Глава 5. Свидание

Снег, искристо-синий в свете полной луны, хрустит и поскрипывает под подмётками стареньких Веркиных валенок, выдавая свою хозяйку. Девушка бежит, оглядываясь, бойко огибает деревянный каркас детской горки в проулке и тихонько приседает под заснеженными ступенями лесенки, таясь от догоняющего её кавалера.
Запыхавшись от шуточной погони, она скидывает с головы заиндевелую от мороза шаль и распускает растрепавшуюся тяжелую косу. Веркины волосы и ресницы вмиг окутывает белёсая испарина от жаркого дыхания, превращая девушку в снежную сказочную принцессу. Она замирает, скрестив руки на груди, пытается успокоить ошалелое от радости и бега сердечко и про себя повторяет лишь одно слово, бьющее в виски горячей удушливой волной :
— Милош... Милош... Милош...
 
— Вот ты где! — восторженный крик молодого человека прерывает её томное одинокое умиротворение. Милош тут же заключает беглянку в крепкие объятия, из которых девушка даже не пытается вырваться. Еще мгновение, и их губы замирают, нечаянно соприкоснувшись, их тела несмело дрожат, не желая отрываться друг от друга, терпеливо сдерживая порывы, неведомые доселе.
Волосы Веры тёмной рекой растеклись по упоптанному снегу детской площадки, её щеки горят под неуёмными губами Милоша, поцелуи которого уже настойчивы и нежны. Девушка вдруг замирает, судорожно сжимаясь в комок, всем своим телом прижимается к любимому, и крупные слёзы, словно яркие зимние звёзды,  сверкают в её глазах.
 
— Ну, что же ты плачешь, Вера? — успокаивает девушку Милош, гладя её тёплой рукой по мокрой щеке.
— Родной мой, хороший... — шепчет Вера. — У нас всего несколько дней, как же я потом буду без тебя?
— Я приеду на всё лето! Ты ведь будешь ждать? — Милош вопросительно вздёрнул густые брови и полез в потайной карман пальто.
— Смотри, что я тебе из города привёз!
И вот в руках Веры блестит жестяными раскрашенными боками небольшая баночка леденцов-монпансье с причудливым цветочным узором на крышке.
Восторгу девушки нет предела! Вера вспомнила, как в одном из писем она призналась Милошу, отвечая на его вопрос о новогоднем подарке, что никогда не пробовала таких конфет, и вот ведь — он не забыл и привёз!
— А давай вместе попробуем? — предложил Милош, торопя Веру открыть расписную коробочку.
Вера накинула шаль, поёжилась, переминаясь от холода с ноги на ногу, и, выудив из банки блестящий жёлтый леденец, уж было почти донесла его до своих губ, но, взглянув на кавалера, умилительно наблюдающего за процессом, протянула конфету ему. Милош осторожно взял сладость губами из рук девушки, оставив взамен легкий игривый поцелуй на тонких и озябших Вериныx пальцах.

Замешкавшийся зимний вечер сменился луноликой яркой морозной ночью. Снег сверкал тысячами кристаллов, переливаясь под лунными бликами. По безлюдным улицам влюблённые неспеша гуляли в обнимку, тихо беседуя. Иногда они таились в тени огромных сугробов или домов и долго целовались, наслаждаясь друг другом. И не было тогда в мире, как им казалось, людей счастливее...
 
Через пять дней Милош уезжал. Он строго-настрого запретил Вере провожать его, объяснив, что ему будет так легче. И снова только зимняя ночь была немым свидетелем их последнего свидания. Убывающая луна уже не старалась высветить все проулки и оставила Вере и Милошу много местечек для уединения и страстных поцелуев.
Уже было далеко за полночь, когда Вера, замёрзшая от долгой прогулки, всем своим худеньким телом прижалась к юноше и задрожала. А он, почувствовав её озноб, изо всех сил старался согреть любимую, растирал ей руки и щёки, покрывая их бесчисленными теплыми поцелуями.
— А у нас сегодня банька топлена, — вдруг зашептала Вера, увлекая за собой Милоша. — Пошли, пока совсем не выстыла!
В темноте душного предбанника, пропахшего прелыми берёзовыми вениками, Верка, едва высвободившись из объятий любимого, оставила в его руках старенькую свою шубейку. Девушка на миг исчезла и тут же вернулась, скрипнув крышкой сундука, с большим ватным одеялом, открыла низенькую банную дверцу и шепнула Милошу :
— Ты только отвернись, я скажу, когда можно...

