Храм любви. Шаг в бездну. Гл. 8. Новая жизнь

                Каким  бы  не  было  увлечение
                безрассудным, если оно порождает
                прекрасное и  пробуждает дремлющие
                способности  и силы человека,
                то это, скорее, божий дар,
               
                Автор

В этот же день он собрал все свои вещи и переехал жить с Надеждой на свой недостроенный коттедж, где были отделаны всего две уютные отапливаемые комнаты.

Жена находилась на своей даче, и ей пока ничего сообщать не стал. Она с детьми уже неделю назад уехала туда на четыре летних месяца. В этот период она редко приезжала в Москву и он так же редко появлялся на ее даче.

Дела по спиртовому производству и на дебаркадере он приостановил, а точнее забросил, оставив по доверенности печать и весь контроль по фирме на своего друга и помощника Рушави. Часть полученных кредитных денег он решил использовать на выпуск альбома, рассчитывая быстро их обернуть и снова вложить в дело. Сделать все необходимые перечисления поручил Рушави.

Перед отъездом в один из периферийных городов для записи аранжировок он напоследок зашел вместе с Надеждой к Рушави.

— Ну вот, познакомься, это моя новая спутница жизни. Нашлась та девчоночка, которую я вывез из Чечни, когда тебя выкупал.

 Читайте далее книгу Храм любви. Шаг в бездну. Заказывайте по интернету.



— Ты что, разошелся с женой? — спросил он.

— Нет пока, еще не разошелся, но дело, видимо, идет к этому. Тебе, Рушави, нужно будет увидеть мою жену и в мягкой деликатной форме изложить эту ситуацию. Скажешь ей, что я ушел к другой женщине и в ближайшее время нужно ждать бракоразводного процесса.

Рушави задумался. Посмотрел на Надежду и, смутившись, перевел взгляд с ее ног на письменный стол. Она сидела рядом в коротеньком платьице и, мило улыбнувшись ему, спросила?

— Ну как мы смотримся? — и, пересев к Арабесу на коленки, стала весело смеяться, обнимая и целуя его, при этом на мгновение подняла ноги так высоко, что из-под платьица сверкнули трусики.

— Прекрасно, — почесав у висков, ответил он. — Правда, в нашем Коране говорится, что когда мужчина занимается любовью со своей женой, тогда он разговаривает с Богом и это приравнивается к молитве, а когда с другой женщиной — забрасывается камнями. Вы же мне нравитесь, и камнями забрасывать не буду. Главное, чтоб любили друг друга, ведь человеку для счастья много не нужно, достаточно, чтоб его любили, когда любит он.

Тут он прервал свою речь, будто споткнулся, подумав, зачем им, христианам, он навязывает свое мусульманское понимание. Чувствуя, что сказано как будто не то или не так, стал раздумывать.

— Ну-ну, говорите уж до конца, смелее, а то как будто что-то недосказали. Считаете грехом? — стала допытываться Надежда.

Он продолжил, показывая, что неплохо знает и Библию:

— По Библии, еще до снятия с дерева греховного яблока Бог говорил Адаму и Еве: «Плодитесь и размножайтесь» и грехом эрос любви не считал. Даже когда спрашивал апостола Павла, любит ли он его, тот только на четвертом разе в ответ заплакал, так как в это понятие он вкладывал божественное начало.

— Нет, нет, божественное начало в человеке — это стяжание, только святого духа, и возможно ли оно без стяжания страсти? Не надо говорить о платонической, мертвой любви. Живою, настоящей любовью является страсть духа и тела. У нас даже что-то больше. Просто любви мне недостаточно. Я хочу вечной любви, в каждом миге, в коже и голове. Такая любовь может быть?

— Наверно, нет. Для женщины любовь — это фронт, для мужчины она — это тыл. Мужчина не может себя отдавать любви полностью, так как для него это всего лишь параллельная жизнь, а для женщины основная, — ответил он ей. — Конфликт неизбежен.

Арабес посмотрел на их и, услышав неожиданно возникшую дискуссию, хотел прервать ее, но влезать в нее не стал, так как Надежда ее оживила.

— Фу как грустно, — возразила она Рушави. — Неужто вечная любовь — это сказка? Я так думаю, что если людей объединяет не только красота и секс, но и душа, то это может быть вечным.

— Любовь это в первую очередь буря страсти, поднятая красотой, — продолжал Рушави, — а красота не может быть вечной.

— Этот человек во мне начинает будить зверя, — обратилась она к Арабесу, показывая на Рушави. — Скажи ему, что если роман любви переплетен душевными нитями и общими интересами, как единым сюжетом, он будет вечным.

Арабес усмехнулся и промолчал, а Рушави продолжил:

— Не знаю, насколько это верно, но если душевной и деловой связи может быть найдена замена, и вечность может оборваться.

— Я так думаю, — подхватила она, — если мне легко найти будет замену, то я как человек никакой ценности представлять не буду. Я этого не допущу.

