Как в России в Позу ходили

           "Из цикла "Невероятные приключения Расквасова и его друзей"


                РОССИЯ,  1999 год, примерно




                «Весь мир состоит из идиотов, и только мы
                двое блещем  остроумием!»
               
                И. Кальвино,
                Итальяно-сатирик
            

… В «Позе»,  (вообще-то, первоначально и официально, этот бар-кафе-ресторан-клуб назывался «Музой», но потом, по разным причинам, неофициально поменял свое название), всегда стоял тяжкий (с утра и для впервые сюда попавших) запах ресторанного дерева,  табачного и винного перегара. С миазмами вчерашних загулов мощные кондиционеры и озонаторы вроде было справлялись к обеду, однако в   это же время  начинал прибывать народ и миазмы вновь ненадолго сменялись запахами отличной кухни, дорогих духов и сигарных понтов.
Народ сюда приходил разный, артистический и не очень, богатый и интеллектуальный, различных национальностей, вероисповеданий и ориентаций. Словом - веселый.
Ртищев даже предлагал на полном серьезе установить у входа в Позу небольшую эстетическую поделку – предостережение.  Деревянного, пузатого, посаженного на кол мужчину с выпученными глазами. Однако администрация заведения отказалась от идеи, дальновидно посчитав, что однажды деревянного мужчину обязательно заменят под пьяную и горячую руку на какого-нибудь финансового должника.
А скандалов здесь и так хватало. Особенно среди основного, журналистского контингента. Слишком много было их, этих представителей: «знаковых», «культовых», «народных» и «эпохальных» газет, журналов, телеканалов и порталов.
…Сначала это просто газета. Или журнал. Или телепередача. Затем она становиться почему-то «знаковой». Причем называют ее так всегда  сами создатели – «творцы» этого СМИ. «Знаковыми» обычно становятся,  если передача, газета или журнал проскрипят - продержатся первый год.
Следующий шаг  или название – «культовый». И второе название тоже, как правило, дают своему детищу  чаще всего его отцы-основатели. Однако с «культовым» сложнее. Для культа, естественно, нужен не только сам предмет, но и его адепты, так сказать – «культовики»,  поддерживающие нездоровую любовь к вышеозначенному. Их мало, «культовиков».  Обычно это близкое окружение «культового»  СМИ, «из его рук ядащее» - рекламщики-пиарщики, наборщики-уборщики и т.д. и т.п.
 И члены их семей.
Через три-четыре года, естественно, подходит время и для славного эпитета «народный». Все «творцы» кричат, всячески «банкетируют» и «презентируют», славят себя и свой СМИ-предмет, а также артефакты, с ним по пути почему-то  возникшие – юридические службы и агентства, охранные предприятия, казино, тайные публичные дома и оптовые рынки.
Народ, не ведающий своего счастья, безмолвствует.
Проходит еще 5 лет. Ну тут уж, сами понимаете, извини-подвинься - пора  становиться газете, журналу, телепередаче или телеканалу «эпохальным».
Как раз в это время поспевают и награды – обычно это провинциальные аналоги «Оскаров» «Львов» и «Медведей».  Среди награжденных и награждающих знакомые все лица – авторы,  как творческой продукции, так и владельцы  журналов и газет (они же власть имущие и владельцы паровозов и пароходов). Обязательны здесь всяческие жены и другие члены семей – во всех вышеуказанных ипостасях. 
Еще через год всем наигравшимся в медийные игры становиться скучно и они меняют занятие, обычно уходя в вечно интересное и нетленное – коррупционное негоцианство.
…Друга своего и его блистательную подругу Герасим увидел сидящих за столиком в центре зала. Они тихо беседовали. На влюбленных падал  весь свет – и дневной и ресторанный; смешиваясь, он подчеркивал все прелести прекрасной дамы и некую явно начавшуюся  стратегическую поношенность ее собеседника.
