Ущелье Тигра Панджшер. 3

***
Погибшим в Панджшере разведчикам,
Калмыкову Николаю, разведчику отд. разведбата,
и моим друзьям 1-ой и 2-ой погибшей в Панджшере разведротам

В Баграм мы на вертушке приземлились,
Я и несколько ребят.
Мы прилетели с каравана
Всё плохо, нарвались!
И двоё с нами! Летят…
Убитые в бою солдат…
В г. Газни караванной тропой они шли
Меж скал проходил их там путь.
В ущелье. Взрывными в нас стреляли,
На всех на нас им не хватало пуль!
Их трассера нам небо освещали
Тогда я в девятнадцать лет не знал,
Как от потери крови
Десантник рядом умирал.
Но он, не думая о смерти,
Прикрывал последний наш отход!

Игорь Черных
1994 г.

И снова едем по пыльной, афганской, изрытой рытвинами от фугасов и мин, Панджшерской дороге. Впереди танк с гусеницами от мин, я на БМП с Кислым и Ивченковым. Пыль. От пыли у меня повязка из масхалата на лице, хотя она и не помогает от афганской пыли. Смотришь, слева и справа наша горелая советская техника. «Черт подери, сколько здесь погибло ребят, – пронеслась у меня мысль в голове, – сколько в этом ущелье Панджшера осколков и металла, сколько потерянных жизней». БМП объезжает рытвины то влево, то вправо, качает, как маятник боксёра. Пахнет дизелем, мы смотрим друг на друга, Ивченков хмурится, кричит, чтобы заглушить звук двигателя машины.
Дембель в опасности, я его понимаю, улыбаюсь и киваю головой. Уже две роты мы здесь положили, воспоминания не из приятных. Рядом Пакистан, повоевали «духи» и отдыхать, зализывать раны за кордон, красота! Горы заблокированы, стоят наши посты. Мы строимся, вдалеке слышны взрывы. Мимо нас пролетели крокодилы – Ми-24 – и впереди нурсами обработали ущелье. Я понимаю, для нас стараются бродяги, нам идти туда. Да, дембель в опасности, нам ставит комбат Сулаберидзе задачу – прочесать на границе с Пакистаном ущелье, где «духи» держали прииски по добыче лазуритов и изумрудов, и говорит нам:
– Приказ из центра Москвы – каждому разведчику собрать разные красивые камушки.
Кислый говорит: «На хрена нам это надо?», но комбат это не услышал.
Я опять в дозоре. Перед дембелем идешь по тропе и кажется, что здесь зарыта мина, каждый камень мерещится «духом». Нет, так не пойдет! Я покачал головой влево – вправо, хрустнули позвонки, погладил, как девушку, свой автомат и просто взял себя всем нутром и выкинул плохие мысли из головы. Как и раньше, как всегда. Надо быть хладнокровным и спокойным.
Впереди сопка, стоят наши ребята, вкопанный танк, хорошо укрепились. Иду, смотрю на дорогу. За мной все идут шаг в шаг, ни шагу в сторону. Пот льется градом, жара 50 градусов. Где-то из ущелья по нам раздались выстрелы, пули засвистели над головой. Издалека били «духи», не очень прицельно, а то я бы уже ничего не писал. Слышим как десантура 345 полка с миномёта обстреливает ущелья. Спасибо, братья, спасибо, –выстрелы прекратились, опять пошли «крокодилы», обработали то место в ущелье. Опять вперед! Вглядываюсь в каждый завал камней, смотрю, впереди, как будто в землю закопали много кувшинов, только горлышки торчат. Ивченков мне говорит: «Что за хрень?». Идем очень медленно, страхуем друг друга, у Валеры уже автомат, пулемёт только у Кислого. Я смотрю на пулемёт и на Кислого, намекаю ему – не подведи. «Духов» нет, здесь они что-то копали – добывали, вот они, изумрудные и лазуритные прииски. «Духи» ушли, сапёры осматривают подходы – мин нет. Я насчитал штук десять таких кувшинов. Ротный связывается по рации, мы на месте, фотографируем эти разработки. Приказ собрать красивые разные камни в этом месте, идем дальше по ущелью.