Они проснулись уже под утро. Оно принесло с собой колкую снежную кутерьму: неуёмная метель барабанила в маленькое оконце, брякая треснувшим стеклом наружной рамки, выгоняя парочку на зябкую студёную улицу. Вера вскочила, впопыхах одеваясь. Она старалась не смотреть на возлюбленного, стыдливо отводя глаза. В её голове яркими вспышками мелькали моменты прошедшей ночи, бесчисленно повторяясь, как по кругу, они мутили девушке разум, заставляя повторить всё вновь. Как же ей хотелось остановить время, отсрочить отъезд Милоша и снова, многократно и безропотно погрузиться в пьянящую негу его объятий и забыть обо всём.
Жаркое прощание в тесном предбаннике было спешным. Вера и Милош договорились, что он уйдёт первым, а она за ним следом. Девушка заметно нервничала: у колодца брякали вёдра — это мать возилась, спозаранку обряжая скотину. Прикрыв дверь за Милошем, она еще несколько минут, глубоко всхлипывая, простояла, прислонившись к гладкой тёсаной стене, повторяя напутственную молитву вслед любимому. Запахнув шубейку на груди, она, осмелившись, выскочила в метель, прихватив жиденький банный голик.
За заметанием следов и застала Веру мать, завернувшая из стаи к бане за тёплой водой. Следочки были неглубокими, и девушка бойко справлялась, почти выметя дорожку до дома.
— Верка! — бросив ведра в снег, мать всплеснула руками. Она никак не ожидала встретить дочь в такую рань на улице, будучи уверенной, что та уже давно нагулявшись, спит на печке за занавеской.
— Мамочка! — растерянно заголосила Верка, падая матери в ноги. — Ты только тятьке не говори!
Безудержные слёзы залили лицо девушки, она раскраснелась и посмотрела на мать умоляюще.
— Было у вас чего? — Таисия Андреевна чувствовала себя палачом, склонившимся над жертвой в ожидании сигнала к казни. Её нутро переполняла ярость и злость от поступка, содеянного дочерью, такого поспешного и необдуманного. Матери предстояло решить сейчас, каким будет наказание, о последствиях она боялась и думать.
— Было, говорю, чего?— голос Таисьи Андреевны задрожал, переходя на шёпот. Молчание дочери стало немым признанием и вконец вывело женщину из себя, она присела в снег, тут же на бровке, рядом с плачущей Веркой,  и сама зарыдала от бессилия.
— Было! Мамочка, всё было! — захлёбываясь слезами, выкрикнула Вера.
— Ой! Молчи- молчи, дура! — мать, что есть силы, размахнулась, и девушка тут же закрыла горящую от резкой боли щеку рукой, как будто протрезвев от захлёстывающей её любовной лихорадки, перестала плакать и посмотрела на мать.
Седые волосы Таисьи Андреевны растрепались от метели, она и не думала их убирать под шаль, окамeнело сидела, согнувшись,  и выцветшие глаза её затуманились от слёз.
— Беги домой да на печке схоронись, — чеканя каждое слово, безразлично приказала ей мать. — Видеть тебя не хочу, бесстыжую! Кто ж теперь и замуж тебя, порченую, возьмёт! Вишь, удумала подолом трясти, вот узнает тятька — дурь -то из башки выбьёт!
 
Уже лёжа на тёплой печке, Верка гадала, как ей повезло не столкнуться с  отцом. Мягкое пронизывающее тепло растеклось сонной дрёмой по всем её клеточкам, сморило и убаюкало, унося в страну сладких грёз.