Таня

(Все это , безусловно, художественный вымысел - любые совпадения с реальностью случайны).

Опять там чего-то наболело. Может быть, какие-нибудь послеродовые любовные травмы – не знаю. Знаю, что пришло время куда-нибудь забиться и побыть маленьким. Ну или, хотя бы, другим.

Покатил в уфалейщину – куда ещё? Самый надежный дауншифтинг. Надеялся проветрится на природе, выспаться и домой, все. Смена энергетики, как друзья советуют.. Не получилось. Надежды питали юношу совсем не собой, а под самую завязку.

Путешествие во времени из свердловской Азии в челябинскую Европу случилось дня на три, не меньше. Славка, хозяин местных питейно- кормильных заведений и самобытный психотерапевт, по совместительству, встретил у входа в свою рэсторацию. Машину поставили на стоянку. Дальше – калейдоскоп. Знакомые официантки, бабымашины вкусные пельмени со сметаной, скачки под фонари, панцирная сетка в поварской, чья- то морда в панцирную сетку в зеркале без поварской и лица, лица, лица…

Фундаментальным, как памятник Ленину, оставался только Толстый, со своею странною особенностью не спать во время наших терапевтических сеансов связи с внеземной цивилизацией. «Кукрыниксы», помнится, подкосили напрочь. Девятую роту пели уже наизусть и пили тоже наизусть, давно не чокаясь.

«Ну, - думаю, - когда коммунист придет- пора сваливать! Ночевать точно не останусь, сил уже нет». «Коммунистом» в городе называли Серегу, пролетария с соседнего, тогда еще живого, завода. Пользуясь привилегией одноклассника хозяина ресторации, он всегда каким-то верхним чутьем вычленял очередную халяву и неизменно на ней присутствовал.

Поначалу пролетарий обстоятельно питался и выпивал, по мере возможности, опережая заданный ритм. Ну, а чуть позже, подбоченясь, и настроив на гостей масляный взгляд, начинал надежно и крепко ругать хозяина за излишне нажитое имущество. Степень преступности кормильца зависела от количества выпитого. «Нет нашей власти, а то бы мы вас...», - проявлял боевой народный дух одноклассник. Гости, включая хозяина, ему сочувственно кивали и не забывали чокаться.

Ключи от машины, Светка, жена узурпатора, никак не отдавала. Я настойчиво мычал про кристальную трезвость, но бесполезность моих усилий читалась в глазах уже милитаризованной, по этому случаю, супруги. В конце концов, хозяин сам принял на себя ношу пьяной борьбы с трезвым мною и забрал ключи себе. Остальное было делом техники. Запросив в сотый раз поставить диск «Кукрыниксов», я пошел подремать, полагая что кукрыникские тексты и треки завершат спиритический сеанс и примирят за одним уфалейским столом и коммунистов, и беспартийных.

Расчет оправдался. Под утро, не стесняясь, вытащил у распластавшегося на столе Толстого свои ключи, получил от заботливой официантки Оксаны в дорогу бутылку с музыкальным названием «Вальс Бостон», бутербродно-огородную закусь и двинулся в сторону госграницы.

Ехал не один. В салоне, из всех динамиков, Таня с Ларкой гениально выводили «Напишу через час», «Наш пароходик..» и любимую мною, на тот момент, «Кадеточку». Пел, как мог, совместно, в голос, от которого точно нарушалась вся гармония древнего иткульского леса. Конечно же, проехал все повороты и понял это когда лесная глухомань немного посветлевшего неба надвинулась так, что дальше уже было некуда. Пока разворачивался – безнадежно улетел в кювет, продавив и поцарапав что- то важное, от чего в салоне запахло бензином. Машина увязла в холодной глине, понапрасну вращая бесполезными колесами. «Эриксон» предал сразу, не показывая ни одной единицы, музыка затихала вместе с ослабевшим аккумулятором. Час точно барахтался, начал замерзать.Стало совсем не до сказки. Даже страшной. «Сожгу машину, - подумал, - погреюсь. Но надолго ли?»

Взмолился, почему-то, не боженьке, интуитивно понимая, что есть кто-то рядом и ближе. «Выручай, говорю, Танечка, - дальше некуда, накрыться могу- бензин, похоже, течет, искра, не дай Бог, да и холод подбирается. Два в одном».

Такая вера была глухая в то, что я сейчас все правильно делаю, и Таня меня понимает и слышит, и не осудит, и выручит. Выручит! Вера была в эту силу ее - мягкую, женскую, но стальную и совершенно немыслимую силу - изначальную, бесконечную, иррациональную мощь всех матерей земли. Так было.

Повернул ключ, завелся на остатках и полез, полез из кювета, сам тому не веря, выбрасывая камни, остатки жухлой травы, палки осенние, комья глины - полез, полез, полез… Доехал потихоньку, дозаправившись утром уже в Полевском. Перед стоянкой тормознулся, помнится. Хлещу «Бостон» этот оставшийся еще, клятый, без закуски и слезы глотаю – откуда же в тебе силища такая, Тань! Откуда? Спасибо, спасибо…

Михалыч, сторож наш стояночный, остановил на въезде, почувствовал старый опер- не в себе я: «Свободен, говорит, сам поставлю – радуйся, что живой доехал. За ключами завтра зайдешь». А я и радуюсь.

«Кадеточка, кадетская любовь, я водку пью, тебя люблю...»