленную вещь. С этим женщина может потерять уважение мужчины как человека и превратиться в ту самую дорогую игрушку с названием кукла. Жить с ней может тоже превратиться в ситуацию, когда нести тяжелеющий чемодан без ручки становится все неудобнее, а бросить все жальче.

На самом деле ей казалось, что все мужчины видят свой смысл существования в познании женщин. Инстинкт охотника в нем присутствует постоянно, как в женщине инстинкт обольщения. В бесконечности этого стремления убеждало ею услышанное выражение какого-то мужчины: «Прожить надо так, чтоб на склоне лет ты мог оглянуться и обрадовать взор как можно большей гурьбой женщин с высоко поднятыми юбками, покоренных тобой». Легкой добычей, а тем более дешевой, она таким донжуанам быть не хотела.

Познать женщину мужчина может быстро, и она старалась этот процесс всегда растянуть. Полагала, что деньги — это слабая связь, а слишком большие траты могут даже оттолкнуть мужчину от женщины, если интерес, который она поддерживает, может легко удовлетворить другая женщина с меньшими запросами.

Как сделать так, чтобы мужчинам быть всегда желанной, нужной и незаменимой, она не знала. Связывать мужчину детьми она тоже не хотела, так как они в первую очередь связывали и ставили на колени перед мужчиной женщину, а гарантий любви не давали. Более того, считала, что женщине с ребенком нет времени ухаживать за собой и за мужчиной. Забота о мужчине ей все-таки была в тяжесть, и она требовала больше заботы о себе. Тут-то могли и подкарауливать красивые молоденькие девочки, которые всегда готовы были его отбить.

Единственным путем, считала она, был только путь поиска гаммы обаяния, на общих интересах, с чувственной заботой о нем и постоянным проявлением душевной красоты и страсти. Ошибалась или нет, не знала, но это все, что она могла дать. Если бы она могла заменить мужчине всех женщин мира, превращаясь сегодня в Мэрилин Монро, а завтра в Дитрих Спирс, а послезавтра еще в кого-то, тогда бы она была уверена, что любой нужный ей мужчина будет всегда при ней. Однако такую гамму ощущений не могла дать ни одна женщина мира. Только в своей прозе она хотела попытаться воплотить эту сумасбродную идею.

«Ничего страшного, — полагала она, — зато я могу проявить такую гамму качеств, которая простой обывательнице несвойственна». Ее энергия, находчивость, ум и талант, творческие мучения у мужчин востребованными не были, это было им по барабану. Мужчинам нужно было только то, что определяло женственность: их красота, нежность и бытовая жертвенность, а любая другая мещанка в этом могла преуспеть. Быть творчески неоцененной и духовно непонятой, терпя и ублажая своей красотой какого-нибудь ограниченного и несносного по характеру мужчину, она могла только за большую, жертвенную с его стороны любовь.

Она поклонялась рыцарской любви, и ей было все равно, преследовала она брак или просто близость. Эту действительную жизнь с любовными похождениями она всегда скрывала и рассказывала только то, что могло ее оправдать или вызвать в мужских глазах сочувствие. Женщины ее не любили, так как видели в ней соперницу и разлучницу отношений. Считая себя женщиной редкой красоты и таланта, с большой гаммой чувственности и ума, она лучше себя, на свой возраст, вокруг не находила. Даже если каких-то достоинств в ней не хватало, она старалась внушить, что это в ней есть. Все в ней, по ее словам, было прекрасно, для любого ее избранника, и в другой женщине этого они уже найти не могли.

Это убеждение стало основой ее эгоистического поведения, в котором окружающие ее мужчины были ее жертвами. Мужской, а не женской жертвенности требовала ее натура. Для этого, как могла, обрезала влияние других женщин, ревниво относясь к общению с другими женщинами. При ней и в ее окружении требовала к себе полного внимания, чтобы постоянно затенять других и находиться в центре общения. В любви требовала полной отдачи мужчины, с привнесением в жертву его всего и полностью.

«Я, — говорила она себе, — должна стать для мужчины любовницей, женой и даже заменить детей, если они будут, и все прочие духовные интересы. Ради этого можно идти по головам и жертвовать всем». Проявляя такой душевный эгоизм, боялась появления детей.