« Так тебе и надо... - злорадно подумал Герасим. – Котяра… Ишь, какого бабца себе оторвал…»
-  Ты куда пропал, Макс?
-  Ремонтом болею. Долгоиграющим. С высыпанием по всему телу.
Герасим тут  же  вспомнил, как  долго у него делался последний квартирный ремонт, потому что мастера, солидные мужчины и женщины заболевали странными болезнями – ветрянкой, корью, табачным коклюшем, а один из них даже  подцепил рахит.
- Я вижу, ты вчера устроил вечеринку в пижамах?
- А… Знакомься, Стася… Мой старинный друг – Герасим. Обладает важным мужским качеством – очень не любит всяческие домашние ремонты…
-  Ну кто ж так представляет «старинного друга»? Никакой интриги и надежды на перспективу. Стареешь, брат?
  - Гера! Это ты стал походить на старого  истерзанного  пупса.. Ну- ка, выпей, может помолодеешь… А это – Стася, Разумовская…
Стася красиво, но почему-то  глупо захохотала.
- Понятно… -  выслушав смех до конца, равнодушно сказал Герасим и подумал, глядя на вишневый рот девчонки, что, действительно, старость – это не отсутствие желания. Старость – это когда вот такая прелестная Стася вызывает своей глупостью раздражение…
   Расквасов  огляделся. Народа было мало –  у барной стойки две дымящиеся  никотином  за бутылкой энергетика соплюхи, в темном углу -  знакомая пара старичков-журналистов за обеденным чаем с рюмкой обеденной водки.
За их столиком привычно кричали:
- Жизнь – штука простая! Как на поминках – пришел, выпил, поел, отдал долг и ушел! Вот такой алгоритм! И какое тут «вдохновение»?  Какое тут удовольствие»?
- А вы знаете, Герасим, что 99 процентов всех женщин мечтают стать стриптизершами? – улыбаясь странной улыбкой, спросила Стася. – Хоть раз в жизни? И получить от этого ни с чем несравнимое удовольствие?
- Первый раз слышу…- смятенно произнес Герасим, и почему-то представил сначала Стасю, а потом и свою Наталью на шесте. Заиграл в подсознании «Aerosmith».
 -  Вот вы, отчего получаете удовольствие, Герасим? – продолжала наседать Стася.
- Я получаю удовольствие от всего. Но с каждым годом все меньше и меньше…
- А вы загадывайте желания! Даже маленькие. Они будут сбываться – и вы будете получать удовольствие…
- Загадывать нельзя!..  – воспротивился журналист. - Практически всегда получается все наоборот… и абсолютно безобразно наоборот!
Расквасов знал, о чем говорит. Два года назад в одну из таких же ясных солнечных суббот, он ранним утром,  как обычно, наметил план действий на день и привычно расписал его:
- Позавтракать  омлетом с ветчиной,
- Заехать в банк по финансовым делам,
- Заехать к приятельнице – поболтать,
- Выпить с ней «капуччино» в «Палермо»,
- Заехать в офис к спонсору и все с ним перетереть,
- С ним же не торопясь попить пиво в «Аусвайсе»,
- С ним же пообедать в «Братине» обязательно с куриными пупочками,
- и т.д. и т.п. до 24.00.
Но вместо этого  через семь часов оказался в Париже, в местном полицейском «обезьяннике», с разбитой мордой, ограбленный в ходе случайной встречи с молодыми афропарижанами, без документов, без своих, и, самое страшное -  чужих  и больших денег.
Домой он вернулся через неделю, грязный, сильно похудевший и с огромной клеткой с внутренним радужным попугаем по кличке «Жюв».
Попугая и клетку ему подарили на счастье парижские «ажаны», которые, не смотря на все лучшие французские черты характера: смешливость, жизнерадостность и любвеобильность, грабителей так и не нашли.
Говорящий  французскими полицейскими и арабско-воровскими словечками  «Жюв», был слабой компенсацией взамен утерянных чужих  долларов и евро. Поэтому о дальнейшем и вспоминать не хотелось.
- Я лучше поем.