Под сенью старой черемухи

Под сенью старой черемухи
(лирическая юмореска)


По деревенским меркам дед Кузьма и баба Груня довольно мирно доживали свой век. Дети давно разъехались. Большое хозяйство заводить стало незачем. Курей завели больше для души. И, как водится, пес Полкан и кошка Мурка.
В тени раскидистой черемухи во дворе старики провожали закаты, вспоминая былое. И сами собой склонялись друг к другу их седые головы. А черемуха в Баклашах вырастала самосадом, по ветру. Каждую весну возвращая людей в свою юность несказанным ароматом. Эту тишь да благодать временами нарушал лишь один провокатор – петух по кличке Петюнька. Яркий уродился на диво: бело-золотисто-алый. Грудь «колесом». А горластый какой – не заспишься. Ну вот характер выдался «со странностями», мягко говоря. А если грубо – то не хотел топтать своих законных кур, которым относился как к сестренкам. За амурными же делами лазил в соседский курятник. Начиналась шумное побоище с соперником, отстаивающим честь своей территории. Соседи жаловались, что нет покоя от наглеца. Возвращался петух домой еле живой, шумно дыша.
 
Бабка, залеючи, выхаживала его, приговаривая: «Опять дотаскался! А если в своём-то курятнике постарался, так тебе же еще спасибо сказали». Дед Кузьма заходил отдельно, потолковать по-мужски: «Не пойму я тебя, Петька, куры-то у тебя не худые, справные, м-да… Ну, раз, два ради любопытства соседских баб, тьфу ты, кур попробовать – это я могу понять, м-да… Ну чтоб совсем своих баб, тьфу ты, кур, не трогать – это ты чокнутый. Учти, сосед грозился порешить тебя. Последний раз упреждаю, паря.
Стоило петуху поправиться, как он начинал во дворе чудить. Соседи, стучась в гости, просили сначала Петьку-психа спрятать, чтоб не налетал на них вместо собаки. Кошкины нервы тоже не выдерживали дикой какофонии звуков – лая в перемешку с кукареканьем. Она без разбора раздавала оплеухи и тому и другому, чтоб умолкли. После чего борьба за лидерство прекращалась, Мурку побаивались оба. Кошка снова вытягивалась на траве для принятия солнечных ванн в здоровой обстановке.
Однажды дед не выдержал и взялся за топор. Но бабка, почуяв неладное, успела прикрыть Петюньку своим телом, всхлипнув: «Не пушшу! Он же мне родной, не понимаешь ли чё ли? Ну, дурачок, дак чё теперя?»
Вдруг она подбоченилась и недобро прищурилась: «А ты, старый, чем лучше? Себя вспомни, кто к соседке Акульке лазил, а?!» Дед срочно свалил в уборную и не появлялся, пока не стемнело. Хотя баба Груня давно про него забыла, смотрела бразильский сериал, отхлебывая чай из блюдечка.
Надоело петуху быть яблоком раздора между стариками, как-то попробовал он наладить контакт с дедом. Тот покуривал махорку в тенечке. Петька зашёл к нему впереди, явно подлизываясь. Дед это сразу понял, но, усмехнувшись, выпустил в него дым. Тот нарочито громко закашлялся. Зоркая бабка выскочила с полынным веником на крыльцо: «Ты почто опять маво Петюньку забижаешь, а?!»
Деда Кузьму как ветром сдуло, схватился за ведра – и на Иркут!
А Петюнька уткнулся бабе Груне в передник сглотнуть обиду: «Ну чем я не такой уродился, а, бабуля?..»
Шаловливый ветерок легонько дунул на черемуху. С ее нежных гроздьев полетели, кружась, невесомые белые лепестки на Муркина пузичко, на зеленую траву…
То ли юмореска получилось, то ли ностальгия по детским Баклашам, которых давно нет и никогда уже не будет. По-моим Баклашам сквозь черемуховую метелицу канувших лет…

***