Рушави был с виду тактичным, очень обходительным и мягким человеком, но мог превращаться в жесткий кремень. В данном случае он не стал далее с ней спорить и успокоил ее своим согласием.

Ростом он был ниже Арабеса, и на вид ему можно было дать не более тридцати с небольшим лет. Вел холостяцкий образ жизни. После демобилизации из Афгана увлекался фотографией и даже вел в одном из дворцов пионеров фотостудию, но эти времена канули в Лету, и последние годы он подрабатывал, помогая Арабесу.

С Арабесом они были знакомы давно. Породнила и подружила их Афганская война, оттуда и демобилизовались почти в одно время. Клички их, Рушави и Арабес, были родом тоже от Афганской войны.

Арабес — это все, что осталось от былой клички Арамис, Рушави образовалась скорее от слова «Шурави» и пришла из его плена.

Одно время, перед первой Чеченской кампанией, при содействии Арабеса Рушави промышлял в Чечне нелегальным бизнесом.

Однажды, спихнув туда партию задаром приобретенных полевых кухонь, обмундирования, вывезенного из Восточной Германии с машиной «Урал», он был пленен. Арабесу пришлось его освобождать, обменяв через своих однополчан на их пленников.

В Чечне в то время промышляли многие. Коммерческий крупняк, угрожая национальной резней, ломал на уступки правителей, помельче торговали оружием. Оттуда гнали ворованные нефтепродукты, туда — ворованные или списанные военные машины разваливающихся военных частей, оборудование, гуманитарную помощь. Даже люди там со временем стали самым дорогим товаром. В Чечне обналичивали и прикарманивали любую денежную предоплату и все, что можно было украсть. Искать там концов было уже бесполезно. Криминальный бизнес привел со временем к криминальной войне.

— Он как человек, в прошлом связанный с фото, может помочь снять клип, — объяснял Надежде Арабес, — и даже написать сценарий. Раньше тоже играл на гитаре и даже на дутаре, но после того как в афганском плену его помяло, не видел, чтобы он ее брал в руки.

— Я могу, наверно, уже и вспомнить, память почти восстановилась, и если заиграю снова, значит с ней все в порядке, но сейчас хочу сбегать в магазин, а то холодильник пустой.

— Да, и захвати коньячку, — подавая деньги, сказал Арабес.

— Я пойду с ним. Выберу что-нибудь для себя. Ты не против? — спросила Надежда, обращаясь к Арабесу.

— Против. Объясни ему, он все уловит.

— Ты чего? — возмутилась она, чувствуя его недоверие. — Так не пойдет. Ты мне должен доверять.

Она подошла, поцеловала его, и он махнул рукой.

Весь этот день они провели все вместе. Уехав в лес, гуляли, ели шашлыки, фотографировались, рассказывали анекдоты и стихи. Так у костра, уже выпив вина, Надежда попросила оценить ее песню. Взяв гитару и надев шляпу Арабеса, запела, изображая будто бы мужчину.

— «Босонога», — объявила она.

Скрипит, качается и гнется мораль аскета на ветру.

И тех, кто много в жизни любит, о, не судите, вас прошу.

Сама проказником слыву и для музы жду любви.

Вот крест любви свободной дан от бога на груди.

Босонога, босонога! Босонога жизнь моя.

Но дорогою богата, на распятие креста.

Босонога, босонога! Где же ты, любви свеча?

Обогрей меня, дорога, и налей бокал вина.

— Ты не пьешь за любовь, и не надо,

А я выпью, и рюмки за это мне мало.

Босонога, босонога! Босонога жизнь моя.

Обними меня, дорога, дай испить любви до дна.

Как в очищение греха,

Любовь в творенье мне дана.

От любви до любви

Километры пути.

Я влюбляюсь опять.

Бог, не надо карать.

Я не чувствую вины.

Боготвори мой грех любви.

Босонога, босонога! Босонога жизнь моя.

Хоть любовь — явленье бога, но судьбы моей сума.

В ней богатство и тревога, музы творчества дорога.

Обними ж меня немного, дай испить любви до дна.

Ой, не вини меня, судьба,

Любви дорога мне судья.

И покину я с нею сей мир,

Как проезжей дороги трактир.

Пусть отрубят мне руки и ноги,

Бросят в море, распнут на кресте,

За любовною страстью в погоне

Я воскресну сгореть на огне.

Босонога, босонога! Босонога жизнь моя.

Обними меня, дорога, дай испить любви до дна.

И не судите страсть как грех,

Это не чувство для утех.

Канонизируйте любовь,

Боготворите страсти кровь.

Ох, не ликуйте, страсти гады,

Из Рая, с подлостью удавы.

Я из яблока греха

Всем нажму любви вина.


                * * *

С этими словами она налила всем вина. Они выпили, и она, нахлобучив набекрень шляпу, продолжала:


Читайте дальше в книге Храм любви. Шаг в бездну. Заказывайте по интернету.