Сея в мужчину доброе и нежное женское начало, она прорастала в него корнями страсти, стараясь высосать из него все. И если потом что-то ломалось и он уже не мог ничем помочь, искала нового. Для мужчин с сильной привязанностью к своим любимым такой тип женщин был роковым. Мужчины на ее внешность обращали внимание сразу. Расставшись с ней, замену находили не сразу. Если мужчина мучился при расставании с ней, то она чувствовала, что он прикован к ней роковой цепью и она может с ним делать что угодно, он все простит.

Узнав Арабеса и увидав, как он мучительно расстается с ней, она поняла, что он был из того типа мужчин, которые привязываются к женщинам и неохотно меняют спутниц, даже если что-то в них, может, им и не нравится. «Такой не сможет бросить меня до своего рокового конца», — решила она и в расходах не знала ограничений. Задумываться над тем, что постепенно разоряет Арабеса, как и других знавших ее мужчин, она не хотела. Ей нужна была жизнь с полными удовольствиями, как компенсация за былое свое нищенское существование, даже если эта жизнь могла быть недолгой.

Жизнь в гостиницах, обеды в ресторанах — не было дня, чтоб они не пили шампанское и не проводили вечер в ресторане.

Арабес, увлеченный ее красотой, ликовал всей душой в радости, что наконец встретил девушку духовной близости, с которой можно говорить о самом сокровенном и это не вызывает раздражения.

Он не видел того, что она как женщина, воспитанная в жестких условиях выживания, никогда не знавшая сочувствия к себе, к девицам благородного воспитания себя не относила. Несерьезность ее капризов он прощал, это только говорило о том, что она еще полуженщина, хотя уже и не девочка. То, что общение с окружающими и даже с незнакомыми людьми было легким и активным, но совершенно пустым, его не волновало. Она могла поддерживать очень длительные разговоры о том о сем, о характере, о знаках зодиака. В них заметил, что она постоянно спекулирует своей красотой и привлекательностью, и это провоцирует на беседу с ней. На кокетливую игривость, предполагающую если не доступность, то оставление каких-то надежд на взаимность, он не обращал внимания и даже находил необходимостью в их деле. Более того, это сглаживало ее бескомпромиссный характер и содействовало достижению целей в творчестве.

Деловых мужиков это стимулировало к содействию, но, как правило, и на проявление любовного внимания. Он потом пытался эти желания отстрелить, если они грозили ей и ему опасностью. Она же говорила, что к ней мужики липнут и в этом она не виновата. Это создавало ему ненужные проблемы, но пока на это он тоже не обращал внимания, хотя в его возрасте они были совсем не нужны.

Как хозяйка с заботой о доме она была абсолютный ноль и ничего не стоила. К хозяйству на кухне она тоже не была готова и никогда не хотела таковой себя видеть. Рутинная жизнь была не по ней, ее привлекала жизнь с развлечениями. Он понял это уже позже, когда требования полной заботы только о ней стали в тяжесть. Творчество требовало посвящать ее ему полностью. Незаметно он тоже подчинился ему. Да и заниматься нетворческой работой у нее времени не было. Они оба надеялись заработать быстро деньги, и тогда этой работой могла заниматься домохозяйка.

Как-то ему на глаза попалась статья о роковых женщинах. С фотографии газетной полосы на него смотрела красивая женщина в шлеме-маске саблезубого фантастического чудовища. Это картинку на студии перекопировали и вместе с картиной сгорающего на кресте мужчины они перенесли на обложку ее кассеты, сделав компьютерный коллаж, для иллюстрации альбома ее песен. Картинка Надежде понравилась, а он почему-то ею был не очень восхищен. Мужчина, сгорающий на костре любви, напоминал мистику с аномальной красотой роковой женщины и судьбы.

— Мужчины созданы для горения в огне любви. Это их рок, — убеждала его она. — Делать из меня роковую русалку не получится, выглядеть буду мелко. Я хочу видеть себя крупным планом.


Читайте дальше в книге Храм любви. Шаг в бездну. Заказывайте по интернету