Засада в ночи
***
Посвящается моему самому близкому
и любимому другу Петру

О нас сложили песни,
Есть про нас и стихи.
И как писал невесте
Про Афганские кишлаки.
И знамя здесь – тельняшка,
Штурмуя высоту,
В руке моей автомат и шашка,
Как в том, семнадцатом году.
Горячий автомат
И мы бежим вперед,
И пули, словно град,
Косил ДШК наших рябят.
Еще немножко и бегут
Куда-то «духи».
Свои позиции сдают.
«Ура», – кричат ребята.
За ВДВ.

Игорь Черных
2014 г.

Тишина, даже не верится, что здесь война. По рации нам передают возвращаться назад к технике. Впереди уже граница с Пакистаном. На технике сдаем все камушки в вещмешок и полетит наш вещдок. в Союз, на исследования. А нам приказ идти в горы, блокировать высоту под покровом ночи и наблюдать за ущельем. Мы уходим.
 
Два друга разведчика – я и Ивченков

Был у нас один странный случай. «Зелёнка» Поли-Хумри, завязывается бой. Уже темно, нас не видно, может «духи» спутали нас с другой бандой. Из них кричит боевик по-афгански, наш таджик-переводчик ему в ответ: «Аллах-Акбар, что стреляете?». И, знаете, тишина, мы уходим без боя. К нашему счастью полил дождь, по кишлаку грязь, кроссовки мокрые, ноги разъезжаются, чисто интуитивно закрываешь затвор, но теперь «духи» не обнаружат наших следов. Обнаруживаем нежилой дом и входим в него, готовимся к бою. Но нас никто не тревожит. Смотрим, как мирное население просыпается. Как будто в кино, тебя не замечая.

Ущелье Руха – бездна
 
Я стою и мои разведчики
***
Посвящается моему другу, разведчику
Миндубаеву Харизу Сабировичу,
погибшему 10.07.85 г., Киджоль-Загак.

Не зная страха, шел вперед
Разведчик 3-го взвода.
И за собой ты, подымая весь народ,
В атаку шел ты, не сгибаясь.
Через Саланг и перевал
Все тропы здешние прошел.
Ты место другу уступал,
За ним, дыша, ты в спину шел,
И там внизу в «зелёнке»
Вдвоем сидели под дождем,
И лишь от холода стучали зубы.
И ты сказал – держись –
С улыбкой прошептали твои губы.

Игорь Черных
Афган, г. Баграм, 1984 г.

Нам поставлена задача – блокировать высоту ущелья Руха, там, где из Пакистана проходят караванные тропы и бандформирования моджахедов («духов»). Третья разведрота на хребте, разделились по отделениям, выставляем посты, минируем подходы. Пулемёты ПК на основных подходах, снайперы на выгодных позициях, только что было шевеление и вдруг все стихло, как будто все вымерло. Мы зарылись в скалы, передвижения минимум, только ночью. Ни сигарет, ни огня. Одним словом – задница. А днем жара 50 градусов, плащ-палатка накалена, можно яичницу жарить, только яиц нет. Организм потеет и требует воду, а воды только на глоток и всё. Не знаем, сколько нам здесь сидеть, людей не хватает. Я и Валера Кислицин принимаем решение стоять на постах всем, кроме сержантов и старшин, кто зам. комвзводы, для усиления и проверки постов. Увы, бунт на корабле. Офицеры из своих укрытий головы не высунут, разбираемся сами. Таджики-переводчики опять бунтуют, наши солдаты-старослужащие с ними. Я объясняю: «Будете стоять, иначе нас всех вырежут». Таджик-переводчик говорит: «С нашей роты я стоять не буду, пусть мой молодой таджик и стоит». Мы ему объясняем, что нас молодых было много, а сейчас уже единицы. Дело доходит до драки. Решаем так – каждый взвод решает проблему прикрытия и постов сам.
Спать – не спиться, решили с Валерой Ивченковым и Кислициным поделить ночь на троих, помню, как сейчас, задремал. Помню, засыпал – молния от спальника была на груди, во сне перевернулся, молния оказалась на спине. Очнулся, от того что задыхаюсь в туннеле, воздуха не хватает. Как будто в туннеле Саланг от копоти. Проснулся резко, открыл глаза, спальник у меня был конфискован у наемников с рукавами, я его описывал в первой книге. Руками хочу открыть молнию, а молнии нет. Воздуха становится меньше, духота, пульс зачастил, от автомата уполз, ищу его. Нож всегда с собой. Блин, неужели так глупо в плен. Мозги работают отчаянно и посекундно, правая рука сама нащупывает молнию на спине. Переворачиваюсь и открываю молнию, нож уже в руке. Но никого нет, тишина! Беру автомат и на четвереньках, как ягуар, тихо иду на первый пост. Разведчик спит, рот открыт. Автомат убираю и беру плащ-палатку, накидываешь и душишь борцовским захватом солдата, он царапает руки, а ты еще сильней, передавил сонные артерии, он ногами заерзал и отключился. Конечно, это жестко. Я сейчас это понимаю, потому что я сам – родитель, а там надо учить! Очнулся паренек, глаза оловянные. «Где автомат?» – спрашиваю я. Он отвечает, что не спал. Но, ты же герой! И кулаком в печень, нас жизнь заставляла быть такими. Отпускаю его спать, сам сижу, и совесть гложет, сам таким был. Ладно, говорить никому не буду, это останется между нами. Я его прощу, думаю, и он меня. Утром голова болит, а таблеток нет. Да я и не знал тогда, какая из таблеток может помочь, была контузия головы.
Ночь была холодная, утром на спирту разогрели гречку с тушенкой. Павлухин подползает, говорит, что надо поговорить. Спрашиваю о чем? Он говорит: «Только с тобой». Мы спускаемся, крадучись к реке, я ему говорю: «Ты о чем говорить хотел?». Он, между прочим, КМС по боксу. Он бьет сразу первый хук, война сама нас делала спортсменами. Я интуитивно отклоняюсь, и удар приходится вскользь по челюсти. Он – левой, я – уворачиваюсь, и беру его на подсечку и на удушающий. Говорю ему: «Успокойся, Володя». Его сразу это успокоило. Мы сели на камни, нам уже не страшны враги и снайпера. Я пытаюсь узнать, что за проблемы, а голова раскалывается, и в схватке было желание убить его. В другой ситуации я его просто бы убил, ну и хорошо, что так. В бою можно и пулю получить в спину. А так стали друзьями. Он говорит: «Мы тоже старослужащие, а вы проверяющие». Я говорю: «Володь, будь ты проверяющим, а я буду стоять вместо тебя». Но он умный и достойный разведчик, понимает, что я зам. командира взвода, своих проблем куча. Чешет свой затылок и говорит: «Извини, Игорь». Я ему в ответ: «Ты тоже извини, Володя». Обнялись и побратались. Он говорит, что все его настроили поговорить. Не надо идти на поводу у всех, имей свою голову.
Сейчас, когда уже нет Валеры Ивченкова, Павлухин Владимир и Кислицин Валентин остались рядом со мной. Всегда я чувствовал их поддержку. В боевом строю и в мирное время.
Только поднялся, Ивча уже ругается с таджиком Собзаевым, а рядом таджик Шариф говорит, что они не будут стоять на посту. Я подключился к перепалке: «Конечно, неприятно, – говорю им, – вы можете взять своих молодых таджиков и сами себя охранять». Валера меня поддерживает. Они немножко тупят, но до них доходят мои слова. Они махнули рукой и, зло посмотрев на нас, ушли.
Да! У нас не хватало народа, но надо было выжить и научить молодых выживать. К нам приходило десять молодых разведчиков. А оставалось трое, горы, болезни и пули косили молодой состав. То, что произошло с Павлухиным Володей я не сказал ни Ивче, ни Кислому. Только уже в Москве проговорился под рюмашкой водки. Он завелся: «Ты что не сказал, мы бы его порвали». Да это так и было бы. Как я чистоплюя-дембеля, когда он ударил меня по молодости, держал на прицеле. Еще секунда, и его бы уже не было, но Ивченков Валера почувствовал это и просто сказал «не надо». Я благодарен ему по жизни, что не взял этот грех на себя. Бог нас рассудит, ведь его тоже ждет мать, хоть он и чмо. Но может я дал ему шанс исправиться за свои грехи.